Путешествие Руфи. Предыстория «Унесенных ветром» Маргарет Митчелл Маккейг Дональд

Как мы с мисс Эллен привезли на Возвышенности хорошие манеры

Возвышенности оказались совсем не такими, как рассказывала кухарка в Луисвилле. Ближе всего к Таре был Ликсвилль, в котором имелось два магазина, кузница, дубильная мастерская, салун и хлопкоочистительная машина, чтобы плантаторы, у которых нет такой, могли очистить свой хлопок. В Ликсвилле была Баптистская церковь с балконом для цветных, школа и ипподром, где в субботу утром была ярмарка: там продавали свиней, кур, мулов и рабов, а в воскресенье после обеда проводились скачки. Посреди Бродвей-стрит шли рельсы, но поезда по ним не ездили. Железная дорога была сломана где-то, не доходя до Ликсвилля, и между рельсов проросла трава. Не будь здесь дикарей-индейцев, господа на Возвышенностях ничем не отличались бы от саваннских господ. Некоторые лучше, некоторые хуже, большинство – что-то среднее. Плантация Тара располагалась между владениями Макинтошей, которыми господин Джеральд совершенно не интересовался, Слэттери, которые были настоящими отбросами белого общества, и Уилксов – вниз по течению Флинт-ривер. Плантация Уилксов называлась «Двенадцать дубов». Дом на этой плантации был построен словно из цельного куска. За всё время к нему не пристроили ни одной комнаты и ни одной не снесли. Он был причудливый, прям как Розовый дом. В нём даже винтовая лестница имелась, хотя и не такая прекрасная, как у Джеху.

Уилксы приехали из Вирджинии, которая находилась севернее, чем другие штаты. У них был розовый сад и своя школа. Господин Джон Уилкс был улыбчивым и приятным, как летний ветер, но в основном молчал. Он был похож на свой дом: большой и тихий, и денег у него было слишком много, чтобы о них болтать. Он никогда не жевал табак и наземь не сплёвывал. Его лошади могли перепрыгнуть через забор, если бы он попросил их, но по большей части он этого не делал. Он говорил так мягко, что другие тоже голоса понижали. А когда рассказывал какую-нибудь шутку, все весело смеялись.

Господин Джон умел себя вести лучше всех остальных, если не считать мисс Эллен. Другие плантаторы смотрели на него снизу вверх, желая знать, как он ведёт дела. Даже господин Джеральд спрашивал у него совета, хотя в большинстве случаев господин Джеральд поступал так, как задумал. Миссис Элеонора Уилкс была очаровательна, но у неё были крепкие нервы. Такие были здесь манеры. Возвышенности, как говорила мисс Элеонора мисс Эллен, «энергичны», но, мне кажется, мисс Элеоноре приходилось краснеть за Возвышенности, когда она бывала в Бостоне или Нью-Йорке.

У них в доме была комната, где больше ничего не было, кроме книг!

Юный господин Эшли Уилкс обладал почти такими же хорошими манерами, как его отец. Он ездил с господином Джоном на хлопковый рынок, ипподром, пикники и в законодательное собрание Джорджии, но не присутствовал там. Юный господин Эшли скорее дух, чем молодой человек! Когда другие мальчики охотятся, рыбачат, скачут или дерутся, Эшли Уилкс читает книжки. Он находит всё, что нужно, в своих книгах!

Как только мисс Эллен появилась в Таре, соседи стали заходить к нам в гости, чтобы познакомиться с женой господина Джеральда, которую он нашёл в Саванне. Порк подавал им виски, а я – чай, холодную воду или напиток из сассафраса, но никто не проходил внутрь, все встречи проходили на веранде. Мисс Эллен не позволяла никому заходить в дом. Господина Джеральда это раздражало. Я думаю, что первая размолвка между ними произошла потому, что мисс Эллен уже считала Тару своим домом, в который не стоит входить, пока он не готов, а господин Джеральд по привычке – своим, куда людям можно входить, когда захочется, не вытирая сапог, как в прежние времена. Естественно, мисс Эллен победила.

На плантации Тара царила благодать. Господин Джеральд возил мисс Эллен по ней и всё показывал. Он показывал красные поля, которые нужно засеять, показывал хлопковый пресс и объяснял, почему новый болт, купленный в Саванне, лучше старого, и ругал Большого Сэма за то, что он никак не приедет, хотя Большой Сэм едва ли мог успеть, ведь мы прибыли на поезде, а Большой Сэм ехал с фургонами по обычной дороге. Потом господин Джеральд извинялся за свои ругательства.

Господин Джеральд показывал мисс Эллен амбар для коров и амбар для лошадей и доильню. Он хвастался родником в Таре, в котором «самая сладкая вода на этой стороне Лимерика». Это в Ирландии. Мисс Эллен говорила: «Как чудесно!» и «Ты столько сделал за такой короткий срок». И господин Джеральд раздувался, как свиной пузырь, какие дети надувают в Рождество.

