ИГ/РА Килина Диана
Все говорят, что мы в/месте…
Все говорят, но немногие знают, в каком.
Кино и Виктор Цой «Бошетунмай»
«Моя сумка» — написала я короткую эсэмэску.
Через полминуты пришёл ответ:
«Камера хранения Московского вокзала»
Отвечать на это я не стала, просто стёрла сообщение и уставилась глазами в потолок.
Игорь не появлялся, и, если честно, я не знаю, как к этому отнестись правильно. С одной стороны, мне пофиг, но с другой — я вертелась в кровати всю ночь и постоянно прислушивалась к тишине в доме. Несколько раз мне казалось, что я слышу его машину на подъезде, и я выходила к лестнице. Но он так и не приехал. Под утро я всё–таки уснула, хотя это больше было похоже на то, что мои батарейки просто сели и мозг отключился.
Повертевшись в кровати ещё немного, я всё–таки встала и спустилась вниз, на кухню. Насыпав себе хлопьев и залив их молоком, я села за остров и начала медленно пережёвывать завтрак. Молоко на вкус — отвратительное. Я не знаю, в чём причина, но эстонское всегда чуть сладковатое и какое–то… Молочное. Даже пастеризованное оно напоминает натуральное из–под коровы. Российское больше похоже на порошок, разбавленный водой. Гадость.
Сполоснув тарелку, я приготовила кофе и морщась потянулась, чтобы взять с верхней полки кружку. Как назло, я промазала, она пролетела мимо меня и приземлилась на керамический пол, разбившись на тысячу осколков. Я обиженно поджала губы, и перепрыгнула босыми ногами через куски стекла. Вздохнув, я решила выпить кофе в городе, тем более, мне всё равно нужно забрать кое–что из моей сумки.
Поднявшись в спальню, я выглянула в окно, оценивая погоду. Решив надеть светло–бежевый костюм–двойку из буретного шёлка, я поплелась в ванную, чтобы привести лицо в порядок. Обидно, что моя любимая помада исчезла. Наверное, закатилась куда–то в гостинице, когда я упала… Подкрасившись и убрав волосы в низкий хвост, я сменила нижнее бельё, решив вместо блузки использовать тонкий белый топ на бретельках. Пиджак я надела с трудом, покусывая нижнюю губу от ноющей боли в правом плече. Застегнув пуговицы, и пригладив юбку, я схватила свой мобильник, водительские права, кошелёк, и спустилась вниз.
Выйдя из дома, я захлопнула дверь, понадеявшись на надёжность замка и пошла к машине. Хорошо, что коробка передач у неё автоматическая, с моим плечом сейчас проблематично было бы вести мою ласточку. Устроившись на водительском месте и подстроив его под себя (видимо пригнал её Тимур, уж больно далеко сиденье отодвинуто от руля), я завела авто и тронулась с места. На выезде я отметилась как гостья Лазарева Игоря Викторовича и поймала удивлённые взгляды охранников.
Неужели Лазарь не соврал, и баб он домой и правда не водит?
Включив тихую музыку, я открыла окно и вдохнула свежий воздух, отдающий запахом хвои. Ближе к городу он наполнится ароматом выхлопных газов и дорожной пыли, поэтому я наслаждаюсь — пока есть возможность. Проклиная пробки, влажность и духоту, я наконец–то добралась до вокзала и поставила машину на парковке. Конечно, я могла бы бросить её где–нибудь на тротуаре, но за полтора года европейская вежливость приросла ко мне с корнем, поэтому я предпочту заплатить.
Подходя к окошку обслуживания камер хранения, я состроила страдальческое лицо и выдавила слабую улыбку, посмотрев на крупногабаритную тётку со стандартной раскраской лица советских времён: синие тени и ярко–розовая помада.
— Здравствуйте, — пропел мой голос, — Я оставила свою сумку в камере хранения, но со мной случилась неприятность, — глубоко вздохнула я, — Перестрелка на Почтамтской.
Лицо работницы исказила нервная гримаса и она закивала головой:
— Слышала, слышала. Такой кошмар, средь бела дня…
— Дело в том, что в той суматохе я потеряла сумочку, а там был жетон от ячейки и мой паспорт, — я обиженно поджала губки, — Я заплачу за все дни наличными, — полушёпотом добавила я, придвигая в окошко купюру достоинством в пятьдесят евро.
Кассирша, или кто она там, уставилась на красную бумажку и её тонкие нарисованные брови поползли вверх. Она бросила мне недоверчивый взгляд и прищурилась.
— Нужно написать заявление с описью всего содержимого вашей клади, — суровым тоном сказала тётка.
— Хорошо, я напишу. Только можно ли, — я всунула в окошко ещё одну красную купюру, — Ускорить процесс проверки?
— Можно, — буркнула она, — Ваше имя?
— Лидия Койдула, — я хрустнула костяшками пальцев, и поймала удивлённый взгляд.
— Как писательница? — она поджала губы, зарываясь в толстую тетрадку.
— Поэтесса, — я кивнула на её записи, — Багаж я приносила за день до перестрелки, это было двадцатого мая.
— Будем искать, — промычала она, перелистывая тонкие засаленные страницы и надевая другой рукой толстые очки в пластиковой прозрачно–розовой раме.
Через полчаса я шла по зданию вокзала со своей сумкой в руках и опустевшим почти на двести евро кошельком. Обидно, конечно, но ничего не попишешь. Встречаться со связным, пока я в Питере, нельзя.
Нырнув в машину, я поставила сумку на соседнее сиденье и открыла замок. Порывшись в содержимом, я вытащила записную книжку с паспортом и спрятала их в бардачок. Подумав ещё немного, я достала из карманов сумки таблетки с рецептами и ключи от Таллиннской квартиры. Проглотив одну пилюлю, я посмотрела на часы, и решила позвонить Лазареву, чтобы узнать, когда он собирается возвращаться домой.
Вместо длинных гудков у него играла мелодия Моцарта.
— Реквием. Да ты хохмач, Игоряша, — пропела я, вместо обыденного «Алло».
— Сладкая? Неужели ты удостоила меня своим вниманием? — устало ответил он.
— Когда ты дома будешь? — мой тон был спокойным, несмотря на улыбку.
Ну нравится мне, как он меня называет. Что в этом такого?
— Соскучилась?
— У меня ключей нет. Не буду же я ждать тебя на крыльце. Я, всё–таки, не собачка, — в моём голосе появились ироничные нотки.
— Ты где?
— Вот прям подмывает ответить в рифму, — я вздохнула, — Но не буду грубить. По делам я уехала. Так — когда?
— Вечером. У меня ещё две встречи. Но, — он сделал паузу и на фоне у него что–то зашелестело, — Я могу выйти на обед и передать тебе ключи.
— Куда подъезжать?
— Ты за рулём? Оля, ты умом тронулась? — взвыл Лазарев, — Тебе нельзя водить с твоим плечом.
— У меня автомат. Место назови, я подъеду.
— Женщина, почему ты такая, — он со свистом выдохнул, — Бесишь ты меня. Давай в Мансарде, я позвоню и забронирую столик.
— Хорошо. Через час я буду там.
— Договорились.
Отключившись я невольно улыбнулась, глядя на чёрный экран моего мобильника. Выехав с вокзала, я покрутила по городу, остановившись в каком–то жилом районе и выбросив свою сумку в мусорный контейнер, а потом поехала на Почтамтскую. Мою Тойоту скушал автоматический парковщик, а сама я огляделась. Ничего не напоминало о перестрелке, кроме гвоздик и одинокой свечи на тротуаре, в том месте, где подстрелили мужчину.
Я помню, что Ратмир всегда говорил мне о сопутствующих потерях. О том, что для достижения своей цели нужно идти напролом, если надо — по головам, и относиться к жертвам на своём пути по–философски. Я понимаю, что он был прав, но сердце всё равно защемило от воспоминаний того дня.
