Обещание Стил Даниэла

Глава 2

Стол в обеденном зале блистал словно поверхность озера в штиль. Его безупречную гармонию нарушала только расстеленная на одном его конце бежевая салфетка из ирландского льна, на которой стоял кофейный прибор из тончайшего китайского фарфора — голубая с золотом чашка, блюдце, тарелка с пирожными и изящная молочница с изогнутым «губой» носиком. Рядом лежал серебряный колокольчик и стоял начищенный до зеркального блеска кофейник.

Откинувшись на спинку стула, Марион Хиллард выдохнула вверх дым только что закуренной сигареты. Она чувствовала себя до крайности усталой. Воскресенья всегда утомляли ее гораздо больше, чем все остальные дни. Иногда Марион казалось, что дома она работает гораздо больше, чем в конторе, и это было очень похоже на правду.

Воскресенья она, как правило, начинала с разбора своей личной корреспонденции. Потом Марион просматривала хозяйственные книги, которые вели повар и экономка, составляла списки мелких работ по дому, планировала необходимые приобретения для пополнения гардероба и утверждала меню на неделю. Это была скучная и утомительная работа, но Марион занималась ею уже на протяжении многих лет. Домашнее хозяйство входило в ее обязанности еще до того, как она занялась бизнесом. Когда умер муж Марион, ей самой пришлось возглавить корпорацию, однако она продолжала посвящать домашним делам все воскресенья, проверяя и организуя работу слуг и воспитывая Майкла, когда няня брала выходной.

Воспоминание об этом заставило Марион улыбнуться. Прикрыв глаза, она подумала, как мало было у нее этих драгоценных часов, когда она могла побыть с сыном. Увы, уже давно воскресенья Марион не напоминали собой те, давно прошедшие дни. Едва достигнув подросткового возраста, Майкл так и норовил исчезнуть из дома на весь уик-энд, и она оставалась одна…

Одинокая слеза задрожала на ее длинных ресницах, но Марион даже не пошевелилась, словно боясь спугнуть воспоминания. Она ясно видела перед собой Майкла, каким он был восемнадцать лет назад. Тогда этот очаровательный шестилетний мальчик целиком принадлежал ей, и Марион любила его всей душой. Она готова была сделать для него все, что только было в ее силах, — и делала. Марион сумела сохранить для него империю Коттеров и Хиллардов, сумела передать дело от поколения к поколению. Могущественная, жизнеспособная корпорация и была ее главным даром единственному сыну.

Стремясь приумножить те богатства, которые должны были достаться Майклу, Марион незаметно для себя сама полюбила бизнес. Он стал ей почти так же дорог, как и Майкл.

— Привет, мам. Ты прекрасно выглядишь. Вздрогнув от неожиданности, Марион открыла глаза и увидела сына. Майкл стоял на пороге гостиной и улыбался, а Марион едва не заплакала по-настоящему. Больше всего на свете ей хотелось броситься к нему навстречу, обнять и прижать к себе, как когда-то, но увы — она не могла этого себе позволить. Вместо этого она только слегка улыбнулась в ответ на приветствие сына.

— Я не слышала, как ты вошел.

В этих словах не было приглашения подойти поближе, как не было никакого намека на то, что Марион на самом деле чувствовала. Разобраться, что творится у нее в душе, всегда было трудно, порой просто невозможно.

— Я открыл дверь своим ключом, — объяснил Майкл. — Так можно мне войти?

— Конечно. Может, ты хочешь перекусить? Майкл медленно вошел в комнату и огляделся по сторонам с таким видом, словно он впервые видит роскошную обстановку и обшитые темными дубовыми панелями стены. На губах его играла неуверенная улыбка. Потом он вдруг посмотрел на стоявшую перед матерью тарелку и облизнулся, словно мальчишка.

— Гм-м… что это у тебя такое? Шоколадные, да? Марион усмехнулась и покачала головой. Похоже, в некоторых отношениях Майкл все еще оставался ребенком.

— Это профитроли. Хочешь?.. Я думаю, Мэтти еще здесь. Она убирается в кладовке, и…

— …И доедает, что еще осталось, — закончил Майкл, и они оба рассмеялись шутке, в которой, как было прекрасно известно обоим, было достаточно много правды. Потом Марион взяла со стола колокольчик и позвонила.

Мэтти появилась в гостиной через считанные мгновения. На ней было строгое черное платье, отороченное кружевами, и белая кружевная наколка в волосах. Всю жизнь Мэтти только тем и занималась, что подавала, готовила и убирала за другими, и лишь изредка ей выдавалось свободное воскресенье, чтобы заняться своими делами. Впрочем, получив долгожданный выходной, она зачастую просто не знала, что с ним делать.

— Что прикажете, мэм? — спросила она и, искоса посмотрев на Майкла, не сдержала приветливой улыбки. Майкл всегда был ее любимцем.

— Принеси чашку кофе мистеру Хилларду, Мэтти. Как насчет десерта, дорогой? — обратилась Марион к сыну и, когда он отрицательно покачал головой, закончила решительно:

— Значит, один кофе, Мэтти.

— Хорошо, мэм.

На мгновение — и уже не в первый раз — Майкл задумался, почему мать никогда не говорит слугам ни «спасибо», ни «пожалуйста». Она держалась с ними так, словно все они были рождены для того, чтобы исполнять любые ее желания. Впрочем, он знал, что Марион именно так и думает. Всю жизнь она прожила в окружении слуг: гувернанток, секретарей, помощников, референтов и прочих.

Мать Марион погибла в автомобильной катастрофе, когда ей было всего три года. Вместе с ней погиб и старший брат Марион, который должен был унаследовать финансовую империю Хиллардов, но она оказалась ему достойной заменой.

— Как дела в университете?

— Отлично. И, слава богу, через две недели уже конец.

— Я знаю. И очень горжусь тобой, Майкл. Докторская степень — это не шутка, особенно — в архитектурном бизнесе. — «О, мама!..» — как в детстве захотелось воскликнуть Майклу, но он сдержался. — Кстати, насчет работы для этого твоего Эйвери… Мы свяжемся с ним на следующей неделе и все ему сообщим. Надеюсь, ты не проговорился ему?

По ее взгляду и голосу Майкл понял, что на самом деле Марион Хиллард совершенно безразлично, сказал он другу о том, что его ожидает, или нет. Устроить Бену сюрприз — это была целиком его идея; Марион же смотрела на эту затею как на мальчишество.

— Нет, я не проговорился. Он будет очень доволен.

— Еще бы! Это отличное место.

— Бен его заслуживает.

— Надеюсь, что так… — Если бы Марион считала иначе, ничто бы не могло ее убедить, и Майкл отлично это знал. — Ну а ты? Готов взяться за дело? Твой кабинет закончат на следующей неделе.

При этих ее словах глаза Майкла невольно сверкнули. Его кабинет должен был быть таким же, как отцовский, — с богатой деревянной отделкой, с гравюрами на стенах, с роскошными кожаными креслами и диванами, с антикварным столом и книжными шкафами, которые Марион приобрела в Лондоне в прошлые выходные.

— Уверена, что тебе он понравится, — добавила Марион, и Майкл улыбнулся ей.

— Так оно и будет, мама. Я планировал повесить кое-что на стены, но, пожалуй, я подожду, пока не увижу весь кабинет в целом.

Ему показалось, что в глазах матери мелькнула тревога.

— Тебе не нужно ни о чем беспокоиться, — сказала она поспешно. — У меня есть что-то, что должно тебе понравиться.

Она имела в виду, конечно, гравюры — старинные и очень дорогие гравюры, которые принадлежали еще ее деду, но у Майкла было на этот счет свое мнение. Он хотел повесить у себя в кабинете картины Нэнси.

В его глазах вспыхнул упрямый огонек, и это не укрылось от внимательного взгляда Марион.

— Мама… — Майкл сел рядом с ней и вытянул под столом ноги. — Спасибо большое, Мэтти, — сказал он служанке, которая принесла кофе.

— Не за что, мистер Хиллард. — Мэтти снова улыбнулась ему. Майкл всегда был очень вежлив с ней и другими слугами и держался так, словно ему было неудобно беспокоить их по пустякам. В отличие от… — Что-нибудь еще, мэм?

— Нет, хотя… Может быть, мы перейдем в библиотеку, Майкл?

— Хорошо, идем. — Майкл кивнул, ибо ему пришло в голову, что в библиотеке разговаривать будет легче. Огромная гостиная матери всегда напоминала ему просторный бальный зал, который он видел в одном из загородных имений Хиллардов. Никакой откровенный разговор здесь был попросту невозможен.

Майкл поднялся и вышел из гостиной вслед за матерью. Библиотека была совсем рядом; чтобы попасть туда, нужно было лишь пройти под аркой, повернуть налево и подняться на три невысокие ступеньки, застеленные толстым зеленым ковром.

Из окон библиотеки открывался прекрасный вид на Пятую авеню и Центральный парк. В камине горели настоящие кедровые поленья, и по всей комнате плыл их душистый смолистый запах. Две стены были сплошь заняты книжными полками, третья была свободна, и на ней висел портрет отца Майкла. Это был, пожалуй, самый удачный его снимок. На нем, во всяком случае, он выглядел нежным, внимательным и добрым — человеком, с которым каждому, кто глядел на портрет, хотелось познакомиться поближе.

В детстве Майкл часто приходил сюда, чтобы «поговорить» с отцом; сначала он беседовал с ним вслух, но Марион, однажды застав его за этим занятием, попыталась внушить сыну, насколько это глупо. С тех пор Майкл беседовал с отцом только про себя, но он знал, что мать сама часто приходит сюда и плачет, глядя на портрет.

В библиотеке Марион уселась в свое любимое кресло эпохи Людовика XV, обитое затканным золотыми розами светло-бежевым плюшем и стоящее перед самым камином. Ее платье было почти такого же песочно-желтого оттенка, и, когда на него упал оранжевый отсвет пламени, Майкл невольно подумал, что она прекрасна. Вернее, почти…

Когда-то Марион действительно была очень хороша собой, но сейчас ей уже исполнилось пятьдесят семь, и время не пощадило ее. Светлые, цвета спелого меда, волосы начали седеть, вокруг глаз залегли глубокие морщины, а в лице, где некогда буйствовали яркие краски лета и ранней осени, теперь царило холодное предзимье. Живость и непосредственность, когда-то сквозившие в каждой ее черточке, были вытеснены теперь другими заботами — главным образом заботами делового свойства, — и васильковые глаза Марион все чаще и чаще казались серо-стальными.

— Мне почему-то кажется, ты приехал, чтобы сказать мне нечто важное, Майкл. Что-нибудь случилось?

Ее голос казался спокойным, но в уме Марион лихорадочно перебирала все возможные неприятности. Майкл разбил чужую машину. Сделал ребенка понравившейся девчонке. Подрался в баре. Все это, разумеется, ничего не стоило уладить, лишь бы только Майкл ничего не скрывал. «Хорошо, что он приехал…» — подумалось ей.

— Да нет, ничего не случилось, просто мне хотелось кое-что обсудить с тобой…

«Обсудить…» — Майкл поморщился. Похоже, он выбрал не самое удачное слово, но поправить было уже ничего нельзя. Ему следовало сказать матери, что он приехал сюда, чтобы сообщить ей нечто, поставить ее в известность о своих намерениях, ибо обсуждать здесь было нечего.

— Мне кажется, нам пора поговорить откровенно, — добавил он решительно.

— Можно подумать, что обычно мы с тобой не откровенны, — парировала Марион.

— Не во всем. — Теперь во всей его позе читалось напряжение. Чтобы избавиться от него, Майкл даже наклонился вперед в своем кресле, однако это не помогло. Спиной он чувствовал устремленный на него взгляд отца, и это заставляло Майкла нервничать еще больше.

— Мы никогда не говорили с тобой откровенно о Нэнси, мама.

— О ком? — Голос и взгляд Марион выражали такое равнодушие, словно она впервые слышала это имя, и в какое-то мгновение Майклу даже захотелось ударить мать по щеке, чтобы с нее слетела эта маска притворства.

— О Нэнси Макаллистер. О моей девушке.

— Ах да… — Последовала непродолжительная пауза. Марион рассеянно тронула кончиком пальца лежащую на блюдце серебряную эмалевую ложечку, и та негромко звякнула. — И в каком смысле мы не говорим о ней откровенно?

Глаза Марион словно бы подернулись тонкой ледяной коркой, но Майкл не собирался отступать.

— Ты делаешь вид, будто ее не существует. И я, в свою очередь, старался не напоминать тебе о ней, чтобы не расстраивать лишний раз, но… Видишь ли, я собираюсь на ней жениться. — Он перевел дух и откинулся на спинку кресла. — Через две недели, мама.

— Понятно. — На лице Марион Хиллард не дрогнул ни один мускул. — Могу я узнать, к чему такая спешка? Она что, беременна?

— Разумеется, нет.

— Тогда зачем, позволь спросить, тебе понадобилось на ней жениться? — Марион в недоумении вскинула брови. — И почему именно через две недели?

— Потому что через две недели я заканчиваю учебу, потому что через две недели я переезжаю в Нью-Йорк; потому что через две недели я начинаю работать у тебя. В конце концов, просто потому, что это имеет смысл.

— Для кого?

Лед в глазах Марион сделался толще, и Майклу стало очень не по себе под этим пристальным взглядом. Ни на мгновение она не отвела глаз от его лица, и он невольно вздрогнул, когда его слуха достиг негромкий шелест шелка — это Марион положила одну ногу на другую. В бизнесе она была безжалостна — порой одного ее взгляда хватало, чтобы заставить человека сдаться и пойти на любые уступки. И в своих отношениях с сыном Марион хоть и редко, но прибегала к подобному приему.

— Это имеет смысл для нас, мама.

— Для вас — может быть, но не для меня. Наша компания только что получила крупный заказ. Мы должны построить в Сан-Франциско новый медицинский центр. У тебя не будет ни одной свободной минутки ни для жены и ни для кого. Я… я очень рассчитывала на тебя, Майкл. В ближайшие два-три года тебе придется очень много работать, чтобы с тобой начали считаться в деловом мире. И потом… Откровенно говоря, дорогой, мне очень не хотелось бы, чтобы ты спешил с женитьбой.

Последняя ее фраза прозвучала намного мягче, чем все предыдущие, и в душе Майкла проснулась надежда.

— Нэнси — настоящее сокровище, мама. Она не будет отвлекать меня от работы и не станет помехой тебе. Она просто чудо, и…

— Может быть, и так, но я не думаю, что Нэнси подходящая жена для тебя. Ты подумал о неминуемом скандале?..

Теперь в глазах Марион сверкало нескрываемое торжество. Она готовилась нанести последний, убийственный удар, и Майкл, не знавший, что за козыри могут быть у матери в рукаве, невольно задержал дыхание и едва не зажмурил глаза. Он чувствовал себя беспомощной жертвой — полевой мышью, на которую в ночной темноте бесшумно несется что-то крылатое, хищное, огромное.

— О каком скандале?

— Разве твоя девушка не рассказывала тебе, кто она такая?

О боже!.. Что значит — «кто она такая»?

— Что ты имеешь в виду? — внезапно пересохшие губы едва повиновались ему.

— Только то, что ты совсем ее не знаешь. Вот, взгляни-ка на это…

Марион грациозно наклонилась и, поставив на ковер чашку с блюдцем, тут же выпрямилась. Встав с кресла, она подошла к стоявшему в углу столу и достала из нижнего ящика пухлую картонную папку. Вернувшись к камину, она молча протянула ее сыну.

— Что это?

— Это отчет частного сыскного бюро. Я просила их выяснить, что собой представляет твоя маленькая художница, и, говоря откровенно, то, что я узнала, мне очень не понравилось.

Эти последние слова были преуменьшением. Получив отчет сыскного бюро, Марион пришла в ярость.

— Пожалуйста, не спеши и внимательно прочти эти документы.

Не спешить и не волноваться было выше его сил, и — действуя почти против своей воли — Майкл открыл папку и начал читать. Из первых же страниц досье он узнал, что отец Нэнси погиб в тюрьме, когда она была еще младенцем, а мать умерла от алкоголизма два года спустя. В короткой справке указывалось также, что отец Нэнси отбывал семилетний срок за вооруженное ограбление.

— Очаровательная семейка, не правда ли, дорогой? — В голосе Марион сквозило презрение, и Майкл, не сдержавшись, с такой силой швырнул папку на пол, что листы из нее разлетелись по всей библиотеке.

— Я не буду читать эту мерзость!

— Можешь не читать, но на этой мерзости ты собираешься жениться.

— Какая разница, кем были ее родители? Разве Нэнси виновата, что ее отец был преступником, а мать пила?

— Нет, это не ее вина, а ее несчастье. И оно будет твоим, если ты на ней женишься. Будь разумным человеком, Майкл! В самое ближайшее время ты вступишь в мир бизнеса и будешь заключать сделки на миллионы долларов. Твоя репутация должна быть безупречной. Малейший намек на скандал погубит нас, понимаешь? Твой дед, старый Эйб Коттер, основал это дело больше пятидесяти лет назад, а теперь ты готов все поставить под удар из-за какой-то юбки. Не сходи с ума, Майкл! Тебе уже давно пора было вырасти. Беззаботная юность кончилась, вернее — кончится ровно через две недели. — Тут она взглянула на сына, и лед в ее взгляде обжег Майкла, словно самое горячее пламя. — В общем, я даже не собираюсь обсуждать с тобой этот вопрос, Майкл. У тебя нет никакого выбора.

Она всегда говорила ему это! Проклятие, она всегда…

— Черта с два у меня нет выбора! — Его голос напоминал сейчас звериный рык, а не голос человеческого существа.

Вскочив с кресла, Майкл принялся расхаживать из угла в угол, наступая на вывалившиеся из папки листы.

— Я не намерен всю жизнь послушно исполнять то, что говоришь мне ты, мама. Я не хочу и не буду! Или ты собираешься водить меня на помочах до тех пор, пока ты не удалишься от дел, а потом будешь управлять мною из-за кулис, как марионеткой, дергая за ниточки? Нет, к черту!.. Я буду на тебя работать, но и только. Моя жизнь принадлежит только мне, и я имею право распоряжаться ею по своему усмотрению. Я женюсь когда захочу и на ком захочу!

— Майкл!..

Марион хотела сказать что-то еще, но в этот момент дверной колокольчик несколько раз звякнул, и они замерли, напоминая двух тигров, впервые оказавшихся в одной клетке. Большая старая кошка и дерзкий молодой кот: каждый из них слегка побаивался другого, каждый стремился к победе и готов был до последнего сражаться за свое право. Они все еще стояли в противоположных углах комнаты, тяжело дыша от гнева и ярости, когда дверь отворилась, и в библиотеку вошел Джордж Каллоуэй.

Надо отдать ему должное — Джордж сразу почувствовал, какое сильное напряжение витает в воздухе. На протяжении многих лет этот элегантный и сдержанный человек был правой рукой Марион Хиллард; он прекрасно изучил ее и знал, что только чрезвычайные обстоятельства могли заставить ее потерять над собой контроль.

Джордж Каллоуэй был не простым служащим: в корпорации «Коттер-Хиллард» он пользовался большим влиянием и властью, хотя, в отличие от Марион, которая была на виду, предпочитал держаться в тени. И Джордж умело пользовался этой властью, какой бы незаметной она ни была.

Именно это умение и компетентность в делах много лет назад помогли ему заслужить сначала уважение, а затем и полное доверие Марион, которая тогда только-только заняла кресло руководителя корпорации вместо своего мужа. Строго говоря, в первый год своего директорства Марион была лишь номинальной главой фирмы, и всеми делами «Коттер-Хиллард» заправлял Джордж Каллоуэй, который упорно обучал Марион практике управления бизнесом.

И он весьма преуспел в этом. Марион не только усвоила его уроки, но и прибавила к ним крупицы своего и чужого опыта и вскоре сделалась настоящим руководителем: гибким, грамотным, уверенным в себе, не знающим жалости ни к конкурентам, ни к тем, кто работал на нее не покладая рук. И все же каждый раз, когда ей предстояло заключить какую-нибудь крупную сделку или начать какой-то новый проект, она по-прежнему полагалась на мнение Джорджа.

Для него же подобное доверие значило очень многое. Сознание того, что после стольких лет он все еще нужен Марион, грело его душу гораздо больше, чем растущий не по дням, а по часам счет в банке. Джорджу было под шестьдесят, и он уже столько лет проработал на корпорацию, что практически не отделял себя от нее. Да и с Марион они сработались настолько, что были практически неразделимы. Они стали единой командой, работавшей дружно и слаженно; они научились понимать друг друга с полуслова, и каждый из них делал другого стократ сильнее.

Часто Джордж спрашивал себя, знает ли Майкл, насколько близкие люди он и его мать. Лично он сомневался, что молодой человек отдает себе в этом отчет. Майкл привык чувствовать себя центром вселенной Марион и оставался в неведении относительно чувств, которые питал к ней Джордж. Самое любопытное, что и сама Марион вряд ли понимала, насколько она ему небезразлична, однако Джордж смирился с этим положением и теперь отдавал всю свою энергию бизнесу. Впрочем, в душе он продолжал лелеять надежду, что, быть может, когда-нибудь она сумеет оценить его нежность и тепло.

Едва войдя в библиотеку, Джордж поглядел на Марион и сразу почувствовал, как в нем нарастают беспокойство и тревога. Слишком уж хорошо он знал, что означают эти напряженные морщинки в уголках губ и странная бледность, разливавшаяся по коже ее скул под слоем пудры и румян.

— Марион, с тобой все в порядке?

Этот вопрос вырвался у него непроизвольно, поскольку Джордж был осведомлен о состоянии здоровья Марион гораздо лучше, чем кто бы то ни было. Много лет назад она сама посвятила его во все подробности: хотя бы в интересах бизнеса кто-то должен был знать, что у нее опасно высокое давление и серьезные проблемы с сердцем.

Ответ Джордж получил не сразу. Несколько мгновений Марион оставалась неподвижной. Потом, с трудом оторвав взгляд от сына, она повернулась к своему давнему другу и партнеру:

— Д-да, пожалуй… Все в порядке. Извини, Джордж, добрый вечер. Заходи.

— Может быть, я не вовремя?

— Совсем нет, Джордж, совсем нет. Я все равно собирался уходить. — Майкл тоже повернулся к нему, но лицо его осталось напряженным и хмурым. Потом он снова бросил быстрый взгляд на мать. — Спокойной ночи, мама, — проговорил он.

— Я позвоню тебе завтра, Майкл, — отозвалась Марион, уже вполне владея собой. — Мы можем закончить наш разговор по телефону.

Майклу захотелось ответить ей резкостью, чтобы если не напугать, то, по крайней мере, заставить задуматься, но он не знал, что сказать. Да и будет ли толк?..

— Майкл…

Но он не откликнулся на ее призыв. Обменявшись с Джорджем преувеличенно вежливым рукопожатием, Майкл вышел из библиотеки. Он не обернулся, поэтому не видел ни тревоги во взгляде Джорджа, ни того, какие глаза были у его матери, когда она опустилась в свое любимое кресло возле камина и поднесла к губам дрожащие ладони. Ей хотелось плакать, но она сдерживалась, сдерживалась из последних сил.

— Что случилось? — спросил Джордж, как только дверь за Майклом закрылась.

— Майкл… Он готов совершить большую глупость.

— Ну, не преувеличивай. В конце концов, все мы время от времени совершаем те или иные безумства.

— В нашем возрасте только грозят, в его возрасте — делают. — Марион отняла руки от лица. Столько усилий, и все напрасно. Доклад частного детектива, телефонные звонки, увещевания…

Она со вздохом выпрямилась.

— Ты принимала сегодня лекарство? — спросил Джордж.

Марион покачала головой, и он быстро огляделся по сторонам.

— Где оно?

— В моей сумочке. Вон там, возле стола… Делая вид, будто не замечает разбросанных повсюду листов бумаги, Джордж подошел к столу и, наклонившись, взял в руки изящную сумочку крокодиловой кожи с золотой застежкой. Эта сумочка была хорошо ему знакома — он сам подарил ее Марион на позапрошлое Рождество. Найдя внутри стеклянный флакончик с таблетками, Джордж вернулся к камину и, вытряхнув на ладонь две маленькие белые пилюли, протянул ей.

Марион подняла голову и улыбнулась.

— Спасибо, Джордж. Что бы я без тебя делала… «Что бы я без тебя делала…» Сама мысль о том, что кому-то из них придется рано или поздно остаться одному, была неприятна Джорджу, и он нахмурился.

— Может быть, мне лучше уйти? — предложил он. — Мне кажется, тебе надо как следует отдохнуть.

— Да нет, ничего, обойдется. Просто Майкл немного меня расстроил.

— Надеюсь, он не передумал работать на фирму?

— Нет, не передумал. Дело не в этом…

Джордж не стал больше ни о чем спрашивать. Ему и так было ясно, что тут замешана женщина. Подробностей он не знал, но сейчас это было не важно; к тому же Джордж видел, что Марион храбрится и что на самом деле она расстроена гораздо сильнее, чем хотела бы показать. Как бы там ни было, лекарство уже начинало действовать, и щеки Марион под слоем пудры слегка порозовели.

Еще через несколько секунд Марион шумно вздохнула и, потянувшись к сумочке, которую Джордж продолжал держать в руках, достала оттуда сигареты. Он поднес ей зажигалку и, пока она задумчиво курила, молча любовался ее лицом. Марион была очень красивой женщиной — он всегда знал это. Даже теперь, когда усталость и болезнь начали сказываться на ее внешности, она все еще оставалась весьма и весьма привлекательной. Интересно, задумался он, знает ли Майкл, насколько серьезно больна его мать? По-видимому, нет, иначе он не решился бы так ее расстраивать.

Джордж не мог знать, что сам Майкл в эти минуты был взволнован и расстроен не меньше матери. Бессильные злые слезы душили его, пока, сидя на заднем сиденье такси, он несся в аэропорт.

Когда Майкл вошел в здание терминала, до его рейса оставалось еще около двадцати минут, и он заскочил в бар, чтобы позвонить Нэнси.

— Ну, как все прошло? — спросила она, не в силах понять по его короткому «привет», какие новости, хорошие или плохие, Майкл готов ей сообщить.

— Все нормально, Нэн. А теперь я хочу, чтобы ты кое-что сделала. Собери вещи, которые могут понадобиться в дороге, оденься и жди меня. Я буду у тебя через полтора часа.

— Зачем? Что-нибудь случилось? — Ее голос звучал удивленно, и Майкл ясно представил себе Нэнси сидящей на диване в ее маленькой гостиной. Он немного помолчал, потом улыбнулся. За последние два часа это была его первая улыбка.

— Я задумал одну сногсшибательную штуку, Нэн. Когда приеду, я все тебе расскажу. Тебе понравится, вот увидишь.

— Ты сошел с ума! — Нэнси рассмеялась своим удивительным мягким смехом.

— Ты права — я схожу с ума по тебе! Майкл наконец-то взял себя в руки. Теперь у него была ясная цель, и он хорошо представлял, как ее достичь. Он вернется к Нэнси, и никто никогда не отнимет ее у него. Никто и ничто. Он поклялся в этом на берегу, над тем камнем, под которым они закопали голубые бусы Нэнси, и не собирался брать свое слово назад.

— О'кей, Нэн, давай, делай, что я тебе сказал. И не забудь надеть что-нибудь новенькое и что-нибудь старенькое… Ну, поняла теперь? — Майкл не просто улыбался — он смеялся от счастья, и Нэнси тоже догадалась, что он имеет в виду.

— Ты хочешь?.. — Она не договорила — так велико было ее удивление.

— Вот именно, любимая. Я хочу жениться на тебе сегодня же вечером. Ты согласна?

— Да, но…

— Почему «но»!..

— Но почему сегодня? Куда мы так спешим?

— Мой инстинкт подсказывает мне, что лучше сделать это как можно скорее. Кроме того, сегодня полнолуние.

— Полнолуние? Возможно, но я… — Нэнси тоже улыбалась. Она станет его женой. Наконец-то они с Майклом поженятся!

— Через час я буду у тебя, малыш. И еще, Нэн…

— Да?

— Я люблю тебя.

Он повесил трубку и бросился к выходу на летное поле. В самолет он поднялся одним из последних. Бостонский рейс выруливал на взлетную полосу, а Майкл сидел, прижавшись лбом к прохладному иллюминатору, и думал о том, что теперь ничто не может его остановить.

Глава 3

Майкл колотил в дверь вот уже десять минут, и, хотя ему никто не открывал, он не собирался сдаваться. Он знал, что Бен дома.

— Ну же, Бен… — бормотал он себе под нос. — Ну где же ты, черт тебя побери? Просыпайся же, Бен!..

Он снова постучал, и вот наконец за дверью послышались неуверенные шаги, забренчала цепочка, и щелкнул замок. Дверь распахнулась, и Майкл увидел на пороге Бена. Судя по всему, он действительно разбудил его, поскольку приятель стоял перед ним в одном нижнем белье и растерянно потирал подбородок. Глаза его были полузакрыты.

— Господи, Бен! — вырвалось у Майкла. — Что с тобой? Что это тебе вздумалось ложиться?

На лице Бена появилась глуповатая ухмылка, и Майкл догадался, в чем дело.

— Господи, да ты пьян!

— Еще как!.. — невнятно откликнулся Бен и, покачнувшись, схватился за косяк.

— В таком случае тебе придется немедленно привести себя в порядок, — решительно сказал Майкл. — Ты мне срочно нужен.

— Шесть «Бифитеров» с тоником… — пробормотал Бен. — И не подумаю, дружище. Нельзя, чтобы такое добро пропадало зря. А в чем, собственно, дело?

— Потом скажу. Одевайся, а я пойду сварю тебе кофе. — Он включил свет, и Бен страдальчески сморщился.

— Да что случилось-то? — спросил он, но Майкл только улыбнулся в ответ и прошел мимо Бена в крошечную кухоньку.

— Что тут было? — спросил он, созерцая царивший в кухне беспорядок. — Смерч, ураган, или, может быть, здесь взорвалась граната?

— Граната, — мрачно отозвался Бен. — У меня есть еще одна, и я знаю, куда ее тебе засунуть.

— Ну-ну, не ворчи, — перебил Майкл. — Дело-то особенное…

Он снова улыбнулся Бену, и в глазах последнего вспыхнул огонек надежды.

— Обмоем? — спросил он хрипло.

— Обязательно, но только потом.

— Черт! — Бен плюхнулся в кресло и откинул голову на мягкую спинку.

— Разве тебе не хочется узнать, в чем дело?

— Нет, если в связи с этим я не могу выпить. Впрочем, мы с тобой всегда можем выпить за окончание магистратуры. Мы можем поднять бокалы за твою диссертацию. За…

— И за мою женитьбу.

— Вот-вот… — Бен кивнул и вдруг выпрямился, широко открыв глаза. — Повтори, что ты сказал? — раздельно спросил он.

— Что слышал… — Майкл ухмыльнулся. — Мы с Нэнси собираемся пожениться.

Последние слова он произнес со спокойным достоинством человека, который привык отдавать себе отчет в своих действиях.

— А-а, вечеринка по случаю помолвки!.. — Бен довольно ухмыльнулся. Повод казался ему достаточно серьезным, чтобы довести число употребленных «Бифитеров» до двенадцати. Или даже до пятнадцати.

— Нет, Эйвери, это не помолвка. Ты каким местом слушаешь? Я же сказал тебе — я женюсь на Нэнси.

— Сегодня? Сейчас? — растерянно спросил Бен. Майкл Хиллард был непревзойденным мастером по части неожиданных и необъяснимых поступков, но даже для него это было слишком. — Но почему сейчас?

— Потому что мы так хотим. Кроме того… Нет, я не буду ничего объяснять — ты слишком пьян и все равно ничего не поймешь. В общем, от тебя требуется только одно: быть нашим свидетелем. Как ты на это смотришь?

— Конечно, положительно… — Он немного помолчал. — Сукин ты сын, Майкл, неужели ты действительно собираешься…

Бэн вскочил с кресла, но тотчас же налетел босой ногой на ножку кофейного столика и выругался.

— Черт побери, как больно!..

— Ступай оденься да постарайся не изувечиться. Кофе сейчас будет готов.

— Хорошо… — И, продолжая что-то бормотать себе под нос, Бен скрылся в спальне.

Вернулся он значительно трезвее. На нем даже был темно-бордовый галстук с черно-бежевым рисунком, который он надел на шелковую тенниску в синюю и красную полоску, но Майкл, взглянув на него, покачал головой.

— Галстук не в тон, — заметил он с улыбкой.

— А что, я обязательно должен быть в галстуке? — забеспокоился Бен. — Я не нашел ни одного подходящего…

— Нет, галстук не обязательно, — успокоил его Майкл. — Просто застегни ширинку, и у тебя будет вполне приличный вид. Кстати, мне почему-то кажется, что тебе понадобится и второй башмак.

Бен посмотрел на ноги и, убедившись, что на нем действительно только одна туфля, расхохотался.

— Да, похоже, я действительно перестарался. Но ведь я не знал, что тебе приспичит жениться именно сегодня. Что, так трудно было предупредить меня заранее?

— Сегодня утром я сам еще ничего не знал.

— Не знал? — Бен взглянул на него с неожиданной серьезностью, и Майкл кивнул.

— Не знал.

— И ты уверен, что…

— Да. И, пожалуйста, не надо речей — на сегодня с меня хватит. Просто постарайся прийти в себя прежде, чем мы заедем за Нэнси.

И он вручил Бену большую кружку горячего кофе. Бен сделал большой глоток, обжегся и поморщился.

— Какая бессмысленная трата хорошего джина!

— После свадьбы я поставлю тебе еще.

— Кстати, где вы собираетесь б-бракосочетаться? — Сложные слова все еще давались Бену с трудом.

— Увидишь. Тут неподалеку есть один прелестный городок, который уже давно мне нравится.