На ужин была овсянка, жареная зелень и свиной шпик. Мисс Эллен ничего не сказала, но это не прошло мимо неё.

Она оживилась, когда господин Джеральд повел её в маленький кабинет рядом с прихожей. Он указал на кипы бумаг, назвав их «летописи плантации». У мисс Эллен так и зачесались руки разобраться в них.

В прихожей послышались тяжёлые шаги сапог управляющего, который ворвался в кабинет без всяких церемоний. Он не выразил никакого почтения мисс Эллен, кроме того, что снял шляпу.

Полевые работники под его присмотром расчищали землю в лесу под поле рядом с плантацией Тарлтонов и большую часть пней уже выкорчевали и сожгли. У него есть работники, которые готовы посеять овес для лошадей, но как эти невежественные чернокожие разберутся с новым плугом, который купил господин Джеральд?

Господин Джеральд рассмеялся и сказал, что если он смог понять, как он работает, то каждый сможет разобраться. Управляющий прикусил губу и спросил, что не так со старым плугом, и мистер Джеральд немного нахмурился и сказал, что мы все должны принимать перемены, чтобы производить больше хлопка и не допускать разрастания мятлика, который зеленеет на некоторых полях. А ведь этого не было до его отъезда в Саванну. Господин Джеральд не сказал, что управляющему следовало бы заняться прополкой мятлика, но было ясно, что он имеет это в виду. Господину Джеральду нравилось смеяться, дурачиться и злиться на то, что не стоило и горстки бобов, но когда дело касалось серьёзных вопросов, у господина Джеральда в глазах появлялись ирландские искорки.

Управляющий Уилкерсон сказал, что мятлик пропалывали и прополку только что закончили. Он сказал, что один из работников, Профет, слишком слаб, поэтому он попросил прийти некую Дильси из «Двенадцати дубов». Дильси дала Профету какое-то снадобье, так что завтра он сможет работать. Управляющий поймал Филиппа на краже свиных окороков из мясной. Филипп отодвигал доску и ставил её на место после ухода, поэтому нельзя сказать, сколько раз он туда залезал, возможно, это началось ещё до отъезда господина Джеральда в Саванну. Управляющий собирался высечь Филиппа, но теперь господин Джеральд уже вернулся.

Господин Джеральд никого не хотел сечь, и мисс Эллен посмотрела на него так, словно лучше него никого нет на свете. Господин Джеральд спросил: почему Филипп крал мясо, если ему хватает еды?

Управляющий занервничал и сказал, что все чернокожие воры. Они неисправимы.

А я думаю, что управляющий урезал им паёк, чтобы продавать часть провизии, предназначенной для чернокожих. Все управляющие воры. И их не исправить.

Может быть, господин Джеральд подумал то же самое, потому что он сказал управляющему приладить доску на место и отправить Филиппа к нему. Филипп соображал довольно туго, но был хорошим пастухом. Коровы бежали к нему, как собачки, когда он их звал.

Управляющий Уилкерсон сказал, что у него есть счета, которые нужно обсудить с господином Джеральдом, намекая на то, чтобы мы с мисс Эллен вышли. Господин Джеральд хмыкнул и сказал ему, что отныне счетами Тары занимается миссис Эллен.

Мисс Эллен улыбнулась и попросила управляющего приносить счета и расписки ей. Отныне.

Управляющему это не понравилось.

Мисс Эллен сказала, что рада снять с мистера О’Хара часть забот, и управляющий увидит, что она легко справится с работой, которая совсем нелегка, как мы все знаем.

Мисс Эллен теперь хозяйка Тары, и управляющему больше нечего сказать. Отныне.

Мисс Эллен не кривила душой, когда говорила, что разделит груз забот. Три дня мы с ней ходили по всему дому, заглядывая во все уголки и щёлочки, которые были знакомы крысам куда лучше, чем горничным.

Через пятнадцать дней Большой Сэм привёз слуг в Тару. Мисс Эллен хорошенько их осмотрела: всё ли в порядке, не болят ли у кого зубы? Она объяснила, что для них приготовлены небольшие беленые домики в Посёлке и провизия, которую им будут выдавать в конце каждого дня, кроме воскресенья, поскольку в субботу вечером они будут получать двойной паёк. По воскресеньям в девять часов фургон из Тары будет отвозить их в Баптистскую церковь в Ликсвилле, а после службы они могут заниматься собственными садиками и своими делами.

– Мамушка ответит на все ваши вопросы, – сказала мисс Эллен и ретировалась.

Саваннские негры были утомлены переездом. Дороги плохие, спать под открытым небом неудобно, о еде никто не позаботился, и здесь, на Возвышенностях, где никакой цивилизации, им не нравится.

– Где рынок? – спрашивали они.

