Ловец снов Кинг Стивен
И вдруг перед глазами возникло большое помещение, комбинация гостиной, столовой и кухни. Выдержанные сосновые доски блестели лаком. На полу лежал индейский ковер, на стене висел гобелен: крошечные индейские охотники окружали серую фигуру, типичного пришельца, героя тысяч желтых таблоидов. В дальнем конце высился камин с каменным дымоходом, рядом стоял дубовый обеденный стол. Но внимание Оуэна было приковано (и неудивительно, оно казалось центром переданной Даддитсом картинки и сияло собственным особым светом) к такому же бечевочному плетению, свисавшему со средней балки – увеличенный вариант талисмана, лежавшего в пакете Даддитса, но в остальном точная его копия.
Глаза Оуэна наполнились слезами. Это была самая красивая комната в мире. Он чувствовал это, потому что так думал Даддитс. А Даддитс думал так, потому что его друзья приезжали сюда, а он любил их.
– Ловец снов, – прошептал умирающий на заднем сиденье человек, идеально четко произнося слова.
Оуэн кивнул.
Да, Ловец снов.
Это ты, послал он, зная, что Генри подслушивает, но нисколько не смущаясь. Это сообщение для Даддитса. Только для Даддитса. Ты и есть Ловец снов, верно? Их ловец. И всегда им был.
Даддитс, отражавшийся в зеркале, улыбнулся.
23
Они миновали табличку: КУЭББИНСКОЕ ВОДОХРАНИЛИЩЕ. 8 МИЛЬ. РЫБАЛКА ЗАПРЕЩЕНА. ЗАПРАВКА ЗАПРЕЩЕНА. ПИКНИКИ РАЗРЕШЕНЫ. ПЕШЕХОДНЫЕ ДОРОЖКИ ОТКРЫТЫ, ПРОГУЛКИ ПОД ВАШУ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ.
Были и еще какие-то надписи, но при скорости восемьдесят миль в час Генри не успел их прочесть.
– Есть шанс, что он припаркуется и пойдет пешком? – спросил Оуэн.
– И не надейся, – сказал Генри. – Он мчится как угорелый. Может, застрянет или врежется в кого-нибудь. Только на это и остается надеяться. Такое вполне возможно. Кроме того, он ослабел и не может действовать быстро.
– А ты, Генри? Ты сможешь действовать быстро?
Учитывая, что все мышцы затекли, ногу дергало, вопрос был вполне уместным.
– Если представится возможность, постараюсь изо всех сил. В любом случае нужно помнить о Даддитсе. Вряд ли он выдержит такой утомительный поход.
И любой поход вообще, не посмел добавить он.
– Курц, Фредди и Перлмуттер, Генри. Где они?
Генри сосредоточился. Он хорошо чувствовал Перлмуттера и мог общаться с ненасытным каннибалом в его животе. Чудовище чем-то напоминало мистера Грея. Существовало, как и он, в мире, состоящем из бекона. Беконом стал Арчибальд Перлмуттер, некогда капитан армии Соединенных Штатов. Генри не хотел проникать туда. Слишком много боли. Слишком зверский голод.
– Пятнадцать миль, – сказал он. – Может, только двенадцать. Но это не важно, Оуэн. Мы их обскачем. Главный вопрос в том, сумеем мы поймать мистера Грея или нет. Эх, немного бы удачи. Хоть чуточку. Или помощи.
– А если мы сцапаем его, Генри? По-прежнему будем героями?
Генри устало усмехнулся:
– Думаю, придется попробовать.
Глава 21
Опора № 12
1
Мистер Грей гнал «субару» по Ист-стрит, грязной, топкой, неровной, усеянной кочками и выбоинами, а теперь и покрытой трехдюймовым слоем только что выпавшего снега. Беда ждала через три мили и явилась в облике засорившегося кульверта[79]. «Субару» честно боролся со всеми трудностям, пробиваясь к Гудно-Дайк, и с честью вышел из схватки, если не считать оторванного глушителя и потерянной выхлопной трубы, но последней подлости судьбы не вынес: он влетел носом в трещину и сел на кульверт. Мотор, оставшийся без глушителя, обиженно ревел. Тело Джоунси швырнуло вперед, ремень врезался в диафрагму. Беспомощно согнувшись, он задохнулся и изверг потоки блевотины прямо на приборную доску: ничего твердого, только вожжи слюны с желчью. На мгновение мир померк, хрип двигателя отдалился. Мистер Грей бешено сопротивлялся, боясь, что потеряет сознание, и Джоунси снова сумеет взять власть.
