ИГ/РА Килина Диана

Глава 3

Уже поздно, все спят, и тебе пора спать,

Завтра в восемь утра начнется игра,

Завтра солнце встанет в восемь утра.

Крепкий утренний чай, крепкий утренний лед.

Два из правил игры, а нарушишь — пропал,

Завтра утром ты будешь жалеть, что не спал.

Виктор Цой и Кино «Игра»

— Шевели ножками, — шепнул мне на ухо мужчина, пихая меня дулом в бочок.

Со стороны сонного администратора гостиницы «Изоборск» в одноимённом городе мы выглядели как вполне счастливая молодая пара, решившая остановиться на ночь в люксе для молодожёнов. Вот только мой новоиспечённый супруг–киллер не просто обнимал меня, запустив ладонь под мою жилетку, а воткнул мне под рёбра свой профессиональный инструмент.

— Ты можешь состроить нормальное лицо завтра утром, когда мы будем выезжать? — спокойно начал он над моей головой, ведя меня по коридору к номеру, — Потому что если у тебя будет такая же мина, как сейчас…

— Для наёмника ты слишком много болтаешь, — процедила я сквозь зубы, перебивая его, — Может, придумаем другое применение твоим оральным талантам?

Я как–то резко оказалась прижата лицом к одной из дверей. Мужское тепло окружило меня, впечатав в гладкое дерево, покрашенное белой краской. Одна его рука, та, которая держала оружие, переместилась мне на живот; а другая легла на затылок и потянула за пряди. Невольно пришлось запрокинуть голову, потому что пятерню он сжал с такой силой, что я возмущённо зашипела.

— Так, моя хорошая, — прошептал мне на ухо ледяным тоном мой спутник, — Мне сказали тебя не трогать. Это прискорбно, особенно учитывая то, что я давно не знал женских ласк; а ты очень даже ничего. Открывай, — он ненадолго замолчал, наблюдая, как я вставляю ключ от номера в замочную скважину, — Но, если будешь действовать мне на нервы, я рискну проверить твои оральные таланты, чтобы ты заткнулась.

— Я кусаюсь, — с хрипом произнесла я, зажмурившись от предчувствия, что сейчас он оторвёт мне часть волос вместе с кожей.

— Не сомневаюсь, — сказал он, повернув за волосы моё лицо к себе, нос к носу, — Ты всё поняла, или напомнить про наручники, кляп, багажник?

Я попыталась кивнуть, но у меня не получилось, потому что его рука держала меня за загривок мёртвой хваткой. Шумно выдохнув, я робко пролепетала:

— Да.

— Что да? — проговорил он в мою щёку, убрав руку с моего живота и опуская ручку двери глушителем.

— Поняла, — заскулила я, — Пусти.

Он отпустил, и я фактически ввалилась в люкс, с трудом удержав равновесие. Чтобы отдышаться, мне пришлось упереться ладонями в колени, и встать в не совсем приличную позу. Дверь за моей спиной захлопнулась, щёлкнул выключатель и просторный номер осветил тусклый свет ночника у кровати с кованым изголовьем.

Продолжая держать в одной руке оружие, он подошёл к креслу у окна и бросил на него мою сумку. Я выпрямилась и осталась стоять на месте. Во–первых, не было никаких указаний, а во–вторых… Ну указаний же не было?

— Мыться пойдёшь? — спокойно спрашивает он, снимая пальто и бросая его на кресло.

— С тобой? — я удивлённо моргнула, уставившись на его спину, обтянутую чёрной рубашкой.

Если быть предельно точной — он весь был в чёрном. Наверное, это такая униформа у наёмников, чтобы кровью одежду не пачкать.

— Естественно. В ванной есть окно, вдруг сиганёшь в него, — он развернулся ко мне лицом и почесал висок дулом глушителя.

От этого небрежного жеста я вздрогнула.

— Ты чего застыла, как статуя? — невозмутимо вопрошает он, на этот раз почёсывая пистолетом подбородок.

— Может уберёшь, — я кивнула на оружие в его руках, — Эту штуку.

Он широко улыбнулся, и готова поклясться — красивее улыбки я в своей жизни ещё не видела. Как–то странно всё это: я, он, этот номер, пистолет и вообще…

Да что там. Он горячий, как ад (банально, но иначе не описать). И по нему действительно не скажешь, что он — наёмник. Такое лицо должно быть на обложках журналов; мелькать в голливудских блокбастерах. И дело не в чертах лица, они–то как раз не идеальные. Это что–то другое.

Есть всего два типа мужской красоты: смазливая красота и красота мужественная. Что–то во взгляде, в улыбке, в мимике, в энергии. Лёгкий прищур голубых глаз. Ухмылка одним уголком губ, из–за чего на щеке появляется ямочка. Интонации голоса: от шутливости и мягкости, до холода Арктических льдов. Я не знаю, как объяснить это словами, это вообще возможно только почувствовать.

— У тебя слюнка потекла, — насмешливо сказал он.

Я дёрнулась и поняла, что я нагло разглядывала его с головы до ног. Моргнув, я тряхнула головой и радостно убедилась в том, что пистолет исчез из его руки. Мои плечи облегчённо расслабились, и я огляделась ещё раз.

— Ты так и будешь в одежде стоять или разденешься? — раздалось откуда–то сбоку.

Повернув голову, я лишилась дара речи, потому что, как бы это сказать, он раздевался, расстёгивая пуговицы рубашки.

— За–за–зачем? — заикаясь ответила я, наблюдая за движениями его пальцев.

— Я про верхнюю одежду, — закатил глаза мужчина, — Мне сказали тебя не трогать, если ты запамятовала.

Я молча сняла жилетку и сбросила сапоги. Глаза я старалась прятать, потому что он уже наполовину оголился и начал снимать брюки.

Кажется, я говорила, что он горячий, как ад? Так вот, это не точное сравнение. Ад вообще на его фоне, так, Тундра или Гренландия.

На левой груди красовался большой рисунок гор. Под ними были набиты жирные буквы «ММ». Логика подсказывала, что это римские цифры, обозначающие 2000 год. Я видела такие татуировки у людей Ратмира.

Бывший военный. Удивительно, что он так много юморит.

Помимо гор, его левое плечо обхватывала арабская вязь, а на шее сбоку был выбит чёрный равнобедренный треугольник, опущенный одним углом вниз. На другом плече был шрам от пулевого ранения.

— Я в душ, ты идёшь со мной, — коротко бросил он, спокойным шагом подходя к креслу. Достав из кармана своего пальто те самые наручники, которыми он пристёгивал меня в машине, он так же спокойно подошёл ко мне и застегнул один из браслетов на моём запястье, — Да не трясись ты так, я не буду заставлять себя мыть — он цокнул языком и усмехнулся уголком губ, — К батарее пристегну, чтобы ты не убежала. Поняла?

Я кивнула и последовала за ним, не в силах оторвать глаз от выпирающих вен на его предплечьях. И вообще от его рук. И от вырезанного неровными буквами слова на спине, между лопаток.

Лазарь.

Пока он мылся, я покорно сидела на полу с подвешенной рукой, и отчаянно искала взглядом хоть что–то отвлекающее моё внимание от изгибов тела, скрывающегося за прозрачной дверцей душевой. Как назло, в ванной ничего подобного не было, поэтому я смотрела то на его силуэт, то на кафель на полу, изучая пятна на белоснежной замазке в плиточных швах.

Выйдя из душа, он не стесняясь подошёл ко мне в чём мать родила и стянул полотенце со змеевика, к которому я была пристёгнута. Обмотавшись и прикрыв свои причиндалы, он снова усмехнулся:

— Не думал, что шлюха Ратмира умеет краснеть.

Я тоже не знала, что такое умею.

— Не думала, что наёмные убийцы страдают эксбиционизмом, — всё–таки ответила я, сглотнув.

Присев передо мной на корточки, он намотал одну дредину себе на указательный палец, и подтянул моё лицо к своему. Плечо вывернуло под неестественным углом, я поморщилась от простреливающей боли в лопатках и сцепила зубы. Он изучал меня несколько минут, периодически задерживая взгляд на моей правой щеке, а потом тихо сказал:

— Хорошенькая ты, — сделав паузу, он отпустил мои волосы, и я вернулась в более удобное положение, — Жаль, — со вздохом произнёс голубоглазый мужчина.

— Как всё–таки к тебе обращаться? — прошептала я.

— Моё имя написано у меня на спине, — усмехнулся он.

— Прошу, — я мягко подтолкнул её вглубь дома, и она вошла в прихожую.

Свет включился автоматически, как только мы подошли к крыльцу. Ольга обхватила себя руками, вероятно, чтобы унять дрожь в пальцах и невольно вцепилась в мягкую ткань своего свитера. Бросив взгляд на своё отражение в зеркале, стоящем в углу у входной двери, она быстро пригладила растрепавшиеся волосы рукой, и вернула её в исходное положение.

— Проходи на кухню, — сказал я, стоя позади неё, — Ты ведь знаешь где она?

Она ничего не ответила и молча пошла в заданном направлении, по пути сбрасывая туфли. Мне пришлось поднять их и отшвырнуть в прихожую, чтобы не мешались под ногами.

— Где твоя аптечка? — неожиданно спросила она.

Я искренне удивился и моргнул, глядя, как она открывает по очереди шкафчики и заглядывает внутрь.

— Твоя рука, — сочла нужным пояснить Ольга, — Нужно обработать.

Я вспомнил, что ладонь по–прежнему горит и кивнул на ванную, примыкающую к помещению:

— Над раковиной.

Она направилась туда, бросив через плечо:

— Сядь.

Я опять удивлённо моргнул. Вообще–то, мы у меня дома. С какой стати она командует?

Сесть я не успел, потому что мобильник завибрировал в кармане брюк. Вытащив его, я увидел номер Тимура и снял трубку:

— Ну что ещё?

— Ты уверен, что твоя девушка остановилась в Прибалтийской и в четыреста четвёртом номере?

— Это то, что она сама сказала, — я покосился на открытую дверь ванной, — В чём дело?

— Дело в том, что я здесь, в этом номере, и он занят другими людьми, — вздохнул Тим, — Лазарев, это всё странно.

— Согласен. Проверь у администратора номер на имя Морозовой Ольги, из Эстонии. Если ничего не будет, убирайся оттуда.

— Понял.

Сбросив вызов, я положил мобильник на столешницу и устало потёр шею ладонью, в очередной раз поморщившись от боли. В этот момент в кухню вернулась Оля, держа в руках пластиковую коробку, которую я определил под домашнюю аптечку.

Она молча кивнула на стул у кухонного острова и поставила коробку. Открыв её, она начала рыться в бинтах, вате, пластырях и вытащила бутылочку с зелёнкой.

— Только попробуй, — буркнул я, — Этим ты меня не намажешь.

— Это очень хорошо дезинфицирует и заживляет раны, — ехидно заметила она, — Дай руку.

— Возьми лучше водку из морозилки, она тоже неплохо дезинфицирует.

— Игорь, не будь, как маленький, — закатила глаза Оля, открывая противную тёмную жидкость, — Это всего лишь зелёнка и смоется она быстро.

— Я не могу на встречах светить разукрашенной ладонью, — поморщился я.

— Давай забинтуем, — пожала плечами она, схватив меня за запястье и водружая мою руку ладонью вверх на столешницу.

Я не нашёл, что ответить и решил сосредоточиться на своих ощущениях. Она были смешанными — это факт. С одной стороны, в тех местах, где она ненароком меня касалась своими прохладными пальцами, я чувствовал покалывания, как будто по коже гуляют мелкие разряды тока. С другой стороны, зелёнка нереально щипала, пока Ольга протирала ссадины смоченным в нехитром антисептике куском ваты.

— Больно? — она наклонилась над моей ладонью и подула на неё, как будто я ребёнок.

— Терпимо, — ответил я.

— Забинтуем? — приподняв левую бровь, спросила моя медсестричка.

— Валяй, — я махнул свободной рукой и ослабил галстук.

Она проследила за моими действиями и за тем, как я расстегнул верхние пуговицы рубашки.

— Перестал носить чёрное? — хмыкнула она, возвращаясь к моим боевым травмам.

— Нет надобности, — повторив её интонации, хмыкнул я в ответ.

Она замолчала, сосредоточившись на бинте и моей зелёной, как у Халка, ладони. Я отвлёкся на её родинку, которая красовалась на правой щеке; и на полную нижнюю губу; и на изгиб шеи и ключиц, выглядывающих из ворота её одежды. Несколько часов назад она появилась у меня в офисе и угрожала мне убийством; а я целовал эти губы и прикасался к тёплой, определённо очень тёплой и мягкой коже, которая пахнет розами и солью. От последних воспоминаний я ощутил дискомфорт, правда не в руке, а в брюках и постарался незаметно сглотнуть.

— Готово, — сказала она, распрямляя плечи и просовывая хвостик завязанного бинта внутрь повязки.

Хорошо хоть, не бантик.

— Есть хочешь? — я вспомнил, что пообедать мы так и не успели, — В холодильнике что–то должно быть.

— Не хочу, — покачала головой она, собирая аптечку обратно в коробку, — Игорь, в кого стреляли и зачем ты привёз меня сюда? — спросила она, скрещивая руки на груди.

— Я не знаю, в кого стреляли. В твоей машине нашли труп; а в номере, который ты мне назвала, живут другие люди, — сказал я, наблюдая за выражением её лица.

Если она и испытала удивление и вообще какую–то эмоцию, то вида не подала. Я бы даже сказал, что на её лице появилась бесстрастная маска. Глаза перестали выражать вообще что–либо, просто застыли и впились в моё лицо холодными иголками.

— Ты случаем не путаешь числа? — вырвалось у меня с усмешкой.

— Нет, — натянуто ответила она.

— Где ключи от твоей машины?

— В сумочке, навер… — она запнулась, — Чёрт. Я оставила их в зажигании.

— Скорее всего, машину хотели угнать, — вздохнул я, поставив локоть на столешницу и подпирая щёку забинтованной рукой, — А теперь подумай, кто хочет тебя убить.

— Таких в живых не осталось, — сухо бросила она, переместив ладони и теперь обхватывая себя руками.

— Кроме меня, — улыбнулся я.

— Возможно, — осторожно протянула Оля.

Потерев лицо, я зажмурился, ощутив непривычную усталость от событий сегодняшнего дня. Открыв глаза, я глубоко вздохнул и сказал:

— Ладненько. Сейчас ты поднимаешься наверх и ложишься спать. Скоро приедет Тимур, мой помощник и по совместительству — бывший мент, мы с ним обмозгуем.

— А мои вещи? — вдруг спрашивает она, выпрямившись, как струна, — Если в моём номере другие люди, где мои вещи?

Встав со стула, я развернул её спиной к себе и толкнул в холл. Оля стала упираться и причитать:

— Там мои документы, одежда, косметика… — тихо говорила она, — Там всё. Нужно найти мои вещи.

— Найдём или купим новые, Оль, — я толкнул её к лестнице, — Иди спать. Утром разберёмся.

Она послушно стала подниматься по лестнице, как загипнотизированная, с поникшими плечами и опущенной головой.

Странная она. Очень странная. Для человека, который хладнокровно расправился с четырьмя мужиками, она как–то слишком трепетно относится к шмоткам. Или я ничего не понимаю и это какой–то бабский бзик?

Задуматься над этим я не успел, потому что во дворе загорелся свет. Тимур появился на пороге моего дома, осветив прихожую тусклым светом лампочки. Я поставил датчики движения на освещении, чтобы не нащупывать выключатель, когда возвращаюсь с работы, а обычно это происходит затемно.

— Привет, — сказал он, по–хозяйски снимая куртку и разуваясь, — Ну и денёк сегодня.

— Не начинай. Пошли на кухню.

— Кофе угостишь?

— А как же, — улыбнулся я.

Кто ещё будет пить кофе в… Посмотрев на экран мобильника, я невольно присвистнул. Одиннадцатый час уже. Быстро летит день, когда ты лицом к лицу встречаешься с призраком из прошлого; потом этот призрак взрывает твою машину; а потом в вас стреляют прямо на людной улице.

— Ты чего такой смурной? — спрашивает Тим, усаживаясь у кухонного острова.

— Странный вопрос, — отчеканил я, — В меня чуть три пули не попали. Действительно, почему?

— Как будто тебе впервые, — фыркнул Тимур, — Ещё и машину взорвали.

— Это решено, — я включил кофеварку и достал кружки.

— Ты знаешь того, кто это сделал? — он уставился на мою забинтованную руку и поморщился.

— Ту, — уточнил я, — Спит наверху, — кивнув головой, я указал направление местонахождение моей мстительницы.

— Ты рехнулся? — подскочил со стула мой собеседник.

— Сядь и успокойся. Она не причинит мне вреда, просто припугнула, — в кухне запахло свежим ароматом ободряющего напитка, — Я думаю, что стреляли в неё.

— Тогда ты вдвойне псих. Что это за баба и откуда ты её знаешь? — Тимур опустился и начал разглядывать свои руки, а потом потянулся к карману джинсов.

— Пять лет назад мне заказали её, — ответил я, выключая умный агрегат, который выдал мне две аккуратных порции эспрессо, — Я доставил её заказчику и с тех пор не видел.

— И она, типа, мстит? — протянул Тим, ковыряясь в ногтях кончиком перочинного ножа, который он всегда носит с собой со времён второй чеченской кампании.

— Вроде того, — кивнул я, поставив перед ним кружку, — Если честно, будь я на её месте, я бы поступил точно так же.

