Талисман Кинг Стивен
Падение замедлилось и, наконец, прекратилось совсем, когда мужчина оказался в пятидесяти футах над землей. Затем он стал взлетать, все выше и выше; крылья почти соприкасались во время взмаха; их движения были похожи на движения рук пловца, финиширующего на дистанции.
«Ой-ой-ой, — подумал Джек, изумленно глядя вверх. — Ой-ой-ой, что ж это происходит, ой-ой-ой!»
Второй мужчина проделал то же самое, за ним третий, четвертый… Через пять минут в воздухе оказалось около пятидесяти человек. Они спрыгивали с башни, выписывали «восьмерки» и оказывались с другой стороны башни; вновь «восьмерка» — и возвращение на исходную площадку. И все повторялось сначала.
Они парили и танцевали в воздухе. Джек восхищенно смеялся. Зрелище напоминало балет на воде, где все кажется очень простым, если смотреть со стороны, и очень сложным, если попытаться самому.
Но здесь было другое. Полет людей не выглядел легким делом, не требующим усилий; они явно затрачивали много энергии для пребывания в воздухе; и Джек почувствовал страх за них.
Ему вспомнились времена, когда мать брала его с собой к своей подруге Мирне, которая была настоящей балериной, работающей в профессиональной труппе. Джеку приходилось видеть Мирну и других танцоров в спектаклях — мать часто ходила с ним на премьеры. Но он никогда не видел Мирну на репетициях… И вот однажды это случилось. Джека тогда потряс контраст между впечатлением от балета на сцене, где, казалось, все делается легко и просто, и репетицией у станка, когда лицо балерины обливается потом, а хореограф не хвалит, а только ругает. Комнату, где занимались балерины, заполнял тяжелый запах пота.
На шеях вздувались вены. Кроме замечаний хореографа единственными звуками были шарканье ног по полу и тяжелое, прерывистое дыхание. Джек внезапно понял, что танцоры постепенно убивают себя. Больше всего ему запомнилось выражение их лиц — полное сосредоточение, преодоление боли и удовольствие от выполняемой работы. Джек не мог понять, в чем тут можно находить удовольствие. Неужели боль может доставлять удовольствие?
Людям, которые летали перед ним, тоже, наверное, больно. Интересно, это действительно крылатые люди, как люди-птицы из сериала «Флэш Гордон», или крылья их подобны крыльям Икара? Впрочем, это не имело значения… во всяком случае, для Джека.
«Радость.
Они живут среди волшебства, эти люди.
Радость помогает им взлететь».
Вот что имело значение. Их поддерживала радость, и неважно, были ли крылья прикреплены к плечам или росли из них. Потому что даже отсюда он видел на их лицах такое же выражение, что у балерин из труппы Мирны. То, что делали парни в небе, было одновременно ужасно и прекрасно.
«Все это похоже на игру», — подумал Джек, и внезапно почувствовал истинность этого утверждения. Игра, или нет, — скорее подготовка к игре. Подготовка к зрелищу, участвовать в котором могут только избранные.
«Радость», — вновь пришло в голову мальчика. Он встал, рассматривая людей, рассекающих воздух. Его волосы развевал ветер. Он стоял, как юный рыбак в поэме Элизабет Бишоп; время его невинности прошло, и кругом была радуга, радуга, радуга…
«Радость — это исключительно бодрящее слово».
Чувствуя себя еще лучше, чем раньше, когда все это только началось — только Господу известно, как давно это началось — Джек вновь двинулся вперед по Западной Дороге. Его шаги были легки, на лице блуждала улыбка. Он оглядывался назад, и еще долго мог видеть летающих. Воздух Территорий был настолько чист, что казался прозрачным. И даже после того, как башня и люди, парящие над ней, скрылись из виду, у мальчика осталось ощущение радости, подобное радуге над головой.
Когда солнце начало садиться, Джек понял, что не станет возвращаться в другой мир — в Американские Территории. И не потому, что волшебный напиток так ужасен на вкус. Просто мальчику не хотелось покидать этот чудесный мир.
