Чары старой ведьмы Бабкин Михаил
– Не испортят, – отрицательно покачал головой волшебник, – не сомневайся. И объяснить я им все объяснил: что молоток тебе крайне необходим. Для колдовства, разумеется. И чтобы был самого высокого качества! А про Двери говорить не стал. Ни к чему им это знать, раз позабыли… И даже хрусталь для твоего молотка я предоставил! Особый хрусталь, сверхпрочный. Волшебный.
– Это какой же? – удивился Тимка. – Откуда?
– Увидишь, – коротко ответил Олаф. – Все увидишь.
Изер и Добуц поджидали волшебника и мальчика возле сундука-самолета. Рядом с сундуком стояла небольшая прозрачная наковальня. Прозрачная, но не стеклянная: внутри наковальни переливались серебристые всполохи, то и дело окрашивая ее в металлический цвет. А к сундуку были прислонены рукоятками вверх такие же прозрачные молотки и щипцы, большие и маленькие. Разные.
Дракон то и дело поглядывал в сторону своих соплеменников, нетерпеливо постукивая хвостом по земле и всем своим видом давая понять, что, если бы не важное задание, он давным-давно уже был бы там. В стае крылатых слушателей.
Добуц тоже выражал нетерпение. Но совсем по другому поводу – он ждал захода солнца. Изредка косясь на краснеющее вечернее светило, гном бесцельно переставлял молотки, привычно взвешивая каждый из них в руке.
– А-а, спаситель-избавитель явился, – обрадовался гном, увидев Тимку. – Вовремя вы, в самый раз. Солнце вот-вот сядет! Как скроется, так и начнем. Волшебник, давай хрусталь, – Добуц, примериваясь, помахал тяжелым молотом. – Сейчас ковать буду, в полную силу. Эх, давненько я с заветной наковаленкой не работал! Даже малость соскучился, – гном поставил молот на место и упер руки в бока.
Олаф деликатно постучал по сундуку согнутым пальцем, крышка беззвучно открылась, и из сундука выплыл красный хрустальный посох. Пролетев по воздуху, он опустился в протянутые руки волшебника.
– Как договорились, – негромко сказал Олаф, протягивая посох гному, – только необходимый кусочек. Не больше! И пожалуйста, как можно поаккуратнее.
– Разумеется, – снисходительно ответил Добуц, – нам лишнего не надо. А посох не мне, Изеру отдайте, – он кивнул на дракона.
Изер без лишних слов протянул лапу, взял у волшебника из рук хрустальный жезл и, примерясь на глазок, сунул один конец посоха себе в пасть. Как леденец. В пасти что-то скрипнуло, хрустнуло, и дракон тут же протянул посох оторопевшему от такого обращения с волшебной утварью Олафу. Посох стал несколько короче, но ненамного: обкусанный конец рубиновой палки поблескивал идеально ровным срезом. Как будто всегда был таким.
– Очень даже аккуратно получилось, – любуясь своей работой, сказал Изер. – Как и заказывали. А теперь отойдите в сторонку, мы работать будем, – он покатал за щекой кусочек посоха, прикрыв от удовольствия глаза.
– Давно такого вкусного хрусталя не пробовал, – причмокнув, сообщил дракон. – Вкуснее золота! Так бы и съел. Жаль, нельзя.
– Все, начинаем, – Добуц глянул на небо. – Солнце почти зашло. Вперед! – и нетерпеливо постучал по наковальне молотом: – Посторонних попрошу удалиться! Для их же безопасности.
Тимка и Олаф отошли подальше в сторону. Волшебник повертел в руках укороченный посох, словно не зная, что с ним делать дальше, и движением руки отправил магическую палку обратно в сундук.
Изер осторожно выплюнул на прозрачную наковальню красный цилиндрик, и работа закипела: дракон вовсю дышал на хрустальную заготовку жарким, почти белым пламенем, а гном ловко орудовал щипцами, перехватывал кусочек посоха то так, то эдак, и проворно стучал по нему разными молотками. Разноцветные искры фонтаном сыпались от наковальни во все стороны после каждого удара, и Тимке казалось, что гномий король кует вовсе не хрусталь, а натуральный праздничный фейерверк. Хотя как его можно ковать, фейерверк-то, мальчик и представить себе не мог.
– Чего они там делают? – послышалось у Тимки за спиной. – Надеюсь, роскошную мемориальную доску, да? Чтобы Змее на брюхо повесить. Мол, удалец Тимка и король Боня здесь были и всех победили, – Хозяйственный рассмеялся.
Тимка с важным видом обернулся к рыжему дракону:
– Нет, они молотковый ключ для меня клепают. Особый! Представляешь, Олаф даже своего посоха не пожалел, разрешил Изеру от него кусочек отгрызть. Для молотка.
– О-о! – уважительно протянул Бонифаций. – Серьезная вещица должна выйти. А дух посоха, бывший Ворча, он же Красный Морок, не возражал? А то нехорошо может получиться, ежели без его ведома. Некрасиво.
