Женщина без имени Мартин Чарльз

Глава 27

Я вывел автомобиль с парковки возле маленького кафе, и мы поехали по вымощенной брусчаткой улице через город. Мы переехали через реку и свернули на двухполосную дорогу, которая шла вдоль нее. Мы ехали по сельской местности. По обе стороны от дороги стояли холмы, старые дома и еще более старые города. Луара текла внизу слева от нас. Появился указатель с надписью «ЗАМОК ЮССЕ» и стрелка направо.

Большой замок на холме был виден издалека. Спирали и стены. Воплощение сказки.

Дорога вела нас вперед, замок Юссе стоял в отдалении, огромный и неизбежный. Кейти указала на него, я повернул, и замок оказался прямо перед нами на расстоянии мили. На полпути к нему она снова указала пальцем, и я въехал на парковку, обустроенную так, чтобы любоваться замком. На столе для пикника стояла молодая пара, замок служил им фоном, и приятель с фотоаппаратом сказал им что-то по-французски. Я решил, что это значит: «Улыбайтесь». Я остановил «Рейндж Ровер», и мы сидели в тишине, глядя на замок. Меня не оставляла мысль о том, что я видел этот замок на картинке, но никак не мог вспомнить. В отличие от предыдущих часов этого дня, когда истории лились с ее языка еще до того, как мы попадали на место, а часто и после этого, на этот раз Кейти молчала. Шли минуты. Когда она заговорила, ее голос звучал как шепот. Он прерывался. Кейти попыталась откашляться.

– Многие великие писатели – французы. Рабле, писавший романы в шестнадцатом веке. Александр Дюма, написавший «Граф Монте-Кристо», «Три мушкетера», «Человек в железной маске». Оноре де Бальзак, Пьер де Ронсар, Гюстав Флобер, написавший «Мадам Бовари», Виктор Гюго, автор «Отверженных». Но самый великий французский писатель на все времена… – Кейти перевела взгляд на замок, – жил здесь. Замок Юссе какое-то время был домом для человека по имени Шарль Перро. Он жил в этой башне примерно в тысяча шестьсот сороковом году. При Людовике Четырнадцатом. – Пауза. – Он прожил здесь год. Эксперты говорят, что проведенное в этом замке время повлияло на его творчество. Именно здесь он написал «La Belle au Bois Dormant».

Кейти посмотрела на меня – ее грим меньше отвлекал меня, когда я видел ее глаза, – и перевела:

– «Спящую красавицу».

Я сразу вспомнил картинку. Замок выглядел точно как в мультфильме Диснея. Молодая пара спрыгнула со стола для пикника и уехала. Кейти вышла из машины, подошла к столу, села на него лицом к замку и похлопала по столу рядом с собой.

– Когда мне было восемь лет, мой отец привез меня сюда. На эту парковку. Я только начала понимать, что не слишком… желанная. – Кейти смахнула слезу ладонью, высморкалась. – Он поставил меня на этот стол и прочитал историю. Во всяком случае, первую ее половину. Я запомнила ее. Знала каждое слово наизусть. – Она попыталась рассмеяться. – Странно, как один писатель, давно покойный, может вселить такую надежду в такого гадкого утенка, каким была я.

Я вспомнил наш обмен мнениями о Паскале, об ушедших писателях и об их словах. Я еще тогда подумал, что за этим кроется что-то еще. Я был прав. Теперь я знал, и ее слова пронзили мне сердце.

– Папа обычно убирал волосы с моего лица и говорил: «Ма шери, твой принц найдет тебя». Потом он улыбался и говорил: «Le seul vrai langage au monde est un baiser». – Долгая пауза. – Это значит: «Единственный истинный язык в мире – это поцелуй».

Слезы текли по щекам Кейти, по подбородку и капали на каменную скамью под нашими ногами.

– Я думала, что папа прав, и позволяла большому количеству мужчин целовать меня, но… – Она покачала головой. Долгий взгляд на замок и в годы позади него. – Я проспала всю свою жизнь.

На обратной дороге Кейти молчала. Она проспала большую часть пути. Мне помогал навигатор. Уже почти совсем стемнело, когда мы въехали в ворота Шатофора. Кейти проснулась и сказала:

– Я пойду вздремну. Разбуди меня около восьми, и мы приготовим ужин.

– Конечно.

Она пошла наверх, а я посмотрел на огни Ланже внизу, потом на свои часы. Времени у меня было немного.

Владелец букинистической лавки как раз собрался перевернуть табличку с «открыто» на «закрыто», когда я подбежал к двери. Он улыбнулся и открыл мне. Я вошел и махнул ему рукой.

– Bonjour, monsieur, – сказал он.

– Bonjour, – ответил я и сразу же добавил по-английски: – Здравствуйте.

– Вы дочитали «Снежную королеву»? – спросил он по-английски с сильным французским акцентом.

– Еще нет, я на полпути.

– Хорошо?

Я не знал, как ответить, чтобы не обидеть его.

– Пока еще не знаю. Я вам скажу, когда дочитаю до конца.

Мужчина улыбнулся:

– Вам нужна помощь?

– Да. У вас есть более старые книги? Примерно пятнадцатилетней давности? «Пират Пит и ненужные люди»?

Хозяин лавки понимающе кивнул, развернулся и повел меня к полке. Там было несколько изданий. В твердых и бумажных переплетах. На испанском, французском, немецком и английском языках. Некоторые были зачитаны больше, чем другие. Он указал на две книги, на французском и на английском, нежно коснувшись их.

– Вот эти две – первое издание. Очень ценные книги для правильного человека.

Я купил обе книги.

Он спросил:

– Вам нужна подарочная упаковка?

– Будьте добры.

Заворачивая книги, мужчина спросил, поглядывая на меня поверх очков для чтения:

– Вы это читали?

– Да.

– Вы прочли все пять книг из этой серии?

Я кивнул.

Он провел пальцем по названию.

– У нас с женой четверо мальчиков. Мы всем им читали эти книги. – Он с шумом втянул воздух. – Такие книги, как эти… – мужчина покачал головой, – появляются, наверное, один раз в поколение.

– Жаль, – сказал я.

– Да, действительно очень жаль. – Он протянул мне пакет, похлопав по книгам внутри.

Я заплатил, поблагодарил хозяина и вышел на улицу. Дискомфорт в боку становился все сильнее.

Я положил дрова в камин, разжег огонь и дочитал «Снежную королеву». Автор явно злоупотребил доверием. Если бы я не был против сожжения книг, я бы ее сжег. Проблема в том, что, по-моему, лучше знать правду о мыслях другого человека. Если сжечь книгу, не убьешь правду или ложь, которая находится под обложкой. Возможно, я впервые узнал об этом из романа «451 градус по Фаренгейту».

Я поднялся по лестнице и разбудил Кейти в восемь часов. Она устала, проснулась с трудом и опиралась на меня, пока мы спускались вниз. Она даже держалась за мою руку. Неожиданная зависимость. Мы разогрели остатки и поужинали в той же самой пещере, где мы ужинали накануне вечером. Я все время подбрасывал поленья в камин, и от его тепла нами овладела сонливость. Мы устали, поэтому разговаривали мало. После десерта мы развернули кресла лицом к огню и расслабились. Я начал засыпать. Кейти негромко сказала:

– Belle journe. – Слова легко слетели с ее языка.

– Звучит красиво. Что это значит?

Языки пламени танцевали на ее лице.

– Прекрасный день.

– Да. Таким он и был. – Я встал и начал собирать тарелки. Кейти выглядела усталой. – Я займусь посудой.

Она явно удивилась.

– Два вечера подряд? – Кейти сморщила нос. – Если бы я не знала…

Я прервал ее:

– Это связано с тем, что я живу один. Если я не помою посуду, вместо меня этого не сделает никто. В самом деле, я вымою посуду. Увидимся утром. Спасибо за сегодняшний день. Мне действительно понравилось.

Кейти кивнула, посмотрела на меня, потом ушла наверх.

Часом позже я заканчивал убирать на кухне. Отмывая столешницу, я повернулся и увидел, что Кейти смотрит на меня. Влажные волосы. Пижама женская, но выглядит как мужская. Аромат лаванды.

– И давно ты здесь?

Она прислонилась к косяку:

– Могу я показать тебе кое-что?

Кейти взяла меня за руку и повела вверх по лестнице. На третьем этаже она повернулась, открыла потайную дверь, повела меня по винтовой лестнице на четвертый этаж и включила там свет. Двускатный потолок с открытыми балками. Я смог выпрямиться только в центре комнаты. Истоптанные деревянные полы, двуспальная кровать под окном, в дальнем углу – ванная комната. Я изучил комнату. От пола до потолка стены покрывали фрески в человеческий рост. Сцены в лесу, комната короля, бальный зал в замке. Принц на белом коне. Спящая принцесса. Сказочные персонажи занимали каждый квадратный дюйм на каждой стене. На стене над кроватью почти идентичное изображение замка Юссе.

Краски поблекли и потрескались. Кейти заговорила:

– Из-за моей внешности у меня не было подруг, поэтому мой отец создал для меня мир, в котором я была бы в безопасности. Он читал мне сказки, вплетая мое имя в историю. Он нарисовал все это, чтобы я стала участницей сказки. – Она показала на одну картину. Возможно, Золушка на балу. – Это я. У графини был артрит, поэтому она никогда не поднималась выше первого этажа. Она так и не узнала об этом.

На стене висели платья.

– Папа зарабатывал немного, но все деньги он тратил на меня. Он купил ткани, швейную машинку, и мы сшили вот это. – Кейти коснулась пальцами каждого наряда. В углу стояла старая швейная машинка. Рядом с ней – рулоны ткани. – Папа купил книги, научился шить сам и научил меня. – Она засмеялась. – Сначала получалось очень плохо, но потом стало лучше.

Я увидел столик для грима, покрытый косметикой, париками и всем тем, что необходимо, чтобы превратить одного человека в другого.

– У нас не было денег, чтобы исправить мое косоглазие, поэтому я пряталась здесь, где было безопасно. Здесь я не слышала смех, меня никто не мог найти, – Кейти покачала головой. – И с тех пор в каждой роли, в каждом характере, в каждой отрепетированной строчке я пряталась там, где мне казалось безопасно. – Ее глаза наполнились слезами. Кейти отвернулась. Она держала в руке край платья, которое она не надевала. – Вот здесь я в максимальной степени я. Кто бы ни была эта женщина, я – это она, в этой комнате.

Кейти подошла к окну и посмотрела на Ланже. Охваченная воспоминаниями, она прислонилась головой к раме окна.

– По ночам, после репетиций, когда все расходились по домам, я выходила на темную сцену. Никаких софитов. Только я, мое эхо и теплый красный свет от надписи «выход». Весь мир был цветным, панорамным и 3-D. А там, где-то за радугой – Джуди Гарленд за желтыми кирпичами и изумрудным миром, я раскрывалась и отдавала себя. Делилась со старыми креслами в зале, ложами и пустыми бархатными подушками. Удовольствие было простым и полным… От отдачи себя. Потом… – Выражение лица Кейти изменилось. От воспоминаний ей стало больно. – Они говорили, что я «единственная». – Вымученный смешок. – А теперь я просто одна из многих. Статистка. Когда-то я была метеором и яркой сияющей звездой, а теперь я ребенок с плаката о катастрофе и пожаре. – По лицу Кейти текли слезы. Она посмотрела на меня. – Трость для упавшего.

Я осмотрел комнату, ища что-то – хоть что-нибудь, – чтобы ответить ей, и ничего не нашел.

Кейти провела пальцами по краю картины:

– Расскажи мне о своих родителях.

Я пожал плечами:

– Не могу.

Она посмотрела на меня с подозрением:

– Не можешь или не хочешь?

– Не могу. – Кейти не спросила меня почему, но я все равно ей ответил. – В моем деле, во всяком случае, в том, что я прочитал о себе, сказано: я родился где-то во Флориде. Моя мать два дня не кормила меня, а потом оставила меня в пустом трейлере, где я набрался вшей и блох, получил чесотку. Еще через два дня меня нашел там бездомный парень, который искал место, где бы отсидеться.

Выражение лица Кейти снова изменилось, но я не был готов продолжать этот разговор, поэтому я закончил так:

– Так что я не могу ничего сказать. И не хочу.

Кейти изучающе смотрела на меня, и я сказал:

– Я кое-что купил для тебя сегодня.

– В самом деле? – Она выглядела удивленной.

– Подожди здесь.

Я прошел в свою комнату, взял пакет с книгами и вдруг понял, что у меня трясутся руки и дышу я прерывисто.

Я вернулся и встал перед ней, протягивая пакет. Кейти подозрительно посмотрела на меня. Я сказал:

– Очень давно я нашел кое-что, кое-что ценное. И я этим поделился.

– Что же случилось?

Я не знал, как ответить, поэтому протянул ей подарок.

– Я привык дарить это людям, таким, как ты.

– Как я?

Я кивнул.

– Людям, которым больно.

– И скольким же людям ты это отдал?

Я отвернулся и покачал головой:

– Напрямую или опосредованно?

– И так, и так.

– Первый раз я подарил это девочке по имени Джоди. Потом счет пошел на десятки… миллионов.

Взгляд Кейти упал на подарок в ее руке, и ее губы слегка раздвинулись.

Я вышел из комнаты и спустился на несколько ступенек, когда услышал, как она медленно разрывает бумагу. Я бросил через плечо:

– Я подписал это для тебя.

Она открыла титульный лист и провела пальцами по имени «Белла». Я держался за перила, боясь оглянуться назад.

– Ты была права насчет писателей.

Ее голос был не громче шепота:

– Как это?

– Они умирают. Их слова – нет.

Я спустился на четыре пролета, у меня подгибались колени. Мне хотелось убежать, но я не знал, куда, поэтому я вышел на улицу, и меня вырвало в кустах. Как только первая волна прошла, меня вырвало снова. Опустошенный, я вытер лицо рукавом, сунул руки в карманы и стал бродить по садам, стараясь не думать о том, что происходит в доме. Эти мысли провели меня через пастбище, потом через виноградник.

Это была долгая, долгая прогулка.

После полуночи я вернулся к себе в комнату, лег на кровать с блокнотом на груди. Мое сердце гулко билось. Окна были открыты, бриз шевелил занавески. Около трех часов утра я выключил свет, но не уснул. Надо мной все время скрипели доски, позволяя предположить, что Кейти не спит. Все еще читает. Всю ночь до меня доносились смех и приглушенные всхлипывания. За последний час она не издала ни звука.

Где-то около пяти утра заскрипели ступени лестницы. Я повернулся и увидел, что она стоит на пороге, прижимая книгу к груди. В руке – бумажный носовой платок. Кейти медленно подошла к кровати, обошла ее и присела на край. Ее глаза покраснели, лицо опухло. Прошло несколько минут, прежде чем она заговорила. Но это были не слова.

Кейти легла рядом со мной, положила руку мне на талию и поцеловала меня. Ее слезы текли по моей щеке.

В своей прошлой жизни я кое-что узнал. Я помню это выражение на лицах детей в больнице. Вот оно: все сердца хотят только одного. Это одна простая, невысказанная, неоспоримая потребность. Один неоспоримый страх.

Быть узнанным.

Вы можете подавить это. Убить. Положить в ящик и запереть. Заглушить и закрыть дверь на ключ. Похоронить. Заложить камнями. Но в конце концов потребности сердца сорвут все запоры со всех дверей, вырвутся из земли и разобьют камень. Ни одна из возведенных тюрем их не удержит. Те из нас, кто думает, что мы это можем, лгут самим себе. И тем, кто рядом с нами.

Надежда никогда не умирает.

Кейти придвинулась ближе, ее спина прижалась к моей груди. Спустя несколько секунд она уже спала, а я нет.

Глава 28

Был уже почти полдень, когда я открыл глаза. Лицо Кейти было в нескольких дюймах от моего, и она смотрела на меня. Мои руки были скрещены у меня на груди. Одна ее рука лежала поперек моей. Ее пальцы переплелись с моими – две молодые лозы винограда, направленные виноградарем на опору. Она прижала наши переплетенные пальцы к своей груди и прошептала:

– Привет.

– Привет.

Кейти повернулась, потянула за собой мою руку и прижалась спиной к моей груди, крепко обнимая себя моей рукой. Снова объятия.

– Не могу поверить, что это ты. То есть что ты это ты.

Я хмыкнул.

– Это действительно я.

Кейти заговорила через плечо:

– Есть люди – в большинстве своем это те, кто верит, что Элвис Пресли и Мэрилин Монро до сих пор живут в хижине в Австрийских Альпах, – которые думают, что ты все еще жив. И не умирал никогда.

– Те же самые люди, вероятно, начинают говорить то же самое о тебе.

Кейти пожала плечами.

– Теперь мне понятно, почему ты так много знаешь о двери номер три.

– Да, конечно…

Кейти была почти игривой. Как будто мое признание поставило нас на одно и то же игровое поле. Соучастники в преступлении.

– Не могу поверить, что это и в самом деле ты. – Она снова пожала мои пальцы. – То есть я о том, что ты действительно Питер Уайет. И сам Питер Уайет лежит в моей постели. Спит под моей крышей.

– Ты уже это говорила.

– Посмотри на меня: у меня вспотели ладони. Так вот как это бывает, когда встречаешься со знаменитостью?

– Я не уверен, что до сих пор настолько знаменит.

Рука Кейти легла на ее бедро.

– И что же случилось с той последней книгой? Той самой, по которой весь мир сходил с ума? С твоим «утраченным шедевром»?

Я покачал головой:

– Честно говоря, не знаю.

– Но ты ее написал, разве нет?

– Да.

– Ты ее потерял?

– Что-то в этом роде.

– А ты не можешь написать эту книгу заново?

Я покачал головой.

– Почему нет?

– Причину, по которой я ее написал, у меня отняли. И ни тогда, ни сейчас я не мог и не могу понять, почему.

Кейти улыбнулась:

– Догадываюсь, что не у одной меня есть секрет.

– Думаю, да.

Ее спина крепче прижалась ко мне. Я почувствовал аромат ее волос. Она снова улыбнулась:

– Могу я кое-что тебе сказать? Сделать признание?

– Лучше оставь это для Стеди.

– Я серьезно. Это важно.

– Конечно, можешь.

– И ты не будешь возражать против моей грубой откровенности с тобой?

– Нет.

– Впервые в своей жизни я провела ночь в постели с мужчиной и проснулась одетой.

– Могу я кое-что сказать тебе?

– Да. – Снова улыбка.