Травы источали душистый аромат. Изредка встречались деревца, похожие на маленькие эвкалипты. Вдалеке виднелась ровная гладь воды, показавшаяся вначале Джеку частью неба, более интенсивно окрашенной. Это было озеро. «Великое озеро», подумал он, улыбаясь. Можно было предположить, что в другом мире это озеро называлось Онтарио.
Ему было хорошо. Он свернул направо, немного в сторону от Западной Дороги. Им владела радость, вскормленная чистым воздухом Территорий. Только одно тревожило мальчика, и это было воспоминание («шесть, шесть, Джеку шесть») о Джерри Блэдсо. Почему он не идет у него из головы?
«Нет — не воспоминание… два воспоминания. Сперва я и Ричард Слоут слушали, как миссис Фини рассказывала своей сестре, что его убило током, и что очки вплавились в нос, и что она слышала разговор мистера Слоута по телефону, и что он сказал… А потом — слова отца: — Все является последовательным, только некоторые последствия могут быть неприятными. Что привело к неприятностям Джерри Блэдсо? Это ведь неприятно, когда очки вплавляются в переносицу…»
Джек остановился.
«Что ты хочешь этим сказать?»
«Ты знаешь, что я хочу этим сказать, Джек. Твой отец и Морган — они оба были здесь в тот день. И они что-то сделали, или один из них сделал. Что-то большое или малое — возможно, подбросили камень или раздавили яблочный огрызок. И вот… в твоем мире прозвучал отголосок, убивший Джерри Блэдсо».
Джек знал, почему это воспоминание так долго не уходит из его памяти — потому что любой его поступок здесь может обернуться трагедией там. Начнется вторая мировая война? Наверное, нет. Он никогда не убьет ни одного короля: ни молодого, ни старого. Но что могло произойти такого, что погубило Джерри Блэдсо? Может быть, дядя Морган застрелил его Двойника (если у Джерри был двойник)? Или попытался познакомить Территории с особенностями электричества? Или произошло нечто более простое — например, покупка мяса в торговом городке?
Внезапно во рту у Джека пересохло.
Он подошел к ручейку, бегущему у обочины дороги, и опустил в него руки. Руки сразу же заледенели. Ручеек был слабо освещен лучами заката… но внезапно стал быстро окрашиваться в красный цвет, и, казалось, кровь потекла ручьем вдоль дороги. Потом вода почернела. Когда она опять приобрела свой обычный цвет, — Джек увидел…
До его слуха донесся тихий мяукающий звук, и он увидел экипаж Моргана, несущийся по Западной Дороге. На месте кучера сидел Элрой, хлыстом погоняющий лошадей. Хлыст был зажат не в руке; его держало подобие копыта. Экипаж вел Элрой, изо рта которого шел запах смерти; Элрой, который не мог дождаться, когда вновь найдет Джека Сойера; Элрой, охотящийся за ним.
Джек увидел нечто, и увиденное болезненно поразило мальчика: глаза лошадей горели. Они были полны света — полны жгучего невыносимого света.
«Экипаж ехал назад той же дорогой… и он был послан за ним».
Мальчик нащупал бутылку Смотрителя и зеркальце продавца ковров. Экипаж был довольно далеко… но он быстро приближался.
Элрой на облучке… и Морган внутри. Морган Слоут? Морган из Орриса? Неважно. Это одно и тоже.
Мальчик схватил бутылку. Он нервно оглянулся, как будто ожидая увидеть появление черного экипажа совсем рядом с собой. Конечно, он не увидел ничего, звуки стали удаляться…
Экипаж Моргана ехал в десяти милях отсюда, на востоке.
«Все, с меня хватит», — подумал Джек, поднося бутылку ко рту. Он помедлил, и в сознании внезапно вспыхнуло: «Эй, подожди! Подожди минуту, черт побери! Ты хочешь быть убитым?» Нет, этого он не хотел. Джек отошел на десять или двадцать шагов в сторону, и лишь там сделал глоток.
«Нужно вспомнить, какие при этом ощущения, — подумал он. — Мне необходимо… тем более что я могу теперь долго не попасть сюда».
Он оглянулся на заросли трав, чернеющие в темноте. Ветер усиливался: он яростно трепал траву.
«Ты готов, Джеки?!»
Джек закрыл глаза и приготовился, зная, какие ощущения последуют за этим.
— Банзай! — вздохнул он и отпил глоток.
14. БАДДИ ПАРКИНС
Джек лежал вниз лицом на склоне холма. Он поднял голову и огляделся по сторонам. Как плохо пахло в этом мире — его мире! Газолин, другие неизвестные ему яды, выхлопные газы и шум проезжающих по шоссе машин. За спиной мальчика дорога уходила в гору, как на гигантском телеэкране.
Слева вдалеке виднелся водоем; цвет воды был таким же темным, как и небо. Озеро Онтарио: а грязный маленький городок, наверное, — Олкотт или Кендалл. За четыре с половиной дня он прошел более ста миль. Джек остановился перед указателем, разглядывая черные буквы. АНГОЛА. Ангола? Где это? Он стал всматриваться в окутанный дымом маленький городок.
А ведь Рэнд Мак-Нелли, его бесценный спутник, говорил ему, что это озеро называется Эрай, — значит, он не потерял зря время, а, наоборот, сумел наверстать его.
Но раньше, чем мальчик осознал, как он устал после всего случившегося, после бегства от экипажа Моргана в Территориях, и даже раньше, чем он подумал об этом — он начал спускаться вниз, в городок под названием Ангола. Он, двенадцатилетний мальчик в джинсах и ковбойке, высокий не по возрасту, уже начинающий смахивать на беспризорника, с тревогой на осунувшимся лице.
Пройдя почти половину пути, он понял, что снова думает по-английски.
Спустя много дней мужчина по имени Бадди Паркинс, житель Кембриджа, штат Огайо, подобрал на шоссе № 40 высокого мальчика, представившегося Левисом Фарреном. Мальчик был чем-то очень встревожен.
«Улыбнись, сынок», — хотел сказать ему Бадди. Для десятилетнего ребенка, как следовало из рассказа, у мальчика было слишком много проблем. Мать больна, отец умер, его отослали к тете-учительнице в Баки Лейк… Что-то в Левисе раздражало Бадди; мальчик выглядел человеком, который с прошлого Рождества не видел пяти долларов одновременно, хотя… Бадди допускал, что в чем-то этот парнишка Фаррен обманывает его.
Прежде всего, от новоявленного попутчика исходил не городской, а деревенский запах. Бадди Паркинс с братьями владели тремя акрами земли неподалеку от Аманды, в тридцати милях юго-восточнее Колумбии; и Бадди знал, что не ошибается. От этого парня исходил запах Кембриджа, а Кембридж был деревней. Бадди вырос среди запахов земли и скотного двора, пшеницы и гороха, и нестиранная одежда мальчугана, сидящего позади него, впитала в себя все эти знакомые запахи.
«А сама одежда! Миссис Фаррен, должно быть, невероятно больна, — подумал Бадди, — если послала сына в дорогу в рваных и грязных джинсах. А обувь!» Подметки кроссовок отрывались, на носках были протерты дыры, из которых выглядывали грязные пальцы.
— Итак, забрали машину твоего отца, верно, Левис? — переспросил Бадди.
— Да-да, именно так: явились в полночь и украли ее из гаража. Я считаю, что так нельзя поступать по отношению к людям, которым с трудом достается каждый грош, понимаете?
Честное, взволнованное лицо мальчика было обращено к нему, как если бы Паркинс должен был ответить на наиболее серьезный со времен Никсона вопрос. Бадди внутренне согласился с мальчиком.
— Хотя, я думаю, у любого явления всегда есть две стороны, — не очень к месту заявил Бадди.
Мальчик моргнул и отвернулся. Вновь Бадди почувствовал тревогу, одерживающую в мальчике верх, и пожалел, что не дал мальчику того ответа, на который он рассчитывал.
— Наверное, твоя тетя работает в школе здесь, в Баки Лейк? — теперь он пытался как-нибудь разогнать эту тоску в недетских глазах.
— Да, сэр, верно. Она преподает в школе Элен Воган.
Выражение угрюмого лица не изменилось.
Снова Бадди почувствовал, что в словах мальчика нет ни капли правды: его голос был лживым. Да и выговор отличался от выговоров Огайо. Это вообще был не выговор; это был акцент.
Мог ли мальчик из Кембриджа, штат Огайо, научиться так говорить? Зачем ему это могло понадобиться?
Бадди недоумевал.
С другой стороны, газета, которую этот Левис Фаррен не выпускал из левой руки, исключала всякие сомнения. Бадди хорошо видел ее название — «Ангола Геральд». Есть Ангола в Африке, и есть Ангола в штате Нью-Йорк, вблизи озера Эрай. Судя по фотографиям, он уже когда-то видел эту газету…
— Я хочу спросить тебя, Левис, — обратился он к мальчику.
— Да?
— Откуда у паренька из сорокового штата могла оказаться газета, выпускаемая в Анголе, штат Нью-Йорк? Это ведь далековато… Я не слишком любопытен, сынок?
Мальчик взглянул на газету — и еще крепче сжал ее в руке, как будто боялся, что ее отберут.
— О, — сказал он, — я нашел ее.
— Черт побери!
— Да, сэр. Она лежала на скамейке на автобусной остановке возле моего дома.
— Ты выехал сегодня утром?
— Да, а потом растратил все деньги. Мистер Паркинс, если вы высадите меня возле Зейнсвилла, то надо будет совсем немного пройти влево. Я еще успею к тете до обеда.
— Возможно, — пробормотал Бадди, и они проехали несколько миль в полном молчании. Но больше он не мог сдерживаться, и резко спросил:
— Сынок, ты убежал из дома?
Левис Фаррен озадачил его улыбкой, — не вымученной и не насмешливой, а самой открытой.
«Смешно ему читать мораль о том, как дурно убегать из дома», — подумал Бадди. Их глаза встретились…
Через секунду, две, три… — трудно сказать, сколько это продолжалось — Бадди Паркинс вдруг понял, что этот бродяга-мальчик позади него очень симпатичный. Странно, ведь у Бадди никогда не возникало подобного определения для лиц мужского пола старше девяти месяцев! Но, черт возьми, мальчик действительно был очень симпатичный! Чувство юмора взяло верх над сомнениями, и у Бадди — пятидесятидвухлетнего мужчины, имеющего трех сыновей, — родилось странное, непривычное ощущение. Этот Левис Фаррен, которому на взгляд Бадди было лет двенадцать, явно побывал там и увидел то, чего не увидит старина Паркинс; вот поэтому он и выглядел симпатичным.
— Нет, я не беглец, мистер Паркинс, — ответил Джек.
Потом он моргнул, глаза его вновь потускнели, и мальчик откинулся на спинку сидения, подложив под себя газету.
— Наверное, так, — Бадди Паркинс не сводил глаз с шоссе. Он чувствовал облегчение, хотя не смог бы объяснить, почему именно. — Я уверен, что ты не беглец, Левис. Здесь что-то другое.
Мальчик не ответил.
— Работал на ферме?
Левис удивленно взглянул на него.
— Да, верно. Последние три дня. Два доллара в час.
«У твоей мамочки за ее болезнью не нашлось времени постирать твою одежду, прежде чем отправить тебя к своей сестре, да?» — подумал Бадди. Но сказал другое:
— Левис, я был бы рад, если бы ты согласился вернуться домой вместе со мной. У меня трое мальчишек; младший из них, Билли, всего года на три старше тебя, и мы знаем, как ухаживать за мальчишками. Ты сможешь пробыть у нас, сколько пожелаешь, и ничего не должен будешь никому объяснять.
Он притормозил и посмотрел на мальчика. Левис Фаррен выглядел обыкновенным мальчишкой.
— Я приглашаю тебя, сынок.
Улыбнувшись, мальчик сказал:
— Это очень мило с вашей стороны, мистер Паркинс, но я не могу. Я должен увидеть мою тетю в…
— Баки Лейк, — закончил за него Бадди.
Мальчик слегка покраснел и умолк.
— Если хочешь, я помогу тебе, — повторил Бадди.
Левис покачал головой:
— Вы уже и так здорово помогли, когда согласились подвезти меня.
Через десять минут мальчик вышел возле Зейнсвилла. Бадди проводил его взглядом. Эмми, конечно, вряд ли обрадовалась бы, если бы он притащил домой грязного, голодного мальчишку, но, разглядев парня повнимательнее и поговорив с ним, она бы все поняла… Бадди был уверен, что в Баки Лейк нет ни одной женщины по имени Элен Воган; он сомневался даже в том, что у этого странного Левиса Фаррена вообще есть мать; мальчик больше похож на сироту.
Он смотрел ему вслед, пока мальчик не скрылся вдали.
Ему хотелось выскочить из машины, побежать за мальчиком, вернуть его… И тут он вспомнил, что мельком видел в шестичасовых новостях. Ангола, штат Нью-Йорк. Событие в Анголе было не очень значительным, чтобы говорить о нем, но память услужливо подсказала Бадди показанную картину: балки, выступающие, подобно ногам страуса, из огромной дыры в земле над разбитыми машинами — дыра, которая могла вести только в преисподнюю.
Бадди еще раз взглянул в направлении, где скрылся мальчик, потом включил зажигание и помчался по направлению к Лоу.
Будь Бадди повнимательнее, он мог бы прочесть и заголовок в газете месячной давности, которой так дорожил его странный попутчик:
Репортаж собственного корреспондента «Герольд» Йозефа Гаргана. Сегодня работы по сооружению водонапорной башни в Анголе были трагически прерваны беспрецедентным колебанием почвы, что привело к разрушению здания и гибели под его обломками рабочих. В руинах было найдено пять тел, двоих все еще не отыскали. Все семь рабочих во время происшествия находились на верхушке сооружения.
Это было первое в истории Анголы землетрясение. Армин Ван Пельт с факультета геологии Нью-Йоркского университета в телефонном разговоре охарактеризовал его как «сейсмический пузырь». Расследование причин происшествия поручено государственной комиссии по безопасности…
Погибшие: Роберт Хайдель, двадцать три года; Томас Тильке, тридцать четыре года; Майкл Наген, двадцать девять лет; Джером Вайлд, сорок восемь лет; Брюс Дэви, тридцать девять лет. Двое, еще не найденные, были: Арнольд Шулькамп, сорок четыре года и Теодор Расмуссен, сорок три года.
Джек быстро запомнил их имена. Первое землетрясение в Анголе, штат Нью-Йорк, произошло в день, когда он свернул с Западной Дороги и подошел к городской границе. Одна половина Джека Сойера мечтала попасть домой к толстому Паркинсу и сидеть за обеденным столом со всей его большой семьей; попробовать жаркое и яблочный пирог миссис Паркинс — и заснуть потом в их доме в комнате для гостей, не торопясь никуда несколько дней, разве что к столу. Беда в том, что стол в Доме Паркинса виделся ему похожим на столик в мышиной норе; а сзади из джинсов всех трех его сыновей свисали тонкие длинные хвостики.
Кто играл роль Джерри Блэдсо, папа? Хайдель, Тильке, Вайлд, Хаген, Дэви; Шулькамп и Расмуссен.
Да, он знал, кто играл эту роль.
Над головой висела табличка: «УНИВЕРМАГ БАКИ. МЕСТО ДЛЯ ГУЛЯНИЯ». Неподалеку, возле торгового центра, расположилась стоянка автомобилей. Универмаг представлял собой футуристический ансамбль сооружений цвета охры, которые, казалось, не имели окон. Джек нащупал в кармане деньги: двадцать три доллара — и направился к парковочной площадке.
Он хотел добраться до Иллинойса, где в ближайшие два-три дня мог застать Ричарда Слоута. Мысль о том, что он вновь увидит своего друга, поддерживала его в трудные минуты, когда он работал на ферме Алберта Паламаунтина; и мысль о близоруком, серьезном Ричарде Слоуте, находящемся сейчас в своем общежитии Спрингфилдской школы в штате Иллинойс, была не менее приятной, чем запах мяса, приготовленный миссис Паламаунтин. Джек очень хотел увидеть Ричарда, но его несколько деморализовало приглашение Бадди Паркинса погостить у него. Теперь он не мог сесть в первый встречный автомобиль и опять начать сочинять очередную Историю (История, казалось, теперь теряла свой смысл).
Он увидел кинотеатр. Афиши оповещали, что идет фильм «История любви».
Ему нужно было сделать два дела. Во-первых, купить себе новую обувь. Он видел, как Бадди Паркинс рассматривал его отскочившие подметки!
Во-вторых, — и это было самым трудным — нужно было позвонить маме. Джек панически боялся этого. Удержат ли его ноги, когда он услышит ее голос? Пойдет ли он дальше на запад, если Лили попросит его вернуться? Поэтому он не мог решить, стоит ли звонить. Ему вдруг представилось, как из снятой им телефонной будки высовывается рука Элроя — или какого-либо другого обитателя Территорий — и хватает его за горло.
Три девочки, на год или два старше Джека, остановились перед витриной и стали обсуждать модели одежды, разглядывая в витринах универмага манекены. Взглянув на девочек, Джек принялся старательно приглаживать растрепанные волосы. Девочки в новеньких джинсах казались принцессами из сказки, они заразительно смеялись. Мальчик замедлил шаг. Одна из принцесс заметила его и что-то шепнула темноволосой подружке.
«Я изменился, — подумал Джек. — Я совсем не такой, как они».
За рулем машины сидел белокурый парень и глазел на девочек. Он бросил беглый взгляд на Джека и отвернулся.
— Тимми? — спросила высокая темноволосая девушка.
— Да-да, — ответил парень.
— Мне просто стало интересно, откуда так воняет, — темноволосая насмешливо взглянула на Джека и вместе с подругами вошла в магазин.
Джек подождал, пока машина с Тимми скроется из виду, и тоже вошел в магазин.
Волна холодного воздуха окатила его.
Он нашел нужный ему отдел между закусочной и рюмочной. Отдел назывался «САМЫЕ УМЕРЕННЫЕ ЦЕНЫ». На прилавке было выставлено множество кроссовок.
Он выбрал пару своего размера, синие с красными полосками по бокам. Нигде не было указано, кто их выпустил. Они ничем не отличались от множества других пар. Джек отсчитал в кассе шесть долларов, и отказался от предложенной продавцом сумки.
На скамейке у фонтана он переобулся. Старые башмаки были отправлены в урну с надписью «НЕ БУДЬ СКОТИНОЙ», под которой чуть мельче было написано «Земля — наш общий дом».
Теперь нужно найти телефон. В кассе он купил жетоны в кабину № 31 и поднялся на второй этаж.
Ангола. Водонапорная башня.
Ладони Джека вспотели.
«ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ КАБИНА» — прозвучал из громкоговорителя голос, и мальчик поспешил к телефону. Он успел заметить в телефонном зале двери с надписью «ДЛЯ МУЖЧИН» и «ДЛЯ ДАМ».
Джек набрал код и номер гостиницы «Альгамбра».
— Слушаю? — отозвались на коммутаторе, и мальчик сказал:
— Попросите миссис Сойер из четыреста восьмого номера. Звонит Джек.
Ему предложили подождать. В груди нестерпимо жгло. Наконец раздался ее голос:
— Боже, дитя мое! Как я рада слышать тебя! Быть покинутой матерью слишком тяжело для такой старухи, как я. Кто бы мог научить меня ждать?
— Ты всегда умела ждать лучше всех, — сказал Джек, и слезы текли по его щекам.
— У тебя все в порядке, Джек? Скажи мне правду.
— Да, все прекрасно. Хотелось бы надеяться, что и ты… ну, ты понимаешь.
В телефоне раздался щелчок, и звук стал отчетливее.
— Я в порядке, — сказала Лили. — Просто молодцом. Мне совсем не хуже. Можно узнать, где ты?
Джек помолчал, и в трубке вновь что-то щелкнуло.
— Я сейчас в Огайо. Скоро смогу увидеть Ричарда.
— Когда ты вернешься домой, Джеки?
— Не знаю.
— Не знаешь? И зачем только твой отец дал тебе это глупое прозвище?..
В трубке зашумело, ее голос пропал. Джек вспомнил, какой старухой она показалась в баре. Когда шум прошел, он спросил:
— У тебя нет проблем с дядей Морганом? Он не надоедает тебе?
— Я послала твоего дядю ко всем чертям, — ответила она.
— Он был здесь? Приезжал? Он все еще надоедает тебе?
— Я отделалась от него через два дня после твоего ухода, малыш. Не теряй времени попусту, не думай о нем.
— Он не говорил, куда собирается? — спросил Джек, но как только он произнес последние слова, раздался щелчок и разговор прервался. Джек повесил трубку. Шум в ней был очень громким, его можно было услышать даже в коридоре.
Разговор был окончен. Джек опять снял трубку и поднес ее к уху. Тишина.
— Эй, — сказал он и дунул в микрофон.
Инстинктивно мальчик сунул руку в карман и сжал серебряный значок.
Все еще не вешая трубку, он вдруг к собственному ужасу услышал голос дяди Моргана.
Голос был слышен так ясно, как если бы старый добрый дядя Морган стоял у соседнего телефона.
— Убирайся домой, Джек! — голос Слоута резал воздух, как скальпель. — Или ты уберешься домой добровольно, или мы отправим тебя туда сами.
— Подождите, — начал Джек, желая протянуть время и собраться с мыслями.
— Никто больше не ждет, дружище!.. Теперь ты покойник. Понял? У тебя не осталось ни одного шанса. Ты вернешься в Нью-Хэмпшир. Немедленно. Или приедешь домой в гробу.
Джек услышал щелчок, и все оборвалось. Телефон замолчал и внезапно начал отваливаться от стены. Секунду он висел на проводах, а потом тяжело рухнул на пол.
За спиной Джека распахнулась дверь и раздался крик:
— БОЖЕ праведный!
Джек увидел молодого телефониста. Тот схватился за голову.
— Я не делал этого, — начал, было, Джек. — Это произошло само собой.
— Боже праведный! — не слушая мальчика, кричал телефонист.
Джек бросился в зал. Он уже почти добежал до эскалатора, когда услышал вопль парня:
— Мистер Олафсон! Телефон, мистер Олафсон!
Джек выскочил на улицу. Неподалеку от универмага стояла полицейская машина. Мальчик свернул направо и чуть не сбил с ног почтенного главу семьи, собравшегося с женой и шестью детьми посетить универмаг. Пробормотав извинения, Джек бросился бежать дальше.
Неподалеку на скамейке сидел пожилой негр с гитарой. Рядом стояла металлическая урна. Лицо старика было прикрыто солнцезащитными очками; шляпа сползла на лоб. Отвороты его пиджака по размерам не отличались от ушей слона.
На шее старика висела табличка, и через несколько шагов Джек смог ее прочесть.
СЛЕПОЙ ОТ РОЖДЕНИЯ
СЫГРАЕТ ЛЮБУЮ ПЕСНЮ
БОГ ВОЗНАГРАДИТ ВАС
Он почти прошел мимо старика с гитарой, как вдруг голос негра резанул его слух.
— Джеки!..
15. ПОЮЩИЙ СНЕЖОК
Джек быстро оглянулся на чернокожего; сердце сбилось с ритма.
«Смотритель?»
Чернокожий медленно снял шляпу.
Смотритель. За темными очками — он, Смотритель.
Джек был уверен в этом. Но через секунду он так же был уверен, что это не Смотритель. Тот, прежний Лестер был шире в плечах, его грудь казалась более выпуклой.
«Но если бы он снял свои очки, я бы мог сказать наверняка!»
Мальчик открыл, было, рот, чтобы окликнуть старика по имени, как вдруг тот начал играть, и черные пальцы замелькали по струнам, рождая хорошо знакомую мелодию. Это была пьеса из альбома «Джок Харт из Миссисипи». И хотя старик не пел, Джек знал слова:
- Друзья, как трудно пареньку
- Идти с котомкой на боку!
- Господь забыл тебя, дружок…
Из магазина вышел блондин в спортивном костюме и три принцессы. У принцесс в руках было мороженое, у спортсмена — по булочке в каждой руке. Они направлялись в сторону Джека, который, увлеченный стариком, их не замечал. Он сосредоточился на мысли, что это все-таки Смотритель, и Смотритель что-то прочитал в его мыслях. Иначе почему он запел именно эту песню? Ведь песня о нем, правда? О Джеке?!.
Футболист переложил в левую руку обе булочки, а правой сильно толкнул Джека в спину. Зубы Джека от неожиданности щелкнули; боль свела челюсти.
— От тебя несет мочой, — процедил блондин. Принцессы захихикали и дружно сморщили носики. Джек отлетел в сторону, зацепив кепку, куда слепой собирал подаяния, и деньги рассыпались.
Песня оборвалась.
Футболист и Три Крошки Принцессы удалялись. Джек рванулся было за ними; им овладела хорошо знакомая ярость. Это же чувство возникло в нем и при встрече с Осмондом, и на ферме у Алберта Паламаунтина; и в Оутли…
Но мальчик не стал догонять их, хотя знал, что мог бы — неожиданно он ощутил в себе небывалый прилив сил. Но он не хотел догонять их; он хотел остаться один. Он…
Слепой принялся шарить рукой вокруг себя, собирая рассыпанные монеты. Он складывал их в кепку. Дзинь!
До Джека донесся голос одной из принцесс:
— Почему ему вообще позволяют там находиться? Он такой вульгарный!..
Другая ответила:
— Да, непонятно.
Джек присел на корточки и стал помогать старику собирать монетки.
— Благодарствуй, добрый человек! — глухо бормотал слепой. Джека морозило от его срывающегося дыхания. — Вот уж спасибо! Господь вознаградит тебя!
Это был Смотритель.
Это не был Смотритель.
Мысль о том, как мало волшебного напитка осталось в бутылке, заставила мальчика заговорить со стариком. Он не знал, хватит ли напитка, чтобы вновь оказаться в Территориях, но он должен был спасти свою мать и добраться до Талисмана.
— Смотритель?..
— Благодарствуем, от всей души! Господь не оставит тебя!
— Смотритель! Я — Джек!
— Здесь нет Смотрителей, мальчик. — Пальцы негра вновь начали искать монетки. Одна рука нащупала центовую монету и быстро опустила ее в кепку; другая неловко дотронулась до туфель проходящей мимо хорошо одетой женщины. Ее лицо исказила гримаса, и дама заспешила от них.
Джек подобрал последнюю монетку. Это был серебряный доллар с изображением статуи Свободы.
Из глаз Мальчика покатились слезы, оставляя дорожки на грязных щеках. Он оплакивал Тильке, Вайлда, Хагена и Хайделя. Свою мать. Лауру де Луизиан. Сына погонщика, лежащего мертвым под телегой. Но больше всего себя — самого себя. Он устал странствовать по дорогам. Наверное, когда едешь в «Кадиллаке», все представляется совсем иначе, но когда добираешься на попутках, сочиняя Истории, когда должен унижаться перед каждым за кусок хлеба, — дорога становится Дорогой Скорби. Джек смертельно устал… но ему нельзя плакать! Если он будет плакать, то рак сожрет его мать, а дядя Морган убьет его самого.
— Я не думаю, что смогу сделать это, Смотритель, — шептал он. — Не думаю…