Комнаты страха Орлов Антон

Впрочем, ясно, что не подбрасывал. О Вьянгасианской трагедии до сих пор говорят с надрывным пафосом, а Маршала и его товарищей так охаяли, что желающих отождествлять себя с ними не найдется. Те, кому хочется побегать от убийцы с мечом, выберут что-нибудь другое, вариантов масса.

Больше всего посетителей толпилось у экранов, демонстрирующих новинки. Последний хит: человек в противоударном гидрокостюме прыгает в огромный унитаз, его самым натуральным образом смывают, и дальше – путешествие по канализационным трубам за компанию со всякой полурастворенной гадостью, да еще в этих трубах подстерегают странника осклизлые чудовища, от которых надо уворачиваться.

Поглядев на это, Анджела пренебрежительно сощурилась за непроницаемыми стеклами своих очков.

«Слабаки… Попались бы вы мне – я бы вам устроила развлекуху покруче унитаза!»

Среди новинок тоже не было ничего, даже отдаленно напоминающего черный лед.

Менеджер подошел, когда Анджела, презрительно кривя губы, допивала второй кофе. Прилизанный мальчик с лучезарной улыбкой, телосложение хилое, но мимика и пластика поставлены неплохо. Впрочем, других здесь и не держат. Слева на рубашке бэйджик: «Валентин».

– Леди, чем могу помочь? Вы что-нибудь уже выбрали?

– Нет.

– Есть еще кое-что, – он доверительно понизил голос. – Демонстрируется не все, но, если желаете, можете ознакомиться…

– Да, желаю.

По дороге она старалась запоминать расположение дверей и зеркал. И того, и другого хватало с избытком. В зеркалах отражалась пара: предупредительный тонкошеий юноша в лимонных брюках и белоснежной рубашке, расфуфыренная дама в пышном платье с дурацкими бантиками, в шуршащем серебристом парике и массивных темных очках, украшенных парой легкомысленных бабочек.

Они производили комичное впечатление. Даже бродивший по коридору квадратный охранник, разминувшись с ними, сдержанно усмехнулся – Анджела заметила его усмешку в зеркале.

Сам дурак. Ухмыляется и не знает, что мимо рук плывут сто тысяч кредиток – приз за не пойманную «маньячку из Новогодней Службы».

Менеджер привел ее в уютный прохладный кабинет. За йодисто-коричневатой стеклянной стеной сверкал, дразня своим блеском клонящееся к закату светило, город отелей и аттракционов.

Судя по положению солнца, она убила тут несколько часов.

– У нас есть все, громадный выбор, и к каждому клиенту – индивидуальный подход. Пожалуйста, посмотрите, что мы еще могли бы вам предложить, если заинтересуетесь…

Ага, конечно, ее похитят и изнасилуют, с учетом всех ее пожеланий. Или, если она захочет, этот срам будет приплюсован к любому из прочих сюжетов. Никаких проблем. Все детали, вплоть до мельчайших, оговариваются в письменном соглашении. «Иллюзориум» гарантирует, что ни ее достоинство, ни ее здоровье не пострадает.

– Скажу по секрету, у многих женщин с состоявшейся карьерой это развлечение пользуется популярностью. Одна дама премьер-министр, умолчим, с какой планеты, регулярно прилетает к нам и заказывает что-нибудь в этом роде… Мы гарантируем строжайшую конфиденциальность и полное устранение всех последствий, вплоть до восстановления девственности при необходимости.

– Меня интересует не это, – глядя исподлобья на счастливо улыбающегося собеседника, отрезала Анджела.

Чего ей хотелось, так это свернуть ему чисто вымытую цыплячью шею. Или, по крайней мере, крепко выругаться вслух.

– У вас другие вкусы? – Валентин, видимо, уловил ее настроение. – Предпочитаете играть активную роль? Можно все что угодно, если вы уже достигли двадцатилетнего возраста. А вам, я вижу, чуть-чуть за двадцать, так что препятствий нет…

«Мне уже стукнуло сорок, кретин! Нужны мне твои комплименты, как селедке одеколон».

– Нет, знаете, мне бы что-нибудь необычное, но не связанное с сексом. Я слышала от знакомых, что у вас есть аттракционы, которые нигде не рекламируются, для узкого круга…

– Сюжет под названием «Трамвай не резиновый», – менеджер соединил пальцы куполом, как будто охватил невидимый магический шар. – Наша сравнительно новая разработка. Представьте себе древний трамвай в час пик, битком набитый озлобленными пассажирами. Вам надо зайти в одну дверь, а выйти в другую, и еще за вами в этой давке будет охотиться кондуктор, чтобы вынудить вас купить билет. «Трамвай» относится к категории особо травматических сюжетов, в данном случае реклама запрещена законом.

– А как насчет аттракционов с использованием психотропного воздействия? Если клиент с крепкими нервами хочет испугаться и готов за это хорошо заплатить? У вас ведь есть такие игры?

– А, вы говорите о «Панике», – Валентин просиял, радуясь достигнутому взаимопониманию.

– Наверное, да, – осторожно подтвердила Анджела. – Расскажите об этом подробнее.

– Внешне это напоминает многое из того, что вы видели в наших залах на демоэкранах – скитания по страшным местам, ловушки, погони, но плюс еще инфразвук и некоторые другие средства. Разумеется, осуществляется ненавязчивая страховка, мы обеспечиваем полную безопасность клиента. Перед заключением договора на предоставление этой услуги вам нужно будет побывать на консультации у нашего психолога – для полной гарантии, что аттракцион не нанесет вреда вашему душевному здоровью.

– Что там за страшные места?

– Кладбище, анатомический театр, замок призраков, ночные улицы в городе вампиров, катакомбы с мумиями – все, что угодно. Вы сможете выбрать то, что вам понравится, или, наоборот, исключить нежелательное, программа для каждого клиента составляется индивидуально. Можете посмотреть наш каталог ужасов, там больше сотни вариантов, на самый взыскательный вкус.

– В этом каталоге есть черный лед?

– А… – на миг, всего лишь на какой-то миг глаза Валентина стали круглыми, по-мальчишески испуганными, губы сжались, а потом на лице опять распустилась лучезарная улыбка – еще шире, чем раньше. – Конечно, есть, но об этом пока мало кто знает. Черный лед – наша последняя новинка! Прошу прощения, но этим занимаюсь не я, об этом вам сможет рассказать другой менеджер… Пожалуйста, немного подождите…

Анджеле этого мига хватило, чтобы все понять. Натаскивали ее не где-нибудь, а в Конторе.

Удар – и Валентин вместе со стулом опрокинулся на зеркально-голубой пол.

Успел он нажать на кнопку или нет?

Римма-Анджела уже была возле скользящей двери в коридор. Со стуком ее задвинула до упора, снова открыла и шагнула в Комнаты.

Проходное помещение вроде тех, что были на конторском флагмане: все обшито клепаными металлическими листами, вдоль стен тянутся трубы и кабели, дверь напротив напоминает задраенный овальный люк.

Ни одного зеркала, а ей надо взглянуть, что происходит в кабинете с йодистыми стенами и голубым, как медный купорос, полом. Либо Валентин, очнувшись, удивится, что дамочка попалась настолько нервная – психанула, съездила по зубам и сбежала, либо там сейчас творятся очень-очень нехорошие дела, и надо поскорее решать, как быть дальше.

В следующей комнате зеркало нашлось, и никакой ветвящейся черной дряни в нем не мелькало, и взорваться оно не норовило. Анджела увидела помещение, залитое процеженным сквозь тонированное стекло вечерним солнцем, лежащего навзничь менеджера.

Потом в поле зрения появилось еще несколько человек – вбежали бегом, буквально ворвались. Больно уж ловкие да расторопные… Один склонился над пострадавшим, другие осматривают зал. К ним присоединилось двое менеджеров в лимонных брюках и белых рубашках, мужчина и женщина, эти подошли к своему коллеге, распростертому на полу.

– Запись! – сообщил человек, возившийся с Валентином. – Сейчас…

Анджела стиснула зубы. Зря, между прочим, стиснула: и так у нее жевательный аппарат не в комплекте после воздушной стычки с Зойгом, надо беречь то, что осталось, но эмоции так и рвались наружу. Опять проштрафилась, как салага! Кинулась наутек, не подумав о том, что менеджер носит на себе видеокамеру – вероятно, вмонтированную в одну из пуговиц на форменной рубашке, обычное же дело… Нет бы на минуту задержаться и долбануть эту заразу.

– Она спрашивала про черный лед! Парень, видимо, выдал себя и спугнул ее.

Другой, остановившийся вполоборота к зеркалу, вытащил передатчик.

– Говорит Кречет, общая тревога. Сигма – план шесть, бета – план восемь. Как поняли?.. Заноза, сообщи Синей Звезде, что Отмычка была здесь.

– Этой суки уже след простыл, – заметил его напарник.

– Все равно нужно сообщить. Синюю Звезду держать в курсе обо всех появлениях Отмычки.

Приплыл белый с красным крестом мобильный «кокон спасения», заслонил от Анджелы группу на полу.

«Отмычка»!.. Это они ее так называют… Не могли придумать что-нибудь поприличней?

Ребята, судя по всему, из Космопола, там любят эффектные клички.

Выждав три с половиной часа, Римма-Анджела предприняла еще одну вылазку во Дворец Игр. Заведение работает круглосуточно, в любое время дня и ночи здесь можно застать уйму народа, жаждущего развлечений.

В этот раз она выглядела, как стареющая брюнетка с короткой стрижкой, смуглая, чересчур полная (силиконовый корсет), одетая в неброскую темную футболку и такие же шаровары, зато с монистами из фальшивого золота поверх необъятного бюста. Чудаковатая пожилая туристка.

Задерживаться тут надолго она не собиралась. Целеустремленно прошла в дамский туалет и сразу обнаружила то, за чем охотилась: две женщины средних лет, в лимонно-белоснежной менеджерской униформе, подправляли макияж и болтали обо всякой чепухе: о подскочивших ценах на фрукты, о мужьях и детях, о том, какие шампуни лучше разглаживают волосы. Позвякивая монистами, Анджела прошла в пустую кабину и оттуда слушала их разговор, презрительно кривя губы. Когда женщины собрались уходить, она спустила воду и следом за ними направилась к двери.

Той, что шла впереди, повезло, а вторую Анджела поймала за локоть.

– Подождите! Извините, я хотела спросить…

Женщина повернулась с приветливой улыбкой, еще не понимая, что для нее дела обстоят скверно, очень скверно, хуже некуда. Свободной рукой Анджела схватилась за ручку двери, закрыла, снова открыла и ввалилась обратно – только не в туалет, а в Комнаты, утаскивая с собой вскрикнувшую сотрудницу Дворца Игр.

Нужную информацию она получила за пять минут. Даже быстрее бы управилась, если бы эта истеричная дура не разрыдалась.

Во Дворце дежурят космополовцы в штатском, весь персонал проинструктировали: если кто-нибудь начнет спрашивать насчет черного льда – немедленно сообщить им, сохраняя самообладание и не вызывая подозрений у собеседника. Сказали, что ловят особо опасную убийцу-психопатку, ту самую, из Новогодней Службы. Нет, никакого аттракциона с черным льдом не существует. Во всяком случае, она ничего об этом не слышала.

На нее противно было смотреть: тушь размазалась, мокрое лицо распухло от слез, перекошенные губы дрожат. И разговор ее с товаркой в туалете Римме-Анджеле не понравился. С детства презирала таких теток – жалких, ограниченных, трусливых, не понимающих ничего, что выходит за рамки мелкой бытовой суеты. Расходный материал. Она и поступила с пленницей, как с расходным материалом: прирезала и выбросила на улицу.

Пусть кто-нибудь попробует заявить, что она не права! Анджела всего-навсего смахнула чужую пешку с шахматной доски. Кому она была нужна, эта пешка?

Есть вопросы поважнее. Черный лед – ловушка, вот и все, что о нем известно. Что это за жуть такая, откуда оно взялось?

Наконец образовался более-менее стройный план дальнейших действий. Уж в этот раз она не проштрафится… Кречет, Заноза и Синяя Звезда еще узнают, что они со своим космополовским гонором в подметки не годятся оперативникам, взращенным Маршалом.

Выяснить отношения с Лейлой. Идея правильная, но как это сделать, если она все время занята?

Для Генри у нее времени сколько угодно. Для Марсии тоже, впрочем, это еще можно понять, ребенок и все такое, женский инстинкт. А вот то, что в Новогодний городок она взяла с собой Бланку, а не Мориса, уже попросту нечестно.

С Генри они часами сидят вместе за компом, да еще в одном кресле, как будто в этих апартаментах мебели раз, два и обчелся! Морис отказывался это понимать.

Так и сказал, когда удалось, улучив момент, переговорить наедине в коридоре.

– Что ты отказываешься понимать? – Лейла повторила его слова с такой интонацией, что они вдруг показались Морису лишенными смысла. – И почему отказываешься? Изъясняйся, пожалуйста, подоходчивее.

– То есть, я хочу узнать, кого ты любишь на самом деле, меня или Генри? – Он начал смущаться и запинаться. – То есть кто для тебя единственный, кого ты любишь по-настоящему?

Кажется, все-таки сформулировал, что хотел. На «ты» они перешли еще вчера, в первый раз у Мориса это случайно сорвалось, однако Лейла его не одернула, и он не стал отступать с захваченной позиции.

– Начинается!.. – Она закатила глаза к отполированному до золотистого блеска деревянному потолку. – Успокойся, никого. Был один, кого я любила, но он погиб, еще когда я была глупой девчонкой. Недоумки военные его убили. Они чуть не целой армией охотились на террориста, а он эту матерую гадину прикончил один на один – за мгновение до того, как эти придурки нанесли свой коронный удар по местности, в котором уже не было необходимости. Считается, что уничтожение психопата Маршала – их заслуга, но поблизости, в подземном бункере, находился свидетель, который не мог ошибиться и не стал бы врать, он рассказал, как было на самом деле. Меня иногда спрашивают, за что я не люблю чиновничье и военное дурачье. Да вот за это самое!

– Ты что… Извини… – пробормотал Морис, обескураженный этой внезапной вспышкой.

– Ты напрасно донимаешь меня такими вопросами: любишь – не любишь. Мне его до сих пор не хватает. Пусть он был плохим, аморальным и все такое прочее, но то, что он сделал для меня, невозможно ни оценить, ни оплатить. Поэтому я сама по себе, понял?

– Да-да, понимаю, – машинально подтвердил Морис.

В горле щипало.

– А хочешь знать, почему никто другой мне его не заменит? Потому что его привлекла во мне вовсе не красота, хотя он был буквально помешан на красоте. Ему понравилась я сама! «Огонь, мерцающий в сосуде» – как было сказано в стихотворении одного древнего земного поэта, которое я в детстве наизусть выучила. Морис, ты бы видел… Огонь этот пылал в разбитом, покалеченном сосуде, который невозможно было склеить и привести в порядок, ты бы поскорее отвернулся и прошел мимо. А он не прошел. Он решил, что это красивый огонь и надо ему помочь.

Лейла начала говорить совсем уж непонятные вещи – словно цветные пятна плавают в полумраке, но ведь не обязательно вникать в смысл того, что говорит такая потрясающая девушка, достаточно просто на нее смотреть.

Длинное, до пола, синее кимоно с темно-красными хризантемами оттеняет мерцающую белизну кожи, такую же драгоценную, как усыпанная сапфирами звезда в ложбинке между ключицами.

Морис кое-как изложил это вслух, он думал, ей понравится, однако Лейла в ответ спокойно сказала:

– Я знаю, что я красивая. Я очень красивая, таких, как я, мало. Но – ты, извини, путаешься у меня под ногами. Я прилетела на Парк развлекаться, а мне подбросили работу, от которой нельзя отказываться. Моя весьма прозаическая задача заключается в том, чтобы выселить из Комнат Анджелу, пока она не успела еще больше накуролесить. И мне бы не хотелось расписываться в своем бессилии. Во-первых, удар по самолюбию и престижу, сам понимаешь… Надеюсь, ты это понимаешь?

Морис потерянно кивнул. Зачем ей какой-то престиж, если она и без него потрясающая?

– Во-вторых, нельзя разочаровывать Космопол. Мало ли, что и где я могу натворить, и дальше все будет зависеть от простой арифметики: если пользы от меня больше, чем вреда, мне это сойдет с рук, а если нет – то, естественно, нет. Надеюсь, тоже понятно?

Морис снова кивнул и робко предложил:

– Выходи за меня замуж. Тогда ничего не натворишь, будем себе потихоньку жить…

Выразительно вздохнув, Лейла тем же тоном продолжила:

– В-третьих, мне очень хочется, чтобы Генри дописал и опубликовал свою книгу, а если я избавлю «Иллюзориум» от этой головной боли, ему позволят взять интервью у Саймона Клисса – это последнее, чего ему не хватает для завершения работы. В-четвертых, мне заплатят. Не скажу, что я сильно в этом нуждаюсь, мой погибший друг оставил мне целое состояние, и живу я, как видишь, без материальных затруднений. Но если я работаю за деньги, я выполняю работу безупречно. Принцип. Хотя бы это можешь понять?

Он кивнул несколько раз, испытывая экстатическое, до слез, умиление: у такого волшебно красивого создания еще и какие-то принципы есть!

– И последний важный момент. У меня есть друзья, а для Риммы Кирч они враги, потому что оставили ее без Конторы, без Маршала и без большой светлой цели. Она не упустит случая навредить им, поэтому я хочу разобраться с ней раньше. Я не Поль, который будет долго и мучительно думать, убить или не убить, у меня, опять же, принципы другие.

– Я люблю тебя. Сначала я полюбил Веронику Ло, но это была, я теперь понимаю, подготовка к нашей с тобой встрече. Я понял, мне нужна только ты.

– Ужас… Морис, я думаю, ты навлек на себя гнев Афродиты – знаешь, была такая богиня любви у эллинов на древней Земле? Ты поклонялся рекламному продукту и с пренебрежением относился к живым девушкам, которые тебя окружали. Софья, Бланка, Дигна – каждая из них по-своему прелестна, а ты не способен это заметить, тебе подавай топ-модель! Вот и напросился. Афродита рассердилась, и в наказание ты влюбился в меня. Думаешь, я такая же, как настоящие девушки? Нет, Морис, я красивый мираж, ускользающий из рук, проплывающий мимо. В этом убеждался каждый, кто объяснялся мне в любви, и ты не станешь исключением.

– Почему? – с трудом выговорил Морис.

– Потому что я никого не буду любить так, как любят обыкновенные девушки. Я слишком многого хочу, и никто не может завладеть моими чувствами настолько, чтобы удержать меня надолго.

Морис смотрел на ее тонкое большеглазое лицо, неулыбчивое, серьезное, обрамленное синевато-черными прядями, и пытался найти возражения, но слова суетились у него в голове бестолковым потревоженным роем.

Их отношения заканчиваются, не успев начаться – вот и все, что он понимал.

– Но ты же сама сказала, что кого-то любила раньше! – Один аргумент все-таки выпал из этого роя, и Морис поскорее высказал его вслух. – Хоть ты и мираж, значит, все-таки можешь…

– А он и сам был миражом, да таким, что мне до него пока еще далеко.

– Никакой Афродиты на самом деле не существует. – Он кое-как выдавил подобие улыбки, единственно для того, чтобы не заплакать.

– Почем ты знаешь? Я вот думаю, древние боги древней Земли перебрались на Землю-Парк, потому что здесь о них наконец-то вспомнили. Может, «Иллюзориум» их официально сюда пригласил? С «Иллюзориума» станется…

– Если бы на Парке были какие-то боги, они бы и выгнали Анджелу из Комнат! – неуклюже подхватил шутку Морис.

– С какой стати? Это работа не для богов, а для судебного пристава, каковым в данном случае являюсь я.

Лейла озорно усмехнулась, совсем по-девчоночьи. Теперь она казалась трогательно юной, пятнадцатилетней школьницей, и он почувствовал себя старшим, хотя на самом-то деле это она старше его лет на десять. Но она словно цветок или бабочка, поэтому не понимает, о каких важных вещах идет речь.

– Неправильно, что ты относишься к чувствам так легкомысленно. Может, у тебя это понемногу пройдет? Я хочу сказать, ты не должна относиться к любви наплевательски, извини за такое слово, как какой-нибудь Чеус. Одно дело – примитивный охранник, еще с криминальным прошлым, для которого все это ерунда, потому что в чувствах он ничего не понимает. При его работе даже полезно быть непробиваемым, но ты – совсем другое дело, ты же такая замечательная девушка…

– Насчет Чеуса ошибаешься, – выражение лица опять изменилось, стало задумчивым, как будто она смотрит на море в сумерках, и в зрачках отражается даль, и на бледные щеки падает синеватый отсвет. – Он ведь только любовью и живет, ничего другого у него не осталось, все выжжено. И наверняка ему доступны такие глубины и нюансы этого чувства, о которых ты понятия не имеешь. А не понимает он другого: как можно потерять голову из-за рекламной картинки, влюбиться до потери всякого разумения в куклу из видеороликов. Тем более, твою Веронику он знает. Неоднократно разбирался с такими же, как ты, защитниками ее чести. Иногда дело заканчивалось легким или не очень легким испугом, иногда травмами разной степени тяжести – по обстоятельствам. Дело в том, что Поль всегда от нее шарахался, а она за ним бегала, и, когда Поль с Ивеной поженились, Вероника с досады начала натравливать на них своих фанатов. Эта публика специально прилетала с Ниара, с Рубикона, с Земли, буянила, пикеты устраивала, но кто нарывался на Чеуса, тот очень быстро терял кураж. Я несколько раз видела, как он воспитывал непрошеных визитеров – была в таком восторге, что хотелось зааплодировать!

– Пойдем? – спросил Морис после паузы.

Натянутым голосом. Пусть видит, что он обиделся.

Лейла то ли не заметила его реакции, хотя он старался, чтобы это было заметно, то ли не поняла, что проявила бестактность. Повернулась и пошла в сторону белого зала – словно черно-красно-синяя бабочка скользит по коридору. Идя следом, Морис смотрел на нее с восхищением, к которому примешивалась горечь. Почему такая замечательная девушка не может быть еще и доброй, способной к пониманию? Почему не бывает совершенства?

Ему хотелось любить совершенство, а Лейла нет-нет, да и говорила что-нибудь странное. Иногда ее слова оставляли на душе царапины, которые подолгу ныли, если она сразу после этого уходила. Но если она была рядом, эту боль вскоре заглушал сладковатый наркоз, возникавший сам собой, как один из чудесных эффектов ее присутствия.

Почему Лейла не хочет понять, что для Мориса она и Вероника Ло – две ипостаси одного идеала, который он ни на что другое не променяет?

Она даже не представляет, до чего незначительной была бы его жизнь без любви к Веронике!

Интернат для брошенных детей, обучение по востребованной на Парке скромной специальности, нужная обществу, но незаметная работа… Да для Лейлы, с пеленок, видимо, привыкшей к роскоши и свободе, избалованной вниманием, все это так же трудновообразимо, как спаривание похожих на черные кораллы синиссов или философские диспуты пернатых снанков.

В зале он отошел к стеклянному фонтану в углу. Журчание воды, перетекающей с яруса на ярус, настраивало на меланхолический лад. Стекло и вода кажутся одинаковыми, но первое сохраняет постоянную форму и неподвижность, а вторая лишена определенности, ускользает меж пальцев, течет куда угодно. Морис даже начал мысленно философствовать на эту тему, сравнивая себя со стеклом (которое, кстати, от удара может разбиться!), а Лейлу – с неуловимой водой, но его отвлек разговор остального общества.

Шоколадная Анджела опять дала о себе знать: зарезала женщину-менеджера из Дворца Игр, а труп выбросила в Портаоне в глухом переулке. Она чем дальше, тем больше теряет чувство меры. Все равно утечка информации уже произошла, и можно было после допроса выставить жертву из Комнат живой и невредимой – ничего бы не изменилось.

– В морге я побывала, – сказала Лейла. – Перед смертью убитая была сильно напугана – значит, Комнаты свою пищу получили. Для того чтобы их накормить, не обязательно убивать или причинять физический вред, страха вполне достаточно. Совершенно бессмысленное убийство.

– Одно из правил Конторы, – бесстрастным голосом пояснил Зойг. – Если сомневаешься насчет последствий – убирай всех свидетелей. Кирч последовала ему, не утруждая мозги, ведь правила писаны Маршалом.

– А вы тоже эти правила соблюдали? – спросила любознательная Дигна. – Ну, когда сами были в этой Конторе?

Гинтиец промолчал.

– Меня поражает ее внутренняя незрелость, – тут же заговорил Генри, словно решил прийти ему на выручку. – Эта сорокалетняя женщина в душе осталась подростком с трудным характером, со всем букетом проблем переходного возраста. Яростное стремление к самоутверждению и в то же время потребность в опеке со стороны кого-нибудь большого и сильного, максимализм, хулиганская агрессивность… Об этом еще Поль говорил, но тогда ей было около двадцати пяти – все еще извинительно. Знаете, почему она совершила это последнее убийство? Просто так. Для нее эта причина не хуже любой другой. Как хулиганы могут просто так убить прохожего, если уверены в своей безнаказанности.

– Ага, только зачем она выбросила труп на улице, а не где-нибудь за городом? – снова поинтересовалась Дигна.

– За городом нет дверей. Наверное, поэтому… Хотя, все равно глупость. Честно говоря, когда я в пещере морочил ей голову, меня порой начинала донимать совесть – как будто обманываю несчастного подростка, и без того злого на весь мир.

– Видел бы ты послужной список этого несчастного подростка! – проворчал Зойг.

– Да я имею представление… – Генри рассмеялся. – Я же смотрел фильм Саймона Клисса.

Морис видел его со спины – черные джинсы, изумрудно-зеленая рубашка, собранные в хвост длинные волосы, а гинтиец стоял напротив – смуглолицый, как всегда мрачный, в мешковатом темном комбинезоне и «спецназовских» ботинках, под мышками две кобуры. После того как они втроем прямо отсюда угодили в Комнаты, он не расставался с оружием: «на всякий случай». Марсия жалась к нему розово-рыжим пятнышком, она сегодня с утра ходила притихшая.

На шелковисто-белом фоне здешней обстановки люди выглядели слишком яркими, почти до рези в глазах, словно смотришь трехмерное кино с чересчур контрастным изображением. Руки так и чешутся настроить систему… Поймав себя на этом непроизвольном желании, Морис уныло усмехнулся.

А Лейла, Дигна и Бланка напоминали экзотические растения: изысканная королевская орхидея и два цветочка попроще.

– Есть какая-нибудь защита от Комнат, которую можно носить с собой, если куда-то пойдешь?

Это Дигне опять неймется.

– Только хессиокае, – отозвался Генри. – Ничего другого мы пока не нашли. Впрочем, для лярнийцев это и была та самая защита, которая всегда под рукой. Насколько я понял из текстов, лярнийский маг при необходимости тут же рисовал на дверях узор: раз – и готово. Им не приходилось, как нам, мучиться с трафаретами, поскольку их способности к рисованию – это, если судить с человеческой точки зрения, что-то феноменальное! И все равно, как следует из текстов, рисовать хессиокае специально учились, и не у каждого это получалось. Чтобы защита работала, не должно быть абсолютно никаких искажений.

– Да, а то Морис часть узора стер, и Анджела сразу сюда пролезла!

Обязательно было напоминать? Морис снова отвернулся к фонтану, обидевшись теперь еще и на Дигну. Та продолжала рассуждать:

– Здорово, что нашлась такая классная штука. И ведь просто картинка, любым черным карандашом можно нарисовать, лишь бы все линии правильно… Но я бы не поверила, что это поможет, даже пробовать не стала бы. Это же вроде как в сказках, ненаучное!

– К счастью, у меня таких предрассудков нет, – Морису подумалось, что Лейла, наверное, усмехнулась, и от одной этой мысли по его коже пробежала стайка нежных мурашек. – Я выросла в обстановке, предрасполагающей к нетрадиционным взглядам на мир. Сначала мои родители – упертые религиозные фанатики, они заставляли меня каждый день читать Библию и подолгу молиться. Сбежать от них, как ты от своей бабы Ксаны сбежала, я при всем желании не могла. У меня тогда, видишь ли, физические возможности были не те. После того как мне исполнилось шестнадцать, меня забрал к себе один лярниец, и дальнейшее воспитание я получила от него. На Лярне никогда не делалось особой разницы между наукой и магией: и то, и другое – знания. Совершенно иной подход, чем у людей, благодаря этому их наука достигла интересных результатов…

– Таких интересных, что они свою цивилизацию угробили, – хмуро дополнил Чеус. – Вывели разумный студень, который стал поедать все подряд и очень быстро расти, и оккупировал четыре пятых поверхности планеты. Молодцы, в общем.

– После контакта с Галактикой у них началось возрождение, и с океаном вопросы уладили, – примирительно напомнил Генри.

– Как бы там ни было, я отношусь к лярнийской культуре без восторга, но это мое личное мнение, – Чеус отступил, и спора, как ожидал Морис, не вышло.

Послышалось негромкое звяканье: робот-официант привез ужин.

Отбросив амбиции, Морис присоединился к остальным. Как в этом отеле кормят – до конца жизни впечатлений хватит!

Вставая из-за стола, он услышал, как Лейла тихонько спрашивает у Бланки:

– Ты не забыла о нашем уговоре?

– О каком? – та растерянно вскинула глаза.

– О том самом, – Лейла подмигнула. – Смотри, если пойдешь на попятную, я слетаю в Новогодний городок и на этот раз доведу дело до конца.

В больших туманно-серых глазах Бланки промелькнул испуг, она торопливо кивнула: да, уже вспомнила.

Лейла улыбнулась.

Какие-то их девичьи секреты… Морис был не в курсе, о чем идет речь, и снова почувствовал себя несправедливо обойденным.

Отель «Императрица» – стеклянные сине-золотые хоромы, сражающие своим великолепием даже тех, кто побывал на множестве планет и повидал всякое. На то, чтобы пробраться внутрь, Римма-Анджела потратила больше суток.

Не через Комнаты. Наверняка в «Императрице» уже успели повсюду поналепить хитропакостной автоматики, которая сразу поднимет трезвон, если из какого-то помещения вдруг выйдет человек, ни сию минуту, ни час назад, ни позавчера туда не заходивший. Цены там заоблачные, зато с каждого клиента пылинки сдувают. «Комфорт, безопасность, конфиденциальность» – эти три слова сияющей вязью окружают эмблему заведения (императорскую корону, конечно же).

Там спрятали Генри и Мориса, там же находится Зойг. И наверняка там можно выяснить, что такое черный лед. Уж если Космопол об этой напасти знает (даже вычислили, чтоб их, что Анджела пойдет наводить справки во Дворец Игр!), вывод ясен: это не случайность и не глюк, это кем-то придуманная ловушка.

Анджела собиралась добыть жизненно важные сведения, вызволить из плена Генри и заодно расшатать репутацию одного из самых роскошных паркианских отелей: после того как она там побывает, администрации придется долго объяснять своей избранной публике, как такое ЧП могло произойти.

Главной опасностью оставался Зойг. Он первый, кто сумел вырваться из Комнат, несмотря на ее противодействие, недаром бойцы Организации на него равнялись… При другом раскладе Анджела постаралась бы с ним не связываться, но сейчас ей позарез нужна информация, а то уже нервы начинают отказывать, как перегоревшая проводка.

И Генри ей нужен, хоть и повел себя в последний раз, как самый настоящий салага, проявил слабину. Видно, что не привык к жестким передрягам, но ничего, если парня вымуштровать, из него еще может получиться человек. Анджеле до чертиков надоело искать нового Маршала в одиночку.

Она захватила с собой кое-что в расчете на Зойга. «Винтаж» называется. Ну, или называлось раньше – на конторском жаргоне, который давным-давно вышел из употребления, потому что употреблять его больше некому.

Придумал эту штуку сам Маршал, а применяли ее против тех субъектов, подлежащих ликвидации, которые владели телекинезом и обыкновенную гранату запросто могли отфутболить обратно. Попробуй-ка, отфутболь «винтаж», если из него тут же вылезают шурупы и намертво привинчивают убойную хрень к поверхности, на которую она упала, причем все это делается за долю секунды! На то и «винтаж».

Если дорожки Анджелы и опасного гинтийца пересекутся, изобретение Маршала покарает предателя – ей виделось в этом нечто символическое, торжество высшей справедливости.

Просто так с улицы в «Императрицу» не зайдешь. Не пустят. Здешние небожители платят в том числе за отсутствие всевозможных тусовщиков, проповедников, бродячих промоутеров, фанатов, папарацци, гостиничного жулья и прочего подлого народа. Пропускают туда только лишь постояльцев да персонал, проверяя при этом каждую личность – незаметно и быстро, но основательно, по всем пунктам, включая индивидуальный алгоритм телодвижений и запах пота.

Зато «Императрица» славится на весь Парк первоклассной кухней, а живую рыбу для хваленой кухни поставляет шималийский рыбзавод. Вот она, лазейка.

В Шималу Анджела отправилась ночью. У нее там было на примете несколько малозаметных дверей, в том числе до оскомины скрипучая дверь захудалого автоматизированного кафе на окраине городка.

Темно и пусто, лунные блики на запыленном стекле, автоматы выключены. Она-то рассчитывала заодно и перекусить… Видимо, забегаловку прикрыли за нерентабельностью.

Дверь наружу заперта.

Анджела вернулась в Комнаты. Ее по-прежнему поражал этот фокус: войти в Комнаты можно даже через запертую дверь – откроется как миленькая, но перед этим обязательно надо зажмуриться, а то, если смотришь на замки и засовы, и думаешь, что ничего не получится, оно и правда не получится. По крайней мере, у нее. Сафина проделывала это с открытыми глазами, ни капли не сомневаясь в результате: раз чудо – значит, так и должно быть, и задумываться не над чем.

Мимолетный укол раздражения: теперь против нее заведено уголовное дело об убийстве Сафины, а ведь Анджела поступила так по уважительной причине – ради успеха, ради выигрыша! Пожертвовала пешкой, чтобы завладеть Комнатами и стать на этом поле ферзем. Пешки для того и существуют, чтобы ими жертвовали, но полиции не дано это понять – кругозор не тот.

Во второй раз она открыла дверь не внутрь, а наружу и вышла из Комнат на темную улочку.

Лунная ночь. Все мобильные фонари куда-то умчались, только вдалеке, над перекрестком, болтается один, отбившийся от стаи. Дюны песчаных пляжей подбираются вплотную к стенам окраинных домов. Наверное, в квартирах слышно, как стонут прибрежные сосны и рокочет прибой, а в ветреную погоду в открытые окна залетают песчинки.

На рыбзавод Анджела проникла без затруднений. Ждали ее где угодно, только не здесь.

Внедрение на гражданский промышленный объект – у бойцов Организации считалось, что это плевая задача. Римма-Анджела как будто вернулась ненадолго в свое прежнее бытие, и все у нее пошло, как по маслу.

Разжиться рабочей спецовкой. Освоиться на территории. Обнаружить и запомнить местоположение стратегически значимых пунктов. При этом держаться уверенно, не вызывать подозрений и заниматься делом – то есть участвовать в осуществлении производственного процесса, чтобы работники предприятия принимали тебя за своего. Это из конторских правил. Хорошие были правила, на все случаи жизни.

Анджела косила то под «новенькую», то под «работницу из другой смены». До вечера следующего дня она сновала по заводу, проявляя расторопность и трудолюбие, и сделала при этом немало полезного: проверила целостность изоляции кабелей в подземных переходах между корпусами, отскребла от панциря робота-уборщика засохшую раздавленную черепаху, принесла кофе сменному мастеру в отделе отгрузки, полила из шланга пол в разделочном цехе, смывая кровь и чешую, так как сломался робот, который должен был этим заниматься (сама же потихоньку и вывела его из строя, чтобы не сидеть сложа руки).

Завод оказался не настолько грязным, как можно ожидать от такого производства, но дисциплина хромала на обе ноги. Уж она бы здесь навела порядок… Они бы у нее по десять-пятнадцать раз отжимались от пола перед строем за каждый самовольный перекур, за каждую выпитую на рабочем месте банку пива, за каждый рыбий глаз, шлепнувшийся мимо предназначенной для этого емкости!

Анджеле почти захотелось стать владелицей какого-нибудь такого же заводика – не прибыли ради, а чтобы утвердить там железную дисциплину.

Что ей не нравилось, так это острый запах рыбы, йода и гниющих водорослей, разбередивший тягостные воспоминания.

В домберге тоже стояла вонь в этом роде. Слишком много скверного там случилось.

Именно тогда образцовый офицер Зойг впервые столкнулся с Полем Лагаймом, и в его наглухо запечатанной душе произошел незаметный для окружающих тектонический сдвиг, из-за чего он позже, в Облаке Тешорва, поубивал ребят из корабельной службы безопасности, чтобы спасти сбежавшего врага, и завелся против Риммы, не простив ей попытки прикончить Поля… И вообще стал для нее олицетворением постоянной угрозы, словно кошмарный обитатель нехороших темных углов в полузабытом детстве.

Там же, в домберге, Римма Кирч со своей группой провалила задание – то есть так и не взяла «сканера». А потом ее избили и обобрали бомжи, а потом – за все за это на гауптвахту… Она тогда подцепила простуду, уже на корабле сутки провалялась с температурой и в лихорадочном полусне все составляла и составляла проект резолюции о том, что необходимо запретить рубиконским бомжам селиться в панцирях ихлетаков и устанавливать на так называемых домбергах списанные двигатели для плавания по морю, и строжайше запретить домбергам тонуть, и запретить посторонним лицам посещать тонущие домберги… Наконец антибиотики сделали свое дело, и она очнулась, так и не доведя черновик резолюции до конца.

Здешний специфический запах напоминал ей о том позорном поражении. Одолевал соблазн сбежать с вонючего завода, хлопнув дверью, – любая дверь для этого сгодится… Анджела сумела взять себя в руки и задавить пораженческие настроения. Еще не хватало проштрафиться!

Ближе к вечеру она снова заглянула в отдел отгрузки, выгребла кучу окурков из-за придвинутой к стенам мебели в комнате отдыха: в труднодоступных для типовых роботов местах уборку помещения осуществляет младший технический персонал. Выбросила окурки в мусоросборник, снова попалась на глаза мастеру. Тот похвалил ее за ответственное отношение к делу, она в ответ приветливо улыбнулась, просчитывая в уме, как бы исподволь подвести беседу к нужной теме. Спасибо Конторе – подходящим для таких случаев поведенческим приемам ее в свое время обучили.

У мастера рабочий день подходил к концу, и он предложил поужинать в какой-нибудь приморской забегаловке. Спасибо, в другой раз, сегодня она должна остаться, потому что согласилась заменить сменщицу. «Марту, что ли?» – поинтересовался мастер. Да, Марту, подтвердила Анджела.

Разговорились, она все время поддакивала, потом перевела разговор на рыбу, и в конце концов он показал ей полосатого паркианского осетра двухметровой длины, который поедет завтра утром в отель «Императрица». Говорят, осетры здесь не те, что на Земле… Анджела с этим утверждением согласилась.

Когда мастер ушел домой, она тоже ушла, чтобы не мозолить глаза ночной смене. Спряталась, присев на корточки, в тускло освещенном тупиковом коридоре, среди пустых металлических баков. В ухо вставлен приемник, изображение поступает на экран наручного компа, который до поры до времени был прикрыт рукавом рабочей спецовки. Видеокамеру величиной с монету Анджела прилепила к стене в помещении с аквариумами, пока болтала с мастером. Стены в потеках, будешь присматриваться, и то не заметишь.

Плеск воды, лязг металла, веселая азартная ругань. Рыб, которым предстояло отправиться в путешествие, рассадили по бакам еще до полуночи, чтобы после устроить «перекус» и завалиться на боковую в комнате отдыха.

«Мухлевщики, вы же наверняка получаете надбавку за работу в ночное время! – едко ухмылялась притаившаяся в засаде Анджела. – Бардак на предприятии развели… Я бы на месте вашей дирекции этот штатский бардак живо прихлопнула, по струнке бы все ходили! Узнали бы у меня, что такое трудовая дисциплина…»

Ну, да раз это не ее завод, и переживать не о чем.

Когда ночная смена угомонилась, Анджела покинула свое укрытие, пробралась, крадучись, в цех отгрузки живой рыбы.

Под потолком светятся ртутные лампы, заливая безлюдное помещение густым и вязким, как желе, розовато-оранжевым светом. На полу наплескано, натоптано. Вдоль стены выстроились в три шеренги баки с глянцевыми наклейками.

Анджела быстро отыскала то, что нужно. Емкость с рыбой для «Императрицы» – среди самых чистеньких: наверное, эти снобы еще и морду воротят, если тара не вылизана до блеска.

«Ослепив» с помощью глушилки здешние видеокамеры, она включила одного из погрузочных роботов. Подчиняясь командам, тот свинтил крышку с бака, выдвинул манипулятор с сачком, извлек здоровенную рыбину. Все прошло гладко, еще днем присмотрелась, как оно делается.

Осетра этого надо ликвидировать оперативно и без шума. Бескровным способом, чтобы не осталось следов.

Морская тварь судорожно билась на полу, топорщила плавники, молотила хвостом по мокрому цементу, следила за Риммой-Анджелой холодным белым глазом с кровавыми прожилками и не собиралась сдаваться без боя, хотя по-любому ей конец – или на кухне «Императрицы», или сейчас.

Анджела проломила негромко хрустнувший рыбий череп тяжелой монтировкой, прихваченной во время экскурсии по заводу. Получила хвостом по ногам – мощный подсекающий удар, хорошо, что обошлось одними ушибами. Да еще случайный свидетель откуда ни возьмись нарисовался, заспанный парень из ночной смены. Должно быть, вставал отлить и, проходя мимо, услышал возню в отгрузочном цехе. Ему бы поскорее сбежать, а он торчит в проеме, вытаращился на борьбу Анджелы с рыбой, даже рот разинул от изумления. Тоже подлежит немедленной ликвидации.

Управившись с осетром, Анджела устремилась, прихрамывая и морщась, навстречу свидетелю.

– Видел? Эта скотина выбралась из бака и давай здесь гулять, еле оглушила! Крышка была плохо завинчена. Разбудим старшего или не стоит?

Ротозей смотрит и удивляется, а что в руке у нее монтировка – ноль внимания. Ну и сам виноват.

Далеко ходить не понадобилось. Всего-то и делов – закрыть дверь, ведущую из цеха в коридор, снова открыть и волоком перетащить трупы в Комнаты. Сначала человека с разбитой головой, потом опутанную сеткой мокрую рыбину с колючей хребтиной. Две пешки, выбывшие из игры.

Теперь в коттедж – бегом переодеться, поверх боевой экипировки натянуть гидрокостюм с парой кислородных баллонов, и не забыть длинный мешок из темного чешуйчатого материала, сшитый специально для этой операции. Маршал одобрил бы ее выдумку, в Организации остроумные решения поощрялись.

Вернувшись в цех, она задала погрузочному роботу набор команд (в том числе – уничтожить запись действий, совершенных в течение последнего часа) и заняла место убитого осетра. Сверху лязгнуло: обманутый робот добросовестно закрыл бак, завинтил крышку.

Темно, тесно, ничего не слышно. Про себя ругаясь, Римма-Анджела кое-как забралась в чешуйчатый мешок. Русалка, блин… Это на случай, если кто-нибудь решит посмотреть, как там рыбина поживает.

Самым подходящим местом для игры в прятки была оранжерея – целый сад в атриуме размером с небольшой стадион. Дорожки петляют среди кадок с растениями, за оплетенными ползучей зеленью шпалерами сияет высокий застекленный купол. Солнечный свет здесь кажется особенным – влажным, ласковым, слегка радужным.

Идея насчет пряток принадлежала Дигне.

Марсия проснулась заплаканная и все утро спрашивала у Чеуса, не уйдет ли он от них? А то вдруг решил уйти, и она его больше не увидит.

– Да куда же я от вас денусь? – рассудительно спрашивал охранник.

– Не знаю… – темно-карие глаза Марсии мокро блестели, как будто она заранее переживала разлуку. – Если тебе надоело все время с нами и с нами… Я вдруг стала бояться, что ты возьмешь и куда-нибудь уедешь насовсем.

– Еще чего не хватало! – На мрачноватом лице гинтийца появилась улыбка, схожая с трещиной на коричневой древесной коре.

Это смуглое лицо с жесткими чертами, глубоко прорезанными морщинами и резким изломом черновато-красных бровей напоминало Бланке те физиономии, которые иногда мерещатся на стволах деревьев и корягах. Чеус ей нравился. По-другому, чем Генри, но все равно очень нравился. Около гинтийца она чувствовала себя в абсолютной безопасности. Даже не потому, что он мог бы ее защитить, Бланка не испытывала острой потребности в защите, и когда Лейла решила разобраться с Рафом, это вызвало у нее скорее оторопь, чем удовлетворение. Но, находясь рядом с Чеусом, она была уверена, что этот сильный человек, который гнет пальцами гвозди и с невероятной скоростью всаживает метательные ножи в мишень (однажды видела его утреннюю разминку), ничего от нее не потребует и ничего ей не сделает. Почему так – она сама не знала. Морис его откровенно боялся, а она была бы не против сойтись с ним поближе. Возможно, причина крылась в том, что с ней гинтиец разговаривал мягче и серьезней, чем с Дигной или Морисом.

Чтобы развлечь Марсию (наверное, ей приснился под утро плохой сон), затеяли игру в прятки в оранжерее. Чеус пошел с ними, но не играл, только смотрел.