Свидетели Крысолова Пронин Игорь
ПРИБЛИЖЕНИЕ
— Взрывчатка дело тонкое, я же говорю, — дребезжал старческий голос. — Поэтому давайте-ка жребий бросать, братья бомжи. Ни к чему всем троим у костра сидеть, у меня и так пальцев не хватает.
Запах дыма, запах крови, запах пота, тухлая вонь и аромат жареного мяса… У Наташи совершенно пустой желудок, она очень хочет есть. И пить, пить тоже. Кроме старческих голосов бомжей слышно ещё какое-то бесконечное шуршание. Или шлёпанье… Похоже, будто вокруг ползают миллионы змей, а через них прыгают миллионы жаб.
— А как одному управиться? — кажется, это Тощий. — Ведь один льёт, другой форму держит. Да ещё облепить стружкой надо побыстрей, пока не остыло. Длинный тильзит ругается, когда мало стружки.
— А ты слышал?!
— Да он так смотрит, что и слышать не надо!
— Значит, надо кидать жребий: кому от костра уйти. Двое остаются.
— Вот не станет скоро нас, кто тогда им тонкие дела работать станет? Хотя им, нелюдям, всё едино…
— Это точно. Я дней десять назад пружину в арбалет не вставил… Потерял пружину, думал, найду — вставлю, и забыл, так отдал. А никто и не хватился. Не выстрелил, они и выбросили. Даже не принесли, чертяки, а ведь почти исправная машинка, только пружину вставь — и готово.
— Ты уже шестой раз об этом рассказываешь.
— Э! А ты считал, да? Сучок, ведь я постарше тебя буду!
Больше так лежать нельзя, очень хочется пить. А ещё одна из этих жаб может вспрыгнуть прямо на спину… Наташа разлепила заплывшие веки, пошевелилась, и потоки боли хлынули в мозг из каждой истерзанной клеточки тела.
— Воды… — прохрипела она.
— Сходи да попей! — раздражённо прикрикнул на неё Сучок. — Ишь, молодых нашла.
— Да ей не встать, — предположил Тощий. — Говорили же тебе, дуре: не лезь, куда не просят.
— Встанет, бабы народ живучий. Вот помнишь, как Сонька Рвач в Серой Шахте пьяная вниз навернулась? Орала трое суток снизу, а там же арматура торчит, да и высота такая, что… В общем, когда замолчала, так все вздохнули с облегчением. А Сонька через пару деньков наверх вылезла, я ещё отлить пошел, а она выползает… Я сам чуть не упал, Тощий, я…
— Да рассказывал ты, — поморщился Тощий, поднял пустой ковшик и покрутил его в руке. — Раз шесть рассказывал. Нет у нас воды, девка. Иди сама.
— Она, Сонька-то, внизу, как кошка, зализалась, водички лужицу нашла, вот и оклемалась потихоньку. Спину только перекосило ей с тех пор, — как ни в чём не бывало продолжал третий старик, одновременно быстро смешивая в ямке какие-то порошки. — Так я и говорю: Сонька нас всех ещё переживёт. Сейчас небось где-нибудь в мёртвых кварталах пробавляется. Лето! Чем не жизнь?
— В приёмнике она, как пить дать, — заспорил Сучок. — Все теперь в приёмнике, кто жив. Только по мне — так лучше сдохнуть. Хватит на меня смотреть, дурища, глаз у тебя нехороший! А ну отвернись, а то сейчас выковыряю глазик-то!
— Не трожь, — посоветовал Тощий. — На неё Косматый глаз положил, слышали, как давеча ухал?
— Да их не поймёшь…
— Нет, не скажи. Если прислушаться, то вроде кое-что понятно.
«Вот и фамилия у него теперь есть, — подумала Наташа. — Кривонос Косматый, по происхождению тильзит, по профессии — вожак группы налётчиков». Крыса. Крыса, не раздавив которую, она теперь никогда не сможет жить спокойно. «И ещё Ушастик и тот, Длинный. Старики тоже говорили про какого-то Длинного…» Данилова дотянулась до клипсы, ощупала. Вроде бы повреждений нет, значит, есть шанс…
Она взяла ковшик, оглянулась. Так вот откуда взялось это бесконечное шлёпанье и шуршание! В зале находились сотни, а может быть, тысячи — в полутьме не разглядеть — детей, лет от восьми и младше. Они выглядели совсем как люди: тела ещё не поросли шерстью, ноги не превратились в звериные лапы. Большинство не носило никакой одежды. Дети бегали друг за другом, скакали, но не произносили ни звука, на застывших лицах тоже не отражалось никаких эмоций. Вчера она почти не обратила на них внимания… Если это было вчера, а не пару часов назад, конечно.
— Это всё дети тильзитов? — хрипло спросила Данилова. — Они держат именно здесь всех детей? Почему?
