Обещание Стил Даниэла

— За это вам следовало бы поблагодарить не меня, а Бена Эйвери. Он ваш непосредственный начальник. Я к этому не имею никакого отношения.

— Я понимаю, и все-таки… — Разговор становился бессмысленным, и Венди, очевидно, тоже поняла это. Поднявшись с кресла, она бросила взгляд за окно и увидела на подоконнике снаружи слой снега толщиной дюймов в десять.

— Похоже, у нас наконец-то будет настоящее снежное Рождество, — заметила она. — Вот только добраться по такой погоде до дому будет сложновато.

— Думаю, вы правы. Я, наверное, не буду даже и пытаться. — Майкл с невеселой усмешкой показал на широкий кожаный диван у стены. — Иногда мне кажется, что его поставили здесь специально для того, чтобы у меня было как можно меньше поводов выходить из кабинета, — добавил он, а сам подумал: «Нет, мистер, ты сам заточил себя в этой комнате, сам приковал себя к столу и дурацким бумагам». Вслух он, конечно, ничего не сказал, а она не поняла скрытый смысл его слов.

Снова пожелав ему счастья и успехов, Венди ушла ни с чем, а Майкл вернулся к документам. В этот день он действительно заночевал на диване в своем кабинете, и в следующей — тоже. Это его более чем устраивало: сочельник и Рождество падали в этом году на выходные, и никто не знал, где он встречает праздники. Уборщицы и швейцар тоже были отпущены, и только один охранник был в курсе, что Майкл так и не выходил из своего кабинета с вечера пятницы до вечера воскресенья. К этому времени Рождество было уже позади, и, возвращаясь в свою холодную, пустую квартиру, Майкл уже мог не бояться, что связанные с рождественскими праздниками призраки воспоминаний станут преследовать его.

За ручку его двери была заткнута присланная матерью большая желтая хризантема в хрустящем целлофане. Майкл бросил ее в мусорную корзину.

Нэнси в Сан-Франциско встретила Рождество в таком же одиночестве, но для нее праздники прошли гораздо приятнее. Она приготовила небольшую индейку, сходила в церковь, спела на балконе святочный гимн и легла спать.

Утром она встала поздно; в глубине души Нэнси надеялась задержать наступление нового дня, но, увы, это было невозможно. Он так и лез в окна солнечным светом, веселыми голосами, мишурным блеском и лживыми обещаниями, и она нехотя встала. К счастью, Рождество в Сан-Франциско — бесснежное, теплое, солнечное — мало чем напоминало славную своими снегопадами и холодами Новую Англию. Вчера, пока Нэнси наблюдала на улицах толпы гуляющих, у нее не раз появлялось ощущение, будто все эти люди играют в Рождество, хотя на самом деле никакого Рождества нет, и это помогло ей спокойнее пережить праздники.

В этом году она получила два подарка: чудесную сумочку Гуччи от Питера и интересную книжку от Фэй. Нэнси читала ее вчера и снова открыла сегодня, когда, доев индейку в клюквенном соусе, свернулась клубочком в уютном кресле у окна. Встречать Рождество подобным образом было довольно непривычно, но она сразу подумала, что лучше так, чем у Шраффта, где ходят пожилые леди с объемистыми пластиковыми пакетами, в которых спрятаны все твои надежды и мечты. Еще в детстве Нэнси интересовало, почему эти пакеты такие большие. «Быть может, — рассудила она теперь, — в них лежат письма, фотографии, мелкие сувениры, старые игрушки и забытые сны…»

Было уже начало шестого, когда Нэнси наконец отложила книгу и с наслаждением потянулась. «Неплохо бы пройтись», — подумала она, чувствуя, что соскучилась по свежему воздуху.

Надев пальто, Нэнси взяла свою шляпу и фотоаппарат и улыбнулась себе в зеркало. Новая улыбка нравилась ей все больше и больше, и Нэнси часто задумывалась о том, как будет выглядеть все лицо, когда Питер закончит свою работу. Она давно чувствовала, что становится «девушкой его мечты», да и сам Питер не раз говорил, что делает из нее свой «идеал». Это слегка тревожило Нэнси, но все равно новая улыбка ей нравилась.

Она повесила фотоаппарат на плечо и выскользнула за дверь. Вечер был прохладным и довольно ветреным, но без тумана, который в зимнюю пору часто наползал с моря. До наступления темноты было еще далеко, и Нэнси сразу подумала, что сейчас самая подходящая погода для съемки. Поправив на плече тонкий ремешок фотоаппарата, она медленно пошла в сторону порта. Улицы были почти безлюдны — большинство людей все еще приходило в себя после безумств и излишеств предыдущего праздничного вечера. Кто-то валялся на диване, обвязав голову мокрым полотенцем, кто-то, кривясь, пил порошки от изжоги, кто-то мирно похрапывал перед работающим телевизором…

Углубившись в воображаемый мир, Нэнси перестала поглядывать под ноги и тут же обо что-то споткнулась. Пошатнувшись, она взмахнула руками и невольно вскрикнула. Питер специально предупреждал ее, чтобы она была поосторожнее и старалась не падать. Даже активный отдых вроде тенниса или бега трусцой был ей все еще противопоказан, и вот теперь она чуть не грохнулась! К счастью, ей удалось сохранить равновесие и удержаться на ногах. Чувствуя, как громко стучит сердце, Нэнси выпрямилась и тотчас поняла, что она здесь не единственное существо, которому и больно, и страшно. У ее ног, негромко скуля, сидела небольшая собачка, держа на весу отдавленную лапу. Шерстка у нее была светло-бежевой, с коричневыми пятнами.

Увидев, что на нее обратили внимание, собака перестала скулить и негромко тявкнула, и Нэнси не сдержала улыбки.

— Ну, извини, извини, — проговорила она негромко. — Ты, знаешь ли, тоже меня напугала.

Она наклонилась, чтобы потрепать песика по голове, и он, вежливо привстав, завилял хвостом. У него был довольно комичный вид, и Нэнси, хоть и не очень хорошо разбиралась в собаках, сразу поняла, что пес только недавно вышел из щенячьего возраста. Он был худым и, вероятно, голодным, и Нэнси пожалела, что у нее в карманах нет ничего такого, чем она могла бы его угостить. Поэтому она снова потрепала его по голове и выпрямилась, радуясь тому, что не упала сама и не разбила фотоаппарат.

Пес снова гавкнул, и Нэнси улыбнулась ему.

— Ну все, пока!..

Махнув ему рукой, она пошла прочь, но собака заковыляла следом, все еще припадая на переднюю лапу. Она не отставала буквально ни на шаг, и в конце концов Нэнси снова остановилась.

— Ступай домой, слышишь? — сказала она как можно тверже. — Твой хозяин небось тебя уже обыскался…

Но стоило Нэнси сделать шаг, как пес снова последовал за ней, а когда она остановилась — уселся на мостовую, преданно глядя на нее темно-карамельными глазами и ожидая, пока она пойдет дальше.

Нэнси не выдержала и рассмеялась. Несмотря на неухоженный вид, пес все же был очень забавным и милым, и Нэнси снова наклонилась, чтобы почесать его за ушами. Одновременно она попыталась отыскать в его густой шерсти ошейник, но его там не было.

И внезапно ей пришла в голову мысль сфотографировать его.

Пес держался перед камерой совершенно свободно и естественно. Он прыгал, играл, позировал, наклонив набок косматую голову, и вообще развлекался как мог. Нэнси сделала десятка два неплохих снимков и собралась идти, но пес, как выяснилось, вовсе не желал с ней расставаться. Похоже, нежданно-негаданно Нэнси приобрела нового друга.

— Ну что ж, пошли, — вздохнула она, и щенок послушно последовал за ней в порт. Нэнси переменила кассету и сфотографировала заваленные лангустами прилавки, торговцев креветками, нескольких пьяных Санта-Клаусов, группу туристов, птиц на причальных кнехтах и покачивающиеся на воде лодки и прогулочные катера. Вскоре стемнело. Нэнси, проведя время приятно и с пользой, направилась со своим новым другом к ближайшей закусочной.

В закусочных и кафе быстрого обслуживания она чувствовала себя уже совершенно свободно. Достаточно было просто пониже наклонить голову, чтобы поля шляпы скрыли ее повязку, и она сразу же переставала чувствовать на себе любопытные и сочувственные взгляды. Сегодня же, заказав черный кофе для себя и хот-дог для пса, Нэнси настолько расхрабрилась, что улыбнулась официанту и поблагодарила его. И это оказалось совсем не так трудно, как она думала.

Выйдя из закусочной, Нэнси дождалась, пока хот-дог достаточно остынет, и поставила красную картонную тарелочку на край тротуара. Пес расправился с ней в один присест и лаем выразил ей свою признательность.

— Это значит «спасибо» или «хочу еще»? — спросила Нэнси, пес гавкнул снова, и кто-то из редких прохожих остановился, привлеченный этой сценой.

— Как его зовут?

— Я не знаю, — честно ответила Нэнси. — Он удочерил меня совсем недавно.

— Вы не сообщали о нем в службу поиска пропавших собак?

— Пока нет, но я обязательно сделаю это. Кто-то, должно быть, очень расстраивается, что потерял такое сокровище.

Прохожий объяснил, как это делается, и Нэнси поблагодарила его. «Пожалуй, — решила она, — в службу поиска собак лучше позвонить из своей квартиры, если, конечно, на обратном пути щенок не сбежит».

Но он не убежал и даже сам остановился перед ее парадным, словно жил здесь всегда. Нэнси впустила его внутрь и, отвезя на лифте наверх, сразу же позвонила в Общество по предупреждению жестокости в отношении животных, но, когда она описала приметы пса, ей сказали, что с заявлением о пропаже такой собаки никто пока не обращался. Когда же Нэнси поинтересовалась, как ей теперь быть, дежурный ответил, что мисс либо придется смириться с тем, что отныне она — обладательница собаки, либо отвезти пса в клинику, где его усыпят.

Нэнси была так возмущена, что едва не нагрубила говорившему с ней служащему. Она с трудом сдержалась и, сидя на полу под телефоном, крепко обняла щенка за спину.

— Усыпить такого милого крошку… — пробормотала она. — Черта с два!

Потом Нэнси внимательно оглядела свое приобретение и добавила уже несколько спокойнее:

— Ты хороший песик, только очень уж грязный. Как насчет того, чтобы принять ванну?

В ответ щенок вывалил из пасти длинный розовый язык и замотал им из стороны в сторону, одновременно виляя хвостом, и Нэнси, приняв это за выражение согласия, понесла его мыться.

Сначала она боялась, что пес, сопротивляясь, намочит ей повязку на лице, но он вел себя очень спокойно, и Нэнси даже решилась воспользоваться шампунем. Когда она смыла пену, то оказалось, что пес был вовсе не палевым с бурыми пятнами, а белым с коричневыми, отдаленно напоминавшими по цвету молочный шоколад. Это действительно был очень милый песик, и Нэнси искренне надеялась, что о его пропаже так никто и не заявит.

У нее никогда раньше не было собаки: пока Нэнси жила в приюте, о том, чтобы держать домашних животных, не могло быть и речи, а в бостонском доме, где она снимала квартиру, держать собак и кошек не разрешали владельцы. «А позволят ли здесь?» — подумала Нэнси и сразу же позвонила управляющему. Оказалось, что в ее нынешнем доме подобных ограничений не существует, и она вздохнула с облегчением.

Достав щенка из ванны, Нэнси перенесла его на коврик и принялась вытирать полотенцем, а он перекатился на пол и, блаженно закатывая глаза, болтал в воздухе всеми четырьмя лапами. Потом она задумалась, как его назвать. Когда-то Майкл рассказывал ей о первом щенке, который у него был. Его звали Фред, и это имя показалось Нэнси вполне подходящим.

— Как тебе понравится имя Фред, дружок? — спросила она. — Ничего?

Пес пролаял два раза, и Нэнси решила, что это означает «да».

Глава 13

Заглянув в кабинет, Нэнси улыбнулась Фэй, которая уже сидела в кресле у огня.

— Привет, вот и я.

— Привет. Как дела, юная леди? — Фэй улыбнулась в ответ, искренне радуясь тому, что Нэнси выглядит так хорошо — даже лучше, чем она ожидала.

— Я привела с собой друга.

— Да? Ты, я вижу, даром времени не теряешь: стоило мне уехать на пару недель, как у тебя появился новый друг. Ну, давай его сюда…

Нэнси пошире приоткрыла дверь, и Фред чинно вошел в кабинет. Он явно гордился своим новеньким красным ошейником и поводком. Никто так и не заявил о его пропаже, и с сегодняшнего утра он официально принадлежал Нэнси. Кроме ошейника и поводка, у него теперь было свидетельство о регистрации, коврик, миска и около дюжины игрушек.

— Вот, Фэй, познакомься, это — Фред. — Нэнси так и светилась материнской гордостью, и Фэй рассмеялась.

— Какой очаровашка! Где ты его раздобыла?

— По-моему, это он раздобыл меня. Мы познакомились в Рождество; наверное, мне нужно было назвать его Ноэлем[4] , но Фред мне нравится больше.

Нэнси не стала объяснять Фэй — почему. Впервые за все время ей вдруг стало стыдно, что она так цепляется за Майкла и за все, что было с ним связано.

— Кроме того, я принесла еще целую папку новых фотографий.

— Да, я вижу, ты изрядно потрудилась. Может быть, мне стоит уезжать почаще?

— Сделай мне одолжение — не уезжай, ладно? Нэнси произнесла эти слова шутливым тоном, но глаза выдали ее, и Фэй поняла, как ей было одиноко все это время. Впрочем, Рождество было серьезным испытанием для многих, не для одной только Нэнси.

— А еще… — с гордостью прибавила Нэнси, — я нашла преподавателя, который поставит мне голос. Питер сказал мне, что все это входит в… в программу лечения, так что я не стала очень жмотничать. Мы начинаем завтра в три. Что касается танцев, то Питер считает, что заниматься ими мне еще рановато. Впрочем, я все равно не могла бы пойти в танцкласс с таким лицом, но к лету бинты снимут, и тогда…

— Я горжусь тобой, Нэнси, — негромко и очень серьезно сказала Фэй, и в глазах Нэнси вспыхнула радость.

— Спасибо… Знаешь, я тоже… горжусь.

В тот день они прекрасно поработали, и впервые за восемь месяцев Нэнси ни разу не упомянула о Майкле.

На следующем сеансе повторилось то же, и на следующем… Казалось, она твердо решила больше не говорить о нем.

Незаметно наступила весна. Нэнси продолжала с увлечением обсуждать с Фэй свои планы на будущее и рассказывать о своих делах — об уроках вокала, о фотографии и о том, что она собирается делать, когда в совершенстве овладеет техникой художественной съемки. Они с Фредом подолгу гуляли в парке, ходили в розарий и путешествовали по глухим тропкам вдоль побережья, а время от времени Питер возил Нэнси на какой-нибудь удаленный пляж, где ее бинты не смущали ни окружающих, ни ее самое.

Лечение тоже шло нормально. Из-под бинтов мало-помалу появлялось новое лицо Нэнси, и вместе с этим все ярче проявляли себя ее личность и характер. Можно было подумать, что, изменив форму носа, очертания скул и контур губ, Питер отчетливее проявил душу Нэнси, которую прежде затмевала бросающаяся в глаза прелесть ранней юности. Год, минувший со времени аварии, не прошел для Нэнси бесследно: она повзрослела, стала серьезнее, вдумчивее и… увереннее в себе.

— Неужели прошел уже почти целый год? — спросила Фэй у Нэнси одним майским полднем.

Питер к этому времени работал над областью вокруг глаз, и Нэнси постоянно носила большие черные очки, закрывавшие ей брови и скулы.

— Да, все это случилось прошлым маем, — ответила она спокойно. — А с тобой мы встречаемся уже почти восемь месяцев. Скажи, Фэй, как мои дела? Я делаю успехи, или же…

— А ты разве сомневаешься в том, что делаешь успехи?

— Иногда. Когда слишком много думаю о Майкле… — Нэнси было нелегко сделать это признание. Вопреки всему, она продолжала отчаянно цепляться за надежду, что в конце концов Майкл разыщет ее, и тогда договор с Марион окажется недействительным.

— Я не знаю, почему я продолжаю это делать, — добавила Нэнси, — но факт остается фактом… Я не могу выкинуть его из головы.

Фэй покачала головой. Все это время она подозревала, что Нэнси неспроста не заговаривает о Майкле.

— Ничего, Нэнси, — ответила она негромко. — Давай подождем еще немного. Вот увидишь — как только Питер снимет последние швы, ты сможешь больше выходить, и у тебя сразу появится множество важных дел. Пока же тебе нечего больше делать, кроме как оглядываться на прошлое или пытаться заглянуть вперед и пытаться представить себе вещи, о которых ты пока не имеешь никакого представления. То, что ты сейчас живешь с оглядкой на прошлое, вполне естественно — в твоей жизни просто нет других людей, кроме тех, которых ты когда-то знала, но все изменится. Обязательно изменится, надо только еще немножечко потерпеть.

Нэнси вздохнула — это был долгий, безрадостный вздох.

— Я устала быть терпеливой, Фэй. Иногда мне кажется, что эти операции на моем лице будут продолжаться вечно, и тогда я почти ненавижу Питера, хотя и понимаю, что он ни в чем не виноват. Он работает так быстро, как только может, и все-таки…

— Но согласись: дело-то стоит того, чтобы немного потерпеть, верно? — Фэй улыбнулась, и Нэнси грустно улыбнулась в ответ.

Ее лицо было уже почти сформировано; оно поражало совершенной красотой, и каждая неделя добавляла ему новую, индивидуальную и неповторимую, черточку. Занятия вокалом тоже не пропали даром: голос Нэнси стал чуть ниже, звучнее, и в нем появились богатые, глубокие обертоны, которыми она виртуозно владела. Это навело Фэй на новую мысль.

— Ты никогда не задумывалась о том, чтобы стать актрисой, когда все это закончится? — спросила она. — На мой взгляд, у тебя должно получиться. У тебя исключительная внешность, да и талантом тебя бог не обидел.

Но Нэнси отрицательно покачала головой:

— Снимать фильмы я, может быть, и согласилась бы, но играть в них — нет. Для меня это слишком просто. Я предпочитаю быть за камерой, а не перед ней.

— О'кей, не хочешь — не надо. Это было просто предположение. Кстати, какие у тебя планы на эту неделю?

— Я сказала Питеру, что мне хотелось бы сделать для него несколько фотографий, и в воскресенье мы вместе полетим в Санта-Барбару. У него там какие-то дела, и он обещал взять меня с собой.

— Вот бы мне так… — с легкой завистью пробормотала Фэй и поглядела на часы. — Ну что ж, на сегодня, пожалуй, хватит. Увидимся в среду.

— Слушаюсь, мэм! — Нэнси встала и шутливо взяла под козырек, и Фред, которого она всегда брала с собой, первым выскочил из кабинета, держа поводок в зубах. Он не пропустил ни одного сеанса и уже прекрасно разбирался, что к чему.

Выйдя от Фэй, Нэнси решила пешком дойти до ближайшего парка, чтобы посмотреть, нет ли на игровой площадке детей. Она уже давно их не фотографировала, и ей хотелось сделать несколько снимков. Еще издали Нэнси услышала веселый, звонкий смех и звонкие голоса: не меньше дюжины детей разного возраста носились по площадке, карабкались по лесенкам, качались на качелях и каруселях и с визгом скатывались с горок.

Нэнси опустилась на скамеечку поблизости. Некоторое время она просто наблюдала за беспечной возней малышей, стараясь представить себе, кто они такие и кем станут, когда вырастут, потом подняла к глазам фотоаппарат.

Закончив съемку, она сладко потянулась и вдохнула полной грудью душистый весенний воздух. День был солнечным и теплым, почти жарким, и Нэнси неожиданно подумала о том, что жизнь не так уж плоха, как ей казалось совсем недавно.

— Вы часто здесь бываете?

Майкл, сидевший на скамейке в парке, вздрогнул и поднял взгляд. Он пришел сюда только для того, чтобы хоть на часок избавиться от дел и вдохнуть глоток свежего воздуха. В первых весенних днях для него всегда было что-то волшебное: в это время года Нью-Йорк превращался из серого в нежно-зеленый, начинали зеленеть трава и кусты, на деревьях лопались почки, и на ветвях появлялись молодые клейкие листочки. Увы, он хорошо знал, что это был только миг — пройдет несколько недель, и трава покроется слоем пыли, листва станет тусклой, а воздух наполнится синеватой дымкой выхлопных газов.

Но пока весна еще была в самом расцвете, и Майкл решил воспользоваться этим. В обеденный перерыв он незаметно ускользнул из офиса и отправился в Центральный парк. Найдя свободную скамейку, он сел на нее, надеясь, что здесь его никто не потревожит…

Но он ошибся. Раздавшийся над ним голос заставил его вздрогнуть, и, поспешно подняв голову, Майкл увидел на дорожке Венд и Таунсенд.

— Н-нет, я… В общем-то, почти никогда. Должно быть, сегодня у меня просто приступ весенней лихорадки.

— Вот и у меня тоже. — Венди смущенно покосилась на мороженое, которое она держала в руке. Мороженое уже начинало таять, и она поспешно лизнула его, буквально в последний момент поймав губами готовый вот-вот упасть на землю кусок шоколадной глазури.

— Вкусно? — Майкл улыбнулся Венди, и она протянула мороженое ему: ни дать ни взять — третьеклассница, которой хочется подружиться с понравившимся мальчиком.

— Хотите?

— Нет, но все равно — спасибо. Может, присядете?

Майкл чувствовал себя несколько неловко оттого, что его застали за праздным сидением в парке, но день выдался таким теплым и солнечным, что он был не против разделить его с кем-нибудь. Да и Венди была приятной девушкой. После Рождества, когда она заглянула в его кабинет, чтобы поздравить с праздником и пожелать счастья, они несколько раз сталкивались в коридорах и на совещаниях, и вот теперь она сидела совсем рядом с ним и, болтая ногой, доедала свое мороженое.

— Над чем вы сейчас работаете? — спросил Майкл.

— Над канзасским и хьюстонским проектом. — Венди метко метнула скомканную обертку от мороженого в ближайшую урну и быстро облизнула губы. — Мы всегда отстаем от вас на пять или шесть месяцев. Вот вы, наверное, уже думаете о медцентре во Фриско, а мы еще возимся с магазином в Канзас-Сити. Впрочем, идти следом за вами даже интересно.

— Право не знаю, как вас понимать, — проговорил Майкл. На самом деле ему было решительно все равно.

— Понимайте как комплимент, — ответила Венди и, чуть зардевшись и опустив свои длинные ресницы, улыбнулась.

— Благодарю… — «Что бы еще спросить?» — подумал Майкл. — Как там Бен? Он с вами прилично обращается или гоняет вас, как рабовладелец? Если последнее, то не обижайтесь на него — это я велел не давать дизайнерам спуску.

— Он бы все равно не смог.

— Я знаю, — согласился Майкл. — Мы с ним знакомы уже очень давно. Бен стал мне все равно что брат.

«Что это меня потянуло на откровенность? — удивился Майкл. — Впрочем, почему бы нет? Кому от этого хуже? Бену?..»

— Он… он просто замечательный человек, — сказала Венди.

Майкл кивнул, думая о том, что за прошедший год очень редко виделся со своим старым товарищем. У него никогда не было на это времени. И, по правде говоря, никакого желания тоже. Майкл понятия не имел, что происходит в жизни Бена. В последний раз они разговаривали на эту тему несколько месяцев назад, и сейчас Майкл неожиданно почувствовал себя виноватым. Вместе с тем он понимал, что прошедший год многое изменил, и прежде всего — в нем самом. Бен был ни при чем. Он сам стал другим. Совсем другим.

— Вы о чем-то задумались, мистер Хиллард? Надеюсь, о чем-нибудь приятном? Майкл пожал плечами:

— Весна проделывает со мной странные вещи. Иногда мне кажется, что правы были язычники, которые праздновали Новый год весной. Это действительно самое подходящее время, чтобы остановиться, оглянуться назад и подвести кое-какие итоги… Именно этим я, наверное, и занят.

— Интересная мысль. Я, например, всегда подвожу итоги в сентябре. Может быть, это во мне говорит школьная привычка — ведь в большинстве штатов учебный год начинается именно в сентябре. — Венди вздохнула. — Большинство людей подводят свои итоги в январе, чтобы в новом году начать новую жизнь, но весна, наверное, подходит для этого гораздо лучше. Вся природа обновляется, и вместе с нею обновляешься ты… В этом заключена какая-то высшая мудрость.

Они обменялись улыбками, потом Майкл отвернулся и стал смотреть на небольшой прудик, у берега которого с довольным видом плескалось несколько уток. Кроме этих птиц да их двоих, поблизости не было ни единой живой души.

— А что вы делали в прошлом мае? — снова спросила Венди.

Это был вполне невинный вопрос, но Майкл вздрогнул, словно от удара электрическим током. Ровно год назад, в этот же самый день…

— Да, по-моему, то же самое. Во всяком случае, ничего особенного. — Он нахмурился, посмотрел на часы и встал. — Прошу меня извинить — через десять минут у меня назначено важное совещание. Приятно было поболтать с вами…

С этими словами Майкл вежливо улыбнулся и быстро зашагал прочь, а Венди осталась сидеть на скамейке, недоумевая, что она такого сказала. «Надо будет когда-нибудь расспросить о нем Бена, — решила она. — Что с ним могло случиться такого, что он никого не подпускает к себе ближе, чем на тысячу миль?»

Глава 14

К огромному удивлению Майкла, на совещании, на которое он так торопился попасть, присутствовала и Венди. Бен специально пригласил ее, поскольку речь должна была идти о строительстве новейшего и ультрасовременного медицинского центра в Сан-Франциско, в проекте которого важная роль отводилась интерьеру. Для того чтобы подчеркнуть и облагородить внутреннее убранство холлов и переходов, планировалось использовать местные мотивы, и Бен собирался поехать в Сан-Франциско, чтобы найти подходящие материалы для этой важной работы. Вся координационная работа, таким образом, ложилась на плечи Венди, которая в отсутствие Бена фактически становилась главой дизайнерского отдела. Правда, сам проект находился еще в стадии разработки, и до воплощения его хотя бы в беловые чертежи и макеты оставалось довольно много времени, однако подготовка к строительству уже началась.

Это было длительное, напряженное и крайне интересное совещание. Вела его сама Марион, изредка прибегавшая к помощи Джорджа Каллоуэя. Они вдвоем намечали стратегические проблемы, а Майкл подробно докладывал свои соображения по всем деталям. Этот проект лежал целиком на нем — так захотела Марион. Заказ был очень престижным — за таким охотились многие крупные архитектурно-дизайнерские фирмы, и она рассчитывала, что успех поможет Майклу упрочить свою репутацию и сделать себе имя в деловом мире.

Когда совещание закончилось, было уже почти шесть часов, и Венди чувствовала себя выжатой как лимон. Она сумела выгодно подать свои идеи и даже отстояла одну или две из них, когда Марион вдруг усомнилась в целесообразности того или иного дизайнерского решения. На вопросы Майкла, носившие еще более конкретный характер, Венди тоже отвечала толково, со знанием дела, и ни разу не замялась и не сказала «не знаю». О чем бы ее ни спросили, она не медлила с объяснениями, и у Бена были все основания гордиться ею.

— Отличная работа, крошка, — сказал он Венди, когда они выходили из конференц-зала, и потрепал ее по плечу.

Его отозвала в сторону секретарша Марион, и Венди пошла дальше одна. Она уже подходила к лифтам, когда ее неожиданно догнал Майкл.

— Ваш доклад произвел на меня очень хорошее впечатление, Венди, — сказал он. — Думаю, что с вашей помощью мы сумеем отлично справиться с этим заказом.

— Я тоже надеюсь. — От похвалы Венди буквально расцвела, в особенности — от его похвалы. — Послушайте, Майкл… мистер Хиллард… Мне очень жаль, если я сказала в парке что-то такое, что оскорбило вас. Я вовсе не хотела лезть в ваши дела, и если мой вопрос был… бестактным, я прошу у вас прощения.

Видя, что девушка действительно смущена и расстроена, Майкл поспешно улыбнулся и махнул рукой.

— Нет, это я был груб и сожалею об этом. Это весна виновата — из-за нее я то сплю на ходу, то начинаю обижаться на самые невинные замечания. Скажите… могу ли я пригласить вас на ужин, чтобы как-то компенсировать моральный ущерб?

Венди очень удивилась, услышав эти слова, но сам Майкл был удивлен не меньше, а, пожалуй, даже больше ее. Ужин?.. Интересно, как это у него язык повернулся? Вот уже год, как Майкл не ужинал с женщиной, если не считать редких вечеров с матерью, и вот — на тебе!.. Впрочем, он тут же подумал, что тут нет ничего особенного. Венди была довольно мила, она хорошо поработала и заслужила награду. И она так застенчиво смотрела на него снизу вверх своими голубыми глазами, так трогательно краснела в замешательстве…

— Вы… не должны…

— Я знаю, но мне бы этого хотелось, и если вы не имеете ничего против… Вы свободны сегодня вечером?

— Да, — кивнула Венди. — Мне будет очень приятно.

— Вот и отлично. Тогда я заеду за вами домой ровно через час.

Майкл нацарапал ее адрес на последнем листке своего блокнота и с улыбкой поспешил пройти к себе в кабинет. Ужин с Венди… Это, разумеется, было чистое безумие, но почему бы нет?

Ровно через час, минута в минуту, он был уже у ее дверей. Дом Венди был довольно приземистым, в один этаж; выстроенный из желтовато-бурого ноздреватого песчаника, он мог похвастаться свежевыбеленными угловыми столбами и покрытой светлым вишневым лаком дверью с отполированной бронзовой ручкой и бронзовым же молоточком. В доме было четыре квартиры; Венди занимала самую маленькую из них, но зато ее окна и второе крыльцо выходили в небольшой, но очень уютный садик. Дорожки в нем были засыпаны песком, на клумбах пробивались нежные нарциссы, а под кустами сирени была врыта небольшая зеленая скамеечка.

В квартире Майкла встретила удивительная, пестрая, но все же чем-то весьма притягательная смесь старого и нового. Антикварный, красного дерева резной туалетный столик на «львиных лапах» со вставками из панциря черепахи соседствовал здесь с ясеневой горкой тридцатых годов, а между ними втиснулся торшер в стиле модерн с пластиковым голубым плафоном, напоминавшим купол мечети. Все это каким-то образом неплохо сочеталось друг с другом — должно быть, благодаря умело расставленным горшкам с цветами, бронзовым подсвечникам и наброшенным на спинки кресел платкам с индейским или мексиканским орнаментом.

Оглядев начищенное чуть не до зеркального блеска столовое серебро, к которому Венди, похоже, питала нездоровое пристрастие, Майкл опустился в одно из кресел, чтобы отдать должное легкой закуске, которую Венди успела приготовить к его приходу. Они выпили по порции «Кровавой Мэри», потом еще по одной. Время летело незаметно, разговор был легким, ни к чему не обязывающим, и Майклу было почти жаль прерывать его, когда, поглядев на часы, он понял, что им пора ехать: во французском ресторане, где он заранее заказал столик, опоздавший рисковал остаться без места уже через пять минут после назначенного времени.

— Боюсь, нам придется поторопиться, если мы хотим успеть. Или не будем? — проговорила Венди, и Майкл вздрогнул — она, казалось, прочла его мысли.

В глазах ее поблескивали озорные искры, и он невольно задумался, пытаясь отгадать, что у Венди на уме. Возможно, раньше он понял бы это сразу, но не теперь — слишком много прошло времени с тех пор, как он с кем-то встречался, и Майкл боялся ошибиться, сделать неверный шаг.

— Не знаю, — промолвил он наконец. — Откровенно говоря, я просто не вижу альтернативы…

— Я задумала отчаянную вещь… Что, если мы не пойдем в ресторан, а соберем корзинку для пикника и отправимся на Ист-Ривер смотреть пароходы?

Она смотрела на него с сомнением и надеждой и почему-то напоминала ему маленькую девочку, которой пришла в голову отчаянно смелая и дерзкая мысль. Майкл не сдержал улыбки. Он был в строгом темном костюме, она — в длинном вечернем платье с блестками: для пикника на речном берегу это была не самая подходящая одежда.

— Неплохо придумано, — все же сказал Майкл. — А в твоем холодильнике найдутся подходящие продукты? Например, арахисовое масло?

— Разумеется, нет! — с притворным возмущением ответила Венди. — Зато у меня есть паштет из гусиной печенки и свежий хлеб. Паштет я готовила сама.

Она так явно гордилась своими кулинарными способностями, что Майкл поспешил изобразить восхищение.

— Признаться честно, — сказал он, — я не смел и надеяться на паштет из гусиной печенки. Мое убогое воображение не может подняться выше хот-догов, арахисового масла и пирожков с повидлом.

— Ну уж нет! — отрезала Венди, исчезая в кухне.

Не прошло и десяти минут, как она уже собрала вполне приличную корзинку для пикника. В нее попали полбанки баклажанной икры, обещанный паштет, батон хлеба, солянка в судке, увесистый ломоть ветчины, три сочные груши, виноград и бутылка белого вина.

— Ну что, нам хватит? — обеспокоенно спросила Венди, демонстрируя ему содержимое довольно вместительной спортивной сумки, заменяющей корзину для пикника, и Майкл со смехом кивнул.

— Конечно, хватит! По правде говоря, в последний раз я так плотно ужинал, когда мне было лет двадцать. В последнее время я живу в основном на сандвичах с ростбифом и тех крошках, которые секретарше удается скормить мне, когда я слишком занят, чтобы сопротивляться. Что это может быть, я до сих пор не знаю. Не исключено, что Сью кормит меня кошачьими консервами — так мое содержание обходится фирме гораздо дешевле.

— Какой кошмар! — возмутилась Венди. — Просто удивительно, как ты до сих пор не умер от голода.

«А я и умер, только не от голода», — хотел сказать Майкл, но сдержался: слишком уж было похоже на правду. Что касалось голодной смерти, то до нее ему было еще далеко, хотя он действительно выглядел довольно худым.

— Ну что, ничего мы не забыли? — Венди огляделась по сторонам и сняла с ближайшего кресла бежевую шаль. — Пошли.

Майкл вскинул на плечо сумку, и они вышли из дома через заднее крыльцо. Пройдя несколько кварталов до набережной Ист-Ривер, они нашли там уютную скамью и расположились на ней, задумчиво глядя на проплывавшие по реке катера, буксиры, баржи.

Весенние прозрачные сумерки понемногу сгущались, на воде качались белые и красные огни бакенов, высокое, темно-лиловое небо было полно ярких звезд. Изредка налетал ветерок, и листва деревьев отзывалась негромким лепетом. По реке бесшумно скользили прогулочные лодки и яхты — Венди и Майкл оказались не единственными, кто в эту теплую майскую ночь был охвачен весенней лихорадкой.

— Это твоя первая работа, Венди? — спросил Майкл, жуя кусок хлеба с паштетом. В темноте он выглядел намного моложе, чем при дневном свете, черты лица его смягчились, и Венди подумала, что сейчас он никак не похож на вице-президента крупной корпорации.

— Да, — кивнула она. — Я обратилась в «Коттер-Хиллард» сразу после Парсонского колледжа, и меня приняли.

— Для меня это тоже первая работа… Майклу очень хотелось узнать у Венди ее мнение о своей матери, но он не решился. Это было бы нечестно, поскольку, если у Венди есть хоть капля здравого смысла, она должна была ненавидеть его мать. Для тех, кому приходилось работать с ней, Марион Хиллард была настоящим деспотом, даже сам Майкл понимал это.

— Поэтому ты должен особенно стараться, — поддразнила она его, и Майкл рассмеялся.

— А что ты собираешься делать потом? Наверное, выйдешь замуж, заведешь детишек?..

— Не знаю, может быть, и да, но только не скоро. Сначала я хочу чего-то добиться, сделать карьеру. С детьми можно обождать лет до тридцати.

— Боже, как изменилась жизнь! В мое время все девчонки ужасно хотели поскорее выскочить замуж… — Майкл улыбнулся Венди, не сознавая того, что говорит как старик.

— Некоторые и сейчас хотят этого, — ответила она, беря грушу и закусывая ею ломтик острого сыра «Бри», захваченного в последнюю минуту. — А ты? Ты собираешься когда-нибудь жениться?

Она с любопытством посмотрела на него, и Майкл отрицательно покачал головой, провожая взглядом очередную яхту, которая в свете ярких бортовых огней поднималась вверх по течению.

— Никогда?

Майкл повернулся к ней и еще раз покачал головой. Венди заметила, как напряженно сжались его губы, видимо, она затронула больную тему. Конечно, лучше всего было бы оставить этот разговор, но ей очень хотелось знать причину, и Венди решилась.

— Можно спросить — почему? Или ты не хочешь отвечать на этот вопрос? Майкл немного помолчал.

— Наверное, это уже не имеет такого значения, — ответил он наконец, и голос его прозвучал глухо. — Весь год я пытался убежать от этого, но оно догоняло меня снова, а я не смел посмотреть правде в глаза. Даже сегодня, в парке, я убежал от тебя, потому что… — Он поднял на нее глаза. — Но я не могу прятаться всю жизнь. Дело в том, Венди, что в прошлом году — как раз в мае месяце — я собирался жениться. Мы уже ехали получать брачное свидетельство, но по дороге туда Бен Эйвери, я и моя… невеста — мы попали в аварию. Второй водитель погиб на месте, а… а она умерла в больнице на следующий день…

Глаза Майкла по-прежнему были сухи, но внутри его словно что-то рвалось на части. Венди тревожно смотрела на него широко раскрытыми глазами.

— О боже, Майкл, как это ужасно!

— Да, — согласился он. — Я два дня лежал в коме, а когда пришел в себя, она… ее уже не было. Тогда я…

Майкл запнулся, но отступать было уже поздно. К тому же он должен был кому-то сказать, поделиться… Об этом он не рассказывал даже Бену.

— Когда две недели спустя меня выписали из больницы, я поехал к ней на квартиру, но она была уже пуста. Кто-то позвонил в «Гудвилл», и они вывезли вещи. А ее картины… их просто украл кто-то из медицинского персонала. Она была художница, и…

Они долго сидели молча, потом Майкл снова заговорил, но обращался он больше к самому себе, словно для того, чтобы лучше понять смысл сказанного:

— Ничего, ничего не осталось. Ни от нее, ни, наверное, от меня. От прежнего меня…

Когда Майкл поднял голову, он увидел, что на лице Венди блестят слезы.

— Мне очень жаль, Майкл.

Он кивнул и тоже заплакал — впервые за весь год. Жгучие, едкие слезы текли по его лицу, когда он заключил Венди в объятия.

Глава 15

— Майкл, что ты думаешь о женщине, которая заведует канзасским отделением?..

Венди посмотрела на Майкла, который сидел рядом с ней в полосатом шезлонге в саду за домом. Он был в плавках, Венди — в купальном костюме. День был солнечным, и она сумела уговорить Майкла немного позагорать. Он согласился, правда, без особой охоты. И вот теперь, хотя телом он был здесь, мысли его где-то витали. Ее вопроса он не слышал.

— Майкл!

Он продолжал смотреть в газету, но Венди знала, что он не видит и не понимает ни единой строчки.

— Ма-айкл!

— А… что, Венди?

— Я спросила, что ты думаешь о женщине из отделения компании в Канзас-Сити. Она…

Но его внимание снова ускользнуло куда-то, и Венди, прикусив губу, посмотрела на него с раздражением и обидой.

— Хочешь еще одну «Кровавую Мэри»?

— Что-что? Да, конечно, хочу… Знаешь, мне нужно сходить в офис. Ненадолго. — Он снова смотрел куда-то вдаль, в какую-то удаленную точку пространства, которая, казалось, располагалась где-то за спиной Венди.

— Это просто превосходно! — желчно ответила она.

— Что ты имеешь в виду? — Теперь Майкл смотрел прямо на нее, но выражение лица Венди ничего ему не говорило. Если бы он дал себе труд сосредоточиться, то сразу бы понял, в чем дело, но Майкл даже не старался. Никогда.

— Ничего.

— Послушай, Венди, строительство медицинского центра во Фриско займет года два, и все это время мне придется выкладываться до предела. Это один из самых крупных заказов, какой только возможен в нашей отрасли. Ты…

— Если бы не Фриско, обязательно подвернулось бы что-нибудь другое. Оклахома, Лос-Анджелес, Чикаго, Монреаль… Ладно, ступай. И можешь впредь не оправдываться.

— Тогда не надо разговаривать со мной так, будто я на работу хожу развлекаться, — сварливо откликнулся Майкл и, бросив газету на траву, посмотрел на Венди.

Венди вся кипела, но еще старалась сдерживаться.

— Вчера ты вернулся домой в половине первого ночи, — тихо сказала она. — Мы были приглашены на ужин к Томпсонам, но ты даже не позвонил. И я, как дура, ждала твоего звонка, вместо того чтобы пойти одной.

— Почему же ты не пошла? Тебя никто не заставляет сидеть и ждать меня.

— Ты вроде как позабыл, что я люблю тебя, — ответила Венди. — Я вижу, что тебе это безразлично, но мне нет. Пока нет, — подчеркнула она. — Что, ради всего святого, с тобой происходит, Майкл? Ты словно боишься бывать где-либо, кроме своего кабинета. Может быть, ты опасаешься, что тоже можешь в меня влюбиться? Разве это будет так ужасно?

— Не говори глупости, — рассердился Майкл. — Ты отлично знаешь, какое у меня напряженное рабочее расписание — встречи, переговоры, контракты… Приходится работать не разгибая спины, но ты, похоже, даже не пытаешься меня понять.

— Я понимаю. И еще я понимаю, что ты проводишь на рабочем месте вдвое больше времени, чем это действительно необходимо. Работа стала для тебя образом жизни. Ты прячешься в нее, словно черепаха в свой панцирь, прячешься от меня и от всех… — «И от Нэнси», — хотелось ей сказать, но она промолчала.

— Это смешно!

Майкл вскочил с шезлонга и заходил из стороны в сторону по ее крошечному садику. Стоял сентябрь, но в Нью-Йорке было еще по-летнему жарко, и нагретая трава приятно щекотала его босые ступни.

Страницы: «« 345678910 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

«Мир состоял из двух пересекающихся под прямым углом плоскостей, и сначала было неясно, какую из них...
Тонкому, ироничному перу Леонида Филатова подвластны любые литературные жанры: жесткая проза и фарс,...
«Я – человек театральный», – сказал как-то о себе сам Филатов. И ему действительно удалось создать с...
«Я – человек театральный», – сказал как-то о себе сам Филатов. И ему действительно удалось создать с...
Тонкому, ироничному перу Леонида Филатова подвластны любые литературные жанры: жесткая проза и фарс,...
Название «Сукины дети» мог позволить себе, пожалуй, лишь Филатов. Его юмор, глубина, тонкость абсолю...