Русские боги Казаков Дмитрий

А с потолка на веревочках свешивались искусно сделанные модели летательных аппаратов: дирижаблей, воздушных шаров, самолетов, чудных устройств с множеством сопел и крыльями, как у летучей мыши.

Старомодное кресло с облезлой спинкой было придвинуто к столу, у стеллажей виднелись несколько табуретов.

– А я-то думал, что вы еще в Калуге, – сказал Сергей.

– Нет, голубчик. Там меня слишком хорошо знают. Пришлось перебраться. Садитесь, сейчас я чаю принесу. У меня, конечно, не очень уютно, но я думаю, что до вечера вы можете побыть.

– Спасибо за гостеприимство, – кивнул Олег.

Помимо той двери, через которую они вошли, в комнате имелось еще две – по сторонам от печки. Константин Эдуардович вышел в ту, что справа, но вернулся почти сразу.

Принес небольшой электрический самовар, расписанный красными и золотыми цветами, поставил его на край стола.

– Давайте, я вам помогу, – предложил Сергей.

Когда ушли вдвоем, Олег повернулся к Ивану и сказал:

– Попьем чаю, а потом придется караулить по очереди. Похоже, на нас начали серьезную охоту.

– Придется, видит господь. Как мы уедем отсюда?

– Степан нас заберет.

Скрипнула дверь, появился Константин Эдуардович с подносом, на котором стояли красные чашки в белый горошек и сахарница. Сергей принес ложки и большой бумажный пакет с печеньем.

– Прошу садиться, господа, – сказал хозяин дома. – Берите табуреты, присаживайтесь. Не стесняйтесь.

Игорь взял табурет от стеллажа с книгами, подсел к столу.

– Прошу подставлять чашки, – командовал Константин Эдуардович, снимая с самовара заварочный чайник. – Чай с жасмином, уж не обессудьте, если кто не любит. Но другого я почему-то не нашел…

Лицо старика на мгновение стало растерянным.

– И такого попьем, – сказал Иван, открывая сахарницу. – Ага, кусковой. Можно вприкуску…

Они пили чай, ароматный, крепко заваренный, грызли сахар и печенье. А хозяин дома, лишь изредка прикасаясь к чашке, громогласно вещал, глядя куда-то в потолок, и глаза его истово поблескивали за стеклами пенсне. Сначала речь шла о политике, потом свернула на причины, по которым в дом на окраине Тулы попали гости:

– Вот у вас, господа, проблемы? Ведь так, Олег? Вы иначе бы мне не позвонили. А это означает, что опять влипли в какую-то историю и снова пытаетесь спасать Россию. А стоит ли ее спасать?

Сергей опешил.

– То есть как? – спросил он.

– Не возражай. Он все равно тебя не услышит, – сказал Олег. – Сиди спокойно. Как выговорится – замолчит.

– А почему бесполезно? – Константин Эдуардович строго посмотрел на Игоря, и тот вспомнил институт, преподавателя, что читал экономическую теорию. Тот имел те же привычки, только выглядел чуть опрятнее. – Ответ простой. Россия – распадающаяся цивилизация. Все признаки налицо, если мыслить рамками концепции Тойнби…

– Кто такой Тойнби? – тихо спросил Игорь.

– Английский историк, – ответил Иван.

– Имеется горизонтальный распад социальной структуры общества, – проговорил Константин Эдуардович. – Есть высший слой, у которого свои интересы, и есть остальные. Доминирующее меньшинство и внутренний пролетариат. А что же с пролетариатом внешним – спросите вы меня?

Хозяину дома на окраине Тулы слушатели были не очень нужны, он мог бы так же убедительно разглагольствовать и в пустой комнате. Бородка его воинственно торчала, а указательный палец, которым Константин Эдуардович размахивал, казался наконечником копья в руке воина.

