Фаберже для русской красавицы Жукова-Гладкова Мария
– Я не больна, Коля, – сказала я. – Грудь у меня уже не болит. Удар был не такой сильный. И я не имею ни малейшего желания сидеть в четырех стенах.
– Я сейчас приеду, – объявил Некрасов и, не дожидаясь возражений, повесил трубку.
Он привез столько продуктов, что забил мой холодильник фактически до предела и сам накрыл на стол в гостиной. Я решила поставить все точки над i.
– Коля, скажи мне, что ты от меня хочешь?
– Наташа, я…
– Коля, когда тебе нужно было вступать в брак с Лидой Красавиной, я приняла это как факт. Да, мне было больно, но я это пережила. Ты все честно мне сказал, ты не выбросил меня на улицу, дав пинка под голый зад, ты обеспечил меня квартирой, отдал машину, дал денег. Спасибо большое. Но что ты хочешь теперь?
– У тебя появился другой мужчина? – Некрасов подался вперед.
– Я – свободная женщина. Мы с тобой разведены. Почему бы мне не завести мужчину?
Я посмотрела на Некрасова.
– У тебя никого нет, – заявил он уверенно. – По бабе это видно сразу же.
«Интересно, а если я пересплю с… Андреем или… еще с кем-то, Некрасов это поймет?» – пронеслась шальная мысль.
– Что же ты тогда спрашивал?
– А мне было интересно, что ты ответишь, – усмехнулся Некрасов. – Я тебя хорошо знаю, Наташа. Тебе абы кто не нужен. Тебе не нужны лишние штаны в доме. И просто член тебе не нужен. Но сейчас ведь речь о другом, правда? Тебя интересуют мои отношения с Лидой Красавиной, но гордость – или какие-то твои принципы, или даже комплексы – не позволяют тебе о них спросить.
«Как хорошо меня все-таки знает Некрасов».
– Отвечаю на незаданный вопрос. Отношений с Лидой Красавиной у меня нет. В смысле семейных. В смысле супружеских. Нет и не будет. Но развестись с ней я пока тоже не могу. Я удовлетворил твое любопытство?
– Вполне, – выдала из себя я. – Но остается еще один вопрос. Что ты хочешь от меня?
– Неужели нужно объяснять?! Я не могу без тебя жить, Наташа! Знаешь народную мудрость? Что имеем – не храним, потерявши плачем. Я не считаю, что потерял тебя. Так сложились обстоятельства. Ты мне нужна. Мне плохо без тебя. Мне тяжело оттого, что тебя нет рядом со мной… Меня волнует твоя судьба. Меня беспокоит все, что происходит с тобой. То, во что ты оказалась впутана какими-то вывертами судьбы – или волей случая. Да если бы я только мог предположить, то обязательно купил бы тебе квартиру в другом месте!
Он говорил что-то еще, но я не слушала. Я ушла в себя, в свои мысли. Конечно, приятно услышать подобные речи от бывшего мужа, но почему-то я ему не верила, не верила до конца… Чувствовалась какая-то фальшь. Мне казалось, что Некрасову от меня именно что-то нужно…
Я стала вспоминать, когда он принялся активно меня навещать. А ведь как раз когда все это началось! Он испугался, что я могу выдать его друга, потомственного химика и народовольца, подавшегося в потомки царской семьи. Хотя чего бояться-то, если он меня так хорошо знает? Предупредил один раз – и достаточно.
Или он боится чего-то еще?
Некрасов же пытался меня расспросить про мои сегодняшние похождения – где я была, с кем. Я сказала только, что знакомила потомственного английского аристократа и одновременно потомка русских царей с правнучкой княжны Ольги – возила Джеймса в больницу.
– И как? – тут же заинтересовался Некрасов.
– На субботу намечено официальное представление русским родственникам.
– А их связь нельзя назвать инцестом?
Я расхохоталась.
– Если уж Николай IV женился на своей… внучке? Тьфу, она же внучка Николая II. Или я что-то путаю? Ну ты меня понял. И вообще, почему бы Соне не сходить замуж в Англию и наконец не обеспечить свое будущее? Как она будет в стриптизе танцевать с простреленным и зашитым боком?!
Некрасов пожал плечами. Больше я ему ничего про сегодняшний вечер не рассказала.
Этой ночью он заглянул ко мне в спальню, когда я уже засыпала, посидел на краешке кровати, но я отправила его на диванчик в гостиной. Во-первых, у меня не было сил, во-вторых – желания. То есть, конечно, наоборот.
Ему было очень жаль, что он испортил такую красивую вещь, когда пытался затолкать ее в место, где собирался спрятать. Нигде больше он ее спрятать не мог. «Тоже мне, Фаберже! – хмыкнул он себе под нос. – А как некачественно сработано!»
Однако отвалившиеся кусочки навели его на интересную мысль. Он стал прикидывать, как бы этим воспользоваться.
И сделал все, как придумал.
Глава 20
На следующее утро, вскоре после отъезда Некрасова, позвонил молоденький следователь, заменяющий Ильича Юрьевича. «Ой, надо обязательно сегодня к Ильичу в больницу съездить!» – пронеслась мысль.
Новый следователь спросил, можем ли мы с соседкой Варварой Поликарповной приехать на опознание, и даже предложил прислать за нами машину. Поскольку я еще не удосужилась перегнать свою в автомастерскую, то попросила так и сделать, а сама отправилась к Варваре.
– Машину? Прекрасно. Твоя, кстати, как новенькая.
– Что?!
Варвара странно посмотрела на меня.
– Ты не знала, что тебе машину отремонтировали?
Я покачала головой.
– Ну ты даешь, девка! Чтоб мне так жить! И как тебя, наверное, мужики любят, если такие подарки делают?
– А… что, вы видели?
– Приехала какая-то специальная авторемонтная машина, два парня в одинаковых комбинезонах вылезли, твою загрузили и увезли. Я не успела вниз спуститься и у них спросить, но ведь твоя ж разбитая стояла? Ее же помяли, и краска слезла. Ну я и решила… А вчера к вечеру назад пригнали, пока ты еще не вернулась. Темно уже было, вот ты и не заметила, что все отреставрировали в лучшем виде. А я в бинокль посмотрела.
Вдруг Варвара осеклась.
– Наташа, ты боишься, что кто-то… бомбу?! Так, из прокуратуры кто приедет? Звони-ка им, чтобы сапера прислали. Или лучше я сама позвоню и еще нашему участковому.
Участковый посчитал, что ему самому проще рискнуть жизнью и влезть в машину, чтобы спасти группу саперов от Варвары Поликарповны. Уж если взорвется, то по крайней мере никогда больше не придется куда-то мчаться по ее вызову и видеть ее у двери своего кабинета с очередным заявлением. Он спокойно завел двигатель, тронулся с места. Машина не взорвалась. Прокурорский водитель ждал нас с невозмутимостью сфинкса.
Мою машину мы все-таки оставили припаркованной у дома и поехали.
Молоденький следователь пояснил, что нам предстоит сказать, видели ли мы с Варварой Поликарповной младшего господина Красавина или не видели. Мне его также предстояло смотреть с надвинутой на глаза черной шапочкой.
На меня наезд точно совершал не он.
Варвара заявила, что во время первого наезда на меня и Ильича в джипе вроде был не он, но она его видела болтающимся у нашего дома.
– Когда? – напряглись сотрудники органов. – До наезда или после?
– До. Задолго. В смысле – за неделю, может, даже две. Вынюхивал он у нас что-то.
– Один?
– Один, – сказала Варвара.
Сотрудники органов уже знали, что Варвариным показаниям можно верить, да и на ее бинокль можно положиться.
Оставалось получить показания Сони, которую обещали выписать из больницы даже на день раньше. Сотрудники районной прокуратуры так горели желанием раскрыть дело, что собирались забрать Соню из больницы с вещами, привезти на опознание и отвезти потом домой.
– Мы должны ей квартиру помыть да еды запасти, – посмотрела на меня Варвара. – Давай-ка сегодня по пути домой закупим ей, что она ест. Ты позвони и узнай. Или, может, ты ее к себе временно возьмешь?
Я заметила, что Соня мне всегда может постучать по батарее, да и телефон есть.
Мы стали собираться в обратный путь, но тут приехал Иванов из горпрокуратуры с новым ордером – «подарком» для Красавина-младшего, которого должны были переправить в «Кресты». Мы с Варварой Поликарповной еще не знали всех деталей его ареста. Нас просветил Иванов.
Красавина-младшего брали в квартире, где он проживал один, иногда приводя к себе девушку, имя которой он так и не разгласил. «Она замужем. Я не могу портить ей жизнь», – упорно твердил он.
Во время ареста в квартире молодого человека нашли какие-то странные осколочки – то ли бусинки, то ли частички бусинок белого цвета и парочку небольших зеленых кусочков нефрита.
Все это было отправлено на экспертизу. Сегодня пришли результаты, от которых волосы на голове у Иванова и других сотрудников горпрокуратуры встали дыбом.
«Бусинки» оказались бриллиантами.
Более того, эксперты, проводившие анализ материала, высказали предположение, откуда могли отколоться «бусинки» и кусочки нефрита.
Иванов извлек из портфеля до боли знакомый мне каталог, открыл на нужной странице и ткнул в яйцо Фаберже под названием «Ландыши», потом достал сделанные крупным планом фотографии «бусинок» и осколков нефрита и положил рядом. Варвара Поликарповна нацепила на нос очки, остальные смотрели невооруженным глазом.
– Эта сволочь разбила яйцо Фаберже?! – наконец прошипела Варвара. – Наше национальное достояние?! Ну ладно бы просто спер! Но зачем же хорошую вещь поганить?!
Я была в состоянии шока. Я тоже этого не понимала. Испортить яйцо Фаберже?! У кого вообще на это рука поднимется?! Да даже если и поднимется, почему человек не задумался над тем, насколько он таким образом снижает цену?! Ведь эти «ландыши» назад не приклеить! Я не знаю, как там они держались у Фаберже, но, думаю, даже если теперь отдать яйцо самому лучшему современному ювелиру, все равно после склейки или припаивания все будет уже не то, да и факт порчи станет достоянием общественности.
Иванов увел Красавина-младшего в отдельный кабинет на допрос, а Варвара безапелляционно заявила молодому следователю, что остается ждать результатов, а потом доберется домой на общественном транспорте. Для нее результаты важнее. Молодой следователь, вероятно, был наслышан про Варвару Поликарповну и сегодняшнюю проверку моей машины на предмет взрывных устройств и спорить не стал, решив, наверное, что пусть лучше от нас двоих Иванов отбивается. Я тоже решила остаться.
Но меня также интересовали результаты и другой экспертизы – ведь у жены Юрика Самохвалова брали какие-то анализы.
– Там что-то странное… – задумчиво произнес парень. – Ей давали какой-то неизвестный нашей медицине препарат, но однозначно галлюциногенного свойства. Его действие уже закончилось. Сейчас ей чистят кровь, но она уже фактически нормальная. Как раз когда Ильич выйдет из больницы, и она должна быть полностью в порядке. Он с ней и поговорит.
– А она сказала, сама принимала препарат или нет?
– Утверждает, что ничего не принимала. Вполне возможно. Ей кто-то мог его скармливать насильно.
– Так это не уколы?
– Нет, растворяющиеся то ли таблетки, то ли порошок.
– Муженек, значит, – опять безапелляционно заявила Варвара Поликарповна. – Вот ведь какие подлые мужчины бывают! Нет чтобы просто развестись!
– Думаю, что в данном случае все гораздо сложнее, – заметил молодой следователь. – И у нас нет уверенности, что препарат давал муж. Ему-то зачем? Чтобы она носилась в места, где он встречается с любовницами? И зачем ему было ей сообщать про эти места? Этот препарат не убивает, только действует на психику. Мужу не требовалось доводить жену до такого состояния. А нам теперь выясняй, кто мог ей эту дрянь подмешивать.
Вскоре появился усталый Иванов. Красавина-младшего под конвоем отправили в тюрьму.
Мы все вопросительно посмотрели на старшего следователя горпрокуратуры.
– Если еще и София Романова его опознает, как стрелявшего в нее, – считайте, ваше дело будет закрыто, – сказал он молодому парню.
– А ваше? – подала голос Варвара Поликарповна. – С коллекцией-то что? Наше ведь национальное достояние! Куда этот мерзавец яйцо дел?
– По его словам, яйцо забрала его любимая девушка.
– Он ее, наконец, назвал? – подал голос молодой следователь.
– Назвал – когда понял, что ему светит.
Иванов внимательно посмотрел на меня. Мне от его взгляда стало как-то не по себе.
– В чем дело? – спросила я.
– Это новая жена вашего бывшего мужа. Лидия Красавина, ныне – Некрасова.
Я на мгновение лишилась дара речи.
– Так ведь они же родственники! – воскликнула Варвара Поликарповна. – Грех ведь!
– Они – дальняя родня, – заметил Иванов. – Но сейчас речь не об этом.
По его словам, вернее, словам Красавина-младшего, он понятия не имеет, откуда у него в квартире взялось то яйцо. На него обратила внимание Лида, когда пришла к нему для очередного сеанса любви. Лида стала допрашивать молодого человека почище, чем в прокуратуре. Потом они поругались. Красавин сообразил, что это за вещь, откуда она может быть, и захотел оставить ее у себя и, конечно, посоветоваться с папой. Лида захотела забрать его себе. Во время драки любовников яйцо грохнулось на пол, частички отлетели, молодые люди еще поругались, еще подрались, Лида забрала испоганенное яйцо и ушла восвояси, разобидевшись на милого. Она явно считала, что он со своим отцом прихватил коллекцию, и была очень недовольна, что ей с этого ничего не досталось. Более того, Красавин-младший утверждал, что изделие изначально было попорчено – часть «ландышей» сбита.
– То есть яйцо сейчас у жены Наташиного мужа? – уточнила Варвара Поликарповна.
– По словам Красавина-младшего – да. Но где оно находится реально… – Иванов развел руками. – Сейчас поеду назад в городскую прокуратуру готовить бумаги на обыск. – Он посмотрел на меня. – В вашем бывшем доме, как я понимаю. Кстати, не подскажете ли, Наталья Петровна, места, где там может быть тайник.
Я сказала, что в доме есть погреб, есть кладовка. Также у Некрасова вделан в стену сейф, но это личный сейф Некрасова, и я, например, никогда не знала кода, да и не интересовалась им. Вероятно, и Лида его не знает. Я также высказала предположение, что Лида вполне могла отвезти яйцо не в мой бывший дом, а к себе домой – в квартиру отца, или где она там жила раньше, и как раз поведала про ее отношения с Некрасовым – в версии Некрасова.
– Наташ, а чего ты его терпишь? – опять встряла Варвара. – То-то, я смотрю, к тебе мужик шляется. Как раз хотела спросить, откуда этот-то еще взялся, да не успела.
– Номер машины записали? – уточнил Иванов с каменным лицом.
– А как же! У меня все на учете. «Мерседес», черный, жирный, а номер у меня дома. Поехали – сами посмотрите. У меня все зафиксировано.
– Значит, подготовлю ордер и на квартиру Лидиного папы, и, наверное, батюшки нашего арестованного. Хотя тот – птаха стреляная, навряд ли что-то дома хранит… И, признаться, я не думаю, что коллекцию взяли папаша с сынком. Яйцо, как мне кажется, Красавину-младшему подбросили, как солонку Людмиле Борисовой, а шкатулку Юрию Самохвалову.
– Но оно ведь стоит миллионы! Долларов! – воскликнула я. – Кто станет бросаться такими деньгами?! Зачем?! Солонку и шкатулку я еще могу понять, хотя все равно это дорогие вещи. Но яйцо Фаберже!
– Все остальное в тех двух ящиках стоит во много раз дороже, – заметил Иванов. – И теперь, признаться, я теряюсь в догадках. Зачем украли коллекцию?! Это меня волнует больше всего. Мне просто любопытно.
Историческая справка
Среди подарков, которые получил Санкт-Петербург на свое 300-летие, было яйцо, изготовленное потомком Карла Фаберже, Тео Фаберже, и названное как раз в честь памятной даты – «300-летие». Это последнее яйцо, оказавшееся в России. Кроме него, десять яиц Фаберже выставлены в Оружейной палате в Кремле. Также на территории России находятся яйца, купленные одним российским бизнесменом.
На этом яйце изображены профили русских царей и девять дворцов. Внутри – фигурка Петра Первого на коне. При изготовлении использовались золото, мрамор и дутое стекло.
Было принято решение выставлять яйцо по очереди во всех дворцах, изображенных на нем. Вначале оно находилось в Большом дворце в Петергофе, затем в Инженерном доме в Петропавловской крепости, с 3 августа 2005 года оно выставлено в Приоратском дворце в Гатчине.
Глава 21
В тот день я навестила Ильича, который чувствовал себя значительно лучше, поведала ему про свои приключения последних дней, оставила сок и фрукты и отправилась домой. Мне требовалось еще прибрать квартиру Сони и купить ей кое-каких продуктов.
Однако когда я пошла за Варварой, та сообщила, что приезжал «мужик из клуба, который посчитал Соню мертвой», и забил холодильник недели на две вперед. От нас требуется только пыль вытереть да пол помыть, что мы и сделали.
Соня, по-моему, чувствовала себя вполне нормально, правда, ей предстояло еще делать пластику шва. Но это уже проще, чем восстанавливаться после пулевого ранения.
Главное – она опознала стрелявшего.
– Ты уверена, что стрелял этот Красавин?!
– Да ты бы видела его морду, когда я пришла на опознание! Он-то был уверен, что меня убил! А вот она я – живая и здоровенькая. Меня от него с трудом оттащили. – Она улыбнулась. – Но фотографию я ему здорово подпортила, добавила к следам, оставленным женой твоего мужа. Знаешь, какую чушь он нес? Что будто бы послала его меня убивать! Ну не бред ли, а? Я ее в глаза никогда не видела! И Некрасова твоего тоже. Чем я могла помешать этой стерве? Хотя, наверное, мужик врет, выторговывает себе срок поменьше. Стрелял-то он.
Я, признаться, не представляла, что и думать. Зачем Лидке Красавиной убивать Соню, если Красавин-младший говорит правду? Или Лидка имеет какое-то отношение к коллекции? Ведь не зря же ее родственники, дядя-рецидивист с сыном, вступили в Общество потомков царской семьи… И Соня имеет отношение к этому Обществу. Пусть не прямо, а опосредованно, но имеет.
По-моему, они могли не поделить только коллекцию.
– Да, кстати! – воскликнула Соня. – Баба-то исчезла! Жена твоего мужа. Мне в прокуратуре сказали. Они хотели с ней побеседовать, а ее нигде нет. И Некрасов не знает, где она. И ее отец не знает. Исчезла девочка вместе с яичком. Хотя на такое яичко, даже подпорченное, можно безбедно жить не один год. Ну почему мне не попадаются на пути мальчики с яичками Фаберже?!
Я спросила, что она думает дальше делать с Джеймсом Блэком. Ведь на субботу вроде бы намечено официальное представление родственникам в роли потенциального зятя. Соня не передумала везти Джеймса к маме с отчимом?
Соня не передумала. Мне предстояло ехать с ними и взять с собой для примерки мундир и платье.
В пятницу во второй половине дня, когда я сидела за швейной машинкой, позвонил Иванов и попросил вместе с ним съездить к Ильичу в больницу и его оттуда забрать. Его выписывают домой, а по пути мы как раз поговорим. Я не стала спрашивать о чем, ведь и так скоро узнаю, и поехала.
Разговаривать о деле мы стали дома у Ильича. Устроились на кухне в форме буквы П. Такую мне довелось видеть впервые. В одной «ножке» была дверь, в другой, в углу, стояла плита. Я бы лично устроила там шкаф – можно было бы прибить полки и установить дверцу.
Жил следователь с сестрой, довольно усталой женщиной, возраст которой я определить не смогла и не поняла, старше она брата или младше. Племянники лет десяти и двенадцати носились так, словно в одно место у них были вставлены пропеллеры. Квартира давно требовала ремонта. Муж у сестры, как я поняла, отсутствовал.
Она заварила нам чай, поставила на стол печенье и ушла в свою крохотную восьмиметровую комнатушку-пенал. Большую смежную, метров двадцати, занимали Ильич с племянниками. Архитектора этого дома, спланировавшего эту странную двухкомнатную квартиру, я с удовольствием подвесила бы вниз головой за ноги, но, впрочем, у нас в городе много странных проектов.
– Наталья Петровна, мы бы хотели расспросить вас про ваш дом, – начал Иванов из горпрокуратуры.
– Мой бывший дом, наверное. И он никогда не был моим. Некрасов строил его до нашего знакомства, я там просто какое-то время жила. Но давайте к делу. Как я понимаю, вы что-то нашли, – я посмотрела на Иванова.
– Кровь, – сказал он. – Много крови. Замытой. Причем замывали с большим усердием, и если бы не «Люминол», мы бы ничего не обнаружили.
– Не что?..
Мне пояснили, что в наше время имеются химикаты, помогающие увидеть, была ли в конкретном месте пролита кровь. Средство разбрызгивают по интересующей поверхности в темное время суток или, например, завешивая окна тяжелыми шторами, не пропускающими свет. Если там была кровь, место начинает светиться. Правда, таким образом нельзя определить чья – человека, животного или птицы. Для этого нужен специальный анализ, но в нашем случае, как выяснилось, проводить его было не по чему. Убирали при помощи не только теплой воды, но еще и каких-то веществ, и материала для пробы не хватает.
– А где разлита кровь? – спросила я.
– В кладовке.
– В кладовке?! – поразилась я.
Но это оказалось еще не все. Обнаружив кровь, бригада обыскала фактически каждый сантиметр кладовки и обнаружила там маленькую женскую сережку, которую опознала мать одной из исчезнувших из стриптиз-клуба девушек.
– Кого? – в первый момент не сообразила я.
– Помните, две девушки из стриптиз-клуба, где работает ваша соседка Соня, работала убитая Людмила Борисова и еще застрелили девушку на сцене, поехали в поселок, где стоит ваш бывший дом. То есть дом вашего бывшего мужа.
– Вы хотите сказать, что Некрасов?.. Не верю. Не верю!
– Мы не хотим сказать, что Некрасов, – ответил Иванов. Ильич налегал на печенье. – Он в тот вечер находился у вас – что говорили вы сами и подтвердила ваша наблюдательная соседка. Кстати, надо будет зафиксировать его алиби под протокол.
– Хоть сейчас, – сказала я.
– И охрана – у шлагбаума – подтверждает, что Некрасов в тот вечер дома не ночевал. Они ведь записывают, когда кто приехал и когда уехал. На машине, как вам известно, туда незаметно не прибыть. Но в доме находилась Лидия Красавина, а также троюродный брат ее отца с сыном, в настоящее время думающим о смысле жизни в «Крестах». Приезд их машин, правда, в разное время, зафиксирован. Также ваши соседи подтверждают, что видели новых родственников вашего мужа и слышали, как в доме сильно ругались. Доносились и мужские, и женские голоса.
Я молчала, не зная, что сказать. Эта Лидочка еще и убийца?! С хорошей семейкой породнился Некрасов. Просто с замечательной. То-то ему так тошно в последнее время… Или он что-то знает?
– То есть девчонок убили в доме Некрасова? – тихо спросила я.
– По всему выходит, что так, – ответил Ильич, который во время обыска в доме не присутствовал, но явно введен коллегами в курс дела, которое, пожалуй, тоже повиснет на нем.
– Зачем? – тупо спросила я.
– Вероятно, они видели или слышали то, что не должны были, – пожал плечами Иванов. – Судя по всему. Это, конечно, только версия, точно мы узнаем, только если новые родственники вашего мужа дадут показания – девчонки, мол, сидели в кладовке, и их там обнаружили.
– Если я правильно помню, они поспорили на какого-то мужчину, что они его совратят. Это вроде бы одна из забав в их клубе. Они… на Некрасова спорили?
Иванов кивнул и сказал, что Некрасова опознали как одного из частых посетителей.
– Он… девочек… брал? – спросила я, опустив глаза.
Иванов с Ильичом молчали. Наверное, я сглупила, задав этот вопрос. Конечно, брал.
Мы помолчали, я спросила, что господа следователи хотят у меня узнать. Нельзя ли в нашем доме где-то спрятать два трупа? Думаю, нет. Пол в погребе толстый, специально клали, чтобы вода не просачивалась.
– Нет, трупы в вашем доме, то есть некрасовском, мы найти и не рассчитывали. Их вынесли. Как – никто из соседей не видел. Вероятно, ночью. Может, унесли в ближайший лес, но найти их там маловероятно.
Я кивнула: поселок был построен у кромки леса, куда я, пока жила с Некрасовым, любила ходить летом по грибы и ягоды. Их там было полно, простые граждане туда не забредали, а моих соседей дары природы почему-то не интересовали.
– И вашему бывшему мужу, можно сказать, повезло. Неизвестно, остался бы он в живых, если бы в ту ночь приехал домой.
Я потерла пальцами виски. У меня разболелась голова, и вообще было паршиво. Муторно.
– Что вы от меня хотите? – спросила я у Иванова и Ильича.
– Лидия Красавина и троюродный брат ее отца, этот рецидивист-«антиквар», ударились в бега. Яйцо Фаберже исчезло. Вероятно, они взяли его с собой. По крайней мере, в доме Красавина-папы, как и его троюродного брата, не нашли ничего, что могло бы их связать с коллекцией. Красавин-папа изображает из себя невинного агнца и говорит, что его дочь не могла быть замешана ни в какие такие ужасные дела. Он валит все на родственников – братца-«антиквара» с сынком. Ваш бывший муж или рвет и мечет, или просто раскачивается из стороны в сторону, держась руками за голову. Но теоретически он может знать, куда отправились эти двое – девица с «антикваром». Поговорите с ним, пожалуйста. Или, может, у вас сейчас есть какие-то идеи?
– Если есть деньги, то поехать можно куда угодно, – пожала плечами я. – А если эта семейка сперла коллекцию… Я так понимаю, вы считаете, что именно они провернули эту операцию? – Я посмотрела на Иванова, расследующего кражу.
– Я считаю, что «антиквар» провернул. А его сын или очень хороший актер, или… отец использовал его втемную. Сын берет на себя покушение на убийство Сони Романовой, но ни в какую не признается к причастности к краже коллекции. За покушение на убийство, при хорошем адвокате, он не получит так уж много лет… Тем более он представляет себя исполнителем заказа «одурившей» его женщины – как он теперь называет Лидию Красавину. Потом его папа подмаслит кого надо, сыночек пойдет на УДО[1], или подпадет под амнистию, или еще что-нибудь. Можно провести несколько годочков в местах не столь отдаленных, если тебя впереди ждут довольно внушительные богатства.
Ильич грустно улыбнулся. Ему хотя б одно яичко Фаберже или солоночку, чтобы решить проблемы своей семьи и устроить свою жизнь. Я поняла, почему он до сих пор не женат… Ему ведь женщину привести некуда, и сестру с племянниками не бросить, и две семьи с зарплатой следователя не потянуть… Сколько ж людей в нашей стране не смогли быть счастливы из-за жилищных проблем и маленьких зарплат?! Как же мне все-таки повезло!
– И нас также интересует Соня Романова, – продолжал Ильич. – Вначале мы посчитали заявления Красавина-младшего… мало соответствующими действительности. Вроде бы Соня и Лидия не были знакомы. Зачем одной желать смерти другой?
Я кивнула. Я сама в первую очередь подумала о том, что они не могли делить никакого мужчину. Предположим, мужчину не могли, а коллекцию? Что для них важнее – мужчина (любой) или коллекция, которая тянет на миллионы долларов? Девушки типа этих двух (хотя с Лидией я фактически не была знакома, только видела ее), думаю, однозначно выбрали бы коллекцию.
– А они все-таки не встречались с одним и тем же мужчиной? – уточнила я, переводя взгляд с Ильича на Иванова и обратно.
– Выясняем, – сказал Иванов. – И как раз хотим вас попросить узнать у Сони про ее бывших мужчин. Вам это легче сделать.
– У вас есть какие-то конкретные кандидатуры?
– Некрасов отпадает. Красавин-младший тоже. А вот его папочка под вопросом.
– Лидия – что, и со своим дядей?!
– А что вас так удивляет? Тем более в наше-то время? Вполне могло быть. Как четвероюродный братец, так и четвероюродный дядя. Или они троюродные? В общем, десятая вода на киселе.
Я закатила глаза, потом заметила, что у Сони, насколько мне известно, было двое постоянных мужчин – Юрик Самохвалов, владелец компании «Транспорт-Сервис», и поп Богдан Емельянович. До них – ныне убиенный авторитет Витя Рябой. Да и в стриптиз-клуб она пошла работать только после смерти Рябого. Еще был этот мужик из клуба, Левкович. То ли он заместитель директора, то ли арт-директор. Я точно не помнила.
– Мы поняли, о ком речь. С Левковичем уже беседовали. Отпадает.
– А вот кандидатуру Юрика Самохвалова мы упустили, – заметил Ильич. – В плане отношений с Лидией Красавиной. Юрик-то известен как большой ходок по женской части. И все-таки его компания перевозила коллекцию.
– Вот, Ильич, тебе и работа – выяснять про связь Самохвалова и Красавиной, – хмыкнул Иванов.
Ильич вспомнил, что на понедельник у него намечена встреча с женой Самохвалова, которую врачи к тому времени обещали полностью привести в чувство. Как я поняла, сыщик с трудом сдерживал зевоту. Конечно, он еще не очень хорошо себя чувствует. Ему нужно отдохнуть – если такое возможно в этом доме.
– Значит, вы хотите, чтобы я поговорила с Некрасовым и Соней? – уточнила я у двух следователей.
– Даже больше с Соней. Почему Красавина могла ее заказать? У вас же завтра как раз намечена примерка мундира? – Ильич усмехнулся. – И знакомство английского аристократа с титулованными русскими? То есть нет, они же знакомы. Официальное представление титулованного зятя? Ну-ну. Потом расскажете, как оно прошло.
Нет, с этим мужиком надо что-то делать. Что он все время болтается рядом с ней? Что ему от нее надо?
Он был уверен, что решит и этот вопрос. Может, таким же способом, как с предыдущими? Вот только место проживания этого типа узнать никак не получалось. Он словно чувствовал слежку и уходил от нее. Или это у него профессиональная привычка? Всегда проверяться, чтобы никого ни в коем случае не привести к своему логову?
Но ведь есть и другие способы…
Глава 22
Вечером опять принесло Некрасова. Он рвал и метал, за голову, правда, не хватался, как делал при сотрудниках органов – по их словам. Мне Коля сообщил, что набил тестю морду, а в понедельник собирается подать на развод с Лидией. Я пожала плечами. Мне, признаться, было уже все равно. Я только спросила, он ли присылал мастеров за моей машиной. Оказалось – да. Я поблагодарила, Некрасов только отмахнулся. Он был на взводе.
Пока Некрасов вопил, бегая по квартире и рассказывая о «развороченном» доме после появления следственной бригады, в дверь позвонили. Если это Варвара Поликарповна, то я буду ей искренне рада. Она, надеюсь, спасет меня от Некрасова. Я сумею подать ей знак.
Но это оказалась Соня.
– Что у тебя здесь за вопли? – спросила девушка, облаченная в почти прозрачный розовый пеньюарчик, доходящий до середины бедра. Под пеньюарчиком просматривалось что-то кружевное, более сочного розового цвета.
Соня взглянула на прибалдевшего при ее появлении Некрасова и хлопнула накладными ресницами. Мне они почему-то напомнили опахала.
– Заходи, Соня, – пригласила я. – Знакомься. Мой бывший муж Николай, не пятый, не десятый, а просто Николай, один из регулярных посетителей клуба, где ты работаешь.
Некрасов аж подпрыгнул от такой характеристики и посмотрел на меня.
– Сонечка, насколько я знаю, ты очень хорошо умеешь помогать мужчинам расслабляться, – продолжала ворковать я. – Коля сегодня очень устал, у него неприятности. Обыскивали дом, пришлось общаться с сотрудниками органов, жена исчезла. Помоги ему отдохнуть. Мне как раз надо поработать над мундиром твоего отчима и платьем для мамы.
Соня благосклонно кивнула с легкой улыбкой феи, взяла так окончательно и не пришедшего в себя Некрасова за руку и проворковала:
– Пойдем ко мне, котик. На Наташе ты уже был женат.
В другую руку Некрасова я сунула борсетку (ведь Соне нужно платить за добро) и с большим облегчением закрыла за ними дверь. Мне в самом деле требовалось поработать.
Стонала Соня громко, я про себя усмехалась. Но по крайней мере Некрасов перестанет ко мне ездить чуть ли не каждый вечер. Не нужна мне эта его проснувшаяся вдруг любовь. Пусть полюбит, например, Соню. Она в любви нуждается больше, чем я. Хотя на завтра намечено официальное представление Джеймса Блэка ее родственникам. Но любовь – это одно, английский аристократ – совсем другое.
Некрасов ко мне на следующий день не заходил, однако зашла Соня и потупила глазки.
– Ты не обиделась? – спросила она у меня. С утра (то есть в двенадцать) она была в джинсиках и футболке с Микки-Маусом.
– Да я же сама его тебе спровадила!
Про себя я подумала, что Соня с Некрасовым точно не были знакомы раньше и Лида ее «заказывала» не из-за моего бывшего.
– Так тебя достал? – сочувственно спросила Соня. – Наташа, ты чего хочешь? Чтобы я его потрахала и бросила? Проучила, чтобы неповадно было женщин бросать?
– Мне не нужно, чтобы ты его чему-то там учила. Мне плевать. Это – мой бывший муж, который, как я понимаю, совсем недоволен своим новым браком. Хочешь – становись третьей женой, то есть четвертой. Он и до меня был один раз женат.
– Дети есть? – тут же уточнила Соня.
– Нет, детей нет. Есть загородный дом в неплохом месте, где он проживает круглогодично. Есть две машины. Занимается производством строительных материалов. Завод – свой.
– М-м-м, – задумчиво произнесла Соня. – Ты точно не обидишься?
Я закатила глаза, но тут же поинтересовалась, за что ее могла заказать Лида Красавина. Соня уверенно ответила, что такую не знает, и Красавина-младшего, который в нее стрелял, видела тогда впервые в жизни. Некрасова вчера тоже увидела впервые в жизни, несмотря на то, что он ходил в стриптиз-клуб. Мало ли там мужиков… Среди постоянных Сониных клиентов, то есть поклонников ее таланта к танцам у шеста, Некрасов не значился. Не значился и Красавин-сын, и Красавин-«антиквар», которого ей показывали на фотографиях.
– Может, Красавина спутала меня с какой-то другой девушкой? – высказала предположение Соня. – Но я не понимаю, за что было убивать?!
Я пожала плечами и вернулась к шитью. Соня сидела в моей мастерской, закинув ногу на ногу, и вслух прикидывала достоинства Некрасова и Джеймса Блэка, рассуждая, с кем ей будет вольготнее житься.
Я посоветовала для начала проехаться в Англию, взглянуть на родственников с той стороны.
– А у Некрасова родственников нет?! – перебила Соня. – Всегда мечтала о холостом сироте. Или, по крайней мере, о мужике из детского дома, чтобы не прилагались родственники в нагрузку. Да у нас в клубе все девчонки о таком мужчине мечтают! Если вообще не все женщины в мире… Отсутствие родственников – очень большой плюс. Но на родовое имение Джеймса все равно следует взглянуть. Что там у него еще есть? Дом в Лондоне, правда, с мамочкой в придачу, но комнат там много… Можно дверь железную поставить на наш отсек… Тетушки свою недвижимость ему отписали… Может, одну тетушку переселить к мамочке, а нам жить отдельно? Или кого-то из них сдать в дом престарелых? У них там есть дома престарелых?
В общем, Соня строила планы, пока не пришло время идти переодеваться. Скоро должны были заехать Джеймс с Андреем, который будет нас сопровождать на мероприятие.
Когда Соня зашла ко мне во второй раз за этот день, на ней было обтягивающее ее великолепную фигуру черное платье, обнажающее шикарные ноги в черных туфельках на девятисантиметровом каблуке. Рукав был «три четверти» с разрезами сантиметров по пять, вырез – треугольный, спускающийся глубоко в ложбинку между грудей. На шее поблескивал медальон, украшенный одним небольшим бриллиантом и парочкой рубинов.
– Подарок Вити Рябого, – с ностальгической грустью вздохнула Соня. – Лучше мужика в моей жизни не было и не будет.