Тайна прошлогоднего снега Роньшин Валерий
БАХ-БАХ-БАХ-БАХ!.. — ответили им спецназовцы во главе с майором Гвоздем.
И пошло — поехало:
БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ- БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ…
Пока идет большая перестрелка, сделаю маленькое отступление. Вы, конечно, можете мне не верить, если не хотите, но на меня нашло та-а-кое офигительное спокойствие, как будто я не в баре под пулями сидела, а лежала в своей уютненькой кроватке у себя дома, накрывшись одеяльцем. Кстати говоря, может, так оно и было. Уж больно все происходящее смахивало на сон. В меня ведь тоже пули попадали. Но входили как в кисель, я ровным счетом ничего не чувствовала.
Пули свистели, стекла звенели… В общем, чтоб не отнимать у вас много времени, сразу скажу, что все друг друга перестреляли. На полу, в лужах крови, лежали горы трупов. Дело в том, что в баре, помимо пришельцев, находились и обычные земные посетители, которых — увы — скосили шальные пули.
Короче, в живых никого не осталось. Кроме меня.
Перестрелка на этом закончилась, и наступила, скажем так, гробовая тишина.
А потом в бар вошла… как вы думаете — кто? Догадайтесь-ка! Подсказка намбэр уан! Красивая и стройная. Не врубились? Подсказка намбер ту! Остроумная и хитроумная. Опять не врубились?
Тогда у вас вместо мозгов гнилая картошка или кирпичи.
В бар вошла я!
"Вот так номер, чтоб я помер!" — как любил говорить покойный майор Гвоздь, который, в окружении покойных же спецназовцев, лежал сейчас у порога бара с простреленной головой.
Переступая через трупы, я не спеша направилась ко мне. При виде меня у меня на лице не дрогнул ни один мускул (по крайней мере мне очень хотелось так думать).
— Привет, подруга, — сказала я.
— Привет, подруга, — ответила я.
— Как делишки? — спросила я.
— Как видишь, — обвела я бар широким жестом.
— Да уж, — хмыкнула я, — смерть не спросит, придет да скосит.
— Откуда ты такая взялась? — осведомилась я.
— С Луны с той стороны, — усмехнулась я.
— Нет, правда, ты что — инопланетянка? Я громко расхохоталась:
— Ха-ха-ха… Я гляжу, у вас тут, чуть что, — сразу инопланетяне.
— А у вас? — сделала я ударение на "вас".
— А у нас в квартире газ, — откровенно дурачилась я.
— Послушай… — начала я. Но я не стала слушать.
— Ой, да знаю я все, что ты сейчас скажешь.
— А откуда ты знаешь?
— Так ведь я же — это ты, а ты — это я. Помнишь, песенка такая была: "Я — это ты, ты — это я, солнце встает — это наша заря".
— Не помню. И вообще хватит мне зубы заговарить, лучше объяс…
Я перебила:
— Да не буду я тебе ничего объяснять. Все равно ничего не поймешь.
— А может, пойму. Попробуй.
— Тут и пробовать нечего. Если бы я сейчас начала говорить на древнегреческом языке, ты бы что-нибудь поняла?..
— Я понимаю только одно, — упрямо сказала я, — что они все… — обвела я вновь широким жестом бар, где валялись тела Каннибалова, Смертолюбовой, Одуванчиковой, Онуфрия и Большакова, — и ты тоже — пришельцы из Черной Дыры. Поэтому ответь мне не на древнегре-ческом, а на русском — зачем вы здесь? Какого черта вам тут надо?! И с какой целью вы воруете землян?..
Я демонстративно закатила глаза к потолку.
— Ну-у, ты меня прямо заколебала, подруга. У тебя в голове какой-то словесный коктейль. Впрочем, не только у тебя, вообще у всех у вас, — сделала я шарообразное движение руками, — на Земле. Всякой чепухой себе головы позабивали. Пришельцы… Черные Дыры… Ну нет этого!.
Не су-щес-тву-ет!..
— Ты хочешь сказать, что все это — иллюзия?
— Даже иллюзии нет.
— А что есть?
— НИ-ЧЕ-ГО.
— Как "ничего"?
— Вот так.
— А другие планеты?
— Нет никаких других планет.
— А Земля?
— И Земли нет. Вообще ничего нет.
— Сорри, конечно, может, я туповата и чего-то не догоняю, но я ни фига не поняла.
Я захихикала.
— А я тебя предупреждала, что ты ни фига не поймешь. Всему есть предел, а уж человеческому пониманию — и подавно. Грубо говоря, ты попала в лабиринт, из которого нет выхода. Не предусмотрен. Надеюсь, это-то тебе понятно?
— Ну, более-менее…
— Утешайся тем, что тебе удалось исполнить свое предназначение.
— И в чем же было мое предназначение?
— Да вот в этом нашем разговоре.
— И все?! — опешила я.
— И все, — подтвердила я. — А ты небось себе что-то глобальное навоображала?
Я молчала, переваривая, словно плотоядное облако, полученную информацию. Честно сказать, переваривалось с большим трудом.
— Выходит, и Вселенной нет… — пробормотала я потрясенно.
— Не-а, — хихикала я.
— Офиге-е-ть…
— Что, не верится? Я так и знала, что не поверишь.
— А нас тоже нет? — спросила я.
— Тоже, тоже, — покивала я.
"М-да, — подумала я. — Дальше ехать некуда…"
— Почему ж некуда? — возразила я. — Поезжай туда, откуда приехала. В Москву.
— А она разве есть?
— Нет, конечно, но ты все равно поезжай.
И я поехала… ой, нет, не поехала, а пошла из бара.
— Смотри не угоди в Черную Дыру, — крикнула я мне вслед.
— Так ее ж нет, — крикнула я в ответ.
Но как только я вышла из бара, так сразу же угодила в Черную Дыру. И, оказавшись в кромешной тьме, полетела куда-то вниз. Летела-летела, летела-летела, летела-летела, летела-летела, летела-летела, летела-летела, летела-летела, летела-летела, летела-летела…
Глава XVII
КОГДА РАК НА ГОРЕ СВИСТНЕТ, ИЛИ КОГДА ВАРЕНАЯ КУРИЦА ЗАКУДАХЧЕТ
Летела-летела, летела-летела, летела-летела, летела-летела, летела-летела, летела-летела, летела-летела, летела-летела… а потом вдруг — у-у-у-у-у-ух… оказалась лежащей на диване в кабинете начальника Федеральной службы безопасности генерала Жеребец.
— О! О! — раздались радостные возгласы. — Она проснулась! Проснулась!..
Да, ребята, Эмка Мухина никогда не ошибается (даже если и ошибается), все это и в самом деле был сон.
— Здравия желаю, Эмма! — козырнула мне генерал Жеребец Анна Львовна (ибо это была женщина). — Поздравляю с успешным выполнением очередного задания!
— И я поздравляю! — тоже козырнул майор Гвоздь.
— Гав-гав-гав! — послышалось знакомое гавканье.
Бо-о-же! Я чуть от счастья не захлебнулась. Это был ГАФЧИК! Живой и невредимый!..
— Гафчуля! — принялась я тискать своего лохматого и лопоухого друга.
— И-и-и… — отвечал он радостным визгом, облизывая меня своим тепленьким язычком.
— А Володька Воробьев живой? — на всякий случай решила я уточнить. Сон сном, конечно, но мало ли что.
— Так точно! — козырнул капитан Кипятков (он тоже был тут как тут). — Воробьев сейчас в школе, на уроке астрономии.
— А астрономичка не меркурианка? — заодно уж поинтересовалась я.
— Никак нет, — подкрутил правый ус майор Гвоздь, — астрономичка — это астрономичка.
— Супер! — радовалась я все больше и больше. — А какое очередное задание я успешно выполнила, Анна Львовна?
— Ты, Эмма, первый в мире онейронавт, совершивший полет в открытый сон, — торжественно объявила генерал Жеребец.
— Кто я? — переспросила я.
— Почти что Юрий Гагарин, — пояснил майор Гвоздь, подкрутив левый ус. — Только о полете Гагарина знает весь мир, а о твоем полете мир никогда не узнает, потому как этот полет секретный.
Я не врубилась.
— О каком полете?..
— Жора, объясни, — распорядился майор.
— Слушаюсь! — козырнул Кипятков и принялся объяснять: — Сны — это зеркало человеческого подсознания, а подсознание — это зеркало информационного поля Земли. А в этом информационном поле сосредоточена информация абсолютно обо всем, что происходило, происходит и будет еще происходить на Земле. Следовательно, в нем можно найти сведения и обо всех преступлениях, когда-либо совершенных, совершаемых в настоящее время и ожидаемых в будущем.
А это значит, что, отработав методику правильного разгадывания сновидений, расследования можно проводить во сне, а преступников арестовывать наяву.
— Представляешь, Эмма, — с воодушевлением подхватил Гвоздь, — какие фантастические перспективы открываются перед сыщиками?!
Я не представляла.
— А какие?
— Ты спишь и одновременно расследуешь сразу несколько дел, причем на эти расследования ты не затрачиваешь ни одной копейки, также тебе не надо никаких виз и загранпаспортов, если преступный след ведет в другую страну, и — самое главное — драки, погони, перестрелки тебе ничем не угрожают, а если ты вдруг во сне погибнешь от бандитской пули, то наяву у тебя даже царапины не останется.
— Круто! — восхитилась я. — Но ведь для того, чтобы провести расследование, надо уметь управлять своими действиями во сне.
— Так точно! Потому я и изобрел штукенцию под названием "онейролет", на котором ты как "онейронавт" полетела в открытый сон и, сохраняя там сознание "бодрствующей личности", провела ряд расследований.
— А где этот "онеиролет"? — завертела я головой.
— Да вот он, — указала генеральша на диван, с которого я только что встала.
— Диван — "онеиролет"?!
— А ты что хотела увидеть, — посмеивался в усы майор Гвоздь, — космический корабль?
— Ну, не корабль, а… — я сама толком не знала, что собственно хотела увидеть, — какое-нибудь навороченное электронное устройство…
— В том-то и дело, что не требуется никаких навороченных устройств. Ты ложишься на диванчик и засыпаешь, а твое сознание на "онейролете" направляется в русло тайн и расследований.
— А откуда, Петр Трофимыч, известно, что оно именно туда направляется?
— За полетом "онейролета" можно проследить.
— Так, значит, вы за мной следили?! А я и не заметила.
Генеральша, майор и капитан дружно улыбнулись.
— Ты и не могла этого заметить, Эмма, — сказала Анна Львовна, раскуривая трубочку. — Когда человек спит, его сны проецируются на его зрачок. Мы установили на твои веки датчики и с их помощью считывали с твоих зрачков твои сны. Затем мы эти сны расшифровывали и принимали соответствующие меры по задержанию преступников.
— А почему я во сне не помнила о том, что лечу на "онейролете"?
— Ты и не должна была этого помнить, — задымила Жеребец трубочкой. — В сонологии это называется эффектом Моуди, или, проще говоря, — обратным эффектом. Когда человек просыпается — он помнит, что ему что-то снилось, но не помнит, что именно. И, наоборот, во сне он забывает, что было с ним наяву.
— А почему я сейчас, уже вернувшись из сна, не помню, что было со мной до сна?
— Потому что это был не просто сон. Ты как "онейронавт" летала в открытом сне на "онейролете", — сказал майор Гвоздь. — Уразумела?
— Уразумела, Петр Трофимыч, — кивнула я, хотя, честно сказать, не совсем уразумела, ну да уж ладно, потом уразумею. Сейчас меня гораздо больше интересовало совсем другое:
— А я что, действительно во сне раскрыла заговор пришельцев из Черной Дыры?
Генеральша, майор и капитан вновь дружно заулыбались.
— Не было, Эмма, никаких пришельцев из Черной Дыры, — сказала Анна Львовна.
— А откуда они были? С Меркурия?..
— И с Меркурия не было.
— А что было?
— Была преступная группа, торговавшая в Центре развлечений "Меркурий" бракованными воздушными шариками, которые очень быстро лопались.
— И это все? — не смогла я сдержать своего разочарования.
— Нет, не все, — подкрутил Гвоздь правый ус, — вся группа в настоящий момент задержана и вскоре предстанет перед судом за мелкое мошенничество.
— Ну а вот когда я в Америке была с Григорием Молодцовым? Этот сон как расшифровывается?
— Очень просто, — подкрутил Гвоздь левый ус. — В Чикаго на консервном заводе действовала преступная группа, которая на банки с обыкновенной килькой наклеивала этикетки от банок с деликатесной семгой, а потом продавала килечек по цене семги. А в Голливуде на одной киностудии выявлена преступная группа, занимавшаяся хищением кинопленки. В настоящий момент обе преступные группы арестованы и вскоре предстанут перед американским судом. Я разочаровывалась все больше и больше.
— Ну а в Гавре, где у меня в номере отеля было море крови, наверное, произошло какое-нибудь ужасное убийство? — с надеждой спросила я.
— Никак нет! — козырнул капитан Кипятков. — Преступная группа, состоявшая из работников ресторана отеля, разбавляла томатный сок водопроводной водой и подавала его постояльцам на завтрак. В настоящий момент вся группа арестована и вскоре предстанет перед французским судом.
— Ну а вот это… а это… — продолжала я интересоваться то плотоядными облаками, то черными куполами… и это тоже были мелкие мошенничества каких-то мелких мошенников, которых уже арестовали и отдали под суд.
— Выходит, я расследовала всякую чепуху, — расстроилась я.
— Но при этом, Эмма, ты вела себя как герой! — ободряюще похлопала меня по плечу генерал Жеребец.
— Ой, да какой я герой, Анна Львовна, — вздыхала я. — Ведь, по сути, в своих снах я ни одно из дел так до конца и не довела.
— Для "онейронавта" это не имеет значения - главное, Эмма, что ты сумела взяться за эти дела. Правильно, Петруха?! — теперь уже хлопнула генеральша по плечу бравого майора.
— Так точно, товарищ генерал! — козырнул Гвоздь. — Как говорится, не сумеешь взяться за дело — и масло не вспыхнет, а сумеешь — и снег загорится.
— Кстати, о снеге, — встрепенулась я, — а как вы расшифровали тайну прошлогоднего снега?
— А никак, — просто ответил Гвоздь.
— Как это — никак?
— А так. Вопрос о "прошлогоднем снеге" оказался из разряда вопросов, на которые нет ответа.
— А почему нет?
— Потому что не существует. К примеру, как ответить на вопрос: где кончается бесконечность?
Или на такой: врет ли человек, который утверждает, что он врет? На такие и подобные им вопросы нет однозначных ответов.
Тут уж я совсем скисла. Мало того что я плюхалась в мелочных расследованиях, о воздушных шариках и кильках, я еще умудрилась напороться на неразрешимый вопрос о "прошлогоднем снеге".
— Но зато, Эмма, — продолжал Гвоздь, — в результате твоего полета был выявлен положительный побочный эффект.
— Это который сбоку, — вспомнила я объясниловку Кипяткова во сне.
— Так точно! — козырнул капитан. — Идея пользоваться памперсами при запуске космического корабля и при выходе в открытый космос взята на вооружение отрядом космонавтов. И уже сегодня в космос отправился международный экипаж в памперсах.
Я, конечно, сразу же подумала о своих родителях.
— А мои папочка с мамочкой вернулись с орбиты… ой, то есть из Катманду и Тимбукту?
— Так точно! — козырнул Кипятков. — И ждут не дождутся вас дома.
— С твоим любимым шоколадным ореховым тортиком, — прибавила генерал Жеребец. — Ведь сегодня, дорогая Эмма, у тебя день рождения.
— Да нет, Анна Львовна, у меня день рождения тринадцатого мая.
— А сегодня как раз тринадцатое, — улыбалась генеральша. — Так что поздравляем тебя с днем рождения.
— Поздравляем, поздравляем, — закричали и захлопали в ладоши Гвоздь, Кипятков и Гафчик. Вернее, Гафчик не закричал и не захлопал, а завилял хвостиком и залаял.
— Сколько ж, выходит, я спала? — не могла я никак сообразить.
— Всего-навсего пять минут, — сказал Гвоздь.
— Пять минут? — не верилось мне.
— Так точно! — козырнул Кипятков. — И за эти пять минут вы успешно расследовали аж двадцать пять дел!
— А представляешь, Эмма, сколько бы ты могла расследовать дел, если б проспала восемь часов? — попыхивала трубочкой Жеребец. Я представила себе и с уважением посмотрела на майора Гвоздя.
— Да-а, Петр Трофимыч, суперскую вы штукенцию изобрели!
— Рад стараться! — козырнул мне довольный Гвоздь.
— Ну что ж, друзья, — заключила Анна Львовна, — пора подвести итоги. Итак, с одной стороны, раскрыты дела о бракованных воздушных шариках, о консервах с килькой, о хищениях кинопленки с киностудии, о разбавленном томатном соке и так далее — всего двадцать пять дел. Нераскрытым осталось лишь дело о прошлогоднем снеге. Таким образом, раскрываемость — 99%. Итоговый баланс — положительный. Поэтому приказываю и дальше совершенствовать методику раскрытия преступлений во сне — как больших, так и маленьких.
— Слушаемся! — отдали генеральше честь Гвоздь с Кипятковым.
— Эх, — мечтательно вздохнула я, — а как было бы хорошо, если б не совершалось вообще икаких преступлений — ни больших, ни маленьких. Чтоб все люди жили честно. В дружбе, любви и согласии. Интересно, наступит ли когда-нибудь такое время?
— Так точно! — козырнул Гвоздь.
— А когда? — спросила я.
— Когда рак на горе свистнет, — сказал майор Гвоздь.
— Когда вареная курица закудахчет, — сказал капитан Кипятков.
— Когда жареные бобы зацветут, — сказала генерал Жеребец.
— Когда собаки начнут по деревьям лазить, — сказал Гафчик. Шутка. Гафчуля сказал: "Гав-гав".
Ну вот, собственно, и все. Аплодисменты. Грациозный реверанс. Пыльный занавес. Короче —