– Внешний пролетариат, то есть варвары, представлен, с одной стороны, молодыми и жадными государствами на границах вроде Грузии, Эстонии или Польши. А с другой – мигрантами из республик бывшего СССР, что едут в Россию на заработки и изнутри, исподволь разрушают ее. Присутствуют также иные признаки распада, а именно – косность правящего большинства, его замкнутость, тяга населения к прошлому, его архаизация. Не зря так модны фильмы и книги о временах Российской империи. И добавим сюда вульгаризацию искусства и самое страшное – отказ страны от своей самости, от своей особости.

– Я больше не могу, – мученически сказал Иван. – У меня сейчас голова лопнет.

– Ничего, терпи, – проговорил Олег.

– …и проявляется он в загрязнении и отмирании русского языка. В чем всегда была его сила? В самодостаточности внутренней языковой системы, в обилии и многообразии наречий и говоров. Сейчас благодаря телевидению, – Константин Эдуардович гневно потряс головой, – мы ее утратили. Зато получили интервенцию английского языка. И пусть раньше удавалось отразить подобный натиск немецкого и французского, то на данный момент для этого нет резервов…

Он говорил что-то еще, но Игорь не слушал, глядел в окно, где качались ветки яблони. Сергей откровенно дремал, Иван играл на телефоне, и только Олег изображал внимание, глядя на хозяина дома.

Через какое-то время тот выдохся.

– Надеюсь, вам, господа, было не скучно меня слушать? – спросил он.

– Ни в коем случае, – ответил Олег. – Так мы располагаемся тут до вечера?

– Конечно, голубчик. Только вот я не знаю, как насчет продуктов…

– Игорь с вами сходит в магазин, – сказал Олег. – А мы пока расположимся, осмотримся.

– Я? – удивился Игорь.

– Нам лучше не светиться, – заметил Сергей. – В Туле наверняка есть одержимые. На тебя они могут не обратить внимания, а нас точно заметят. Так что собирайся, будешь таскать сумки.

Олег полез в бумажник, вытащил тысячную купюру и вручил Игорю. Константин Эдуардович исчез из комнаты, а когда вернулся, то оказался в коричневом костюме того фасона, какой был моден в пятидесятых, в мятой желтой рубашке и сиреневом галстуке со звездочками.

– Пошли, голубчик, – сказал он.

В прихожей старик нацепил ветхие штиблеты, Игорь втиснул ноги в кроссовки. Они прошли через двор, открылась и закрылась калитка.

– Так, куда же нам… – Константин Эдуардович потоптался на месте. – Ага, пойдемте вон туда…

И они зашагали направо.

Дома вдоль кривой грязной улочки выглядели старыми, иные были брошенными. На проезжей части зияли выбоины, кое-где стояли лужи, на вид монументальные, словно моря.

Вместо тротуара имелась тропка вдоль заборов.

Машины ездили редко, люди попадались тоже нечасто. Встретились трое мужиков опойного вида, вооруженных пластиковыми бутылками с разливным пивом, несколько старух с кошелками. Одна, самая ветхая, поздоровалась с Константином Эдуардовичем. С криками пробежали оборванные и грязные мальчишки.

Перешли трамвайные пути, и за остановкой обнаружился магазин – большой ларек типа «супермаркет».

– Вы уж, голубчик, если не затруднит, то купите и мне продуктов, – просительно сказал старик. – А то обычно я… путаюсь в этих деньгах… трачу всегда гораздо больше, чем я хотел бы…

Игорь кивнул, подумал, что его спутника просто-напросто обсчитывают.

Из магазина вышел с двумя плотно набитыми пакетами. В одном было несколько упаковок пельменей и замороженная курица. В другом – майонез, кетчуп, свежие овощи и всякие приправы. Константин Эдуардович тоже нес пакет – с крупами, макаронами и колбасой.

Вернулись к дому, прошли через двор, и в сенях обнаружился сидевший на табурете Сергей с автоматом в руке.

– А, это вы, – сказал он и зевнул.