— А где их ещё держать? Каждое племя при себе малышей имеет, чтобы, значит… — Третий, пока незнакомый Наташе старик не довёл до конца свою мысль. — А ведь я, помню, тоже удивился, когда в первый раз всю ораву увидел. Но тех меньше было, во много раз… Да они теперь почти все выросли, отпочковались. Я ещё думал: как им не тесно в подземелье нашем? Не может быть, чтобы наружу соваться не начали.
— Значит, начали, раз полиция здесь! — рассмеялся Сучок, и двое приятелей поддержали его, старческое кудахтанье слилось в одну дребезжащую ноту.
Данилова не поняла, что тут смешного, да и мало что сейчас могло бы её развеселить. Она подошла к озеру, трижды набрала в посудину и трижды вылила чёрную, чем-то смутно знакомым пахнущую воду. Некоторые дети плескались поблизости. А где у тильзитов отхожее место, если оно вообще существует?..
Наконец Наташа всё же напилась, придерживая ковшик дрожащими руками. Надо осмотреться, надо ещё раз всё вспомнить, уложить в голове и понять, что происходит. Иначе не вырваться, а вырваться необходимо, чтобы отомстить за себя, за Сергея, за Омара и Алексея, за Коваля и Манану, за вырезанную семью торговцев… И за многих других, которые уже умерли, и за тех, которые скоро умрут.
Эта мысль пронзила её сознание иглой, разбудила болезненно вздрогнувшее сердце. Она оглянулась на молча бегающих детей-призраков. Все маленькие, подростков нет. Детей в несколько раз больше, чем женщин, а женщины почти все беременны. Подростки, юные тильзиты, сидят в кругу вместе со взрослыми. Тофик что-то говорил, очень давно, о детях. О том, что ребёнок — понятие относительное. Что, если он прав и тильзиты взрослые уже лет в двенадцать?
Она вернулась к костру, швырнула ковшик к ногам Тощего.
— Что отличает тильзитов от людей?
— А ты сама не понимаешь? — нахмурился старик.
— Физически. Они поросли шерстью, мы не такие. Что ещё? Какой у них срок беременности?
— Что от меня хочет эта баба-полицейская? — спросил Тощий у товарищей.
— Ей интересно, сколько придётся носить ребенка, — хмыкнул Сучок. — Что ж, мне бы тоже было интересно на её месте!
Все трое фыркнули. Данилова не удержалась, ударила ребром стопы в подбородок Сучку, хотя себе причинила едва ли не большую боль. Старики неожиданно быстро раскатились в стороны, а Сучок остался лежать на спине. По его лицу расползлась злая усмешка, рука спряталась в лохмотьях.
— Не связывайся с ней, — предупредил Тощий.
— А мне всё едино, — не двигаясь с места, прошипел Сучок.
Наташе вдруг стало страшно. Это бомжи, пусть и старые, пусть и люди по виду, но по повадкам — те же дикари. Что стоит Сучку зарезать её спящей или ненароком пырнуть в спину. Она непроизвольно погладила себя по разрезанной вчера щеке. Крест-накрест, будто метка.
— Вот, видела? — Сучок медленно вытащил руку с небольшим, сточенным за многие годы пользования ножом, покачал им в воздухе. — С двадцати шагов в бегущую крысу, на спор, поняла?
— Ну, когда это было! — Безымянный старик вернулся на место, опять стал что-то подсыпать в ямку. — Сейчас-то ты не попадёшь.
— Попаду, если надо… — проворчал Сучок.
— Беременность у них обычная, как у людей, — тихо сказал Тощий, хотя Наташа уже забыла, о чём спрашивала. — Они же совсем как мы. Шерсть, да… И дети все белые, от любой матери. Только это, вроде того, гены или ещё какая инженерия. Мелочи. Вот остальное, это да! Удивительные твари. Взрослеют за пару лет, не видел бы — не поверил. В темноте видят, исчезают когда хотят, переговариваются на любом расстоянии.
— За пару лет? В два года они уже могут убивать? — Эта мысль не умещалась в сознании, Наташа решила об этом пока забыть. — Где сейчас взрослые тильзиты?
Наташа устало опустилась на землю, стараясь не глядеть на разбросанные у костра кости. К стыду, её не мутило от отвращения, ей хотелось есть.
— Кто же знает? Ушли. Может, далеко, а может, за углом спят. Лучше считай, что они всегда рядом, тогда не ошибёшься.
— Я хочу есть, Тощий. Здесь есть что-нибудь, кроме… мяса?
— Рыба есть. Дадим ей рыбы, Зелень?