Тот мужчина словил пулю, которая предназначалась мне. Да — он был сопутствующей потерей. И таких могло быть больше, стреляли ведь трижды. Но почему–то было жалко. Он куда–то шёл, может быть к жене и детям, может быть к любовнице, может к больной матери. Шёл себе и шёл бы дальше, если бы не я со своей вендеттой, как её любит называть Лазарев.
Вот же ж… Перепугался он тогда. Видно было по глазам. Но почему? Кто я ему и ради чего он так обо мне печётся? Нет, конечно мне это на руку — он подпустил меня близко к себе и, собственно, ради этого всё и задумывалось, но такая забота с его стороны немного… Расшатывает. Когда его нет рядом, я чувствую, что готова всадить ему пулю в лоб, и моя рука не дрогнет. Но когда он рядом…
Колено заныло, и мне пришлось перенести вес на другую ногу, чтобы не морщиться от неприятного ощущения. Я встала у входа в бизнес–центр и открыла портсигар, который я теребила всё это время в руках. Прикурив сигарету, я выдохнула дым себе под ноги и посмотрела на оставшиеся две самокрутки и одну особенную, которую храню для подходящего случая.
— Оля? — окликнули меня сзади, вынуждая обернуться.
Лазарев грациозно двигался в мою сторону, подбрасывая ключи от машины в воздух. Поймав их, он засунул брелок в карман. Я ухмыльнулась этому жесту, уж больно он был мне знаком.
— Хорошо выглядишь, — пропел Игорь, поравнявшись со мной.
— Ты тоже ничего, — ответила я, выдохнув в его сторону сладкий вишнёвый дымок, — Но чёрный тебе всё–таки идёт больше.
Он улыбнулся, и посмотрел вниз, на свою белоснежную рубашку и светло–голубой полосатый галстук. Костюм на нём был тёмно–серого цвета, и он хорошо оттенял ободок вокруг его зрачков.
— Где ночь провёл? — вырвалось у меня, пока мы обменивались взглядами.
— Ревнуешь? — он изогнул бровь и спрятал руки в карманы брюк.
— Пфф, — фыркнула я, — Нужен ты мне. Стараюсь быть вежливой.
— У Тимура был, — ответил Лазарев с серьёзным лицом, — А ты по каким делам в городе?
— По таким, которые называются «не–твоего–ума–дело».
— Язва, — буркнул он, — Пошли.
Пропустив меня вперёд, Игорь выхватил у меня из руки тлеющую сигарету и выбросил её за спину. Я поджала губы, но послушалась и направилась к лифту.
Ресторан за последние три недели не изменился. Нас так же любезно поприветствовали и пригласили к столику у окна с видом на Исаакиевский собор. Лазарев попросил воду и чашку крепкого кофе, я заказала кофе с молоком. На обед нам предложили тёплый салат с морепродуктами и несколько блюд на выбор. Я остановила свой выбор на ризотто с трюфельным тартаром, а Игорь, как мужчина, заказал мясо. Филе косули с каким–то заумным соусом.
— Когда ты снимешь швы? — не отводя взгляда от колоннады собора, спросила я, — Мне уезжать надо.
— А как же твоя месть? — ответил вопросом на вопрос Лазарев.
— Может, я передумала? — я прищурилась, и отпила свой кофе.
— Что–то сомневаюсь, — протянул он, следя за моим взглядом, — Красивый вид.
— Да, неплохой, — я отвлеклась от крыши собора и посмотрела на Игоря, — Так, когда?
— Можно на днях. Ты уверена, что не хочешь ко врачу?
— А чем ты хуже? Ты перевязки делал, швы менял. Тебе явно не впервой пулевые ранения лечить.
— И то верно, — он коротко вздохнул и приложился к своей чашке, — Ты так хочешь уехать?
— У меня есть работа, Игорь. Меня ждут дома.
— Насколько мне известно, у тебя нет мужа и выводка детишек; да и родственников тоже не имеется. Кто тебя ждёт? — фыркнул он с ухмылкой.