– Ты чего тут делаешь? – спросил Игорь.

– Сторожу. Вдруг кто чужой появится? – Сергей тряхнул головой, улыбнулся.

Олег и Иван были в большой комнате, первый читал толстую книгу, второй – занимался пистолетом.

– Принесли, – сказал Игорь, демонстрируя пакеты. – По-моему, тут немного больше, чем нам надо…

– А ну-ка пошли на кухню. – Олег отложил книгу. – Будем готовить. Что останется – не пропадет, если хозяин, конечно, про еду не забудет…

Константин Эдуардович слабо улыбнулся.

Дом оказался построен так, что через все комнаты можно было пройти по кругу. Дверь напротив той, что вела в сени, выводила в мастерскую, где стоял верстак, на полу лежала металлическая стружка. Отсюда имелась возможность проникнуть в кухню, маленькую, со старинной газовой плитой и новым громадным холодильником. А через дверь около него – в очень темную и неуютную спальню.

Курицу разделали и сунули в большую кастрюлю – вариться, пельмени убрали в морозилку, а из овощей Олег затеял делать салат. Игорю вручили нож и велели резать огурцы.

– Ну, вы хозяйствуйте, господа, – сказал Константин Эдуардович. – А я пойду, меня ждет работа. Надо рассчитать параметры новой оболочки металлического дирижабля. Старая оказалась тяжеловата.

И тут Игорь понял, что за блестящий «огурец» они видели лежавшим в траве.

Хозяин дома удалился в спальню, появился оттуда уже не в костюме, а в халате и через мастерскую ушел в большую комнату.

– Слушай, Олег, – сказал Игорь. – Вот ты говорил, что вы не можете творить. Но ведь он, знаешь ли, что-то делает, изобретает.

Олег покачал головой:

– Миф не может порождать новое, он может только воспроизводить себя. Как сто лет назад Константин Эдуардович занимался дирижаблями, так и сейчас над ними пыхтит. Как работал над кинетической теорией газов и ракетами, что взлетают с эстакады, так и ныне не оставляет этой темы. Понял?

– Да, понял… – Игорь вернулся к огурцам.

Подумал, что длинная жизнь, представляющая собой вечное повторение одного и того же, скорее не благословение, а проклятие. Прелесть жизни в ее разнообразии, в том, что всегда есть место чему-то новому…

А если его нет, то выходит – это и не жизнь вовсе?

Они приготовили обед, после чего Олег сменил Сергея на посту в сенях. Игорю удалось немного поспать на верстаке, накрывшись старым пальто. Разбудил его голый по пояс Иван.

– Иди сторожить, твоя очередь, – сказал он, почесывая поросшее рыжеватыми волосами пузо.

– Ага, – ответил Игорь.

Оказалось, что время клонится к вечеру, а хозяин дома все так же сидит за столом, возится с бумагами.

Игорь вышел во двор, прогулялся до дощатой будки туалета, спрятанной в кустах малины, густой и очень колючей. Вернувшись, занял место на стуле в сенях, откуда через приоткрытую дверь была видна калитка и большая часть забора. А снявшийся с поста Олег отправился на кухню готовить ужин.

Начало темнеть, Игоря сменил Иван, Константин Эдуардович оторвался от расчетов, и они поели на кухне в свете старинной лампы с зеленым стеклянным абажуром.

Когда начали наливать чай, зазвонил телефон Олега.

– Да, – сказал тот. – Улица Поленова. Через пятнадцать минут? Очень хорошо, ждем, – и, положив трубку, добавил: – Сейчас за нами приедут. Степан и его «брателлы», как он сказал.

Через четверть часа около калитки остановился золотистый «Порше Кайенн» и черный, похожий на лакированный гроб, «Мицубиси Паджеро». Хлопнула дверца, над забором показалась русая голова Степана.