Пес тявкнул. Глаза по-прежнему были закрыты, но задние ноги конвульсивно дергались, а уши подрагивали. Живот раздулся до невероятных размеров, по шерсти пробегала рябь. Его срок приближался.
Понемногу цвета и реальность стали вновь возвращаться. Мистер Грей несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь побудить к действиям свое больное и несчастное тело. Сколько еще добираться до водохранилища? Вряд ли долго, но если машина действительно застряла, придется идти… а собака не двинется с места. Кроме того, Лэд должен спать, а сейчас он опасно близок к тому, чтобы пробудиться вновь.
Мистер Грей мысленно погладил сонные центры примитивного мозга, одновременно вытирая свой слюнявый рот. Частью разума он сознавал, что Джоунси, запертый и ослепленный Джоунси, ждет своего часа, чтобы напасть на него и разрушить все, ради чего мистер Грей так трудился, но, как ни поразительно, другой частью жаждал утолить голод беконом, той самой пищей, что отравила весь его организм. Организм Джоунси.
Спи, дружок, успокаивал он собаку. И байрума тоже. Оба слушались. Лэд умолк. Лапы перестали дергаться. Волны, прокатывающиеся по животу, помаленьку утихали… утихали… замерли. Тишь да гладь долго не продлятся, но хотя бы пока все успокоилось. Хотя бы пока.
Сдавайся, Дороти.
– Заткнись! – рявкнул мистер Грей. – Поцелуй меня в задницу!
Он дал задний ход и нажал на акселератор. Мотор взвыл, распугивая птиц с ближайших деревьев, но ничего не вышло. Передние колеса застряли намертво, задние нелепо поднялись, вертясь в воздухе.
– Срань! – взвизгнул мистер Грей, колотя по рулю кулаком Джоунси. – Член Иисусов! Трахни меня, Фредди!
Он проверил, далеко ли преследователи, но не получил ясного ответа, только ощущение близости погони. Две группы, и в одной, той, что была почти рядом, находился Даддитс. Мистер Грей боялся Даддитса, чувствовал, что именно он был главной причиной всех неудач. Сравнительно легкое задание самым абсурдным, самым непостижимым образом превратилось в нечто почти невыполнимое. Если он сумеет уйти от Даддитса, все кончится хорошо. Неплохо бы знать, насколько подобрался к нему Даддитс, но вся троица – Даддитс, Джоунси и тот, кого звали Генри – надежно отсекала его, составляя силу, с которой мистеру Грею не приходилось до сих пор сталкиваться. Поэтому он и боялся.
– Но я все еще впереди, – сообщил он Генри, выбираясь из машины. Поскользнулся. Пробормотал ругательство Бивера. Захлопнул дверцу. И снег, как назло, пошел – гигантские белые снежинки, резным конфетти засыпавшие землю и таявшие на щеках Джоунси. Мистер Грей побрел к багажнику, то и дело спотыкаясь и утопая в грязи. Постоял немного, разглядывая жалкий смятый остаток дренажной трубы, выступающий из канавы (до какой-то степени он тоже пал жертвой в основном бесполезного, но ненасытно-патологического любопытства своего хозяина), и вернулся обратно. – Я побью твоих мудаков-приятелей одной левой.
Джоунси не потрудился обратить внимания на подначку, но мистер Грей чувствовал Джоунси так же, как остальных, Джоунси, надоедливую кость в горле.
Плевать. Хрен с ним. Главная проблема – пес. Байрум вот-вот пробьет себе путь наружу. Как переправить собаку?
Пришлось снова нырнуть в хранилище памяти Джоунси. Ничего… ничего… пусто… потом сцена из «воскресной школы», куда Джоунси ходил в детстве, чтобы узнать о «Боге» и «Единородном сыне Божьем», ассоциировавшихся в сознании мистера Грея с байрумом, создателем культуры байрума, которую разум Джоунси идентифицировал одновременно как «христианство» и «чушь собачью». Картинка была очень четкой, взятой из книги, называемой «Библия». На ней «Единородный сын Божий» нес ягненка, вернее, тащил на спине. Передние ноги ягненка покоились на правой стороне груди «сына Божьего», задние – на левой.
Что ж, все-таки лучше, чем ничего.
Мистер Грей вытащил спящую собаку и взвалил на плечи. Она уже сейчас казалась невероятно тяжелой – мышцы Джоунси чертовски, раздражающе, идиотски ослабели, и к тому времени, как он доберется до места, будет куда хуже, но он доберется. Дойдет.
Он двинулся по Ист-стрит сквозь густеющий снег, неся спящего колли на шее, как меховую горжетку.
2
Снег, засыпавший дорогу, быстро смерзался, и оказавшись на шоссе № 32, Фредди был вынужден сбавить скорость до сорока. Курц едва не выл от злости. В довершение ко всему Перлмуттер уплывал от него во что-то вроде комы. И как раз в ту минуту, как он, черт бы его побрал, сумел проникнуть в мысли того, кого Оуэн и его новый дружок Генри называли мистером Греем.
– Он слишком занят, чтобы скрываться, – сказал Перли. Говорил он медленно, растягивая слова, как во сне. – Он боится. Не знаю насчет Андерхилла, босс, но Джоунси… Генри… Даддитс… он их боится. И правильно боится. Они убили Ричи.
– Кто такой Ричи, дружище?
Курц плевать хотел на Ричи, но нужно было растормошить Перлмуттера. Он понимал, что они едут туда, где Перлмуттер скоро не понадобится, но пока тот еще нужен.
– Не… знаю…
Последнее слово вырвалось одновременно с храпом. «Хамви» протащило боком несколько ярдов. Фредди выругался, пытаясь справиться с рулем, и сумел остановиться как раз у самой обочины. Но Курц, ничего не замечая, перегнулся через сиденье и принялся отвешивать пощечины Перлмуттеру. Они как раз проезжали мимо магазинчика с надписью в витрине: ЛУЧШАЯ ЕДА, ЗАХОДИ СЮДА.
– О-о-ой! – взвизгнул Перли, испуганно моргая. Белки глаз пожелтели, но Курцу и это было до лампочки. – Не-е на-а-адо, босс…
– Где они сейчас?
– Вода, – пробормотал Перли слабым голосом капризного больного. Подергивающийся живот казался настоящей горой, стянутой курткой.
Ма Джоуд на девятом месяце, Господи благослови и сохрани нас, подумал Курц.
– Во-о-о…
Веки снова опустились. Курц отвел руку для удара.
– Пусть спит, – сказал Фред.
Курц взглянул на него, подняв брови.
– Должно быть, речь идет о водохранилище. А если это так, он нам ни к чему.
Он показал на следы машин, прошедших по дороге чуть раньше. Чернеющие колеи резко выделялись на свежевыпавшем снегу.
– Сегодня на этом шоссе нет никого, кроме нас. Только мы, босс.
– Слава Богу. – Курц откинулся на спинку кресла, вынул пистолет, осмотрел и сунул обратно в кобуру. – Скажи-ка мне, Фредди, кое-что.
– Если смогу, босс.
– Когда все это кончится, как насчет Мексики?
– Согласен. При условии, что тамошнюю воду пить не придется.
Курц расхохотался и похлопал Фредди по плечу. Тем временем Арчи Перлмуттер все глубже погружался в кому. В самом низу толстой кишки посреди свалки отходов переработанной пищи и изношенных мертвых клеток тварь впервые открыла глаза.
3
Вход на огромную территорию, окружавшую Куэббинское водохранилище, был отмечен двумя каменными столбами. За ними шоссе сужалось до одноколейной дороги, и Генри ощутил, что сделал полный круг и вернулся туда, откуда начал путь. Словно вновь очутился не в Массачусетсе, а в Мэне, и хотя табличка гласила: ПРОЕЗД К КУЭББИНУ, они опять ехали по Дип-кат-роуд. Сам того не сознавая, он посмотрел на небо, ожидая увидеть танцующие огни. Но вместо этого узрел лысого орла, парившего чуть не над головой. Птица приземлилась на нижней ветви сосны и проводила их зорким взглядом.
Даддитс поднял голову от прохладного стекла и сообщил:
– Исер Ей иет аком.
Сердце Генри встрепенулось.
– Оуэн, ты слышал? Грей идет пешком.
– Слышал, – кивнул Оуэн, прибавляя скорости. Мокрый снег, такой же предательский, как лед, был опасен, но к водохранилищу вел только один след.
Мы оставим второй, думал Генри. Если Курц заберется сюда, ему и телепатия не понадобится.
Даддитс застонал, сжал живот и вздрогнул.
– Ени, мне плохо. Даддитсу плохо.
Генри дотронулся до лба Даддитса и отдернул руку, опаленный жаром. Что будет дальше? Возможно, припадки. Если приступ окажется достаточно сильным, он тут же отойдет, и неизвестно, что в таком состоянии для него лучше. Все же как больно, как это больно… Генри Девлин, потенциальный самоубийца. А вместо него тьма забрала его друзей. Одного за другим.
– Держись, Дадс. Все уже почти закончилось.
Но сам он не сомневался, что худшее еще впереди.
Глаза Даддитса снова открылись.
– Исер Ей… атял…
– Что? – переспросил Оуэн. – Не понял.
– Он говорит, что мистер Грей застрял, – пояснил Генри, продолжая гладить лоб Даддитса. Вспоминая его золотистую шевелюру. Прекрасные светлые волосы Даддитса. Его плач терзал мальчишек, врезался в мозги тупым лезвием, но сколько счастья дарил его смех: стоило услышать смех Даддитса Кэвелла, и вы, хоть ненадолго, снова начинали верить старым байкам: что жизнь хороша, что в жизни мальчиков и мужчин, девочек и женщин есть некая цель. Что существует не только тьма, но и свет.
– Почему он попросту не швырнет чертова пса в водохранилище? – спросил Оуэн дрожащим от усталости голосом. – Почему должен переться до этой самой опоры № 12? Потому что русская утопилась именно там?
– Думаю, водохранилища для него просто недостаточно, – сказал Генри. – Водонапорная башня подходит лучше, но акведук – просто идеален для таких целей. Все равно что кишки протяженностью шестьдесят пять миль, а опора № 12 – глотка, по которой яд попадает в организм. Даддитс, мы сможем его поймать?
Даддитс взглянул на него затянутыми пленкой боли глазами и покачал головой. Оуэн в бессильной злобе ударил себя по бедру. Даддитс облизнул губы и исторг два хриплых слова.
Оуэн расслышал их, но не понял.
– Что? Что он сказал?
– «Только Джоунси».
– И что это означает? При чем тут Джоунси?
– Полагаю, только Джоунси сможет его остановить.
«Хаммер» снова пробуксовал, и Генри схватился за сиденье. Холодная рука стиснула его пальцы. Даддитс впился в него отчаянным взглядом. Он пытался говорить, но вместо этого вновь разразился кашлем, ужасными, лающими, рвущими грудь звуками. На губах показалась кровь, светлая, почти розовая, и пузырящаяся. Легочная.
Но хотя судороги сотрясали тщедушное тело, хватка Даддитса не ослабла.
– Подумай это мне, – попросил Генри. – Можешь подумать мне, Даддитс?
Несколько мгновений ничего не происходило, но потом ледяная рука Даддитса сжалась с поразительной силой. Взгляды их скрестились и застыли. Потом Даддитс и защитная обшивка «хамви» куда-то исчезли вместе с застарелым запахом выкуренных украдкой сигарет. Вместо этого возник телефон-автомат, старомодный, с отверстиями различного размера, одно для четвертаков, одно для даймов, одно для никелей. Рокот мужских голосов, и почти непрерывные «клик-кляк», чем-то до боли знакомые. Он вдруг понял, что это стук шашек о доску. Он смотрит на телефон в «Госслине», тот самый, с которого они звонили Даддитсу после смерти Ричи Гренадо. Собственно, звонил Джоунси, потому что у него единственного имелся номер, на который можно было прислать счет. Остальные собрались вокруг, даже не сняв курток – в магазине холодно, как на улице, несмотря на то что тут в дровах недостатка нет. Но старик Госслин удавится, прежде чем подбросит в печку лишнее полено, скряга несчастный, жопа с ручкой. Над аппаратом две таблички. Одна с просьбой не занимать телефон больше пяти минут. Вторая…
Скрежет, глухой удар, звон. Даддитса отбросило на спинку кресла Генри, а самого Генри – носом в приборную доску. Их руки расцепились. Оуэн съехал с дороги в кювет. Впереди чернели уходящие в густеющий снег следы «субару».
– Генри! Ты в порядке?
– Да. А ты, Дадс? О’кей?
Даддитс кивнул, но ушибленная щека чернела с поразительной скоростью. Ваша Лейкемия Трудится За Вас.
Оуэн включил первую скорость и начал потихоньку выбираться наверх. «Хамви» стоял к дороге под опасным, градусов в тридцать, углом, но довольно быстро послушался водителя и повел себя смирно, если учесть предшествующие обстоятельства.
– Пристегни ремни. Сначала его.
– Он пытался сказать мне, что…
– Плевать я хотел на все, что он пытался тебе сказать. На этот раз все обошлось, а в следующий – мы можем перевернуться вверх колесами. Пристегни сначала его ремень, потом свой.
Генри молча подчинился, пытаясь одновременно вспомнить надпись на другой табличке. Что он сказал? Что-то насчет Джоунси. Только Джоунси способен остановить мистера Грея, и это Евангелие от Даддитса.
Что было написано на другой табличке?
4
Оуэну пришлось снизить скорость до двадцати. Он на стенку лез от того, что приходится так ползти, но снегопад расходился не на шутку и видимость упала до нуля.
Как раз перед тем как следы «субару» исчезли окончательно, они наткнулись на машину, застрявшую носом в вымытой водой канаве, пересекавшей дорогу: одна дверца открыта, задние колеса в воздухе.
Оуэн нажал на аварийный тормоз, вытащил «глок» и открыл дверь.
– Оставайся здесь, Генри. – Он спрыгнул на землю, подбежал к «субару» и низко наклонился. Генри отстегнул ремень и повернулся к Даддитсу, тяжело дышавшему, распластанному на сиденье. Только ремень и удерживал его в сидячем положении. Одна щека была восково-желтой, на другой расплылся огромный синяк. Из носа снова шла кровь, промочившая насквозь клочки ваты и капавшая на куртку.
– Дадс, мне ужасно жаль, – прошептал он. – Ну и хрень собачья.
Даддитс кивнул и поднял руки. Он смог продержать их на весу всего несколько секунд, но Генри его жест был вполне понятен. Он открыл дверцу и вылез как раз, когда подбежал Оуэн, на ходу запихивая «глок» за пояс. Снег шел так густо, отдельные хлопья были чуть не с ладонь, и, казалось, воздуха уже не осталось, и при каждом вдохе в легкие попадет пригоршня снежинок.
– По-моему, я приказал оставаться на месте, – процедил Оуэн.
– Я хотел пересесть к нему.
– Зачем?
Генри ответил спокойно, хотя голос слегка подрагивал:
– Потому что он умирает. Он умирает, но думаю, еще успеет кое-что мне сказать.
5
Оуэн взглянул в зеркальце заднего обзора, увидел Генри, обнимавшего Даддитса за плечи, удостоверился, что ремни обоих застегнуты, и закрепил свой.
– Держи его крепче, – посоветовал он. – Сейчас начнется адская тряска.
Он подал «хамви» назад, включил первую скорость и двинулся черепашьим шагом, стараясь обогнуть брошенный «субару» с правой стороны, где трещина вроде была поуже.
Оуэн оказался прав: тряска оказалась хуже, чем адской. Он мельком увидел, как тело Даддитса беспомощно подскакивает в руках Генри, а лысая голова бьется о его грудь. Но они благополучно миновали трещину и сейчас катили по Ист-стрит. Оуэну еще удавалось разглядеть полузаметенные следы подошв на белой ленте дороги. Мистер Грей жив и функционирует. Если бы только перехватить его, прежде чем ублюдок углубится в лес…
Они не успели.
6
Последним нечеловеческим усилием Даддитс приподнял голову, и Генри с ледяным, каким-то обвальным ужасом увидел, что глаза Даддитса тоже наполняются кровью.
Клац. Клац-клац. Хриплые смешки стариков: кому-то удалось сделать знаменитый тройной ход. В поле зрения снова вплыл телефон. И таблички над ним.
– Нет, Даддитс, – прошептал Генри. – Не пытайся. Береги силы.
Но для чего? Для чего, как не для этого?!
Табличка справа: ОГРАНИЧЬТЕ ВРЕМЯ РАЗГОВОРА ПЯТЬЮ МИНУТАМИ, ПОЖАЛУЙСТА
. Запахи табака, запахи горящего дерева, прокисшего раствора из бочонка с пикулями. Рука друга на его плече. И табличка слева: НЕМЕДЛЕННО ПОЗВОНИ ДЖОУНСИ
.
– Даддитс…
Его голос, расплывающийся в темноте. Тьма, его старая подружка.
– Даддитс, я не знаю как.
И до него в последний раз донесся голос Даддитса, невероятно измученный, но спокойный.
Скорее, Генри… я продержусь совсем немного… тебе нужно поговорить с ним.
Генри поднимает телефонную трубку, смущенный абсурдной мыслью (но разве не вся ситуация абсурдна?), что у него нет мелочи, ни одного несчастного дайма. Подносит трубку к уху.
И слышит бесстрастный деловитый голос Роберты Кэвелл.
– Массачусетская больница, с кем вас соединить?
7
Мистер Грей тащил тело Джоунси по тропинке, идущей вдоль восточного берега водохранилища, от того места, где кончалась Ист-стрит. Брел, оскальзываясь, падая, хватаясь за ветки и снова вставая. На коленях Джоунси краснели ссадины, джинсы порвались и намокли от крови. Легкие нестерпимо жгло, сердце бухало в самые ребра. Но хуже всего было с бедром Джоунси, поврежденным при наезде. Место перелома превратилось в раскаленный пульсирующий шар, из которого вылетали стрелы боли, пронзающие ногу до колена и спину до поясницы. И чертова собака с каждым шагом становилась тяжелее. Правда, она все еще спала, зато тварь внутри не желала угомониться, и только сила воли мистера Грея держала ее в узде. В какой-то момент, после очередного падения, бедро отказалось сгибаться, и пришлось бить по нему затянутыми в перчатку кулаками Джоунси. Сколько еще осталось? Сколько еще пробиваться сквозь проклятый, удушливый, слепящий, не стихающий снег? И что там затевает Джоунси? А тварь?
Мистер Грей не смел ни на миг дать волю грызущему голоду байрума, поэтому и речи быть не могло, чтобы хоть на секунду отвлечься, подойти к запертой двери и прислушаться.
Впереди показался смутный силуэт. Мистер Грей, задыхаясь, помедлил, вгляделся в белую кашу и снова двинулся вперед, придерживая лапы пса и волоча правую ногу Джоунси.
И увидел прибитую к стволу табличку: ЛОВЛЯ РЫБЫ ВБЛИЗИ ОПОРЫ СТРОГО ЗАПРЕЩЕНА. В пятидесяти футах от таблички начинались каменные ступеньки. Шесть… нет, восемь. Наверху возвышалось каменное здание на каменном же основании, уходившем в снежно-серое ничто, где раскинулось водохранилище: уши Джоунси слышали плеск воды о камень, перекрывающий даже натруженное, частое биение сердца.
Он добрался.
Стискивая лапы колли, мистер Грей из последних сил Джоунси стал взбираться по заснеженным ступенькам.
8
Едва они миновали каменные столбы, отмечавшие въезд на территорию водохранилища, Курц коротко велел:
– Притормози, Фредди. У обочины.
Фредди без лишних вопросов выполнил приказ.
– Где твое «авто», парень?
Фредди поднял винтовку. Добрая старая М-16, испытанная и надежная.
Курц кивнул.
– А в кобуре?
– «Магнум-44», босс.
У самого Курца была «девятка», которая лучше всего была для ближнего боя. А сейчас он хотел стрелять в упор. Увидеть, какого цвета мозги Оуэна Андерхилла.
– Фредди?
– Да, босс?
– Просто, чтобы ты знал: это мое последнее задание, и я не мог надеяться на лучшего партнера.
Перегнувшись через сиденье, он сжал плечо Фредди. Рядом храпел Перлмуттер. Минут за пять до того, как они проехали каменные столбы, он снова наполнил кабину на редкость омерзительным ароматом, после чего живот, благодарение Господу, опал. По мнению Курца, в последний раз.
Глаза Фредди благодарно заблестели. Курц тихо восхитился. Похоже, он еще не совсем потерял сноровку. Значит, рано списывать его в тираж.
– Ладно, дружище, – вздохнул Курц, – жми вперед, и плевать на торпеды. Верно?
– Так точно, сэр.
Курц решил, что в данной обстановке обращение «сэр» вполне уместно. В конце концов та операция закончена, пусть и бесславно. Отныне они сами по себе, последние партизаны времен гражданской, отчаянные джейхокеры[80], мчащиеся по просторам Западного Массачусетса.
Фредди, брезгливо поморщившись, ткнул пальцем в Перлмуттера.
– Прикажете разбудить его, сэр? Он, похоже, совсем спятил, но…
– Зачем лишние хлопоты? – Курц пожал плечами и, не выпуская плеча Фредди, ткнул в лобовое стекло, за которым узкая дорога исчезала в снежной пелене. Проклятый снег преследовал их, как сама смерть, сменившая черный саван на белый. Следы «субару» исчезли, зато колеи, проложенные украденным Оуэном «хамви», еще виднелись. Если пошевелиться, хвала Господу, можно спокойно добраться до предателя. Не сложнее, чем обычная прогулка в парке.
– Думаю, нам он больше ни к чему, что лично я считаю огромным облегчением. Давай, Фредди. Давай.
«Хамви» вильнул хвостом, но тут же выправился. Курц вынул пистолет и прижал к ноге. Иду за тобой, Оуэн. Иду за тобой, дружище. Начинай готовить обращение к Господу, потому что жить тебе осталось не больше часа.
9
Офис, который он так старательно обставил, роясь в мозгу и воспоминаниях, сейчас рушился на глазах.
Джоунси неустанно метался взад и вперед, оглядывая комнату, сжав губы так плотно, что они побелели. По лбу катились капли пота, несмотря на то что здесь было чертовски холодно.
Это было Падение Офиса Джоунси. Почти как Падение Дома Эшеров. Под ним завывала и клацала печь, так сильно, что пол трясся. Белый порошок – вероятно, снежные кристаллы – влетал в вентиляцию, собираясь на стене пушистым треугольником. Там, где он касался деревянных панелей, мгновенно появлялись царапины и плесень. Снимки падали на пол один за другим, как самоубийцы с крыши. Стул Имса, тот, который он всегда хотел иметь, именно тот, развалился надвое, словно разрубленный невидимым топором. Ящики стола выдвигались из гнезд и падали на ковровое покрытие. Панели красного дерева трескались и осыпались осенними листьями. Ставни, навязанные ему мистером Греем, дрожали и вибрировали с таким лязгом, что у Джоунси зубы ломило.
Звать мистера Грея, допытываться, что происходит, не имело смысла… и кроме того, Джоунси получал всю необходимую информацию. Он задержал мистера Грея, но тот смело принял вызов и, кажется, побеждает. Viva, мистер Грей, который либо достиг, либо вот-вот достигнет цели!
Панели отрывались, обнажая грязную штукатурку, стены «Братьев Трекер», какими четверка друзей видела их в семьдесят восьмом, когда они прижимались лбами к стеклу, а их новый приятель, как велено, покорно ждал внизу, пока они удовлетворят свое любопытство и проводят его домой.
Еще одна панель брякнулась вниз со звуком рвущейся бумаги, открыв доску объявлений с единственным фото. Полароидным снимком. Не королева красоты, не Тина Джин Шлоссингер, какая-то незнакомая женщина, с глупой физиономией, задравшая юбку до самых трусиков. Дорогое ковровое покрытие вдруг съежилось, обнаружив зашарканный кафель и белые головастики использованных презервативов, оставленных парочками, приходившими сюда потрахаться под безразличным взглядом полароидной женщины, бывшей, в сущности, никем, просто артефактом пустого прошлого.
Джоунси метался, припадая на больную ногу, впервые после несчастного случая разнывшуюся так нестерпимо, и понимал все – да, придется смириться и признать очевидное: в бедро словно напихали заноз и осколков стекла, а шея и плечи затекли и болят от непривычной тяжести. Мистер Грей в финальном рывке решил загнать его тело до смерти, принести в жертву, и Джоунси ничего не мог поделать.
Единственное, что пока осталось невредимым, – Ловец снов. Правда, он тревожно раскачивался, описывая гигантские дуги, но не думал падать. Джоунси уставился на него. Он был готов умереть, но не так, не в этом вонючем офисе. Там, за его стенами, они когда-то вершили что-то доброе, почти благородное. Но сдохнуть здесь, под пыльным равнодушным взглядом женщины, пришпиленной к доске объявлений… это казалось несправедливым. Плевать на весь мир, но он, Гэри Джоунс из Бруклина, Массачусетс, а раньше из Дерри, штат Мэн, и сейчас прямо с Джефферсон-трект, заслуживает лучшего.
– Пожалуйста, я заслуживаю лучшего, чем это!!! – крикнул он пляшущей в воздухе паутине, и на распадающемся на глазах столе зазвонил телефон.
Джоунси развернулся, скрипнув зубами от приступа свирепо-жгучей боли в бедре. Телефон, по которому он успел позвонить Генри, голубой «тримлайн», исчез. Вместо него на потрескавшейся столешнице нелепо торчал старомодный черный аппарат с наборным диском вместо кнопок и наклейкой, гласившей: ДА ПРЕБУДУТ С ТОБОЙ СИЛЫ. Тот самый, который родители подарили на день рождения! 949-7784. Номер, на который направили счет за разговор с Даддитсом много лет назад.
Джоунси метнулся к телефону, наплевав на бедро, молясь, чтобы линия не расползлась, не разъединилась, прежде чем он успеет подбежать.
– Алло! Алло! – твердил он, стараясь удержаться на дрожащем, прыгающем полу. Офис раскачивало, как судно в шторм.
Чего он никак не думал услышать, так это голос Роберты.
– Да, доктор, сейчас будете говорить.
Раздался щелчок, такой резкий, что Джоунси поморщился. Наступило молчание. Джоунси застонал и уже хотел было положить трубку, когда последовал еще один щелчок.
– Джоунси?
Это Генри! Едва слышно, но все равно Генри!
– Где ты? – завопил Джоунси. – Боже мой, Генри, это место рушится! И я распадаюсь вместе с ним!
– Я в «Госслине», только я не там. Где бы ты ни был, ты тоже не там. Мы в больнице, куда тебя привезли после наезда…
Треск, жужжание, шум – и снова Генри, на этот раз куда ближе и громче. Его единственная соломинка в катастрофе и хаосе… но и не там тоже!
– Что?!
– Мы в Ловце снов, Джоунси! Мы в Ловце снов, и всегда там сидели! С самого семьдесят восьмого! Ловец – это Даддитс, но он умирает! Держится из последних сил, но не знаю, сколько еще…
Щелчок, сопровождаемый жужжанием, противным, покалывающим ухо статическими разрядами.
– Генри! Генри!!!
– …выходи! – Опять еле слышно, но голос у Генри отчаянный: – Ты должен выйти, Джоунси! Навстречу мне. Беги по Ловцу навстречу мне! Еще есть время! Мы можем достать этого сукина сына! Слышишь? Мы можем…
Очередной щелчок, и линия отключилась. Корпус его детского телефона треснул, распался и выблевал беспорядочную путаницу проводов. Все, как один, оранжевые. Пораженные байрумом.
Джоунси уронил аппарат и поднял глаза к качающемуся Ловцу снов, этой эфемерной паутине. Он вспомнил фразу, которую они так любили повторять в детстве, подхваченную из репертуара какого-то комика: «Где б ты ни был, там ты и есть».
Одно время она почти затмила «День другой, дерьмо все то же», а может, и вышла на первое место, когда они стали старше и воображали себя умудренными жизнью, пресыщенными всезнайками. Где бы ты ни был, там ты и есть. Только, если верить Генри, это неправда. Где бы они, по их мнению, ни были, они были не там.
Они находились в Ловце снов.
Джоунси снова поднял голову к потолку. И заметил, что от центра Ловца отходят четыре основных луча, на которых держались поперечные нити паутины. Эти четыре луча скрещиваются в середине, ядре этой маленькой вселенной, основе всего сооружения.
Беги по Ловцу навстречу мне! Еще есть время!
Джоунси повернулся и бросился к двери.
10