Поцелуй смерти Гамильтон Лорел
Он чуть приподнял мне бедра, отогнув мне ноги вверх и в стороны. Удержал меня, пока я искала угол, который мне нужен был, когда он сверху, а потом взялся руками за края скамейки по обе стороны от меня – хват, обратный тому, которым держалась я. Он остался сидеть, ноги по сторонам скамейки, мои вокруг его талии и бедер, и стал двигаться.
– На скамье, – сказала я, и глаза у меня были расширены – не от тающего оргазма.
– На скамье, – ответил он, чуть приподнялся, нависнув надо мной торсом, как крышей из мышц и кожи. Руки у него двигались в такт с его телом во мне, и я перехватилась за скамейку – осторожно, руками по очереди. Когда я перестала держаться за Никки, он изменил угол и начал искать серьезный, быстрый, глубокий ритм. Формально это была миссионерская позиция, но на самом деле это было настолько далеко от нее, насколько вообще может быть, когда мужчина сверху.
Длинный водопад его прядей стал раскачиваться вверх и вниз, открывая грубый рубец, где был когда-то второй глаз. Только когда Никки сверху и в определенной позе, удавалось мне иногда видеть целиком его лицо. И я научилась ценить эти моменты. Я видела, как он сосредоточен, этот далекий взгляд, обращенный внутрь, когда он старался продлить, затянуть невероятное и восхитительное, что творило его тело внутри меня.
Он посмотрел на меня, увидел меня. Улыбнулся свирепо и сказал хриплым от напряжения голосом:
– Слишком ты в самоконтроле. Не справляюсь с работой, значит.
Не знаю, что бы я ответила, но он резко ускорился, быстрее, сильнее… Но скамейка была слишком узкой, слишком жесткой и вообще никак не подходила для такой молотилки. И он переключился на вращение бедер, поглаживающий ритм, еще раз свидетельствуя, что умеет танцевать, даже со мной, лежащей на спине. Оргазм был мягче, чем если бы он просто меня оттрахал прямыми движениями. Скорее он нарастал как клиторальный, отчего я и почувствовала его приближение.
Голосом, выдающим напряжение от сохранения позиции на скамейке, напрягая руки, которыми держалась, я сумела сказать:
– Уже скоро.
– Отлично, – ответил он, но глаз у него закрылся, больше он на меня не смотрел.
Снова его лицо приобрело то выражение самопогруженности, но закрытый глаз означал, что он сражается с собственным телом, старается продлить этот чудесный танец, этот ритм кружения, сдержаться, пока я под ним не кончу, стараясь не снизить темпа движения и не потерять концентрации, вот не сейчас, когда столько было им проделано работы, чтобы подвести нас обоих к этому моменту.
И между двумя движениями меня поймал оргазм, бросил в крик, в судороги. Руки на скамейке дергались и боролись, потому что они хотели взметнуться и оставить на его теле следы наслаждения.
– Господи! – заревел его голос.
Он последний раз вдвинулся изо всей силы, да так, что я снова крикнула, и не могла решить, то ли это новый оргазм, то ли окончание прежнего.
Он рычал на меня, лицо его стало диким, глаз львино-оранжевым, человеческое спадало с него, трясущегося и рычащего надо мной. Последний раз дернулось его тело от плеч до бедер, снова я вскрикнула, потому что в этой дрожи он вдвинулся еще один, последний раз.
И он полусвалился на меня, уронив голову так, что пряди щекотали мне лицо. Я видела, как бьется бешеный пульс у него на шее, как колотится надо мной сердце. Он сказал рычащим шепотом:
– Ты не стала питаться.
И он был прав, я не напитала ardeur. Я забыла, что за этим мы и занимались любовью.
Он все еще был во мне, легкая испарина выступила у него на груди и на животе, руки мне дали знать, что я уже очень давно держу эту позицию, и успокаивающаяся радость от этого прекрасного секса еще пропитывала меня целиком. Все, что я смогла сказать:
– Ох ты черт!
Тогда он засмеялся, но так как он еще был во мне, твердый, то я снова задергалась и чуть застонала, рассмеявшись вместе с ним. Мы смеялись и подергивались, стараясь не свалиться с этой проклятой скамейки, а мне все равно еще надо было питаться.