– Нет, – волшебник повернулся к Хозяйственному, – наоборот, даже рад был. Он нашего Тимку очень уважает!.. Слушай, король-дракон, а ты назад превращаться собираешься или нет? Не то мы скоро домой полетим. На сундуке и полетим, не торопясь. Не люблю спешки! А для дракона, пусть и небольшого, там места маловато. Хотя ты и так можешь, на крыльях. Сам по себе.
– Что я, семижильный какой, самому в такую даль лететь? Особенно когда под рукой самолетные сундуки имеются, – изумился Боня. – Вот еще! Я как раз и хотел попросить тебя… вас, уважаемый волшебник, назад меня переделать. В человека. Правда, все драконы очень возражали, когда узнали о таком моем решении. Как могли отговаривали. Я ведь у них нынче герой, во как! У меня теперь и имя драконье есть, – похвастался Хозяйственный, – только я его выговорить не могу. Потому что оно на драконьем языке, которого я не знаю. Но мне перевели, и звучит оно так, что заслушаться можно: и победитель Змеи я, и бесстрашный, и гордый, и отважный. И красивый. И вообще я почетный дракон племени с правом внеочередного поедания золота! Сплошной почет и уважение, стало быть.
– Тогда, может, останешься? – ехидно предложил Тимка. – Будешь целыми днями золото лопать, без очереди и от пуза. Вот красотища, не жизнь, а сплошной праздник! Золотой.
– Не, – подумав, ответил Боня, – не останусь. Я, видишь ли, к рукам-ногам привык. К своим, к человеческим. И пирожные больше съедобного золота люблю. И чай! Чаю страсть как хочу, – пожаловался дракон, – крепкого. Но пить не могу – вкуса его не чувствую, в нынешнем моем драконьем виде. Я пробовал, – вздохнул Хозяйственный. – Не чувствую, хоть тресни!
– Да, чай – это потеря, – согласился Тимка, – без чая и пирожных что за жизнь! Одобряю правильный выбор. Ты давай, колдуйся в человека, а я пока чаек приготовлю, – и полез было в рюкзак, за скатеркой.
– Минутку, – остановил мальчика волшебник, – погоди с чаем. Давай-ка сначала вернем Хозяйственному прежний облик, – Олаф задумчиво почесал переносицу, прищурился, меряя Бонифация взглядом, а после раскинул над собой руки, словно штангу поднял, и громко крикнул что-то непонятное.
Рыжий дракон затрясся мелкой дрожью и внезапно полыхнул яркой вспышкой, как фотолампа. Когда Тимкины глаза снова привыкли к вечернему сумраку, то на примятой траве не оказалось ни прежнего дракона, ни ожидаемого Бони-человека. Никого!
– Э-э, а где же наш Хозяйственный? – поразился и сам волшебник. – Ничего не понимаю. Должен ведь быть! Неужели опять что-то не то? – Олаф сильно разволновался. – Опять, что ли, ерунда какая вышла? Кто помешал?! – и сердито огляделся в поисках виновников.
– Все в порядке, – глухо донеслось откуда-то со стороны, – вот он я! – Из-за черного сундука высунулась рыжая Бонина голова, вполне человеческого вида, с усами и веснушками на лице. – Только я голый! Потому и спрятался… Стесняюсь я, – прокричал издалека Хозяйственный. – Можно мне хоть простыночку, чтобы закутаться?
– Можно, – заулыбался волшебник и небрежно махнул в сторону Бонифация рукой, словно мячик в него кинул.
– Вот это другое дело, – довольным голосом сказал Боня, с величественным видом выходя из своего убежища, – теперь хоть на трон садись, – и поправил на голове корону: Олаф щедро одел Хозяйственного в белые королевские одежды! Даже красную мантию и парадную корону не забыл. Шурша кружевами и поскрипывая новыми золочеными сапогами, Боня подошел к Тимке, знакомым жестом подкрутил усы и от полноты чувств расцеловал мальчика в обе щеки. А после с почтением пожал руку волшебнику.
– Теперь, – азартно потирая ладони, предложил нарядный Хозяйственный, – можно и по чайку врезать. А ну, Тим, живо стели скатерть-самобранку! Быстро-быстро! Бегом.
– Момент, – Тимка жестом фокусника выдернул из рюкзака скатерть, – сейчас как закатим пир горой! Что горой – вулканом!
– М-м-м, – Олаф с недоумением уставился на отрезок грязной, скомканной материи в руке у Тимки, – это что, и есть ваша скатерть?
– Не наша, а ваша, – поправил волшебника мальчик, – мы ее в сундуке нашли. В вашем сундуке! Там же, где и свисток лежал, и летающий тапок, – Тимка расстелил скатерть на земле, трижды стукнул по ней кулаком. И как обычно, на скатерке возникло все то, что загадал про себя мальчик: крепкий чай, разнообразные пирожные, сахар в горшочке и пара банок клубничного варенья. И как обычно, все в половинчатом виде – разрезанные вдоль по высоте чашки и банки с неведомо как удерживающимися в них чаем и сиропом.
