Поцелуй смерти Гамильтон Лорел
– Почему он еще ее не взорвал?
Голос прозвучал почти обыденно. В мире нет столько скаутских очков, сколько я себе за это могла бы начислить.
– Он хочет, чтобы явилась ты. Говорит, что в обмен на тебя выпустит Натэниела.
– О’кей.
Я схватилась за край стола и спустилась на пол – с помощью Клодии. Меня все еще тошнило, голова шла кругом, в комнате стало жарко.
Мать твою…
– Анита, он может не выпустить Натэниела. Может взорвать бомбу, когда будете рядом вы оба. Натэниел – леопард твоего зова, если он взорвет обоих, больше шансов, что ты не выживешь. Ты это знаешь.
– Но он не знает.
– Этого не знаешь ты, и он может просто взорвать вас обоих – потому что может, Анита. Нельзя тебе этого делать.
– Мне нельзя этого не делать, – возразила я. И добавила: – Не жертвуй Натэниелом, чтобы спасти меня. Я тебе никогда этого не прощу.
Вокруг меня собрался народ. Клодия, Гордость, склонившийся надо мной. Зебровски, и Арнет, и Тамми, Дольф, и… без разницы. Все они мне были сейчас безразличны. Не безразличен был только один, который был сейчас не здесь.
– Я никогда не стал бы рисковать Натэниелом, – сказал он.
– Конечно, теперь, когда я тебе сказала, что нельзя, не стал бы.
– Он для меня тоже что-то значит, Анита. У меня прайд львов-оборотней, но впервые у меня есть дом со времен той женщины, что меня растила… но это к делу не относится. Я тоже хочу его спасти.
А я в этот момент поняла, что Никки близко не такой социопат, каким я его считала. Или каким себя считал он.
– Сохрани его ради нас обоих, я уже еду.
– Сохраню.
– И смотри, чтобы тебя тоже не убили, о’кей?
– Нарочно на смерть не полезу.
– Никки…
Но он уже повесил трубку. Можно было перезвонить, но что я могла бы сказать? Не умирай ради меня. Пусть никто из вас ради меня не умирает.
Да, вот это я и могла бы сказать.
Глава сорок шестая
«Запретный плод» расположен в Сент-Луисе в Приречье. Улицы здесь узкие, построенные в расчете на лошадей, а не автомобили, и вымощены в основном булыжником. Очень исторический район с очень современными клубами, куда тянется чертова уйма туристов. Одно из самых злачных мест на выходные. Парковку найти почти нереально. Как место развертывания СВАТ – хуже не придумаешь. Но мы все-таки справились, припарковав все достаточно далеко, откуда не виден был даже освещенный фасад клуба.
Возле главной машины стоял Лисандро. Отросшие до плеч волосы он заплел за спиной в косу. Все тот же высокий, смуглый, красивый и счастливо женатый. Почти год назад, летом, он получил серьезное пулевое ранение, помогая нам одолеть Мать Всей Тьмы. Был страшный момент, когда мне казалось, что жертва его оказалась последней, но слишком он для этого упрямая собака – точнее, крыса-оборотень, – и он все-таки выжил. Мне не пришлось объяснять его жене и детям, почему это я привезла папочку в ящике. Я была этому очень рада, но с тех пор перестала включать его в свою охрану. Мне не хотелось, чтобы вдовство его жены или сиротство детей оказались на моей совести. Сейчас, на нежарком весеннем солнце, я вспомнила, что не только рядом со мной бывает опасность.
Вокруг стояли люди из СВАТ, с ними Дольф и Зебровски. Для меня и моих ребят было неимоверным комплиментом, что нам разрешили быть с ними.
– Какого черта вы пропустили в клуб людей с бомбой и дали им захватить Натэниела? – спросила я.
Лисандро опустил глаза, сделал глубокий вдох, расправил плечи и доложил, глядя мне в глаза:
– На дверях стоял Клей. Он по-настоящему не служил никогда и в деле не бывал. При повышенном уровне угрозы я не должен был ставить его на дверях. Этот молодой человек и еще двое пришли наниматься в официанты.
– Эти двое – соучастники? – спросила я.
– Они тут же рванули ко всем чертям, так что не думаю. Похоже, он был только один.