В конце концов он поднял меня, обняв, снова прижимая к себе, и я обхватила его талию своими непослушными ногами. Мы продолжали обниматься, лица совсем рядом. И на лбу у него тоже выступила испарина.
Голос его все еще был хриплым, глаз – львино-оранжевым.
– Мне приятно, что ты от удовольствия забыла про ardeur.
Я улыбнулась, обнимая его, сомкнув руки сзади на шее.
– Ты был великолепен.
Он усмехнулся – чуть оскалил зубы. Как кошка, когда ворчит.
– Никогда так хорошо ни с кем другим не получалось.
– Потому что тут ты соревнуешься с другими?
– Это, а еще – никогда не было ни одной, которая бы так любила секс, как ты. Приходится от тебя не отставать.
Я его обняла крепче, ногами все еще держа вокруг пояса. Его ладони поддерживали мне ноги и зад, но держал он меня легко. Хотя пот высыхал на его теле, а дыхание еще не успокоилось, держал он без напряжения. Он может небольшой автомобиль выжать на руках, но все равно это впечатляло.
– Аналогично, – сказала я.
Он снова улыбнулся:
– А питаться тебе все равно надо.
– Бог сказал, что пришлет Этана или Домино. Позовешь кого-нибудь из них?
Он мотнул головой:
– Нет.
Я сделала большие глаза:
– Ты готов снова?
– Я же лев, Анита. Дай мне минуту – и да.
Я слегка нахмурилась:
– А это не слишком короткий период восстановления для тебя?
– Обычно есть очередь, – сказал он, – так что я освобождаю дорогу, обычно для Натэниела.
Я улыбнулась:
– Он и сам уступает часто.
– Он любит смотреть, – ответил Никки и встал – вместе со мной, обвивающей его.
– Ну ты меня поразил, – сказала я. – Сама я вряд ли еще могу стоять.
– У тебя в кровати я не самый большой, не самый гибкий, не мультиоргазменный, у меня нет веков практики, я даже не самый выносливый. Натэниел и Жан-Клод – вот кто поражает. – Он встал, сняв нас обоих со скамейки, и двинулся в сторону душевых. – Но я силен, я умею драться, и время восстановления у меня по сравнению с другими действительно отличное. Дай мне еще пару минут, и я тебе это докажу.
Он меня нес легко и плавно, будто я ничего не вешу. Я для своих габаритов сильна, я отлично тренирована, но ответить на такую любезность тем же не смогу никогда. Никогда мне не быть таким здоровенным и сильным мужчиной, но сейчас я позволила себе наслаждаться моментом, что меня несут в душ как маленькую, а не расстраиваться, что никогда не смогу отнести его.
Глава тридцать четвертая
Мы отмылись под душем, и когда смыли мыло и кондиционер, Никки доказал, что далеко еще не выдохся.
Я стояла коленями на гладком мокром кафеле, и горячая вода по нам колотила. Никки закрывал меня почти от всего дождя, лишь струйки воды стекали по его телу, выглядя украшением на этой гладкой коже. И я слизывала эти капли воды. Мы уже выяснили, что рот у меня почти зажил, и хотя я не знала, годится ли он для орального секса в полную силу, попробовать хотелось, и я ни разу в жизни не видела мужчину, который, получив такое предложение, начал бы спорить. Можно просто ловить кайф, что я и делала.
Раны зажили даже больше, чем я думала. Не помню, чтобы брала у Никки энергию для исцеления себя, но, видимо, брала.
– Если так больно, можем что-нибудь другое придумать.
Я кивнула и стала наслаждаться мужчиной, который стоял передо мной.
– Боже мой! – сказал Никки.
Я подняла глаза, увидела, что он уставился на меня с яростным лицом. Струи воды убрали его волосы с лица, и он этого не заметил. Наверное, я впервые увидела по-настоящему его лицо таким обнаженным. Красив же он, по-настоящему красив. Мне нравятся черты его лица без завесы волос, скрывающей отсутствие глаза. От того, что он не был «совершенен», он не становился менее красивым: это был Никки, вот так он выглядит, это он, и мне он нравится, я люблю этот его вид.
– Как ты? – спросил он.
– Нормально, – ответила я хрипло, и пришлось откашляться. Хриплость была не от секса – горло несколько саднило от моих действий.
– Анита, кормись уже.
– Ты просто хочешь, чтобы я включила ardeur, потому что тогда получится намного лучше.
Он кивнул. Вода разбрызгалась вокруг него туманом, когда он шевельнул плечами под струями.
– Ага, – сказал он почти нетерпеливо.
Я так и сделала, потому что я уже честно хотела, чтобы рот зажил, а желудок уже напоминал, что ardeur – не единственный у меня вид голода. Что в разгаре хорошего секса я заметила голод, означает, что проголодалась я куда больше, чем осознаю. А если этот голод не утолить, мои звери могут проснуться и сами поискать себе еду, и овладеть моим телом в этом процессе.
Когда-то я с трудом держала ardeur под замком, но сейчас мне приходится о нем думать, находить, вызывать и спускать с цепи. Вот только что я владела собой, и вот уже ardeur овладевает мной, разливается по моей коже, проливается в Никки.
Резкие уколы ранок во рту только разжигали желание. Все переводилось в секс, желание, потребность, необходимость… И не было уже необходимости бороться с собственным телом. Оно было со мной заодно, как и ardeur, а ardeur хотел есть.
Никки взял меня за затылок, и меня хватило еще, чтобы посмотреть на него и сказать:
– Когда я спускаюсь, прижимай меня к себе.
– Задохнешься.
– Я постучу по тебе, и ты меня отпустишь. Сделаю вдох и снова спущусь.
– Ты хочешь, чтобы я тебя прижал к себе, не давал слезть?
– Да.
Он приподнял бровь. Вид у него стал очень подозрительным. Я невольно засмеялась.
– Я хочу, чтобы ты меня оттрахал в рот, Никки, и ardeur мне в этом поможет.
Он нахмурился. Голый, мокрый от душа, твердый и готовый, но он хотел убедиться, что потом это ему не аукнется. Кажется, его можно понять.
– Я это делала с Натэниелом, с Ашером, с Ричардом.
Тут у него сделались большие глаза:
– С Ричардом? Правда?
– Да.
– Ну, блин, если ты смогла так с ним…
– Ага.
Он все еще смотрел неуверенно, но сказал:
– О’кей.
Я отпустила ardeur, и он снова взлетел, жаром разливаясь по коже, по пальцам, в бедро Никки, заливая нас обоих. Рука Никки прижала мне голову, и я свободной рукой надавила на эту руку, чтобы она прижала сильнее.
На этот раз он не стал сомневаться, а просто мощной ладонью прижал мне голову к своему телу изо всех сил. Сперва это было точно как я хотела. Но даже когда меня ведет ardeur, в конце концов нужно бывает сделать вдох.
Я попыталась отодвинуться, но его рука прижала сильнее, и я не могла вырваться. С одной стороны, мне это нравилось, что он может меня держать, если захочет, держать, пока я не задохнусь, пока тело не заставит меня драться за воздух. Я уперлась в него руками, но он нажал сильнее, удерживая, заставляя не слезать. Я выдержала, сколько могла, пока паника едва не прогнала ardeur, и похлопала его по бедру. Вот это был момент, когда я должна была верить, полностью верить ему, что он подчинится этому хлопку. Я осознала пару лет назад, что мне нравится этот момент веры, миг, когда тот, с кем ты, может тебе действительно сделать что-то плохое, и только по своему выбору это предотвратить. Мне нравится этот момент неуверенности, не пойдет ли на этот раз все очень плохо. Мне не нравилось, что этот момент делает со мной, что вот такие моменты мне на самом деле делают, но я с этим смирилась. Я смирилась с собой, и мне, черт побери, это очень нравится.
Никки отпустил меня, дал мне слезть со своего тела. Я сделала глубокий прерывистый вдох.
– Ты как? – спросил он встревоженно.
Я кивнула и наконец смогла сказать:
– Нормально. – Посмотрела на него: – Можем еще немножко так, но когда не могу дышать, ardeur в конце концов отступает. Он уступает инстинкту самосохранения.