Я вздохнула и обвела взглядом ресторан. В обеденное время «Мансарда» битком набилась людьми. Мужчины в костюмах о чём–то беседовали с такими же мужчинами в костюмах. Женщин среди них было мало, а те, что были, больше похожи на фарфоровых кукол, которые двигались отточенными движениями и говорили не менее заученные фразы. Наше присутствие здесь как будто нарушало привычный ход вещей, хотя, в общем–то, визуально мы соответствовали интерьеру.
Идеальный мужчина в сером костюме, под стать ему женщина в шелках с идеальным макияжем и не менее идеально уложенными волосами. Почему тогда ощущается фальшь всего происходящего?
Ах, да. Он когда–то сдал меня Ратмиру, и я хочу ему отомстить.
— Лазарев, ты умеешь отвечать на поставленные вопросы? — я посмотрела на него устало, и потёрла виски.
— Сегодня посмотрю и решу, — сухо ответил он.
— Хорошо, — наш заказ приземлился на столик, — Приятного, — я кивнула на его тарелку и взяла вилку в левую руку.
Лазарь пристально посмотрел на меня, и что–то в его глазах изменилось. Я не смогла распознать эту эмоцию, но по спине пробежался холодок. Под его пристальным взглядом я принялась медленно есть, опустив глаза на деревянную поверхность стола.
Он, молча, последовал моему примеру.
Вечером я вернулась в дом Игоря, и убрала осколки на кухне. Там же он осмотрел моё плечо и вынес короткий вердикт:
— В конце недели снимем.
Он приклеил повязку обратно, и обошёл меня, бросая из–за спины:
— Но тебе нельзя вести машину. Рубцы очень тонкие, рана может разойтись.
Лазарев достал две кружки и включил кофеварку, предварительно сменив фильтр и засыпав в него свежий кофе. Затем он развернулся ко мне, и облокотился на столешницу, скрестив руки на груди.
— Есть предложения? — спокойно спросила я, распознав в его голосе недосказанность.
— Я могу тебя отвезти, — пожал плечами он.
— С чего такая щедрость? — я изогнула бровь и выпрямила спину, сцепив пальцы в замок на коленях.
— Это не щедрость, это любопытство, — Игорь ухмыльнулся. — Мне интересно, как ты будешь пересекать границу без паспорта.
— С чего ты взял, что у меня нет паспорта? — я постаралась сохранить невозмутимое лицо, но мой рот буквально зачесался от настойчивого желания улыбнуться.
— Ты сама говорила, что твои документы в сумке, а сумку мы не нашли, — Лазарев расплылся в довольном оскале.
— Мой паспорт в бардачке, — пришлось пожать плечом, сдерживая улыбку, — Мы, девочки, иногда путаемся.
Лицо Игоря застыло, и даже посветлело на один тон. По плотно сжатой челюсти заходили жевалки, а пальцы вцепились в ткань рубашки на плечах.
— Проблема с моими документами решена, — притворно вздохнула я, — А вот без машины, на которой я въехала, меня точно не выпустят. Так что, я поеду сама, на своей пташке.
— Я буду за рулём, — отчеканил он, сверля дырку глазами у меня во лбу.
— Вот ещё, — я фыркнула в ответ.
— Я сказал, что отвезу тебя, — в его голосе послышалась сталь и Арктический холод.
— Лазарев, ты меня уже достал, — я поднялась на ноги и взмахнула здоровой рукой, — Найди себе другой объект для опеки, серьёзно. Я не твоя кукла, чтобы тебя слушаться, и уж тем более…
Договорить я не успела, потому что он как–то слишком резко дёрнулся в мою сторону и накрыл мой рот ладонью, а другой рукой обхватил затылок, чтоб я не могла отодвинуться.
— Сладкая, — от мягкого, но ледяного тона, который прозвучал у меня над ухом, я вздрогнула, — Если ты забыла, в тебя стреляли. Причём, один раз удачно. Более того, в твоей машине был обнаружен труп неизвестного, я напоминаю на тот случай, если у тебя совсем отшибло память, — он замолчал, опустив лицо, чтобы посмотреть мне в глаза, — Я отвезу тебя домой, и это не обсуждается. Я сделаю это, даже если придётся тебя усыпить. Излагаю понятно, или разжевать?
Я медленно кивнула, и он убрал руки.
— Не спрашивай — зачем я это делаю, — сказал он, когда мой рот снова открылся, — Я сам постоянно задаю себе тот же вопрос.
Глава 10
Анаша, анаша до чего ж ты хороша!
Виктор Цой и Кино «Анаша»
Мобильник завибрировал где–то рядом. Я приоткрыл один глаз, и в темноте спальни увидел ярко–красные цифры электронного будильника. Четыре утра, кто такой ранний?
— Да, — мельком взглянув на высветившийся номер в телефоне, я не узнал его.
— Есть работа.
— Я не работаю, — хрипло отозвался я, и уже собрался положить трубку, но всего одно слово меня остановило.
— От Ратного.
— Завтра в десять утра на Даниловском, — отчеканил я.
Люблю кладбища. Не подумайте, что я некрофил или какой–нибудь чудак, который красит волосы и губы в чёрный цвет, нет. Просто на кладбищах всегда так тихо. Спокойно. Умиротворённо.
Я стою напротив могилы контр–адмирала Абассова, держа в левой руке большой зонт–трость. Сегодня дождливая погода. Не ливень, а мерзкая морось. Мелкая, противная, липкая — она покрывает одежду тонкой плёнкой и оставляет на ней запах влажности и сырости. Вполне можно было обойтись без зонта, но я не хочу сдавать в химчистку пальто, чтобы избавиться от этого аромата.
Правую руку я держу в кармане, сжимая холодную рукоять старенького ТТ в ладони. На всякий случай.
Позади раздаются шаги. Заказчик подходит ко мне вплотную, плечом к плечу, и встаёт под купол моего зонта. Боковым зрением я вижу его профиль, и узнаю его.
— Да, — говорит он, — Ты хорошо залёг на дно. Мне пришлось перетрясти всю Москву, чтобы тебя найти.
— Работа, — сипло говорит мой голос.
— Девушка, — Ратный спокойно и расслабленно разглядывает памятники и кресты, растущие, как грибы, на могильной земле.
— Данные прислать по этому адресу, — я протягиваю маленький белый листок, сложенный надвое, — Аванс на счёт внизу страницы.
Он раскрывает бумагу и ухмыляется:
— Офшор? — затем он складывает её точно так же, как я передал ему, — Как найдёшь — позвони. Я ещё не решил, что с ней делать.
Я смотрю на него, пытаясь сохранить невозмутимое лицо. Ратный отвечает мне лениво–равнодушным взглядом чёрных глаз, и кивает.
— Жду звонка, Лазарь.
Затем он разворачивается и уходит. Я стою неподвижно до тех пор, пока его шаги не растворятся в кладбищенской тишине, а потом медленно бреду между могил к другому выходу с Даниловского.
Я влип по самые уши в тот самый момент, когда снял эту проклятую трубку. С Ратным никто не связывается, потому что он непредсказуем, жесток и, самое гадкое — беспринципен. Он воевал наёмником за чеченцев в девяносто пятом — девяносто шестом. Я слышал о его «подвигах» там, на войне, но ещё больше слышал о том, что он творит здесь и сейчас. Его не просто боятся, его обходят стороной.
Я не боюсь, но я не хотел бы работать на такого, как он.
Проблема в том, что выбора у меня уже нет.
— Ну, рассказывай, — раскачивая ногой кресло, сказал я.
— Нашёл троих. Двое в психушке, один в Америке. В общем, при всём желании, они не могли бы навредить твоей девчонке, — ответил Тимур, нахмурившись. Глубоко вздохнув, он продолжил, — Мужик в машине: Марченко Павел Андреевич, примерный семьянин, менеджер среднего звена в рекламном агентстве. Его машину нашли за сорок километров от места убийства, на обочине. И в ней, — он сделал выразительную паузу, — Угадай что?
— Никаких следов?
— Молодец, получай грохотульку, — вытащив из кармана джинсовой куртки барбариску, он протянул её мне, — В общем — висяк. Пистолет чистый, по базам ничего не нашли. То же самое, кстати, и с пулей, которую вытащили из Ольги. Полный ноль.
— Странно, — я вытянул ноги и сцепил пальцы в замок на животе, проигнорировав конфету в красно–белой обёртке, — Как можно достать два чистых пистолета?
— Хрен его знает, — закинув карамель в рот, сказал Тимур, — Готовились тщательно, однозначно. Почему убили Павлушу — без понятия. Я уже и так думал, и эдак… — запнувшись, Тимур с хрустом раскусил конфету, — Либо я тупой, либо… Не знаю.
— Я думаю, что этот Марченко просто попал под раздачу, — я разворачиваюсь на кресле и смотрю в окно на Невский проспект, — Кто был в номере у Ольги, когда стреляли на Почтамтской?
— Да, какая–то семейная пара, — Тимур пожал плечами, — Немцы. По–английски говорили еле–еле. Её звали Ивонна, а его Йозеф. Фамилию не запомнил; но у администратора проверил. Заселились в тот же день в два часа по полудню.
— А вот это странно, — вздохнул я, разглядывая снующих туда–сюда людей за окном, — Не находишь?
— Да нет, наверное, — ответил Тим.
— Вот только русский человек может ответить «да нет, наверное», — я резко развернулся к нему лицом, — А я нахожу странным то, что в день перестрелки в номер Ольги вселяются другие люди. Ты не проверял сотрудников гостиницы?
— А что их проверять?
— Может быть связь. Вдруг кто–то знал, что будет перестрелка, в которой Сладкая должна умереть?
— Сладкая? — Тим с насмешкой приподнял бровь.
— Неважно, — осёкся я, — Проверь администраторов, работающих в тот день. Вдруг найдёшь что–то.
— Хорошо. Но, есть одно «но». Зачем на следующий день Ольгу впустили в номер?
— Потому что я вмешался накануне, — я пожал плечами, — Решили закончить дело.
— Ещё один вопрос, — Тимур придвинулся к столу и положил на него локти, подпирая подбородок кулаками, — Если кто–то в гостинице связан с убийцей, тот должен был знать, что объект — женщина. Почему тогда застрелили мужика в её машине?
— Блин, ни хера не сходится, — проворчал я, откидывая голову назад.
— Вот и я о том же. Расскажи–ка мне хронологию событий.
— В два Ольга пришла на встречу. Практически сразу уехала.
— Машина. В то же время взорвалась твоя машина, — добавил Тимур с прищуром.
— Да. Потом я еду в Медовое, и вижу её Тойоту во дворе у соседки. На трассе я перехватываю Олю, и везу в «Мансарду».
— В это время убивают Марченко.
— Стоп, — я поднял голову, — Ольга переоделась.
— В смысле?
— На встрече она была в костюме, из Медового возвращалась в другой одежде.
— Значит, она была где–то ещё, — задумчиво протянул Тимур, — Что ты знаешь о своей соседке?
— Да обычная тётка, — я пожал плечами, — В разводе, есть дочь, лет десять, может чуть старше. Переехала в то же время, что и я.
— Ясно. Посмотрю по её душу. Может они с Морозовой–Светловой связаны.
— Ольга говорила что–то о работе. Она устраивалась на работу, — я нахмурился.
— К соседке? Нафига?
— Наверное, хотела подобраться ко мне поближе.
— У неё получилось, — Тимур поднялся, — Ребята не нашли Медведя? — решил напомнить мне о другом деле мой партнёр.
— Ищут. Хорошо прячется, гад, — я поморщился, — Стасик камеры просматривает, но, похоже, гасится Миша где–то в глухомани.
— Есть догадки?
— Прочёсывают ближайшие к аварии места, но сам понимаешь, — потерев лицо рукой, я устало зажмурился, — Как найдут, узнаешь первым.