– Как он сумел взять Натэниела, когда и ты и Никки там были?
– Анита, это не те вопросы, которые нужно задавать, – вмешался Дольф.
Я обернулась к нему, чтобы возразить – и замолчала. Сделала глубокий вдох, медленно выдохнула. Кивнула.
– Дай я выясню то, что нам нужно знать, Блейк, – предложил Хилл.
Хотела ответить, что сама могу, но сейчас не было времени себе самой лгать. И я просто кивнула.
– У нас есть эскизы плана клуба. Блейк нам по дороге описала его. Кто там внутри? Где именно находится заложник?
– Внутри: Никки, Натэниел, Мефистофель и Синрик.
– Стоп, – сказала я. – Почему там Син? Он не охранник и не танцор.
Лисандро с неловким видом ответил:
– Натэниел приводил его с собой пару раз. Он смотрел на репетиции, сам что-то пробовал.
– Почему Син там, а ты в безопасности здесь?
– Он не хотел оставить Натэниела, и Никки тоже отказался.
– А Дьявол?
– Налетчик знал, что Мефистофель – твой золотой тигр, и захотел, чтобы он остался. Я думаю, он хочет убрать тебя и двух из твоих котов.
– Син тоже из моих котов.
– Похоже, его смущает юный возраст Синрика.
– Блейк, – перебил Хилл, – у нас нет времени. Син тоже из тех, кто тебе дорог?
– Все, кого он назвал, любовники. И почти все они живут вместе со мной. Большую часть времени.
От соболезнования в глазах Хилла я чуть не расклеилась.
– Понимаю, Блейк.
– С Натэниелом мы живем уже три года. В июне четыре.
Хилл мрачно кивнул:
– Мы его вытащим.
– Я знаю, – ответила я, и это была ложь. Я совсем не знала. Я надеялась, но в этом случае одной надежды, похоже, мало.
Хилл и остальные стали расспрашивать Лисандро о бомбе, и он знал о ней намного больше, чем могла бы знать я. Я бы остановилась на словах «пояс смертника». Я знала, что такое «выключатель мертвеца», но не то, как он выглядит. Лисандро отвечал быстро и четко.
Хилл и пара его людей кивнули. Ответ Лисандро им понравился. Черт побери, он и мне понравился, но у меня в голове вертелась песенка: «Натэниел там, и там бомба. Никки там, и Дьявол, и Син. И там бомба».
Вот все время вертелось, пока они задавали разумные вопросы и получали ответы. Ритм отстукивало: бом-ба, бом-ба, бом-ба. Огонь – единственное, от чего не исцеляются оборотни. Их можно убить серебром, их могут ранить клыки и когти иных противоестественных созданий, но если оборотень выживет, то почти любое, если не вообще любое повреждение будет излечено. Кроме повреждений, нанесенных огнем. Некоторые из противоестественных сгорают даже быстрее и полнее, нежели человек.
У меня в голове возник образ одного вервольфа – я видела, как он сгорел в прошлом году, оказавшись слишком близко к запускаемой ракете. Человеческий облик исчез в пламени, вервольф попытался перекинуться зверем, чтобы исцелиться, но обгорел до смерти, застряв между двумя формами – обугленный, бесформенный кусок. Я изо всех сил старалась не видеть таким Натэниела, Сина, или Никки, или Дьявола.
– Анита это может, – донесся до меня голос. Я заставила себя сосредоточиться – это говорил Гордость.
Я заморгала, глядя в знакомое красивое лицо, так похожее на Дьявола. Неудивительно, учитывая, что они двоюродные.
– Что? Что я могу сделать?
– Открыть канал связи между собой и Мефистофелем, или Натэниелом, или Синриком. И увидеть помещение изнутри. Не придется гадать.
Хилл посмотрел на меня внимательно:
– Ты и в самом деле это можешь?
– Если убрать щиты и сосредоточиться – то да.
– И ты увидишь клуб изнутри тремя парами глаз, гадать не придется?
– Да, должно быть именно так.
– Черт побери, – сказал он. – Это ты так можешь со всеми своими любовниками?
– Нет, с Никки не получится. Только с остальными.
Хилл задумчиво прищурился.
– Как-нибудь потом надо будет понять, как это действует и как мы можем это использовать. А сейчас включай свою магию, Блейк. Дай нам глаза, покажи, где кто в комнате.
– Попытаюсь.
– Нет, пытаться не надо, – сказал Зебровски. – Ты сделай. Или не сделай. Нет места попытке.
Я не сразу поняла, что он цитирует «Звездные войны». Я не могла не улыбнуться. Люблю я Зебровски – вот как раз за это.
Глава сорок седьмая
Я сидела на невысоком бордюре на нежарком весеннем солнце, в бронежилете, с оружием, а вокруг стояли все парни из СВАТ, плюс маршал Арлен Брайс, плюс Зебровски, Дольф и куда больше народу из РГРПС, чем я думала, кому вообще есть до меня дело. Они сгрудились около меня, а я занималась исполнением мечты любого переговорщика с террористами о заложниках. Нам не надо было обращаться к подозреваемому или как-то запускать в клуб наблюдателя – у меня уже были в клубе глаза. Надо было только их «открыть».
Я сидела на бордюре, и при моем маленьком росте это было как на дне колодца из очень высоких людей, но мне не мешало. Быть самой маленькой я привыкла еще в школе. Прежде всего я сняла блоки, отгораживающие меня от Дьявола. Гордость предложил начать с него, поскольку Дьявол был воспитан как воин, шпион, телохранитель и убийца, хотя этого при полиции вслух он не говорил. Был он «охранник». Просто «охранник».
Я убрала щиты, отделяющие меня от Мефистофеля, моего Дьявола. Он появился в моей жизни, когда я уже хорошо умела держать экстрасенсорную и эмоциональную дистанцию с теми, кто со мной связан, и никогда не допускала его так далеко, как могли забираться Натэниел, или Мика, или Жан-Клод, или… Его я держала на дистанции, потому что знала, как это делается. И вот сейчас я всю эту тщательно сделанную работу порушила и вышла прямо на него.
Подумала о том, каково быть с ним. Ощутила его тело в своем, кожу его под пальцами, его… и вот так я оказалась в нем. Почти всегда это как будто паришь над тем, с кем общаешься, но наши с ним связи позволяли сойтись ближе, куда ближе. Я не стала сейчас этому препятствовать, и на миг глянула глазами Дьявола. Это сильно дезориентировало, и я отодвинулась обратно.
Он заморгал, глядя туда, где «видел» меня над собой. Показал свою версию непроницаемой коповской физиономии и снова стал смотреть куда-то через комнату. «Что ты видишь?» – подумала я, и тут же увидела, на что он смотрит.
Син стоял чуть ближе к сцене, впереди всех, среди маленьких столиков, почти на всех – перевернутые стулья в ожидании вечера. Никки ближе всех к двери, по другую сторону от Дьявола. Натэниел у стены на дальней стороне сцены, поодаль от дверей. Его обхватил одной рукой за шею незнакомый мне человек, а другой рукой человек держал какой-то цилиндр с кнопкой, уже нажатой, и это меня удивило бы, если бы Дьявол не сказал мне мысленно: «Она взведена, но не взорвется, пока он не отпустит кнопку». Нажатие кнопки взводит взрыватель, при отпускании он срабатывает.
Я перенесла свое восприятие на Сина, и он встрепенулся.
– В чем дело? – услышала я голос бомбиста. – Где Анита Блейк? Где?
– Отпусти моего брата, – сказал Син.
– Он тебе не брат! – завопил бомбист.
– Нет, брат.
– Заткнись! Ты, лев! Вызови ее снова!
– Синрик, пожалуйста, уйди, – сказал Натэниел.
Я почувствовала, как Син мотает головой, ощутила его несокрушимое упрямство и поняла, что он не уйдет. Это не было стремление к смерти – просто осознанное решение. Он не оставит Натэниела. Не оставит – и все.
Я подумала о Натэниеле – и ощутила руку этого человека, схватившую меня за плечи. Я смотрела на Сина, видела его синие глаза, слишком широко раскрытые, побледневшее лицо. Он боялся, но уходить не думал. Я чувствовала, как тревожится за него Натэниел, как бьется у него в горле пульс – или это у меня? В какой-то миг я ощущала сразу три пульса, и ни один из них не был мой. Одна из причин, по которым я закрываюсь как бешеная, – та, что не хочу быть как Вайскопф и его мастер: единый разум в двух телах, трех телах, или четырех, или… когда были только Жан-Клод, Ричард и я, бывали моменты, когда в трех телах присутствовал почти единым разум. Сейчас я впервые почувствовала такое с ними со всеми, оставив вне этого уровня близости только Никки. Если ощущение в себе чужого пульса можно назвать близостью.
Их эмоции я ощущала как разложенные веером карты. Доходили обрывки мыслей. У Дьявола лучше получались законченные предложения, и я, просто подумав об этом, знала, что экстрасенсорную тренировку дали ему те же люди, что учили его драться. Золотые тигры воспитаны как совершенный инструмент для того мастера, который будет ими владеть. Этим мастером оказалась я, хотя, если строго следовать вампирскому закону, то не я, а Жан-Клод.
Никки придвинулся ближе к Дьяволу, ощутив мою энергию. Что ощутил – я знала.
– Сейчас ей позвоню. Только не горячись, о’кей?
– Звони ей!
Бомбист сорвался на визг.
Я подалась назад, но это как в чемодане вещи складывать – никогда на второй раз не уложишь так же аккуратно и плотно. Все-таки ощущались обрывки связи между мною и теми, кто был в клубе.
Зазвонил мой телефон, и Гордость помог мне достать его из кармана – мне не сразу удалось отличить свои руки от гораздо больших, в другом помещении. Черт, надо как-то лучше действовать. И тут я поняла, что мне не хочется полностью закрывать дверь. Если я потеряю Натэниела, потеряю их всех, это может оказаться последним прикосновением. И я не хочу его отдавать.
Дьявол у меня в голове подумал:
«Анита, обрежь связи. Мы так функционировать не можем».
Я сделала, как он сказал, но последним покинула Натэниела, медленно, будто лаская его изнутри. Принесла с собой запах его волос и кожи, ответила на телефонный звонок:
– Да, Никки.
– Он хочет, чтобы ты была здесь.
Через только что установленные щиты прорвался страх Натэниела. Он боялся, и я ощутила у него в голове мысль, что надо взорвать бомбу прямо сейчас, потому что он решил, что бомбист намерен взорвать меня, его и Дьявола. Двое зверей моего зова и я вместе с ними – это резко снижало шансы на мое выживание.
– Натэниел думает взорвать бомбу до того, как я войду. Он убежден, что бомбист пытается убить меня с двумя моими котами, чтобы уж наверняка.
– Вполне вероятно, – сказал Никки очень будничным голосом. Я почти увидела улыбку на его лице: любезная и непроницаемая.
Подумала Натэниелу изо всех сил: «Не смей!»
– Ты что это? – завизжал бомбист. – Попробуй только перекинуться – сразу сдохнешь!
– Здесь только что энергия зашкалила. Мы все нервничаем, и наш человеческий друг это уловил.
Так Никки меня предупредил, чтобы не совалась. Бомбист оказался чувствительней, чем я надеялась. Черт!
– Где ты? – спросил Никки.
– Еду пока, – ответила я.
– Дороги забиты?
– Ты не хочешь, чтобы я входила.
– Не хочу.
– Ты думаешь, он взорвет бомбу, как только я ступлю внутрь?
– Я так думаю.
– Блин!
– Верно.
– Скажи ему, что я буду, как только смогу.
– Не уверен, что это удачная мысль.
– Скажи ей, что у нее десять минут, и все, и все! – начал орать бомбист.
– Ты слышишь? – спросил Никки.
– Слышу. Скажи, пусть даст тридцать.
– Попробую.
Он повесил трубку.
– Рассказывай, – сказал Хилл.
Я рассказала им, где кто, сказала, что бомбиста начинают подводить нервы.
– Впадает в панику.
– Если бы не «выключатель мертвеца», новость была бы хорошей, – заметил Хилл.
– Насколько у Натэниела быстрая реакция? – спросил Зебровски. Я глянула на него:
– Быстрая.
– Быстрее, чем была у тебя на складе, когда ты помешала Биллингсу ударить мальчишку-вампира?
Я подумала над ответом.
– Да, он быстрее. Все они быстрее.
– Все, кто там? – спросил Зебровски.
Я кивнула.
– Анита быстра, но не так, как мы, – сказала Клодия.
– Все-таки она человек, – добавил Гордость.
– Что ты думаешь? – спросила я у Зебровски.
– Думаю, что твой бойфренд прав. Этот тип взорвет тебя и их, как только решит, что ты достаточно близко.
– Не слишком полезная мысль, – сказала я.
– Выслушай до конца. Как-то в Израиле группа мужчин играла в мяч, и появился человек в поясе смертника и с «выключателем мертвеца». Они на него набросились, прижали его руку к кнопке и держали до прихода полиции, которая его застрелила.
– Он человек, – сказал Дольф. – Его нельзя пристрелить так просто.
– Этот человек – участник группы, убившей двух копов. У Аниты ордер, который позволяет ей убивать всякого, имеющего отношение к преступлению, по поводу которого ордер выдан.
– Это когда ты на охоте, – возразил Дольф. – Не имелось в виду, что полицейский может хладнокровно застрелить человека.
– Если бы это твою жену держали за шею, прижав к спине бомбу, ты бы стрелял хладнокровно? – спросила я.
– Нет, – ответил он, хотя и не сразу.
– Погодите, – вмешался Хилл. – Вы говорите, что мы впустим туда Аниту в надежде, что они все сообразят, как им надо действовать – наброситься на этого гада и держать, пока мы не ворвемся и его не убьем?
– Ага, – ответил Зебровски.
– Натэниел не обучен рукопашной, – сказала Клодия.
– Обучены Дьявол и Никки, – ответил Гордость, – а Син неплохо действует для новичка. И он чертовски быстр.
У меня пульс снова забился в горле, но кожа похолодела на солнце.
– Я троим из них могу «сказать», что мы собираемся делать.
Слово «сказать» я отметила в воздухе кавычками.
– Никки классный боец, – сказала Клодия. – Когда они начнут действовать, он сообразит.
– В смысле, когда я начну, – уточнила я.
– Бомбист – человек, с парой вампирских укусов, – сказал Гордость. – Он не сильнее Натэниела, Сина, Дьявола и Никки.
– То есть ты хочешь сказать, что я к нему рук не приложу?
– Тебе не надо будет, – ответил Гордость.
– Не поняла.
Впервые за все время высказался Брэм.
– Он говорит, что тебе достанется вышибить ему мозги, чтобы он не взорвал бомбу.
Дольф помотал головой:
– Не уверен я, что это законно.
– Я эти ордера прочел вдоль и поперек, – сказал Зебровски. – Это полностью соответствует букве закона, и насчет суда волноваться не надо, потому что с выполнением ордера дело закрывается.
Мы переглянулись.
– Мне не нравится, что ты пойдешь туда одна, – сказал Хилл.
– А он не говорил «без полиции», – ответила я.
Хилл улыбнулся – скорее оскалился, будто клыки показал.
– Тогда я тебе спину прикрою.
– Мы, – поправил Киллиан. – Мы тебе спину прикроем.
И так мы и сделали. Я дала Натэниелу и другим знать, что от них нужно. Я полагалась на Никки – что он начнет действовать одновременно с Натэниелом, и поставила жизнь Натэниела на то, что он сможет удержать бомбиста до тех пор, пока остальные не придут ему на помощь через весь зал. Им нужно только дождаться, пока я войду в зал с полной поддержкой СВАТ. Главное – чтобы Натэниел задействовал ту быстроту и ту координацию руки и глаза, из-за которых он так хорош на сцене, в тренажерном зале и в тире, чтобы не дать бомбисту отпустить выключатель. Это все, что ему нужно сделать, а дальше они все навалятся… и либо зафиксируют бомбиста до той минуты, когда мы подойдем закончить дело, либо взорвутся все вместе. Мне приходилось слыхать планы и получше, но Хилл, Киллиан и остальные взялись идти со мной. Решили, что раз я настолько доверяюсь быстроте и точности одного из возлюбленных моей жизни, то и они могут на это положиться. Я верю в мужчин моей жизни, а Хилл, Киллиан, Дерри и все прочие верят в меня.
Вот же блин!
Глава сорок восьмая
Я должна была держать лицо открытым, чтобы бомбист не сомневался, что видит среди вошедших тяжело вооруженных людей именно меня, но в остальном я снарядилась так, как обычно для охоты на монстров. В каком-то смысле так оно и было – как продолжение все той же охоты на вампиров. Я подстроилась под ритм своей группы – шаркающий шаг, который кажется медлительным и неуклюжим, но на самом деле далеко не таков.
Мы уже были почти у самой двери, через которую я проходила сотни раз, тысячи раз. Сбросив щиты, я дала Натэниелу «увидеть» меня над собой. Я старалась держаться физически подальше, чем раньше, потому что ему нужна будет вся та быстрота и плавность движений, что есть только у него, а мне нужно двигаться с той же точностью, что и полицейские, идущие со мной. У нас у каждого своя работа и свои силы, и обоим нам они будут нужны. Дав Натэниелу знать, что мы входим, я обрезала связи, чтобы каждый остался у себя в голове один. Дерри рванул дверь, мы вошли клином, и единственное, что мне подсказало, что захват Натэниела был точным – что ничего не взорвалось. Нашим глазам потребовалась секунда, чтобы приспособиться к полумраку, увидеть, что весь народ лежит кучей в дальнем углу. Они свалили бомбиста.
Я бросилась, бросилась как тогда на складе, только сейчас я мчалась не спасать незнакомца от удара по лицу. Я шла на помощь мужчине, которого я люблю, пока тот, с кем они все боролись, не успел их взорвать. Оказалась над ними, не имея даже времени подумать. Это было как магия даже для меня, хотя вдруг передо мной на полу оказалась широкая спина Никки, его мощная лапа обхватила чью-то чужую, как в отчаянной игре «чей верх», Дьявол обхватил бомбиста, прижимая его к стене, держа рукой под рукой Никки, Син обхватил бомбиста за пояс, будто останавливал нападающего на поле, а Натэниел обеими руками сжимал руку бомбиста – волосы собраны в косу, мышцы выступают из-под майки, а я вижу лицо, которое видела раньше только их глазами, оно таращится на меня. Он успел только завопить «Нет!» – и я пустила ему пулю в лоб, прямо над бровями. Из затылка брызнули кровь и клочья, но входное отверстие было маленькое, аккуратное. Я всадила вторую пулю рядом с первой, и затылка у него не стало. Глаза закатились под лоб, и оставалось только ждать, пока придут взрывотехники и скажут, что можно отпускать.
Глава сорок девятая
Когда все провода были перекушены и бомбу увезли, я сидела на краю сцены между Натэниелом и Сином. Никки и Дьявол говорили с Гордостью, Клодией и другими охранниками возле стены. Наверное, пытались понять, что было сделано неверно и как можно в дальнейшем такое предотвратить. Мне было все равно. Я сидела, держа за руку Натэниела, а Син держал меня за другую руку, они меня держали, и я их. Этого мне хватало. Более чем хватало.
– Так и выглядит твоя работа? – спросил Син, и голос его прозвучал странно. Только непонятно, то ли это действительно было так, то ли потрясение плюс стрельба в закрытом помещении повлияли на мой слух.
– Иногда.
– Вряд ли мне бы захотелось делать это каждый день.
Улыбнувшись, я сжала его руку.
– Отлично, найди тогда работу поприятнее и побезопаснее.
Он положил голову мне на плечо, и так как он почти на семь дюймов выше, должно было быть очень неловко, но все же он это сделал. Держал меня двумя руками за руку, хотя руки у него настолько больше, что он, вероятно, больше держал за руку себя, чем меня.
Натэниел держал одну руку у меня на бедре, другой держа меня за руку, целовал меня в щеку, и я льнула к нему, к его поцелую. Жан-Клод проснулся, я услышала его первый вдох, а потом тут же голос в голове:
– Что случилось, ma petite?
И почему-то от этих слов я разревелась.
Глава пятидесятая
Вайскопф назвал нам имена всех прочих диких вампиров. Он и его мастер Бенджамен выдали их в рамках первой в истории успешной сделки между вампиром и людским законом. Они сообщили нам имена и были отпущены на свободу, потому что на самом деле они никого не тронули. Но Бенджамен и Вайскопф лишились очень многих иллюзий о том, что будет, если вампира не связать клятвой крови. Мы с Жан-Клодом взяли с них слово, что они такой попытки не повторят. Мы им ясно дали понять, что пусть полиция людей не имеет к ним претензий, но если они затеют еще один бунт, очень серьезные претензии будут у нас.