– Надо же, – недоверчиво сказал Олаф, во все глаза рассматривая половинчатые угощения, – сюрприз, однако… Не ожидал! Вот это действительно чудо.
– Ха, какое там чудо, – пренебрежительно усмехнулся Боня, – скатерть как скатерть. Самобранка, ничего особенного.
– Как сказать, – загадочно ответил волшебник, – для кого и такая скатерть – немыслимое достижение. Гм, мы еще вернемся к разговору о ней, а пока что, – Олаф нагнулся и взял полукружку с чаем за тонкую полуручку, – пью за наш успех! – и с удовольствием отхлебнул из чашки.
– За успех другое пьют, – подкрутив ус, тоном знатока сказал Хозяйственный, – да ладно уж, пока что и чайком можно побаловаться. Особенно если в охотку, – и, покряхтывая от наслаждения, выпил горячий чай залпом. Как любимое пиво.
– Ха, они, оказывается, тут праздники празднуют, и без меня! – нарочито возмущенным голосом воскликнул Добуц, выныривая из-за сундука и вразвалочку направляясь к чаевникам. – А я вам как раз молоточек принес, с пылу с жару! Свежеоткованный. Изер проверил – то, что надо получилось! Едва не проглотил, животное. – Гном улыбнулся во весь рот, чуть ли не до ушей. – Хорошо, что я у него вовремя успел свою работу отобрать, – доверительно сказал Добуц и с этими словами торжественно вручил мальчику красный маленький молоточек, больше похожий на детскую игрушку, чем на рабочий инструмент.
Тимка поднес подарок к глазам: красная прозрачная верхушка плавно перетекала в такую же красную прозрачную ручку. И весь молоток, похоже, был наполнен странной магической жизнью – внутри него постоянно вспыхивали и гасли мелкие, едва заметные искорки, словно отголоски того пышного фейерверка, в котором его ковали. Молоток явно был живым! Во всяком случае, почти живым – настолько, насколько могут быть живыми волшебные вещи.
– А где же сам Изер? – полюбопытствовал Олаф, вдоволь насмотревшись на молоточек через Тимкино плечо. – Где наш огнедышащий царь?
– К своим улетел, – Добуц поднял глаза к темному небу, – порядок наводить. Это же драконы! Оставишь их ненадолго без присмотра, так обязательно чего-нибудь учудят. Вон, собрались уже золото из вашей магической звезды втихомолку выковыривать и лопать. Причем без всякого разрешения! И, что самое главное, без царя. То есть без Изера. Сами. Вот он и полетел разбираться, кто у драконов главный начальник.
– А где же Белый Дракон? – Боня задрал голову. – Что-то я его тоже не вижу. Или он золото не ест?
– Кто ж его знает, – равнодушно ответил гном, украдкой поглядывая на скатерть-самобранку, – был, да куда-то улетел. Как только Змею каменной увидел, так и улетел. Дела у него, наверное, какие-то свои. А может, и впрямь золото не любит, – Добуц в очередной раз глянул на скатерку и, видимо, решившись на что-то, сначала прокашлялся, а после застенчиво попросил:
– Не могли бы вы, дорогой и уважаемый Олаф, подарить мне эту драгоценную скатерть? Или продать, я за ценой не постою, – гном торопливо полез в карман, словно за деньгами. – Самое дорогое согласен отдать, – Добуц со вздохом вынул из кармана стальной свисток. – Вот, реликвию нашу. Гномью, – и совсем засмущался: торговаться он тоже не умел, как и хитрить.
– Ну, батенька, – Олаф развел руками, – это не ко мне. Скатерть принадлежит… – волшебник с хитрецой глянул на Тимку и Боню. – Кто из вас нашел ее и первым потребовал еды от скатерки?
Тимка и Хозяйственный переглянулись.
– Искали вроде бы вместе, это я помню, – Боня в задумчивости подергал себя за ус, – а вот кто первым…
– Он – первым! – ткнул Боню пальцем в бок Тимка. – Точно он. Еще завтрак королевский себе затребовал, с консервами и салатами.
– Я так и думал, – непонятно с чем согласился волшебник. – Значит, скатерть твоя. Тебе и решать! – он подмигнул Хозяйственному.
– А чего там решать, – Бонифаций пожал плечами. – Мне его свисток и даром не нужен, у меня лишь одни неприятности от той свиристелки были. И скатерка теперь нам вроде бы без надобности… Эх, забирай ее себе просто так, чего уж там, – Боня дружески хлопнул гномьего короля ладонью по плечу. – Бери на память! Для хорошего человека… гнома то есть, ничего не жалко. Тем более Тимке такой молоток отковал!
– Благодетель, – прочувственно сказал Добуц, приподнялся на цыпочках и неловко чмокнул Боню в щеку, – большое тебе гномье спасибо от меня и от моего народа. Век помнить будем! А то и два, – гномий король поспешно, пока не передумали, присел на корточки и убрал со скатерти всю посуду, после чего сложил скатерку в несколько раз и надежно спрятал ее у себя на груди. – Я пошел, – гном встал и церемонно поклонился, – дела, знаете ли. Наковальню убрать надо, молотки. Опять же ребятишек моих надолго без надзора тоже оставлять нельзя. Взбунтуются. – Добуц погрозил кулаком далеким, залитым лунным светом горам. – Небось празднуют сейчас, ракушечную воду пьют! Ну я им всем, – гном хотел было привычно огладить свою бороду, но вспомнив, что нынче он бритый, вовсе осерчал:
– Бритье это дурацкое тоже запрещу, – пообещал он сам себе под нос и собрался уходить, но Тимка остановил его:
– Скажите, гражданин-король Добуц, а зачем вам скатерть нужна? В самом деле, зачем? Что у вас, продуктов, что ли, не хватает?
– Хватает, – ответил гном, довольно похлопывая себя по оттопыренной груди, – и скатерти-самобранки у нас тоже имеются. Но ни одна из них не делает гномий бальзам долголетия! – Добуц помахал всем рукой. – Счастливого полета. Будете в наших краях – заходите, милости прошу, – бодрым шагом, прихватив по пути наковальню и молотки с щипцами, гном направился к горам. И вскоре пропал в темноте.
– Сильный дядька, – уважительно заметил Тимка, – все с собой в охапке унес. Теперь с драконами будем прощаться? – мальчик с ожиданием поглядел на Олафа.
– Пожалуй, нет, – волшебник легонько стукнул по сундуку кулаком, крышка с готовностью распахнулась. – Не до нас им сейчас! Они там наверняка золото из пентаграммы уже выгрызают. А драконы, наевшиеся золота, крайне опасны. Они…
– Знаем! – задорно крикнул Тимка, – проходили, – и полез по откидной лесенке в сундук-самолет. Хозяйственный, подобрав мантию и нацепив корону на руку, последовал за мальчиком.
Олаф последним влез в сундук и закрыл за собой крышку. Наглухо.
Глава 18
Сказка не кончается!
Внутри сундука оказалось неожиданно уютно: было чисто, пол устилал ковер, а вдоль стен располагались мягкие откидные полки, как в настоящем железнодорожном вагоне. Над полками светились желтые неяркие плафоны – то ли заколдованные светлячки, то ли красиво оформленные гнилушки. Но света они давали достаточно.
Имелась и внутренняя откидная лесенка, по которой все и спустились в комфортабельный салон, изнутри больше похожий на небольшую жилую комнатку с низким выгнутым потолком, чем на внутренность сундука. Одна из стенок была закрыта полками, на которых лежали знакомые Тимке предметы: рубиновый посох, раскрашенные глиняные маски, оловянные обезьянки, песочные часы. И много чего еще лежало, знакомого и не очень.
– Славная обстановка, – зевая, сказал Хозяйственный, – уютная. Знаете, я чуток полежу, хорошо? – не дожидаясь ответа, он завернулся в мантию и прикорнул на своей полке. И сразу уснул. Даже корону с руки не снял.
– Чего это с ним? – забеспокоился Тимка. – Неужели заболел? Этого еще не хватало. Боня! – мальчик принялся тормошить Хозяйственного. – Проснись! Что с тобой?
– Оставь его, – волшебник провел рукой по стене и сундук ощутимо покачнулся, взлетая в небо. – Я вообще удивляюсь, как он до сих пор не свалился! В драконьем облике Бонифацию сон был не нужен, а вот теперь организм наверстывает свое. Не трогай его, не надо, – Олаф огляделся. – Нига, ты где?
– Здесь я, – на одной из полок сигнально пыхнуло белым светом, – на месте!
– Иди, голубушка, ко мне, – волшебник протянул руку, – ты перевод сделала, как я просил?
– Насколько смогла, – Нига перелетела с полки в руку к Олафу.
– Тэ-экс, – сказал волшебник, раскрывая чудесную книжку, – почитаем… Тим, может, ты хочешь посмотреть, где мы летим? Говори, не стесняйся.
– Конечно, хочу, – Тимка радостно подпрыгнул на своей полке. – А можно?
– Можно, – улыбнулся Олаф, – разумеется.
И в тот же миг стены и пол сундука стали прозрачными: у Тимки захватило дух от неожиданности. Он лег на полку, уперся подбородком в кулак и стал смотреть.
Позади, откуда они летели, полыхало оранжевое тревожное зарево – там драконы праздновали победу над Змеей. То есть лопали золото. А сама Змея черной палкой торчала посреди зарева, стеклянно отблескивая пожарным пламенем. Словно каменная пещерная сосулька, выросшая из земли.
Тимка глянул вниз: они как раз проплывали над гномьими горами. Горы были темными, угрюмыми. За исключением лишь той горы, у которой Змея и Дракон когда-то снесли верхушку – мальчик успел заглянуть в обезглавленную гору, пока сундук пролетал над ней. Там, в глубине, тоже кипела жизнь, и тоже бурно: внутри горы что-то то и дело вспыхивало и радужно переливалось.
