Список нежных жертв Соболева Лариса

– Подруга моя модельер, вяжет сама. Отдала свои шмотки, надоели ей, – сообщила Алена, но по глазам матери заметила, что та не верит, и это обидело Алену. – Можешь не верить, но я сказала правду. Пока.

– Погоди! – спохватилась мать и умчалась в комнату, тут же выбежала в коридор. – Вот, возьми. Тут какие-то мужики спрашивали тебя, один милиционер. Оставили телефоны, просили, чтоб ты позвонила. Очень просили.

– Ага, – кивнула Алена, сунув свернутый лист в карман пальто. – Я пошла.

– Ох, Аленка, Аленка... – проворчала мать.

Она вошла в колледж, как героиня из кинофильма про роскошную жизнь. С гордостью шествовала по коридорам, отметив про себя, что мать права: набойки пора сменить, каблуки не цокают. Девчонки выпали в осадок от ее новой одежды, заставляли по двадцать раз вертеться на одном месте. И Венька пожирал ее глазами, весь день ходил за ней как привязанный. Она была счастлива.

Но после обеда кто-то принес новость, что нашли еще одну убитую. Девчонки со страху охали и ахали, а Алена поменяла планы. Она просто обязана рассказать новость Римме, успеть бы только засветло попасть к ней. Заодно продукты купит, Римма дала денег. Венька вызвался проводить ее, но Алена отказалась, не до него.

– Эмиль? Это Ольга. – Она звонила ему из своей комнаты. – Мою соседку вчера убили. Нашли ее недалеко от дома, в сквере. Боже мой, это какой-то ужас. Она меня вчера звала в бассейн, и вот... У соседей милиция. Сейчас и хозяев опрашивают.

– Оля, мы приедем.

Она аккуратно положила сотовый телефон на стол. Сцепив пальцы в замок, сидела так, пока ее не позвал дедушка.

– Я голоден, Ольга, – сказал он приказным тоном и сразу перешел на шепот: – Скажи, змея запретила меня кормить сладким?

– Я принесу, – пообещала она и принесла старику еду.

– Ты не заметила, что старики много едят? – спросил он, принимаясь за еду. Сегодня Афанасий Петрович был чист и священнодействовал за трапезой. – Да, много. И любят мясо, копчености, всякие лакомства. Короче, любят то, что нельзя. К старости появляется вкус к жизни, а основа жизни еда. Что там происходит? Столько шума...

– Убили Марину, домработницу соседей. Милиция опрашивает вашу дочь и ее мужа. Приехал и ваш внук Влас, он тоже в гостиной.

– Убили, да, – вздохнул он, словно для него это не новость.

– Вы знаете? – спросила с подозрением Оленька.

– Что именно?

– Вы видели Марину убитой?

– Я всегда видел смерть рядом с ней. Понимаешь, я с ней прекрасно знаком, от меня она не таится. Я имею в виду смерть. Она осязаема, и мое обоняние улавливает ее запах. Может показаться нелепым, но запах у нее приятный. И неудивительно, это же запах вечности, а вечность не может смердеть. Она покойна, как вечные снега. И она чиста, потому что правдива. Да, смерть и вечность правдивы. Как, ты сказала, ее зовут? Марина? Вот-вот, за глупой Мариной следила смерть. Ольга, она и тебя приметила.

– Что вы, простите, несете? – похолодела Оленька.

– Я просто откровенничаю с тобой, курица. Это осмысление того, что кажется нам запредельным. Но лишь потому кажется, что мы не пытаемся познать изнанку жизни. А это увлекательно, открывается третий глаз. Слышала про такое?

– Почему ваша одежда вчера была в крови? – напрямую спросила Оленька.

– Почему, почему... – пробурчал старик. – Не знаю! Забыл! Мне было холодно. Кыш отсюда! Кыш, кыш!

Не успела она дойти по коридору до гостиной, как он ее окрикнул:

– Ольга! Ты не заперла меня на ключ.

– Я не буду вас запирать, пусть это делает ваша дочь.

– Это что, бунт? – выглянул он из своей комнаты, но Оленька уже вошла в гостиную.

– Наша медсестра, – представила ее бледная Антонина Афанасьевна двум мужчинам в штатском. – Ольга, следователи тебе тоже хотят задать вопросы.