Цветным нужен рынок и церковь. И ещё они боятся индейцев, змей и медведей. Я сказала, что мне никто на глаза не попадался. А они всё твердили, что здесь не Саванна, а я отвечала – это каждый дурак видит. Двух женщин продали, разлучив с мужьями, и я сказала – ничего не поделаешь. Ищите себе другого мужа. Одна молодая девушка расплакалась, и я сказала: вы сами не понимаете своего счастья. Сделанного не изменишь. И пусть радуются, что оказались в Таре, где у господина Джеральда кнут не в почёте, а у мисс Эллен доброе сердце. Они будут получать вдоволь еды и не работать по воскресеньям, кроме посевной и жатвы. А господин Джеральд покупает негров, но никого не продаёт. И я спросила: у кого-нибудь продали детей на юг? Две женщины ответили «да». А я сказала, что здесь, в Таре, ни одного ребёнка не продадут на юг. И ещё: ни один белый мужчина не проникнет ночью в Посёлок к вам и вашим дочерям. Мисс Эллен католичка, а католики таких делишек не одобряют. Вот что я им сказала. Я сказала правду.

Сколько грязи мы отскребли – конца и краю ей не было! Вместе с мисс Эллен и горничными Тиной и Белль мы начали с чердака, где не было ничего, кроме кровельной дранки, и по стремянке спустились в хозяйскую спальню, где отчистили всю мебель, прежде чем драить стены из крашеного дерева. Здесь не было обоев, как в Розовом доме. Девушки целый час выбивали пыль из обтрёпанного ковра, а мисс Эллен мыла окна. В спальне была стеклянная дверь, которая вела на балкон, откуда можно было любоваться лужайкой, выходящей к реке.

– Ах, Мамушка! Как красиво! – воскликнула мисс Эллен.

И я была рада видеть её весёлой.

Другие спальни предназначались для господ, которые оставались на ночь по приглашению Джона Ячменное Зерно. Под шкафом мы нашли вонючие кожаные бриджи, под кроватью в хлопьях пыли лежал старый носок, а в щели между досками в полу завалялась золотая зубочистка.

– Бог ты мой, Хью Калверт обыскался, пытаясь найти её. Он напился тогда до чёртиков. Божественно напился, – сказал господин Джеральд.

Его улыбка погасла под убийственной улыбкой мисс Эллен.

Наконец вся спальня была вычищена, не считая кудрявых сосновых стружек по углам, оставшихся ещё со строительства дома.

– Из этой комнаты выйдет отличная детская, – сказала мисс Эллен.

Каффи покрасил амбар с сеном для лошадей, после чего мисс Эллен отправила его на поля, где он выкорчёвывал пни. Каффи был рад переменам, но управляющий начал донимать господина Джеральда, почему мисс Эллен вмешивается в его дела с полевыми работниками, и господин Джеральд сказал ему, что его жена имеет право на руководство. Управляющий продолжал спорить, но господин Джеральд больше не слушал его.

Мисс Эллен замесила Каффи простоквашу для приготовления белил, и он спросил, какой цвет разводить, а она ещё из Саванны привезла пигменты: синий, зелёный, серый и красный. Ей хотелось покрасить детскую в небесно-голубой цвет с серой лепниной, и если Каффи справится с работой в комнатах, куда не заходят гости, то ему доверят покрасить лестницу после того, как её отмоют. Мисс Эллен не решила, какого цвета будет каждая комната, но прихожую собиралась сделать тёмно-жёлтой.

Господин Джеральд объезжал поля, проверял работу управляющего, навещал соседей, а по вечерам заглядывал в «Двенадцать дубов», чтобы посидеть на веранде с господином Джоном, попивая виски. Господин Джеральд с господином Джоном, вытянув ноги, обсуждали, какая лошадь победит на скачках в субботу, каков будет урожай хлопка и присоединит ли федеральное правительство Техас к Джорджии, Южной Каролине и остальным Соединённым Штатам. А потом они выпивали ещё по стаканчику.

Бывало, господин Джеральд возвращался домой, горланя песни, и Тоби помогал ему слезть с лошади. Однажды он остался ночевать в конюшне, чтобы не огорчать мисс Эллен. Утром она притворилась, что не заметила, что он не спал в своей кровати.

– Дорогой мистер О’Хара, – сказала она ему, – как рано вы встали. Вам следует научиться уделять время отдыху, хоть изредка.

Господин Джеральд повесил голову.

Он не выступал против изменений, которые мы совершали в доме, а когда кто-нибудь спрашивал его о чём-то, он говорил: «Спросите у мисс Эллен…», словно был рад избавиться от этих забот.

Но он не обрадовался, когда, однажды придя домой, увидел, что его любимое старое кресло оказалось в фургоне, который ехал в Посёлок, отвозя его Большому Сэму. Они с мисс Эллен начали перебранку, кровь бросилась ему в лицо, и она говорила всё тише, когда он начал повышать голос.

– Мистер О’Хара, – сказала она, – вы незаконно присвоили себе кресло вашего бригадира. И вы сидели в нём?

Так вопрос был улажен. Мисс Эллен заказала для господина Джеральда новое кресло, которое не трещало по швам и прочно стояло на всех четырёх ножках, но господин Джеральд говорил, что оно не такое удобное, как старое.