– Одно из двух, – сказал вслух мальчик, – либо гномы здорово гуляют после ракушечной воды, либо Добуц начал борьбу за поголовную бородатость, – и засмеялся, представив себе, как гномий король вприпрыжку гоняется за своими подданными и старательно уговаривает их больше не бриться. С молотом наперевес.
– Ты что-то сказал? – Олаф оторвался от книги, внимательно посмотрел на мальчика.
– Да это я так, – смутился Тимка, – пошутил.
– Слушай, Тим, – волшебник закрыл книгу и бережно положил ее рядом с собой, – я вот о чем хотел тебя спросить. Ты только не удивляйся, вопрос, конечно, странный… Вы действительно взяли вашу скатерть-самобранку именно из этого сундука? – Олаф повел вокруг себя рукой.
– Да, – Тимка сел, свесил ноги вниз. – Только сундук тогда иначе выглядел. Гораздо хуже! И лесенки внутри не было.
– Это неважно, – отмахнулся волшебник, – пара заклинаний, и все в порядке – и чисто, и уютно, и лесенка появилась… Так говоришь, в сундуке нашли? Понятно. А ты знаешь, что скатерти-самобранки здесь никогда и не было? – Олаф закинул ногу на ногу, устроился поудобнее. – Шут, мой развеселый резиновый помощник, когда составлял список найденных в замке вещей, по незнанию зачислил в волшебные скатерти и отрезок обычной материи. Половую тряпку, если уж точно. И положил ее в сундук вместе с остальными находками, случайно. Я ему на это указал, но убрать тряпку он не успел. По понятной причине, – Олаф многозначительно подвигал бровями. – Из-за того, что ты нас заколдовал. Кстати, а где зрачковый камень? Что-то я его давненько у тебя не видел.
– Нету камня, – расстроенно ответил мальчик, – Змея съела. Я его в нее уронил! С концами, теперь не достать, – и зашмыгал носом от горьких воспоминаний.
– Ну-ну, не расстраивайся, – поспешил успокоить Тимку волшебник, – так и должно было случиться. Волшебные вещи, особенно если они сильные и по-настоящему опасные, как правило, куда-то исчезают после их главного использования. За ненадобностью. Или надежно теряются, или рассыпаются в прах – такова уж их судьба! Таков, понимаешь, закон любого волшебства. А насчет половой тряпки, ставшей вдруг скатертью-самобранкой…
Есть у меня подозрение, что наш Хозяйственный довольно талантливый волшебник! Только необученный. Тайный. Который и сам не знает, что может колдовать… Видишь ли, Боня попросту был абсолютно уверен, что найденная вами тряпка и есть настоящая скатерть-самобранка! Вернее, половина скатерти. Но настоящей. И был настолько уверен, что тряпка и впрямь стала волшебной скатертью! От такой его великой уверенности… Ты, кстати, за Хозяйственным каких-нибудь странностей в последнее время не замечал? – Олаф посмотрел на спящего тайного колдуна. Колдун что-то пробормотал во сне и натянул мантию себе на голову.
Тимка задумался. И сразу вспомнил и летающий тапок, который не должен был носить на себе тяжелого Бонифация, но носил, когда тому это очень потребовалось. И оглушительный свист гномьей ракушки, после которой Огник превратился в царя драконов. Все сходилось!
– Вот это да, – только и сказал мальчик, – елы-палы, надо же, с кем это я связался! – и рассказал обо всех этих случаях волшебнику. Подробно и в лицах. Иногда даже привирая от усердия.
– Что ж, – дослушав Тимку, решительно произнес Олаф, – давно я собирался найти себе толкового ученика. А он, получается, сам на меня вышел! Значит, так и должно было случиться. И, значит, быть теперь Бонифацию Хозяйственному не королем, а начинающим магом! Учеником волшебника. И неплохого волшебника, надеюсь. – Олаф смущенно рассмеялся:
– Однако! Сам себя не похвалишь, кто же тебя тогда похвалит? – и вдруг удивленно округлил глаза, глядя мимо Тимки. – О, а это что за чудо с парусами? Вон, рядом с нами летит.
Тимка повернул голову: неподалеку от сундука, хорошо видимая сквозь его прозрачную стенку, по небу плыла большая яхта на раздутых парусах. Луна золотила ее высокие мачты, сквозь призрачный корпус просвечивали яркие звезды; корабль уверенно шел к одной, ему лишь ведомой таинственной ночной цели.
– Ах, это, – замялся Тимка, – Да так… Местное явление природы. К дождю, наверное, – и постарался направить разговор на что-нибудь другое, что-то ему не хотелось сейчас рассказывать волшебнику о своем неудачном путешествии на пиратской «Черепушке». Настроения не было.
– Скажите, уважаемый Олаф, а Нига что, и вправду перевела тот древний текст? – мальчик показал пальцем на лежавшую рядом с волшебником книжку. – Неужели сумела? А о чем там говорится? Расскажите, а то я не усну, пока все не узнаю! Очень интересно.
Олаф клюнул на Тимкину приманку. Он тут же раскрыл книгу и стал с ученым видом объяснять мальчику о сложностях перевода с древнего, малоизученного языка на современный, понятный всем. Волшебник так увлекся, что перестал обращать внимания на воздушную яхту и Тимка облегченно вздохнул. Потому что на призрачную палубу высыпали из трюма призрачные пираты и стали грозить в сторону сундука кулаками, показывать языки и кукиши. Хулиганить стали. Но оно и понятно – пираты, они и есть пираты! Даже привиденческие.
Тимка очень обрадовался, когда ветер переменился и хулиганская яхта сменила курс, резко уйдя в сторону и затерявшись среди звезд. Ему вовсе не хотелось, чтобы Олаф видел все это безобразие: волшебник был человеком добрым, но мог бы и рассердиться. А рассерженные волшебники народ непредсказуемый! Мало ли что тогда могло случиться.
– Э, да ты меня совсем не слушаешь, – огорчился Олаф. – Впрочем, я сам виноват, перестарался с научной стороной дела! Короче, из того, что смогла перевести Нига, следует, что и драконы, и гномы были созданы древними волшебниками в нашем мире лишь с одной-единственной целью: для изготовления стеклянных ключей-молоточков. Представляешь, какой удар по самолюбию? И для драконов, и для гномов. Особенно для драконов… Нет, такие новости ни в коем случае нельзя им сообщать, – Олаф с невеселым видом закрыл книгу.
– А, ерунда, – Тимка потер слипающиеся глаза. – Какая разница, кто кого создал и для чего. Главное, что создал! Живи себе и радуйся, – мальчик украдкой зевнул.
– Ты не понимаешь, – завелся волшебник, – здесь вступают в силу морально-этические нормы взаимоотношения целей творцов с возможностями созданных ими существ! Незнание истинной цели своего предназначения дает драконам и гномам право выбора своего собственного жизненного пути, что в свою очередь, рассматривая с философской точки зрения… – Олаф опять увлекся и перешел на мудреный язык, понятный Тимке не больше, чем тот, древний. С которого Нига переводила. Мальчик сонно похлопал глазами, попытался принять умный, понимающий вид, но ничего не получилось – ровно через полминуты он крепко спал. Сидя. И ему снились странные непонятные сны. Наверное, философские…
Утром сундук приземлился возле одинокой горы, где находилась пещера лохматого дракона Каника. В которой была единственная свободная Дверь Путешествий.
Тимка первым вылез из сундука. Пока Хозяйственный и Олаф неспешно выбирались за ним следом, мальчик успел несколько раз обежать вокруг летучего вагончика, туда и обратно – просто так, чтобы поразмяться. Успел вволю надышаться свежим воздухом, кинуть камушком в юркую ящерку, подфутболить пару зрелых одуванчиков и накарябать на стенке сундука найденным тут же гвоздем – «Тим». Подумал и добавил: «и Боня». Дальше карябать было нечего, и Тимка побежал к горе. Вытерев ноги о половичок, брошенный у самого входа, мальчик вошел в знакомую пещеру.
Здесь все было как и прежде: высокий темный потолок, стены, ярко блестящие желтыми хрустальными крапинками; громадный, в человеческий рост камин с разожженным в нем костром, необъятный буфет в глубине пещеры и, конечно же, дубовый стол напротив входа. На краю стола, в дальнем углу, стояла просторная птичья клетка, накрытая темным платком, – в той клетке жил дедушка Каника, маленькая бескрылая ящерка.
За столом, как в день их первой встречи, в глубоком плюшевом кресле сидел славный дракон Каник и зубасто улыбался Тимке. Однако на этот раз дракон был одет несколько иначе – не было на нем ни памятной красной жилетки, ни синего берета с хвостиком, а имелись у Каника алая лента через грудь с тяжелой золотой звездой посредине, и парадная генеральская треуголка, лихо нахлобученная на правое ухо.
– Привет, – дружелюбно пророкотал дракон, приподнимая лапой треуголку, – с приездом! Рад, понимаешь, тебя опять видеть, живого и здорового.
– А уж как я рад тебя видеть! – завопил Тим, кидаясь в обход стола. – Такого же лохматого, как и раньше! А то мне всякие бронечешуйчатые просто ужас как надоели. Надеюсь, ты золото не ешь? – и мальчик с разбегу запрыгнул к дракону на колени. Правда, для этого Канику пришлось немного помочь Тимке, подсадить его, но это уже было неважно, потому что фиолетовый дракон оставался таким же лохматым, теплым и добрым. И это было самое главное! А то Тим так боялся, что за время, пока он не видел Каника, дракоша покрылся чешуей и стал грызть золото вместо пряников.
– Золото? – удивился дракон. – Я что, с ума сошел, что ли? У меня, понимаешь, пирогов хватает, с чего это я вдруг железки всякие кушать буду. Э, да ты, верно, голодный! То-то всякая ерунда тебе в голову лезет. Сейчас чай заварю. Или кофе. Ты чего хочешь-то?
– Всего! – крикнул Тим, зарываясь лицом в теплую сухую шерсть на драконьей груди. – И с сахаром. И с пирожками.
– Бисквит подойдет? – дракон аккуратно посадил мальчика на стол. – Лимонный есть, с корицей и изюмом. Будешь? – и направился к буфету.
– Буду, – кивнул мальчик, – я все буду. Как же я давно тебя не видел! Целую вечность.
– Ага, про вечность заговорили, – входя в пещеру, радостно сказал Хозяйственный, – значит, сейчас кофе пить будем. Под кофе только о вечности и говорить, очень он к тому располагает. Особенно ежели кофеек крепкий и горячий. А под чай лучше о нынешних делах беседовать! О приключениях разных, о победах.
– Тогда чай, – решил дракон и забренчал в буфете чашками. – Очень я, понимаешь, послушать вас хочу. Ждал, ждал и дождался. Наконец-то! – Каник расставил гостевые чашки на столе, для себя поставил здоровенную ведерную кружку. Тимка решил, что сидеть на столе среди чашек как-то неприлично, и спрыгнул на пол. Хозяйственный тем временем принес откуда-то из дальнего угла пещеры пару крепких табуретов и водрузился на одном из них, небрежно бросив мантию себе на колени, вместо салфетки. Корону он уже успел где-то оставить и потому сидел простоволосый, то и дело ероша пятерней свою рыжую шевелюру.
– А где Олаф? – Тимка взгромоздился на табурет, глянул в сторону входа. – Почему его нету?
– Сейчас будет, – Боня взял чашку, в которую дракон успел налить крепкого ароматного чая из здоровущего мятого чайника. – Сундук свой инструктирует. Куда ему лететь… А, вот и Олаф, – Хозяйственный развернулся на табурете, ливанув на мантию чай, – чайку не желаете?
– С удовольствием, – волшебник подошел к столу, движением мизинца создал рядом с собой уютное глубокое кресло с высокой спинкой и с удовольствием погрузился в него.
– Итак? – дракон оглядел гостей. – Жду, понимаешь, подробного рассказа. Горю от нетерпения! – и основательно хлебнул чаю. Видимо, решил вовремя притушить этот свой огонь нетерпения, пока тот его совсем не спалил.
– Значит, так, – сказал Хозяйственный, глядя на дракона поверх чашки, – после того, как мы с тобой расстались… – и приступил к длительному, очень и очень подробному повествованию. Как его и попросили.
Тимка с интересом слушал Бонин рассказ, не забывая при этом и про чай с бисквитом. Слушать Хозяйственного было интересно – мальчик словно по новой переживал все свои приключения. А порой даже узнавал что-то новое, то, чего он сам не заметил, но зато увидел и запомнил Бонифаций. Иногда Тимка вклинивался в повествование и дополнял его своими переживаниями, но это было нечасто – Боня оказался хорошим рассказчиком.
– Здорово, понимаешь, – с завистью вздохнул Каник, когда Хозяйственный закончил долгий монолог, – кто другой рассказал бы, не поверил, уж больно все неправдоподобно. Особенно про драконов. Это что же выходит, что я тоже летающим стану? Просто фантастика какая-то.
– Не скоро, но станешь, – заверил его Тимка, – а пока что ты еще маленький! Может, немного постарше меня, по драконьим меркам, но не взрослый.
– А я себя в старички, понимаешь, записал, – развеселился дракон, – думал, скоро усыхать буду. Как мой дедушка, – и бросил теплый взгляд на птичью клетку.
– Кто тут сохнуть надумал? – хрипло спросил Олаф из глубины своего кресла. – У кого цветы повяли?.. Ох, это я что-то не то сказал, – волшебник громко зевнул, прокашлялся. – Я, видите ли, нечаянно уснул. Ночь была бессонной, извините… Так. Вы все обговорили? – волшебник вылез из кресла, с удовольствием потянулся. – Ну-с, – Олаф посмотрел на мальчика, – ты готов? Пора, братец, домой. Пора.
– Уже? – огорчился Тимка. – Что-то слишком быстро.
– Правильно! – стукнул Хозяйственный по столу кулаком, – нечего торопиться. Оставайся! Годик-другой поживешь в моем дворце, покоролевствуешь за меня. А то я, оказывается, учеником у Олафа стал, ни с того ни с сего. Я, конечно, объяснил нашему волшебнику, что маг из меня никудышный, глупости все это, да он и слушать меня не хочет. Живи, говорит, у меня и колдовскому делу учись! Ладно, уважу человека, что поделаешь… Как, Тим, согласен? Будешь королем?
– Я бы, конечно, согласился, – уныло ответил мальчик, – да за два года я все, чему учился в школе, позабываю. И вырасту так, что ни папа, ни мама меня не узнают. За чужого примут. Не хочу быть чужим! Деваться некуда – я пошел домой. Чао! – и Тимка, загребая ногами по полу, поплелся к далекой двустворчатой золотой двери.
– Эй-эй, а переодеться? – торопливо напомнил Олаф. – Вещи-то твои я сохранил! И ключи от дома.
Тимка, не оборачиваясь, лишь вяло махнул рукой в ответ, мол, ерунда это все. Пустяки. И тут же почувствовал, что одет во все новое. Вернее, в старое, в чем когда-то попал в этот мир. И через плечо вдруг повисла тяжелая сумка, большая и туго набитая.
– Я туда все твои вещички собрал, – заботливо пояснил волшебник, догоняя мальчика, – которые ты у меня в замке позабывал. И еще кое-что положил – от Бонифация. На память. Ну что, давай прощаться?
– Ага. Прощайте, – жалобно сказал Тимка и потер мокрые глаза. Плакать он вовсе не собирался, но как-то само собой получилось… Непредвиденно.
– Выше нос, победитель, – тихо произнес подошедший к мальчику Хозяйственный, весь в белом, но почему-то без мантии, – все будет хорошо, уж поверь мне, – и крепко обнял Тимку. Каник, громко топоча, приблизился к мальчику и, тяжело вздохнув, молча потрепал Тимку по голове мохнатой лапой-рукой. И отвернулся – похоже, глаза у него тоже были на мокром месте.
– Ну вот, – Тимка крепко потер глаза, вытер руку о штаны, – все как в прошлый раз. Опять вы со мной прощаетесь… А вдруг и теперь хрустальный молоток не сработает? – с надеждой спросил Тимка сам у себя. – Ну-ка, – и пошарил по карманам куртки. – А молотка-то и нету! – радостно сообщил всем мальчик. – Тю-тю молоток. Пропал! – и засмеялся.
– Вот он, – Олаф с печальным видом протянул Тимке красный молоточек, который держал в руке, – я его вынул из твоего кармана, когда одежду на тебе менял. Ты уж извини, что я его не потерял, – волшебник виновато развел руками. Мальчик с неохотой взял протянутый ему молоточек, прижал его к груди.
– Я помню, что в прошлый раз, именно на этом месте, сказал: «Неужели я вас больше никогда не увижу?» – задумчиво произнес Тимка, – а мне кто-то ответил…
– Никогда не говори «никогда», – хором отчеканили Олаф, Боня и Каник, переглянулись между собой и расхохотались.
– Вот так оно лучше! – обрадовался Тимка, повернулся к золотым створкам и сильно стукнул по ним молоточком. По тонкой щели стыка. И молоток не разбился, не рассыпался в пыль, как должен был бы после открывающего удара! А остался у мальчика в руке, целый и невредимый.
Створки неспешно раздвинулись, скользя по стенам пещеры – за ними открылись обшарпанные дверцы обычного лифта стандартной многоэтажки. Лифта из Тимкиного подъезда.
Тим протянул руку к кнопке вызова и, не оглядываясь на друзей, нажал ее. Дверцы лифта раскрылись и мальчик вошел в тускло освещенную кабину. Тимка все же обернулся, отсалютовал всем молоточком и нажал кнопку своего этажа; дверцы с лязгом закрылись. Последним, что услышал мальчик, был деловитый голос дракона:
– А теперь, может, по кофейку? Я мигом…
…Тимка вошел в свою комнату. За окном был все тот же яркий летний день – день, когда он попал в волшебную страну. Раздавленный будильник все так же лежал на полу возле кровати, все так же мерно капала вода из крана на кухне. Словно и не было ничего – ни Закрытого королевства, ни путешествия в искаженный змеиным проклятием мир. Ни самой замороженной Змеи.
Тимка устало сел на стул возле кровати, уронил сумку на остатки будильника и замер, сгорбясь. На душе у него, непонятно почему, было плохо. Очень плохо. Словно беда с ним какая приключилась…
– Вот все и кончилось, – сказал он сам себе. – Я дома. Но почему тогда мне так грустно?
Тимка высыпал содержимое сумки на кровать и стал бесцельно перебирать вещи. Пара банок консервов с королевским гербом, скакулий кинжал, почему-то ручка от «трического» меча, драконий стаканчик. И отдельно – емкий тяжелый сверток из красной материи. Тимка развернул его: это была Бонина мантия, еще сырая от пролитого на нее чая. В которую была завернута золотая королевская корона, с бриллиантовыми украшениями.
– Чокнуться можно, – равнодушно сказал мальчик, оглядывая драгоценную находку, – ну и Боня! Ну и король-растеряха. Или он это мне специально подсунул? Как сувенир, – Тимка оттолкнул корону в сторону, взял драконий стаканчик, рассеянно покатал его в руках. Приложил к глазу…
В глубине драконьей пещеры, возле камина, за крепким дубовым столом сидели Каник, Бонифаций и Олаф. И сосредоточенно, не разговаривая друг с другом, пили кофе. Скучно пили. Наверное, думали о вечности.
– Боня! – звонко крикнул Тимка в стакан, – Олаф! Каник! – и завизжал так, что чуть сам не оглох.
Вся троица одновременно вздрогнула и с удивлением повернулась к мальчику.
И Тимка счастливо засмеялся: похоже, ничего еще не кончилось. Ничего.