Мужчины попросили хозяев оставить их с Ольгой наедине. Но что она могла рассказать? Очень немногое. Однако известие о беременности Марины заинтересовало следователей, разумеется, они спросили, не знает ли Ольга, кто отец ребенка. На минуту она задумалась. Открыть чужую тайну и тем самым ввергнуть соседей в конфликт? Это нехорошо. Но убит человек. Перед смертью все равны и должны отвечать, если виноваты, а убийце нет оправдания. И она сообщила все, что знала.

– Итак, – подвел итог один из следователей, – Марина забеременела от хозяина, шантажировала его...

– Я прошу вас не делать поспешных выводов, – поздно спохватилась Оленька. – Вы считаете, что Борис Евгеньевич это сделал? Нет-нет, не говорите, я вижу, что вы так считаете. Мне кажется, вы ошибаетесь. Он слишком хорошо знал домработницу, чтобы по-настоящему испугаться и уничтожить ее физически. Он богатый человек, согласился содержать ее, купить квартиру. Раз она сразу не удовлетворила свое самолюбие и не рассказала об их связи хозяйке, значит, торговалась. Он прекрасно знал это, ему не нужно было убивать Марину.

– Да, – согласился следователь, – логика есть...

Другой мужчина пригласил хозяев, а когда те явились и заняли места в креслах и на диване, он поинтересовался, кто еще есть в доме.

– Мой отец, – ответила Антонина Афанасьевна и подалась к шкафчику, достала бумаги. – Он не в своем уме. – На этот раз Оленька не могла с ней не согласиться. Все причитания Афанасия Петровича по поводу смерти указывают на расстроенный рассудок. – Кстати, вот справки о его состоянии. Наверху живет мой сын, он инвалид, тяжелый. Поэтому мы наняли медсестру, чтобы она обеспечивала уход за обоими. Вот справки о состоянии сына, он прикован к постели. Извините, мне бы не хотелось, чтобы вы их опрашивали.

Оба следователя просмотрели документы, покивали неопределенно, на сем и закончили, так как их срочно вызвали к соседям. Ольга ушла в свою комнату, чувствуя себя разбитой после известия об убийстве Марины и виноватой, поскольку навела следствие на Бориса Евгеньевича.

Но недолго она пребывала в одиночестве. Вскоре к ней постучала, а затем вошла Антонина Афанасьевна. Она положила на стол приготовленные шприцы:

– Теперь будешь колоть по три раза на день.

– Я не буду колоть... – выдавила Оленька. Пусть ее выгонят, пусть!

– В чем дело, Ольга? – взяла строгий тон Антонина Афанасьевна. – Ты же медсестра, это входит в твои обязанности.

– Я не могу делать вливания, не зная, что ввожу ему в вену, – пыхнула Оленька.

– Хорошо, я покажу рецепты, – сдалась Антонина Афанасьевна.

– Я хочу видеть ампулы и надписи на них, – упрямо заявила Оленька.

Хозяйка закурила, разглядывая Оленьку с сожалением.

– Какая ты... – и Антонина Афанасьевна не закончила фразу. – Хорошо, открываю карты. Эти препараты привозят мне из-за границы контрабандой. Рецептура хранится в глубочайшей тайне, выпускает их на своей фабрике доктор, который нашел единственное средство, чтобы приостановить болезнь. Не вылечить, а приостановить. Стоят они безумные деньги. Я пыталась вывести формулу, но мне это не удалось, а он продает ампулы чистыми. Клинические испытания его средство прошло, его ждет Нобелевская премия. Но лечиться можно только в его клинике. Я ездила к нему с сыном, убедила продавать нам средство через третьи руки. Доктор вошел в наше положение, ведь мы должны зарабатывать на препараты, иначе они станут недоступны. Только я знаю точную дозировку, поэтому даю тебе уже наполненные шприцы. А пропускать инъекции нельзя, нарушается курс лечения. Поэтому прошу тебя, не вздумай втайне от меня не колоть его. Он будет страдать.

– Простите меня, – сгорая со стыда, сказала Оленька.

– Простить? – Антонина Афанасьевна прикурила еще одну сигарету. Она просто беспрерывно дымит! – А у меня есть выбор? Ничего не изменится, если я тебя не прощу или прощу. К тому же я понимаю твое беспокойство.

Она хотела уйти, но Оленька остановила ее:

– Почему вы не сказали следователям, что Афанасий Петрович вернулся весь в крови?