– Тогда трахнемся, и ты его накормишь.
– Или трахнемся в рот. Когда ardeur, я это могу сделать, и мне это тоже нравится.
Нерешительность была у него на лице написана до боли ясно, но потом он сказал:
– Посмотрим, как будем себя чувствовать, когда попробуем.
Я согласилась, и мы вернулись к нашей игре – бондаж с глубокой глоткой. Чтобы это был бондаж, не обязательны веревки или цепи. Достаточно, чтобы тебя держали и нельзя было вырваться. Такого в нашей игре было выше крыши.
Когда мы еще раз это сделали столько, сколько могло выдержать мое горло даже при ardeur’е, Никки сказал:
– Я опять хочу тебя трахнуть. Мне так нравится, что я в твоем шорт-листе мужчин, которых ты не заставляешь надевать презерватив.
Это не было продуманным плановым решением. Просто он был со мной, когда я столько бывала с Микой, Натэниелом и Сином, а они входили в мой список общих по жидкости, так что… это недавняя была перемена – не заставлять Никки надевать лишний слой защиты. Я на контрацептивах, и я носитель ликантропии, так что ее мне не подцепить, даже если будет кровотечение от жесткого секса, но все равно я почти всех прочих заставляю надевать презервативы – просто на всякий случай. Я помнила момент, когда не стала заставлять Никки: Натэниел и Син были здесь, но Мика в отъезде. Это казалось тогда естественным, но сейчас упоминание об этом заставило меня задуматься. У меня это не всегда хорошо получается. Есть у меня тенденция начинать раздергивать отношения, будто я пытаюсь вырваться из западни. Я все еще считаю любовь западней? Все еще настолько нездорова, что если мне мужчина раз напомнит о том, как много для меня значит, я должна вырываться, пока все не разломаю? Не это ли делаю я сейчас с Сином? И не это ли готовлюсь проделать с Никки?
– Я не слышу твоих мыслей, только ощущаю эмоции, но это выражение лица мне не нравится. Ничего в нем нет хорошего. Что я такого сказал?
Я посмотрела на него. Волосы у него отвело водой с лица, оно осталось открытым и чудесным. Обнаженное тело покрыто водой, скользкое и аппетитное. У меня еще приятно ныла после него глотка. Он уже два года рядом со мной. Что ему сделать, чтобы проявить себя? Почему это каждый должен себя передо мной проявить? Некоторые из мужчин моей жизни много чего могли бы по этому поводу сказать.
Я поняла, что ardeur снова отступил. Когда-то я была его игрушкой – теперь не так. Я так хорошо им управляю, что иногда должна напоминать себе о необходимости его питать. Если оставить его голодным, то уйдет моя способность залечивать раны, и в конце концов я начну сосать энергию сперва от Натэниела и Дамиана, потом перейду к Жан-Клоду и Ричарду, но сперва Натэниел и Дамиан умрут. Жан-Клод объяснил мне эту метафизическую арифметику, когда я вот так научилась держать ardeur под контролем: я-то думала, что контроль – это полная победа. Я позабыла, что ardeur подобен желудку: ты можешь приучить себя не хотеть есть, но это не значит, что твоему телу еда не нужна.
Мне все еще нужно питать ardeur, но это уже не тот необоримый голод, какой был раньше. Сейчас у меня есть выбор. Не ardeur заставляет меня заниматься сексом: он выложил несколько мужчин мне на тарелку, но что я сейчас с ними делаю, зависит от меня. Я попыталась понять, как же я к этому отношусь.
– Анита?
В голосе у Никки звучал вопрос. Лицо его закрылось, отодвинулось, защита встала на место. Социопата из него сделали, а это значит, что кое-какие эмоции в нем остались, и я не хотела, чтобы он их снова отставил в сторону. Мне нравится, когда в нем вдруг проявляется сердце.
– Трахни меня, – сказала я тихо.
– Что? – переспросил он, как будто не расслышал за шумом струй воды.
– Трахни, – повторила я громче.
Углы рта у него изогнулись в улыбке, лицо стало счастливым почти ненормально. У меня всегда было чувство, что внутри у Никки была тьма, которую ему пришлось извергнуть из-за меня, но она все еще оставалась в нем, и всегда она хочет наружу – на то она и тьма. Ею можно управлять, даже запрячь, но в конечном счете она хочет выйти и играть в свои темные игры.
Он позволил мне увидеть в себе этого счастливого монстра. Монстра, не имеющего отношения к его зверю: то, что я видела, не было животным, оно было совсем человеческое, просто люди обычно не любят это признавать. Никки это было все равно. И Натэниелу. И Дьяволу. А потому что им было все равно, мне тоже стало безразлично.
– Трахни, – повторила я снова.
Третий раз повторять не пришлось.
Глава тридцать пятая
Никки снова поднял меня, я обхватила его как обезьянка – ногами за пояс, руки вокруг широких плеч. Он вынес меня из-под душа, прижал к стене – вода хлестала позади нас, горячая и парящая, поливая его спину, когда он отодвигался, чтобы вдвинуться как можно глубже и сильнее.
Секс у стены – это не каждый мужчина умеет исполнять. Нужно быть достаточно длинным и достаточно сильным, быть выносливым – не в смысле обычного секса, а иметь выносливость спины, бедер, рук и ног, чего в обычном половом сношении не требуется. Никки нашел быстрый резкий ритм, входил и выходил, так что у меня даже не было времени посмаковать волну наслаждения, как он снова вбивался, и ощущение сменялось ощущением все быстрее и быстрее, и я ничего уже не осознавала, кроме движения его бедер, ощущения входящего в меня тела. Он бил так сильно и быстро, что я стукалась и скреблась об стену. Кафель был гладок, но сила толчков была почти оставляющая синяки, и мне это нравилось. Глаза стали закрываться, мне пришлось делать над собой усилие, чтобы не разжать руки и ноги. Он держал меня снизу за бедра, но все равно в этой позиции приходилось работать и мне. Надо было держаться, и чем сильнее становилось наслаждение, тем труднее это было. Я хотела отдаться ощущению его во мне, силе его рук, держащих меня у стены, ощущению трения спины об эту стену от мощных толчков.
Его голос прозвучал сдавленно, с усилием, уходя в рычание:
– Кормись, когда кончу, Анита. На третий раз меня не хватит.
То, что он это признал, свидетельствовало, каких усилий ему стоило такое бурное исполнение секса у стены.
– Да, – сказала я с еще большим придыханием.
– Это что за «да»? Да – хороший секс, или да – ты меня слышала?
– Да, я тебя слышала, – выдохнула я.
Он на секунду остановился, потом снова заработал в том же кузнечном ритме. Я разрывалась между восхитительными ощущениями от того, как он меня имеет, и необходимостью держаться, помогать ему иметь меня на скользких прохладно-теплых плитках.
Он вздрогнул, остановился на секунду, выдохнул:
– Вот сейчас, прямо сейчас.
– Слышу, – прошептала я, или крикнула, перекрывая шум бьющей воды, жар ее, холодное прикосновение кафеля, по которому скользила и перекатывалась моя спина. Я уже ничего не знала, знала только, что надо держаться за него руками и ногами.
Сообразила, что снова убрала ardeur, что это вот только Никки и я сейчас у стены. Мне надо было вызвать ardeur снова, пробудить его, и вдруг я вся превратилась в жар и желание, Никки крикнул:
– Боже мой, вот это так…
Что он хотел сказать, пропало между двумя толчками. Я питалась от ощущения его во мне, от разлития его, от силы его рук у меня на бедрах. От ощущения его тела в моих объятиях, ощущения ног, обхвативших его за пояс. От его закрытых глаз, чуть запрокинутой головы, и видела его лицо, открытое и забывшееся в этот момент освобождения. Питалась от него всего, и прилив силы пылал на коже волной жара, и никогда еще не было ощущений такой силы.
Он уперся одной рукой в стену, и мы сползли вниз, он встал на колени. Я подумала, что это просто изнеможение от восхитительного секса, но тут у него склонилась голова, он стал заваливаться набок, и я поняла, что тут что-то не так.
Я сумела отцепиться от него, но он упал на пол совершенно обмякший. Я тронула его за плечо – оно было холодным. Поискала пульс на шее – его не было. И я завопила, зовя на помощь, потому что понятия не имела, что с ним такое.
Глава тридцать шестая
Из одного входа вбежала Клодия, из другого – Домино. Он провел рукой по своим черно-белым кудрям и спросил:
– Что случилось?
Я сидела верхом на теле Никки, пытаясь запустить сердце.
– Не знаю, – ответила я.
Клодия по сотовому вызвала дежурного доктора, выключила воду. Домино нащупывал пульс у Никки на шее.
– Блин, – сказал он.
– Ага, – подтвердила я, готовая сорваться в слезы. Я орала, звала его по имени, приподнялась над телом, сложила руки в один большой кулак и двинула в эту бочку груди.
– Дыши, черт тебя возьми! Дыши!
Будь это кто-нибудь другой из тех, с кем у меня метафизическая связь, я бы поделилась с ним энергией, но он – моя невеста, а это значит, энергия идет только в одну сторону. Взять у него я могу, а автоматически передать – нет. Вот черт!
Я открыла канал связи с Жан-Клодом, получила мелькнувший образ его с Ашером на кровати. Он поглаживал Ашеру волосы, обнимаясь после секса. Я широко открылась и спросила бессловесно, дав ему почувствовать, что случилось, так что слова не были нужны. Я просила помощи, просила подсказки, мысленно орала:
– Никки!
Жан-Клод в моем представлении поднялся, оставив Ашера лежать ничком, сел и посмотрел на меня:
– Ma petite…
– Его надо спасти!
– Пытаемся, – ответила Клодия.
Я не стала тратить времени, объясняя, что говорю не с ней. Домино – один из тигров моего зова, и он знал, что я делаю, потому что чувствовал. Опустившись на пол возле головы Никки, он положил руки ему на плечи.
Жан-Клод передал мне воспоминание: Белль Морт сидит верхом на теле мужчины. Она чуть ли не пылает энергией, кожа у нее не вампирски бледная, а почти человечески румяная. Вампир под нею бледнее смерти. Я знала: это Жан-Клод и Ашер смотрят, как она убивает одну из своих невест.
Я знала, что они идут сюда, но это не имело значения. Жан-Клод понятия не имел, как помочь Никки.
Прибежали медики. Домино помог снять меня с Никки, помог им вытащить его из душа в раздевалку. Я пошла за ним, но пришлось остаться в дверях, потому что в раздевалке на всех не было места. Его положили на мат возле той скамейки, где мы только что занимались любовью. У докторши уже были в руках контакты дефибриллятора, они заряжались. Одна из наших медсестер, которая латала меня до этого по мелочам, стала накладывать ему на грудь контакты с проводами.
Докторша с дефибриллятором сказала:
– Готов!
– Чисто! – ответили все остальные.
Тело Никки дернулось от разряда. Дефибриллятор уже заряжался снова. Второй врач сказал:
– Еще раз.
Она ударила разрядом посильнее. Послышался запашок горелого мяса.
– Еще раз!
Сжавшись в комок в дверях, я молилась:
– Господи, пожалуйста, спаси его. Не дай ему умереть, прошу тебя, Господи!
Никки сделал мощный, резкий вдох. Глаз широко открылся, лицо было перепуганным – будто он проснулся от кошмара, а оказалось, что это на самом деле. Он стал отмахиваться от врачей, одного впечатал в стенку, но выглядело так, будто сил у него не было.
Я протолкалась к нему:
– Никки, Никки! Это я!
Он увидел меня, и на лице его появилось осмысленное выражение, не такое бешеное, и он попытался протянуть ко мне руку, но мне пришлось самой взять его за руку. Он даже не мог пальцы сжать на моей руке, сил не хватало. Я его большую руку взяла двумя и прижала к голой груди.
Врач присел с другой стороны от него, стал ему слушать сердце стетоскопом. Кажется, то, что он услышал, его устроило.
– Медленно, но ровно. Что с ним случилось?
Я покачала головой и поняла, что у меня по щекам текут слезы. Будто сами по себе, а не я плачу, без моего участия.
– Не знаю. У нас был секс, и вдруг он просто свалился. Сердце остановилось, я не могла его запустить.
– Как себя чувствуете? – спросил доктор, но Никки если и слышал, то виду не подал. Продолжал смотреть на меня, будто в комнате ничего больше не было.
– Никки, ты меня слышишь? – спросила я.
– Да, – ответил он шепотом и проглотил слюну, будто ему было больно.
– Доктор спрашивает, как ты себя чувствуешь.
Он нахмурился, осмотрелся, будто только теперь увидев других в комнате, и снова стал смотреть на меня, будто, кроме меня, никого и ничего в этой комнате не было. Что-то с ним не так. То, что произошло, не исправилось немедленно.
– Спросите его, как он себя чувствует, – попросил врач.
– Как ты себя чувствуешь?
Он нахмурился сильнее.
– Плохо. Слабость.
Я наклонилась, поцеловала его пальцы, все еще слишком вялые у меня в руке. Он слегка улыбнулся.
– Что он помнит последнее? – спросил врач.
Я повторила вопрос.
– Секс. Потрясающий секс, – ответил он, и на этот раз улыбка была шире и счастливее.
Но выглядел он все равно слегка не в себе, будто что-то болело или было неправильно.
Я ответила улыбкой:
– Охренительно потрясающий.
Он улыбнулся широко, и хотя несколько вяло по сравнению со своей обычной ухмылкой, но это был шаг в нужном направлении. От вида этой улыбки у меня растаял в груди ком, который я только что заметила.
В раздевалку вошел Жан-Клод и остановился, чтобы не пробиваться через толпу медиков и охранников. Я, еще не видя его глазами, знала, что он здесь. Лицо его было красиво и непроницаемо, но по положению плеч, по неподвижности лица я поняла: он знает что-то насчет того, что случилось с Никки, и боится, что мне это не понравится.
– Он может идти или нужна каталка? – спросил врач.
Никки ответил, что идти он может, но нам с Домино пришлось его подхватить, когда у него подкосились ноги. Если бы на нем был пояс, чтобы за него держать, было бы легче, но он был все еще гол. Домино принял на себя большую часть его веса, а я пыталась держать свою сторону. Черт побери, ну совсем роста не хватает. Подошла Клодия, и я уступила ей место. У нее никаких проблем не было вместе с Домино поддержать Никки и вывести его из раздевалки. Я пошла следом, но сразу у выхода возле стены стоял Жан-Клод. Он был одет в шелковые пижамные штаны небесного цвета, почти как глаза у Ашера. Интересно, где пижамная куртка – не на Ашере ли? А у Жан-Клода был все тот же встрепанный вид – «только что потрахавшись».
– Ты что-то знаешь, – сказала я, не удержавшись от обвиняющего тона.
– Да, – ответил он голосом таким же нейтральным, как лицо.
– Говори.
– Не здесь, ma petite.
– А где?
Я сама понимала, что мой голос звучит сердито.
– У Ашера или у нас.
– Почему у Ашера?
– Потому что я дурак.
Это сказал Ашер. Он стоял в тени в конце коридора. Или он там был все время, или я так переживала из-за Никки, что перестала замечать такие мелочи, как стоящий в тени вампир. Хорошо, что это не на работе.
– Если хочешь обсуждать, кто тут дурак, то у меня нет настроения.
Скрестив руки под грудью, я сообразила, что стою голая. Забыла как-то. Подумала, не смутиться ли, а потом решила: «Хрен с ним». Никки чуть не погиб, а эти два вампира знают, почему вдруг ardeur стал действовать так необычно и случилось вот такое. Я думала, что ardeur совершенно мной управляем – и вот, чуть случайно не убила Никки. Черт бы побрал.
Ашер вышел из тени – золотая масса волос будто вбирала свет в себя. Ашер подошел ближе, в халате, который я уже и раньше на нем видела. Золотой с синей и серебристой вышивкой сплошь по всему фону. И только на светлой меховой оторочке ее не было, потому что украшение не украшают ведь? Ну смысла нет.
Рот у меня зажил полностью, физически я была полна энергии, почти звенела силой. Психологически я находилась где-то посередине между рассерженной, угнетенной и растерянной. Что случилось у нас с Никки? Что я сделала не так?
Читать бесплатно другие книги:
