Конкурс неприятностей Волынская Илона
© Волынская И., Кащеев К., 2015
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015
Пролог
– Слышь, клиент просил это… не тянуть.
– Ну, ежели по просьбе клиента… – Щуплый мужичок в заляпанном темными пятнами халате сплюнул замусоленную цигарку на грязный цементный пол, загремел засовом. Решетка откатилась с металлическим лязгом, и мужичок шагнул внутрь.
Он сразу понял, что мужичок в халате идет к нему. Попятился, пытаясь вжаться в стену своей тюрьмы.
– Не балуй! – с равнодушной строгостью сказал мужичок, подталкивая его к выходу.
Он знал, что выходить нельзя. Доносящийся сквозь решетку запах был отчетливым, сильным запахом свежей крови. Точно так же пахли пятна на халате мужичонки. Он вскинулся, отчаянно пытаясь сопротивляться…
– Не балуй, я сказал!
Резкая боль – и на шее защелкнулось что-то вроде хомута с длинной ручкой, за эту ручку мужичонка поволок его наружу. И тогда он отчаянно, бессильно закричал. Остающиеся в камере ответили такими же жалобными криками, но его уже выволокли, и их вопли разбивались о захлопнувшуюся позади решетку. У него оставалась всего одна, крохотная надежда – те, кто привез его сюда, просто не могли так поступить! Они не могли! Они придут!
Словно кот из засады, грузовичок-фургон выскочил на трассу. Яростно прогудел что-то вроде «Кто не разбежался, я не виноват!» и вломился в поток машин. «Вольво» по-кошачьи поджался, вкапываясь в асфальт всеми четырьмя колесами. В фургоне снова прессанули клаксон, оглушая трассу тревожным гудком, и грузовичок ринулся вперед. Обошел неспешно катящую «Ладу-Приору» – ввжж-ж! Перестроился в другой ряд, вклинившись в щель между новенькой «бэхой» и «Газелью», дернул вперед, обошел «Газель», перестроился снова, насмерть перепугав холеный «мерс», метнулся под носом у «жигуля»… И вылетел на открытую трассу… прямо перед постом ДПС… и, не сбавляя скорости, просвистел мимо.
Взвыла сирена.
– Фургон номер… немедленно остановитесь! – заорали динамики.
Фургон мчался.
По узким сходням его вели через двор к двери металлического ангара. Распахнутая как жадный рот дверь дышала кровью. С каждым шагом запах становился все отчетливей. Туда входить нельзя. Он попытался упереться на сходнях, но режущий горло ошейник не пустил, а сзади хлестнула жгучая боль, заставляя сделать шаг вперед. Помощи не было. Густая темная тень ангара упала на него, заставив мелко задрожать. Тянущий его мужичонка с силой дернул за сковывающий голову ошейник, и ему пришлось шагнуть в дверь.
Старый истертый указатель вынырнул с правой обочины. Фургон помчался еще быстрее – несущаяся следом милицейская машина придавала ему ускорения. На полной скорости грузовичок ринулся в поворот. В борт чувствительно грохнуло, что-то звонко, как отпущенная струна, хрустнуло… задние дверцы фургона распахнулись и теперь летали туда-сюда, колотясь о борта.
– Фургон номер… вы создаете аварийную ситуацию! – взвыла милицейская машина. Окутанная синим светом мигалок, она словно летела над дорогой.
В кузове фургона грохнуло. Из распахнутых дверей посыпалось какое-то шмотье. Округлый кусок металла пронесся над дорогой и врезался в милицейскую мигалку. Синие сполохи погасли, брызнули осколки. Фургон ухнул колесом в ямину – из распахнутых дверей призраком выпорхнуло здоровенное стеганое одеяло и залепило ветровое стекло милицейской машины. Ослепленный водитель отчаянно ударил по тормозам. Визжали протекторы, предсмертно орала сирена – машину повело юзом, и наконец она встала, зависнув одним колесом над ямой. Фургон газанул, стремительно уносясь вперед.
Его впихнули в тесный загончик – стальные перила сжали со всех сторон, не давая ни бежать, ни отвернуться. Он уже не пытался сопротивляться, только дрожь пробегала по коже, заставляла дергаться каждый мускул, и крупные слезы катились из широко распахнутых глаз. Надежды не оставалось. Помощь не придет. Его оставили, бросили… забыли.
Он еще раз безнадежно мотнул головой, когда щуплый мужичонка прилаживал у висков рамку с тянущимися от нее проводами.
– Слышь, чего-то там снаружи сирена орет? – покричали со двора.
– Нам-то какое дело, – проворчал мужичонка, прищурился – правильно ли прилажена рамка – и взялся за рубильник.
Стремительно несущийся фургон вынырнул перед закрытыми железными воротами. Застонали тормоза, фургон понесло в разворот… Вертясь как на карусели, фургон бахнул в ворота – металлические створки ответили густым гулом, передняя фара грузовичка разлетелась вдребезги – и наконец встал. Из распахнувшихся дверей выскочили двое и ринулись к проходной, снося кинувшегося им наперерез охранника.
Глава 1
Саша
Двумя часами ранее
Я прощалась с любимым.
– Я все понимаю! – всхлипывая, бормотала я. – Тебе нужно уезжать! Тут у тебя никаких перспектив, а там совсем другие возможности… Только как же я без тебя? Мы же три года вместе! – Ощущение жгучей обиды захлестнуло меня, прожигая душу, словно на нее медленно капали кислотой. – Я же живой человек, мне больно! Нет-нет, не бойся, я не буду устраивать истерик! – Я крепче сомкнула руки вокруг шеи любимого, не позволяя ему отстраниться. Я знала, что мне его не удержать, но… еще хоть чуть-чуть, хоть минуточку побыть рядом, прижиматься щекой, чувствовать его запах! – Помнишь, как ты вот здесь меня к стенке притиснул? – я смущенно хихикнула. – У меня тогда аж дух отшибло, но все равно я была такая счастливая! А помнишь, как мы в первый раз встретились? Я в тебя сразу влюбилась, вот честное слово! – мой голос дрожал, я поняла, что сейчас снова ударюсь в слезы, и крепко зажмурилась. Губы любимого прижались к моим мокрым ресницам, его теплое дыхание осушило слезы. – Чего уж теперь целоваться-то? – я оттолкнула его. Шмыгнула носом раз, другой, пытаясь взять себя в руки. И ведь ничего не изменишь. Ни-че-го! – Ты хоть скучать по мне будешь? – невольно вырвалось у меня, но я тут же махнула рукой: – Первое время, наверное, будешь… А потом забудешь. Все вы одинаковые! Ой, я ж тебе яблок в дорогу привезла! – спохватилась я. Любимый потянулся к пакету. Ну конечно, кто б сомневался! – Совести у тебя нет! – снова заливаясь слезами, провыла я. – Я ведь тебя люблю! Я в тебе все люблю, я… даже навоз из-под тебя выгребать люблю! А тебе бы только жрать… у-у, жеребец! – и я погладила его по гладкой шелковистой морде. Гнедой дончак фыркнул и снова потянулся к пакету с яблоками.
– Вот что тебе не нравится? – Лида из старшей спортивной группы ввалилась на конюшню, походя сунула морковку выглянувшей из своего денника[1] Симке (она же Семирамида, серая кобылка орловских кровей). – Там конюшня в три раза лучше, корма отличные, он еще знаменитым станет – чем плохо?
– Я его с трех лет заезжала![2] – жалобно проныла я, намекая, что неплохо бы проявить хоть чуть-чуть сочувствия моему горю. Ага, дождешься!
– А ты не знала, что с конем придется расстаться? – весело удивилась эта злая, бесчувственная девушка. – Может, ты и Димку заезжать не будешь? Его ведь тоже когда-нибудь продадут, или обменяют, или другому спортсмену передадут, а твое нежное сердце не выдержит такого потрясения… Ладно, уговорила – беру Димку себе!
– Эй, отвалила от моего Димона, у тебя свой конь есть! – От злости я чуть дверь денника не вынесла, не хуже, чем любимый копытом. Тем более конь у нее – совершенно роскошный ахалтекинец.
– Есть, точно как у всех: сегодня я этого коня выезжаю, а завтра р-раз – и отдали! – пробурчала Лида. – Кончай рыдать, а то солома отсыреет, и займись Димоном, пока хоть он у тебя остался!
Я глубоко вздохнула. Лидка права: работаешь не свою лошадь, не важно, государственную или частную, – будь готов с ней расстаться. А своя лошадь – пока недостижимая мечта. Седло там, краги[3], перчатки родители мне покупают, хотя и это недешевое удовольствие, но лошадь – совсем другие деньги, если, конечно, брать такую, на которой выступать можно, а не просто собственную попу по полям катать. Жизнь – боль.
Я в последний раз обняла любимого за шею, погладила шелковистый лоб с белым пятном звезды, пока он тыкался мордой мне в руки, выпрашивая угощение, изъяла два яблока из принесенного для него пакета и закрыла за собой денник. Симка немедленно высунулась в коридор, требуя свою дань.
– Хорошо устроилась, морда лошадиная, все-то тебя кормят! – я протянула ей яблоко. – А ты скажи: все вы на мне ездите, ваша святая обязанность меня кормить! Ну что же делать, если ты у нас такая хорошая конкурная[4] кобыла, умница девочка… – Я прижалась лбом к ее теплой ласковой морде. – Вот Димку поработаю и приду, потерпи часик. – И я направилась к деннику с надписью «Дипломат».
– Прими! – скомандовала я, и он послушно подался вправо. – Ах ты ж мой хороший, запомнил! – я немедленно сунула ему оставшееся яблоко. Он довольно захрупал, а я достала из ящика щетки и принялась надраивать его роскошную шкуру. – Эй-эй, стоять! – Димка слопал яблоко и плавно так, типа, никто никуда не идет, попытался выбраться из денника. – Во-первых, уважающий себя конь не может появиться на людях недочищенный, как полкартошки. Так что извольте подождать, пока я закончу, сударь! А вовторых, без ногавок[5] никуда не пойдешь! – Я присела застегнуть ногавки и огребла хвостом по физиономии. – Уздечку наденем, и я тебя выведу. Нет, дорогой мой, хочешь не хочешь, а если нам с тобой работать, трензель[6] нужен. Я знаю, ты эту железяку жевать не любишь. А яблочки ты жевать любишь? Яблочки – только для тех, кто работает, а кто не работает, тому, извиняюсь, фигушки. Вот молодец! – Я вывела Димку в коридор и тут увидела Лиду, в задумчивости застывшую перед денником.
– Ты что, тут так все время и стоишь? – обалдело выдохнула я, оглядываясь на своего полностью вычищенного и снаряженного Димку.
– Нет, вообще-то я уже успела конюшню по кругу оббежать, – рассеяно обронила Лида. – Сашь, ты Банни не видела?
Я оглядела пустой денник с табличкой «Ганнибал» и отрицательно покачала головой.
– Мне Светлана Викторовна велела его почистить и промять, тут скоро прокатчики кататься приедут… а его нет! – развела руками Лида.
Банни, он же Ганнибал, еще совсем не старый, одиннадцатилетний клеппер, помесь пони и лошади, споко-о-ойный… как пуфик на ножках. И как все клепперы, не сильно высокий – самое то детишек и не сильно толстых мамаш катать. Все девчонки в нашей конно-спортивной школе в первый раз в седло именно на нем садились! Он такой классный – как глянет на тебя из-под челки, так ты ему все отдашь: и сахар из карманов, и морковку из сумки, и йогурт из своего обеда.
– Наверное, кто-то его уже работает… – неуверенно предположила я.
– Ага, а Светлана об этом не знает! – фыркнула Лида.
– Ну, вдруг из старших кто-то взял? – предположила я.
– Разве что Костян, – буркнула Лида, и в голосе ее прозвучало явное неодобрение. Костя и еще Ольга – это наша элита, кандидаты в мастера спорта. Лидка до них пока не дотягивает, но старается.
– Хотя на фига Костику клеппер, если ему Арсенала отдают? – процедила Лида.
Я сочувственно поглядела на нее – не только у меня горе. Арсенал – тот самый ахалтекинец, совершенно потрясающий конь! Барьеры берет чистенько, верхние жерди не сбивает, всадников в автономный полет по высокой траектории не запуливает, в общем, конь-самовоз – в смысле сам неплохо соображает, что на конкурных соревнованиях делать. Конечно, чтоб он таким стал, ого-го сколько труда вбухать пришлось. Но его же не одна Лида тренировала, там и Костик работал как проклятый, и Ольга. А что на чемпионат страны на Арсенале поедет Костик, мы все давно догадывались. Костяну единственному к чемпионату восемнадцать исполнится, а Арсенал даже конкуриста в сто раз хуже способен на первое место вывезти. И будет у нас новый мастер спорта, школе это нужно! Но Лиду я понимала как никто: плевать, чего там нужно школе, за такие соревнования и такого коня убиться можно!
– Не расстраивайся, – пробормотала я. – Ты все равно выступишь, пусть на другом коне, но ты классно ездишь.
– Только хуже Костика! – злобно самокритикнулась Лидка. – Вот и дали бы Арсенала мне! Все-таки берут меня в Англию учиться, – после короткой паузы буркнула она. – С середины сентября можно начинать. И стипендию дать могут… Но это только если будут победы.
– Круто. Поздравляю! – инскренне обрадовалась я.
– С чем? – криво усмехнулась она.
Я в ответ только кивнула. Ну да, принять-то ее в английский колледж приняли – а жить на что? Без стипендии приглашение на учебу так и останется красивой бумажкой. На то, чтоб добыть стипендию, Лидке остается меньше трех месяцев, а Арсенала отдали Костику…
– Светлана Викторовна уперлась – и ни в какую… – Лидка безнадежно махнула рукой.
Ну и чем я могу ей помочь?
– Я сейчас Димку работать буду, – решительно объявила я. – Посмотрю, где Банни, а если увижу Костю, спрошу его!
– Ладно. Только Светлане не говори. – Лида замялась и наконец выдавила: – Когда мне про Арсенала сказали, я того… выступила по полной. Если сейчас еще окажется, что Банни пропал…
Похоже, Лидка и впрямь неслабо выступила, если так тушуется, – конники вообще стеснительностью не отличаются, а Лида даже среди нас виртуоз художественного слова.
– Я пока денник отобью. – Лида взялась за лопату и принялась наводить в деннике чистоту, соскребая с пола навоз и подмокшую солому, а я ухватила Димку за узду и повела ходить.
– Держаться слева на уровне плеча лошади… – как молитву бормотала я себе под нос.
С первым конем, моим любимым, Светлана Викторовна меня всему учила: и как «с земли» работать – ну, когда рядом идешь, и заседлали мы его в первый раз вместе, и на барьер я его при ней повела. А с Димкой, типа, я уже все знаю, сама-сама! Ну да, будто я помню, с чего три года назад с любимым начинала! Вот и мучаюсь: Интернет перетрясла, книжек по лошадиной психологии накупила, и чем дальше, тем больше боюсь сделать что-нибудь не так. А это плохо – лошадь мои бренчащие нервы сразу чует. Конь не собака: даже мелкая чихуа-хуа, по сути, хищник, одомашненный для охоты и защиты человека. А конь хоть и здоровенная зверюга, но травоядная, и сам от всадника защиты ждет. Нет, мой Димон – он и подраться с другими жеребцами не дурак, но стоит появиться чему-то непривычному, так он норовит мне на шею запрыгнуть и всеми четырьмя копытами вцепиться: спря-я-ячь меня, я боюсь! Но если чует, что я сама испугана – все, до свидания, какой от тебя толк? И нечего тут распоряжаться, я, великий и могучий скакун, буду делать, как сам захочу!
– Ты что тут делаешь? – раздался за спиной резкий, чуть гнусавый голос.
Я с перепугу подскочила… а-а, блин, повод дернула со всей дури! Димка заплясал на месте, пофыркивая и мотая головой.
– Спокойно, все хорошо, совсем ничего не случилось! – Руку там, где по ней проехался повод, жгло так, что хотелось засунуть ее в рот по самый локоть. Не переставая поглаживать нервничающего Димку, я обернулась. Ну вот, явление. Не помню ни как называется его должность, ни как его самого зовут, но этот мужик руководит нами от городской администрации. Раньше у нас другой был, мы с ним четыре года жили душа в душу: мы тут, в школе, а он у себя в администрации, разве что Светлана Викторовна к нему с отчетами ездила. А потом были очередные выборы, тот, старый, оказался коррупционер, поэтому уже две недели у нас новый – и таскается сюда через день, зараза такая!
– Я спросил, что ты здесь делаешь? – в голосе этого… Администратора появились визгливые нотки, Димка снова попятился и попытался выдернуть у меня повод.
– Хожу, – коротко буркнула я, пытаясь успокоить жеребца.
– А лошадь зачем за собой таскаешь?
– А зачем мне ходить, если без лошади?
– Если тебе нужна компания, возьми подружку и с ней ходи!
Моя рука замерла на Димкиной шее – я вдруг отчетливо представиа, как натягиваю узду на Лиду и, держась у ее левого плеча, шагаю с ней по территории!
– Тут конная школа, сюда не для того приходят, чтоб ходить! Тут скакать надо! – и он выразительным жестом указал на Димку.
Я невольно шагнула вперед, прикрывая коня собой:
– На нем еще нельзя скакать! У него спина слабая!
– И кто ж тебе разрешил выводить больную лошадь?
– Он не больной! – я почувствовала, что офигеваю. – Он еще маленький!
Мужик поглядел на возвышающегося над моим плечом жеребца. Ну да, Димка крупный, но это же не мешает ему быть маленьким!
– Ему всего два с половиной года!
– Лошадь не человек, девочка. – На меня поглядели снисходительно. – Два года – вполне взрослое животное.
– Это кот в два года взрослое животное! А у коня еще позвонки не срослись! – я провела ладонью по Димкиной спине. Спокойно, я же терпеливая, мне потому и разрешают молодых лошадей заезжать. Но с лошадьми проще, лошадь тебя разве что башкой о барьер приложит, а вот люди… – Его сейчас надо с земли тренировать: вот так ходить с ним рядом, учить останавливаться… В бочке работать потихоньку… – и пока этот псих не начал объяснять мне, что лошадь в бочку не влезет, я ткнула пальцем в сторону широкого натоптанного круга с пятачком для человека посредине. – Это вон там, берешь коня на корду… веревка длинная такая… рысь с ним тренируешь, галоп…
– А вот я узнаю, можно ли тебе брать лошадь и делать с ней что в голову взбредет! – угрожающе выдал Администратор.
Тяжело человеку в пятнадцать лет: ты уже видишь все взрослые глупости, но послать по-взрослому еще не можешь.
– Вон наш завуч едет, ее и спросите! – с облегчением выдохнула я.
– Светлана Викторовна? – мужик подозрительно прищурился, глядя на громадного черного коня, в седле которого сидела маленькая женщина в клетчатой рубашке, темных бриджах и крагах. А чего он ожидал – что завуч конно-спортивной школы будет ходить в деловом костюме и с журналом под мышкой? Ага, верхом на Бахтате, который прет как танк и то и дело в галоп сорваться норовит! – Кстати, до сих пор не могу понять: какой учебой она заведует – вашей или лошадячьей?
Ну что ж делать, если ты такой непонятливый!
– Она заведует тем, как мы обучаем лошадей.
Судя по злобному взгляду Администратора, он решил, что я прикалываюсь. А я – нет, все так и есть.
Легкой рысью Светлана Викторовна погнала Бахтата к нам. Из-за ее спины выехал Костя на том самом Арсенале, а за ним Ольга на гнедом орловце, и неспешной рысью двинули к барьерам на конкурном поле. Я невольно залюбовалась. Какие кони, а какая посадка у ребят! Просто песня! Я аж носом шмыгнула – мне до такого еще пахать и пахать.
– Кос… – попыталась окликнуть я и осеклась. Лида же просила, чтоб Светлана Викторовна не знала, и вообще, если Костя Арсенала работает, значит, он точно не брал Банни.
Бахтат подлетел к нам и вкопался копытами в землю буквально в полушаге от меня: морда шкодная, фырчит, косится – дескать, как я вас, а? Я к его фокусам давно привыкла, а мой четвероногий Дипломат и этот двуногий… Администратор шарахнулись. Димку я за повод удержала, а админмужик чуть на два метра не улетел с перепугу! Вот что бывает, если позволять всяким администраторам лазать по территории без уздечки!
– Саш, куда наша коневозка делась? – с седла поинтересовалась Светлана Викторовна.
Нет, я не Саша, меня пора переименовывать в Справочную, Гуглу Яндексовну! То я должна знать, где Банни, то – где коневозка.
– Твоего любимчика пора отвозить, а ни коневозки, ни дяди Гриши…
Дядя Гриша – наш главный ответственный «за все»: и конюх, и столяр, и водопроводчик, и шофер. Вот теперь и любимого он повезет. Я уже собралась впасть в печаль по этому поводу… Стоп. Нет Банни. Нет коневозки. Нет дяди Гриши. Светлана Викторовна не знает, где они. Пропажа Банни из денника выглядела достаточно… странно, а одно-другое-третье и четвертое вместе приобретают прямо-таки зловещий характер!
– У вас тут вообще порядка нет! – процедил Администратор.
Светлана Викторовна обратила на него внимание примерно как на воробья, чирикающего у дороги. С высоты Бахтата она обозревала выметенные до блеска дорожки, конкурное и выездковое[7] поля, сеновал и далекое здание конюшни – словно твердо знала, что под ее требовательным взглядом искомые объекты не замедлят материализоваться. Объекты не замедлили. Ворота школы послушно распахнулись, и внутрь вкатил пропавший фургон-коневозка с дядей Гришей за рулем. Светлана Викторовна тронула Бахтата пятками, и этот хулиганистый супертанк покорно зацокал к фургону.
– Дядя Гриша! – Светлана Викторовна нагнулась с седла – ее возмущенное лицо возникло в окошке водителя, пока задумчивая морда Бахтата тыкалась в лобовое стекло. – Вы куда коневозку гоняли, когда лошадь перевозить надо?
– Так это… Уже! Отвез! – Дядя Гриша высунулся в окошко.
Светлана Викторовна недоуменно оглянулась на конюшню…
– Куда отвезли? Я пять минут назад там была – конь в деннике!
В деннике, в деннике – сама любимого только что там обнимала напоследок. Мы с Димоном потихоньку придвигались поближе с разговаривающим – заодно и от Администратора подальше.
– Как же в деннике, если я его отвез! – дядя Гриша начинал злиться.
– Стоп. Спокойно. – Светлана Викторовна слезла с Бахтата, похлопала коня по шее, давая себе время на это самое «спокойно». – Что-то мы друг друга не понимаем: какого коня и куда вы отвезли?
– Так какого велено куда велено! – возмутился дядя Гриша, но под взглядом Светланы Викторовны взял себя в руки. – Банни! На бойню!
Мои мысли поднялись в галоп, грохоча копытами прямо по черепной коробке. Какая… б-р-р, бойня?! Это же Банни, лапушка-солнышко, зайчик наш копытастый, да первого, кто такое предложил, Светлана Викторовна сама бы на сосиски пустила…
– Банни? Зачем на бойню? – эхом откликнулась Светлана Викторовна.
– Так я думал, все, конец конику, раз ветеринар вчера приезжал… – недоуменно ответил дядя Гриша.
– У Банни обыкновенный запал[8], ранняя стадия, все с ним нормально будет! – Я рванула вперед, волоча за собой Димона.
– Мне-то откуда знать? – забормотал дядя Гриша, затравленно глядя на нашего завуча, на меня, даже на Бахтата… – Не, ну не сам же я придумал его туда везти! Вот, вот! – он нырнул в салон, выдернул из бардачка листок бумаги и принялся совать его Светлане Викторовне в руки. – Под дворник было засунуто, еще вот карандашом приписано – срочно! Я и решил, может, заразное что, чтоб другие лошади не заболели, и рванул…
– Бахтата примите! – рявкнула Светлана Викторовна, ухватила дядю Гришу за ворот рубахи и выдернула из кабины. Для женщины, способной на галопе остановить полтонны разогнавшейся лошадятины, не такой уж это и подвиг. Дядя Гриша пошатнулся, едва не ляпнувшись на асфальт, и замер: мистер Обалдение – руки опущены, рот приоткрыт…
– Кто-нибудь – со мной! – прыгая за руль, скомандовала Светлана Викторовна. Дядя Гриша только шумно сглотнул, ошалело поглядел на зажатый у него в руке листок – ветер трепал уголок с четко видной синей печатью. Так он еще год медитировать будет! А там малыш Банни…
– Держите! – Я сунула поводья Димона дяде Грише, в два прыжка нагнала уже тронувшуюся с места коневозку… Рванула дверцу и ввалилась на пассажирское сиденье.
– Какого черта, Александра?! Я вообще-то дядю Гришу звала! – Светлана Викторовна утопила педаль газа в пол – останавливаться из-за меня она явно не собиралась.
Я подобрала руки-ноги и кое-как устроилась в пассажирском кресле.
– Ну, он как-то… завозился, а мы же вроде торопимся? – Я потянулась за ремнем безопасности. Если прыгаешь в машину на ходу, надо сразу же пристегнуться… пристегнутого пассажира сложнее выкинуть из кабины!
Завуч покосилась на меня и только фыркнула, выворачивая руль. Коневозка вылетела из распахнутых ворот. На повороте на миг открылся двор школы: приплясывающий Бахтат и мой шарахающийся Димон, ошалевший дядя Гриша, скачущая от манежа Ольга, бегущие со всех сторон люди… И только одна фигура оставалась неподвижной посреди этой истеричной движухи: похожий в своем неизменном костюме на серый штрих карандаша, Администратор стоял на дорожке и глядел нам вслед. Выражение его лицо отсюда различить было невозможно.
Картинка мелькнула и пропала, коневозка мчалась по дороге, стремительно загоняя серую ленту асфальта под колеса.
– Почему Банни на бойне? – наконец выдавила я. – Почему дядя Гриша…
– Понятия не имею, – не отрывая глаз от дороги, бросила Светлана Викторовна. – Но выясню… сразу же, как вытащу клеппера оттуда.
– А вы знаете, куда ехать? – заикнулась я.
Светлана Викторовна не ответила, а я чуть не прикусила язык. Каждому, кто имеет дело с большими животными, приходится знать это треклятое заведение – бойню. Просто потому, что природа – она такая равнодушная, что на наше «не хочу, не надо» ей плевать с высокой горки. Не все болезни можно вылечить и не с каждой болезнью лошадь может жить. Но ведь с Банни же ничего не случилось, это же наш Банни… Это он три года назад, в мой самый первый день на конном, нес меня на спине как хрустальную вазу, и я чувствовала его снисходительное «Не бойся, не уроню!». На нем я первый раз прыгнула через барьер – и первый раз грохнулась, а он стоял надо мной и ободряюще сопел, и я знала – не сейчас, так в следующий раз все получится. Да он был моим тренером ничуть не меньше, чем Светлана Викторовна или Петрович!
Фургон заскакал по колдобинам. Ха-ха-чу-о-обратно-на-а-ло-ошадь! Там хоть коленями держаться можно! Наш фургон завалился на бок – меня распластало по дверце, – вильнул тяжелым задом, вырвался на шоссе и понесся, лавируя среди машин, оставляя за собой шлейф гудков, скрежета тормозов и густой, как повидло, ругани водителей.
Сзади вспыхнули синие сполохи и механический голос грозно взвыл:
– Фургон номер… немедленно остановитесь!
– Милиция! – выдохнула я.
– Да, удачно, – кивнула завуч… и вдавила педаль газа в пол до упора. Кенгуриным прыжком коневозка сиганула вперед. Сзади истошно взвыла сирена и полыхающая синими огнями мигалки машина ринулась за нами в погоню. Ни фига себе удача!
– Тебя никто за мной не тянул, – словно отвечая на мои мысли, отрезала завуч и до белизны в пальцах стиснула руль.
Поворот! Я снова повисла на ремне – мы на полной скорости свернули на старую грунтовку. Мелкий щебень яростно забарабанил в днище. Бабах! Позади нас словно крылья развевались – запор сорвало, и теперь задние дверцы фургона яростно колотили в борта, а наружу градом сыпалась незакрепленная снаряга. Дзанг! – вертясь как бумеранг, старая подкова вдребезги разнесла милицейскую мигалку. Сполохи синего света в последний раз ярко вспыхнули и погасли. Шарах! – фургон ухнул колесом в яму, меня тряхануло так, что звонко лязгнули зубы. Мотор взвыл, коневозка завертела колесами, точно распаленный галопом конь рыл землю копытом, и снова ринулась вперед. Выпорхнувший из распахнутых дверей вальтрап[9] развернулся в воздухе, закрыв ветровое стекло милицейской машины. Следом вылетело седло. У Светланы Викторовны только уголок рта дернулся, но она не затормозила, гоня машину прямо к серому забору с торчащими за ним трубами. Неужели это… она… оно? На вид и не скажешь, вроде фабрики обыкновенной. Лента грунтовки уперлась в наглухо закрытые ворота. Светлана Викторовна ударила по тормозам, фургон понесло в разворот.
– А-а-а! – нас завертело, железо заскрежетало о железо, и машина встала, подпирая задом створки.
– Считай, постучалась. – Светлана Викторовна вылетела из-за руля и ринулась к проходной. – Ты сидишь тут! Чтоб никуда!
Ага, щас! Меня вынесло из машины одновременно с ней, но догнать нашу завуч я все равно не смогла. Я ворвалась в узкий коридорчик проходной… Местный охранник – бомжевато-небритый мужик в грязном камуфляже – задумчиво сидел в углу своей стеклянной будки и осмысливал. Нормальная реакция неподготовленных людей на нашу завуч. Конкурным прыжком я сиганула через закрытый турникет и выскочила на бетонный двор. И замерла. Яркий летний день с зелеными деревьями вдоль обочины и чуть пожелтевшей под горячим солнцем травой остался за порогом. Здесь было сумрачно и стоял шум. Он накатывал на меня со всех сторон – механический, неумолимый и равнодушный, безразличный к боли, страданию, отчаянию. Решетчатые загоны, похожие на издевательскую карикатуру на денники в конюшне, были забиты животными. В одном, спрессованные плотно, будто их туда кулаками утрамбовали, стояли коровы. Я увидела блестящий, неподвижный в отупелом покорном отчаянии глаз, потом корова отвернулась и принялась мерно двигать челюстями, пережевывая давнюю жвачку.
Протяжное, безнадежное ржание прокатилось над бетонным двором. В соседнем загоне были лошади. Всего три: лохматенькие пони, будто малыши, жмущиеся к высокой кобыле редкой кремовой, как у нас говорят – изабелловой, масти. Красавица отчаянно взвилась на дыбы… и со всего маху опустила копыта на решетку своей тюрьмы. Решетка ответила громким и каким-то злорадным гулом. Лошадь опустилась на передние ноги, голова ее поникла, ухоженная светлая грива свесилась едва не до земли, и снова заржала – гневно, яростно и безнадежно, на краткий миг перекрывая безжалостный механический шум. Из голубых глаз изабелловой кобылки покатились самые настоящие слезы.
Я заорала:
– Светлана Викторовна, здесь еще лошади! – и повисла на решетке, тряся ее изо всех сил, точно рассчитывала вывернуть на фиг.
Бегущая по похожему на железные мостки проходу завуч остановилась в дверях полукруглого ангара:
– Стой там! Рядом с ними! Не смей за мной ходить! – и нырнула в темный проход.
Я и не собиралась никуда идти – меня теперь отсюда силой не оттащишь! Я вцепилась в решетку, не отрывая глаз от лошадей.
Из проходной выскочили двое милиционеров – выглядели они так, будто побывали в аварии. Ой, а они ведь да, в смысле побывали!
– Девчонка! – оба милиционера притормозили возле меня. – Она, что ли, за рулем была? – они недоуменно переглянулись.
Из дверей ангара птичкой, будто ему придали ускорение сапогом для верховой езды, вылетел мужичонка в заляпанном темном халате. Вцепился в перила мостков, точно боялся, что сейчас его будут отдирать силой… и увидел милиционеров:
– Товарищи менты, помогите! Хулиганят! Убивают!
– Так убивают или хулиганят? Статьи-то разные, – пробормотал молодой милиционер.
– Убивают хулиганским образом! – немедленно откликнулся мужичонка.
– Похоже, наш лихой водила тут!
Светлана Викторовна выскочила на двор. Менты охотничьим прыжком рванули ей навстречу… и замерли.
– С-светлана Викторовна? – заикаясь, пробормотал один. – Это вы тут… хулиганите? Аварийную ситуацию создаете… – выражение лица у него было как у добросовестного школьного дежурного, ненароком отловившего директора, когда тот тайком перекуривал за школой.
– Здравствуйте, мальчики! – Светлана Викторовна мило улыбнулась. – А вы теперь в ДПС?
Точно, они у нас занимались, почти год, когда конную милицию организовывали! Вон тот, кажется, Володя… А этот Сергей! Он еще просил научить его барьеры брать – «чтоб догонять нарушителя, если тот убегает по-за кустам!» Научила, чо! Нормально у него получалось, он даже в соревнованиях пару раз проехать успел, хотя никакого места и не привез.
– Перевелись вот… Володька женился, у меня второй ребенок родился… – смущенно, как не оправдавший надежды любимой учительницы одиннадцатиклассник, вздохнул Сергей.
Ну да, засады вдоль парковых аллей конной милиции устраивать не положено. А то вылетает из кустов лошадь с мигалкой под хвостом – виу-виу-виу, а мент с седла орет: «Превышаете скорость прогулки! Отберу права на пешее хождение!»
– Вас вот теперь ловим… – с упреком начал Володя.
– Так это же замечательно! – перебила его Светлана Викторовна. – Я еще когда мы ехали говорила: удачно, что нас милиция заметила. Вон Сашка не даст соврать!
Я энергично закивала: да-да… хотя я вообще-то думала, это она так мрачно иронизирует.
– Тут совершается преступление! – провозгласила Светлана Викторовна. – Вот! – и она указала на загон, где дрожащие лошади сбились в такую кучу – не поймешь, где чьи грива и копыта. – Хищение собственности!
– Нам их продали! – запротестовал выкинутый из ангара мужичок. – У меня документы есть!
– Поддельные, – отрезала Светлана Викторовна. – За продажу лошадей на убой платят копейки…
– Я прилично заплатил! – явно оскорбленный в лучших чувствах, заорал мужик.
– Три тысячи баксов? – презрительно сузила глаза завуч. – Это только так, по одним статям кобылки, – она кивнула на изабелловую красавицу. – Если у нее приличная родословная и победы в активе – так все пять. А я думаю – чего это у нас цена на колбасу так выросла? А оказывается, за начинку теперь по пять тысяч долларов платят!
Меня передернуло – кони же все слышат! Даже если Светлана на публику говорит, все равно: они не начинка! Они лошади!
– Пони не меньше тысячи каждая, – безжалостно продолжала Светлана Викторовна. – Ну и какой ненормальный продаст… – она сильно надавила на последнее слово, – …лошадей на забой, если за живых можно взять такую сумму?
Деньги – разумно, логично и по-взрослому. А если просто сказать, что не обязательно жрать молодую, сильную, такую красивую… ЖИВУЮ лошадь, в ответ только усмехнутся и начнут говорить об устройстве мира, в котором нет места детской жалости к «ла-ашатке».
– Мы приехали за украденным в школе клеппером… Помните Банни, мальчики? Ну вот… И эти лошади могут быть только ворованными, – заключила Светлана Викторовна.
– Я не только за хулиганство, я еще за клевету подам! – возмутился мужик.
– А еще превышение скорости и аварийная ситуация, – пробормотал Володя, не слишком-то купившийся на разглагольствования Светланы Викторовны.
– Ну и отлично! – спокойствия нашей завуч не могло поколебать ничто. – Если я виновата, лошадей все равно надо отсюда забирать! Они – улики к моим преступлениям, а их тут уничтожат.
Окончательно замороченные, Володя и Сергей переглянулись. Я затаила дыхание. Конечно кобылка и пони никакие не улики… но должно же в мире быть равновесие? Дэпээсники нарушают законы ради всяких крутых с деньгами – почему бы вот этим двоим не вспомнить, что когда-то они были в конной милиции… и немно-ожечко не нарушить закон ради кремовой кобылки и двух поняшек с мохнатыми челками?
– Вообще-то я дочку в вашу школу хотел… – глядя в сторону, буркнул Сергей.
– Для маленьких детей у нас сейчас акция, занятия бесплатные. Только надо пони, а у нас нет… Не было, – обронила Светлана Викторовна.
– Нарушение правил обгона, превышение скорости, создание аварийной ситуации… – засомневался Володя.
– Штраф обязательно, – согласился Сергей. – Но пострадавших нет, так что… Давай выводи вещественные доказательства, все три! – скомандовал он мужику с бойни. – Они переводятся в конно-спортивную школу на содержание – до разбирательства. По заявлению завуча школы, – он ткнул пальцем в Светлану Викторовну.
– Они у меня по документам проходят, как я потом отчитываться буду? – уперся мужик.
– Если окажется, что с лошадьми все чисто, получишь компенсацию, – хмыкнул Сергей.
– Пять… – мужик бросил быстрый взгляд на пони. – Семь тысяч баксов?
– Ты охамел, мужик! – теперь уже разозлился Володя. – Сколько заплатил, столько и получишь – по цене колбасы! Если выяснится, что ты вообще платил! У меня, между прочим, тоже дети будут. И я тоже хочу, чтобы они с лошадьми общались… в природе, а не на бутерброде.
– Такие вы все, менты, – продажные! – выпалил мужик, неохотно направляясь к решетке, за которой сгрудились лошади. – А еще она меня избила!
– Заявление подавай, – следуя за ним шаг в шаг, точно конвоируя, огрызнулся Сергей. – Как баба… – он покосился на Светлану Викторовну, – как уважаемая женщина тебе сапогом под копчик навернула.
Мужик злобно загремел ключами. Стон, вырвавшийся из груди кобылки, заставил замереть всех, даже Сергея с Володей. Пони прижались к кобылке сильнее – они теперь плакали тоже, шерсть на их мордах стала мокрой от слез.
– Они готовятся умирать, – просто сказала Светлана Викторовна и шагнула за жуткую решетку. – Ну, мои маленькие, все хорошо, я же тут… – В карманах у нее, как всегда, нашелся сахар, она скормила по кусочку каждому поняшке. – Ворота пусть тоже откроют, у меня там фургон. – Светлана Викторовна шагнула к кобылке. Та заржала и предостерегающе ударила копытом. Сейчас ка-ак даст… – Надо идти! – тоном неоспоримой уверенности скомандовала завуч и положила кобылке руку на холку. Лошадка неуверенно переступила… и сама рванула вперед, вылетев из клетки. Ворота бойни открывались медленно, неохотно, словно ни за что не желая выпускать своих жертв. Кремовая кобылка ринулась в приоткрывшийся проем, едва не налетела на стоящий за воротами фургон, встала на свечку, отчаянно заржала и, дробно молотя копытами в асфальт, обскакала коневозку по широкой дуге.
– Стой, убьешься! – я с криком рванула за ней…
Лошадка стояла на дороге, нервно пофыркивая, встряхивая гривой и то и дело поглядывая на меня.
– Пони сюда, коневозка у меня на одну лошадь, но они маленькие, поместятся, – командовала Светлана Викторовна. – А кобылку… Саша, придется тебе на ней ехать. Лошадь, конечно, незнакомая, может дать любую реакцию, но я поведу коневозку рядом, если что – помогу.
– У нас ваше седло, – недовольно буркнул Володя, направляясь к брошенной у проходной машине с разбитой мигалкой. – Мы думали, это оно будет уликой! – с некоторым даже упреком в голосе – типа, мы его подвели – бросил он.
Изабелловая кобылка увидела, как он достает седло с заднего сиденья… и клянусь, она выдохнула с облегчением! Помотала головой – совсем как человек, только что чудом избежавший чудовищной, неотвратимой опасности – и сама пошла навстречу!
– С ней уже работали, я так и думала, – шепнула Светлана Викторовна. – Давай седлай ее!
Я шагнула к кобылке не удержавшись, бросила быстрый взгляд обратно на двор. Коровы оставались там, в загоне, такие же покорно-равнодушные, как и раньше, кажется, даже не заметившие разыгравшейся рядом драмы. Их спасти мы не могли, и… это стыдно, но у меня уже просто не было сил страдать из-за них. Я хотела только радоваться за тех, кого мы спасти сумели: поняшек, кобылку эту потрясную, нашего Банни…
Ворота стали медленно закрываться.
– Погодите! – закричала я. – Они же еще не вывели Банни! – я кинулась обратно.
Светлана Викторовна удержала меня:
– Я не могла сразу сказать… надо было этих лошадей вытаскивать… – она не смотрела на меня, хотя я так старалась поймать ее взгляд! – Банни умер, Саша. Мы опоздали… всего на пару минут.
Ворота с лязгом закрылись. Светлана Викторовна отпустила мою руку.
– Мы спасли этих коней, – непонятно кого убеждая – меня или себя, настойчиво повторила она. – Надо доставить их в школу, – и она загремела дверцами, закрывая фургон.
Я забрала у Володи вальтрап, расстелила его на спине кобылки, пристроила сверху седло, сунула под ремень два пальца, проверяя, не слишком ли туго затянуто… и все это на абсолютном автомате, без всякого участия разума. Оперлась о подставленные ладони Сергея, и он подсадил меня на кобылку. И мы поехали вдоль обочины. Мне хотелось выть, рыдать, колотить кого-нибудь, выплескивая свое отчаяние и беспомощную ярость. Разговор с дядей Гришей – секунд тридцать. Машины на дороге. Охранник на проходной. Секунды и миллисекунды, из которых сложились те самые пара минут. На которые мы не успели. Не успели выполнить свой долг – защитить Банни.
Он нам верил. Он был наш. Мы за него отвечали. Мы его подвели.
Я не помню, как мы ехали вдоль трассы. Не помню, как свернули к школе. Изабелловая кобылка, умница, ни разу не взбрыкнула, не шарахнулась от грузовиков. Она просто несла меня по обочине ровной рысью, и в какой-то момент я поняла, что кобылка идет самой настоящей мягкой, ласково покачивающей иноходью, вынося вперед сперва обе правые ноги, потом обе левые, снова обе правые… Обалдеть! Откуда она такая взялась?
Мы въехали в ворота школы – и все кинулись нам навстречу. Бежали Костик, Ольга, Лида, другие ребята с конюшни, бухгалтерша примчалась!
– Какие поники! – звенело над конным двором.
– Ну чисто пряники! – утираясь квитанциями, всхлипывала от умиления наша бухгалтерша.
Лида и Ольга налетели на меня с двух сторон:
– Иноходь! Изабелловая масть! Красавица! – Яблоки, морковки и сахар возникали перед мордой кобылки, она едва успевала деликатно принимать их с ладоней, изысканно наклоняя голову. – Прямо дама, а не лошадь! Вы где ее взяли?
И вот тут прозвучал этот вопрос:
– А где Банни?