Фаберже для русской красавицы Жукова-Гладкова Мария

Глава 9

От Сони я поехала прямо в Общество потомков царской семьи, надеясь успеть к началу сборища. Как говорили и Соня, и старший следователь Иванов, заседания у них начинаются обычно в семь вечера, чтобы люди могли успеть с работы.

Особнячок производил впечатление. Похоже, его недавно отреставрировали: покрасили, статуи снаружи почистили, отвалившуюся лепнину восстановили. Как я вскоре узнала, на реставрацию выделило деньги городское правительство. Раз уж сюда столько иностранных делегаций ездит, домик должен выглядеть прилично.

При входе один охранник сидел за стойкой справа, второй стоял слева, расставив ноги на ширину плеч. Внешне он очень напоминал эсэсовца из советских фильмов, да оба еще и были одеты в черную форму с непонятными мне нашивками серебристого цвета. Возможно, это какой-то фирменный знак Общества или охранной фирмы.

– Вы к кому? – строго спросили у меня, словно по виду уже определили потенциальную преступницу.

Я ответила, что мне нужна Ольга Сергеевна Романова.

– Она на заседании. Вы по личному вопросу?

– Я только что из больницы, где лежит ее дочь. Как и когда я могу увидеть Ольгу Сергеевну? Она еще ничего не знает.

Охранник задумался, потом, судя по звуку, снял трубку с телефонного аппарата (я не видела, что у него на столе, – все закрывала стойка) и попросил кого-то спуститься на вахту.

Минуты через три появился мужчина лет пятидесяти, с брюшком, лысинкой, хомячиными щечками и носом пуговкой, в китайском джинсовом костюме. Чем-то он мне напомнил вороватого завмага советских времен. Но рта он раскрыть не успел. За его спиной нарисовался еще один мужчина – лет тридцати пяти, коротко стриженный, с хорошей фигурой и орлиным взором. У этого вроде бы была военная выправка. Одет тоже в джинсы, явно шитые не в окрестностях Пекина и не на Малой Арнаутской, и в свитер домашней вязки.

– Что желает дама? – спросил более молодой по возрасту мужчина, оценивающе меня оглядывая.

– Ольгу Сергеевну Романову, – отчеканил один из охранников.

– Так, дамочка, а по какому вопросу? – застрекотал «завмаг». – Знаете, у нас теперь строго. Мы незнакомых людей не пускаем. Слышали, наверное, про то, что у нас случилось?

Я кивнула.

«Завмаг» продолжал стрекотать про меры безопасности, а стильный мужик меня внимательно рассматривал. В это время по лестнице спустился третий – худой, высокий, напоминающий жердь тип с лошадиным лицом. Он оказался иностранцем, неплохо говорившим по-русски. Одет был в черный костюм с галстуком.

– Здравствуйте, – очень четко произнес третий появившийся член Общества. Или не член? – Вы тоже из потомков царской семьи Романовых?

– Нет, я не из потомков и не имею к ним никакого отношения. Могу ли я все-таки увидеть Ольгу Сергеевну?

– А почему у вас даму держат у входа и не приглашают войти? – спросил иностранец, приблизился ко мне и протянул руку. – Блэк. Джеймс Блэк.

«А он случайно не какой-нибудь агент ноль-ноль-восемь?» – подумала я. А то в одном известном фильме некто Бонд представлялся очень похоже. Мы с Джеймсом пожали друг другу руки, и он заговорщическим шепотом добавил:

– Тайнас агентас, – и подмигнул мне.

Я прыснула.

Затем ко мне подскочил стильный мужик с военной выправкой и представился Андреем Головановым, «завмагу» ничего не оставалось, как тоже назваться. Звали его Василий Рашидович Онищенко-Нигматуллин. Видимо, я не первая удивилась странному сочетанию, и это отразилось на моем лице. «Завмаг» быстро пояснил, что у него папа – татарин, а мама – украинка, жил он с мамой, но папа его признал в шестнадцать лет, как раз перед получением паспорта, и сын стал носить двойную фамилию. Андрей, видимо, знакомый с «завмагом» не первый день, быстро его перебил, наверное, знал, что поток его речей может быть неиссякаемым, если вовремя не вставить пробку.

– Давайте мы вам покажем наш особнячок, – предложил Андрей. – Пока смотрим, члены закончат заседание.

– Да, особняк очень интересный, – кивнул Джеймс Блэк. – Вы еще тут не были?

Я покачала головой. «Завмаг» мгновение смотрел на нас, потом развернулся и побежал вверх по лестнице. Работа его коротеньких ножек чем-то напомнила мне швейную машинку. Она точно так же строчит. Глядя, как он исчезает из виду, я думала, что у Романовых в роду вроде бы не было ни татар, ни украинцев. Или я что-то путаю?

– А вы не члены Общества? – поинтересовалась я у Андрея и Джеймса.

– Члены, – ответил Андрей. – Я – российского, а Джеймс – английского. Мы регулярно ездим друг к другу с визитами.

– И кем вы приходитесь покойному царю?

– Понимаете, леди, нам будет сложно объяснить наше родство, не имея под рукой генеалогического древа, – заговорил англичанин. – Как-нибудь сядем с вами за стол, и мы с Андреем нарисуем для вас ветви, символизирующие наши с ним семьи. Мы с Андреем, как мы посчитали, являемся семиюродными братьями. Конечно, мы не можем претендовать на российский престол, но все-таки приятно осознавать себя частью царской династии.

Ни Джеймс, ни Андрей, по крайней мере на первый взгляд, не производили впечатления сумасшедших.

– А выставку можно посмотреть или она уже закрыта для посетителей?

– Несколько залов можно, остальные закрыты, – ответил Андрей. – Залы с наиболее ценными экспонатами на сигнализации. Хотя самое ценное пропало, как вы, вероятно, знаете.

– Но и сам особняк интересен. Это великолепный образец архитектуры восемнадцатого века. Когда я приезжал в первый раз, сделал очень много фотографий, – рассказывал Джеймс. – Моя матушка и тетушки сразу же загорелись желанием приехать в Россию и посмотреть архитектуру Петербурга. Они не ожидали, что тут может быть такая красота.

– Неужели они никогда не видели никаких альбомов или телепередач, где показывают Петербург? – поразилась я.

– Они считали это рекламной съемкой и были уверены, что большевики все разрушили. Наша семья всегда переживала беды России как свои собственные, и у нас есть традиция обучать детей русскому языку, за что я очень благодарен своим родителям.

– А кто из ваших предков жил в России?

– Прадед, – отчеканил англичанин. – Он успел покинуть Россию до революции и вывезти часть богатств нашей семьи. Его первая жена умерла, и он женился на англичанке. Остались дети как от первой жены – моей прабабки, – так и от второй. Но все учили русский язык. Правда, я первый, кто решился приехать в Россию. У нас о вашей стране рассказывали всякие небылицы. То есть это я теперь так считаю. Но я сам видел по телевизору, как в Петербурге по Дворцовой площади гуляет медведь!

– Андрей, а вы Джеймса туда не водили? – посмотрела я на русского потомка царской семьи. – Правда, когда я была там в последний раз, медведь не гулял, а попрошайничал с маленьким бочоночком с надписью «На мед». Вероятно, английские журналисты неправильно поняли, с какой целью медведь оказался на Дворцовой.

– Или в советские времена перевернули все вверх ногами. Хотя, вообще-то, тогда медведи у нас не попрошайничали.

– А по-моему, устраивались выступления артистов, в частности с медведями.

– Не на Дворцовой. Там уже в новые времена стали концерты устраивать, а в советские были только демонстрации. Хотя с медведями выступали в парках…

– Возможно, я видел по телевизору медведя, разгуливающего по парку среди людей… – задумчиво произнес Джеймс. – Но давайте не будем о прошлом.

– Нам и так хватает споров о том, кто состоит в более близком родстве с последним российским императором, – хмыкнул Андрей. – Кстати, а почему мы никогда не видели на заседаниях дочь Ольги Сергеевны? Молодая девушка очень приятно разбавила бы наше Общество.

– Насколько мне известно, Соня не претендует ни на престол, ни на наследство.

– Разумно, – кивнул Джеймс. – А не могли бы вы нас представить друг другу? Я давно мечтал познакомиться с русской девушкой из древнего рода, желательно царского. А у нее коса, как у вас?

– Нет. Но она очень симпатичная.

– А почему вы закалываете косу?

– Так удобнее.

– Не смущай даму, Джеймс! В современном пятимиллионном городе сложно ходить с косой и распущенными длинными волосами. Вот в те времена, когда твой прадед свою сиятельную задницу из нашего города уносил…

– Не надо про моего прадеда.

– Тогда объясняй Наташе ваши традиции.

– Понимаете, Наташа, я в очень сложной ситуации. У нашей семьи есть критерии подбора невест для молодых людей. Она должна быть титулованной…

– Никаких документов, подтверждающих титул, у Сони нет, – заявила я, представив, что скажет чопорная англичанка, мама Джеймса, и его тетушки, если узнают, что его потенциальная жена обнаженной плясала у шеста в ночном клубе, а ее маме и отчиму в сумасшедшем доме проставляют прогулы.

– Я знаю, что в вашей стране документы – не проблема, – заметил Джеймс с английской невозмутимостью. Они с Андреем обменялись многозначительными взглядами.

Я кашлянула.

– Не подумайте ничего плохого, Наташа, – продолжал Блэк.

– Это в нем говорит русская кровь, – хмыкнул Андрей.

– Да, в нашем роду оказалось немало авантюристов, – с мечтательностью в голосе сказал Джеймс. – Мои родственники и пиратские клады на островах Карибского моря искали, и следы инопланетян, и на снежного человека охотились. Мама всегда говорила, что это русская кровь… Все верно. Но тем не менее, несмотря на все похождения, наши мужчины всегда женились на титулованных особах. Для моих родственников будет достаточно, если девушка окажется потомком русской императорской семьи, пусть и происходит от отпрыска, появившегося на свет незаконнорожденным. Я уже тут присмотрелся ко всем, к кому было только можно…

– А вы хотите обязательно русскую? – уточнила я.

– Да, мне нравятся русские женщины и не нравятся англичанки. А мне пора жениться. Мне уже тридцать шесть лет, и мама хочет увидеть наследников.

«Бедной Соне только не хватало английской свекрови голубых кровей в дополнение к собственной свихнувшейся мамаше», – подумала я. Правда, встреча с Джеймсом может стать поворотным пунктом в ее судьбе… Не нужно беспокоиться о будущей работе и возвращении в стриптиз после пластической операции на боку… И в Англии молодые люди обычно не проживают совместно с родителями. Да и у Джеймса, наверное, не хрущевка и даже не «сталинка».

– Молодые люди, а почему вы сами не на заседании? – спросила я. – Игнорируете?

– А вы всегда присутствовали на комсомольских собраниях? – ухмыльнулся Андрей.

– Тогда зачем вы вообще сюда пришли? – ответила я вопросом на вопрос.

– Пообщаться. Друг с другом, например. А потом мы, как выяснилось, оба всегда любили цирк.

– Заседания ваших членов очень его напоминают, – кивнул Джеймс. – Мы обычно присутствуем вначале, выясняем, о чем пойдет речь, потом удаляемся по-английски, затем возвращаемся… Вам, наверное, тоже будет интересно зайти на последнюю часть и посмотреть на потомков царской семьи, собравшихся вместе?

Я кивнула. Тем временем мы вошли в довольно большой зал, где Андрей быстро нашарил на стене выключатель и включил свет.

В первое мгновение я опешила. Прямо напротив входа стоял мольберт с приколотым к нему кнопками шедевром а-ля «Черный квадрат» Малевича, правда, с какими-то белыми письменами по всей поверхности. От двери я не могла рассмотреть, на каком языке сделана надпись.

– Экспонаты из английской коллекции? – уточнила я, когда смогла говорить. – Николай Второй это отправлял в Англию перед революцией?

– Нет, Наташа, – невозмутимо пояснил Андрей. – Здесь собраны работы членов Общества потомков. Среди них есть художники, поэты, писатели, но большинство – непризнанные. Их не выставляют в галереях, не печатают в газетах и журналах. Поэтому они решили выставляться сами, у себя. Здесь много интересного.

Мужчины предложили мне подойти поближе к «Малевичу». Я увидела, что текст на черном квадрате написан по-русски и представляет собой нечто революционное, причем про Кронштадт. Я моргнула, потом вежливо попросила дальних царских родственников объяснить мне суть произведения.

– Это творение создано потомком Николая Второго и некой поэтессы, в роду которой также имелись и художники. Он уверен, что ему передались все таланты предков. Он пишет белым стихом, причем считает, что белые стихи должны быть такими и визуально. А лучше всего белый шрифт смотрится на черном фоне. И вот – результат перед вами.

После некоторого периода молчаливого созерцания я уточнила, живопись передо мной или литература. Господа затруднились ответить. Я поинтересовалась, что по этому поводу говорит сам автор. Оказалось, что он считает себя первооткрывателем жанра.

– А просто писатели у вас есть? – поинтересовалась я тогда. – Без примеси живописи?

В Обществе состоял один господин, писавший, по его собственному определению, зооэротические произведения.

– Это с кошечками и собачками? – уточнила я.

– Нет, – покачал головой Андрей. – Самый известный его роман посвящен любви палочки Коха и бледной спирохеты.

Я моргнула, потом уточнила:

– Они – лесбиянки?

– Нет, – опять покачал головой Андрей с самым серьезным видом. – Палочка Коха – мужчина.

– А как у них все происходит технически? – не могла сдержать своего любопытства я.

– А вы почитайте, – посоветовал англичанин. – У автора все описано в подробностях. Между прочим, уже на четыре языка переведено. В Европе – огромные тиражи. Вот только у вас в России пока не оценили этого гения по достоинству. Немцы уже два фильма сняли, причем один полнометражный. Одна известная студия – производитель порнофильмов закупила права на несколько очерков и теперь снимает любовь вирусов в самых непотребных позах, а то занимающиеся любовью люди, даже с извращениями, всем поднадоели.

Я не знала, плакать мне или смеяться. После просмотра шедевров, созданных членами Общества, экспонаты английской коллекции на меня особого впечатления не произвели. Возможно, потому, что мне смогли показать только самые дешевые, которые даже не ставили на сигнализацию. Проживая в Петербурге, я видела множество гораздо более интересных вещей, оставшихся от царской семьи, и определенно в гораздо лучшем состоянии.

Андрей посмотрел на часы.

– Да, нам пора в зал заседаний, – сказал Джеймс. – Вы достаточно подготовлены, Наташа, чтобы встретиться с членами Общества? В первый раз люди очень по-разному реагируют… Не могут сдержать эмоций…

Я посмотрела на Андрея.

– Не бойтесь. Мы будем рядом. А вам, случаем, не доводилось кого-нибудь посещать в сумасшедшем доме?

– Бог миловал.

– Жаль. Это бы помогло. Пойдемте.

Мы спустились на первый этаж и пошли по петляющему коридору. Из его конца до нас доносились голоса граждан, спорящих на повышенных тонах. По мере приближения звуки становились все громче.

– Опять о родстве! – закатил глаза англичанин. – Неужели нельзя раз и навсегда решить вопрос, кто ближе к трону?!

– Конечно, нет, – хмыкнул Андрей. – Все же хотят хапнуть побольше.

– А есть такие, кто не хочет? – поинтересовалась я.

– Есть, – кивнул Андрей. – Идейные. Они просто за восстановление дома Романовых, царской власти, за разгон правительства и отправку депутатов в тюрьму. Вы знаете, что Николай Второй всю Государственную думу полным составом отправил в «Кресты»? Так вот наши ратуют за отправку современных слуг народа в любой следственный изолятор на территории России, хотя склоняются к тому, чтобы разместить их где-нибудь в Москве – Лефортове, Бутырке или Матросской Тишине. Незачем тратиться на транспортные расходы, а то на перевозку депутатов и так много средств идет, которых почему-то не хватает на проезд пенсионеров.

– Знаете, я хоть и не являюсь потомком царской семьи, но эту идею поддерживаю двумя руками, – заметила я. – Зря вы про сумасшедший дом говорили. Тут мудрые люди собрались.

Андрей усмехнулся и открыл дверь.

На наш приход почти никто не обратил внимания, если кто-то и бросил взгляд, то быстро вернулся к своим разговорам.

В зале стояло примерно сто пятьдесят стульев, из которых большинство оставались пустыми. В дальней части имелось небольшое возвышение с трибуной, столом президиума и роялем в углу. За столом сидели трое мужчин и тихо о чем-то беседовали. Все они, надо отдать должное, имели сходство с последним русским императором (возможно, бородой). В зале же велись ожесточенные споры, причем народ разделился на две группы, и каждая спорила о своем. В одной разговор шел о будущем России, в другой – о том, где могут находиться украденные экспонаты коллекции.

Хотя меня, по идее, должна была бы заинтересовать вторая тема, я невольно тронулась к обсуждавшим будущее России. Среди них я, во-первых, заметила одного типа, которого раза три милиция увозила из элитного поселка, где мы проживали вместе с Некрасовым. Он приезжал туда и толкал речи в матюгальник, обличая богатеев, обокравших русский народ. Мои соседи считали его просто сумасшедшим. Некрасов поинтересовался его происхождением, и выяснилось, что тип является одновременно «черносотенцем», баркашовцем и ярилопоклонником, по крайней мере, во всех этих ипостасях (поочередно) проходил лечение в психиатрической больнице имени Скворцова-Степанова. Обычно он менял свою «ориентацию» после курса лечения. Может, кому-то из психиатров стоит на эту тему диссертацию написать? А теперь он, значит, стал потомком императорской фамилии…

Но больше всего меня привлек не этот «многостаночник», а другой человек, которого я знала столько, сколько состояла в браке с Некрасовым, и всегда считала абсолютно нормальным…

Это был его друг детства, с которым они учились в одном классе и который у нас на свадьбе даже был свидетелем. Василий с юности увлекался химией, уже в школьные годы имел дома маленькую лабораторию, потом получил диплом и работал на заводе у Некрасова. Коля говорил, что поднялся во многом благодаря другу. Я не могу объяснить всех деталей, поскольку в химии была всегда слаба, но именно из-за талантов Василия стройматериалы, производимые некрасовским заводом, пользовались такой популярностью. Он, например, делал дешевые краски, ничем не уступающие дорогим финским, отличные лаки, какую-то пропитку…

Но у Василия, как и у большинства талантливых русских людей, имелась проблема – он пил. Обычно он уходил в запой недели на две, работа вставала, правда, потом он дня за три наверстывал упущенное. Коля на эти запои закрывал глаза (учитывая приносимую другом прибыль), пока не встала другая проблема. Друг по пьяному делу зарезал соседа, с которым они вместе распивали крепкие спиртные напитки.

Сам Василий ничего не помнил, свидетелей не было. Просто очнулся утром в своей квартире и увидел, что рядом в луже крови лежит уже холодный собутыльник с ножом в животе. Он сразу же позвонил Коле, и тот каким-то образом проблему решил. Деталей он мне не сообщал. Лечением Василия занялся сам. Коля оборудовал для друга отдельную лабораторию, на приличном удалении от завода, где Василий и занимался своими изысканиями вместе с парой помощников. Официально с завода уволился. Лишь немногие знали, что он продолжает работать на Некрасова. Я всегда считала, что Коля все организовал таким образом из-за того убийства, но, вероятно, ошибалась.

Однако это было еще не все. Василий у нас дома, на моей кухне, лично мне каждый раз хвастался своими народовольческими корнями. Его прадед, тоже химик, тетради которого Василий с огромным интересом изучал, изготавливал для народовольцев бомбы, а также вел нечто вроде «курса начинающего подрывника».

В семье из поколения в поколение передавались легенды о террористической деятельности предков, которой гордились. У нас он долго рассказывал, как народовольцы собирались взорвать поезд Александра II под Одессой и им не хватило динамита, поэтому акцию отменили. Он ругал труса Окладского, из-за которого не прозвучал второй планировавшийся взрыв – под Александровском, на обратном пути следования царя. Василий гордился участием своего предка во взрыве под Москвой – тогда в воздух взлетел эшелон с царской свитой.

То есть у Василия никак не могло быть родства с императорской семьей и вообще с кем-либо из титулованных особ. Я не помнила всех деталей, но вроде бы все его предки со всех сторон относились к бедным интеллигентам, причем проникнувшимся идеями революции.

Василий как раз толкал эмоциональную речь о необходимости для членов Общества выступить против монетаризации льгот и тут заметил меня… На мгновение он запнулся, потом продолжил с тем же пылом.

– Вы знакомы? – уточнил Андрей.

Ответить я не успела. К нам подлетел «завмаг». Слава богу!

– Так, давайте я вас подведу к Ольге Сергеевне, – предложил он и подхватил меня под локоток. – А то они с Николаем Николаевичем уже домой собираются. Вон в уголке, видите?

Николай Николаевич оказался одним из спустившихся со сцены типов, который, когда мы вошли в зал, сидел за столом президиума. Сейчас он стоял у сцены рядом с невысокой сухонькой женщиной неопределенного возраста, вроде бы пьющей – судя по виду. По-моему, Соня на нее совершенно не похожа. А вот Николай Николаевич при ближайшем рассмотрении удивительно походил на последнего российского императора. Конечно, он для этого приложил определенные усилия – прическа, усы и бородка были такими же, как мы привыкли видеть у Николая Второго на портретах и старых фотографиях. Вот только мундира не хватало…

«Завмаг» повел меня к Сониной матери, Андрей с Джеймсом остались шептаться у стены.

Я представилась соседкой Сони и рассказала о том, что с ней произошло.

– Я так и знала, что этим закончится! – воскликнула Ольга Сергеевна и дыхнула на меня перегаром. – Допрыгалась! Нет чтобы найти себе мужчину из старого аристократического рода, так она вечно с какими-то бандитами связывается!

Я решила выступить в защиту Сони и заметила, что она «связалась» со священником, про бизнесмена Юру говорить не стала.

– Да на этом попе клейма ставить негде! – воскликнул Николай Николаевич, закручивая один ус. – Он же бандитам машины освящает! У него и такса есть – пять процентов от стоимости автомобиля.

Я сама от Некрасова слышала, что за данную услугу у нас в городе берут от одного до пяти процентов. Возможно, отец Богдан освящает машины тем людям, которые просто неправильно поймут или уважать перестанут, если взять с них один. Николай Николаевич тем временем вспомнил русскую классическую литературу, в частности Салтыкова-Щедрина, и выведенные русскими писателями непривлекательные образы попов, правда, не освящающих машины за деньги (хотя бы из-за отсутствия таковых во времена оны), а обжор.

– Каждый делает деньги так, как может, – заметила я.

– А вы, девушка, чем занимаетесь? – спросил Николай Николаевич, словно потенциальный свекор на смотринах будущей невестки.

Я сказала.

– Уважаю ручной труд, – кивнул Николай Николаевич и тут же спросил, возьмусь ли я сшить ему царский мундир. Поскольку мне хотелось еще пообщаться с этим потомком, я согласно кивнула и предложила ко мне приехать. Пусть как раз посмотрит, сколько крови вытекло из Сони. Может, мне его заставить потолок побелить?

Ольга Сергеевна заявила, что ей требуется платье, как на Александре Федоровне на ее любимом портрете императорской четы, и тоже собралась ко мне в гости вместе с нужным портретом.

– А к Соне в больницу вы не хотите съездить? – спросила я.

– Нам не о чем с ней разговаривать, – отчеканила Ольга Сергеевна. – Сколько времени вам потребуется на выполнение нашего заказа и сколько это будет стоить?

Я сказала. Супружеская чета Романовых переглянулась и согласилась, хотя я беру немало. Я подумала, что в домашней обстановке мне будет легче расспросить их об исчезнувшей коллекции. Они обещали приехать в воскресенье.

Я поняла, что сегодня я тут больше ничего не выясню, и стала пробираться к выходу. Василия среди спорящих о будущем России уже не было. Джеймс тоже исчез, но меня перехватил Андрей и предложил подвезти до дома. Поскольку я сегодня была без машины (не исключала возможности выпить с кем-нибудь из членов Общества – ведь знакомства на Руси обычно происходят за стаканом чего-то горячительного), то согласилась.

И еще мне было любопытно, что от меня нужно Андрею. В любовь с первого взгляда верилось с трудом.

– Мы должны нанять русских частных детективов, – сказал лорд герцогу.

– Ты с ума сошел! Неужели ты собираешься что-то открывать посторонним?!

– Конечно, нет. Но это будет вполне логичным ходом с нашей стороны. Мы официально заплатим им за услуги. Завтра на собрании членов Общества я поставлю вопрос о финансировании. Думаю, он будет решен положительно.

– Для нас это не опасно?

– Думаю, нет.

– Я обрабатываю бабу, – сообщил солдат бизнесмену.

– Что?!

– Не твою. Для меня женщина друга – святое. Но на твою есть претендент. Думаю, нужно позволить им пообщаться.

И солдат изложил свой план.

Глава 10

По пути Андрей рассказывал про деятельность Общества и описывал анекдотические ситуации, в которые попадали его члены.

– А зачем вы все-таки туда вступили? – спросила я.

– Я вам говорил, что люблю цирк? Вот поэтому и вступил. Развлекаюсь. Хотя я на самом деле потомок, пусть и дальний. Иначе бы не приняли. У них с этим делом очень строго. Проверяют доскональнейшим образом – как в советские времена перед отправкой на работу за границу.

– И на предмет моральной устойчивости?

– Нет, – хмыкнул мужчина. – Принимают лиц с любым прошлым – как имеющих десять бывших жен, так и любой политической ориентации. Браки между членами Общества приветствуются, просчитывается, кому на ком лучше жениться, чтобы приблизиться к трону – или приблизить свое потомство. Знаете, есть поговорка: когда собаке делать нечего, она под хвостом лижет. Как раз про этих.

Я спросила про Джеймса. Зачем ему сдалась Соня? Ведь он ее даже ни разу не видел! Или их ребенок окажется первым претендентом на российский трон?

– Да его родители достали с женитьбой! Вот он от них и сбегает в Россию. А если привезет девушку с хорошей родословной, они успокоятся. Более того, с русскими у Джеймса почему-то гораздо легче устанавливаются отношения, чем с соотечественницами. Вот он и знакомится со всеми, кто более или менее подойдет. Познакомьте его с Соней. Получится у них – отлично, на свадьбе погуляем. Не получится – значит, не судьба. Ни вас, ни Соню это ни чему не обязывает. А вдруг она мечтает об иностранном женихе? Многие хотели бы.

– Я, например, нет. Я могу жить только с русским мужчиной.

– Но живете одна.

– Откуда вы знаете?

– Да по вас видно. Сразу же. Пригласите на кофеек?

– В следующий раз, – ответила я.

Андрей вышел из машины, открыл дверцу с моей стороны, помог выйти, целомудренно поцеловал в щечку. Телефон не спросил.

Не успела я принять душ и смыть косметику, как позвонил Некрасов и объявил, что сейчас приедет. Я даже ответить не успела, как он прервал связь.

«Успею ли снова накраситься?» – пронеслась мысль, и я ринулась обратно в ванную, где наложила легкий макияж.

Некрасов опять приехал с бутылкой, но без снеди. Значит, останется ночевать? А как же Лида? А тестюшка, с которым объединили бизнес? Или достигнута договоренность насчет походов налево? И у Лиды тоже кто-то есть?

– Ты понимаешь, почему я приехал? – спросил Коля.

Я покачала головой. Признаться, я за этот день очень устала, чтобы играть в словесные игры еще и с бывшим мужем. Мне на сегодня хватило общения.

– Коль, я валюсь с ног. Ты ужинать будешь?

– Буду. Не уходи от темы. Ты хотела меня о чем-то спросить?

Я удивленно посмотрела на него, потом вспомнила Василия и то, что Андрей в машине не задал мне ни одного вопроса о нашем возможном знакомстве. Значит, оно его не особо интересовало? Или забыл?

– Ты никому не сказала, что вы знакомы?

– Нет. Василий, как я понимаю, тут же позвонил тебе? С каких это пор у него обнаружилось родство с царской семьей? Прадед-народоволец согрешил с императрицей и таким образом пронес бомбу во дворец?

– Василий состоит в Обществе по моей просьбе, – заявил Некрасов.

Я плюхнулась в кресло и уставилась на бывшего.

– Ты что, коллекцию хотел спереть? – спросила я, когда немного пришла в себя. – Или дал задание Василию взорвать к чертям собачьим всех этих потомков, потому что тебе совсем не нужна монархия? Зачем тебе было засылать своего человека в Общество?

Николай вздохнул и попросил налить ему водки (он привез вино). Я достала бутылку «Флагмана» из бара и рюмку. Некрасов выпил, закусил огурчиком, опять вздохнул.

– Ты понимаешь, что я женился на Красавиной, потому что мне было нужно это сделать?

– Понимаю. Поняла сразу же.

«Только, видимо, не знаю истинных причин. Возможно, они и не связаны с объединением бизнеса», – подумала я, но вслух ничего не сказала.

– У Красавина-папаши есть троюродный братец.