Пушкин путешествует. От Москвы до Эрзерума Черкашина Лариса
Фамилией Ганнибал Абрам Петрович стал подписываться значительно позднее, в зрелые годы, первая же фамилия – Петров, как и отчество, была дана в честь «августейшего восприемника».
Петр Петрович Петров – так должно было бы именовать царского крестника. Но арапчонок оказался норовистым и не захотел носить не полюбившееся ему имя. Да и от данной ему фамилии отказался. Только отчество и оставит в память о Петре Великом, своем крестном отце…
Известно, что арапчонка Ибрагима в числе «трех арапов малых робят» привезли в Москву осенью 1704 года – маленького «басурманина» держать нехристем при Дворе долгих три года явно бы не стали.
Более того, в Вильно на стене православной церкви Святой Параскевы Пятницы, где был крещен арапчонок, сохранилась мемориальная доска с выбитым на ней старинным текстом: «В сей Церкви Император Петр Великий в 1705 году слушал благодарственное молебствие за одержанную победу над войсками Карла XII, подарил ей знамя, отнятое в той победе у шведов, и крестил в ней Африканца Ганнибала – деда знаменитого поэта нашего А. С. Пушкина».
Очевидно, запись сделана по старым метрикам, где указывался именно этот год, – а церковные книги заслуживают доверия.
Но, пожалуй, самое веское свидетельство оставил сам Абрам Петрович: «…И был мне восприемником от святые купели Его Величество в Литве в городе Вилне 1705-м году…»
Строки эти из посвящения Екатерине I, предварявшего учебник Ганнибала «Геометрия и фортификация». Вряд ли эту рукопись, поднесенную автором императрице, наследнице «славного Петра Великого», мог видеть поэт.
Из «гнезда Петрова»
Итак, год 1705-й. Уже несколько лет Россия ведет со Швецией Северную войну: Петр I борется за выход к Балтийскому морю со своим противником – шведским королем Карлом XII. Полоцк, в то время входивший в состав Речи Посполитой, становится стратегически важным городом, именно через его земли должны были двигаться шведские отряды на соединение с гетманом Мазепой. В феврале 1705 года русские полки во главе с князем Александром Меншиковым выступили в поход и встали военным лагерем под Полоцком. Государь сам едет к местам возможных боевых событий и берет с собой смышленого и расторопного арапчонка.
Вид Стамбула (Константинополя) в XVIII в.
Когда же Петр Первый крестил своего арапчонка?
Попробуем восстановить хронологию тех давних событий. Откроем пушкинскую «Историю Петра»:
«1705 год… Петр собрался ехать в Польшу, но 5 мая занемог лихорадкою – и успел выехать не прежде, как в конце мая. По пути к Полоцку осматривал сад и костел в местечке Микалишки…
В Полоцке Петр нашел Шереметева, Огильвия, Репнина, уже соединившимися…
1 июля Петр с главным корпусом выступил к Вильне…
Петр прибыл в Вильну 15 июля…
1 августа, предоставя начальство над войском в Вильне Огильвию… сам пошел в Курляндию преследовать Левенгаупта».
Временные рамки сужаются: Петр провел в Вильно всего две недели – вторую половину июля 1705 года. Именно в это время он и крестил своего питомца!
Пушкин – историк серьезный. «Не смею и не желаю взять на себя звание Историографа после незабвенного Карамзина, – полагал поэт, – но могу со временем исполнить давнишнее мое желание написать Историю Петра Великого и его наследников до Государя Петра III». В последние годы жизни поэт был увлечен деяниями и самой личностью Петра Великого, и все сведения добыты им из архивов, где он самозабвенно работал, по его же словам, буквально «зарывался» в них. Так что в достоверности исторических фактов и событий сомнений нет.
Стоит заметить, что и в 1707 году Петр I вновь побывал в Вильно, и, весьма вероятно, его также сопровождал маленький арап. Но путь следования русского царя был совсем иным – Петр в сопровождении свиты выехал в Вильно из Варшавы. И об этом также упоминает Пушкин в «Истории Петра». Видимо, поэтому и не вызывал сомнений у поэта год крещения его прадеда.
«Год Господний 1705»
Известно немало свидетельств о пребывании русского монарха в Полоцке. Сохранился и старинный дом, где почти месяц жил Петр I. Каменный одноэтажный особняк, крепко вросший в землю, стоит на берегу Западной Двины, в историческом сердце города. Чудом уцелел он во время двух самых кровопролитных войн – Отечественной 1812 года и Великой Отечественной, что не миновали древний город.
Столетие назад над окнами дома красовалось лепное изображение двух (!) гениев, держащих ленту с выбитой на ней латинской надписью: «Petrus Primus. Anno Domini MDCCV» («Петр Первый. Год Господний 1705»).
Ныне лишь мемориальная доска на стене особняка свидетельствует о пребывании в нем Петра Великого.
Но именно здесь в июне 1705-го вместе с русским царем был и его любимец, маленький Ибрагим! Ведь арапчонок находился неотлучно при своем высоком покровителе. Мальчик обладал необыкновенно чутким слухом, – по этой причине Государь велел арапчонку спать подле него в царской спальне или где-то поблизости. Как свидетельствовал историк Голиков, юный Ганнибал, «как бы он ни крепко спал, всегда на первый спрос просыпался и отвечал».
И отсюда, из этого же дома, 1 июля Петр «выступил к Вильне».
А чуть раньше в Полоцке, 29 июня, в День Святых Апостолов Петра и Павла, тридцатитрехлетний Государь праздновал свои именины и милостиво принял приглашение от отцов-иезуитов отобедать у них. В честь августейшего именинника при заздравном тосте о его благоденствии из пушек, что стояли перед входом в Коллегиум, были даны залпы.
Когда-то философ и богослов Симеон Полоцкий по звездам предсказал рождение и великую будущность российского императора.
О том пророчестве знал и Пушкин: иеромонах Симеон «прорек за 9 месяцев до рождения Петра славные его деяния, и письменно утвердил, что “по явившейся близ Марса пресветлой звезде он ясно видел и как бы в книге читал, что заченшийся в утробе царицы Наталии Кирилловны сын его (царя) назовется Петром, что наследует престол его, и будет таким героем, что в славе с ним никто из современников сравниться не может”…».
Домик Петра I в Полоцке. 1999 г. Фотография автора
Начинал свой духовный путь Симеон Полоцкий, наставник юного Петра, совсем неподалеку от особняка, где жил в Полоцке его царственный ученик, – в кельях Богоявленского монастыря и в классах знаменитой Братской школы…
Петр I с арапчонком. 1705 г. Художник А. Шхонебек
В тот памятный день царских именин арапчонок Ибрагим наверняка с любопытством глазел на купола Святой Софии, на медленно текущую у подножия холма Двину, на иезуитский Коллегиум и на мощный крепостной вал времен Ивана Грозного.
Кто бы тогда взялся предсказать, что попавший с берегов Красного моря в северную страну арапчонок станет в будущем известнейшим человеком? Он войдет в историю России как искусный инженер, математик, фортификатор, своими трудами способствовавший ее процветанию.
- Возрос, усерден, неподкупен,
- Царю наперсник, а не раб.
Крестнику русского царя судьба уготовит необычную долю – стать прадедом русского гения. И спустя столетия в доме, где жил маленький Ганнибал, откроют библиотеку, на полках которой будут стоять поэтические томики его великого правнука.
Еще один парадокс истории. Величие государственных свершений Петра не затмило, казалось бы, такую малость – участие императора в судьбе крестника-арапчонка.
… А в полоцком домике Петра I разместилась ныне музейная экспозиция «Прогулка по Нижней Покровской». И стоит вспомнить, что по этой улочке, ведущей к Софийскому храму, три столетия назад прогуливался со своим августейшим покровителем и маленький арапчонок Ибрагим.
В старом Полоцке, так уж случилось, сошлись вне времени пути русского царя, Александра Пушкина и его черного прадеда.
Бесценный подарок Петра
Но у этой давней истории есть и свое продолжение.
Абрам Петрович, русский африканец, оставил большое потомство. В союзе с супругой Христиной фон Шеберг, полунемкой-полушведкой, дал жизнь десятерым детям. Осипу Ганнибалу, третьему сыну в семье, суждено было стать дедом поэта.
Пушкин не раз – то с горькой иронией, то с юношеским задором, то с гордостью – упоминал о своем необычном африканском происхождении:
«…Среди русских литераторов один я имею в числе своих предков негра».
Но славное имя своего темнокожего предка Пушкин защищал достойно: честь рода и фамилии ценил превыше всех жизненных благ.
Однажды, еще в лицейские годы юный поэт подарил своему другу Пущину на день рождения стихотворение и в конце его поставил подпись: «От автора. А. Аннибал-Пушкин».
В доме поэта в шутку называли своих родственников «ганнибаловой палитрой». Но все Ганнибалы и Пушкины поддерживали меж собой дружеские, теплые отношения.
По соседству с Михайловским, в Петровском, жил Вениамин Ганнибал, сын «старого арапа» Петра Абрамовича, двоюродного деда поэта. Весельчак и хлебосол. И когда у Ольги Сергеевны Павлищевой в 1834-м родился долгожданный первенец Левушка, дядюшка отправил ей восторженное поздравление: «Радости моей описывать нет нужды. Расцелуй от сердца и души по-африкански, по-ганнибаловски отпрыска нового Ганнибалов, твоего Льва, и теперь Львенка. Пожалуйста, напиши, да поскорее: похож ли он на Ганнибалов, то есть черномаз ли львенок-арапчонок, или белобрысый?»
А вот у Пушкиных была некая подспудная боязнь, что, не приведи Господь, внуки пойдут в прапрадедушку! Так Надежда Осиповна сообщает дочери Ольге о странном сне Александра, – ему приснилось, что «твой ребенок черен, как Абрам Петрович».
…Сильны африканские гены! Помню, как однажды Григорий Григорьевич Пушкин, правнук поэта, протянул мне раскрытые руки: «Посмотри, какая у меня память от Абрама Петровича!» Ладони были и впрямь необычными, – африканскими: желтыми с разделительной темной полоской…
Потомки славного Абрама Ганнибала – это огромный фамильный клан, насчитывающий за свою трехсотлетнюю историю семьсот представителей. Из них более двухсот ныне здравствующих потомков крестника Петра.
С наследником «царского арапа» Евгением Алексеевичем Орловым судьба свела меня в Москве, в библиотеке имени А.С. Пушкина, что близ Елоховского собора, где крестили поэта, – в самом что ни на есть памятном пушкинском месте. Да к тому же еще на премьере фильма петербуржца Сергея Некрасова, директора Всероссийского пушкинского музея, о «странной жизни Аннибала» и его африканской прародине.
А потом были встречи с Евгением Алексеевичем и долгие доверительные разговоры. Родословие свое ведет он от Анны Ганнибал, третьей дочери Абрама Петровича. В свое время Анна благополучно вышла замуж и стала родоначальницей рода Нееловых. Ее внук Александр Неелов, выпускник Морского кадетского корпуса, был ровесником Александру Пушкину и приходился ему троюродным братом.
Итак, от отца к сыну и от внука к правнуку фамильная цепочка дотянулась, не прерываясь на крутых виражах истории, до нового двадцать первого столетия. И Евгению Алексеевичу суждено было стать потомком Абрама Ганнибала в седьмом поколении!
Отца своего Евгений Орлов помнит хорошо. Хотя и шел ему пятый год, когда отец ушел на фронт. Запомнил на всю жизнь сказанные им при прощании слова: «Или грудь в крестах, или голова в кустах!»
Все же победы Алексей Орлов дождался, но радость та была недолгой– в ноябре 1945-го он умер от тяжелых ранений в военном госпитале.
Нет уже на свете и младшего брата Евгения Алексеевича, Григория Орлова. Брат удался в «ганнибаловскую породу» – смуглый, с черной курчавой головой, – знойная кровь! Великолепный танцор (не подвел и темперамент!), он вместе с известным ансамблем «Березка» объездил весь мир.
И Евгению Алексеевичу тоже довелось увидеть чужие края – в числе почетных гостей на боевом корабле с символическим названием «Гангут» (ведь когда-то Абрам Ганнибал участвовал в знаменитом морском сражении при Гангуте) побывал он в Средиземноморских странах.
Всю свою жизнь Евгений Орлов имел дело с твердым материалом – гранитом, он – резчик по камню, реставратор. А характер у него – мягкий, незлобивый. И человек он удивительно добрый.
В одну из наших встреч Евгений Алексеевич принес с собой бархатный альбом и извлек из него драгоценное содержимое – семейные фотографии столетней давности. На старых снимках запечатлены счастливые мгновения жизни большого семейства Евгении Орловой, урожденной Нееловой, его родной бабушки.
Вот и сама Евгения Петровна с супругом в окружении своих малолетних чад. Вглядываюсь в снимок начала минувшего века, сохранивший образ молодой женщины: тонкие черты лица, выразительные темные глаза, собранные в модную тогда прическу пышные вьющиеся волосы… Красавица… Но красота особая, экзотическая.
И как тут не вспомнить, как исстари все Ганнибалы радовались, буквально торжествовали, когда у их потомков проявлялись наследственные родовые черты.
Евгения Петровна в кругу семьи. Начало XX в. Фотография
Русская бабушка с африканской кровью! Как причудливо порой раскладывает свой пасьянс природа! Нет, поистине живучи гены славного «царского арапа»!
Памятник Пушкину в столице Эритреи. 2009 г. Фотография
На оборотной стороне добротной фотографии, на ее картонной подложке, любуюсь целой россыпью медалей, коими отмечено мастерство фотографа, читаю адрес салона: «на Витебской улице близ памятника», в городе… Полоцке! Быть того не может! Значит, Евгения Орлова, далекая пра…правнучка Ганнибала, жила со своей семьей в этом белорусском городе. Пути чернокожего предка и его неведомой наследницы пересеклись в старинном Полоцке ровно через двести лет!
Низкий поклон Петру Великому от Евгения Орлова, его дочери и внучек и еще от многих представителей рода самого чтимого африканца на Руси! Предтечи великого Пушкина.
Кто бы мог представить, что далекие потомки поэта, в жилах которых течет кровь великих князей, российских императоров и английских герцогов, не отрекутся от своего африканского родства! Странно и помыслить ныне, а вдруг не пришла бы русскому царю чудная мысль – привезти на Русь диковинных арапчат?! Не только отечественная культура, вся история России была бы иной.
Нет, тысячу раз права была Марина Цветаева, назвавшая эту царскую блажь, прихоть – самым великим деянием Петра. Бессмертным подарком на все времена.
…А в Эритрее, в центре ее столицы Асмэра, на исторической прародине Абрама Ганнибала, встал памятник его гениальному правнуку. Бронзовый Александр Сергеевич под небом родной ему Африки.
Бельгия
Братья по африканской крови
А.С. Пушкин
- И средь полуденных зыбей,
- Под небом Африки моей,
- Вздыхать о сумрачной России,
- Где я страдал, где я любил,
- Где сердце я похоронил.
Русские африканцы
- Белая армия, черный барон
- Снова готовят нам царский трон!..
Лихо распевали красноармейцы, чеканя шаг в едином строю. А с плакатов, что были расклеены повсюду – на театральных тумбах, стенах домов и магазинных витринах, – взирал на них скрюченный, с черными усищами, тот самый карикатурно-зловещий барон, из живота коего торчал окровавленный штык.
- Но от тайги до британских морей
- Красная Армия всех сильней!
Революционная Россия призывала крепить пролетарскую бдительность:
«Врангель идет! К оружию, пролетарии! Врангель еще жив, добей его без пощады!»
Да, имя барона Петра Врангеля не забылось в новой российской истории. Ну, а в тех, уже далеких двадцатых, оно было поистине у всех на слуху.
И кто бы мог в те страшные кровавые годы помыслить, что враг юной республики барон Врангель – родственник русскому гению… Александру Пушкину!
Оба они, и поэт, и белый генерал, идут от одного «африканского корня», их общий предок – крестник русского царя, его воспитанник и сподвижник Абрам Петрович Ганнибал.
Цепочку родства проследить легко: из десяти детей царского арапа сын Осип стал дедом Пушкина, а дочь София – прапрабабушкой барона Врангеля.
Петр Николаевич Врангель. 1910—1920-е гг. Фотография
Софья Абрамовна, самая младшая в семействе, последыш, появилась на свет, когда ее чернокожему отцу перевалило за шестьдесят. И дольше всех братьев и сестер прожила под родительским кровом в Суйде, петербургском фамильном поместье.
- В деревне, где Петра питомец,
- Царей, цариц любимый раб
- И их забытый однодомец,
- Скрывался прадед мой Арап…
Туда, в имение под Гатчиной, к барышне Софье Ганнибал, частенько наведывался ее жених Адам (Адольф) Карлович Роткирх, обрусевший немец. И любил он потолковать с будущим тестем, отставным генерал-аншефом, о временах стародавних, послушать рассказы старого арапа о необычной, полной превратностей и приключений судьбе, о детстве в Африке, жизни в отчем доме, под сладостной прохладой фонтанов. Всякий раз после долгих бесед аккуратнейший Адам Карлович записывал все слышанное в тетрадку, – так явилась на свет «Немецкая биография» Петрова крестника. Много позже ее, любовно прочитанную, кудрявый правнук Абрама Ганнибала положит в основу своего романа «Арап Петра Великого».
Так что предки барона Врангеля внесли свою лепту в неведомую прежде науку – «ганнибаловедение». А самой Софье довелось стать свидетельницей, как поздней осенью 1772-го Осип предстал перед глазами разгневанного отца вместе с молодой женой Марией Пушкиной, с которой брат посмел венчаться без родительского благословения, и как бедная супруга упала в обморок от сурового взгляда своего свекра!
Вскоре, в Суйде же, у четы Ганнибал появилась на свет единственная дочь Надежда, вполне оправдавшая свое имя, – в будущем мать поэта.
А в семействе Роткирхов родилась дочь Вера. Повзрослев, она сменила свою девичью фамилию на другую, столь же непривычную русскому уху. Ее избранником стал Александр Иванович Рауш фон Траубенберг, дворянин, наследник эстляндского рыцарства.
Вера Адамовна скончалась рано, в памятном для России 1812 году, оставив безутешными супруга и пятерых детей. Но потомки старого арапа родством дорожили, приезжали в гости друг к другу, переписывались. Так у Ивана Адамовича Роткирха, родного брата Веры, в сельце Новопятницком в 1821-м гостила его кузина Надежда Осиповна с дочерью Ольгой. И Ольге Пушкиной чрезвычайно понравилась ее троюродная сестрица Дашенька – «она тогда была прелестная: веселая, хорошенькая, наверное, не больше 16 лет, но очаровательная и умница».
Спустя десять лет очаровательная Дашенька Рауш фон Траубенберг предстанет перед алтарем со своим женихом бароном Егором Врангелем. К слову сказать, в том же 1831-м венчался и ее троюродный брат Александр Пушкин с прекрасной Натали Гончаровой.
Семейные предания
Истоки свои род Врангелей берет в средневековой Дании. Одна из ветвей фамильного древа протянулась в Россию, да там и укоренилась, отсюда – и русские Врангели. Егор Ермолаевич, родной дед Петра Врангеля, еще числился лютеранином, но его дети и внуки воспитывались в православной вере. В семействе Дарьи и Егора Врангелей и появился на свет сын Николай.
Позже в своих мемуарах Николай Врангель оставит краткую запись об истории своего семейства: «Так как одна из моих бабок – темнокожая дочь генерал-аншефа… была православная, то и мы, ее потомки, были крещены в православной вере и совершенно обрусели».
Детская память сохранила лица никогда не виданных им предков:
«На одной стене большие портреты деда Ганнибала и бабушки; он смуглый, почти табачного цвета, в белом мундире с Владимирской звездой и лентой. У него чудные глаза, как у газели, и тонкий орлиный нос. Бабушка. в серебристом платье и высокой, высокой прическе».
Дарья Александровна умерла в Германии, в Дрездене, – городе, который не раз упоминал ее кузен, великий Пушкин, и где ему так и не довелось побывать.
«Матери моей я не знал, она умерла за границей, – вспоминал много позже Николай Егорович, – когда мне не было еще четырех лет. Судя по портрету, это была женщина редкой красоты, а по отзывам лиц, ее близко знавших, ангел доброты и кротости».
Николай Врангель станет выпускником знаменитого Геттингенского университета. И торжественно примерит мантию доктора философии. Первая проба сил на литературном поприще принесет ему удачу: драмы из времен русской смуты – о Петре Басманове и Марине Мнишек, а также великолепный перевод бессмертного творения Гете «Фауст» будут иметь успех, о нем заговорят.
А затем, свершив неожиданный поворот, барон Николай Врангель сделает блестящую предпринимательскую карьеру и станет весьма влиятельной фигурой в финансовых кругах Петербурга: председателем правлений Амгунской золотопромышленной компании, Российского золотопромышленного общества, Товарищества спиртоочистительных заводов.
Но более всего запомнится барон своим современникам как страстный собиратель живописи и антиквариата: «Длинный, с моноклем старик – Врангель-отец, вечно копающийся в старом хламе в поисках жемчужин». Находки его впоследствии составили блестящее собрание: итальянской живописи, французской мебели времен Людовика XVI, севрского фарфора и редкостных персидских ковров.
Впрочем, сохранились и другие воспоминания. Настоящий живописный портрет Николая Егоровича запечатлен в мемуарах художника Бенуа: «Это был высокого роста господин с крупными чертами лица, с едва начинавшей седеть бородой, недостаточно скрывавшей его некрасивый рот. Мясистые губы его сразу же бросались в глаза своим сероватым цветом и сразу выдавали арабское или негритянское происхождение».
Правда, добавлял художник, «таким происхождением Врангели только гордились, ведь в них была та же кровь, которая текла в жилах Пушкина, так как и они происходили из того же “арапа Петра Великого”, как и наш великий поэт и как замечательный военачальник XVIII века (Иван) Ганнибал».
Любил Николай Егорович цитировать и признание гениального создателя «Евгения Онегина»: «Автор, со стороны матери, происхождения африканского».
В собрании Н.Е. Врангеля хранился и портрет генерал-аншефа Ивана Абрамовича Ганнибала кисти Левицкого. Вероятней всего, авторская копия портрета старшего сына «царского арапа», отличившегося в Чесменском сражении и основавшего Херсон. Своеобразную африканскую внешность, равно как и отцовскую страсть к собирательству, унаследовал и младший сын Врангеля, Николай.
Николай Николаевич Врангель снискал известность как замечательный искусствовед, автор фундаментальных трудов по истории русского искусства. Его статьями в журналах «Старые годы» и «Аполлон» зачитывалась вся интеллектуальная Россия. Знали его и как устроителя многочисленных историко-художественных выставок, каждой из которых суждено было стать событием в культурной жизни России. Многие из бесценных полотен кисти Кипренского, Лампи, Аргунова, представленных широкой публике, являли собой фамильное достояние Врангелей.
Век Николая Николаевича был недолог – он скончался на тридцать пятом году в Первую мировую. Военно-санитарный поезд, носивший имя великой княжны Ольги Николаевны и где нес свою службу Врангель-младший, вывозил с Западного фронта раненых в тыл…
На вечере памяти, устроенном в Петербурге почитателями Николая Николаевича, живописец Бенуа утверждал, что грядущие поколения будут с восторгом говорить о начале двадцатого века как об «эпохе Врангеля».
Он не ошибся во времени – о Врангеле очень скоро заговорила вся Россия. Но не о почившем знатоке искусств, о его родном брате – генерале Петре Врангеле.
От корнета до генерала
Младенца, родившегося в августе 1878-го на западной окраине Российской империи, в небольшом городке Ковенской губернии, нарекли Петром и крестили в Вильно, в православной церкви. По удивительному совпадению в Вильно же был крещен и его далекий предок – арапчонок Абрам Ганнибал, первоначально именованный также Петром, в честь своего августейшего восприемника, русского царя!
Начало жизни будущего главнокомандующего Русской армией вполне мирное. Реальное училище в Ростове, Горный институт императрицы Екатерины II в Петербурге, где юный Петр Врангель, внимая совету отца, постигал инженерные науки. Отличные познания барона Врангеля в горном деле были отмечены золотой медалью, врученной ему вместе с институтским дипломом.
Но кровь все же взяла свое: старинный род Врангелей – воинский, и ратные традиции были всегда в чести: носили славную датскую фамилию поручики, генералы и даже фельдмаршалы.
И Петр Врангель, молодой наследник отчих капиталов, вступает на военную стезю: начинает службу вольноопределяющимся в лейб-гвардии Конном полку, успешно выдерживает испытания в Николаевское кавалерийское училище. После выпуска произведен в корнеты и зачислен… в запас гвардейской кавалерии. Какое-то время служит при Иркутском генерал-губернаторе (для исполнения особых поручений), но чиновничья должность наводит на него зевоту и приносит лишь одни разочарования. Нет, не создан был для размеренной жизни Петр Врангель, в чьих жилах бурлила знойная африканская кровь!
И вот тут-то грянула война! Первая в его жизни – Русско-японская! В феврале 1904-го Петр Врангель добровольно вступает в армию, в один из полков Забайкальского казачьего войска. Пройдет всего несколько месяцев, и он будет представлен к первому своему ордену Св. Анны IV степени с надписью «За храбрость». И, как отмечено в приказе, «за особые отличия в делах против японцев».
Заблестят на походном кителе хорунжего Петра Врангеля боевые ордена, и так же стремительно будут расти воинские звания: в декабре 1904-го он – сотник, в сентябре 1905-го – подъесаул.
Не пройдет и года, как на полковом параде император Николай II заметит в кавалерийском строю высокого, ладно сидящего в седле темноволосого офицера. Расспросив его о службе и происхождении, Государь пожелает, чтобы тот служил в лейб-гвардии Конном полку.
Поистине удача сопутствовала поручику Врангелю. Не обошла его стороной и любовь: в августе 1907 года он венчался с фрейлиной Их Императорских Величеств, дочерью камергера Двора Ольгой Иваненко.
Пролетели годы учебы в Николаевской академии Генштаба, и в 1909-м из ее стен вышел новоиспеченный штабс-ротмистр гвардии Петр Врангель.
Показать себя в деле ему предстоит на фронтах Первой мировой: в августе 1914-го он атакует неприятеля под Каушеном, в Восточной Пруссии, захватив вражескую батарею. За героическую конную атаку – новая боевая награда, орден Св. Георгия IV степени.
А в дневнике императора Николая II появится лаконичная запись: «(10 октября). Принял. ротмистра л. – гв. Конного полка, барона Врангеля, первого Георгиевского кавалера в эту кампанию».
В конце того же года подчиненные будут обращаться к своему командиру не иначе как: «Господин полковник!»
На календаре Российской империи роковой для нее год семнадцатый. В самом его начале, 13 января, полковник Врангель за боевые отличия произведен в генерал-майоры и назначен временно командующим Уссурийской конной дивизией. Всего лишь на тринадцатом году службы!
Такой стремительной военной карьеры российская армия начала двадцатого века еще не знала! Каких заоблачных высот достиг бы молодой генерал, быть бы ему военным министром, если бы не Февральская революция…
Врангель остался верен присяге Государю и временщику Керенскому служить не пожелал. Предпочел отставку.
За либеральным Февралем последовал революционный Октябрь, и генерал Врангель уехал в Крым, к семье, где подрастали две дочери и сын.
Там ему предстояло испытание, куда более опасное, чем боевая атака – арест матросами-черноморцами и предание революционному трибуналу. От неизбежного расстрела в феврале 1918-го спасла жена Ольга. Ее ли молитвами, волей ли случая, но барон Петр Николаевич был чудесным образом спасен.
А дальше все завертелось в водовороте страшных событий. И революционные вихри, домчавшись до юга России, взметнули бывшего генерала царской армии на головокружительную высоту: командующий Добровольческой армией, главком Вооруженных сил на Юге России, главком Русской армии!
Все вместили в себя эти годы: открытую конфронтацию с генералом Деникиным и успешные рейды в тылы Красной армии, на Дон и Кубань; переговоры с англичанами в Константинополе и победное возвращение в Севастополь на британском эсминце; «приказ о земле» – первую аграрную реформу в интересах крестьянства и бесславные поражения, полностью обескровившие его армию… И как горький итог всех усилий, сомнений, надежд – уход из Крыма.
Из воспоминаний барона Врангеля:
«Стояла легкая зыбь. Печально смотрел я на исчезающие за горизонтом родные берега. Там, на последнем клочке родной земли, прижатая к морю, умирала армия…»
К чести Врангеля нужно заметить, что сделал он невозможное – в страшной неразберихе, практически под огнем красных сумел эвакуировать большую часть войска и гражданского населения. Почти 75 тысяч офицеров, казаков, рядовых и еще 60 тысяч беженцев каждодневно возносили молитвы во здравие их спасителя генерала Врангеля.
Из воспоминаний барона Врангеля:
«Спустилась ночь. В темном небе ярко блестели звезды, искрилось море. Тускнели и умирали одиночные огни. Вот потух последний… Прощай, Родина!»
Корабли с остатками белой гвардии держали курс на Константинополь, и один из них навсегда увозил из России армейского офицера, носившего славную фамилию – Пушкин. Не однофамильца, нет, – родного внука великого поэта!
Николаю Александровичу Пушкину выпала поистине историческая роль – охранять жизнь вдовствующей императрицы Марии Федоровны, нашедшей убежище во время революционных бурь в Крыму: вначале в имении Ай-Тодор, затем в Дюльбере и Хараксе. Опасность для августейшего семейства была не вымышленной: Ялтинский совет большевиков принял решение расстрелять всех Романовых.
Николай Александрович Пушкин, внук поэта. Конец 1910-х гг. Фотография
Знал ли полковой адъютант Николай Пушкин, что командующий Русской армией барон Врангель, под началом коего он служил, доводился ему братом в пятом колене?! Судьбе, по странной ее причуде, угодно было свести вместе Врангеля и Пушкина в Константинополе, откуда давным-давно по царской прихоти доставили в России арапчонка, их чернокожего прародителя.
Из воспоминаний барона Врангеля:
«Я много читал и слышал про Босфор, но не ожидал увидеть его таким красивым. Утопающие в зелени красивые виллы, живописные развалины, стройные силуэты минаретов на фоне голубого неба, пароходы, парусные суда и ялики, бороздящие по всем направлениям ярко синие, прозрачные воды, узкие живописные улицы, пестрая толпа – все было оригинально и ярко красочно».
Стамбул в начале XX в. Фотография
Жизненные пути потомков Абрама Петровича скрестятся еще не раз – в Турции, в Сербии, в Бельгии. Чужие города и страны, горькие вехи белой эмиграции…
Баронесса Врангель
В то самое время, когда генерал Врангель еще пытался всеми силами удержать крымский плацдарм и, более того, навести там образцовый порядок – создать «модель» новой обустроенной России, – его мать баронесса Мария Дмитриевна Врангель жила в. Петрограде, самом сердце большевистской страны. И числилась по трудовой книжке. конторщицей. Бедствовала, ходила в ботинках, подвязанных тесемками.
Много позже, уже в эмиграции, как в страшном сне вспомнила она ту беспокойную петроградскую осень:
«Все стены домов оклеивались воззваниями и карикатурами на него. То призывали всех к единению против немецкого пса, лакея и наймита Антанты, – врага Рабоче-крестьянской Республики Врангеля. Облака, скалы, над ними носится старик с нависшими бровями, одутловатыми щеками, сизым носом, одетый в мундир с густыми эполетами, внизу подпись: “Белогвардейский демон” и поэма:
- Печальный Врангель, дух изгнанья,
- Витал над Крымскою землей…
В ушах имя Врангеля жужжало тогда повсюду, на улице, в трамваях.»
«И разве не чудо, что я уцелела?» – вопрошала баронесса Врангель.
Верно, спасение свыше даровано было Марии Дмитриевне за ее добрые дела – в годы безвременья, разрухи и смуты она ухитрялась поддерживать слабых духом и радеть о русской культуре! В то самое время, когда фамильные ценности, что десятилетиями ревностно собирал ее супруг, на глазах превращались в прах, и шедевры Тинторетто уходили буквально за бесценок, баронесса полна была решимости спасти. пушкинские раритеты!
Самая оживленная переписка завязалась тогда с главным хранителем Пушкинского Дома Борисом Львовичем Модзалевским и Александрой Петровной Араповой, урожденной Ланской.
Баронесса Врангель – Б.Л. Модзалевскому (май 1918 г.):
«Посылаю Вам еще новую добычу, Львович, два письма предсмертных Наталии Николаевны Ланской-Пушкиной к дочерям в имение ее сына Александра Александровича Пушкина. Я вырыла в разнообразных бумагах А.П. Араповой крайне интересное письмо барона Фризен-гофа, женатого на Александре Николаевне Гончаровой, освещающее печальные события жизни семейной А.С. Пушкина.
Я совсем замучила бедную старушку. Но она уверяет меня, что я ей так пришлась по душе, что она приехала в Гатчину заявить сыну, что после смерти ее “Записки о 4-х царствованиях” должны быть переданы мне, а от меня, как Вы знаете, одна дорога к Вам в Пушкинский Дом.
…Меня так увлекает эта работа, Вы заразили меня Вашей жадностью. Когда поймаю что-нибудь удачное, поверьте, даже руки дрожат…»
Писала Марии Дмитриевне и Александра Петровна.
А.П. Арапова – баронессе Врангель (июнь 1918 г.):
«Меня угнетает внезапное горе и непосильная забота о моей несчастной сестре (Марии Александровне Гартунг. – Л. Ч.). С моего отъезда в Гатчину, когда мы расстались, у нее объявилось нервное расстройство, порожденное волнениями и переживаемыми страхами на 87-м году…
Может быть, у кого-нибудь есть связи с правительством, и Вы с Вашей энергией и отзывчивым сердцем уговорите их принять участие в горькой судьбе ее и хоть временно найти ей приют в каком-либо санатории.
Если есть возможность – помогите последней в живых дочери бессмертного поэта».
Убитая горем, – в те июньские дни был расстрелян сын Андрей Арапов, адъютант великого князя Михаила Александровича, – Александра Петровна взывает о сострадании к дочери поэта.
Так уж распорядилась судьба, что Марии Александровне суждено было немногим пережить свою сводную сестру, – дочь поэта скончалась в Москве, в марте голодного 1919-го.
А чуть ранее, в феврале, умерла Александра Петровна – сердце не вынесло утрат и горьких разочарований.
Верно, о безвозвратной потере не раз вздохнула баронесса Врангель. И не ее ли заслуга (ныне совсем забытая), что бесценные реликвии, связанные с именем поэта, были спасены и оказались там, где они и должны были быть – в Пушкинском Доме?!
Кстати, сама баронесса, урожденная Дементьева-Майкова, по матери принадлежала к роду Полторацких. Фамилия известная в отечественной истории и в… пушкиноведении: некоторых из ее представителей удостаивал дружбой Александр Сергеевич. Дружен был Пушкин и с родным дедом баронессы Сергеем Дмитриевичем Полторацким, известным библиофилом. И красавица Анна Керн, в девичестве Полторацкая, воспетая поэтом, приходилась баронессе дальней родственницей.
Но после революционного Октября упоминание о дворянских корнях, мягко говоря, не приветствовалось. А жить в Петрограде с фамилией Врангель значило подвергаться смертельному риску. Петр Николаевич готовил в буквальном смысле побег своей матери. Поздней осенью 1920-го ей удалось пересечь финскую границу, добраться до Германии, затем до Сербии и там наконец-то встретиться с сыном.
Под занавес истории
В Турции своей наиглавнейшей задачей Врангель считал сохранить боеспособность армии. Поначалу это удавалось за счет денежных вливаний Франции. Но вскоре финансовые ручьи стали стремительно «мелеть» – и союзница Франция, равно как и Великобритания, вовсе не желала иметь столь грозную военную силу русских на Босфоре. Белым офицерам и казакам турецкие эмиссары предлагали статус гражданских беженцев и без стеснения советовали искать работу в других странах.
Из воспоминаний барона Врангеля:
«Готовился эпилог русской трагедии. Над предпоследним актом ее готов был опуститься занавес истории».
Главнокомандующий всеми силами боролся за свои поредевшие полки и сотни. В начале двадцатых ему предстояло провести еще одну полномасштабную эвакуацию боевых частей, вернее того, что от них осталось, – из мусульманской Турции в славянские государства: Болгарию и Сербию. Сам Петр Николаевич обосновался со своим семейством (к тому времени родился еще один сын, Алексей) в сербском городке Сремские Карловцы.
Там же появилось на свет и еще одно «детище» генерала – Русский общевоинский союз (РОВС). И последняя надежда главнокомандующего Русской армии. Сколько мог Врангель поддерживал офицеров и их семьи материально, из опустевшей войсковой казны.
В ноябре 1921 – го, как сказано в послужном списке генерал-лейтенанта Врангеля, «согласно просьбе командира и всех чинов 1-го Армейского корпуса принял для ношения на груди Галлиполийский знак». Последнюю свою награду.
Осенью 1926-го Врангель переехал в Бельгию, его семейство перебралось туда раньше. Брюссель стал тем местом, где вновь перекрестились пути Петра Врангеля и Николая Пушкина. Доподлинно неизвестно, встречались ли они в те годы, но вероятность того велика.
Ведь Николай Александрович вместе с женой, дочерью Натальей и сыном Александром к тому времени уже обосновались в Брюсселе.
«После долгих скитаний я переехал в Брюссель, – сообщал внук поэта в Париж известному собирателю пушкинских реликвий Александру Федоровичу Отто-Онегину, – и встретил здесь в литературных кругах самый радушный и сердечный прием многочисленных почитателей гения Александра Сергеевича».
… В бельгийской столице Врангель задумал создать мощную агентурную организацию, которая вела бы разведку против СССР и притом была бы надежно защищена от агентов ОГПУ. Где достать нужные средства – этот вопрос не давал главнокомандующему покоя. Еще одна причина для беспокойства – выход в свет «Очерков русской смуты» генерала Деникина, его давнего оппонента.
«Дуэль» двух генералов продолжилась теперь уже на литературном фронте – Врангель тоже прибег к жанру мемуаров. Его «Записки» начаты были еще в Константинополе, теперь же требовалась их срочная публикация. Но эмигрантские издательства по каким-то причинам отказывались их печатать, и Врангель принял решение передать их А. А. фон Лампе для издания в летописи «Белое дело». Для окончательной редактуры из Берлина в Брюссель в феврале 1928-го и был вызван фон Лампе. Но счет жизни барона пошел уже на недели… В марте начался вроде бы обычный грипп, а в апреле врачи констатировали летальный исход.
До сих пор одной из причин внезапной кончины полного сил боевого генерала называют «участливое» вмешательство ОГПУ, – Врангель был отравлен одним из его агентов.
Перед смертью Петр Николаевич успел отдать последние распоряжения, просил сжечь рукопись его «Записок» тотчас после их публикации.
«Боже, спаси Армию!» – такими, по свидетельству очевидцев, были его последние слова.
Генерала похоронили в Брюсселе, на кладбище в Юккль-Кальвет. Через год с небольшим прах его перенесли в Белград и погребли в русской церкви Святой Троицы. На артиллерийском лафете почивший генерал «принимал» свой последний парад: в скорбном карауле застыли верные ему солдаты и офицеры Белой гвардии.
Мятежный «черный барон», что так неистово любил и защищал Россию, нашел свое вечное успокоение вдали от нее…
Николай Александрович Пушкин скончался в Брюсселе. Еще одно мистическое сближение их судеб!
Последнему внуку поэта суждено было пережить своего боевого командира и брата по африканской крови более чем на тридцать лет. Почти на целую эпоху.
Пушкинский дом в Брюсселе
Не знаменательно ли, что одна из площадей столицы Бельгийского королевства, настоящего перекрестка Европы и центра ее политической жизни, носит имя Пушкина?! Воздвигнут на ней и полный экспрессии памятник русскому гению, работы скульптора Георгия Франгуляна: вдохновенное лицо поэта устремлено к небу, а пелерина плаща уподоблена крыльям. И не только бронзовый памятник составляет предмет гордости брюссельцев, но и сам живой Александр Пушкин, тезка и прямой наследник поэта!
Александр Александрович Пушкин с женой Марией. Брюссель. 1996 г. Фотография
Носитель, и, к величайшему сожалению, последний, родовой фамилии по прямой линии, не прерывавшейся со времен легендарного Григория Пушки.
Брюссель для Александра Александровича Пушкина – родной город. Ведь в нем жили его дедушка Николай Александрович, тетушка Наталья, отец Александр Николаевич, мать. Да и сам он всю свою жизнь, вот уже семьдесят лет, живет в Брюсселе. Вместе с любимой супругой Марией. Машей Пушкиной, урожденной Дурново. И тоже прямой наследницей поэта.
Вполне зримые связи соединили сельцо Михайловское Псковской губернии и столицу Бельгийского королевства: в брюссельском доме потомка поэта долгие годы хранилась частица одной из сосен, воспетых поэтом.
… В июле 1895 года над Псковской губернией пронесся мощный ураган: с корнем вырывал он и валил вековые деревья. Последняя из трех знаменитых сосен не избежала общей печальной участи. Тогдашний владелец Михайловского Григорий Пушкин, младший сын поэта, распорядился из поверженного бурей великана изготовить несколько пресс-папье: к сосновым брусочкам крепились серебряные пластинки с гравированными строками:
- На границе
- Владений дедовских, на месте том,
- Где в гору подымается дорога,
- Изрытая дождями, три сосны
- Стоят – одна поодаль, две другие
- Друг к дружке близко…
Одну из тех памятных вещиц Григорий Пушкин подарил старшему брату Александру, а тот в свою очередь сыну Николаю. Покидая революционную Россию, ее как самую дорогую реликвию взял с собой Николай Пушкин, внук поэта.
- …Но пусть мой внук
- Услышит ваш приветный шум, когда,
- С приятельской беседы возвращаясь,
- Веселых и приятных мыслей полон,
- Пройдет он мимо вас во мраке ночи
- И обо мне вспомянет.
Сбылось ли по пушкинскому слову? Да. Память и любовь к великому своему деду Николай Александрович пронес «во мраке ночи», сквозь горькие годы изгнания, войн и переворотов. С внуком поэта фамильная реликвия «странствовала» по миру: Турция, Сербия, Бельгия…
Из долгой «эмиграции» она вновь вернулась в Россию, по заветному и такому знакомому адресу: Петербург, набережная Мойки, 12. Ее привез из Брюсселя и передал в дар пушкинскому музею сам Александр Пушкин, праправнук поэта.
Брюссель, столица Бельгийского королевства. Фотография
Александр Пушкин изучает фамильное древо. 2008 г.
Фотография автора
1937 год. Столетие со дня смерти Пушкина стало объединяющим для всех русских эмигрантов: память поэта почтили от Парижа, центра юбилейных торжеств, до японского Кобе. Прошли памятные дни и в Брюсселе. В том знаменательном году Николай Александрович, член Бельгийского пушкинского комитета, выступал перед поклонниками поэта с докладом «Род Пушкиных». Долго не смолкали аплодисменты в зале на улице Конкорд после той блистательной речи.
Неудивительно ли, что и сам Александр Сергеевич оставил запись об одном собрании, также проведенном в Брюсселе эмигрантами? На страницах дневника он приводит статью из «Франкфуртского журнала». Помечает: «Дело идет о празднике, данном в Брюсселе польскими эмигрантами, и о речах, произнесенных Лелевелем, Пулавским… Праздник был дан в годовщину 14 декабря». А вот строки из статьи, переписанные поэтом и, видимо, немало его позабавившие: «Что же до мнения Пушкина по поводу польского восстания, то оно выражено в его стихотворении “Клеветникам России”, которое он напечатал в свое время. Так как, однако, названный Лелевель, кажется, интересуется судьбой этого поэта, якобы “сосланного в отдаленные края Империи”, то присущее нам человеколюбие заставляет нас осведомить его о пребывании Пушкина в Петербурге и отметить, что он пользуется милостью и благоволением Государя» (франц.).
Пушкинской годовщине посвящалось и торжественное заседание Русского историко-генеалогического общества в Брюсселе. Со словом о поэте обратились к историкам Николай Пушкин и бывший начальник штаба барона Врангеля, его личный секретарь Николай Котляревский. Вновь звонкие имена Пушкина и Врангеля прозвучали рядом!
К генеалогическим разысканиям внук поэта тяготел давно. Весьма характерные строки его послания, отправленного А.Ф. Отто-Онегину задолго до юбилейных торжеств: «Стремясь сохранить для детей и дальнейшего потомства имя и традиции, которыми они вправе гордиться, я занят восстановлением своего семейного архива. Для этой цели мне очень хотелось бы просить Вас не отказать сообщить мне генеалогию Пушкиных от Радши до Александра Сергеевича…»
Внимали вдохновенному слову Николая Пушкина в год скорбного юбилея и русские парижане. В память о тех торжествах остался портрет поэта с дарственной надписью художника, сына прославленного ювелира, на обороте: «Николаю Александровичу Пушкину в память юбилея его великого предка от Евгения Карловича Фаберже. Париж. 1937 год».
И еще фотография, на которой сын Николая Александровича, Александр Пушкин, запечатлен вместе со страстным пушкинистом, танцовщиком и балетмейстером Сержем Лифарем, в окружении красавиц-балерин парижской Гранд-опера.
Ранее, в 1933-м, в Брюсселе произошло событие, репортаж о коем поместила на своих страницах популярная в эмигрантских кругах «Иллюстрированная Россия». Ведь венчалась Наталия Николаевна Пушкина (полная тезка красавицы Натали, своей прабабушки, и в день ее рождения!) с бароном Александром Гревеницем.
Читать бесплатно другие книги:
