Прорыв осады Огай Игорь
Павел тревожно огляделся. Внутри тарелки все осталось по-прежнему, но повреждения, похоже, были не легкими.
– Зачем убила? – повторил он свой вопрос, кивнув на затихшего интая. – Он должен был стать нашим пропуском!
– Он уже стал пропуском! Но шел с нами, чтобы сдать меня императору!
– Почему?
– Потому что понял, кто я!
– Не то!.. Почему он терпел? Мог подставить в любой момент?
Не отрывая рук, она умудрилась пожать плечами.
– Наверно, хотел выжить, но интаи не предают своего бога!.. Все, теперь молись, воин! До дворцовой площади не дотяну – рухнем сразу за границей купола!..
Павел сжался в кресле. За границей купола – значит, уже в черте города. Пропустят ли интаи поврежденную машину через защиту? А если пропустят – поможет ли? Дома в Куско добротные, сложенные из многотонных каменных блоков…
Зелень под летателем исчезла вдруг, без перехода, сменившись городским калейдоскопом. Характерная национальная архитектура, дома, сады и дворцы… И – в резком контрасте – чуждые механизмы и техника древних богов на улицах и площадях. Скорость была не настолько велика, чтобы все это слилось в однородный фон, но разглядывать и любоваться некогда. Панорама в иллюминаторах быстро сужалась, а детальность ее, напротив, росла – Анна больше не боролась за высоту. Теперь ей была нужна лишь площадка десять на десять, если летатель еще способен зависнуть…
Нет, не способен. Вместо площадки высокорожденная выбрала улицу, достаточно длинную и прямую, чтобы… Был ли описан такой прием в учебниках или у летающей машины кончилась последняя энергия? А может, просто дрогнула сведенная от напряжения рука в сенсорном поле и поврежденная «тарелочка» не удержала равновесия?
Так или иначе летатель все-таки завалился на ребро, резко, с головокружением и перегрузкой. Вот только падать уже было некуда. Колесного шасси у этой машины не было сроду, но в таком положении она была сама себе колесо.
Вы когда-нибудь скатывались с пригорка в пустой бочке? Если нет – попробуйте. Тогда потом, в поврежденном летателе, возможно, вам удастся избежать паники…
Все три кресла мгновенно развернулись спинками к ободу тарелки: перегрузка в направлении грудь – спина переносится легче. Напряглась боковая защита – тело, выпавшее из фиксаторов, моментально превратилось бы здесь в фарш. Вот только скрыть бешеный калейдоскоп за стеклами умирающая машина не позаботилась. На секунду Павел зажмурил глаза, но стало только хуже – взбесившийся вестибулярный аппарат отчаянно пытался зацепиться хоть за какой-то ориентир.
Неимоверная, сбивающая эмаль с зубов тряска…
Жуткий грохот непрерывных ударов…
Беззвучный крик Анны…
И только мертвый интай улыбался – перегрузка стянула кожу на его лице.
А потом изуродованный летатель вдруг остановился.
Павел лежал на спине в полной, абсолютной темноте. Очень удобно, очень мягко. Правда, ноги зачем-то нелепо задраны вверх, но это мелочи. Главное, что все вокруг теперь неподвижно. Он расслабился, терпеливо пережидая мгновения блаженства. Можно ведь так? Просто полежать, не стараясь пошевелить гудящей головой в опасении вызвать новый приступ тошноты…
Нечто прохладное и жесткое коснулось запястий. Щелкнуло, напряглось, потянуло вниз… Что за черт?
Павел дернул руками – не тут-то было. Мягко, но цепко, не разжать. Черт бы побрал эту тьму!
– Анна… – позвал он. – Эй, укатэ! Ты здесь?
– Здесь, здесь, – прошипела та. – Где же еще? Не дергайся…
Новый щелчок, и еще одно кольцо закрепилось на щиколотке. Вот теперь ясно – пленный такинэ должен быть пленным такинэ. А не вторым пилотом высокорожденой.
– У интая стилет в горле, – напомнил Павел. – Не сходится.
– Сходится, – отрезала Анна. – Ты сопротивлялся и убил его.
– Этой булавкой? – Он презрительно фыркнул.
– Ну… – даже по голосу было слышно, что она смутилась. – А какие варианты?
– Варианты всегда есть. Погоди-ка… Слушай, где тут пол теперь?
– Сбоку.
Ага… Павел прикинул расположение кресел. Летатель, похоже, остановился так же, как и катился, – на ребре. Значит, мертвый интай должен находиться… Все правильно, вот он, можно дотянуться. Скованные руки не помешали сделать шейный захват, зато вот нога соскользнула в пустоту. С чертыханьем Павел повис на мертвеце, пару раз дрыгнул ногами, дождался хруста позвонков и только тогда разжал захват. Лететь пришлось недолго, «тарелочка» была не такой уж широкой. Слава богу, что не крейсер, которым инки пользовались на земле.
– Вот теперь это я его убил, – прокомментировал он.
В руке остался выкорчеванный из раны стилет. Удобная, кстати, игрушка, если вот так зажать в ладони и подальше протолкнуть в рукав…
– Дай сюда, они скоро придут, – горячо прошептала Анна. – Помнишь свою легенду? Ты из Сибирской резервации. Нашего языка не знаешь, потому что…
– Ерунда, – перебил Павел. – Если я не знаю языка, кто меня спросит почему?
– Да мало ли кто? Думаешь, в цитадели не найдется никого, знающего русский?
Павел пожал плечами. Может, и найдется. От его поведения все равно будет зависеть только одно – шлепнут сразу или перенесут на завтра с устроением показательной казни на страх местным, пока еще покорным такинэ. Все остальное в руках Анны. В этих маленьких и хрупких, но таких цепких ручонках…
Обшивка где-то над головой взвыла, словно в металл впился диск «болгарки». Чушь, конечно, этот инструмент был куда серьезнее. Ворвавшийся внутрь летателя сноп искр почти ослепил после совершенной тьмы. Раскаленная ниточка разреза быстро замкнулась эллипсом и, здоровенный кусок провалился в кабину.
Откатиться Павел не успел. Успел лишь прошипеть что-то нецензурное, когда в летателе вдруг вспыхнул свет.
Анна выкрикнула несколько слов, ей ответили снаружи. Потом в проеме одна за другой промелькнула пара теней. Павел выставил вперед скованные руки, стараясь быть как можно более жалким и испуганным.
– Не стреляй!.. Сдаюсь, не стреляй!..
Его не слушали, но и стрелять не стали. Подхватили под руки, подтолкнули наверх. Покорно цепляясь за кресла, он дотянулся до края проема, получил пинок под зад и поспешно подтянулся. Снаружи ждали. Еще пара интаев быстро и профессионально блокировали любые его возможные попытки сопротивления, заломили руки, вставив под локти какую-то палку, поставили на колени, носом в землю… Вернее, в засыпанный щебнем и еще каким-то мусором пол…
Вот, значит, что. Летатель, оказывается, затормозил об жилой дом в конце улицы, проломив стену из каменных блоков, разрезав пополам перекрытие между этажами. Через наружный пролом частично просматривался шагающий танк, пара еще каких-то механизмов помельче, редкое оцепление из интаев. Штатских за оцеплением видно не было, ни белых, ни красных. Осадное положение города не способствовало праздному любопытству.
Анна показалась из отверстия в обшивке летателя, ей подали руку, помогли сойти на камни. Презрение и ненависть во взгляде, которым она наградила землянина, невозможно было сыграть, для этого нужно иметь в роду несколько колен высокорожденных предков.
Властный жест. Несколько слов. Ближайший интай коротко салютовал в ответ на приказанье и, подняв лучемет, тоже повернулся к Павлу.
Которому оставалось только гадать, какую кнопку на оружии выберет его палач.
8
Дежавю – очень странное явление. Возникает само собой на пустом месте, заставляет усомниться в реальности текущей минуты либо начать лихорадочно вспоминать, когда же и с кем ты уже бывал здесь в предыдущий раз… А когда вот так отчаянно хочется, чтобы происходящее действительно оказалось всего лишь дежавю, получается совсем наоборот. Даже если история повторяется в малейших деталях.
Жесткий и холодный каменный пол. Одинокий тлеющий факел в ржавой подставке, неведомо как приколоченной к стене из грубых каменных блоков. Вторая подставка пустая. Тяжелая, окованная медью дверь и неизменные цепи на руках. Все правильно. Все так и должно быть. И никакого дежавю, черт бы его побрал… Религия в империи Сапа Инки играла слишком большую роль, чтобы в столице не оказалось ни одного храма солнечного бога. А темницы храмов, конечно, похожи друг на друга как две капли воды.
Павел поджал ноги и с трудом перекатился набок. Тело слушалось плохо, но, кажется, его все-таки не били. Просто приволокли и бросили… в ледяной каменный мешок. Как давно? Час? Два?..
Звеня цепью, Павел подтянул руки к лицу, пытаясь дыханием согреть пальцы. Штурмовой комбинезон с него, конечно, сняли, а нательная подстежка почти не грела. Вовремя очнулся. Еще бы минут тридцать такой неподвижности, и можно было не проснуться вовсе. Оно, конечно, может, не так уж и плохо – во всяком случае, не чувствовал бы этой тупой боли во всех скованных холодом и парализующим зарядом мышцах. Но если все же очнулся – не обессудь…
Новый перекат и подъем на четвереньки дались непросто. Слишком крупной была дрожь – того и гляди, снова опрокинет на пол. Дрожь? Павел в надежде прислушался к себе. Нет, не то. Не боевая гиперборейская вибрация, всего лишь крупный озноб.
Так, теперь на колени… Стоять! Минутку на пережидание судорожных подергиваний. Стоять, сказал!.. Ну ладно, хотя бы об стенку… А теперь дальше, на ноги… Да, можно опереться, можно… Лишь бы не свалиться с первого же шага. И со второго тоже… А третий уже почти твердо, если бы только не подгибались так колени…
Камера была совершенно квадратной. Хуже была бы только круглая. Уже после третьего угла Павел потерял счет кругам, вспоминая и мысленно увеличивая их количество на произвольное число, только когда под руки вместо шершавых камней в очередной раз попадалась гладкая медь.
Впрочем, к черту счет, главное, что в один прекрасный миг удалось оторваться от опоры. Угол… Угол… Угол… А там, глядишь, и судороги уже почти прошли, и даже стало вроде бы теплее…
– Паша!
Он споткнулся на всем ходу и точно загремел бы на пол, если б не готовился снова повернуть у очередного угла. А так лишь выставил вперед руки…
– Паша, не останавливайся!.. Градобор случайно поймал тебя… Говорит, наступило подходящее состояние психики…
– Ага, – буркнул тот. – Называется шизофрения…
И все-таки остановился, пораженный контрастом. Его собственный голос – грубо материальный – был куда менее уместен в этом каменном кубе, чем тот, что звучал в его голове. Несмотря на полную абсурдность последнего.
– Филиппыч? – позвал Павел в пространство перед собой. – Какого хрена ты здесь?..
– Некогда! Паша, некогда! Градобор долго не сможет… Продолжай бежать и говори на ходу – нужно насыщение твоего мозга кислородом… Где ты находишься?
– В тюрьме, – не колеблясь, отозвался тот, послушно начиная переставлять ноги. – Холодно… Бегаю…
– Значит, уже в Куско? – Голос Филиппыча едва не сорвался на отчаяние. – Поздно, черт!.. Можешь оттуда выбраться?
– Могу? – Павел даже усмехнулся. – Вперед ногами… Особенно если Анна забудет про свой план…
– К черту план! Забудь про девчонку с ее гребаной революцией! Выбирайся оттуда, Паша, любыми способами… Под купол мы не пробьемся, но в джунглях Леваков сможет организовать прокол где укажешь!..
– Семен! – Павел снова почти забыл, что нужно бежать, но тут же спохватился. – Семен, ты сбрендил?.. Я в двух шагах от репликатора, Семен!.. Не то чтобы особо рвусь, просто теперь уже по-другому отсюда не выйти!.. Только по плану Анны!
– Это не ее план, балда!.. Это ящера был план! Он тебя, дурака, на убой послал, а мы все уши развесили, как последние лохи!.. Гиперборей тоже!
Павел все-таки сбавил шаг. Слишком велик был риск после какой-нибудь новой фразы Филиппыча оказаться на полу с разбитым носом.
– Семен… Погоди… Вы там все сбрендили? Чщахт ведь и не скрывал…
– Скрывал! Скрывал он, черт!.. Как ему объяснить, Градобор?.. Ну, скажи ему!
Голос в голове сменился без перехода и даже без паузы. Бред. Шизофрения чистой воды.
– Павел, Семен говорит правду. План смарров был иной. Им плевать на инков, главное было устранить тебя. И сделать это не на Земле.
– Почему?.. Ведь они говорили, Хаос…
– Ты Хаос, Павел. После того как пропустил через себя магию смарров… После того как вызвал один из величайших прорывов… Долго объяснять. Я понял это недавно и сразу попытался наладить контакт, предупредить. А смарры, должно быть, знали с самого начала. Им нужна твоя смерть, а не победа восстания такинэ. Вы с Анной либо откажетесь от плана, либо умрете сегодня…
И снова смена голоса, теперь даже без предупреждения:
– Паша, не слушай его! Плюй на краснокожую, выбирайся сам!.. Зар-раза, угораздило же Сергея, его б ты сразу послушал!..
– Шефа? – машинально переспросил Павел. – Что с ним?
– Похоже, инфаркт, Паша… Как узнал, на что тебя благословил… Ничего, выкарабкается! О себе сейчас думай!..
О себе?.. Как же медленно доходит, когда думаешь больше о следующем шаге, чем о словах собеседника. Ну а когда все-таки доходит…
Нет, ему было почти не больно, когда цепь кандалов наконец заплелась в ногах. Чего стоят разбитые губы, ушибленные ладони и подвернувшийся локоть по сравнению с дикой, иррациональной болью где-то в груди, в самой глубине… Примерно там, где должна по идее находиться душа.
Филиппыч с Градобором – два дурака и Левакова напрягать будут зря. Не думают же в самом деле, что Павел согласится стать проклятием для родного мира! Или… Или, может, наоборот – совсем не дураки эти двое?
Не то чтобы ему было привыкать к предательству друзей и союзников. Но все-таки настолько масштабно и настолько бесповоротно еще не случалось попадать ни разу.
Говорят, если чего-то очень-очень хотеть, оно в конце концов сбудется. Даже если желание иррационально, эгоистично и напрочь противоречит составленному заранее плану – все равно в конце концов…
Засов с той стороны двери заскрежетал очень вовремя, как раз в тот момент, когда Павел уже готов был чего-нибудь совершить. Оставалось лишь решить, что именно: забарабанить в медную створку, надеясь всполошить охрану, приняться грызть цепи или просто начать таранить лбом стену. Все эти варианты приводили к одному и тому же результату и отличались друг от друга лишь степенью болезненности. А что еще остается, когда против собственной воли и доводам, какие только способен выдумать, начинаешь соглашаться с ящерами? Опыт подсказывал только одно – скорейший выход из игры любым способом. Если только игра не идет на собственную жизнь…
Дверь приоткрылась, Анна бесшумно скользнула в камеру, сразу притворив за собой створку. Оглянулась на Павла, ахнула, выронила мешок, который принесла с собой.
– Великий Инти, я же приказала им не бить!..
В одно мгновение она оказалась рядом, склонилась, поднесла руку к окровавленному лицу, жалея и в то же время боясь прикоснуться…
– Больно? Подожди! Подожди, у меня тут есть…
Павел бодро откатился на шаг и поднялся в сидячее положение. Да, больно. Но это еще не повод быть беспомощным.
– Павел… – Она замерла на полпути к мешку, явно не понимая происходящего.
– Что ты тут делаешь? – прошамкал он бесчувственными лепешками, в которые превратились губы.
– Я за тобой, – быстро отозвалась она. – Что-то идет не так, воин, я чувствую. Нам не позволят дождаться рассвета, нужно начинать сейчас.
– Что-то не так… – повторил Павел, медленно поднимаясь на ноги. Четыре шага до индеанки, если бы не цепь, он мог бы прыгнуть прямо отсюда.
– Да, – она не почувствовала в его тоне ни угрозы, ни обреченности привести ее в исполнение. – Вряд ли предательство, иначе я бы заняла соседнюю камеру. Но… министр Итакомара слишком внимательно слушал меня за обедом, очень старательно делая вид, что верит. А этот старый лис не верит никому. Даже моему отцу не верил… И правильно, в общем, делал. Он даже обещал поведать мою историю императору, представляешь?
Да, Павел, как ни странно, представлял. История беглянки из застенка грязных безжалостных такинэ выдумывалась с расчетом именно на патологическое недоверие министра защиты высокородства. Не имея формальной возможности сразу предъявить обвинение или ограничить свободу укатэ Анетутахэ, он должен был зубами вцепиться в ее показания, кинуться проверять каждое слово, ворошить записи из разбитого летателя, копать и выкапывать улики… И терять, терять время – так нужные ей часы, а может быть, и дни, для того чтобы приготовиться, выяснить, не усилена ли охрана репликатора, подобрать оружие и снаряжение…
Боже, как же все это стало неважно теперь!
– Предательство… – произнес Павел, делая пару шагов вперед. – Оно есть, Анна. Скажи только одно – когда ты узнала?
– Узнала? – Она прекратила потрошить свой мешок. – О чем?
– О ящерах. О Хаосе, который во мне. О моем… предназначении в этой командировке.
– Что? – Она тоже поднялась. – Я… Ты что-то не то говоришь…
– Слишком рано узнал? – осведомился Павел, делая еще один шаг. – Должен был подохнуть в счастливом неведении? Сколько интаев ждут меня у дверей, десяток? Сотня?
– Ни одного… – прошептала Анна. Она еще не пятилась, но уже понимала, что слово «не то» совершенно не отражает суть происходящего. – Почему ты…
Он сделал недостающий шаг и выбросил вперед обе руки. Хватило бы и одной, но цепь… Шея у высокорожденной была совершенно беззащитной. Нежной и хрупкой. Всего-то и надо чуть посильнее сдавить пальцы вот здесь и здесь…
– Павел… – Она все-таки подалась назад, вцепившись в его кисти, пока не уперлась спиной в камень. – Подожди… Ты же…
– Когда? – перебил он. – Мы не любовники, не друзья и даже союзниками стали случайно. Но однажды я все-таки спас тебя от жертвенного огня. Ответь только ради этого – когда ты узнала? И что чувствовала, соглашаясь на план ящера? Потом я отпущу, и ты сможешь позвать интаев.
– Не… не согла… шалась…
Убивать он все-таки не собирался, да и разговор еще не закончен. И потом… безумная, бесшабашная надежда – можно ведь взять заложницу! Пройти через город и за барьер в джунгли. Пускай-ка поищут!.. А что Хаос, так ветви инков от этого хуже уже не станет…
Момент ослабления своей хватки он пропустил. Укатэ – нет. Боль в паху родилась настолько неожиданно, что он охнул и присел, сжимая колени. Простейший, вульгарнейший прием прижатой к стенке женщины… Но какой же, оказывается, действенный! Впрочем, женщина женщине рознь. Второй удар Анна провела красиво и расчетливо, как в тренажерном зале по безответной груше. Хорошо еще, что в руках ее не было мужской силы, иначе тут бы и дух вон… А так лишь кровавый туман перед глазами. Снова. В который раз за сегодняшний день?
Удар с разворота каблуком он все-таки успел блокировать. Перехватил тонкую лодыжку обеими руками, вывернул, заставляя укатэ делать выбор: прощаться с коленом или упасть…
Она успела вскочить одновременно с Павлом. Отступила на шаг, явно припадая на левую ногу. Сделала быстрое движенье кистью, вытряхивая из рукава… Ага, значит, булавку свою все-таки не выбросила. Только зачем? Не проще ли все же позвать интаев?
Он ринулся вперед разъяренным быком. Пусть колет – теперь уже все равно! Такой игрушкой не убить мгновенно, а он хотя бы свернет эту хрупкую шейку с чистой совестью…
Анна с натугой выдохнула, снова оказавшись прижатой к стене. Не сделав ни единой попытки защититься или напасть, она лишь подняла руку на уровень груди… И Павел невольно ослабил натиск, не доводя задуманное до конца всего на одно-единственное движение.
– Возьми… – выдохнула она сквозь его ладонь, закрывшую половину лица. – Лучше этим… Тогда Инти примет меня…
Он опустил взгляд. Двумя пальчиками Анна держала стилет напротив сердца, острием к себе. Черт возьми, даже этот ее отчаянный жест вышел по-королевски изящным!..
– Как скажешь, высокорожденная…
Чтобы принять рукоятку стилета, ему пришлось снова отпустить ее шею – ни единой попытки ударить или отбросить клинок. Что ж, сама выбрала. Легкий нажим и… Пожалуй, даже достанет до сердца.
Только вот почему в ее глазах такой откровенный страх? Не расчетливая имитация высокорожденной интригантки, рискнувшей жизнью в надежде завоевать доверие. И не опасение, что провалится какой-то новый хитроумный план… Страх смерти. Она была уверена, что он убьет, и потому – именно сейчас – безумно хотела жить…
Его рука с оружием дрогнула, игольчатое острие пронизало одежду, накололо кожу на груди.
Испуганный вздох, прикрытые ресницы… И готовность ко всему.
– Давай, – прошептала она. – Если ты предал меня… Именно ты… Кроме встречи с Инти, мне желать больше нечего.
Стилет звонко ударил в каменный пол, выпав из ослабевших пальцев.
– Господи, – выговорил Павел, отступая. – Прости… Аня, прости!
Обнять, прижать к груди, успокоить – этого он сделать не мог, руки все еще были скованы. Зато он мог пасть на колени, будто пред снизошедшей до смертного богиней – посланницей того самого солнечного бога…
– Прости… – руки вцепились в цепь, только чтоб не сложиться в молитвенном жесте. – Прости меня… Просто… Все это сразу навалилось… Это снова ящеры, понимаешь?.. Они послали меня не только уничтожить твой мир! Я ведь – Хаос, понимаешь? С тех самых пор, как пропустил через себя их магию… Градобор искал источник на Земле, а это был я!.. Чщахт послал меня умереть здесь!.. Прости, я думал, что… Что ты…
– Что я – тоже? – спросила она.
Шагнула ближе, тоже опускаясь на колени. Взяла его голову, не опасаясь больше испачкаться или причинить боль. Пригнула, поцеловала в лоб.
– Дурачок… Великий Инти, какой же ты дурак! И какой слепец! Я низвергла Империю! Я преступила все законы и не только своей ветви! Я предала отца… Ради чего, ты думаешь? Ради свободы для грязных такинэ? Ради торжества вселенской справедливости? Плохо ты, воин, знаешь нас, укатэ… Такие мы эгоисты – можем разрушить мир, если взбредет в голову, что цель того стоит… Я посчитала – стоит. Потому что просто… Я ведь тебя…
– Стоп! – Павел резко высвободился. Отстранился. Нет, ну это уж действительно слишком! Он вдруг отчетливо понял, что хочет сказать ему индеанка. Да, действительно, надо быть уж полным слепцом, чтобы не понять это еще на Земле. Гордость не позволяла сказать прямо, но она ведь старалась, делала что могла… Не ради своей революции и не стремясь завоевать расположение Шефа Земного отдела… Лишь желая, чтобы он понял сам, без слов. Вот только… Как обухом по голове теперь это понимание. Ненужное и лишнее. Совершенно несвоевременное. И по большому счету – неприятное. Вот, блин, почему ему так везет на любовь неординарных личностей, а? Шрамы на груди от прошлой такой любви зажили, но теперь как бы не пришлось расплачиваться головой!
– Павел, – позвала Анна. Она уже изменилась. Собралась, вспомнила о своей гордости… Может быть, даже жалела о своем несказанном, но как будто все же прозвучавшем признании. – Павел, мне жаль. Если то, что ты сказал про смарров… Только как ты узнал?
– Градобор наладил контакт, – устало пояснил Павел. – Он никогда не был сволочью, если этого не требовали интересы Общины. Сейчас он от Общины отдельно.
– Ясно, – Анна закусила губу. – Тогда нам нельзя следовать старому плану. Ящеры не оставляют свои интриги на произвол судьбы. Наверняка Чщахт уже договорился с министром Итакомаром об обмене моей головы на твою и теперь готов лично оценить результат. К черту репликатор, нужно выбираться!..
– Как? – Павел усмехнулся. Он знал ответ.
– Погоди… – она прошлась вдоль стены, словно тигрица по клетке. – Погоди, я сейчас придумаю… Сейчас что-нибудь… Не может не быть выхода…
– Не может, – согласился Павел. – Нужно взорвать репликатор, свергнуть императора и уйти жить в джунгли. Только так, на волне всеобщего… гм… Хаоса. Готова на рай в шалаше?
Она замерла. Нет, не то чтобы приняла его слова всерьез, просто, должно быть, очень сильно хотела…
– Да, – решительно кивнула. – Именно так, взорвать и свергнуть. У меня было слишком мало времени, очень сложно так быстро склонить интая на свою сторону, особенно из роты лейб-охраны… И теперь я понимаю, почему капитан Тирихама взял мое золото.
– Ему приказали это сделать, – предположил Павел.
– Разумеется. Путь через шлюз теперь заказан. И все это, – она раздраженно пнула звякнувший железом мешок, – совершенно бесполезно. С боем не прорваться, если не откроются главные ворота.
– Точно, – Павел кивнул. – Даже пробовать не буду.
Она с интересом обернулась в его сторону.
– Хочешь по-другому?
– Возможно. Придется лишь поверить в обещание одного гиперборея. А заодно в теорию Потапова… Ты сумеешь добыть гиперборейские крылья, прежде чем тебя схватят, а меня расстреляют?
– Запросто, – она фыркнула. – Император любит сувениры из ветвей Древа, мой отец лично дарил ему несколько пар.
– Дворец кишит охраной, – напомнил Павел.
– Отец дарил несколько пар, – повторила Анна. – Но не все ему… И не все дарил… короче, через полчаса у тебя будут крылья. Куда полетишь?
Она выразительно обвела взглядом каменные стены и потолок.
– Внутрь, – произнес Павел. – А ты подождешь у дверей, пока я их открою. Одна и без всякого боя, не давая ни малейшего повода шлепнуть себя раньше времени.
Она наконец поняла, и глаза ее снова округлились от страха. Только на этот раз уже не за себя. Глупая, если уж выбирать, чего бояться, то лучше все-таки возможного, а не неминуемого.
– Тебя заметят! Лучеметы ПВО не промахиваются!
– Лучеметы ПВО стреляют в птиц? В больших птиц? В орлов, грифов?..
– Откуда в городе орлы и грифы, – усмехнулась она. – Но ты, может быть, и прав. Биологический объект с низкой скоростью… Уж не летатель точно. Однако если все-таки…
– Это всего лишь если! – перебил Павел. – Иначе – наверняка проигрыш.
Она пожала плечами и, перешагнув через мешок, направилась к двери. На пороге обернулась, бросила:
– Через полчаса у тебя будут крылья. Второй раз в темницу храма мне не войти, на вершину тебе придется подняться самому.
– Сколько от храма до репликатора? – запоздало озаботился Павел.
– Километра два на запад, может, меньше. Минута полета. Спеши, воин, я буду ждать у четвертых ворот.
Дверь приоткрылась, выпустила индеанку и снова закрылась. На засов? Вроде бы нет. Хотя теперь это, видимо, не важно.
Без всякой жалости он выпотрошил мешок на пол. Железо. Боевое железо. Господи, как же она прошла с этим через весь храм?
Ключ от наручников – да, это в первую очередь. Большой армейский лучемет «свет Инти» – правильно, куда ж без него. Малый, ручной лучемет в кобуре с двумя запасными батареями – тоже не помешает, хотя эффективность его против бронированных средств… Ладно, пусть будет. Четыре шарика тепловых гранат – хорошая штука, но, если применить хоть одну на свежем воздухе, все интаи в городе поднимутся по тревоге. Ракета… Вот это да! Как еще назвать это веретено белого металла с крылышками стабилизаторов на том конце, который с дырочкой? Наверно, именно такой штукой посол накрыл Павла там, в кратере. К черту, неизвестно, как работает. Кожаная портупея с кучей подсумков и карманов – самое то. Не идти же воевать в одном исподнем. А это что за штуковина?
Павел повертел в руках бронзовый пестик с рифленой рукояткой и утяжеленным, покрытым острыми «перьями» рабочим концом. Булава! Настоящая ритуальная булава ацтеков! Боже, а ножа нормального она найти не смогла? Ладно, пока в сторону.
Аптечка… Ага, наконец-то! Вот это уже дело.
Павел уселся на пол, выбрал нужный шприц и вколол его через тонкий рукав. Подождав несколько секунд, пока начнется действие обезболивающего, он выбрал другой шприц. Боевой коктейль инков – редкая вещь даже для императорской гвардии. На Земле патрульным мобильной группы Ассамблеи таких не выдавали. Далеко не эликсир смарров, конечно, но куда лучше, чем ничего. Экстракты каких растений, вытяжки из каких морских и земных гадов наполняли этот тюбик, Павел не знал и знать не хотел. Главное, что два часа бодрости духа и тела обеспечены, а на похмелье – плевать.
Этот шприц он вколол себе в другую руку. Остальные засунул обратно в жесткий футляр аптечки, тщательно застегнул. Мало ли что может пригодиться потом, в джунглях… Хотя думать об этом ох как рано! Будет оно, это «потом», или нет и каким именно – все можно решить позже, а пока иметь дело с тем, что есть.
Итак, полчаса… Минут десять прошло в неожиданных заботах, и слава богу. Минуты три – ну пять! – на преодоление коридоров храмовой пирамиды и подъем на вершину. А остальное время куда девать? Интересно, что бы сделал на его месте гиперборей? Отнюдь не праздный вопрос, между прочим, если надеешься скоро воспользоваться их силой…
Павел снова уселся на пол, скрестив ноги. Закрыл глаза. И заставил себя не думать ни о чем. Это же нетрудно, правда? Совсем нетрудно, если достойных мыслей в голове все равно нет. Не гадать же, в самом деле, кто успеет раньше, Анна с крыльями или смарры с интаями… Бесполезно. Незачем.
Незачем…
Через четырнадцать минут Павел поднялся, потратил еще минуту – надеть и рассовать по подсумкам все, что могло пригодиться в штурме императорской цитадели, – а затем пинком распахнул дверь.
– Стоять, суки! Руки за голову, мордой к стене! – Боевой задор из шприца уже действовал, а значит, сначала море по колено, а потом будь что будет!
Заряд пропал даром, пара интаев у двери темницы действительно стояла неподвижно, и уже давно. Видно, с тех пор, как в эту дверь вошла Анна.
Павел сплюнул, шагнул в коридор. Каменный тоннель квадратного сечения, освещенный факелами – газовыми: пламя слишком ровное и яркое. Направо тупик, налево еще несколько дверей и поворот. Слава богу, не нужно выбирать!
Двадцать шагов до угла. Бегом, не скрываясь. В драных подштанниках и кожаной портупее с лучеметом наперевес… Ну и видок, блин!
Страж у следующей развилки оказался вполне живым. Накидка из меха ламы, набедренная повязка, булава на веревочном поясе… Ритуальная выправка и абсолютная скука во взгляде. Только вот белая кнопка тревоги в стене вполне современная и, конечно, действующая…
Бесшумный луч перечеркнул коридор, оставляя на стене багровую полосу, две половины стража рухнули на пол. Дальше! Быстрее! Следующая развилка в десяти шагах. Налево? Направо? Кто там еще мелькает на повороте?..
Несколько прыжков вперед, перекат, ствол за угол… Жрец! Всего лишь жрец… Точно такой же однажды повернул вентиль, пуская газ в жертвенный очаг, и, значит, палец на курке не удержать… Слишком легкая смерть для служителя кровавого культа!
Вперед. Двери, двери… Все одинаковые, на засовах, окованные медью. Но без охраны. Кто там за ними? Белые рабы, пожелавшие странного? Некогда проверять, следующий страж у поворота!..
Этот успел. Должно быть, слышал что-то и был готов, потому что хлопнул ладонью по кнопке, прежде чем распался на две неравные части.
Зар-раза!..
На развилке Павел крутанулся волчком – тихо. Пока еще тихо. Где, в какой караулке стражи хватают сейчас свои булавы? По каким коридорам уже мчатся настоящие интаи со «светом Инти» в руках? Плевать. Море по колено…
А вот и первая лестница – значит, теперь наверх!
Площадка, коридоры… Кто-то справа кричит и показывает пальцем. Некогда – короткий взмах стволом… А этот с булавой из-за угла. Дурень… Прикладом в поддых, подсечка и… Нет, некогда! Наверх!..
Навстречу по ступенькам маленький белый шарик… Не ждали, ошибочка с задержкой!.. Пнуть подальше вниз, а самому вперед…
Новая площадка и поворот… А вот здесь уже ждут! Семеро, грамотно – в два яруса – ощетинившись стволами… Его лучемет ударил первым: перечеркнуть наискось, чтоб всех одним взмахом!.. Кто-то успел крикнуть, падая – разгильдяй, не взял генератор. Остальные не шелохнулись под вспыхнувшей пленкой защитного поля. И в тот же миг…
Пролетом ниже грянул гром. Каменные блоки под ногами дрогнули, спину ожгло пламенем, ослабленная поворотом волна спрессованного воздуха подхватила и швырнула вперед…
Никто из них этого не ждал, но Павел очнулся раньше. На секунду. На мгновение… Или не очнулся?
Тьма вокруг – ударной волной сдуло факелы. Кромешная тьма – и все-таки нет.
Горячие, кроваво-красные силуэты… Шевелятся, встают… Медленно, как в кошмаре… По каждому нужно несколько ударов… Дубина в руках слишком неповоротлива, застряла в чьем-то черепе… Руками быстрее… В мягкое горло под плоской головой… В мокрое месиво вместо лиц… В закрытое твердым, но хрупким тело…
И снова вперед… Наверх!.. Прочь из могилы зарытых живьем демонов!.. Наверх, к солнцу и свету!.. Пред очи благословенного Инти!..
Не вставать на пути! Проваливайте в ад!.. В Хаос!..
Горячо, липко и красно все вокруг…
Вот, значит, каково оно – боевое безумие интаев!.. Ну что ж, ему нравится. Только бы не включилась гиперборейская сила. Не время. Рано.
Рано…
О-о-о…
8
Ветер. Не сбивающий с ног, не рвущий волосы с головы. Просто ветер. Холодный. До озноба. Это что, похмелье? Или еще рано?
Свет в глаза. Красный, ослепительный, сквозь зажмуренные веки.
Мокрое и липкое на руках. На груди. Везде… Черт!
Павел открыл глаза.
Здесь, снаружи, была ночь. Вершина пирамиды, знакомая – однажды он уже бывал на такой. Пустая и плоская каменная площадка, в центре вечно разверзтый провал спуска в глубь храма. С краю – выход на церемониальную лестницу через всю семидесятиметровую грань до самой земли.