— Жри, — согласился третий старик, залез за пазуху и вытащил пару белёсых мятых безглазых рыбин, каждая длиной в ладонь. — Соли только нет, а за плесенью идти далеко надо. Тут ободрали всё, дети эти ихние. Прожорливые, сволочи…
До конца не веря в происходящее — неужели она станет есть этих странных, пахнущих ещё хуже, чем вода в озере, рыб? — Наташа взяла угощение. Но когда зубы впились в холодный мягкий бок, рот тут же наполнился слюной. Раня язык и губы об обломки костей, она сожрала рыбок одну за другой, но сытость не пришла.
— Я же говорил, она здоровая, выдюжит, — ухмыльнулся Зелень. — Ещё можешь у баб тильзитских еды себе поискать. Увидишь какую зелень или клубни — бери без спросу, тут так заведено. Только у детей отнимать нельзя, сразу все набросятся.
— Женщины тоже могут… исчезать?
— Конечно, — сообщил Сучок. — Только нынче у них дела другие. Вот раньше, когда всё только начиналось, они наравне с мужиками охотились, а теперь нет необходимости.
— Как тебя звать-то? — спросил Зелень, когда Данилова отодвинулась от костра.
— Елена, — почему-то соврала она.
— Ага… А Стебель говорил, что Наташа.
— Кто? — не поняла Данилова.
— Стебель, Тощего приятель. Ну, которого вчера того, разделали, вот на этом самом месте! Как же ты с ним под землю пошла и не познакомилась?
— Омар?.. Значит, его у вас звали Стебель?
— Другого имени не имел, — осклабился Тощий. — Знаю я, что в приёмнике имена новые выдумывают, только это не всерьёз всё. А тебя, Елена-Наташа, мы будем Унылой звать, по выражению лица!
Наташа промолчала и направилась к тильзиткам. Двигаться было мучительно больно, но Данилова заставляла себя идти. Она не сдастся, она выдержит, она отомстит. Когда расстояние между нею и костром увеличилось, Тощий уточнил для своих:
— Первое-то время отзываться будет на старое имя, так чтобы хоть пообщаться. Интересно, что там наверху произошло, зачем сюда полезла… С вами-то скоро с ума сойду.
— Уже давно это с тобой случилось, Тощий, — уверил его Сучок. — Давно. Ещё когда Пепла тильзиты на ножи поставили.
— Отстань… — И дальше старики стали работать как обычно: молча и не спеша.
Ни одна из тильзиток не имела в зале явного закреплённого места, они то и дело передвигались, суетясь без видимых причин. Вставали, замирая в неподвижности на некоторое время, садились, перебирая странные клубни или разбираясь в изорванной одежде со следами крови. Дети к ним подходили лишь за едой, брали не спрашивая. А может быть, и спрашивая, но Наташа этого не слышала.
Мутанты, удивительные существа, лишь внешне похожие на людей. Телепаты. От таких не убежишь, всегда заметят, догонят. Справиться с ними в бою тоже нереально, удивительно быстры и сильны. Наташе было очень интересно, распространяются ли такие необычные физические данные на женщин, но проверить было как-то не с руки.
— Можно мне взять это? — Она присела на корточки перед одинокой тильзиткой, улыбнулась как можно шире и показала на горку клубней, по виду похожих на картофель. Тильзитка сосредоточенно разрезала их на дольки обломком ножа. — Можно взять?
Та даже не пошевелилась, не посмотрела в сторону Даниловой. Тогда Наташа осторожно прикоснулась к её плечу:
— Можно мне взять кусочек твоего богатства, дура? Скажи что-нибудь, видишь, как я улыбаюсь! А зубов нет, и это смешно!
Ничего такого, что можно было бы принять за ответ. Как ни опасалась Данилова за сохранность пальцев, но всё же рискнула подкатить к себе один из клубней, или что это у них такое. Тильзитка молча продолжала заниматься своим делом.
— Спасибо, подружка. А ты не такая уж и грязная, как мне показалось…
Наташа присмотрелась к лицу женщины, скорее даже, девушки. Явно африканские черты. Все тильзитки были умопомрачительно грязны, поэтому казались на одно лицо. Но нет, вот перед Даниловой африканка, а та, в стороне — индианка. Наташа обернулась и там, куда достигал свет костра, увидела самые разные лица. Но один тип преобладал: высокий узкий лоб, узкие глаза и крупный, мясистый нос. Чтобы подтвердить свою гипотезу, она внимательно огляделась, пристально изучая женщин и детей.
Так и есть… А наверху ситуация совершенно иная: Москва населена представителями всех рас и наций, конкретного преобладающего типа не существует. Зато охотники-тильзиты сплошь принадлежали именно к белокожему, высоколобому типу, похожи друг на друга, как братья.
Откуда взялось это племя с новым набором генов? Наверняка они-то и есть настоящие, чистокровные тильзиты. Дети… Насколько Наташа смогла разобраться в их мельтешении, все дети относились к новой породе, то есть пошли в отцов. Она постаралась получше вспомнить лица Ушастика и Кривоноса Косматого, но эту затею пришлось оставить, уж слишком её затрясло от ненависти и воспоминаний.
— Значит, новая порода, — вслух высказала свои мысли Данилова Африканке. — Да, подруга? Извини, я пока не буду есть, побуду немного с тобой. Ничего я в этом не понимаю… Племя мутантов, даже внешне отличное от остального человечества: вон как шерстью обросли. А может быть, это и не люди вовсе… Кстати, старик пошутил, что я беременна. Разве это может быть, подруга? Хотя я же не оперировалась, идиотка… Вот скажи, как ты сюда попала?
Африканка ничего не ответила. Она дорезала клубни, а потом вдруг неожиданно выхватила у Наташи угощение. Та не успела даже вскрикнуть, а хозяйка уже покромсала последний целый клубень на дольки. Рядом появился ребёнок, он сгрёб десяток долек и пошёл куда-то по своим делам, уплетая их на ходу.
— Это твой сын? — Наташа чуть отодвинулась, уж слишком стремительно двигалась Африканка. — Или вам всё равно? Как ты сюда попала? Тебя притащили, как меня, и научили говорить на языке тильзитов, жить их жизнью? Тогда научи и меня.
Вместо этого Африканка встала и отправилась куда-то в темноту тоннеля. Может быть, за новыми клубнями. Наташа хотела было пойти за ней, но сил двигаться не было. К тому же она плохо представляла, где она находится, куда попала.
— Тощий! — Наташа вернулась к костру, — А где мы? Что это за станция?
— Это не станция, это подвал, — спокойно сказал старик. — Мы сейчас с Зеленью будем взрывчатку делать, на огне плавить, в форму лить. Ты бы шла, а то останешься без головы.
— Нет, скажи, не томи. Что за подвал? Почему здесь такие тоннели широкие?
— Подвал как подвал, — пожал плечами Тощий. — Наверное, сюда на машинах что-то привозили сверху, потом увозили. В одном месте неподалёку кусок эстакады сохранился… Только зря ты это всё затеваешь, сбежать от тильзитов нельзя. Они всегда рядом.
— Всегда рядом, — подтвердил Зелень, устанавливая над огнём котелок с какой-то смесью. — Помнишь, как Зыр убежал?
— В тот раз цыгане пытались прорваться, целый табор, — пояснил Тощий. — Ух и стрельбу же подняли… Уж не знаю, как они тут оказались, но пытались просто наверх выйти. Убили с десяток тильзитов тогда… Случайно. Вот наш Зыр под шумок и побежал. Знатные он взрывчатки делал, жаль, что сам однажды подорвался… Потому его тильзиты и не убили, а назад с переломанными ногами принесли. Зыр сказал, что выскочил прямо к свету, из трубы, под каким-то мостом, да не сумел далеко уйти. Тильзиты тоже поднялись и среди бела дня его на улице схватили.
— А люди? Прохожие?
— А что люди? Бомжовские разборки, что людям за дело. Может, кто и позвонил в полицию, только что мог сказать? Тильзита толком и не разглядишь, если он не захочет.
За спиной раздался пронзительный детский крик. Это было так странно, так неожиданно, что Данилова вскочила, едва не опрокинув котелок Зелени.
— Тише, скучища! — вскипел старик. — Что размахалась руками?! Хочешь, чтоб оторвало?
— Тильзит родился, — объяснил ей Тощий. — Это у нас не в диковинку, едва не каждый день. Сама видишь, сколько баб, и почти все с пузом.
— Сколько же надо мяса, чтобы прокормить столько детей? — рассеянно спросила Наташа.
— Сама посчитай! Правда, детям мяса не перепадает, разве что они рыбу в озере отыщут… Последнюю. Ну а охотник сам о себе должен позаботиться, если подрос. Наверху мяса — уйма!
— Человечина?.. — понимающе кивнула Данилова. — И не стыдно вам?
— Нам, бомжам, стыдиться нечего, в темноте живём и умираем, — буркнул Зелень, и Тощий расхохотался.
— Падаль, — сказала как плюнула Наташа. — Вы ничтожная, вонючая падаль. Вы и всё ваше племя, бомжи… Крысы!
Старики переглянулись, посерьёзнели. Потом Тощий зло сказал:
— Из всего нашего племени, Унылая, только мы трое и живём пока; те, что сами в приёмник сдались, не в счёт. Бомжи умерли, и ты нас не зли, а то вот опрокинем котелок, и пусть тебя Косматый по кускам собирает, если так любит. Нам всё едино, поняла? Это больше не наши тоннели, это всё теперь тильзитам принадлежит, а скоро они и до вас доберутся. Вот тогда ты скажешь, кто падаль, а кто и нет.
