Гелиос Бубнов Роман
До появления Глиницы сюда ссылали на исправительные работы всех арестованных за проступки и неповиновение членов ИВК, а также радикально настроенную «молодежь», дезертиров и разбойников мелкого пошиба. Попробовав вкус свободы, возвращаться под военную диктатуру уже никто не хотел.
После «реформ пятого года», в частности обнародования декларации об индивидуальном праве выбора образа и места обитания, практика принудительных ссылок была окончательно упразднена.
Тем не менее в Ос-Фау-И-Авука ежедневно приезжали колонисты со всего полушария, как свободноживущие, так и находящиеся в отгулах офицеры различных рангов из ИВК и ЮКЛ – чтобы расслабиться, насладиться искушениями, купить или продать запрещенные препараты, сделать ставки на постановочных боях с пойманными Кута-Мамачи.
С послабления командования гарнизонов Совет Общественного Права, переименованный позже в Объединенный Совет, закрыл глаза на происходящее, и селение в некотором роде негласно получило статус «вне закона». За некоторыми исключениями.
Официально запрещено было:
– торговать боеприпасами, мощностью класса «А» и выше;
– участвовать или содействовать браконьерству (по избранным категориям);
– разрабатывать любые виды и формы химического или биологического оружия;
– совершать преступления против личности;
– заниматься работорговлей, в каких бы то ни было проявлениях;
– формировать радикальные группы, направленные против военной системы, мира и безопасности колонии.
В качестве гаранта исполнения закона «на местах», в селении действовал автоматизированный полицейский патруль прямоходящих дройдов. В случае фиксации правонарушения, наказание применялось незамедлительно. Расстрел.
Постоянное население Ос-Фау-И-Авука, согласно устаревшей переписи, состояло примерно из четырехсот колонистов, пары сотен аборигенов-кочевников Алрейцев и нескольких десятков Зэрлэгов, диких жителей Красного леса Пирос-Эрдей.
В соломенной полуразвалившейся хибаре, под завязку забитой как полезной, так и абсолютно бессмысленной ветхой утварью, было пыльно, душно и чрезвычайно жарко.
Сломанный кондиционер четвертого поколения, работавший на гелиевом хладагенте, безжизненно висел на стене. Их перестали выпускать на Гелиосе еще двенадцать лет назад.
Пришедшие им на смену системы туманообразования были намного экологичнее и мощнее, особенно при работе под открытым небом.
В торговой лавке такого устройства не было. Зато было полно куч выцветшего потрепанного барахла.
Последствия продолжительного пребывания в замкнутом пространстве на Эспайере, унификация потребления и невозможность накапливать и обладать имуществом привели многих к состоянию, пограничному с патологическим накопительством. Люди бессистемно несли в жилища и сваливали в кучу всевозможные вещи обихода, но большую их часть не использовали никогда.
В ход шло все, так или иначе представляющее ценность: одежда, украшения, защитные доспехи из кожи и металла, патроны, медикаменты, очищенная питьевая вода, работающие платы с микросхемами, самодельные дройды, средства передвижения, аккумуляторные накопители, спирт, запчасти катеров и даже фрагменты найденных упавших беспилотников.
Трое беспокойных аборигенов уже несколько раз пытались вклиниться в жаркий спор между тучным потным хозяином лавки и посетителем с «азиатскими» чертами лица. Но каждый раз слышали в ответ лишь недовольный крик. Они очень спешили, но вынуждены были дождаться своей очереди.
Странник-азиат, больше похожий на охотника-отшельника, пытался принудить торговца к сделке на своих условиях:
– Я говорю тебе, Стикс. Это хороший бартер. Упырь в идеальном состоянии, громкий, с характером, третьей стадии разложения, – странник пнул пошевелившийся деревянный ящик на полу, похожий на гроб. – Тише, горгулья!
– Ты пойми меня, Юанджун, – возразил пузатый хозяин, невысокого роста с шрамом на пол щеки. – Ты хочешь слишком много. Твой «друг» не стоит того, что ты за него просишь.
– Хорошо, шеф, твоя правда. Я добавлю к сделке вот что, – Юанджун вынул из кармана обернутую в полиэтиленовый пакет отрубленную фалангу пальца аборигена Намгуми. – Чистый нал. Тут около трех-четырех тысяч маки-мани[19].