– Эй, где вы тут, кореша?! – воскликнул он. – Или вас всех порешили на фиг? Ха-ха, а ну, отзовитесь!

– Тут мы. – Олег вышел из дома, открыл калитку. – Чего там в Москве?

Сегодня Степан нарядился в широченные шорты в черно-алую клетку и майку-сеточку. Под ней угадывались очертания большого нательного креста, слегка выпирал округлый животик.

– Беспредел полный творится, менты совсем оборзели, да и не только они, все остальные тоже. Привет, братва, – Степан помахал рукой выбравшимся на крыльцо Игорю и Ивану. – А где виршеплет голосистый?

– Тут я, – сказал Сергей. – А за голосистого я тебе пасть порву и моргалы выколю. Понял, редиска?

Степан заухмылялся.

– Да ладно тебе. Собирайтесь и лезьте в машину.

– Пять минут. Надо с хозяином попрощаться, – ответил Олег.

Из «Паджеро» выбрались двое могучих ребят с бычьими шеями, широкими плечами и короткой стрижкой. В черных обтягивающих майках и черных очках они походили друг на друга. На ремне у каждого висела кобура, на костяшках пальцев виднелись мозоли.

– А они точно не одержимые? – тихо спросил Сергей у Степана.

– Без базара, зуб даю. Очень творческие люди, только не спрашивай, в чем именно. А что страшновато выглядят, так это работа у них такая, сложная, нервная, – людей пугать. Все ясно?

И Степан расхохотался.

Когда забрали из дома вещи, на крыльцо вышел Константин Эдуардович. При виде машин он чуть заметно поморщился, сказал печально:

– Когда-то я мечтал, что люди выйдут в космос, будут летать, как птицы. А они все еще ездят по земле.

Степан улыбнулся, блеснул золотой зуб.

– Не боись, Эдуардыч. Надо будет, и в космос полетим. Если там бабла нашевелить удастся. Ну мы поехали, прощевай, дед. Звони, если проблемы будут. Местный папа должен мне, так что все решим.

Старик только вздохнул.

Сумки закинули в багажник, Олег сел рядом с водителем, Игорь влез на заднее сиденье «Порше», обитое светло-бежевой кожей. Справа оказался Сергей, слева – Иван.

– А ты уверен, что тебе в Москву надо? – спросил Степан, вставляя ключ в замок зажигания. – Как-то не славно там… Воняет чем-то, как перед грозой… только хуже.

– Прах и пепел, надо. Не все решено, не все организовано. А где еще синклит собирать?

– Тут ты прав, в натуре.

Еле слышно заурчал мотор, и «Порше» двинулся с места мягко, почти без рывка. Игорь на мгновение даже ощутил зависть, подумал, что вряд ли когда окажется за рулем такой дорогой машины.

«Паджеро» покатил следом.

Пока вихлялись по улицам и переулкам Тулы, потихоньку стемнело. Солнце ушло в закрывшие западный горизонт облака, зажглись редкие фонари. Степан включил фары, чуть позже то же самое сделали его «брателлы».

Выбрались на трассу, и тут «Порше» добавил скорости. Обочины полетели назад. Промелькнула и пропала из виду стоявшая на обочине патрульная машина ДПС.

– Ментов не боишься? – спросил Иван.

– Да я их всех купил, отсюда и до самой Вологды, – ответил Степан. – В этой стране всех и все можно купить, вопрос только в размере отката. Те же менты берут чуть-чуть, если их с министрами какими сравнить… Так что не понимаю я тебя, Олег. Синклит – конечно, он да, чтобы типа самим очко на глаза не натянули… Но чего о стране думать, об этих козлах, что только о бабле и мечтают?

– Ты забыл об одной вещи, – покачал головой Олег. – Только пока живы русские, живы и мы.

– А кто такие русские? Объясни мне. – Степан глянул на него вопросительно. – На рынках одни хачики торчат, дома строят тоже черные, и у половины – российские паспорта. Что, эти уроды из Киргизии или Армении – тоже русские? Может быть, русских в этой стране больше нет? Вот раньше все было просто. Раз ты православный, значит – русский, пусть даже у тебя харя косоглазая… А сейчас?

Сергей усмехнулся и сказал:

– Если вспомнить товарища Сталина, то, по его мнению, нация определяется общностью экономики, территории, языка и психического склада. Выходит, что человек, что живет в России, ведет тут дела, говорит по-русски и думает по-русски – тот и русский.

– А жители Крыма тогда кто? – спросил Иван. – И как ты поймешь, кто думает по-русски, а кто нет?

– Если разбираться, где чья земля, можно долго морды друг другу бить, – заметил Степан. – Всем известно, что в Карабахе творилось. И что тогда всякая мордва и прочие чуваши, они как, русские или нет? Ведь земли-то по Волге их были, еще когда про Владимира Красное Солнышко никто не знал.

Олег помолчал, задумчиво почесал подбородок.

– Все на самом деле просто. Русским является тот, для кого русская история – родная.

Сергей засопел, завертел головой, точно собираясь возразить, но так ничего и не сказал.

– Ладно, замнем, – бросил Степан. – Чем языком балаболить, лучше радио включим. Так, сейчас…

Он нажал кнопку на панели магнитолы, и зазвучал прокуренный баритон, проникновенно сообщавший всему миру, что «голуби летят над нашей зоной…».

– Ради бога, только не это, – сказал Сергей тихо. – Ненавижу шансон. Это же мусор, музыкальный и поэтический. Как его можно слушать?

Степан принялся подпевать, совершенно не попадая в такт.

Сергей мученически закатил глаза.

Игорь задумался, вновь завертелись в голове вопросы, не дававшие покоя в последние дни. Зачем Олег таскает его с собой? Для чего изобразил фарс с приемом на работу? И почему гостя выпустили живым из того кабинета, где на столе стоял поднос с отрезанной головой?

Объяснить ни то, ни другое не получалось.

Когда вынырнул из размышлений, обнаружил, что они проезжают небольшой городок, Иван вовсю храпит, а по радио очередной хриплый тип завывает о воровском счастье. По небу бежали облака, среди них висела луна, блестели острые глаза звезд.

Городок остался позади, вновь потянулась пустынная трасса.

Свет фар летел впереди машины, вырывая из мрака серое пятно асфальта, бежала мимо дорожная разметка. Отстав на десяток метров, тенью следовал «Паджеро», редкие встречные автомобили проносились мимо, точно ракеты.

Сергей глядел в окно, Олег и Степан тихо переговаривались.

Игорь задремал, а очнулся оттого, что его довольно сильно толкнули в плечо. С трудом разлепил слипавшиеся глаза, не сразу вспомнил, где находится и что за человек сидит рядом.

– Выходи, проветримся, – сказал Иван.

Машины стояли на обочине, виднелся лес, во мраке глухо шумели качавшиеся под ветром деревья.

– Это… хорошо, – сказал Игорь.

Когда выбрался из салона, невольно вздрогнул от ночной прохлады. Услышал мерное журчание со стороны леса, потом глаза привыкли, и разглядел Олега, стоявшего около одного из стволов.

Оранжевый огонек сигареты отмечал то место, где находился Сергей.

– Эй, не спать, братва! Стоянка пять минут! – донесся от «Паджеро» мощный голос Степана.

Спотыкаясь, Игорь побрел прочь от дороги. Зажмурился и прикрыл лицо ладонью, когда проезжавшая мимо машина осветила его фарами. Потом отыскал укромное место и расстегнул ширинку.

К «Порше» вернулся несколько взбодрившимся, влез на свое место.

– Надо было пива купить. Про запас, – сказал Сергей, захлопывая дверцу.

– Ничего, денек без бухла проживешь. – Степан хмыкнул. – Или ты совсем запойный?

Он включил радио, и оно завыло:

«Владимирский централ, ветер северный. Этапом из Твери, зла не меряно, лежит на сердце тяжкий груз…»

Быстро набрали скорость, и придорожный лес остался позади.

Крепкий сон ушел, но спать все равно хотелось. Игорь кемарил, то и дело неглубоко проваливаясь в дремоту. Снова просыпался на несколько минут, чтобы опять отключиться.

В одно из пробуждений обнаружил впереди над горизонтом зарево, а в следующее они были на МКАД. Где именно, сообразить не удалось, во мраке все ориентиры словно пропали.

Свернули на Рязанский проспект, с него ушли вправо, а потом запетляли по каким-то дворам. Остановились у панельной девятиэтажки, неподалеку от детского садика, над крыльцом которого горела тусклая лампочка.

– Приехали, – сказал Степан, заглушив мотор. – Тут у нас хата для разврата. Шучу. Ну, типа где можно отлежаться, когда тяжело. Особых удобств там нет, но жить можно. И никакой козел сюда носа не сунет. Пока отсыпайтесь, утром позвоню. Лады?

– Лады, – кивнул Олег.

Игорь потряс головой, потер уши, чтобы более-менее ясно соображать. Помогло не очень. Вслед за Сергеем выбрался наружу. Они подхватили из багажника вещи и пошли к подъезду. Запищал цифровой замок, открылась уходившая вверх лестница, двери квартир первого этажа.

Лифт оказался сломан, пришлось пешком тащиться на седьмой этаж.

Остановившись у обитой черным дерматином двери, на которой блестели цифры два и шесть, Степан долго звенел ключами и ругался, что он «этому мастеру этот замок в жопу поставит».

Потом дверь открылась, они оказались в темной прихожей, где слабо пахло пылью.

– Ключ оставляю, – Степан сунул его в руки Ивану. – Бывайте здоровы, братва. Если чего – свяжемся. Пока.

– Пока, – сказал Игорь, но дверь уже захлопнулась.

Квартира была двухкомнатной и удивительно пустой. Покрытый линолеумом пол не мыли никогда, а из мебели имелась только стопка толстых матрасов в одной из комнат да старый шифоньер, где лежали одеяла. На кухне стояли электроплита и холодильник, а также небольшой стол, на котором разместилась стойка с посудой.

Ложки, вилки и ножи хранились в литровой банке.

На застекленном балконе лежали картонные коробки, из окон открывался вид на двор, соседние дома.

Сергей снял со стопки верхний матрас и выяснил, что находившийся под ним покрыт бурыми пятнами, очень похожими на кровь. Такие же украшения обнаружились на других и на одеялах тоже.

– Неслабо эти брателлы тут развлекаются, – сказал Иван. – Раны зализывают, псы грешные.

Он перекрестился и сплюнул на пол.

Игорь сходил в туалет, где на бачке стоял нераспакованный рулон туалетной бумаги, после чего выбрал один из чистых матрасов и положил его в малой комнате. Одеяло свернул вместо подушки, вторым укрылся. Повернулся на бок, чтобы лечь поудобнее и закрыл глаза.

Сон пришел мгновенно.

Проснувшись, Игорь понял, что ему чего-то не хватает. Удивился, что полка под ним не трясется и не качается и что он не слышит стука колес. И только потом вспомнил, что эту ночь провел не в поезде.

В окно лился приглушенный дневной свет, из приоткрытой двери доносилось негромкое пение. В комнате никого не было, там, где устраивался на ночь Олег, лежал голый матрас.

– По-моему, я дольше всех дрых… – сказал Игорь, потом глянул на часы и покачал головой.

Время подходило к одиннадцати.

Выбравшись из комнаты, заглянул в большую, увидел, что там тоже никого нет. На кухне обнаружил Сергея в лиловых трусах, украшенных розовыми поросятами, увлеченно предававшимися разврату.

– Сидит Гитлер на березке, а березка гнется, посмотри товарищ Сталин, как он… – Напевая, Сергей переворачивал что-то на шипевшей сковородке, и по кухне расползался аромат жареной ветчины. – Доброе утро. Ты как, выспался?

– Да. А где все?

– Уехали. Умотали по делам, – левой рукой Сергей изобразил что-то в воздухе. – Олег сам укатил, еще до рассвета. А Ивана Батый забрал, он нам жратвы и привез. От щедрот его и будем завтракать…

Игорь опешил:

– Батый входит в синклит? Но как же так… он же враг?

– Чей? – спросил Сергей.

– Русского народа.

– А Сталин что, не враг? Кто убил больше людей, еще вопрос. Важно, что человек жил на территории России и угодил в ее исторический миф. Ты представляешь тринадцатый век без Батыя? Я – нет. Так что он один из нас, возглавляет какую-то культурную татарскую ассоциацию в Москве. Хватит стоять в дверях с открытым ртом, иди умывайся, и будем есть.

Игорь покачал головой и отправился в туалет.

Когда вернулся на кухню, на столе располагались тарелки, в которых виднелась яичница с ветчиной. Лежал порезанный крупными кусками хлеб, стоял пакет яблочного сока и два бокала.

– Стульев нет, – сказал Сергей. – Есть придется стоя. Или матрасы принести? Сесть, прямо по-татарски.

И он ехидно ухмыльнулся.

Когда поели, Игорь вымыл всю посуду, поставил обратно в стойку, а сковородку оставил на плите.

– Что дальше? – спросил он, пройдя в большую комнату, где Сергей валялся на матрасе и глядел кино на коммуникаторе.

– Как я понимаю, сегодня вечером мы покинем Москву. Больно уж тут плохо стало, неуютно.

– А куда отправимся?

Сергей пожал плечами.

– Кто же его знает? Велика Россия-матушка, всю и за век не объехать. Олег сказал, что позвонит.

– Так это когда будет… – Игорь помялся. – Так что, нам целый день взаперти сидеть? С ума сойдем.

Сергей сел на матрасе.

– Сойдем, не сойдем – это неизвестно, но меня такая перспектива тоже не радует. Можно пойти погулять.

На то, чтобы собраться, у Игоря ушло пять минут. Затем пришлось ждать Сергея. Тот отказался выйти на улицу небритым и почти полчаса провел в ванной, снимая с лица щетину.

Выбрались в подъезд, пешком спустились на первый этаж.

Когда вышли из дома, Игорь обратил внимание на бомжей, сидевших на бортиках песочницы. Их было трое, все грязные, заросшие, одетые не по сезону – в пальто и плащи. На земле стояла большая клетчатая сумка из тех, в каких таскают товар челноки, в дырах виднелось какое-то тряпье.

По рукам ходила бутылка с портвейном.

– Чего ты на них уставился? – спросил Сергей, и в этот момент один из нищих, что сидел спиной, запел.

Низкий, хриплый и очень сильный голос заставил Игоря вздрогнуть:

– Не может быть, – сказал Игорь. – Нет, этого просто не может быть… Хотя о чем я говорю?

Он невольно сделал несколько шагов к песочнице.

– Чего тебе надо, дядя? – спросил один из бомжей, со спутанной бородищей, глаза его недружелюбно блеснули.

Тот, что пел, замолчал и обернулся. Игорь вздрогнул еще раз, разглядев под щетиной и грязью знакомое лицо. Лицо человека, которого почти тридцать лет назад похоронили всей Москвой, чьи песни слушала вся огромная страна.

– Чего надо? – повторил бородач.

– Бухнуть с нами хочешь? – спросил тот, что пел, взял бутылку и присосался к горлышку.

Глаза у него были пустые, совершенно безумные, напоминали оловянные пуговицы.

– Нет, ничего, – сказал Игорь, отвернулся и пошел прочь.