— Что это за место? — продолжила спрашивать Наташа. — Как выйти наверх?
Тощий промолчал, помешивая палочкой содержимое котелка. В воздухе повис неприятный, густой до рези в глазах запах.
— Да скажи ей, пусть проваливает, — предложил Зелень. — Отвлекает только от процесса.
— Сам скажи, — хмурился Тощий, смешно оттопырив нижнюю губу. — А мне всё едино.
— Вот там, — Зелень кивнул себе за спину, — в тоннеле есть ход налево. Проползёшь в другой тоннель, дальше направо вдоль трубы ржавой, а как она повернёт, так и тебе поворачивать. Увидишь скобы в стене деревянные, по ним наверх, окажешься в коллекторе. Оттуда сама выберешься. Как по-вашему эти места называются, знать не знаю, ни к чему мне. Всё? Иди отсюда, дурёха, и до скорой встречи.
Старики были так уверены в полной невозможности сбежать, что Наташа действительно приуныла. Снова захотелось пить. От такой воды в кишечнике наверняка заведутся паразиты, да и вообще скоро стошнит, но воспалённое горло требовало хоть какой-то жидкости. Вокруг кружились в своём жутком, тихом танце сотни маленьких тильзитов. Сотни маленьких убийц, людоедов.
Все очень худые, потому что растут со скоростью бамбука, а еды почти нет.
«Они ведь и в самом деле вот-вот выйдут на поверхность, им просто не хватит внизу пищи. Привыкнут жить при свете… Нет, ерунда! Люди с каждым днём будут пропадать всё чаще, и Тофик знает, куда ведут следы. Он поднимет на ноги мэрию, бросит сюда войска». Данилова не сдержала печальную улыбку: тильзитам это понравится. Много мяса, хорошего, здорового мяса.
Но когда армейские начальники поймут, что происходит, то мешкать не станут. Зальют тоннели газом, зашвыряют гранатами. Данилова снова обвела взглядом отпрысков чудовищ. Их много, но все они умрут! Неизбежно умрут, люди не станут терпеть у себя под боком такую кровожадную расу, рассматривающую близких родственников в качестве пищи.
Что-то не сходилось… Конечно, в школе учат, что никого нельзя уничтожать, что каждый ценен и необходим обществу. Уйма людей по всему миру встанут на защиту угнетённых, попытаются не допустить геноцида. Впрочем, военные, если будут действовать быстро, на волне паники имеют хорошие шансы… А если нет? Не Тофик будет ими командовать, а правительство. Данилова хорошо помнила этих старичков с постными рожицами, такие и «Пожар!» крикнуть не успеют. А любое промедление приведёт…
Если они поймут, что уязвимы в подземелье, то вырвутся наверх, растекутся по мёртвым кварталам, по складским зонам, пищи хватит везде. Тогда взять их будет труднее, разве что бомбой, которая накроет всю Москву. И это лучшее, что может случиться, ведь тильзиты — зараза, самая настоящая зараза. Умнее любого вируса, молниеносные, невидимые глазу мутанты, способные обучаться, даже пользоваться взрывчатыми веществами. Они рассредоточатся по всей планете, и начнётся тотальная война. Кто победит? У Наташи не было однозначного ответа, она маловато ещё знала о тильзитах.
Знала пока, что способность к размножению у них просто поразительная. Может быть, старики солгали?
— Мне надо наверх, — сказала она, не раскрывая губ, будто Тофик мог её слышать через «индивидуалку». — Я расскажу, и я заставлю мне поверить. Уговорю какого-нибудь лётчика скинуть бомбу. Заставлю. Или угоню самолёт.
Она зашла по колено в озеро, смыла, как могла, кровь, намочила волосы. Нельзя забывать, что она капитан полиции, а не обычная невольница тильзитов, такая же жалкая и грязная, как и все здесь. Кривонос оставил её живой? Он об этом пожалеет. Вот только не обманули бы старики…
Стараясь двигаться естественно, спокойно, Наташа пошла к тоннелю. Дети носились вокруг неё кругами, но ни разу не налетели на неё, несмотря на сгустившуюся вдали от костра темноту. Пленница постаралась пожалеть их, ещё невинных, не пробовавших мяса малышей, но не смогла. Ничего не выражающие лица, похожие одно на другое. Может быть, это и есть ксенофобия?
— Бомбу, — прошептала Данилова. — Хорошую бомбу на вас, меня и ксенофобию.
Когда явился Шацкий — надо отдать ему должное, энбэшник позвонил с дороги и сообщил о своем прибытии, — Живец уже с комфортом принял душ и, сбросив наконец дурацкую пижаму, облачился в халат. Ничего более подходящего у Даниловой, к сожалению, не нашлось, она была значительно уже Живца в плечах и даже, что удивительно, в бёдрах.
— Как добрался? — Живец решил вести себя обескураживающе нагло и, открыв дверь, сразу повернулся к гостю спиной. — Проходи на кухню! Пожрать что принёс?
— Пицца. — Шацкий аккуратно прикрыл за собой дверь и вскоре появился на кухне, сообщив об этом засмотревшемуся в окно Дмитрию хлопком пиццы по столу. — Жри на здоровье.
— А ты? У меня вот, ещё осталось. — Живец показал бутылку. — Хорошая штука, настоящая.
— Воздержусь. — Энбэшник сел, потрогал голову. От своей повязки, больше напоминающей шлем, Шацкий успел избавиться. — Доктор не рекомендует. Куришь много?
— Ага. Отрываюсь.
— Почему ты здесь, Дима?
Живец посмотрел в глаза гостю и понял, что он мучился этим вопросом весь день. Наверное, и бить не станет, пока не получит ответа. Тем более что нет повода торопиться.
— А что, плохо? Хороший район, река, вон какой вид из окна! Я тут, пожалуй, останусь на недельку.
— Останься, если Милош не станет возражать, — ухмыльнулся Шацкий. — Он ведь тоже интересуется капитаном Даниловой… наверное. Она была в Башенке во время налёта или нет?
— Предположим, что была и мы с ней обменялись адресами в туалете.
— Кому ты помогаешь, вешая мне лапшу на уши? — Энбэшник выложил на стол полупустую пачку сигарет. — Милошу? Очень оригинально, жаль, что он не знает о вашей пламенной дружбе.
Дмитрий дал ему прикурить. Симпатично вёл себя энбэшник — признал в собеседнике равного, почти партнёра, даже нервы свои унял. Душевный человек, как и все в его поганой конторе.
— Давай обо мне немного позже, ладно? Вот ты — кто такой?
— Шацкий Аркадий Владимирович. Забыл?
— Место работы, — попросил Живец.
— Ты же сам решил, что я из НБ.
Они помолчали. Шацкий буравил Живца взглядом, тот рассматривал его переносицу и считал до ста. На цифре шестьдесят семь гость пошёл на уступки:
— Майор. Управление по расследованию финансовых злоупотреблений. Пойдёшь и проверишь?
— Майор, — с показной завистью вздохнул Живец. — А я вот только лейтенант…
— Знаю, просмотрел базы СПР, их не успели от меня закрыть. Ты погиб ещё в прошлом году, Дмитрий Константинович Гладышев.
— А полковник Плещеев? — заинтересовался Дмитрий.
— Уволен месяц назад по состоянию здоровья, погиб вчера, в Твери. Несчастный случай.
— Только вчера?.. — удивился Живец. — Так, а…
— Нет у меня ни времени, ни желания перебирать всех твоих знакомых! — вскипел Шацкий. — Ты знаешь, кто я, я знаю, кто ты, — может быть, поговорим о деле?
— Постой, постой… Не гони так. В СПР убрали только один отдел, так? Мне интересно.
— Два, если быть точным. Ещё сокращён отдел полковника Отиля, местопребывание которого неизвестно. — Майор выпустил дым сквозь ноздри, мельком взглянул на браслет. — Милошу неизвестно, да? У нас им пока не интересовались.
— Неизвестно, — кивнул Живец, не обращая внимания на вопрос. — А знаешь, Аркаша, неплохо было бы его найти. Сделаешь?
— Нет. Ты объясни, зачем, а там будет видно.
Они опять помолчали. Потом Живец встал и закинул в печку принесённую еду, достал пару стаканов.
— Ты здесь как дома, — хмыкнул энбэшник. — Что-то скажет хозяйка, а? Или ты её не ждёшь? Мне бы стоило провести обыск в этой квартирке.
— Тело в стиральной машине… — рассеянно откликнулся Живец. — Мы ещё не закончили с тобой, Аркаша. Почему ты здесь один?
Шацкий вздохнул.
— Попробую угадать. Я попал к тебе случайно, и ты не передал меня по команде, решил сорвать банк. Засиделся в майорах, да? Затащил в укромный уголок, под свою ответственность хотел выжать информацию. А в результате упустил меня, потерял людей. Теперь… Да ты, наверное, отстранён, а, Шацкий? Я бы тебя отстранил.
Шацкий молчал. За окном раздался звонкий детский плач, и Живец даже выглянул, заинтересовавшись. Ребёнка он не заметил, зато между ближними домами мелькнула фигура человека, одетого в зелёное. Остроконечная шляпа… Он нёс в руке что-то длинное и тонкое, наверное, свою странную трубку. Дмитрий вздрогнул, но никаких шансов настичь лесного обидчика не было.