– Не знаю... – пожала она плечами. – Просто он иногда такой бред несет, мне бывает стыдно за него. Я не хочу, чтоб он кого-то подставил.

– А вы спрашивали его, откуда кровь?

– Конечно. Это кровь Марины. Он хотел принести ее домой, но не поднял, она же толстушка. Отец нашел ее уже мертвой, так он рассказал мне.

– Но, может быть, он видел, кто ее убил?

– Оля... – закатила глаза к потолку Антонина Афанасьевна, затем опустила на медсестру со словами: – Пойми, он психически нездоров, может назвать убийцей тебя, меня... кого угодно. У него событие умножается в голове на его фантазии, что за этим последует, никто не в состоянии предсказать. Иногда кажется, что он в своем уме, но это не так, поверь. К тому же, если честно, я не хочу, чтобы старика мучили допросами, пусть живет в своем мире.

Оленька осталась одна с тягостными мыслями. Стены давили, будто она замурована в этом доме. Накинув пальто, Оленька выскочила во двор. Там курил Влас.

– Я скоро чокнусь, – проговорила она.

– Немудрено, – согласился Влас. – Атмосфера в доме моей тетки располагает к умопомрачению. Я предлагал тебе уйти отсюда...

– А ты как здесь очутился?

– Антонина вызвала. Когда ей трудно, она вспоминает о родственниках. Правда, не понимаю, чем я могу помочь. Деда совестить? У меня язык не поворачивается. В няньки я не гожусь. Хочешь, отпрошу тебя на вечер, посидим где-нибудь, расслабимся?

– Не хочу. Я не умею расслабляться.

– Я научу, – сказал он с намеком.

В этот момент подъехали Эмиль и Савелий. Оперативник сразу рванул к соседям. Оленька выбежала к Эмилю, сбивчиво рассказала, что знала. Он отреагировал молчанием, лишь нервно курил. Вскоре вышел Савелий, тоже закурил, глядя на молодого мужчину во дворе, будто вспоминал, где он его видел. Влас ушел в дом.

Оленька подумала, что, может быть, и ей стоит попробовать курить? Если сигарета успокаивает, то пора хоть таким средством внести в душу равновесие. А неспокойно на душе, ах, неспокойно!

Тут из дома вывели Бориса Евгеньевича. Он бросил в Оленьку взгляд, полный ненависти, и его втолкнули в милицейскую машину. Все перевели глаза на Савелия, тот пояснил:

– Его автомобиль в крови, происхождение которой он не смог объяснить.

Прошло два дня. Два длинных, однообразных дня. Октябрь отличался от сентября теплом, но тепло не радовало Оленьку. Она выполняла свои обязанности, получила деньги за проработанный месяц, что тоже не принесло радости, хотя хозяйка честно выполнила обещание и увеличила гонорар на двести долларов.

Изредка ей доводилось слышать ссоры хозяев, однако Оленька намеренно уходила из зоны слышимости, чтобы не знать, о чем они так яростно спорят. Утром третьего дня Святослав Миронович пригласил ее к телефону. Она взяла трубку в прихожей. Звонила заведующая больничной лабораторией:

– Оля, прости, я не могла раньше позвонить. Ну, слушай, что за вещества ты принесла! У меня в лаборатории тестирование застряло, мы не смогли точно определить препараты, помогли в лаборатории наркологии. Значит, так, в шприце на пять кубиков раствор... сейчас прочту... F-SDH. Название условное, полностью формулу установить не удалось. У нас такой препарат не выпускается, да и на Западе он новый, кажется, нелегальный.

– А что это? – спросила Оленька. – Ну, хоть приблизительно.

– Это производное барбитуровой кислоты, проще – снотворно-седативное средство, но относится к наркотическим веществам. А во втором шприце метадон. Кстати, у нас в больнице однажды был случай, когда в крови обнаружили метадон. Хочешь знать, что это такое, более подробно, поезжай в наркологический центр, надеюсь, ты знаешь, где он находится. Спроси доктора Ватникова. Он примет тебя в три часа. Пока.

Пренебрегая требованиями хозяйки не покидать дом, Оленька поехала в наркологический центр, но доктора прождала целый час. Однако дождалась. Он сразу задал вопрос, в котором прозвучало неподдельное изумление:

– Где вы взяли эти снадобья?

