Поцелуй смерти Гамильтон Лорел

Глава тридцать седьмая

Так как мы не знали точно, что случилось в душе, охрана настояла на увеличении числа телохранителей. Я напомнила, что если ardeur решит кого-нибудь сожрать, то ни ножи, ни пистолеты, ни мышцы никого не спасут, но Клодия твердо держалась своего плана: усилить охрану мою и Жан-Клода. Она на решение этой проблемы могла бросить только дополнительные единицы живой силы, и это она и сделала. Мне это выражение ее лица было знакомо, и когда оно становится таким, спорить с ней бесполезно, так что я и не стала. Не хотелось тратить энергию на ссору с Клодией – я ее берегла для ссоры с Ашером и, быть может, Жан-Клодом.

Одежда, в которой я была на месте преступления, все еще была грязная, а я уже отмылась, так что я одолжила шелковую пижамную куртку, которая была у Ашера под халатом. Она точно подходила к пижамным штанам Жан-Клода, и почему-то это меня доставало. Куртка была из чудесного небесного шелка, ласкала кожу, но она висела на мне до колен, и пришлось закатать рукава – валиком размером с пончик на каждой руке. Выглядела я как девочка в папиной рубашке, но так лучше, чем голой.

Я смогла надеть наручные ножны с ножами, но для внутренней брючной кобуры все-таки нужны, извините, брюки. Наплечную кобуру я смогла приспособить поверх пижамы, но это было как надевать на плечи лифчик с передней застежкой, только еще сложней. Надеть ее удалось, но она хлопала и ерзала без продетого в петли ремня. Я несла непригнанное снаряжение, и только радовалась, что главное мое барахло уже в сумках в спальне.

Охраны с нами было столько, что мы трое натыкались друг на друга. Когда процессия дошла до комнаты Жан-Клода, я велела им всем остаться снаружи.

– Извини, Анита, – сказал Богофредо, – но Клодия распорядилась достаточно ясно. По крайней мере двое из нас должны быть по другую сторону двери и все время за тобой присматривать.

– Почему? – спросила я.

– Потому что Ашер сегодня на тебя напал, а Сина отправил в больницу. Теперь еще Никки пострадал. Клодия не хочет новых проблем.

– Ашер меня больше не тронет, а то, что случилось с Никки, ни один охранник не мог бы предотвратить. Будь Клодия с нами в душе, это бы ничего не изменило, только мне и ей было бы неловко, что она смотрит, как Никки меня трахает.

Бог приоткрыл глаза чуть шире. Ему не нравится, когда я говорю о сексе по-мужски.

– У меня приказ точный, Анита, так что извини.

– Так что ты меня извини, но никто из вас внутрь не войдет. Это дело мы разберем сами. – Он попытался возразить, но я подняла руку: – Насколько мне известно, мы с Жан-Клодом по команде старше Клодии. Так что я накладываю президентское вето. Зрители мне не нужны.

– Ты недостаточно тверда с Ашером, поэтому он и разболтался.

Я кивнула:

– Это правда, но это дело прошлое.

– Анита… – нахмурился Бог.

– Нет, это решено. Ашеру больше ничего не сойдет с рук только потому, что я его люблю… что Жан-Клод его любит и постоянно меня индуцирует.

– Я тебе не верю, – ответил Бог.

Я обернулась к двум вампирам, стоящим возле двери. Жан-Клод открыл дверь, Ашер стоял рядом с ним. Мы переглянулись.

– Ma petite права. Больше никаких поблажек для mon chardonneret.

– То, что ты его называешь щеглом, не заставляет нас тебе верить, – сказал Бог.

Вперед шагнул Домино:

– Никки взял с меня обещание оставаться с тобой.

– Это не я сейчас чуть не погибла, – ответила я.

Домино пожал плечами, снова встрепал руками черно-белые локоны – такой у него жест, когда он нервничает. Волосы у него в основном черные с примесью белых кудрей, потому что он наполовину белый тигр и наполовину черный. У Этана, единственного другого из моих тигров со смешанной клановой кровью, тоже по волосам видны все его тигриные формы. Волосы у Домино в основном черные с примесью белого, а значит, он последний раз перекидывался черным тигром. Если бы он перекидывался белым, господствовал бы этот цвет. У Этана волосы сохраняют человеческий цвет независимо от того, в какого тигра он превращался последний раз. Домино моргнул оранжевыми огненными глазами. Ему еще труднее сойти за человека, чем Мике с его леопардовыми глазами, но с такими глазами он родился. Это у него метка клановой крови, а не наказание, как у Мики.

– Никки взял с меня слово, что ты не останешься наедине с Ашером.

Я засмеялась, но не весело и не добро.

– Что ж, его можно понять. – Я посмотрела на Жан-Клода.

– Я считаю, что это будут твои тайны, а не наши. Может быть, ты захочешь, чтобы Домино их слышал.

– Я даже не знаю сейчас, что это значит.

– Это значит, позволь своему тигру быть с нами, и если захочешь, чтобы он чего-то не слышал, твое дело будет заставить его уйти.

Я обратилась к Домино:

– Что ты сделаешь, если я войду в эту комнату без тебя?

Он мотнул головой:

– Ты видела, что Никки сделал с Аресом?

– Да.

Домино глянул на меня огненными глазами, и взгляд был красноречив.

– Я ценю твою безопасность, Анита, но мне очень не хочется драться с Никки всерьез.

Он улыбнулся и еще раз мотнул головой.

– Так что ты войдешь со мной в комнату, хочу я того или нет?

– Анита, Ашер тебя порезал, а Сина отделал так, что он на всю ночь в больнице. Как могут твои телохранители ему верить?

Звучало разумно. Я повернулась к Ашеру, стоящему в дверях.

– Будешь вести себя прилично?

– Что бы я ни говорил, твоих телохранителей это не убедит. Они мне не поверят, и я их понимаю. Это было хуже мальчишества.

– Ты всегда потом раскаиваешься, Ашер, но никогда надолго. Какое-то время ведешь себя лучше, потом тебя опять что-нибудь разозлит, и ты забываешь.

Он кивнул:

– Это верно. Я раскаиваюсь, и искренне, но ты права. Извинения без перемены образа действий – пустые слова.

– Аминь, – закончила я.

Он наклонил голову, и золотые волосы рассыпались вокруг его лица. Обычно это вызывало у меня грусть: он думает, будто надо вот так прятать шрамы, стесняться себя, но сегодня это мне напомнило о Никки, о том, как у него волосы скрывают шрамы, и снова я разозлилась на Ашера.

– Ладно, пусть Домино войдет. – Я глянула на Богофредо. – Скажешь Клодии, что выполнил ее распоряжение.

– Она хотела, чтобы с тобой было два охранника.

– Не пережимай, – сказала я, и что-то было в моем голосе или в лице такое, что он сдал назад – в буквальном смысле слова шагнул назад – и руки протянул вперед, будто показывая, что не имеет дурных намерений.

– Ладно, – сказал он. – Раз ты берешь с собой Домино, может, Клодия мне морду бить не станет.

– Скорее она тебе даст раза по заднице.

Он улыбнулся:

– И это тоже.

Я ощутила прикосновение к моим метафизическим щитам – аналог стука. Прикосновение знакомое, и я опустила щиты слегка и увидела Дамиана. Все те же шесть футов самой белой кожи, которую я только видела у вампира, потому что рассыпанные по плечам волосы у него были красные, как свежая кровь, а глаза – зеленее травы. Он был бледен еще при жизни, но сотни лет без солнца сделали кожу еще бледнее, а волосы такими красными, какими они только могут быть. Я чувствовала, что у него в руке – чья-то рука, и увидела мысленно рядом с ним женщину почти такого же роста. У Кардинал цвет волос скорее оранжевый, волосы курчавые рядом с его совершенно прямыми, но оба они природно рыжие, оба высокие и изящные, хотя у него в момент смерти были мощные мышцы, а она тоща, как модель. Но физически они очень друг другу подходят. Как пара хорошо подобранных красивых лошадей.

Дамиан служит управляющим в танц-клубе Жан-Клода «Данс Макабр», а Кардинал там выступает танцовщицей. Она служит Дамиану партнером для демонстрации старых танцев, которые существовали, когда он еще был жив, а до ее рождения еще оставались сотни лет. Еще она – наемная танцовщица, когда клиент платит за право танцевать с вампиром, пока играет песня. В «Данс макабре» клиенты любят танцевать с оборотнями и вампирами. В клубе есть даже учитель, работающий с новыми клиентами и обучающий их старинным групповым танцам. Я видела этот клуб, битком набитый народом: люди, вампиры, оборотни, все стройными рядами, держась за руки, движутся в танце, которого уже сотни лет никто не видал. Здорово прикольно.

Дамиан дал мне увидеть другую женщину, стоящую перед ним. Миниатюрная, на несколько дюймов ниже меня, я вполне могла бы обнять ее рукой за хрупкие плечи. Блестящие черные волосы падают лакированной водой прямо и ровно до талии. Раскосые глаза кажутся карими, но я их достаточно хорошо рассмотрела уже давно – они темно-оранжевые. При правильном освещении они цвета огня, когда он горит глубоко в полене, и кажется, что пламя уже погасло, но если не залить его водой, оно полыхнет и дом сожжет. Ее китайское имя переводится как Черный Нефрит, так что для меня она просто Нефрит, моя Нефрит. Она черный тигр моего зова и первая женщина, сделавшая меня из гетеросексуала гетерофлексом.

Нефрит была разъярена, отдернулась от руки Дамиана и побежала по коридору. Дамиан поднял глаза, как почти все мы поступаем, «видя» друг друга мысленным взором.

– Ей сказали, что ты ранена.

– Черт! – сказала я вслух.

– Что случилось? – спросил Бог.

– Кто-то сказал Нефрит, будто я ранена. Она должна сама увидеть, что у меня все зажило.

– А мысленным взором, телепатией? – спросил Бог.

– Она слишком испугана и в панике. От этого она телепатически слепнет.

– Не хочу никого обидеть, – заметил Бог, – но для убийцы и супершпиона ниндзя она слишком уж пуглива.

– А ты попробуй прожить несколько веков, чтобы над тобой издевался мастер-вампир, и тогда посмотрим, каков ты будешь, – ответил Домино.

– Я же не в обиду, – возразил Бог.

– Никто не в обиде, – вмешалась я и тронула Домино за руку, стараясь успокоить его до прихода Нефрит. Он всегда за нее стоит горой.

От прикосновения жар его зверей попытался прыгнуть ко мне и пробудить тигров соответствующих цветов, но я теперь понимаю, как усмирять эту энергию. Не отключать ее, не запирать зверей, но успокаивать их, как стала бы гладить и тискать большого котенка. Конечно, эти котята радостно разорвали бы меня на части, чтобы выбраться наружу в собственных телах, если бы это было возможно. Мы наконец сообразили, что это метки Жан-Клода не дают мне стать оборотнем реально. Современная ликантропия для вампиров не заразна, а я слишком близка к состоянию вампира из-за его меток и собственной силы некроманта. Древние штаммы ликантропии для нежити были контагиозны.

– Остынь, – сказала я Домино.

Нефрит по отношению к Домино выразила высочайшую похвалу, которая есть у нее для мужчин: она его пустила к нам в постель. Натэниела она в постели терпела, а еще Криспина – он белый тигр и танцор в «Запретном плоде», – но спала она со мной редко, потому что я настаивала, чтобы все они с нами были. Ее мучитель был мужского пола и оставил у нее неприятное впечатление о всех мужчинах. Единственно, кого она не любила больше мужчин – это мужчин-вампиров. Дамиан завоевал ее симпатии тем, что пришлось ему претерпеть от рук Той, кто его создала. Его вампирская госпожа могла мастеру Нефрит сто очков дать вперед, и Нефрит пришлось признать, что женщины тоже бывают мучительницами. Жан-Клод и Ашер могли бы много чего порассказать о Белль Морт, и еще была Мать Всей Тьмы, и Николаос, первый мастер города Сент-Луиса, тоже была обезумевшей стервой. Безумие не проводит гендерной дискриминации.

Жан-Клод ее завоевал тем, что он такой, как есть. Интересно было смотреть, как он постепенно приобретал ее доверие. Я всегда от него слышала, что единственная женщина, когда-либо срывавшая его планы, – это я. Глядя, как он очаровывает Нефрит, я этому утверждению начинала верить.

Нефрит влетела размытым вихрем черного с белым. Я быстро отдала Домино оружие, которое держала в руках, и сгруппировалась. Она маленькая, а я сильная, но при такой скорости инерция все равно приличная.

Она притормозила, я успела рассмотреть длинные разметавшиеся за спиной волосы, бледное лицо, лихорадочно блестящие глаза, а потом она на меня напрыгнула, как мартышка. Жан-Клод придержал меня ладонью за спину, когда я пошатнулась от удара этой скорости и энергии, и не дал упасть. Нефрит обхватила меня ногами за пояс, руками за шею, зарылась лицом в волосы, ткнулась в шею. Я взялась руками за единственное место, за которое могла бы ее поддержать – за худощавый зад. Только что Никки так меня держал в душевой.

От этой мысли в груди свернулся ком.

Она что-то забормотала мне в шею, но по-китайски. Даже после года общения нюансы языка, на котором мне лепечут в волосы или в шею, от меня ускользали.

Я уже хмыкала успокоительно, но сейчас еще перенесла руку – погладить невероятно шелковистые волосы, другой рукой продолжая держать ее вес.

– Нефрит, милая моя, я не понимаю тебя, когда ты говоришь в таком расстройстве. Давай помедленнее, лапушка, и по-английски, очень тебя прошу.

Она подняла голову, обратила ко мне лицо. Краска на глазах размазалась – наверняка у меня остались от нее следы на шее и на голубом шелке пижамной куртки.

Она прошептала, шумно дыша:

– Мне сказали, что ты ранена.

– Мне уже лучше, все зажило.

Она изучала мое лицо, серьезно, как ребенок, как будто подозревала, что я могу и обманывать. Я когда-то могла бы, но выяснила, что правда действует лучше утешительной лжи. Нефрит куда более женственна, чем мне вообще доступно быть, но правду любит точно так же, как и я. Если ей соврать, она этого никогда не забудет.

Опять же как я.

– Поклянись, – прошептала она.

Я кивнула с той же серьезностью, с которой она просила:

– Клянусь.

Она улыбнулась, и торжественная красота на ее лице сменилась сияющим счастьем. Она засветилась, и когда на тебя так смотрят, что остается делать?

Я ее поцеловала, она обняла меня, обернув руки вокруг моей шеи, радостно прижалась. Вдруг оказалось хорошо, что куртка доходит до колен: ее энергичные движения задрали бы короткую юбку и охранникам досталось бы слишком роскошное лесбийское шоу.

– Ma petite, не зайдете ли вы с милой Нефрит в комнату?

Он сделал приглашающий жест, придерживая дверь. Ашер уже скрылся внутри.

Я вздохнула, но Жан-Клод был прав. Нефрит бы ни за что не позволила мне сейчас себя поставить на пол и сказать, чтобы бежала где-нибудь пока поиграть. Я ее спасла от столетий издевательств просто тем, что оказалась более сильна в метафизике, чем ее мучитель. На самом деле я оказалась более сильным вампиром, так что он до сих пор жив. Другие арлекиновцы охотились за ним и несколькими оставшимися бандитами, но он не погиб. Нефрит считает, что если я умру, она снова попадет под власть прежнего мастера. Я не спасительница, я ее защита. И мы даже не можем ей доказать, что она ошибается, потому что считается, что перерезать связь между мастером и зверем его зова невозможно, не убив мастера. Но что знала я, а он не знал тогда – этому отчасти помогло желание Нефрит. Она хотела свободы, и когда я ей это предложила, она объединила свою свободную волю с моей. А пленников куда легче спасать, если они хотят уйти с тобой. Я ей предложила любовь и безопасность, он предлагал ненависть и страх. Кто не выбрал бы любовь?

Глава тридцать восьмая

Сделанная на заказ кровать Жан-Клода была с такими же четырьмя столбами, как прошлая, но тяжелые деревянные столбы и перекладины были слишком толсты для полога, который превращал ее в уютное гнездышко. К тому же на раме и столбах там и сям имелись мощные точки крепежа, а сама рама была из усиленной стали. Когда занимаешься бондажем с вампирами и оборотнями, приковывать их цепями надо к чему-то солидному. И еще эта кровать была побольше, чем двуспальная удлиненная, мы ее называли теперь многоспальной.

Я сидела, прислонясь спиной к горке черных и белых подушек посреди спинки. Нефрит устроилась на подушках пониже, ткнувшись головой мне чуть ниже пояса, одной рукой обнимала мне бедра, другую подвернула под себя, касаясь пальцами моей икры. Я одной рукой держала ее за плечи, перебирая эти почти скользкие сияющие волосы. С другой стороны от меня расположился Жан-Клод. Он обнимал меня за плечи, так что я спиной упиралась ему в бок. Свободная рука лежала у него на бедре, поглаживая шелк и мышцы под ним. Ашер даже не пытался залезть с нами на кровать. Во-первых, я еще на него злилась, и он это знал. Во-вторых, Нефрит его недолюбливает. Она ему не доверяет, и правильно делает. Что-то в ее поведении абсолютной жертвы манило Ашера и подмывало сделать с ней что-нибудь нехорошее – не больно сделать, а что-то вроде бондажа и подчинения. Но Нефрит недостаточно здорова для таких игр и развлечений; может быть, и не будет никогда. Но сам ее страх перед Ашером манил его ее соблазнить – не обязательно связать ее и делать с ней что хочется, но заставить ее сказать «да». У него свои тараканы, у нее свои, и они вместе плохо сочетаются.

Ашер расхаживал со стороны изножья, как большой кот в клетке: много энергии и мало для нее места. Я погладила теплоту волос Нефрит и приткнулась к твердости и силе мышц Жан-Клода. Их прикосновение и мое к ним помогали как-то рассеять нервную энергию, которую выделял Ашер.

– Если бы я догадался, что ты будешь заниматься с Никки любовью несколько раз с таким коротким интервалом, я бы тебя предупредил, – сказал Жан-Клод.

– Я знаю, что он невеста, но я думала, для него опасно только мое тяжелое ранение. Тогда я могу случайно выпить невесту до смерти. Так ты мне говорил.

– Да, ma petite, но…

– Я же не была ранена так сильно.

– Не была, но невеста защититься не может. Она отдает все, что хочет от нее хозяин.

– Я в первый раз не включила ardeur. И не ощущалось, будто я его включаю. – Я попыталась обдумать все это. – И я достаточно исцелилась, чтобы во второй раз взять Никки в рот.

– Я тебя сильно порвал, – сказал Ашер, останавливаясь возле кровати. – Если секс не был магическим, то заживление требовало усилий.

Я посмотрела на него, наморщив лоб.

– Я знаю, что ardeur может истощить до смерти, если слишком часто питать его на одном и том же любовнике, но исцеление путем секса никогда вроде бы не требовало такой цены – если не вызывать ardeur.

Жан-Клод прильнул щекой к моим волосам.

– Белль Морт истощала невест, чтобы поднять собственную силу – как раз перед тем, как вместе с нами пошла во дворец одного вельможи, чтобы всех там соблазнить.

– Я ничего не делала, кроме как исцелялась сексом и питала ardeur.

– Первый раз, когда она убила невесту, отобрав всю энергию, это было случайно, – сказал Ашер.

Мы обернулись к нему.

Он скрыл за волосами почти все лицо, не только шрамы – будто не хотел нас видеть, когда рассказывал.

– В первый раз все было именно так – просто секс. Но не существовало современной медицины, чтобы запустить его сердце. Он умер и остался мертвым, но она не расстроилась. Ей понравилось такое проявление силы, и она отметила это где-то в своей темной памяти. Когда Жан-Клод появился при ее дворе, она это сделала элементом своей власти.

– Ты никогда об этом не говорил, – сказал Жан-Клод.

– Я не думал, что Анита будет на это способна. Она же не настоящий вампир. Она…

– Ашер, я здесь мастер. Ты должен был мне сказать, а я бы уже решил, должна ли об этом знать ma petite.

– Теперь я понимаю, – сказал Ашер и поднял голову. Голубое сияние его глаз стало еще синее от цвета халата. – Я прошу прощения.

Он протянул к нам руки жестом капитуляции, и при этом на секунду раскрылся его халат, мелькнуло тело, бледное и красивое. Открылась только неповрежденная сторона – как половина лица из-под волос. С волосами, я знала, это продуманно и нарочно, с халатом так же? Не мог ли он сделать это нарочно, чтобы мелькнуло тело, чтобы напомнить нам – мне, на самом деле, – от чего мы хотим отказаться? У Жан-Клода только что был с ним секс, это не его Ашер хотел соблазнить снова.

Я повернулась так, чтобы видеть лицо Жан-Клода, для чего пришлось чуть податься назад:

– Ты же не пошел на попятный?

– В каком смысле, ma petite?

– Ты не сказал ему, что он может не уезжать? Он должен уехать? Как бы ни был хорош секс, он должен уехать из города не меньше чем на месяц. Это так?

– Я не говорил иного.

Такая формулировка мне не понравилась. Нефрит потерлась лицом о мою талию – как большая кошка, каковой она бывает в другой своей форме. Это она меня успокаивала.

– Син мог сегодня погибнуть. Ашер управляет гиенами лучше нас, это зверь, над которым ни у кого из нас нет власти, и он заставил Ареса напасть на другого охранника. Ашер думал, что это у Никки будет сломана рука, и так далее… и если бы с самого начала Ашер меня не ранил, не было бы такого, что я едва не убила Никки. Это нельзя оставить без последствий, Жан-Клод. Нельзя.

– Сегодня уже слишком близок рассвет, чтобы ему уезжать, но завтра же ночью он уедет, как приказано.

– Я заслужил изгнание на месяц, – сказал Ашер, подвигаясь к краю кровати, и теперь он стоял напротив нас. Халат раскрылся и служил сейчас красивым вышитым обрамлением для тела. Рука скользнула по краю халата, и естественно было проследить за ней взглядом, а двигалась рука так медленно, что это было как экскурсия по груди, по плоским равнинам живота, краю бедер, потом паха. Впрочем, пока Ашер снова не получит кровь, он не готов заняться сексом. Хотя с вампирами как раз есть возможность насладиться тем ощущением, с которого все и начинается…

Нефрит развернулась и стала сползать с кровати по другую сторону.

– Куда ты? – спросила я.

– Я не могу.

– Чего не можешь?

– Ты любишь его жестокость, я нет. Прошу тебя, не приказывай мне остаться.

– Никто не заставит тебя делать то, чего ты не хочешь. Мы с Жан-Клодом оба тебе это пообещали.

– Я вам верю, но… можно я уйду?

Я вздохнула.

– Да, но мы сейчас не собираемся заниматься с ним сексом.

– Вы в своем праве иметь с ним секс, если вам хочется.

Она уже пятилась к двери. Одной рукой она вцепилась в бицепс другой так, что пальцы побелели. Это означало, что она боится. Она боится мужчин, секса с ними, вампиров, а более всего боится вампиров мужского пола. Я лежала в объятиях одного вампира, а другой стоял возле кровати почти голый, и оба они были определенно мужского пола. С точки зрения Нефрит, я собиралась сделать нечто ужасное.

– Мы не собираемся заниматься сексом.

– Но он попытается вас соблазнить, и это…

Она наткнулась спиной на Домино и тихо пискнула. Отшатнулась, когда он попробовал ее поддержать, и он опустил руку. Понимал, что не надо предлагать слишком назойливо, когда она боится – это одна из причин, по которым она могла быть с ним и со мной в одной кровати, когда мы занимались любовью. Еще она Натэниелу доверяла настолько же. Они оба обращались с ней как можно бережней.

– Проводи ее к ней в комнату, – сказала я.

– Нет, он должен тебя охранять от… Ашера.

– Все нормально, – сказал Домино. – Я тебя отведу и сразу вернусь.

Нефрит не хотела все равно, чтобы он к ней прикасался, но в состоянии такого потрясения ей нужен был кто-нибудь рядом. Кто-то из тех, кому она доверяет хотя бы настолько, чтобы не паниковать с каждой секундой все сильнее. Домино она доверяет больше, чем любому другому мужчине. Клодии не хватает на нее терпения, Келли сегодня не стоит приближаться к Ашеру, поэтому охранниц сейчас не хватает, чтобы за ней смотреть.

– Постараюсь вернуться поскорее, – сказал Домино. – Ты тут побереги себя, Анита. Очень не хочу драться с Никки всерьез.

– Мы будем хорошие, – пообещала я.

Он улыбнулся, закрывая за собой дверь, и сказал в последний момент:

– Что вы хорошие, я знаю. Вы тут только не порвите друг друга.

– Домино… – начала я, но дверь уже закрылась, заглушая его тихий смех.

Глава тридцать девятая

И в комнате сразу стало тихо-тихо. Не знаю, что я сказала бы в этой наступившей тишине, но тут зазвонил мой телефон. Не слишком ли я охотно к нему бросилась? Может быть, но он лежал рядом с моей грудой оружия возле кровати, то есть мне надо было бы проползти через акры черного шелка. Ашер нагнулся и подал мне телефон, я приняла его, ткнула в экран:

– Блейк слушает, говорите.

– Маршал Блейк?

Это был новый маршал, Арлен Брайс.

– Да, маршал Блейк, извини, Брайс. Что стряслось?

– В шкафу того дома, который мы зачищали со СВАТ, нашли материалы для изготовления взрывных устройств.

Я на миг затихла, пытаясь уложить это в голове.

– Зачем это им? На кой черт вампирам бомбы?

Ашер и Жан-Клод по обе стороны от меня стали совершенно неподвижны. Не могу объяснить почему, но я знала, что эта неподвижность – куда более удивленная реакция, чем любое выражение лица. Нельзя было мне говорить слово «бомба» – идет следствие, блин. Но я от неожиданности.

– Один из вампиров, погибших на складе, был отставным экспертом по сносу зданий, – сказал Брайс.

– Военный?

– Нет, штатский, строитель. Но это значит, он знает, как завалить целое здание.

– Неутешительно, – сказала я.

– Зебровски сказал, что вампиры на складе черт-те что несли про тебя и про Жан-Клода, так я решил, что ты должна знать про этот материал для бомб.

– Только материал, не готовые устройства?

– Нет, но наши взрывотехники отнеслись очень серьезно. Кажется, они уверены, что несколько устройств было сделано, а это значит, что они могут быть где-то в городе.

– Эти парни хотели сочувственного отношения от СМИ. Но взрывать – это им ничьего сочувствия не принесет.

– Тоже верно, однако это еще никого не остановило.

Я хотела согласиться, но не могла, так что оставила эту тему.

– Какие-то соображения насчет размера устройства? Что должна высматривать охрана?

– Не моя область. Могу прочесть предварительный доклад, но не думаю, что ты хотела бы моей интерпретации. Поговори с… – Он замолчал. Слышно было, как шелестят листы и щелкают клавиши. – Альварец тебе нужен, Марк Альварец. Он в этом деле главный.

– Сейчас возьму ручку, диктуй его номер.

Жан-Клод достал блокнотик и ручку, лежавшие на ночном столике. Такой есть у каждой кровати в тех комнатах, которые «мои».

– Альварецу ты можешь позвонить, но только когда тебя официально проинформируют. Я хочу тебе помочь, но не хочу, чтобы нас обоих выгнали с работы. И своему бойфренду и его ребятам о нашей находке ни слова.

– Почему? Потому что мне не полагается этого знать?

– Они опасаются, что кое-кто из этих психов состоит в организации Жан-Клода, и мы таким образом раскроем свои карты.

– А если кого-нибудь взорвут, пока мы молчим?

– Зебровски не дали выйти с совещания, сказав, что он сообщит тебе, а ты – вампирам.

– Боже мой, Брайс, так почему ты мне рассказываешь?

– Они не думают, что я тебе чем-нибудь обязан, а потому не думали, что я тебе расскажу.

– Тебе за это может сильно влететь.

– Готова записывать номер Альвареца?

– Ага. Выкладывай. – Он дал мне контактную информацию Альвареца. – Записала.

– Я просто хотел тебя предупредить как можно раньше.

– Искренне благодарна, Брайс.

– Да ладно. Я как ищущий любви вне привычного ящика, всегда готов помочь тому, кто ее уже нашел. Не знаю, предрассудок это или нет, или они все думают только о деле, но я слышал от некоторых шишек довольно мерзкие причины в оправдание их действий. И это меня наводит на мысль, что не надо мне торопиться с выходом.

– Новые вампирские законы уменьшают дискриминацию вампиров, трактуют их как людей. Но человеческие чувства законы не меняют. Спасибо еще раз, Брайс.

– Не вопрос. Только не звони Альварецу еще пару часов. Я тут посмотрел некоторых ваших телохранителей. У них есть опыт сноса зданий. Военный.

– Мои товарищи-копы ведут досье на моих людей?

– На некоторых. Но я в федеральных силах дольше тебя. Я позвонил некоторым, кто мне был обязан, сказал, что хочу знать, против кого сейчас работаю – на случай, если дело обернется плохо. Они это проглотили, Блейк. У меня впечатление, что определенные люди прикидывают, когда ты и твои ребята покажете свое звериное лицо. А что покажете – даже не сомневаются.

– Спи с несколькими вампирами и оборотнями, и чего только люди про тебя не придумают, – сказала я.

– Ага, это точно. Ну, мне пора.

Он повесил трубку.

Я тоже нажала отбой – если можно так назвать проведение пальцем по экрану. Не будь у меня многолетней практики общения с вампирами, тем более с этими, я бы могла подумать, что им все это неинтересно и даже скучно, но я знала, что вот эта неподвижность и приятно-вежливые лица означают, что им очень даже интересно.

Я глянула на Ашера, потому что он был передо мной, но обернулась и посмотрела в глаза Жан-Клоду.

– Ты слышал?