— Итак, ты собираешься спасти остатки своей ободранной задницы, и сделать это можешь только с моей помощью. — Живец вернулся за стол, и Шацкий обратил внимание, как побледнел его собеседник.
— Или без твоей помощи, Дима. Просто верну тебя обратно. Выбирай.
— Тогда бы ты один не пришёл. Без меня ничего не получится… Ты ведь знаешь, что я не мог выйти из вашей конторки. Но вышел… И сюда ты пришёл один, чтобы не спугнуть. Или за дверьми целая армия? Нет… Знаю, что нет. — Живец прихлебнул виски, подмигнул Шацкому. — Я очень непрост, Аркаша. Хотя вот это пока тебя не касается… Давай договоримся вот о чём: твоему начальству нужна информация на Милоша. Я дам тебе её, но не себя. Обойдётесь.
— Что толку в информации без информатора? — сморщился майор.
— А что толку во мне как свидетеле? Лейтенант СПР, он же «чиновник для особых поручений». Да и не будет никогда суда над такой фигурой, как Милош, ты же понимаешь. Какой тогда мне резон отправляться в ваши казематы?
— Резон простой: тебе нужна защита.
— Нет. — Живец подтолкнул стакан к Шацкому. — Мне защита не нужна. У меня есть своя… Кстати, а что с Джесси?
— С кем?
— С собачкой. Когда я упал там, в Коньково, рядом была собака.
— Не знаю, — с профессиональной озабоченностью свёл брови майор. — Упустил я собаку. Наверное, в питомник отправили… Она ведь больше не нужна была, когда личность хозяина установили.
И Живец понял, почему Шацкий не пьёт: он видит перед собой убийцу. За долгие годы лейтенант СПР впервые общался с человеком, который знал о нём почти всё. Милош не в счёт, с этим они никогда не говорили больше двух минут, да и то только о деле. Майор будто прочёл его мысли:
— Зачем ты ввязался в это?
— Во что конкретно?
— В аферы Милоша… Я ведь так понимаю, что до приёма в его карманную СПР у тебя была обычная работа.
— Какая там работа, — отмахнулся Живец. — Так, полезные игры. Образования нет, желания его получать, впрочем, тоже не было… Я сирота, как из детдома вышел, так на полезные игры и подсел. Несколько лет играл, неизвестно для кого и зачем, а потом стошнило. Вот и всё.
— Нет, не понятно, — упрямо набычился Шацкий и чуть отодвинул стакан. — Масса людей играет в полезные игры, но я не слышал, чтобы они доводили человека до карьеры киллера. Довольно, надо сказать, неожиданной карьеры для детдомовца, который ничего толком не умеет и не знает. Кстати, вам ведь гарантировано право на высшее образование!
— Я не хотел, говорю же, — протянул Живец и налил себе ещё. Виски забирало, румянило щёки — пусть порадуется Шацкий. Клиент поплыл. — А полезные игры… Ну, сам посуди: ты выбираешь игру, ты проходишь каждый день какой-то дурацкий этап. Рубишь рыцарей на турнире, крадёшь принцессу, потом дракона обворовываешь… А что за этим? Решения, которые ты находишь, используются в совершенно других задачах. Ты о них и понятия не имеешь! Может быть, для банка таким образом балансовую отчётность склеиваешь, может быть, на тебе графики мини-метро висят…
— Я это всё знаю, — вставил Шацкий.
— Нет, не знаешь. Надо несколько лет поиграть, вот тогда поймёшь. Начинаешь чувствовать себя частью игры, которой не положено знать, для чего это всё. И однажды, выбирая новую игру, вдруг натыкаешься на интересное предложение… Принимаешь его. Всё.
— И убиваешь живого человека?
— Игра есть игра. У наших поступков нет другого оправдания, кроме желания играть в любимые игры. Остальное ерунда. Ты вот карьеру строишь, молодой майор… Возможно, правда, бывший… А я — выживаю. Мне это интересно — чем хуже, чем труднее, тем интереснее. Я — Живец.
— Живец… — Шацкий почесал нос и быстро, будто боясь передумать, сделал большой глоток. — Понятно. Непонятно другое: почему именно ты?
— Аналитики СПР выбрали, — предположил Дмитрий. — И не ошиблись, работал я без осечек.
— Сколько на тебе?
— Дел?.. Восемнадцать устранений. Люди в основном мелкие, там, насколько я понимаю, принцип домино использовался. Аналитики важнее киллера, если смотреть с точки зрения Милоша. Найти точку опоры противника и ударить по самому крохотному камешку…
— Ну, он ещё не президент, а значит, не такие уж у него хорошие аналитики. — Майор закурил. — А тебе не было их жалко?
— Нет, — просто ответил Живец. — Хотя, замечу, детей убивать не доводилось. А стариков не жалко. Столько людей вокруг добровольно умирают… Может быть, кто-то из них остался жив из-за того, что я пришил их богатого дедушку!
Живец скорчил дурацкую рожу и выдержал с полминуты, потом расхохотался.
— Да не пытайся ты меня понять, Шацкий! Ни к чему это, не влезешь ты в мою душу. До чего мы договорились? Я даю твоей конторе информацию, совершенно, прямо скажем, бесполезную, но — для аналитиков. Защита от Милоша мне не нужна, ему просто немного везло в последнее время. Вообще же в этом городе ему меня не выловить, слишком густой суп.
— Тогда что ты хочешь?
— А ты разве больше ничего не хочешь? — лёг на стол грудью Живец.
Шацкий покашлял, развеял ладонью облако дыма.
— Мне хочется разобраться. Вот эта Данилова ещё… Зачем Милош уничтожил Седьмой отдел и твоё начальство в СПР?
— Да, это действительно интересно! — Живец принёс пиццу, оторвал кусок и стал жевать, роняя на халат кусочки мягкого сыра. — Я замешан в этой истории совершенно случайно! Знаешь, Аркаша, я тоже хочу, чтобы ты в этом разобрался. Это моя цена за то немногое, что могу для тебя сделать. Зачем конкретно уничтожен Седьмой отдел, я так пока и не понял. Но занимались они в последнее время крысами…
— Они всё время ими занимались, — напомнил погрустневший Шацкий. — Со дня основания.
— Да, но несколько дней назад трое оперативников, работавших под прикрытием, были атакованы возле Битцевского парка. Слышал об этом?
— Я даже знаю, что старшим группы была капитан Данилова. — Энбэшник плеснул себе виски. Живец почувствовал, что мыслями майор опять далеко, строит какие-то планы спасения карьеры.
— Её не было в Башенке, — решился он. — Все были там, весь отдел, от начальства до последнего техника. А её не было, потому что «военное положение» было объявлено в честь её пропажи. Подполковник Таги-заде отправил Наташу в старое метро.
— Мутанты, — вздохнул Шацкий.
— Что?..
— Ну, я знаю уже, ты в больничке болтал про мутантов.
— Да… — почесался Живец. — Запуталось всё, и в моей голове тоже. Аркадий, есть у меня информация: под нами, в тоннелях, плодится раса мутантов, наделённых рядом очень неприятных способностей и привычек. Плодится очень быстро, и это сильно влияет на сводки, каждый день. А скоро станет совсем плохо.
Шацкий мрачно тянул виски.
— Это не просто слух, Аркаша! Крысятник погиб, когда влез в это дело. Мой отдел в СПР, точнее, тот отдел, к которому я формально относился, занимался именно этим. И ещё про необычных крыс знал полковник Отиль, наше бородатое пугало. «Местонахождение неизвестно». В общем, майор, есть три ключа к этой дверце: Милош, Отиль и Данилова. Её ты пока найти не пытайся, Милоша и искать не надо, толку нет. А вот полковник Отиль…
Голова налилась тяжестью, кусок пиццы вывалился изо рта.
«Что же он со мной сделает?..» — успел подумать Живец.
Тильзиты передвигались почти неслышно, поэтому Наташа старалась не поддаваться на обман царившей в тоннеле тишины и быть готовой к любым неожиданностям. Хотя неожиданностей, скорее всего, не будет. Сокрушительный удар, потом ещё много ударов… Она втянула голову в плечи, почувствовала, как задрожали колени.
Условный рефлекс! Как быстро они приучили её бояться. Ещё немного, и страх перед непослушанием станет трудно преодолеть. Этого нельзя допустить, необходимо во что бы то ни стало выбраться к свету. Свет придаст силы.
— Тофик! — не разжимая губ, позвала она и едва не заплакала, представив, как жалко звучит её голос.
Если подполковник догадается расставить антенны у всех возможных выходов, раскидать их по городу или хотя бы по центру, то есть шансы восстановить связь, вызвать помощь. Но догадается ли Тофик? Скорее он объявит тревогу, вытащит из Башенки всех и сам отправится в тоннель. Какая глупость! Тогда в зале, у кольца в стене, может состояться новое представление, а тильзитам перепадёт ещё немного мяса.
Нет, не может Тофик быть таким дураком. Он обязательно останется наверху, он поймёт, что только в этом шанс капитана Даниловой… Наташа нащупала руками нору, уводящую налево, и остановилась. А с чего она вообще взяла, что Тофик её ищет?
Он пошлёт людей вниз, но только для того, чтобы убедиться в исчезновении всех членов отряда. Возможно, полицейские обнаружат останки диггера, не могли же тильзиты сожрать его с костями. Найдут каски, рюкзаки. После этого подполковник мысленно попрощается с любимой подчинённой и продолжит действовать один. Ему и в голову не придёт, что Наташа жива.