– Тише-тише! – начал озираться по сторонам толстяк, а потом подмигнул отшельнику. – У железок слух, сам знаешь какой. Этой чернухе тут не место, я в такое не залажу, ты меня знаешь.
– Будет тебе, старик, все законно. Этот простофиля задолжал мне на тотализаторе, – азиат перешел на полушепот и вытащил из-за пазухи завязанный на узел мешочек. – Ладно, вот. Золотой жемчуг. С самых глубин мертвого моря.
– Ты псих, Юанджун. Где ты это берешь? Хотя нет, не хочу знать! – Стикс смахнул ладонью-лодочкой «контрабанду» к себе за стойку. – Хорошо, я согласен! Только в будущем мне это добро здесь не выкладывай. Есть специальные шумонепроницаемые комнаты.
Довольный сделкой хозяин скрылся в подсобке.
Странник повернулся к Намгуми:
– Сегодня мой день, чучела ряженые. Мой день! Ничего вы не понимаете, – отшельник плюнул в пол и махнул на аборигенов рукой.
Прилагая значительные усилия, торговец выволок из кладовой тяжелый сгусток металлических трубок:
– Твоя часть сделки, Юанджун.
– Превосходно! Все работает? Не глючит?
– Нормально. Сломается – сдашь по гарантии в пункт металлолома.
– Остряк! Помоги лучше примерить.
Толстяк помог контрабандисту нацепить Panzer 300 – давно уже снятый с производства мобильный экзоскелет верхних конечностей средней весовой категории. С активным источником энергии эти устройства интенсивно эксплуатировались на Эспайере во время демонтажных и сварочных работ. В военных целях на Гелиосе экзоскелеты не нашли своего применения, и их быстро списали, сняв даже исправные действующие образцы с сервисной поддержки.
– Зачем он тебе, ума не приложу?
– Если я тебе скажу, Стикс, нам обоим «кирдык», – азиат провел пальцем по горлу.
– Другого от тебя я и не ждал.
С помощью голосовой команды странник включил питание, поднял экзоперчаткой с приемной стойки железный звонок-колокольчик и молниеносно сжал его в комок. Металлический хруст заставил хозяина занервничать:
– Слышь, друже, полегче!
Азиат не по-доброму рассмеялся и выбежал вон. Хозяин пришел в себя и обратил внимание, наконец, на аборигенов:
– Парни, что вы хотели?
Несколько секунд Илиокрийцы стояли неподвижно. Затем тот, что самый худой, не говоря ни слова, выудил спереди из набедренной повязки сложенную белую бумажку и вручил ее торговцу.
– Эй, ты ее откуда там достал? Хоть не из причиндал своих?
Развернув спрессованную втрое записку, толстяк прочитал написанный от руки на английском языке текст: «Бета-Лактам № 10».
Дешевые, но сильнодействующие высокоэффективные антибиотики пенициллиновой группы, выпускавшиеся ИВК в форме пахучих полосок-блокаторов на воротники верхней одежды, аэрозоля для помещений и упаковок для приема внутрь по 10 таблеток в каждой.
– Ага, – хозяин лавки сразу уловил подоплеку дальнейшего диалога. – Заболел кто?
– Лекарства! – с едва понятным акцентом произнес худой, потом снова вытащил из-за пояса еще один сложенный уже в трубочку лист и протянул Толстяку.
– Земляк, у тебя там склад, что ли? – почесав шрам, торговец высыпал из листа на ладонь несколько переливающихся красивых полупрозрачных камней.
– По рукам! – не скрывая восторг, хозяин мигом потряс протянутую зеленую руку своей маслянистой пятерней. – Один момент!
Выдав пыльную завалявшуюся упаковку медикаментов, хозяин толчками живота выгнал аборигенов на улицу:
– Все парни, лавочка закрыта! С вами приятно иметь дело! Обязательно приходите еще!
Хусма Мастрина, худощавый долговязый Намгуми, откупорил упаковку «Бета-Лактам». Ровными неподвижными рядами «сидели» вдавленные в фольгированную пластину десять шаровидных таблеток со скошенными краями.
Он и его соратники по деревне, Вовет По и Тернак Чурвачи, были охотниками по духу и друзьями по жизни.
Отправиться в торговое селение их вынудила необходимость. Кинята Мастрина, жена Хусмы, подхватила от «залетных» рыбаков устойчивый к отварам воздушно-капельный вирус и слегла с тяжелой лихорадкой.
Знакомая семья свободноживущих колонистов из Уа-Сиаб-Сенним посоветовала Хусме раздобыть лекарство в Ос-Фау-И-Авука и написала название на бумаге.
Именно для этой задачи он пригласил в поход своих закадычных друзей из Хали-Акупса, чтобы совместными усилиями повысить шансы задуманного предприятия на успех. Для опытных Нойрами речного пояса тысячекилометровые сплавы по Муфула-Кумчиниа были привычными и посильными.
Но на этот раз, в условиях острой нехватки времени, предстояло совершить невозможное.
На пике волнения и тревоги, Хусма Мастрина был решителен как никогда:
– И-ик Тарак-си. Лан Па Ве-ес![20]
Нужно было торопиться. Предстоял опасный, изнурительный многодневный марш-бросок по реке до дому. Каждая минута промедления могла стоить Киняте жизни.
Хаос в яйце
01:21 UGT
Медицинский блок для высокопоставленных лиц при командном пункте ИВК в двухстах километрах к югу от месторождения гейзеров
4-е астрономические сутки после глобального сбоя в работе системы спутниковой связи
Голосовая команда запустила голографический видеоролик, снятый с камеры наружного наблюдения.
На широкоугольной панорамной картинке точечный объект, двигающийся на большой скорости прямо в центр ветрогенератора, за мгновение до удара был схвачен с догоняющего Авиона пучком рыболовной сети и подброшен вверх.
– Полный улет, отец! Можно я скачаю себе в профиль и ребятам скину через Экстранет в южный лагерь? – Сэм по-детски посмотрела в глаза седовласому статному мужчине с идеальной военной выправкой, стоявшему рядом с ее койкой-кроватью.
В окрашенной в белый цвет медицинской палате находились четверо: одетая в легкую сорочку полусидячая девушка, генерал Файервуд, главный военврач и роботизированный хирургический дройд-ассистент Garvey-009.
– Озвучьте результаты сканирования при поступлении пациента! – Самсон Доминик Файервуд не сводил глаз с девушки. Ни единый мускул на его лице не говорил ровным счетом ничего о его настроении. Злился он или нет – непонятно.
Человек он был холодный, расчетливый, умеющий подчинять других и отстаивать свой авторитет. Его ум был остр, а слово – крепким. Люди ему верили и шли за ним, сначала на Эспайере, а теперь и на Гелиосе.
– Легкое сотрясение мозга, – как по приказу рапортовал военврач, очень молодой, но юркий, на вид лет тридцати – тридцати пяти. – Перелом большеберцовой кости, повреждение пяточного сухожилия, разрыв икроножной мышцы, разрыв подколенной вены, разрыв сгибательных сухожилий…
– Достаточно! – низким басом сухо оборвал его генерал, а после, приподняв руку со сжатым массивным кулаком, словно разъяренный джинн, вырвавшийся из лампы, заполнил гневным криком весь кабинет:
– Долго мне еще мириться с твоими выходками?! Ты же меня перед всем личным составом позоришь!
Военврач побелел от страха, хотя он был ни в чем не виноват. Дройду было все равно.
– Отец, прости, я не специально, – Сэм потупила взгляд и сделала губы бантиком, как маленькая девочка, нарочно манипулируя родительской жалостью.
И да, это сработало.
Срабатывало раньше и будет срабатывать еще много раз. Такова человеческая природа. И неважно в какой звездной системе и в каком веке ты родился.
Самсон Файервуд сразу обмяк и подобрел, сам от себя того не ожидая, а после спокойно и ровно уточнил:
– Текущее состояние пациента?
– Стабильное, удовлетворительное. Все необходимые манипуляции проведены в соответствии с типовым регламентом. Угроза жизни и здоровью отсутствует. Пациент полностью здоров. Протокол…
– Спасибо, майор. Вы свободны.
Военврач приставил ногу к ноге, вытянулся и счастливый, что легко отделался, пулей умчался вон.