Я пожал плечами, отпивая свой ночной кофе. Тимур отвлёкся от своего маникюра и поднял на меня голову.

— Кто был заказчиком? — серьёзно спросил он.

— Ратный.

— Мать твою, — нож выскользнул у него из руки, и он не успел его подхватить.

Металл звонко лязгнул о каменную плитку на полу моей кухни. После этого наступила гробовая тишина. Я снова отпил из кружки и посмотрел на Тимура.

— Это она его? — коротко спросил он, опуская подробности.

— Судя по всему, — я снова пожал плечами и облокотился спиной на холодильник.

— И зачем ты приволок её сюда? — он приподнял одну бровь, из–за чего шрам на ней исказился.

— За шкафом, — огрызнулся я, — Тим, не задавай тупых вопросов. Девчонку кто–то хочет грохнуть. Надо выяснить кто и почему.

— Если она причастна к смерти Ратного и всей его братии…

— Я тебя умоляю, — перебил я, — Я уверен, многие пожали бы ей руку за это. Ты прекрасно знаешь, какой беспредел они творили.

Тимур снова поморщился и сделал большой глоток, опустошив свою кружку наполовину. Потом он отставил посуду, и скрестил руки на груди.

— Окей. Мы найдём того, что хочет с ней расправиться. Может быть даже придётся его устранить, — сухо резюмировал он, — Что дальше? Повторишь судьбу Ратного? Дырки в голове не хватает? — усмехнулся Тимур.

— С этим я разберусь сам. Что в гостинице?

— Глухо как в танке, — вздохнул он, — Морозовой Ольги не было в Прибалтийской. Ни сегодня, ни вчера, ни две недели назад.

— Странно всё это, — протянул я, уставившись в окно на задний двор.

Пора пригласить ландшафтного дизайнера, чтобы как–то изменить вид прилегающей территории. Как–то канадский газон, круглогодично зелёный и ровный, наскучил. Ёлочки можно посадить, розарий разбить…

Почему–то захотелось, чтобы во дворе пахло розами.

— Да, странно, — выдернул меня из моих хозяйских раздумий голос старого военного товарища.

— Ладно, Тим. Утро вечера мудренее. Завтра начнём разбираться. Ты всё равно спишь по четыре часа, дай завтра клич ребятам, пусть собирают информацию. На Ольгу, на Ратного, на всех. Раскопайте всё, что возможно.

— Хорошо, — он допил свой кофе вторым глотком и поднялся со стула, — Один вопрос — тебе не кажется странным труп в её машине?

— А что в этом странного?

— Машина записана на бабу, а грохнули мужика. Убийца должен был, как минимум, знать пол цели, даже если не знал, как она выглядит, не думаешь? — спокойно сказал он, поднимая нож с пола и засовывая его обратно в карман джинсов.

— Мне в сегодняшнем дне всё кажется. Завтра, — я кивнул в сторону выхода, — Всё решим завтра.

— Спокойной ночи, — передёрнул плечами в ответ он, — Пушку на всякий случай держи под подушкой. Мало ли.

Подмигнув, он скрылся в холле, а потом послышался тихий щелчок закрываемой двери. Я допил свой кофе, убрал посуду в посудомойку, выключил свет и побрёл на второй этаж.

Решив устроиться в гостевой спальне, я втащил в неё матрас, который предполагал использовать, когда куплю вторую кровать. Почесав затылок и устало зевнув, я понял, что дополнительный комплект белья придётся брать из спальни. Взвесив на чаше весов потребность в душе и нужду во сне, я выбрал второе, и тихонько прокрался в свою комнату, заодно решив проверить, как устроилась Оля.

Она спала в одежде, свернувшись в клубочек, как маленькая девочка. Ну, или гремучая змея, готовящаяся к ядовитому укусу. Я тихо подошёл к шкафу, в который пока не успел заказать двери и потянулся к верхней полке, чтобы достать одеяло и подушку. Стянув их с тихим чертыханьем, я взял с соседней пододеяльник, наволочку и простынь, и развернулся чтобы удалиться.

Моментально я замер, как вкопанный, потому что Ольга уже не спала. Более того, она стояла возле кровати, застывшая, как истукан и смотрела на меня, не моргая.

Я попытался прочитать выражение её лица, но у меня не получилось. Только в отблеске льющегося из окна лунного света, на котором до сих пор не было штор, я видел, что её глаза сверкают серебристым цветом и внимательно следят за мной.