Никки и Дьявол дебютировали на сцене «Запретного плода» и пользовались колоссальным успехом. Дьяволу выступать понравилось, и он готов повторить, Никки – не слишком. Хотя если смотреть на них обоих на сцене, Никки увлечен не меньше Дьявола. Социопаты – великие актеры. Он отказался покинуть Натэниела, и не ради меня, а ради него. Сказал так: у него впервые в жизни семья.
Син ходит в клуб, и Натэниел учит его танцевать стриптиз: не для сцены – для меня. Он хочет станцевать мне приватный танец, и Натэниел ему показывает, как. Син мотивировал свое желание:
– Почти все мужчины, которые тебе больше нравятся, на сцене сексуальны.
– Мика не выступает, – напомнила я.
– Но выступают все остальные, – сказал он, и на это мне ответить было нечего.
Ашер уехал на назначенный ему месяц изучать новый город. Там ему было бы хорошо, и гиенолаки там основная группа, но… но он будет за сотни миль отсюда. Он не хочет уезжать, но Дьявол по-прежнему желает иметь время на девушек, а если честно, он бы и против других мужчин не возражал, если бы Ашер так не бесился. Но для него ключевой пункт в том, что ему нужны любовницы. Если для Ашера это неприемлемо, им придется расстаться. Ашер пытается сильнее продвинуть Дьявола мне в постель, я ведь девушка, но у меня есть другие милые, другие обязанности по отношению к другим мужчинам моей жизни. Ашер ревнует еще и Жан-Клода, и это уже ни в какие ворота. Мы подумываем насчет послать Ашера испытывать себя в новом городе уже на два месяца.
Натэниела Ашер тоже в конце концов достал, и хотя он для Натэниела (а может быть, и для меня) – идеальный доминант, мы решили, что с нас хватит. Натэниел не может простить Ашера за избиение Сина, но чем дальше Натэниел отодвигается от Ашера, тем сильнее извращенный вампир к нему липнет. Ашер воистину из тех, кто не ценит никого, с кем легко. Таким подавай драмы – или тех, кто любит других. Я Ашеру советовала пройти психотерапию. Он не хочет, а это насильно не делается. Но еще я ему говорила, что если от его ревности и вспыльчивости кто-нибудь пострадает, я уж постараюсь, чтобы он тоже пострадал. Грозить ему убийством я не могу, потому что он знает: я все сделаю, чтобы этого избежать, но он может сделать такое, что у меня не останется выбора. А я не хочу, чтобы это было на моей совести. Он должен уехать. Но найдем ли мы в себе силы или волю отослать его прочь, хотя бы на месяц? А потом посмотрим.
Хватит ли у Жан-Клода сил отослать прочь того, кого любил он веками? Не знаю. Хватит ли у меня сил его заставить? Может быть.
Сейчас мы эту рану заклеили пластырем. Дьявол проводит со мной больше времени, но он не Никки, не Син, не Мика, не Натэниел, и я просто не вижу места в доме своего сердца, куда его можно втиснуть. Спать с ним мне нравится, но я в него не влюблена. Дом этот мой, наполнен он теми, кого я хочу в нем видеть, и Дьявол просто не входит в это число. В число тех, кто живет здесь день за днем и ночь за ночью. Мне говорили, что мне нужен один из золотых тигров среди главных моих возлюбленных просто по метафизическим причинам. Может быть, так оно и есть, но может быть, у меня сердце – молекула, имеющая точек прикрепления не более, чем есть, и стабильна она, лишь когда содержит ровно столько атомов кислорода, сколько нужно. Превысь лимит – молекула станет нестабильной, недовольной, слишком активной – и взорвется в конце концов. Не один Ашер тут страдает вспыльчивостью. Кажется, он это забыл. И если он не будет осторожнее, я ему скоро напомню. Надеюсь, что до этого не дойдет, но начинаю мысленно прикидывать и припоминать, что никому не позволено обижать тех, кого я люблю. Даже тем, кого я люблю.