Уровень медицины существенно поднялся за время колонизации Гелиоса. Почти втрое улучшились показатели скорости выращивания био-синтетических тканей. Вирусологи совершили прорыв в изучении токсического воздействия органических паров Иав-Фадама и выработали противоядие[21].
Вот и сейчас. Прошло всего 4 часа после жестокого нападения Драка, а все последствия этой неприятной встречи уже канули в прошлое.
Столешница с инструментами едва заметно подпрыгнула, разбавив идеальную тишину звоном соприкоснувшихся разноцветных бутыльков. Сэм напряглась:
– Землетрясение?
– Нет, мы еще в воздухе. Шторм нагнал полчаса назад.
Файервуд присел на кушетку, и девушка наклонила голову ему на плечо:
– Отец, я очень испугалась.
– Сэм, пойми, я переживаю за тебя. Очень сильно. Не хочу однажды опоздать и увидеть то, к чему не готов. Ты слишком часто и слишком напрасно рискуешь.
– Но ты же спасешь меня? Всегда-всегда?
– Всегда-всегда.
– Можно мне копию файла, чтобы похвастать ребятам?
Генерал медленно встал, обошел кровать, приблизился к двери:
– Спутниковый Экстранет «висит» уже четыре дня. Ты сама прекрасно знаешь. Теперь, что касается видеозаписи – ее ты не получишь.
– Но…
– На следующей неделе ты собиралась отправиться в палаточный спортивный городок в ЮКЛ на соревнования. Так вот, – Файервуд сделал паузу. – Ты никуда не поедешь. Ты наказана на месяц.
– Но…
– Это мое решение и оно не обсуждается. Я тебя очень люблю. А ты держишь меня за марионетку, которую за веревочки можно дергать, чтобы прощения сыпались. Вырастешь, будут свои дети, поймешь меня. Это все.
Генерал хлопнул дверью и вышел. Немного зависнув, но тут же придя в себя, Сэм уставилась на робота:
– А ты, кофеварка на колесах, никогда этого не поймешь. Не будет у тебя детей.
Но дройд так и не подал ни единого признака жизни. Он точно знал, когда лучше промолчать.
Быстрым шагом Файервуд преодолел лабиринт извилистых коридоров. Встречавшийся на пути персонал официально приветствовал высокого начальника. Те, кто сидел, – вставали со стульев, кто шел навстречу – кивком головы и фразой «генерал, сэр» провожали его взглядом.
Авторитет командующего был непререкаем. Подчиненные уважали его за смелость в принимаемых решениях, ответственность, которую он всегда брал на себя, за справедливый подход и холодный расчет в конфликтных ситуациях.
Именно по его приказу, много лет назад была проведена внеплановая инспекция флагманского боевого крейсера и выявлена неисправность в электропроводке запуска баллистических ядерных торпед, чудом не унесшая тысячи жизней.
Благодаря Файервуду на пятом году после высадки на Гелиос экипаж Эспайера пережил период смуты и всеобщую колониальную депрессию. Именно генерал составил и утвердил декларацию об индивидуальном праве выбора образа и места обитания для каждого колониста.
Кто хотел сохранить место в военной системе – остался. Те, кто мечтали жить обособленно, устали от иерархии, металлических стен и запретов на свободу деторождения, – были уволены со службы.
Общество разделилось, но сохранило лицо.
Главное, генералу удалось избежать гражданской войны.
В рамках стимулирования полезного труда и предотвращения утечки мозгов была реализована балльная экономическая кредитная модель – так называемая система услуг и технологичных поощрений Metropolis-2147.
Каждый колонист или Намгуми, зарегистрированный в базе данных ИВК, мог выполнять значимые для Центра поручения: организовывать промысловый отлов и последующую обработку летучей рыбы, трудиться на строительстве и ремонте периметральных ограждений, патрулировать территорию, обслуживать ветряной парк и прочее.
В зависимости от объема и ценности выполненный труд тарифицировался по ранжированной модели премирования.
Виртуальные баллы – квалификационные кредиты – начислялись в электронную личную карту на удаленном командном сервере, а снимались по приложенному к сканнеру отпечатку пальца в едином обменном центре.
Баллы можно было тратить на сервисные услуги и препараты, бесконтактную стоматологию, помощь при родоразрешении, пищевые добавки и эко-витамины, упаковки антидота Citoсhrom-X, питьевую воду, батареи, запчасти, детские принадлежности, а в особых случаях – паже на оружие и боеприпасы.
За кредиты можно было приобрести практически все, включая кибернизированного секс-дройда. Но популярностью они не пользовались. Более того, официально были зафиксированы случаи спаривания людей с Намгуми. Разумеется, без деторождения.
Двое вооруженных постовых охранников расступились, и, пройдя через автоматически открывшиеся двери, генерал очутился в оживленном помещении командного пункта с большими панорамными окнами и десятком сидящих операторов, уставившихся в моргающие экраны.
Сильный ливень безжалостно хлестал по тонированным стеклам, то и дело вспыхивали цепочки молний.
– Офицер на мостике! – прокричал первый заметивший полковника человек.
Все как по команде встали со своих мест.
– Вольно. Алисия, какого черта у вас тут творится?
Первый помощник, Алисия Джералдин Берк, подошла к генералу вплотную. Ей было пятьдесят пять лет. Родилась она вместе с Файервудом на Эспайере, с разницей в несколько месяцев. Они одновременно закончили офицерские курсы, вместе углублялись в тактическую специальность, а позже вдвоем проходили переподготовку по дисциплине «Навигация и военная стратегия в условиях колонизации и контактов третьей степени».
Алисия была влюблена в Самсона. Много лет они встречались. Но, как это часто бывает в жизни, однажды он ушел к другой, более молодой и независимой.
В 39 лет, еще будучи тогда полковником, Файервуд подписал регистрационный акт вступления в официальные отношения с 16-летней девушкой Элизабет Офелией Уорд. Через год, в обход строжайшего запрета на естественное оплодотворение, у них родилась Саманта. Генерал ждал сына, но дочь полюбил без памяти.
Надо отдать должное Алисии, как мужественно она пережила этот разрыв. И как она смогла найти силы продолжить службу под началом когда-то дорогого ей человека, совершившего, по ее личному мнению, предательство.
Но и здесь не все так просто.
Институт брака на Эспайере был замещен практикой пятилетних контрактов с правом пролонгации по обоюдному согласию. Подобная модель крайне положительно себя зарекомендовала в плане прочности и, одновременно, гибкости отношений, которые, в случае увядания, не сохранялись, вопреки здравому смыслу или групповому порицанию, во что бы то ни стало.
Самсон Доминик Файервуд считал, что их отношения с Алисией себя изжили, и по истечению срока контракта, сполна исполнив все свои обязательства, продолжил строить личную жизнь за пределами распавшегося союза. Это было среднестатистической нормой.
– Генерал, сэр. Разрешите доложить. Очень сильная турбулентность. И еще, – она помедлила, не решаясь выпаливать плохие новости все сразу. – Мы потеряли один ветрогенератор и вспомогательную подстанцию.
– Жертвы среди личного состава, раненые?
– Никак нет!
– Что произошло? Удар молнии?
– Так точно!
– Вольно, – генерал подошел к рулевому оператору, «колдующему» над сенсорными виртуальными рычагами. – Гомер, что со стыковкой, почему так долго?
Очередная воздушная яма сильно встряхнула всю платформу. Парящая Северная Станция зависла в нескольких десятках метров над посадочной площадкой и в данный момент аккуратно, метр за метром, снижалась, чтобы идеально совместить при контакте все функциональные точки и узлы с сервисными помостами и дебаркадерами на поверхности.
Громадная взлетно-посадочная площадка представляла собой жесткую амортизационную конструкцию высотой несколько метров, установленную на вычищенной равнине у самого подножия горного хребта Мапири– Экселис, усеянного огромными ветрогенераторами.
Идеальное с точки зрения географии место для выработки энергии, в котором преобладала ветреная погода. Ведь именно здесь, в нескольких десятках километров от скопления гейзерных источников, заканчивались несколько скоростных воздушных потоков, разбивающихся о скалы.
Установленный на станции термоядерный двигатель Рубакова-Эддингтона, один из трех, некогда снятых с Эспайера, вышел из строя и починке не подлежал. Его должны были вот-вот заменить на привезенный с южного лагеря действующий аналог, но процесс демонтажа «с той стороны» всячески затягивали.
В случае враждебной атаки аборигенов, потопа или землетрясения мобильность Северной Станции обеспечивала выживаемость центра репродуктивной генетики, запасов яйцеклеток и части военной мощи.
Перемещения по воздуху осуществлялись редко, в основном в тренировочных целях, а во время ночных ураганов взлет был запрещен и вовсе.
Пара слов о командовании.
Большинство членов руководящей элиты получили себе отдельные дома в Never Utopia[22] – так называемом поселке повышенной комфортности, построенном у горного озера Амсу. Примечательно оно было тем, что на него часто наведывались Даббары, а процесс купания и питья воды небесными китами завораживал даже видавших виды самых чопорных «солдафонов».
Чуть западнее поселка биологи вырастили участки модифицированного невысокого хвойного леса, полностью пригодного для отдыха и времяпрепровождения, а также декоративные папоротниковые и оливковые рощи.
Здесь же, вдоль озера Амсу, проходила южная граница ИВК.
Оставшаяся по другую сторону озера деревня Паривара-Фарлига, с добродушными и безобидными Илиокрийцами, совершенно безразличными к людям, в состав Конгломерата войти наотрез отказалась.
«Отдыхать на отпуск» летали на остров Армастан, также известный среди колонистов, как Остров Любви. Внимание привлекали не только рельефный колоритный пейзаж, бунгало и проплывающие мимо айсберги, со спящими на них полярными животными и кричащими пеликанами и чайками. Главной достопримечательностью считалась растрескавшаяся исполинская каменная голова с туловищем, похожая на бюст агрессивного существа человекоподобного типа, с рогами и крупными ноздрями.
Немногие знали, что в переводе с языка Намгуми «Армастан» означал «Остров смерти» и пользовался среди коренных аборигенов дурной славой.
По старинной легенде, еще во времена двух океанов крупное скопление древних плебеев между заливом Питто-Пун и проклятыми горами Мапири-Экселис, насчитывающее сотни тысяч семей, было разбито более сильным неизвестным врагом. На порабощенных жителей устраивали регулярные облавы. Детей забирали, чтобы съесть. Пойманных мужчин ссылали на остров, как на каторгу. Никто не возвращался.
Вымирающая Нкау-Уас-Гита осталась единственной в левом полушарии деревней, жившей в вечной многовековой скорби и не вступавшей ни в какие контакты с внешним миром.
На мгновение все экраны погасли, но сразу заработали вновь. Молния ударила в громоотвод башни Командного Центра.
– Гомер, черт бы тебя драл, сажай уже нас, – выругался генерал.
Усатый полноватый оператор с длинными волосами произвел несколько движений вдоль голографической модели сигнальной цепи устройства подъемной тяги:
– Готово!
Желудком генерал ощутил чувство легкости, как если бы он опускался в скоростном лифте.
Платформа обрушилась вниз, вгоняя все свои цокольные выступы в соответствующие им углубления, и благодаря силовому укреплению амортизаторов, плавно затормозилась и закрепилась на площадке.
Файервуд не скрывал восторга:
– Отличная работа, Гомер. Я проставляюсь. Внимание, вахта! Группа связи остается на своих местах, остальные свободны.
Народ быстро покинул свои рабочие позиции. Генерал подошел к инженеру связи:
– Лейтенант Эдвардз. Соедините меня с ней.
– Простите, сэр, с кем? – растерялся совсем еще молодой прыщавый специалист.
Самсон недовольно нахмурился:
– С моей бывшей женой, шутник.
Черный космос
01:33 UGT
Геосинхронный спутник дальней связи Globus-А 213
К западу от космической обсерватории Эспайер
4-е астрономические сутки после глобального сбоя в работе системы спутниковой связи
Миллиарды звезд в сотнях недосягаемых галактик на бесконечном темно-синем небосводе. Сколько нужно жизней, чтобы посетить и изучить хотя бы, скажем, число планет, кратное количеству пальцев на руках?
За 43 года межзвездного дрейфа Эспайеру удалось собрать и систематизировать больше полезных данных, чем за два века интенсивных космических наблюдений и исследований с поверхности Земли.
Так, например, подтвердились гипотезы об отсутствии пригодных для колонизации массивных планет в ближайшей звездной системе Проксима Центавра, которая была расположена примерно в четырех световых годах от Земли.
Ее «соседи», Бернард, Аль-Садира, Луман 16 и Росс 154 оказались еще более безжизненными и холодными.
Другое дело – солнцеподобная звезда Тау Кита, расположенная в южном полушарии звездного неба на расстоянии примерно двенадцати световых лет от Солнечной системы. Гелиос оказался наименьшей из пяти экзопланет, вращающихся вокруг нее на стабильной, близкой к круговой орбите.
Возникновение здесь жизни ученые связывали с версией ударного столкновения с крупным массивным объектом, которое произошло миллиарды лет назад. Радиоизотопный анализ двух естественных спутников – люди присвоили им имена Франциско и Фердинант – относил их по возрасту примерно к тому же временному периоду.
Но все равно эта гипотеза оставалась пусть и точной, но догадкой.
Люди действительно преуспели во многом – поняли Ньютоновскую физику, вывели теорию относительности, опустили черпак любопытства в чашу с квантовой физикой, квантовой гравитацией.
Но двери к самым главным вопросам так и остались закрытыми.
Почему? Кто? Зачем?
Ученые Эспайера верили в теорию Большого взрыва, случившегося из некоей начальной сингулярности. Но кто, почему и зачем его запустил?
Чтобы «пощупать» другие галактики, нужно было кардинально менять существующие технологии. Термоядерные импульсные двигатели на станции могли развивать максимум одну третью скорости света, не более 77 тысяч километров в секунду.
И если путь до звездной системы Тау Кита занял чуть больше сорока лет, с учетом полугодового торможения, то до ближайшей к Млечному Пути галактики Андромеды путешествие продлилось бы минимум девять миллионов лет.
Каждый раз, глядя на «дом детства», она задумывалась об этих абстрактных и непостижимых вещах. После капитального демонтажа большинства технических модулей и жизненно-важных узлов, Эспайер превратился в орбитальную обсерваторию, с оптическими, рентгеновскими, ультрафиолетовыми и гамма-телескопами, выполнявшую проекты научного назначения.
Закончив размышления, Элизабет выдохнула так глубоко и протяжно, что стекло скафандра запотело:
– Ты издеваешься, Джазз? Поставь нормальную песню из коллекции Ретро-4 или Классика-1, не надо этой отсебятины!
В наушнике зазвучала певучая романтическая мелодия.
Находясь в открытом космосе девятый час подряд, она никак не могла определить причину отказа командно-телеметрической антенны для приема наземных сигналов.
Гермокостюм девушки крепился страховочной лебедкой к кольцевому поручню на Клипере А29.
Температура на орбите колебалась на несколько сотен градусов в течение дня. Элизабет очень не хотелось «проспать» точку невозвращения на корабль и замерзнуть насмерть.
– Эй, балагур, ты там не уснул?
– Я здесь! Продолжаю сканировать в реальном времени все данные с бортового навигационного комплекса. Уровень сигнала по-прежнему ноль децибел на ватт.
– Член Сатурна!
Сигнальная красная лампочка внутри шлема ожила, и скафандр наполнился премерзким тревожным писком.
– Джазз, умоляю, выключи.
Шум стих.
– Я рекомендую возвращаться на корабль, Элизабет. Вы исчерпали запасной лимит времени работы за бортом, – механическим голосом выпалил дройд.
Русско-китайский скафандр, произведенный в далекие незапамятные времена еще на Земле, а позже доработанный на Эспайере, модель TZW-2[23] «Ястреб», был рассчитан на работу в вакууме в течение максимум 11 часов, из которых 30 минут отводилось в качестве резерва «на возврат» в шлюзовой отсек и еще 30 минут «про запас».
В отличие от более старой модели TZW-1, он воплощал собой «транспортную» концепцию будущего, будучи монолитным, а не разборным. Кольцевой гермозамок, соединяющий в талии верхнюю и нижнюю части отсутствовал, перчатки и шлем были несъемными.
Сзади скафандра располагался люк, сквозь который пролезал астронавт, как в кабину самолета. Внутри функционировала автоматизированная система терморегулирования и регенерации углекислого газа с активным его насыщением молекулами кислорода. Самый настоящий мини-корабль.
В остекление шлема был встроен защитный светофильтр от яркого солнца, голографическая консоль и светильники для работы в темноте. Все управление осуществлялось голосом.
Элизабет попробовала вогнуть спину: