В краю солнца Парсонс Тони

1

В первый день мы наблюдали, как выходят из моря слоны.

– Посмотрите! – закричала Кива. – Посмотрите на море!

Я сел, но не увидел ничего – только худую как щепка Киву, свою девятилетнюю дочку, которая указывала на море – такое спокойное, словно оно было сделано из стекла.

Тесс, моя жена, пошевелилась и тоже села. Она задремала, измотанная проведенной в воздухе ночью и перелетом в семь тысяч миль, и проснулась только теперь. Мы вместе смотрели, как Кива, размахивая руками, приплясывает у самой кромки воды.

Зной стоял до того сильный, что его было видно. Мы пришли на пляж Най-Янг сразу после завтрака, а воздух уже начинал мерцать и изгибаться. Если утром так жарко, подумал я, что же будет дальше?

Кива от возбуждения подпрыгивала на месте.

– Ой! – кричала она. – Да посмотрите же! Ой-ой-ой!

Наш сын Рори дремал между мной и Тесс. На коленях у него лежала мокрая потрепанная книга «Моя семья и другие звери». Он глянул на свою сестру-двойняшку, поправляя очки и снисходительно качая головой, и тут челюсть у него отвисла от удивления.

– Ой! – вырвалось у него.

Тесс рассмеялась, поднялась и отряхнула с бедер песок, и от ее улыбки усталость как рукой сняло.

– Неужели не видишь? – спросила она у меня, потом взяла Рори за руку, и они вместе пошли к морю.

Внезапно я тоже увидел: из воды высовывался какой-то предмет, какой-то изогнутый шланг, похожий на доисторическую трубку для дайвинга. Потом появилась вторая трубка. Потом еще две. И все они приближались к пляжу Най-Янг, постепенно увеличиваясь в размере.

Теперь все на пляже смотрели на море, и когда голова первого слона прорвала поверхность воды, мигая большими глазами и отряхивая брызги с ушей, у каждого вырвался вздох. Затем появилась еще одна голова, а вскоре к берегу шествовало уже целое слоновье семейство. Могучие серые туши медленно поднимались из моря, словно боги из пучины. На спинах гигантов сидели погонщики-махауты – поджарые, смуглые, улыбающиеся во весь рот. Они управляли животными, нажимая босыми ногами позади огромных ушей.

Но мы не видели ничего, кроме слонов, выходящих из моря.

– Ух ты! – проговорила Тесс. – Том, как они это сделали?

Я покачал головой:

– Сам не знаю.

Я окинул взглядом широкую песчаную полосу Най-Янга. Пляж изгибался дугой, и я подозревал, что дальше по берегу, вне поля нашего зрения, есть укромное место, где погонщики незаметно завели животных в воду. И все же как-то не верилось, что это просто ловкий трюк – зрелище было слишком волшебное.

Кива попятилась и бегом вернулась к нам. Слоны уже вышли из моря и теперь ступали по мягкому песку Най-Янга.

– Разве слоны умеют плавать? – спросила Кива. – Папа, слоны умеют плавать?

– Слоны – отличные пловцы, – ответил Рори, моргая за стеклами очков. – Все млекопитающие хорошо плавают, кроме обезьян и людей – их приходится учить.

Кива насмешливо фыркнула.

– Я тоже хорошо плаваю!

– Но тебе-то пришлось учиться, – возразил он, не сводя глаз со слонов. – А вот они умели сразу.

Рори взял меня за руку. Мы вместе стояли и смотрели, как Тесс с Кивой подходят к толпе, собравшейся вокруг слонов.

Красивых гигантов было четверо. Их гладили, ласкали, называли нежными именами. Воздух наполнился птичьим говором тайцев: по выходным тут всегда много местных. Кроме нас, ни одного иностранца на пляже я не заметил.

– Прямо как семья, – заметил Рори.

– Их тоже четверо, – ответил я, с улыбкой глядя на сына, – как нас.

Однако лицо Рори осталось серьезным. Он завороженно смотрел на слонов, и в ярком свете утреннего солнца стекла его очков казались двумя золотыми дисками.

– Они отлично держатся на воде, – задумчиво произнес он и поднял на меня взгляд. – Как называется, когда что-то держится на воде? – Я задумался, но он меня опередил: – Плавучесть. У слонов хорошая плавучесть.

Мы снова взглянули на слонов и окружившую их толпу. Молодая тайка в старомодном купальнике лежала на животе, а один из гигантов осторожно прикасался исполинской стопой к ее спине и ногам. Страшная лапища зависла над ягодицами девушки, словно животное задумалось, и зрители прыснули со смеху.

– Ее называть Юм-Юм! – крикнул мне самый старый махаут – видимо, отец остальных трех погонщиков. Все они были худые, жилистые, с крепкими мускулами, вздутыми венами и почти черной от загара кожей. – Юм-Юм делать массаж!

Зрелище и впрямь напоминало массаж. Самый большой слон осторожно обхватил Киву хоботом и поднял ее в воздух. Девочка завизжала от восторга.

– Хочешь тоже? – спросил я у Рори.

Он покачал головой.

– Они же не клоуны. Слоны – рабочие животные.

– Да ладно тебе, Рори!

– Они здесь не для того, чтобы нас развлекать. Не для того, чтобы устраивать представление. Слоны носят стволы тиковых деревьев. Может быть, именно эти слоны. Может быть, еще вчера они носили тиковые деревья высоко в горах. Слонов часто используют в горах.

– Это тоже работа, – возразил я. – Думаю, развлекать отдыхающих им нравится больше, чем целыми днями таскать вязанки дров.

Переубедить сына мне не удалось.

– Слоны сильные. И умные. – Рори посмотрел на меня сквозь стекла очков. – Сейчас им приходится возиться с Кивой, а она даже не знала, что они умеют плавать!

Я ощутил легкое раздражение. Мы молча смотрели, как слоны заходят в воду. Теперь они везли на спине детей. Кива сидела на самом большом, вцепившись ему в уши, и смеялась.

Мы наблюдали, как животные медленно рассекают мелкие волны, лизавшие берег Най-Янга. Тесс улыбалась и фотографировала Киву. Слоны принялись дурачиться на камеру. Тот, на котором ехала моя дочь, окунулся в воду и снова вынырнул. С широко распахнутыми глазами Кива ловила ртом воздух, пытаясь отдышаться. На минуту она даже думать забыла о смехе.

– Красивые, правда? – сказал я – больше себе, чем Рори. – Очень красивые.

Я вытер пот со лба. Становилось жарче.

Когда солнце садилось над ровным, как зеркало, морем, мы обнаружили на пляже небольшую череду рыбных ресторанчиков.

Мы шли мимо них по немощеной дороге, не зная, который выбрать. Ресторанчики были практически неотличимы друг от друга: на песке беспорядочно теснятся столики и стулья, в быстро сгущающихся сумерках мерцают свечи, перед входом выставлен напоказ дневной улов – блестящая свежая рыба в глубоких ящиках со льдом.

Рестораны выстроились между дорогой и пляжем и больше всего напоминали амбары без передней и задней стенки. У каждого имелся деревянный дверной проем в виде арки, обмотанный пальмовыми листьями и обладающий чисто символическим значением. Ничто не мешало войти в любой из ресторанов прямо с пляжа, с дороги или даже из моря.

– Этот, – решила Тесс.

На вывеске по-английски было написано: «Почти всемирно известный гриль-бар».

Между столиками возвышались казуариновые деревья, увитые елочными гирляндами. Мы стояли и смотрели на мигающие красные, зеленые и синие огни, чувствуя, что смена часовых поясов дает себя знать. Из кухни вышла старая тайка и взяла детей за руки.

– Меня зовут госпожа Ботен, – представилась она. – Пойдемте со мной.

Тайка провела детей в арку, тоже украшенную елочной гирляндой, и направилась к столику у самой кромки воды. Мы с Тесс переглянулись и последовали за ними.

Госпожа Ботен усадила нас за столик и исчезла. Мы сбросили туфли и погрузили пальцы в песок, скорее белый, чем золотистый. Кроваво-красное солнце зашло очень быстро, и зеленый холм, возвышающийся над Най-Янгом, превратился в темную громаду над неподвижной гладью бухты.

Еще никогда я не видел такого спокойного моря. Касаясь берега, вода лишь слегка покрывалась рябью. В бухте не было видно ни надувных бананов, ни водных мотоциклов – только рыбацкие лодки, узкие, длинные, изогнутые, словно одноместные корабли викингов. На каждой лодке горел синий или зеленый навигационный огонь, и огни эти кивали в теплом ночном воздухе.

Не дожидаясь, пока мы сделаем заказ, госпожа Ботен принесла детям по бутылке воды, а нам – пиво «Сингха». Потом официант лет одиннадцати начал подавать на стол ужин: омлет с мидиями, зажаренные на решетке гигантские креветки под сладким соусом чили, карри из рыбы с овощами и огромные тарелки с рисом, от которых поднимался пар.

Тесс и Кива тут же набросились на еду, но мы с Рори только переглянулись: думаю, мы оба были несколько ошеломлены.

– И еще хлеба, пожалуйста, – попросил я маленького официанта.

Просьба эта поставила мальчика в тупик. Он с беспокойством уставился на меня, а потом побежал за госпожой Ботен.

– Хлеба, пожалуйста, – повторил я.

Хозяйка задумчиво наморщила лоб и снова ушла на кухню, откуда до нас долетели возбужденные голоса и грохот кастрюль. Наконец она вернулась с тарелкой, на которой лежало четыре тонких ломтика белого хлеба.

– Ваш хлев, – улыбнулась она и ласково потрепала по руке сначала Рори, потом Киву.

– Ваш хлеб, сэр, – сказала Тесс и взяла с тарелки креветку размером с омара.

Хлеб был белый, из муки мелкого помола. Когда-то, причем довольно давно, его купили в супермаркете. В окружении щедрых даров Андаманского моря магазинный хлеб выглядел немым укором.

Госпожа Ботен снова подошла к нашему столику – убедиться, что нам больше ничего не нужно, и поухаживать за детьми. Кива тут же расцвела и заулыбалась, вся спокойствие и очарование, зато Рори смущался и краснел, словно считал себя недостойным такого приема.

– Желаю вам хорошо отдохнуть, – сказала госпожа Ботен.

– Вообще-то мы приехали не отдыхать, – ответила Тесс и с улыбкой посмотрела на меня.

Я улыбнулся в ответ. Нет, мы приехали не отдыхать.

Мы прилетели на Пхукет по делам. Нас привела сюда моя новая работа и новые перспективы. Новая, лучшая жизнь. Шанс начать все сначала.

Однако хозяйке «Почти всемирно известного гриль-бара» Тесс ничего этого не сказала. Подобное не сообщают первому встречному, даже такому радушному, как госпожа Ботен.

Зато Тесс улыбнулась мне. Позади нее, на пляже Най-Янг, мерцали на деревьях разноцветные лампочки, детей начинало клонить в сон, безмятежное море заливал белый свет луны, и все, что жена не сказала вслух, она выразила в этой улыбке.

2

Я стоял у окна и ждал, когда кончится дождь. Я взглянул на часы. Сколько же он будет идти? Ездить по местным дорогам в дождливую погоду я побаивался.

Кива, еще теплая со сна, подошла и встала рядом со мной. Я обнял ее за плечи.

– Разве в Таиланде бывает дождь? – спросила она.

Тесс, сидевшая за столом позади нас, рассмеялась.

– Конечно, бывает! Не помнишь, как мы попали под ливень, когда приезжали сюда в первый раз?

– В тот день, когда кормили слонов, – добавил Рори.

Кива помотала головой:

– Слонов помню, а ливень – нет.

В тот раз мы приехали на Пхукет в сезон дождей, а от местных прогнозов погоды было мало толку, настолько расплывчато они звучали. Часто казалось, что вот-вот разразится гроза: в небе полыхали ослепительно-белые молнии, а потом ничего не происходило. Или происходило – либо в другой части острова, либо над морем. Если же дождь все-таки начинался, то с неба лились целые потоки теплой воды, которые моментально промачивали одежду насквозь, и оставалось только одно – укрыться где-нибудь и ждать.

Сквозь ветви деревьев я видел, как по морю неторопливо скользит тайская длиннохвостая лодка. Когда она повернула к берегу, рыбак вынул из воды длинный металлический стержень, к которому крепился двухтактный двигатель, и зафиксировал его бечевкой. Потом он принялся поднимать сети с уловом со дна лодки и выбрасывать их на берег. Даже с такого расстояния было видно, как бьется живая рыба.

Мы поселились в одном из двух домов, построенных на зеленом холме над пляжем Най-Янг. Они стояли в конце грунтовой дороги – оба маленькие, с типично тайской крышей с двойным фронтоном, словно на крышу надели ее собственную уменьшенную копию – этакий милый отголосок. Отличались дома только тем, что на одном торчала красная спутниковая тарелка, и, к большому разочарованию детей, принадлежал он не нам, а нашему соседу.

Наш сосед, он же арендодатель, был человеком пожилым, но подтянутым, а лицом напоминал скорее китайца, чем жителя Таиланда. Мы встречались с ним лишь раз – в первый день, когда я забирал у него ключ. Сейчас он стоял у окна соседнего дома и тоже смотрел на дождь. Второй дом он сдавал «Дикой пальме» – компании, в которой я работал шофером.

Сотрудники «Дикой пальмы» были рассеяны по всему острову, но в основном жили дальше к югу – в районе Пхукет-тауна, Сурина и Патонга, ближе к Пхукету туристических проспектов и грез. Мы же поселились на пляже Най-Янг.

Здесь, на севере, в окружении каучуковых и ананасовых плантаций, легко забываешь, что Пхукет уже четыре десятилетия существует за счет туризма, и как бы возвращаешься на несколько веков назад – в то время, когда он был одним из крупнейших центров мировой торговли.

На то, чтобы спуститься с холма и дойти до пляжа, у нас уходило полчаса, но все равно чувствовалось, что море где-то рядом. Мы слышали, как оно дышит вдалеке и льнет к изогнутому дугой берегу Най-Янга, а когда дождь стихал и выглядывало солнце, за казуаринами виднелась блестящая голубизной и золотом вода.

Северный Пхукет не курортный район. Он обладает иной, более суровой красотой. Вокруг растет густой лес, и когда идет дождь, слышно, как с веток падают капли. Заброшенные оловянные рудники, которыми испещрен пейзаж, напоминают о том, что эта часть острова всегда была местом тяжелого физического труда. Сюда приезжают не на каникулы, а в поисках лучшей доли, в поисках работы.

Я снова взглянул на часы и решил, что дольше ждать не могу. Я работал в «Дикой пальме» всего вторую неделю и не собирался опаздывать из-за какого-то дождя.

Пока Рори с Кивой раскладывали на кухонном столе учебники, Тесс подошла, взяла меня за плечи и быстро сжала. Я кивнул – так она желала мне удачи, просила быть осторожным и обещала думать обо мне.

Я легко поцеловал ее в губы и вышел на крыльцо. Сосед все еще смотрел в окно, только теперь к нему присоединилась жена. Она улыбнулась и помахала мне рукой, и я тут же узнал в ней хозяйку «Почти всемирно известного гриль-бара». Разумеется. У арендодателя тоже фамилия Ботен. Господин и госпожа Ботен. Я пробежал под дождем до сарая, слегка оскальзываясь на размокшей грязи. Госпожа Ботен ободряюще кивнула. Господин Ботен тоже взглянул в мою сторону, но остался безучастен.

В сарае стоял старый мотоцикл – индийский «Роял Энфилд-500сс». Время и неизвестные ездоки его не пощадили: синяя краска облупилась, обнажая серебристый металл, раму покрывали пятна ржавчины. Я выкатил его наружу и посмотрел на Тесс, Рори и Киву. Они стояли на крыльце, дети держали в руках книги, и все трое переводили взгляд с меня на небо и обратно. Дождь слегка приутих, а может, мне просто так казалось.

Я завел мотоцикл, и в то же мгновение дождь перестал, и в прореху между туч ударил солнечный свет – такой невозможно яркий, будто он не имел ничего общего с привычным мне солнечным светом. Тесс рассмеялась, покачала головой и протянула руки ладонями вверх, словно говоря: «Видишь, как нам везет?»

Жена и дети махали мне вслед, а соседи провожали любопытными, слегка недоуменными взглядами. Очень осторожно я съехал с холма по желтой грунтовой дороге, от дождя ставшей грязно-золотистой, и отправился на работу.

Сидеть на мотоцикле приходилось выпрямившись. Я все еще к этому не привык и чувствовал себя человеком из прошлого.

Я ехал в сторону аэропорта. Слева тянулся пляж Най-Янг, теплый воздух наполнял аромат жарящихся на решетке морепродуктов. Пхукет окутал меня своими звуками и запахами, и я позабыл о неудобстве.

Удивляясь тому, какое большое место в жизни острова занимает вода, я взглянул на стоящие на якоре рыбацкие лодки, а когда повернулся обратно, увидел, что прямо на меня несется мотоцикл.

На нем сидели две девушки. Их черные волосы развевались по ветру, глаза скрывали темные очки. Та, что ехала сзади, примостилась боком и курила сигарету, дрыгая худыми ногами во вьетнамках. Та, что должна была управлять мотоциклом, читала сообщение в телефоне.

Я заорал и резко свернул в сторону, стараясь не потерять управление на скользкой дороге. Они пронеслись так близко, что меня обдало вонью выхлопных газов. Мотоциклистка даже не подняла головы, зато пассажирка обернулась и одарила меня ленивой улыбкой – ее белые зубы ярко сверкнули на фоне блестящего смуглого лица.

Когда я оглянулся, она сделала жест вай – уносясь вдаль и по-прежнему улыбаясь, она поднесла сложенные вместе ладони к груди и склонила голову, так что распущенные черные волосы упали ей на лицо. Девушка за рулем была слишком занята – вела мотоцикл и отвечала на сообщение, – но ее подруга сделала мне вай.

За тот недолгий срок, что мы провели на острове, этот классический тайский жест встречался мне постоянно и повсюду. Вай. Я до сих пор не вполне понимал его смысл и сомневался, что когда-нибудь пойму: он выражает слишком многое.

Вай демонстрирует уважение. Вай означает «спасибо», «здравствуйте», «до свидания» и «приятно познакомиться».

Вай означает «Ой! Извините, что чуть вас не убили».

И что бы он ни выражал, вай всегда напоминает короткую молитву.

Я стоял в аэропорту Пхукета с плакатом в руках, в верхнем углу которого была надпись: «ДИКАЯ ПАЛЬМА». Ниже шло изображение двух сонных пальм, а также имя и название города, сливающиеся с одним из нарисованных деревьев: «МИСТЕР ДЖИМ БЭКСТЕР, МЕЛЬБУРН». В отличие от всего остального стоять в аэропорту с плакатом в руках не казалось мне чем-то непривычным, ведь в Англии я занимался тем же самым.

Ты держишь плакат и ищешь глазами нужного человека, но никогда не находишь – это он находит тебя. Я разглядывал толпу пассажиров, выходивших из терминалов, когда ко мне подошел усталый мужчина лет пятидесяти с редеющими светлыми волосами.

– Я Бэкстер.

Я взял у него чемоданы. Для человека, прилетевшего с другого конца света, багажа у Бэкстера было немного.

По пути к стоянке я попытался завязать с ним дружескую беседу, но он только мычал в ответ, и я прикусил язык. Бэкстер выглядел совершенно измотанным, и виной тому явно была не только бессонная ночь и обезвоживание после долгого перелета. Встрепенулся он, только когда увидел мой «Роял Энфилд».

– Ни хрена себе! – выругался Бэкстер. – «Дикая пальма» что, не в состоянии прислать за мной машину? Я плачу вашему боссу такие деньги, а он даже на автомобиль раскошелиться не может?

Я ободряюще улыбнулся:

– Мистер Бэкстер, в это время дня мотоцикл – самый быстрый способ доставить вас на место. – Потом кивнул, снова улыбнулся и добавил: – А главное – совершенно безопасный.

Это была не совсем правда. Большинство иностранцев, погибающих в Таиланде, либо разбиваются на мотоциклах, либо умирают, приняв поддельной «Виагры». Все дело в солнце – напекает голову.

Бэкстер сидел на заднем сиденье, обхватив меня за пояс. Мы двигались на юг, а мимо нас проносились другие мотоциклисты. Они закусывали, проверяли электронную почту, сплетничали, нянчили младенцев, звонили маме – все это на скорости шестьдесят миль в час.

Мы ехали мимо обнесенных стенами вилл и жестяных хибар, мечетей и буддийских храмов, выставленных на продажу земельных участков и плантаций ананасов с сочными остроконечными листьями, и все время над нами нависал густой зеленый лес внутренней части Пхукета.

Вдоль проселочных дорог тянулись бесконечные каучуковые плантации – высаженные рядами высокие тонкие деревья, настолько одинаковые, что, засмотревшись на них, можно впасть в транс и забыть про управление. По обочинам крупных магистралей стояли огромные щиты, на которых, рекламируя нечто неведомое, улыбались и отдавали честь люди в форме – солдаты вместо знаменитостей.

Я ждал, когда появится названный мне ориентир – крупная кольцевая развязка рядом с Талангом и темные статуи двух девушек в натуральную величину, стоящие на мраморном пьедестале посреди оживленного перекрестка.

У статуй я свернул налево, а затем направо, на проселочную дорогу, по которой прямо на нас катила на мотоцикле девочка-мусульманка лет девяти – того же возраста, что Кива и Рори. Ее серьезные глаза не мигая смотрели на меня поверх чадры.

Порыв теплого воздуха обдал мое мокрое от пота лицо, и я почувствовал, как Бэкстер обхватил меня еще крепче.

Я понимал, каково ему.

Мне все это тоже было в новинку.

Дом Фэррена вырос перед нами как из-под земли.

Дорога практически сошла на нет – осталась только узкая утрамбованная грунтовка, ведущая сквозь заросли мангровых деревьев.

Я уже решил, что свернул не туда, как вдруг увидел группу современных домов, построенных на участке осушенной и очищенной от деревьев земли. Позади них виднелась бухта и стоящие у причалов лодки яхт-клуба.

Когда мы остановились перед шлагбаумом, Бэкстер неожиданно разговорился.

– А Фэррен неплохо устроился, – произнес он, обдавая мне шею своим дыханием. – Давно его знаете?

Шлагбаум поднялся, и я кивнул охраннику в знак благодарности.

– Не очень, – ответил я.

Прозвучало это странно: выходит, я переехал на другой конец света, чтобы устроиться на работу к человеку, которого знаю всего несколько месяцев. Но Фэррен встретил меня в Лондоне, когда жизнь моя пошла под откос и мне казалось, будто лучшая ее часть уже позади. Я утратил веру в себя, а Фэррен счел меня на что-то годным. А главное, он предложил мне место в своей компании, когда я лишился работы.

– Достаточно давно, – добавил я.

Я оставил мотоцикл на стоянке, и мы пошли по дорожке к дому. Рядом со мной ползла бледно-зеленая змея дюймов восемнадцать длиной. Голова у нее была багровая, как будто змея сердилась. Я не спускал с нее глаз, но она не приближалась и не отдалялась. Мы словно просто прогуливались вместе. В самый последний момент, в конце аллеи, она скользнула обратно в мангровые заросли.

Прежде чем я успел позвонить, нам открыл слуга Фэррена – Пирин, низкорослый, крепко сбитый таец, такой же смуглый, как махауты. Он провел нас внутрь. Я бывал здесь всего несколько раз, и от красоты дома у меня захватило дух.

Просторный, полный воздуха и стекла, дом тем не менее был, несомненно, тайским: на полу из твердых сортов древесины постелены коврики ручной работы, повсюду диваны и кресла на изогнутых ножках, тоже из твердых сортов древесины, и все пропитано ощущением изобилия, как будто богатства этого мира неисчерпаемы. За стеклянной стеной гостиной начинался бассейн с эффектом бесконечных краев. Казалось, он подвешен в воздухе и парит над заливом, подобный прекрасному сну.

Фэррен, загорелый и мускулистый, вышел из воды, и Пирин набросил на его широкие плечи белое полотенце. Бизнесмен подошел к нам, обнажая в улыбке все свои белые зубы.

– Верните мне деньги! – потребовал Бэкстер.

Австралиец был человеком пожилым. Его тело устало после перелета и затекло от поездки на мотоцикле. Лучшие дни Бэкстера явно остались позади.

Однако когда он вцепился Фэррену в горло, нам с Пирином пришлось повозиться, чтобы его оттащить.

3

Я вышел из дома Фэррена и направился обратно к воротам, по пути остановившись, чтобы пропустить стайку мотоциклов с двухтактными двигателями, на которых, часто по двое – по трое, ехали на работу уборщики, повара и горничные.

Ощущая в горле привкус дизельного топлива, я смотрел, как они спешат к большим белым домам своих нанимателей, и мне казалось, будто я вижу картину из далекого прошлого, когда мир еще делился на слуг и господ.

По ведущей к заливу грунтовке я дошел до одноэтажного строения с закрашенными окнами, похожего на заброшенную казарму. Это было самое сердце «Дикой пальмы», и, как только я открыл дверь, в уши ударила волна разнообразных звуков.

За длинным столом, заставленным телефонами, компьютерными дисплеями и тарелками с едой, сидели мужчины и женщины – в основном мужчины – и торопливо говорили что-то в телефонные трубки: заискивали, упрашивали, наседали, смеялись, язвили и продавали – неизменно продавали. Всем не больше тридцати. Все одеты, как на пляж. Все говорят по-английски, хотя и с разными акцентами: можно распознать уроженцев США, Великобритании, Австралии, ЮАР. Я прошел в дальний конец помещения, где стоял кулер для воды. Кое-кто мельком взглянул на меня, но не более того.

Я отпил воды из пластикового стаканчика и кивнул Джесси – молодому англичанину с бледной кожей и очень светлыми, коротко подстриженными волосами. Для человека, живущего в тропиках, выглядел он так, словно вообще не выходил на улицу. Из одежды на нем были только мешковатые шорты, в которых выступают тайбоксеры. Джесси поливал лапшу сладким соусом чили и одновременно разговаривал по телефону, зажав трубку между плечом и ухом. Судя по акценту, вырос он где-то на севере Англии.

– Да, да, – тараторил Джесси, – я сейчас в Хитроу. Регистрируюсь на рейс до Таиланда. Одну секунду… – сказал он в трубку и уставился на меня широко раскрытыми бесцветными глазами, словно видел на моем месте кого-то другого. – Кресло 1K? Да, вполне устроит. Вегетарианское меню, пожалуйста…

Джесси отвел взгляд. Я заметил, что на его пухлой белой руке надето трое часов, причем все трое установлены на разное время.

– Прошу прощения, Джон, еще секунду… – проговорил он в трубку и снова уставился на меня. – У вас есть номер моей золотой карты «Экзекьютив клаб»?

Пауза. Я пил воду, пытаясь найти связь между его словами и местом, где мы находились.

– Что? Уже внесен в систему? – Джесси удивленно распахнул глаза. – Отлично! Извините, Джон. Путешествие самолетом – дело хлопотное. Сами понимаете. Что-что?

Взрыв оглушительного хохота.

– Да уж, тут вы правы: по крайней мере, я лечу первым классом!

Джесси прикрыл трубку рукой и повернулся ко мне.

– У тебя что, нет дел поважнее?

– Почему же, есть – найти тебя и привести в дом.

– Так на чем мы остановились? – спросил он у собеседника и поднял руку, давая мне знать, что скоро освободится. – Как я уже говорил, я вылетаю в Таиланд, чтобы встретиться с мистером Фэрреном, моим боссом, и пробуду там двое суток. У меня есть уникальное предложение для серьезного инвестора вроде вас, который оказался достаточно дальновиден, чтобы переехать на Пхукет со своей очаровательной женой-тайкой. Высокодоходная инвестиционная программа. Группа многоквартирных домов с видом на пляж Най-Хан. Да-да, все верно, к югу от пляжей Ката и Карон. Но действовать надо быстро – повторяю, быстро. Вообще-то, конечно, я не должен бы все это вам рассказывать…

Я смотрел на Джесси поверх пластикового стаканчика. Его бледное лицо было наморщено от напряжения. На столе перед ним лежала шпаргалка.

– Местный рынок недвижимости – один из наиболее быстро развивающихся в мире, – снова заговорил Джесси, понижая голос. – Стоимость жизни на Пхукете невелика, а доходы от аренды высокие. Вы переехали в самую богатую провинцию Таиланда. – Он выдержал эффектную паузу и продолжил: – Когда прочие азиатские тигры жалобно мяукали и просили пощады, Пхукет по-прежнему рычал… У Пхукета стальные мускулы… Пхукет моя любить тебя долго-долго… Пхукет моя любить тебя много… На Пхукете у вас только одна забота – управление финансами… На Пхукете вы будете вечно жить в роскоши, а боги упадут на колени и поклонятся вам как своему господину…

Джесси подмигнул мне.

– Джон, мы готовимся к взлету, так что мне придется выключить свой «блэкберри». Бокал шампанского, пожалуйста. Нет, орехов не нужно. У вас найдется пижама размера XL? Послушайте, я перезвоню вам, когда прилечу. Что? Встретиться и выпить пива в баре отеля «Чеди»? Отличная мысль!

Джесси повесил трубку и встал, поправляя цветастые шорты. Когда мы с ним познакомились, он сказал, что приехал на Пхукет заниматься тайским боксом. На острове полно хороших спортивных лагерей, объяснял Джесси, так что со дня на день он бросит пить пиво и начнет тренироваться всерьез.

Мы вместе пошли к дому.

– И каково это – летать первым классом? – спросил я.

Почему-то я до сих пор верил, что его слова имели какое-то отношение к действительности.

Джесси подтянул шорты и мечтательно уставился в пространство.

– Клево, наверное…

Я кивнул в сторону дома.

– Австралиец, которого я привез из аэропорта. Бэкстер. Похоже, он несколько не в духе.

Джесси только рассмеялся:

– Ничего, Фэррен это исправит.

Мы находились на Бангла-роуд, знаменитой улице ночных развлечений в Патонге. Перед входом в бар сидел гиббон в ковбойской шляпе.

Я прочел название на треснувшей неоновой вывеске: «БЕЗЫМЯННЫЙ БАР». Гиббон проследил за моим взглядом. Я посмотрел на него – на бесконечно длинные руки, темную треугольную морду и глаза, настолько черные, словно они вобрали в себя ночь. Животное с безмерно скучающим видом изучало свои ногти. Кажется, я никогда раньше не видел настоящего гиббона. Но почему-то гиббон в ковбойской шляпе, сидящий перед «Безымянным баром», выглядел совсем не так дико, как можно было бы ожидать.

Бангла-роуд – это шумное скопище баров. В каждом играет своя музыка, и все песни, бары и девушки сливаются воедино, в одно бессмысленное целое. Бары вдоль боковых улочек, бары на верхних этажах, которые видны снаружи, только если задрать голову, огромные заведения размером с супермаркеты, состоящие из бесчисленных маленьких баров, неотличимых друг от друга, где девушки висят на шестах, словно на поручнях в метро, играют с клиентами в «Четыре в ряд» или пялятся, позевывая, в морозно светящиеся телефоны.

От Бангла-роуд веет какой-то распутной невинностью: улица стала местной достопримечательностью, и по ней ходят целые семьи из Европы и Австралии, глазея на хаос и упиваясь разнузданной таиландской ночью. Однако прежде всего Бангла-роуд – место деловых встреч.

– Это то самое заведение? – спросил Бэкстер, заглядывая поверх голов гиббона и девушек в темное, ревущее нутро бара.

Он повернулся к Фэррену, по-отечески обнимавшему его за плечи.

– Как звали тех двух девушек, с которыми я был в прошлый раз?

Фэррен ободряюще похлопал Бэкстера по спине.

– Номер тридцать один и номер шестьдесят три. Чудесные девушки.

Они вошли внутрь. Мы с Джесси остались стоять на улице, наблюдая за гиббоном. У него была мягкая коричневая шерсть, морду обрамляла полоса белого меха. Я снова заглянул в его идеально круглые глаза – черные, влажные, бездонные. Гиббон запрыгнул на табурет между двумя девушками и продолжил изучать свои ногти.

– Тело массаж? – обратилась ко мне одна из девушек. – Руки массаж?

Она дотронулась до моего плеча, и я отступил назад.

– Зачем вообще нужен массаж рук? – спросил я.

Джесси прыснул.

– Простите моего друга, дамы. Его только недавно прибило к нашим берегам – еще не освоился. Ты слегка не в теме, а, Том? Они делают массаж не рук и тела, а руками и телом.

Гиббон захихикал над моим невежеством, и я бросил на него испепеляющий взгляд.

– Доплати им пару батов, так они еще и за ушами у тебя помоют, – добавил Джесси. – Пойдем.

Мы вошли в бар. Фэррен и Бэкстер разговаривали за столиком, и мы подсели к ним. Перед каждым из нас появилось по стакану пива «Сингха». Фэррен подмахнул счет, не спуская глаз с австралийца.

– Я просто хочу, чтобы мне вернули деньги, – объяснял Бэкстер уже гораздо спокойнее. Фэррен слушал и задумчиво кивал. – Моя жена говорит, что иностранцы не могут покупать землю в Таиланде. Говорит, это незаконно.