Мисс Эллен отправила одну молодую девушку на кухню к Уилксам подучиться. Кухарка Уилксов знала, как приготовить отличные блюда, которые нравятся белым господам, а кухарка господина Джеральда годилась только для холостяка, и теперь гости почувствовали, что в Таре появилась хозяйка.

Мы принялись за кухню, вооружившись щётками, вёдрами и щелочным мылом. Новая плита так заржавела в тех местах, где стояли кастрюли, что Тине пришлось покрасить её в черный цвет. В буфете мука заплесневела, соль превратилась в камень, а чайные листья в банке пролежали так долго, что рассыпались в пальцах в труху. В буфетном шкафу многого не хватало, а большая часть того, что имелось, годилась только на корм свиньям.

Мисс Эллен лучезарно улыбнулась:

– Я проверю мясную позже.

Она обернулась к кухарке:

– Ключ?

Кухарка подала ей ключ с такой осторожностью, словно собственное дитя.

На следующее утро мисс Эллен надела шляпу, а я – платок, и Большой Сэм повёз нас в Ликсвилль. Мы остановились у магазина Кеннеди, потому что по Главной улице шли рельсы. Кто-то купил их и прокладывал железную дорогу до Атланты, где уже есть другие пути для поездов.

Мисс Эллен пошла прямиком в магазин, а я – следом за ней.

Один негр подметал пол, остальные раскладывали мешки с мукой. Господин Фрэнк Кеннеди при разговоре всё время ерошил волосы, пощипывал руку и щёку. Он так рад знакомству с миссис О’Хара и сделает всё, что в его силах…

Но когда мисс Эллен сказала, что подпишет все чеки прямо на месте, он заартачился, как каролинский мул.

– Но управляющий Уилкерсон…

– Он наш работник.

– Но он…

– Мистер Кеннеди, у вас столько товаров, которые нам необходимы, что мне бы не хотелось искать их где-то ещё.

Наконец до него дошло, и господин Фрэнк расплылся в улыбке, словно влюблённый мальчишка. Он поклонился миссис.

– Миссис О’Хара, магазин Кеннеди будет признателен, если вы станете нашим постоянным покупателем. Выписывать счёт на каждый заказ?

– Так будет лучше всего, – сказала мисс Эллен. – По-деловому, как вы считаете?

А я и не догадывалась, какая практичная кровь в ней течёт! Это ей от мисс Соланж досталось.

Ликсвилль уже не Ликсвилль. Теперь он называется Джонсборо, но сам город остался прежним.

Мисс Эллен написала господину Пьеру: вышлите саваннских обоев. Мы вчетвером чистили, шлифовали и латали стены в гостиной, но обои прибыли в Тару до того, как мы закончили. Мисс Эллен, Тина и я с Порком перетащили рулоны в гостиную и развернули посмотреть, что господин Пьер с Неемией выбрали для нас. По желтовато-коричневому фону шли мелкие красные цветочки, переплетаясь друг с другом. Они были не похожи ни на одни настоящие цветы, но мисс Эллен одобрила их.

Мы с мисс Эллен раньше никогда не клеили обои, но у Порка был опыт. Порк замесил клейстер и приклеил основу на деревянные стены, чтобы скрыть швы. У мисс Эллен была самая твёрдая рука, поэтому она отрезала куски нужной длины, а мы с Тиной клеили. Когда мы закончили всю комнату, у нас ещё осталось немного обоев, и мисс Эллен сделала потолочный фриз, как в Розовом доме. Когда господина Джеральда пустили в комнату, он очень обрадовался.

– Даже у Джона Уилкса не так красиво! – с гордостью воскликнул он.

Он повесил над камином свою картину с зелёным ирландским лугом и сказал:

– Вот теперь Тара – настоящий дом!

Сейчас, когда наступил сентябрь, мисс Эллен собирается устроить смотрины. Она хочет пригласить дам на чай. Господин Джеральд говорит, что чаепития подходят для Саванны, а на Возвышенностях обычно устраивают барбекю и танцы, но мисс Эллен сказала:

– Мистер О’Хара, мне нужно себя беречь.

Он подхватил её на руки, но быстро опустил на землю, спросив:

– Это то, что я думаю? Признайся, это то, что я думаю?

Итак, мисс Эллен разослала приглашения дамам с просьбой прийти на воскресное чаепитие, о чём здесь никто раньше не слыхивал. Плантаторы на Возвышенностях привыкли повсюду выезжать всей семьей. Когда приезжали на барбекю, собирались все: дети, малыши, старые девы, бабушки и слуги. Поэтому, когда мисс Эллен пригласила дам, чтобы познакомиться, в Тару приехала половина всей округи. Хозяйка встречала всех на крыльце и пригласила дам войти, но мужья с детьми остались снаружи, а слуги разбрелись по Посёлку.

У господина Джеральда голова пошла кругом: белые люди топтались у дома, и для них ничего не было приготовлено. Он решил отправиться с мужчинами на охоту, а мы с Дильси остались присматривать за детьми.

Джентльмены ускакали прочь, а мы с Дильси присели на крыльце. Самым старшим детям было лет по девять-десять, младшие ещё не умели ходить и ползали в грязи, пробуя её на зуб. Бойд и Том Тарлтоны затевали игры для мальчиков, а среди девочек королевой была Кэтлин Калверт. Двухгодовалые близнецы Тарлтоны догоняли маленьких негритят Джимсов, смешно ковыляя на кривых ножках, а Джо и Алекс Фонтейн играли в палочки. Собравшись вместе, дети назначили главных и смогли сами присматривать за малышами, пока не утомились и не перессорились.

В Дильси течёт индейская кровь. У неё прямые волосы, такие чёрные, что отливают фиолетовым. У неё острый нос, тонкие губы и резкие скулы. Она называет сумах «квалога», но как бы он ни назывался, чай из него лечит лихорадку. Духи католиков-вуду и индейцев-чироки разные, но чироки также становятся духами после смерти, как и вуду.

Когда дети заскучали, мы отправили их на кухню поесть сахарного печенья. Потом уложили их в детской. Дильси сказала, что присмотрит за ними, поэтому я спустилась вниз, чтобы посмотреть, как там дамы.

Дамы в гостиной пили чай с медовыми пирожными из взбитого теста. У этой кухарки пирожные вечно разваливаются! Она катает и бросает тесто, пока оно не сплющится донельзя.

Все пили чай из синих чашек мисс Соланж. Мисс Эллен взяла себе чашку с отбитой ручкой.

Тина надела чистое платье и белый передник и стояла, сжав руки за спиной в ожидании, если дамам что-то понадобится.

Миссис Элеонора Уилкс бывала в Саванне, Бостоне и Нью-Йорке. Они с мистером Уилксом покупали там картины и книги. Они образованные люди.

Мисс Эллен этого не делала и не имела ни книг, ни картин. Она была просто молодая женщина, которая вышла замуж за ирландца, а теперь носит под сердцем ребёнка ирландца. Но на Возвышенностях дамы не задирают нос.

Господин Джеральд хвастался своей женой, поэтому дамы знали, что мисс Эллен сама не ирландка, а француженка. Её отец служил под командованием Наполеона, а мать сбежала из Сан-Доминго. Они знали, что отец мисс Эллен богат. Но хотя дамам на Возвышенностях нравился господин Джеральд, ирландец есть ирландец, а француз остаётся французом, поэтому они всё же считали, что брак мисс Эллен неравный. Миссис Калверт служила гувернанткой у детей Хью Калверта, но после смерти супруги господин Хью женился на ней. Она янки. Янки глотают слова, словно боятся, что, если слишком долго держать рот открытым, кто-нибудь схватит их за язык.

Рядом с ней на софе сидела пожилая мисс Фонтейн, бабуля, и на губах у неё пузырилась слюна. Молодая мисс Фонтейн, заметив, что я смотрю, вытерла бабульке рот платком.

Мисс Эллен расспрашивала о детях, не показывая, что её это действительно интересует, нет, нет; но она не собиралась никого обманывать. Миссис Манро сказала, что чуть не умерла, когда рождался последний ребёнок, но каждая женщина способна выносить шестерых, а миссис Беатрис Тарлтон похвасталась, что дала жизнь восьмерым, как племенная кобыла. Всё бы ничего, лишь бы жеребец был не слишком крупный. Дамы улыбнулись этим словам, а старушка, проснувшись, грубо расхохоталась. Тина принесла ещё чаю и шерри для мисс Элеоноры. Поскольку никто не замечал, что она единственная пьёт шерри, мисс Элеонора завела речь о том, есть ли шанс у Генри Клэя стать президентом, а мисс Манро, которая была недовольна таким поворотом в беседе, сказала, что, если бы президенты подошли к детским кроваткам, всё бы пошло по-другому, и все с ней согласились.

Мисс Элеонора с улыбкой кивнула в мою сторону, словно спрашивая: «А вы кто?» – и мисс Эллен сказала, что я её няня и нахожусь «при ней» вечно. Мисс Эллен рассказала, как первый супруг мисс Соланж спас меня от повстанцев и маронов в Сан-Доминго, и мисс Элеонора переспросила, подняв брови:

– Первый супруг?

На что мисс Эллен прямо ответила, что её мама трижды была замужем.

Дамы переваривали эту информацию, а мисс Тарлтон, рассмеявшись, сказала:

– Обычно мужья хоронят своих жён. А ваша мать крепкий орешек, раз смогла пережить троих.

– К сожалению, я не знала своей матери, – ответила мисс Эллен. – Мой отец, Пьер Робийяр, по сей день скорбит по ней, завесив её портрет в знак траура.

Некоторые дамы пробормотали что-то одобрительное, но миссис Тарлтон сказала:

– Ненавижу траур. Зачем терять целый год жизни в трауре по кому-то, если он никогда не узнает, что ты скорбишь по нему?

Она заметила, что я не согласна, и спросила:

– А, Мамушка?

Поскольку мне не пристало разговаривать с белыми дамами, я сказала только:

– Между живыми и мёртвыми стоит крепкая толстая стена.

И умолкла.

– Спасённая от повстанцев и маронов, – промолвила мисс Элеонора. – Как вам повезло!

– Да, мэм, – ответила я, не вполне понимая, почему поддакиваю.

Белые дамы задают странные вопросы, на которые не дашь хороший ответ.

– Сан-Доминго – ужасная, страшная трагедия, – сказала миссис Калверт. – Когда-то он процветал. А теперь о нём почти ничего не слышно.

– Теперь он называется Гаити, – сказала мисс Манро.

– Для меня он навсегда останется Сан-Доминго, – фыркнула мисс Элеонора. – А как там дела в Саванне? Веселье, балы, французская кухня… Саванна такой континентальный город.

Остальные привыкли к подобным нелепым выходкам мисс Элеоноры и не останавливали её.

Миссис Эми Гамильтон приходилась невесткой господину Уилксу. Она ходила в трауре по мужу, но носила его ребёнка. Миссис Гамильтон сказала, что Атланта быстро растёт.

– Но пройдёт очень, очень много времени, прежде чем Атланта станет по-настоящему континентальной, – заметила мисс Элеонора.

Остальные сочувствовали миссис Гамильтон, что её ребёнок останется без отца, поэтому никто не говорил, континентальна Атланта или нет. Пожилая мисс сказала, что Атланту привыкли считать конечной станцией – где кончается железная дорога. И дальше никто не живёт.

– Ну, если Атланта не континентальна, то она космополитична, – сказала миссис Гамильтон.

Я подумала, что это два названия одного и того же, но что взять с меня, неграмотной.

Мисс Беатрис щёлкнула пальцами Тине, которая потянулась было за чайником, но мисс Беатрис помахала, отказываясь. Тина принесла мисс Беатрис бокал с шерри, и та подняла тост за мисс Элеонору, которая сделала вид, будто и не выпила уже четырёх бокалов, и не стала говорить ответный тост.

Все женщины, кроме мисс Беатрис, были одеты в юбки на обручах, а на ней были твидовые женские брюки для верховой езды и коротенький жакетик, в котором едва ли можно согреться, а на ногах – сапоги, высокие, до середины бедра. Порк предупреждал меня о мисс Беатрис. Она не отличалась хорошим воспитанием.

Мисс Беатрис предпочитала скакать верхом в мужской компании, перепрыгивая через ограды и сшибая верхние жерди, отчего коровы шарахались в разные стороны, а чернокожим приходилось бегать за ними, загоняя обратно и прилаживая жерди на место.

Плантация «Волшебный холм» находилась далеко в стороне от лесов Тары. Этот холм расчищали, когда рядом ещё жили индейцы-крики, и Тарлтоны, ложась спать, запирали все двери на засов и клали возле кроватей заряженные мушкеты. Тарлтоны были первыми поселенцами в этих местах, и им досталась лучшая земля. Господин Джим был богаче, чем Манро, Уилксы или Калверты, поэтому, как бы мисс Беатрис ни вырядилась, дамы неизменно говорили: «прелестно» и «ты совершенно права» в ответ на её высказывания.

Мисс Беатрис сильна в медицине. Мисс Эллен особо не заботится о себе, но я стараюсь за неё. Как и мисс Соланж, задумав что-то, она сразу же выпаливает это, не заботясь, на какую почву это упадёт и не заденет ли кого-нибудь.

Беседа начала затихать. Дамы старались придумать, о чём бы ещё поговорить. Они уже повосхищались «ren-a-sonce» в Таре (как мисс Элеонора выразилась). Поскольку у мисс Эллен не было детей, обсудить их было невозможно.

Мисс Элеонора взяла себе ещё бокал шерри и заговорила о Нью-Йорке, самом большом городе из всех, где приходилось бывать. Миссис Тарлтон, услышав шум, подскочила к окну.

– О, посмотрите, а вот и джентльмены вернулись. Джеральд совсем загнал лошадь.

Дамы обрадовались возвращению мужей, хотя и не высказали этого вслух. Теперь можно было собрать детей и слуг и вернуться домой до темноты.

Тина устала прислуживать дамам и прислонилась к стене, оклеенной новыми обоями, совершенно неприлично почёсываясь.

Как Иисус не явился, а мисс Кэти пожаловала

Двадцать второй день десятого месяца в год тысяча восемьсот сорок четвёртый от Рождества Христова должен был стать днём второго пришествия Иисуса, по предсказанию миллеритов. Когда запоют ангелы, заиграют трубы, прилетят пылающие колесницы с колёсами, сделанными из глаз, взметнутся столбы пламени, и всё такое. Миллериты не говорили, появится ли Иисус со стороны Лавджоя или Файеттвилля, поэтому никто не знал, в какую сторону смотреть, а миллериты не могли сказать, когда точно это произойдёт: где-то в промежутке между рассветом и восходом солнца. Даже неверующие и отступники в эти дни то и дело оглядывались по сторонам.

Господин Джон с господином Джеральдом насмехались над миллеритами, как и большинство янки: ведь когда бывало, чтобы янки что-нибудь знали наверняка? Но господин Хью Калверт верил, что нечто подобное может случиться. Миллериты изучали Книгу Даниила, сидели и вычисляли до посинения.

– Эти вычисления сделали очень умные люди, – говорил господин Хью.

Кое-кто из его слуг начал паниковать, и тогда господин Хью усадил их и сказал, что он просто пошутил. Солнце на следующий день взошло как обычно.

Когда осень начала клониться к середине, воздух стал прохладнее, листья по вечерам сворачивались быстрее обычного, а у косматых медведей уже не проглядывалась рыжая полоска на шее. Господин Джеральд смеялся уже не так громко. Он всё больше занимался вычислениями, потому что знал больше господина Джона, ведь он лучше играл в карты, лучше держался в седле и хлопок у него был лучше, и в эти дни он всё размышлял, сидя с книгами, которые для него отложил господин Джон. Господин Джеральд даже поскакал в «Двенадцать дубов», чтобы спросить господина Джона: правда ли, что надвигается конец света? Господин Джон рассмеялся и похлопал господина Джеральда по спине, сказав, что он с радостью даст ему взаймы тысячу долларов под пятьдесят процентов на следующий день после конца света.

Сказать вам правду? Господин Джеральд волновался скорее не за мисс Эллен и ребёнка, а из-за конца света. По крайней мере, меньше волновался за них.

Господин Пьер написал письмо мисс Эллен. Он передавал мне привет от Неемии. Франклин Уорд с Эвлалией не сомневались, что миллериты правы, и теперь супруги Бенчли уже не так насмехались над ними. Господин Пьер писал, что все уже устали от разговоров Франклина и Эвлалии об Иисусе. Они никому ни денег не одалживали, ничего, а 22 октября с заходом солнца собирались пойти в церковь и подняться на колокольню, откуда можно первее всех увидеть пылающие колесницы с глазами на колёсах.

Что до меня, я не думаю, что придёт Иисус. Если он собирается нас забрать, тогда почему мы не окутаны дымкой, как те, кто обречен уйти? Я вижу дымку только вокруг старика Эмоса, который родился в Африке и уже не встаёт со своего тюфяка. Даже у управляющего Уилкерсона нет дымки, хотя он первый на очереди к Иисусу среди грешников.

Мисс Эллен не придаёт никакого значения словам миллеритов. Явится Иисус или нет, неважно. По утрам ей особенно плохо, есть вообще не может, и всё волнуется, как будут идти дела в Таре, пока она будет с ребёнком. Бельевые шкафы в доме так набиты, что туда даже шёлковый платочек не сунешь; копчёные окорока и бекон пересчитаны, ключ у Порка; кухарка знает, что готовить на ужин господину Джеральду, на две недели вперёд. Только после всех дел мисс Эллен смогла позволить себе прилечь и позвала Дильси.

Господин Джеральд хотел пригласить на роды самого модного доктора из Атланты, но мисс Эллен наотрез отказалась. Она хотела, чтоб присутствовали только женщины: я, Дильси и мисс Беатрис, поскольку мисс Беатрис помогла появиться на свет стольким жеребятам.

Это пробудило в господине Джеральде настоящее ирландское неистовство, и он сказал, что мисс Эллен упрямее, чем ослица, но, услышав собственные слова, осёкся и воскликнул:

– Клянусь Девой Марией, я не допущу утраты ни тебя, ни ребёнка!

И он уже собирался вызвать старого доктора Фонтейна, но мисс Эллен, вскинув голову, сказала:

– Мистер О’Хара, доктор-мужчина своей высоколобой наукой и мужской нетерпеливостью убил мою мать. Хорошая жена считается с мнением мужа, как я делаю и буду делать. Но, как бы там ни было, она не может поступать ни против христианской совести, ни против ребёнка, которого носит с самого зачатия.

Господин Джеральд упирался изо всех сил; он весь покраснел. Но мисс Эллен, невзирая на это, поцеловала его в щёку и сказала:

– Я знаю, что ты желаешь лучшего – самого лучшего для меня и ребёнка. Но ты должен довериться мне в этом деле, дорогой.

Я понимала не меньше Дильси в лечении людей, но в рождении детей опыта не хватало. Дильси с мисс Беатрис участвовали в родах уже не первый раз и действовали слаженно, как один человек.

Мисс Беатрис, вымыв руки, насухо вытерла их и прикрыла ноги и живот мисс Эллен простынёй. Потом наклонилась и, приглядевшись, сказала:

– Еще не время, Эллен. Отдыхай, пока можешь.

Она вышла из комнаты, и я услышала, как она говорит господину Джеральду:

– Предоставьте вашу жену нам, сэр. Вы и так сделали всё, что можно.

Мужчинам не следует приближаться к женщинам в родах.

С восходом солнца на свет появилась мисс Кэти Скарлетт. Она, конечно, не Иисус, но все были рады ей больше, чем Ему.

Возвращаясь домой на плантацию «Волшебный холм», Беатрис на лошади перепрыгивала через каждую ограду, и единственное, что омрачало её радость, – Дильси, которая сидела позади и что есть силы цеплялась за неё. Старый доктор Фонтейн приехал осмотреть мисс Эллен уже после рождения ребёнка. Он сказал, что часто приезжает следом за мисс Беатрис и Дильси. Ещё он заявил, что они ни разу не потеряли ни роженицы, ни младенца. Его сын, молодой доктор Фонтейн, не занимается акушерством. Он учёный и всё такое в этом роде. А старый доктор доволен такой работой.

Как все отцы, господин Джеральд хотел сына, но когда он впервые взял малышку Кэти на руки и пригрел, он сразу влюбися в неё. С этого момента господин Джеральд посвятил свою жизнь мисс Кэти Скарлетт О’Хара. Так получилось, что имя дочери дал господин Джеральд, потому что Кэти было христианским именем его матери, а Скарлетт – семейным именем его бабушки.

– Марта Скарлетт за всю жизнь ни разу не отъезжала дальше пятидесяти миль от Боллихэрри. А теперь её тёзка – в Америке! – любил повторять господин Джеральд.

Старый доктор Фонтейн сказал мисс Эллен оставаться в постели две недели, но на следующий день после родов она встала и принялась за дела. Я закопала пуповину мисс Кэти у кухонной двери, чтобы Тара всегда была домом для Кэти Скарлетт.

Некоторые говорят, что малыши, приходящие в этот мир, – словно отрез полотна. И вы можете выкроить и сшить из них, что вам заблагорассудится: фартук, платок или сюртук. Но я заявляю, что это не так. Ребёнок, впервые открыв глаза, уже обладает многими качествами взрослого, который из него вырастет. Одни малыши лежат тихо. А другие, вроде мисс Кэти, ни минуты не могут полежать спокойно: ручки и ножки всё время в движении. Все малыши жадные до молока, и мисс Кэти, захватив материнский сосок, никак не хотела его отпускать! Ни в какую не принимала кормилицу. Дильси нашла чудесную молодую негритянку, у которой было больше молока, чем мог высосать ребёнок; и вы думаете, мисс Кэти это понравилось? Она раскричалась и никак не могла успокоиться, не желая принимать чужую грудь, даже если б умирала от голода!

– Получив однажды лучшее… – пробормотал господин Джеральд.

Потом он покраснел и добавил:

– Я имею в виду…

И не смог придумать, что именно, но я уверена, что господин Джеральд гордился тем, что мисс Кэти отказала той бедной девушке!

Когда она начала ползать, то пыталась ползти вперёд, но ручки и ножки толкали её назад, пока она не упиралась во что-нибудь и дальше уже не могла сдвинуться с места. От этого мисс Кэти просто выходила из себя и принималась вопить до тех пор, пока я не поднимала её и не усаживала посреди комнаты, а она смотрела на меня с новой надеждой и опять ползла назад. Маленькие губки начинали дрожать, и не было ничего хуже в целом мире, чем это движение не в ту сторону, куда она хотела. Она не сердилась за это ни на меня, ни на свою маму. Мисс Кэти сердилась только на себя. Наконец она научилась ими владеть, руки и ноги стали её слушаться, а не двигаться куда им вздумается.

Папаши забывают о малышах сразу после того, как придумают имя. Они думают, что имя – самое большее, что они могут сделать, а потом обращаются к другим важным делам.

Господин Джеральд и господин Джон Уилкс были против вступления Штатов в войну с Мексикой, но большинство населения Возвышенностей приветствовало это. Господин Джим Тарлтон служил в законодательном собрании Джорджии и говорил, что у Америки имеется манифест о неизбежном ходе событий[41], что означало: «Хватай всё, что плохо лежит».

Наступил июль. Мисс Кэти стала ползать гораздо лучше, она уже добиралась до садика позади кухни, когда я полола там сорняки, и вскоре научилась ходить. Падая, она, конечно, поднимала крик, но быстро вставала на ножки.

Когда управляющий Уилкерсон отправлялся в Джонсборо продавать хлопок с плантации, господин Джеральд ехал вместе с ним. Может, он боялся, что управляющий, получив деньги за хлопок, сбежит с ними в Техас, чтобы начать новую жизнь.

После продажи господин Джеральд клал деньги в сейф господина Кеннеди и ехал на ипподром смотреть скачки.

Все господа обожают скачки, и стар и млад. В повозках, верхом и пешком люди стекались в Джонсборо по утрам в субботу, чтобы продать хлопок, свиней, негров и купить что-нибудь необходимое, а потом проводили время на скачках, пока не становилось так темно, что уже нельзя было разглядеть, кто победил.

Бывало, мы с маленькой Кэти ехали тоже, и управляющий отвозил нас домой до начала скачек, и он был рад уехать, но не домой.