— Ещё бы было по–другому, — фыркнул Тим, — Ладно, пойду поглумлюсь над Илонкой, и домой.
— Оставь мою секретаршу в покое, — прорычал я ему в спину.
Ответом мне был поднятый в воздух средний палец.
Решив заняться документами, я зарылся в свой рабочий стол и вытащил папку с последними заказами. Отсортировав их на «выполненные» и «в процессе», я нажал на кнопку селекторной связи.
— Да, Игорь Викторович, — промяукала Илона.
— Забери отчёты, — коротко ответил я, — И сделай кофе, я сейчас засну.
— Конечно, Игорь Викторович, — от энтузиазма, прозвучавшего в её голосе, я невольно поморщился.
Наградил же Бог такой рожей. Лучше бы вон, как Тимур был. Страшный и пугающий. Илонка его, как огня боится; даже вздрагивает, когда он появляется в её поле зрения.
Не прошло и десяти минут, как дверь в мой кабинет распахнулась, и белокурая выпускница ИМБИП вплыла внутрь, плавно покачивая бёдрами. Призывно улыбнувшись, Илона подошла к столу и поставила на него мою чашку.
Ну до чего же хороша, слов нет. Как кукла. Вся такая светлая, румяная, пахнет чем–то знакомым и сладким. Глазки голубые, как океанская вода; губы розовые и блестящие. И чего она так Тимуру не нравится?
— Спасибо, Илона, — ответил я, улыбнувшись в ответ, — Вот документы.
Протянув ей увесистую кипу бумаг, я потянулся к своему кофе и выпил щедрый глоток, чтобы взбодриться.
— Ой, — раздался тонкий голосок, — Игорь Викторович, у вас тут на полу… — Илона запнулась и наклонилась, представив моему взору упругую попку, обтянутую тонкой белоснежной тканью юбки, — Помада.
Протянув мне тюбик, она удивлённо моргнула и поджала губки.
— Интересный выбор, — тихо сказала она, и я уставился на неё в удивлении.
— В смысле?
— Помада. Натуральная, немецкий бренд, — пояснила моя секретарша, — Жутко дорогая.
— Спасибо, это очень познавательно, — взглянув на золотистый тюбик, хмуро сказал я.
Потом я отстранённо посмотрел на Илону.
— Я могу идти? — спросила она, прижав к груди папки.
— Да, иди, — я кивнул на дверь.
Едва она скрылась в приёмной, я открыл помаду и поднёс её к носу, чтобы вдохнуть аромат.
Да, точно не к добру всё это.
В посёлок я вернулся, когда стемнело. В доме царила тишина, и я решил подняться в спальню, чтобы проверить Ольгу. Там её не оказалось, и я снова спустился вниз.
Сладкую я нашёл в гостиной, распростёртую на матах и вертящую самокрутку в руке.
— Привет, — сказал я, застыв в проходе, — Чем занимаешься?
— Думаю, — тихо отозвалась она.
— О чём думаешь?
— Последняя осталась, — подняв сигарету в воздух, ответила Оля, — Будешь?
— Трубка мира? — улыбнулся я, сделав несколько шагов в сторону.
Когда я сел на пол рядом с ней, я почувствовал лёгкий, ненавязчивый аромат…
— Типа того, — зажав подозрительное табачное изделие между губами, Ольга подняла зажигалку, которая покоилась у неё на животе.
Едва она прикурила, я поморщился от резкого запаха жжёной травы.
— Серьёзно, Сладкая? Ты предлагаешь мне накуриться?
— Ага, — затянувшись покрепче, она задержала дыхание, надув щёки, и протянула свою самокрутку мне.
Недолго думая, я взял её и сделал первую затяжку. Лёгкие обожгло огнём, и я кашлянул два раза, прикрыв рот кулаком, а затем посмотрел на сладкую. Она закрыла глаза и улыбнулась.
— Слабак, — выдохнув густой клуб дыма, прохрипела она.
Читать бесплатно другие книги:
