Кодекс бесчестия. Неженский роман Котова Елена

Глава 5. Будни

В понедельник Александров чувствовал себя разбитым. Знал же, что не надо было в ночи ехать к Скляру на озеро, но дал себя уговорить. Всю субботу катались на яхтах, он простыл, несмотря на солнце. Какая глупость – кататься на яхтах в конце февраля! Потом много и долго ели и пили. Потом поперлись на другую сторону озера на дижестив, легли поздно. В воскресенье – то же самое. По дороге в аэропорт попали в вечернюю пробку, в Москву прилетели глубокой ночью.

«Ведь все известно было с самого начала, – думал Александров, разглядывая выбритую щеку в зеркале. – Все известно… Самолет под парами три часа продержали, что было тоже известно. Разве Катюню из-за стола вовремя вытащишь? И как буду чувствовать себя в понедельник, тоже было известно. Зато Скляр – в наваре, оставил свой «фалькон» в Милане, на моем вернулись. Заберет в другой раз… И это было заранее известно».

Не известно только, примет ли его «папа», и когда. В том, что Скляр не слезет со своего родственника Португалова, Александров не сомневался. Скляр и раньше-то был первым интересантом качать из Русмежбанка деньги, а уж с учетом его нынешней лесной санитарии… И еще неизвестно – с чего вдруг Скляр пустился в философские откровения во время воскресного застолья. Именно из-за этого они и приехали так поздно в аэропорт, просадив кучу денег за простой самолета под парами.

– Под такое вино, можно позволить себе вспомнить, что даже у меня есть свои лучшие стороны. И даже слабости. Тянет меня вином заняться, – Скляр крутил бокал с золотистым напитком, разглядывая его против солнца.

Они сидели за столом на огромной застекленной террасе. Стекла, судя по всему, ближе к лету снимут. Терраса была вымощена состаренной плиткой и увита, видимо, виноградом – из земли торчали аккуратно подрезанные лозы, которые тоже к лету обрастут листочками и потянутся по перголе вверх.

– Вином? Неожиданно, – рассеянно бросил Александров. Ему было наплевать и на лучшие стороны Скляра, и на его слабости. Чувствовался легкий озноб – не надо было куртку снимать на яхте. Росло раздражение от того, что все затягивается, что он мог уже вчера отсыпаться в одиночестве у себя на даче. А должен сидеть тут и через силу складывать в себя спагетти с трюфелями. И вообще, два дня общения – хоть с кем, а со Скляром в особенности, – перебор.

– Эх, не были вы еще у меня на Сардинии, вот где красота! Краски яркие, солнце, жара. А кругом виноградники… Замышляю в тех краях новый бизнес. Такая поляна…

– Значит, с лесом еще не решил? – тут же поддел Платона Коля. – Может, мы легким испугом отделаемся, а ты по Италии зубами щелкать пойдешь? Если надо, мы тебя с правильными людьми в Mediobanca сведем.

– Нет, мужики, от леса вам не отвертеться. Но непременно затащу вас обоих на Сардинию.

– Вино отменное, – согласился Коля, – это у тебя с Сардинии? Я сегодня даже без виски, как паинька.

– Отменное. И вы, мужики, тоже отменные. Если б вы знали, как я ценю наши отношения. Мы настоящие, умные, сильные пацаны, до донышка понимающие жизнь. До самой последней капли, до послевкусия.

– Герцог угощал нас неотравленным вином? – с ласковой улыбкой спросил Коля. – Опять задумал что-то, Платон Валерианович?

– Нет, Коль, я просто в Италии всегда добрею. Мы жесткие, часто агрессивные, иногда беспощадные, – продолжал Платон. – Все это есть, но больше нам это приписывают. Приписывают люди мелкие, которые всего страшатся, но втихую обворовать и смыться – это пожалуйста. И напоследок нагадить в знак благодарности.

– «Напасть и отобрать, украсть и перепрятать». Максима не нова, Платон.

– Это не максима, а медицинский факт. Вот я и не понимаю, как Костя мог ввязаться в проект с двумя мелкими гадёнышами.

Александров глянул на часы:

– Была у волка одна песня… В аэропорт пора выдвигаться, а то в пробку попадем.

– Костя, в пробку мы уже попали, теперь уж лучше до вечера переждать. Девушки, еще винца?

– Хорошо сидим! Костя, расслабься, – откликнулась Катюня.

– Мужики, предлагаю тост за нас, – Платон поднял бокал. – Мы крупные и мыслящие. Мы всегда договоримся так, чтобы не делить, а умножать. Богатство общества и свое собственное.

– За нас. За крупных и мыслящих! – Коля поднял бокал.

– Да, мы агрессивные! Потому что прём по своим планам. Ломаем людей? Бывает. Но в открытую. Зато мы доносов в сортире при свечах не пишем.

Александров вспомнил, как передернуло его от этих слов Скляра. Он даже не решился взглянуть на него. Или тот так просто ляпнул? Давно это было… Больше пятнадцати лет прошло. Александров так старался стереть это из памяти…

Он закончил бриться и задумался: принять душ или сначала пойти поплавать в бассейн? Загадал: если «папа» до следующей среды примет… тогда он в четверг и даст Скляру ответ. За четыреста лимонов длинного кредита зарядить Португалова, чтоб тот убедил «папу» – это по совести. Помимо проекта, конечно. Выйдя из душа, набрал свою приемную.

– Наташ, все спокойно? Я к обеду приеду. Звони, если что.

Из спальни вышла Катюня.

– Костя, ты дома с утра побудешь? Как хорошо.

– Пусть пробки рассосутся. Понедельник… Пошли в бассейн поплаваем.

– Разве что за компанию, раз уж ты дома…

Завтракали долго, говорили о Сереже. Надо забирать его из Лондона и приставлять к нему репетиторов. Договоренности в академии – это прекрасно, но без подготовки он может просто завалить экзамен, так что никто не поможет. Катюня ныла, что надо слетать к сыну в Лондон, что пальто, купленное в Милане, на ней сидит странно, спрашивала же она Костю, менять пальто или нет… Александров отключился. Пожалуй, надо встретиться с аудиторами, заключение он должен проработать с ними сам и только потом отправлять в Mediobanca.

– …Одна я не полечу, Костя. Давай на выходные слетаем? Весенний Лондон… Ну давай!

– Кать, ей-богу, у меня сил нет. Завтра на весь день в Тулу, в среду – правление. А мне еще неплохо было бы подсуетиться и в Орел рвануть в начале следующей недели, туда правительство собралось, к губеру. А в Лондон в конце недели… Кать, ты меня уморишь.

– Ты забросил ребенка!

– Мы по телефону говорим почти каждый день. Девчонка появилась, и что? Ему шестнадцать. Что ты собираешься ему втолковывать? Что, лучше, если бы у него появился мальчишка?

– Ты как отец…

– Я как отец не вижу предмета для нашего вмешательства.

– Тебе, как всегда, наплевать на семью.

– Кать, не начинай…

– Только не говори, что ты нас всех содержишь, кормишь и поишь…

– Это и так известно. Слетай сама! Проветришься.

– Одна?

– Не могу я постоянно гонять свой самолет туда-сюда только потому, что тебе на «Аэрофлоте» влом.

– Не хами мне.

– Катюня, мы только что из Милана. Все было, как ты хотела: и шопинг, и опера, и даже к Скляру поперлись не известно зачем. Угомонись.

– Тебе непременно надо меня осаживать. Ты занят только…

Александров, не дослушав, чем именно он занят, прошел в кабинет. Надо сделать пару звонков с городского, не по мобильнику, и уже выдвигаться. Он поймал себя на том, что опять вспомнил Лиду. Почему она стала вспоминаться в последнее время? Что-то вертелось у него в голове… Что-то, связанное с ней… Зазвонил мобильный.

– Костя, едешь уже? Я в Администрации… В банке буду к трем, не раньше, ты будешь на месте?

– В три буду. А вечером мне к вице-премьеру, где-то к девяти.

«Выходные пролетели, будто и не было. И опять понедельник, и опять будни. Да и в выходные никакого покоя, – Чернявин, как обычно, в рубашке и в трусах спускался по лестнице завтракать. – Теща приперлась со своей собакой. Машка за выходные к роялю даже не подошла. Все разболтались, к чертовой матери!»

Он заглянул в кухню, там суетилась жена, дочерей уже увезли в школу. В нагрудном кармане закряхтел мобильный, который Чернявин с ночи поставил на «без звука». Он глянул – Заяц. Пусть подождет, лучше с утра в баньку заглянуть.

– Лида, сауна горячая? – крикнул он, направляясь в сторону сауны.

Ответа он не расслышал. Горячая, конечно, это он раз и навсегда ей велел на носу себе зарубить. Захочет он в сауну с утра или нет – это его дело. А ее дело – чтобы все было готово. Хоть с вечера, хоть с утра.

Вообще-то, Лидка в последнее время вконец распустилась. На работу захотела. В гробу он видал ее работу, чё она делать-то умеет? Как она будет на эту работу ездить? На электричке, что ли? Домработницу вторую придется брать, кому это нужно? Больше всего бесило, что Лида готова бросить дочерей. Водитель их из школы привезет, а где мать? Ни накормить, ни переодеть, ни проследить, чтобы уроки сделали, чтоб ноты, холсты, прочую хрень не забыли. Кто будет учителей ублажать, туда-сюда, подарки, деньги? Работа ей нужна,! А дочери для нее – не работа? Не говоря уже о доме, стирке и прочем…

– Юра, я же с тобой советуюсь, – заявила Лида накануне за ужином, когда Чернявин ей все это втолковывал. – Маше уже семнадцать, Тане – четырнадцать, девочки прилежные, самостоятельные. Я считаю, им даже во вред, что я все время вокруг них кручусь, опекаю. А я могла бы такую работу найти, чтобы не каждый день ходить. Преподавать или в издательство, художественную литературу переводить…

– Нет, я сказал! Тебе чё, денег не хватает?

– Мне не деньги нужны.

– Не нужны… Когда они есть, то не нужны. Не нервируй меня.

Чернявин, конечно, был не святой. С чего бы ему быть святым? Можно подумать, Лида была такая же, как в первые годы после свадьбы. Он к ней… а она… – к стенке лицом. Мужчина он или кто? Денег, слава тебе господи, хватает, девок – тоже. И не подзаборных. Он с удовольствием вышел из парной, нырнул в прохладный бассейн. В кармане халата продолжал кряхтеть поставленный на «без звука» телефон. Чернявин, ополоснувшись, растерся полотенцем, накинул халат и рявкнул в трубку:

– Чё ты, Дим, с утра пораньше надрываешься? У меня сейчас телефон лопнет.

– Ты оба соглашения со своей стороны подписал? – как всегда, радостно закричал Заяц. – Наша встреча с Олечкой прошла прекрасно! Понял?

Чернявин внутренне сжался. Зачем все по телефону? Чтоб обиняками, чтобы темнить легче?

– Все в позитиве, Юрочка, не переживай. Нервный ты очень. Друзьям надо больше доверять. Думаешь, я сам бы не допёр, что надо проложиться, чтоб Костя не смог передумать?

– Не телефон… Деньги нам когда поставят?

– Если все сложится, в четверг вечером деньги придут на комбинат.

– А зачем на комбинат? Пусть на офшоры гонят. Они же поручители.

– Интересные шляпки носила буржуазия… Ни хрена себе! Тридцатка в холдинг идет или куда? Тебе десятка только, причем с возвратом.

– А… ну да… – снова вздохнул Чернявин.

Чернявин физически почувствовал, как его плоть и кровь, его комбинат отделяется от него, отдаляется, уплывает по воздуху, покачиваясь… в чужие, загребущие лапы. А с ним вместе – сорок миллионов долларов. Да еще процентов накрутят.

– Не слышу в голосе радости! – все кричал Заяц. – Тебя что – в холдинг на аркане тащат? Так еще не поздно, откажись, и все.

– Не базарь… Но акции к ним в депозитарий я переводить не собираюсь. Им вожжа под хвост попадет, они акции спишут, а мне по судам бегать?

– Юрик, наглеешь прям на глазах! Для чего кредитор заложенные акции к себе в депозитарий требует, а? Именно для того, чтоб за ними потом по судам не бегать. Тебе не нравится?

Какого черта Заяц все открытым текстом шпарит! Все ж в пятницу уже проговорили.

– Ни хрена, – заорал он, тут же забыв, что разговор по открытой связи. – Если взыскать захотят, никакого безакцептного! Ты это согласовал? За что я тебе… отдал?

– Радостно, что мы с тобой одинаково мыслим. Услышал меня?

Заяц усмехнулся, однако никакой радости его лицо не отобразило. Он показал себе в зеркале язык. В телефон же произнес:

– Рад, что ты рад моему подарку. А ты, оказывается, жук, Юрочка.

– От жука слышу…

Александрова замотала рутина. Дни неслись бешеным галопом в изнурительной чехарде дел – приветствия, бумаги, разговоры, совещания до тупого остекленения. Обед в Туле, где опять съел больше, чем надо. По дороге в Москву – вязкий разговор с чиновником, отказать нельзя, а тому плевать, что Александров измучен, ему свой вопрос решить хотелось. Собственные вопросы Константин в Туле решил только наполовину, придется теперь этих директоров заводов и концернов, что прикидываются на совещаниях простаками, отлавливать в Москве, снова тратить на них время…

Он терпеть не мог вязнуть в мелочах. Его дело – прыгать с одной льдины на другую. А если льдина пошла трещинами, то он уже должен быть на следующей. Мелочи и трещины пусть дотирают подчиненные. Нельзя задерживаться, иначе уйдешь под воду. Надо бежать вперед. Только вперед, к сделке с Mediobanca. Итальянцы не обеспечат Русмежбанку неуязвимость и независимость от самодурства и запретов, тем более – от законов этой страны, где за все платишь нервами, потом и кровью. Изматывающая неповоротливость, привычная тупость – что тульских, что пермских клиентов – тоже не переменятся. И все же, сколько решится проблем! Заполучить Mediobanca акционером! Их соглашение и все разумное, что они там запишут, станет защитой от тех, кому отказать и язык-то не повернется. Броней от их постоянного давления, от попыток посадить к нему в банк, в совет директоров соглядатаев, казачков засланных и просто блатных дуроебов. Все привычные расклады, мешающие работать и даже дышать, – всё будет давить в разы меньше. Крыша? В каком-то смысле.

Глава 6. Сон и явь

В ту ночь Александрову приснился странный сон, что было вдвойне странно, потому что снов он обычно не видел. Катюня хвасталась подружкам, что при всем замоте и измоте, при всей нервотрепке и постоянных пинках, которые муж огребает и в Центробанке, и в правительстве, – бессонницей он не страдает, бог миловал. Ночными кошмарами – тоже. А тут сон.

Ему приснилось, что банка больше нет. Пришли итальянцы и отобрали. Mediobanca оказался связан с итальянской мафией. При этом мафии помогали почему-то Чернявин и – что еще более необъяснимо – Скляр. Сон ощущался как кошмар, но когда Александров проснулся, первым чувством было облегчение. Никуда не надо торопиться, и можно не переться в Тулу, будь она неладна, и в Орел на следующей неделе. Можно спать, обнимать Катюню, можно подумать – впервые за двадцать лет их жизни! – о том, как классно было бы забуриться куда-то вдвоем. Глаза открывать не хотелось. В них не стоял, как обычно, его собственный кабинет в банке и скопившиеся в нем проблемы, вместо них неожиданным образом проступили зеленые холмы то ли Гавайев, то ли Новой Зеландии, где, кстати, они с Катюней еще не были. Это ощущение свободы и странной безмятежности длилось и длилось. Оказывается, он почти забыл, что такое свобода и покой. Но тут же торкнул вопрос: а при чем тут Чернявин и тем более Скляр? Они, что ли, сговорились? И мафия еще. Никакой логики. В пространстве сна законы логики не действуют. Подсознание выписывает свои кренделя. «Крендель, прям как у Гоголя, – усмехнулся он, спустив ноги с постели и мгновенно отрезвев. – Проснулся, а носа-то нет! И ведь не осталось ощущения кошмара. Как будто так и надо. Чушь какая. Эта сделка с Mediobanca довела до паранойи. Тревога точит, что все может сорваться, я останусь с носом (то есть без носа!) и вечно буду мотаться в Тулу, в Орел, окучивать таких, как Чернявин… Это наша родина, сынок, вот, что это значит».

Только не хватало еще сны толковать. Он глянул на часы и ужаснулся. Уже пятница! Неделя пролетела, а толком ничего не успел. Александров побрел делать зарядку, не слушая, что вслед ему запричитала Катюня. Замирал тревожный толчок, от которого он проснулся. Под душем снова отчего-то вспомнил Лиду… Была какая-то неуловимая связь между ней и этим дурацким сном…

Представить себе жизнь без банка Александров не мог. Никто не в силах оставить его с носом. Такое даже в страшном сне не приснится. Но ведь приснилось же! Странно, впрочем, не это, а ощущение, что вместо банка в том сне он приобрел что-то новое, о чем никогда раньше не догадывался, а потому и желать не мог. «Сентиментальность», – хмыкнул про себя Александров, подписывая бумаги в машине и отвечая на звонки. И только он подумал об этом, как раздался звонок, ожиданием которого он жил всю эту вязкую неделю. Какой, к чёрту, сон, в самом деле!

– Костя, звони «папе» в секретариат, тебя ставят на среду. Свяжись с Португаловым, ему срочно нужны записка и все материалы, письмо – в общем, все, что он должен занести.

Ай да Скляр, конкретно за базар отвечает! Так подсуетиться, чтобы за неделю напрячь Португалова выкроить местечко в «папином» графике, на месяц вперед согласованном.

– Платон, снимаю шляпу. В среду? Погоди, перезвоню, – Александров нажал отбой и тут же набрал Трофимова. – Коль, в среду встреча с «папой», снимай, к чертям, свой график и иди ко мне бумагу писать.

– Костя, я только что уехал из банка. Сначала…

Александров не стал слушать, куда уехал Коля, он тут же переключился на приемную.

– Девчонки, Самохина быстро. Самохин, к обеду справку по допэмиссии со всеми последними цифрами и все приложения, понял?

Тут же снова набрал Скляра.

– Платон, что могу сказать. Только еще раз спасибо.

– Спасибом не отделаешься, я жду ответа по холдингу. Ладно, отпускаю, тебе готовиться надо.

Весь день снова пролетел, как одна минута. Справку принесли не к обеду, конечно, а только к вечеру. Тут появился Коля, прочел справку, хотя ее можно было и не читать – она никуда не годилась. Вдвоем они отодрали Самохина и сели продумывать письмо на «папу».

– Мы с тобой тут до полуночи просидим, – сказал Коля. – Давай хоть ужин попросим.

– Это они пусть до полуночи сидят. Или до утра. – Александров нажал кнопку секретаря. – Наташ, пусть нам ужин быстренько накроют. А этих бездельников дерни через полчасика, чтобы не расслаблялись. Как справку сделают, бегом к нам.

– Письмо я вчерне уже набросал по дороге. – сказал Коля. – Обсудим, девчонкам отдадим. Потом спокойно пожрем и доделаем начисто.

Александров принялся было водить карандашом по тексту проекта письма «папе», но тут же схватился за селектор:

– Наташ, Скляра найди еще раз.

– Впрямую я про оборонку не писал, – пояснял Коля. – Принципиальное согласие на сделку плюс поручение проработать совместно с нами вопрос о переводе счетов госпредприятий в банк в целях повышения его стоимости.

– Коля, при чем тут стоимость? Мы о стране печемся, а не о банке. «В целях наращивания финансирования стратегических отраслей». Наташ! – крикнул Александров в селектор. – Пока Скляра ищешь, дай Самохина. Самохин, выкинь таблицы из справки. Да, все выкинь! Оставь три цифры: пассивы, кредитный портфель и темп роста.

На селекторе замигал встречный звонок.

– Платон! – снова закричал он, – Ты обговорил с Португаловым, чтобы он поручение заготовил? Да, на подпись. Чтобы мое письмо сразу с проектом правильного поручения подавать. Я в понедельник ему сам бумаги привезу и в руки отдам. И поклон ему от меня низкий… Сделай прям сейчас, если еще не поздно звонить, а? По-родственному.

Александров повернулся к Коле.

– Молодец Скляр. Завтра они у Викиной мамаши обедают. Говорит, решит.

– Отлично. Пошли есть.

За ужином еще раз крутили письмо, еще раз завернули справку Самохина. После ужина доделали письмо… Наташа зашла в кабинет, принялась разбирать бумаги.

– Наташ, ты мне окончательный вариант справки скинуть не забудь. Что вздыхаешь, только десять! Рабочий день еще!

– Я не вздыхаю, Константин Алексеевич. Просто сомневаюсь, что они до утра сделают.

– Значит, тут заночуют, а ты мне с утра скинешь. К утру не сделают, значит, завтра будут сидеть. В понедельник меня до обеда не будет, еду к Португалову. Ты с его приемной завтра согласуй.

– Константин Алексеевич, в понедельник правление, забыли? Не успели в среду все вопросы рассмотреть, на этот понедельник перенесли.

– Значит, Трофимов проведет… Коль…

Александров не заметил, что Коли уже нет в кабинете. Взяв портфель, направился в отсек, где находился их с Колей персональный лифт. Охранник уже придерживал открытую дверь лифта. Александров, проигнорировав лифт, зашел в Колину комнату отдыха, выходившую в тот же отсек, оттуда – в Колин кабинет. Коля, стоя, уже собираясь уходить, перебирал бумаги на столе.

– Коль, я поехал, сил нет. Правление в понедельник на тебе.

– Я еще вчера тебе сказал, что в понедельник я до обеда в Думе…

– Да, забыл. Слушай, там повестка, по-моему, пустая, реши сам, кто проведет, и дай все команды.

– Погоди, посмотрю, – когда дело касалось работы и в особенности правил и процедур, Коля педантично проверял все детали. Он открыл папку с надписью «Правление». – Ну да, ерунда одна. Дополнения к кредитной политике, которые аудиторы рекомендовали… Утверждение нового устава загранофиса в Цюрихе… Нет, Кость, я погорячился. Там еще два крупных кредита.

– Каких?

Александров глянул в Колину папку. Ткнул пальцем в селектор.

– Хорошо, что я не ушел. Наташ, быстро Бугрова найди. На мобильник соедини, я уже одной ногой в лифте. Коль, Бугров вообще отвязался, председатель кредитного комитета называется. Ясно же сказано: на недострой – никаких денег. А второй кредит, ты говоришь?

– Второй – это… – в этот момент зазвонил мобильный Александрова.

– Коль, я пошел, из машины тебя наберу. У меня дома полный пердимонокль, Катька от рук отбилась, у нас комендантский час. Наташ, Бугров? Василий, ты что там за моей спиной вытворяешь? Какие указания по Ступянскому были? Со мной эти фокусы не проходят. Ты, дескать, через кредитный провел, а я, гад, на правлении зарубил, так, что ли?

Александров кивнул Коле и вошел в лифт.

– …Нет, это ты меня, Бугров, слушай! Если ты еще раз такую разводку в моем банке себе позволишь… – тут связь прервалась, лифт спустился в гараж.

Александров сел в машину. Милиционер на выезде из гаража уже перекрыл движение на их маленькой улочке, хотя в такой час перекрывать было нечего. Все симулируют труд в поте лица, а сами только и думают, как меня на… Давно Александров не был так зол.

– Наташ, сорвалось, давай опять Бугрова.

Отодрав Бугрова, Александров откинулся на спинку сиденья. Так, что еще он забыл? Что-то же еще было в связи с этим правлением… Ну да, Колю надо набрать. Он уже нажал кнопку «Трофимов», но тут высветился встречный звонок Катюни.

– Еду, Катюнь, уже еду. Через полчаса. Ужин? – Александров сообразил, что они с Колей только что поели. – А как же! Что у нас на ужин? Потому и тороплюсь… Можем даже при свечах. Ты как день провела? – Он отключился, прикрыв глаза, а Катюня пустилась в повествование. – Ага… Нет, почему «не слушаю», я слушаю… Это кто был? Да я просто не расслышал, мы в тоннель въехали. Что сказал? Какой удар? Да нет, я тебя внимательно слушаю. Хочешь, повторю? Тренер сказал, что у тебя при подаче рука… А ты говоришь, что я тебя не слушаю.

Закончив разговор, он попробовал вспомнить утреннее ощущение. Лиду вспомнил, ощущение – нет. Дома его ждала Катюня, а в банке уже сейчас, поздней ночью в пятницу, его ждали утренние дела понедельника. Орел в понедельник уже отпал, с утра – к Португалову, тот во вторник все проработает, чтобы в среду никакой осечки. Нужен плановый результат. Заказ Скляр отработал, они с Колей – тоже, теперь дело за Португаловым и – вперед.

Глава 7. Как по заказу

– Мистер Хитроу… Простите, – засмеялся полицейский, – это ваше кодовое имя. Вы обвиняетесь в организации убийства господина…

Следователь заглянул в бумажки. Засмеялся, поняв, что переврал фамилию. Долго задавал дежурные вопросы: когда прилетел, когда улетел, с кем встречался… Почуял, что градус допроса снижается, и вломил:

– У вас была встреча с мужчиной в баре гостиницы «Новотель»?

– В каком баре? Тут много баров.

– Повторяю, в баре гостиницы «Новотель».

– Не помню такого отеля.

– Я бы на вашем месте постарался напрячь память, не повредит. Организация убийства – это не шутки. Как вы это называете? Заказ? Не организация, а заказ? Интересно…

Следователь переглянулся с полицейским в форме:

– Покажем кино мистеру Хитроу?

В понедельник Александров добрался до банка из Администрации только к пяти. Конечно, он и раньше был шапочно знаком с Аркадием Степановичем Португаловым. При более обстоятельной встрече особого впечатления Португалов на Александрова не произвел, несмотря на рост и военную выправку, показался рыхлым и невыразительным. Но мамаше Вики Скляр, конечно, крупно повезло – может, не меньше, чем дочери. По крайней мере, на приемах, где ее с мужем Александров пару раз видел, Викина мать прямо-таки светилась от собственной значительности.

Он сидел в кабинете Португалова, тот читал его бумаги, при этом то и дело хватался за вертушки, вскакивал, убегал куда-то, а Александров ждал… Португалову захотелось править его бумаги, ясен пень, надо же показать заботу о штабной культуре. Несмотря на высокую штабную культуру, секретари Португалова все время путались, делали опечатки, Португалов лично принимался их править, тут ему приходил в голову новый оборот – «это же принципиально, вы согласны, Константин Алексеевич?», – снова отдавал листок с правками секретарям и тут же срывался по очередному звонку. При этом угощал Александрова чаем с печеньем и приветливо показывал, что возня с бумагами его особо не раздражает, не мешает заниматься важными делами, по которым он все бегал, а Александров – проситель, которому вообще о времени беспокоиться не пристало.

Вторник прошел в разборке завалов в офисе, в звонках, совещаниях, в раздраженном выслушивании сотрудников с их проблемами и в ожидании встречи, отчего раздражение на сотрудников только росло. Сон о том, как он лишился банка и обрел свободу, давно забылся, Лида – тем более.

В среду он прождал в приемной больше полутора часов в отрыве от мира, нервничая, что вдруг в последний момент встречу отменят. Но все прошло, как по заказу, как по нотам, более того – встреча продлилась дольше, чем было запланировано. Это было огромной удачей, что с некоторым нажимом и, как показалось Александрову, с оттенком досады дважды подчеркнул Португалов, снова потчевавший его чаем. За чаем Александров высказывал Португалову благодарность во всех допустимых формах, затем снова прошелся по избранным кабинетам, в некоторых снова пил чай, вскользь упоминая о том, как удачно прошла встреча. Когда вырвался из Кремля, набрал приемную – он едет, всем ждать, особенно начальникам клиентских департаментов. Приехав, раздал команды: быстро направить письма в министерства согласно завтрашней «папиной» резолюции, и не медля – одна нога тут, другая там – отправляться на встречи, прорабатывать вопросы перевода счетов. Коля еще в обед засадил департамент Самохина обсчитывать результаты похода к «папе» – аудиторы согласились добавить к балансу две сотни миллионов в прогнозе следующего года.

– Это ж как минимум плюс сотка к оценке! – Коля возбужденно тыкал пальцем в цифры. – Никакого оттока средств оборонщиков, наоборот, устойчивый приток. Плюс крупные госкорпорации. Долгосрочная тенденция. Дело не в административном ресурсе, а в том, что банк движется в русле стратегических перспектив страны!

Но Александров уже не слушал. День прожит, результат получен, он был уже на следующей льдине.

Теперь, значит, Скляр. Самое милое дело – разместить новые деньги в лесные активы. Пусть итальянцы утрутся – они еще и кредитный портфель диверсифицировали за счет леса. Значит, все одно к одному, и карты ложатся правильно, и звезды встают тоже, как заказывали. Со Скляром они так раскрутят оба проекта, – итальянцы крякнут от удивления. А с носом останутся те, кто этого еще не понял. Ведь речь не только о холдинге для Скляра и о его собственном банке. Извините, мы о модернизации лесопромышленного комплекса. Можно и орден заработать. Не сравнить с этим заячьим карликовым холдингом… Как же этого второго звали, с которым Заяц приходил? Запомнились только засаленные волосы и дурацкая крокодиловая папка. Нет, еще взгляд – исподлобья, затравленный. Ну да, Чернявин. Опять склероз. А ведь даже приснился этот хмырь. Надо быстро и достойно с ними обоими разбежаться и забыть. Не замыливать, не говорить секретарям, чтобы не соединяли. Он не пацан, чтоб от зайцев бегать.

– Завтра с утра вызови ко мне Зайца и Чернявина, с кем Заяц месяц назад приходил, помнишь?

– Да, Константин Алексеевич, – Ирина, второй секретарь, вошла к кабинет, держа в руках список звонков. – Приемная Франческо Скипы звонила, спрашивали, когда вам будет удобно переговорить.

– Давай прямо сейчас и соединяй, у них там сколько – шесть? Должен быть еще на работе. Список звонков оставь… По остальным жди.

Сейчас он обрадует Скипу – сегодня лично встречался! Хорошо все-таки, что он идет в сделку с Mediobanca, а не с Deutsche Bank или, тем более, с америкосами, те бы два года ходили вокруг да около. Итальянцы – наши люди, способны оценить близость к власти. Вот так-то, Скипа! Все, как заказывали!

Глава 8. Мелкие

Это тогда Чернявину казалось, что страх ушел. А страх сгинул только здесь, в городе Лидсе, в Западном Йоркшире. Потому что уж здесь-то никто его не достанет.

Страх терзал Чернявина с тех самых пор, как он учуял, что Скляр приглядывается к его хозяйству. После первой встречи с Александровым он вроде утих, обручи, стиснувшие сердце и не пускавшие воздух в легкие, стали разжиматься. Но облегчения хватило дня на два, не больше. Хоть и взлетная практически полоса, а что и куда летит-то? Комбинат прочь улетает. А на нем летят сорок миллионов кредита.

Ну, допустим, пятнашка из этих сорока – на Самбальский и на распил. А тридцать пять лимонов – на развитие? Это ему надо? Комбинат уже, считай, колхозный… Ну, можно, еще лимонов семь-восемь в него вложить, может, даже установку для переработки отходов купить и контейнеры для ртути… Если деньги останутся.

Думая о том мерзком дне, когда Александров пригласил их к себе, и глядя на зубчатые башни, Чернявин, вспоминал, как колбасило его все три недели. Крыша нужна была позарез, но холдинг был ему поперек горла.

– Сам пригласил, чуешь? – от возбуждения Заяц то и дело подталкивал Чернявина в бок.

– Чё подпрыгиваешь? – Чернявин, как всегда, не находил себе места, поминутно поправлял галстук, перекладывал крокодиловую папку из одной руки в другую, совал под мышку, снова хватался за голстук.

Да, после первой встречи исчез комок, мешавший дышать, но живот-то крутило. Когда он направлялся к Александрову во второй раз, чувствовал себя, как с бодуна – опухший, отечный. А это страх в кишках спрятался. У него был конкретный запор.

Заяц же в тот день пребывал в приподнятом состоянии духа. Настроение не портила даже мысль о том, что теперь постоянно придется видеть этого вечно ноющего засранца Чернявина. Заяц снова дал Чернявину легкого тычка в бок.

– Тебе деньги пришли?

– Пришли, а что толку…

Чернявин был зол на Зайца. До аукциона считаные дни, а вдруг что-то непредвиденное? Вдруг Заяц, мутная душа, в день аукциона поставит его перед фактом, что надо бабла добавить. Еще больше нервничал от того, что до конца не верил – вот, через час, через полтора он выйдет из этого банка партнером самого Александрова! Тогда ему будет ничего не страшно. При такой перспективе не жалко и за Самбальский пару-тройку лимонов переплатить, разве ж он их потом не вытащит? Нет, как это не жалко! Жалко у пчелки… С какой стати Зайцу на нем наживаться?

– Дим, имей в виду, если будут по Самбальскому накрутки, то пополам, – произнес он, когда они уже вошли в приемную и охранник скрылся.

– Юрик, чё ты мелочишься? Тебя от смерти спасли, ты госдолю за гроши берешь, плюс все зафондировал кредитом. Можно подумать, ты из своего кармана платишь… Чё ты нервничаешь? Слушай, а как семья? Все забываю спросить.

– Нормально семья, – буркнул Чернявин, сообразив, что им предлагают чай. Для чего их позвали? Если места в совете директоров делить, то больше одного места он им все равно не отдаст, за двадцать пять процентов-то!

Александров на этот раз не вышел из-за своего стола, чтобы сесть за переговорный.

– Ну что, приврал? – спросил он Зайца. – Госдолю в Самбальском не купил?

– Разве я сказал, что уже купили? – округлил глаза Заяц. – Я сказал, что договорились железно. Юрий Сергеевич уже депозит внес.

– Не купили и не купите. Там, не в обиду вам будь сказано, другие игроки, покрупнее. Но дело не в этом, хотя и в этом тоже. Мелкий холдинг получается. Возни много, а развитие – черепашьим темпом. Назрела задача консолидации отрасли. Буквально на прошлой неделе на самом верху об этом говорили. Не удержитесь вы на плаву…

– Мы? А вы… – вырвалось у Чернявина.

Его обожгло, ударило в голову. Консолидация, наверху говорили! Значит, Александров их сдает. Значит, все же Скляр.

Чернявина душила злоба так, что даже страх отступил. Злоба на этих стервятников, которые родились в сытых семьях, получили все – образование, языки, родительские связи. Они дерьма не жрали, областную мразь не облизывали, все на тарелочке получили, и все им мало.

– Мелкий… Мы, значит, для вас мелкие?

– Юрий Сергеевич, зачем вы в личную плоскость все переводите?! Не сложите вы холдинг. Двадцать пять процентов Самбальского уйдут к инвестору, недружественному вам, а в войну я втягиваться не буду, это я сразу сказал. Так понятно?

– Скляр, что ли, покупает?

Чернявину нужно было услышать ответ, хотя он его уже знал. Но слова рвались наружу, опережая мысли. И не дав Александрову ответить, он только что не закричал:

– Так он и мой Листвянский, значит, отберет!

– Константин Алексеевич, – все еще гоношился Заяц, – мы же договорились!

– Крышу хотели из меня сделать? – Александров начал злиться. – Да, думаю, что Скляр захочет купить и Листвянский. Тем более не могу идти в проект вашего холдинга. Сразу же сказал: война мне не нужна.

Александров чуть не обмолвился, что, имея таких союзников, и не повоюешь.

– Пригласил вас, чтобы прямо, без обиняков закрыть эту тему. Ты, Дим, ничего не теряешь, согласись, а можешь и свою четвертушку Самабальского обкэшить. Для вас, Юрий Сергеевич, это, конечно, неприятная новость, но, думаю, вы не исключали такого развития событий. Подумайте, стоит ли вам за свой комбинат драться.

Александрову был в тягость и этот разговор, и собеседники, и он сам. Сочувствие к Чернявину прошло. Скляр же не задаром у него комбинат хочет отобрать, а лимонов за пятьдесят. Или сорок. Для многих в нынешнее время так в кэш выйти – счастье, и жалеть Чернявина нечего. Но по-бизнесовому, как ни крути, неловко: дал слово, а теперь берет обратно.

– Как я могу драться? Кто я против Скляра? – слова продолжали брызгать из Чернявина помимо воли. – Отберет ведь, отберет, сволочь!

– Вы не просили у меня совета, но я все-таки его дам. Продайте. Скляр разумный человек и по-своему справедливый. Если без войны, то выйдете из сделки очень и очень небедным человеком. Думаю, вы сможете Скляра убедить оставить и вам, и Дмитрию какие-то доли в общем холдинге. Не берите кредит, он вам не нужен…

– На… – Чернявин осекся, прокашлялся, – на фига мне доля у Скляра? К финансовым потокам он меня не подпустит.

– Тем более, что кредит мы уже взяли, – Заяц все еще не понимал, что ситуация проиграна.

– Когда вы успели? – только тут Александров вспомнил, что Коля говорил ему о втором кредите, который ему не нравился, но он не дослушал. – А что в залоге?

– Как договаривались, – метнув на Чернявина взгляд, с готовностью ответил Заяц, – акции Листвянки.

Так… Это именно то, к чему Скляр его толкал. Теперь Платон будет руки выкручивать, требовать переуступки кредита с дисконтом. Объявит его срочным к погашению, чтобы забрать заложенные акции, которые лежат в депозитарии Русмежбанка. Забрать не по рынку, лимонов за пятьдесят, а за тридцать с хвостиком. Без торга, дискуссий и наездов. Александрову стало совсем тоскливо, он же не стервятник – на падаль кидаться. Хоть и мелкие, и пакостники, но речь не о них, а о нем самом. Хотя, с другой стороны – наврали. Наверняка Красовскую подмазали, иначе она за две недели и не почесалась бы. За защитой бросились, а жулить начали уже на берегу. Прав Скляр, кругом прав. Не понимают эти люди и договариваться не умеют. Могут только заносить и тырить.