– Случайно в руки попали, – подбирала она слова. – Поэтому меня заинтересовало, что в шприцах.

– Скажите честно, кто-то из ваших знакомых принимает эти препараты?

– Ну, в общем-то... принимает. Иногда меня просят инъекцию...

– Понятно, – перебил он. – Тогда слушайте, чтоб больше вас не просили. Если ваши знакомые постоянно употребляют F-SDH, то они наркоманы, зависимые от барбитуратов. Барбитураты по опьяняющему действию похожи на алкоголь. Но осложнения после них тяжелые. Например, эпилепсия и в результате летальный исход. К барбитуратам относятся некоторые распространенные лекарственные средства, и пременяют их с осторожностью. Однако F-SDH меня потряс. Да и метадон тоже. Ольга, их у нас нет! F-SDH – вещество новое. Если его разложить на составляющие вещества, получится название длиной в полстраницы машинописного текста. Где взяли ваши знакомые этот препарат, если он не прошел даже лабораторных исследований?! Чудеса, да и только! Одно скажу, появилось еще одно средство, которое унесет много жизней. Барбитураты настолько не безобидны, что я бы посоветовал вашим знакомым немедленно начать лечение.

– А что такое метадон?

– Метадон производят в подпольных лабораториях, как героин. Разумеется, не у нас. Был еще фильм в советское время, там как раз речь шла о метадоне, да вы, наверное, не помните. Он схож с опиатными наркотиками, но является синтетическим. Поскольку метадон приносит психологический комфорт, а также убирает ломку, то в некоторых странах – к примеру, в Дании, в Швеции – его используют при лечении от наркомании. У нас это запрещенный вид наркотика, даже врач не имеет права им пользоваться, хотя некоторые наркологи считают, что его следует легализовать, то есть лечить им, как в других странах. А некоторые категорически против, потому что зависимость наступает и от метадона. Он опасен точно так же, как и все опиатные наркотики. Совместное же употребление опиатов и барбитуратов приводит к необратимым последствиям. Мозг, сердце, печень разрушаются скоротечно. Даже обычные снотворные средства употреблять постоянно не безвредно. Вот книжечка, почитайте ее, здесь в доступной форме получите сведения о всех наркотических средствах. F-SDH не ищите, ибо не найдете, но о барбитуратах там много написано.

Из того, что сказал доктор Ватников, половины было достаточно, чтобы Оленька покрылась мурашками: она своими руками вливает Ростиславу смерть. А его мать... Это же чудовище! Вот, значит, что за препараты от лейкемии привозят ей контрабандисты!

Оленьке хотелось сразу же отправиться к Антонине Афанасьевне на работу и задать своей работодательнице несколько вопросов. Она дошла до остановки нужного автобуса, полная решимости, но, когда тот подъехал, передумала и отправилась домой.

Оленька ушла к себе в комнату и попыталась привести в порядок мысли. А кто сказал, что у Ростислава лейкемия? Ах, да! Хозяйка говорила, что у Ростика болезнь крови и ему назначена химиотерапия. Значит, мать дает сыну наркотик и снотворное-наркотик. Почему? Она не знает, что ее обманывают контрабандисты? Или прекрасно знает, чем с ее подачи медсестра пичкает сына? Что в этой ситуации делать?

Оленька принялась читать брошюру, словно обязательно сможет там найти ответы. Когда приехала Антонина Афанасьевна, она не отправилась к ней с обвинениями, а накормила дедушку, дала ему таблетки и вновь вернулась в комнату изучать брошюру. Слышала, как после ужина хозяйка проверила надежность запоров на дверях и окнах, а затем ушла к себе.

– Вот здесь, на этом месте, произошло пятое убийство в прошедшую среду. Как обычно, убийца выбрал темное время суток и безлюдное место, – вещала с экрана Варвара с озабоченным лицом. – Именно здесь, неподалеку от сквера, обнаружили труп первой жертвы. Ее нашли в том полуразрушенном доме. Обратите внимание, уважаемые телезрители. Это Баррикадная улица, она отличается от других улиц города шириной и большим количеством зеленых насаждений. В сквере, который не поражает воображение размерами и не является отдаленным от жилых кварталов, убили пятую женщину. Правда, поначалу был и первый подозреваемый, но его, по нашим сведениям, сегодня выпустили под подписку о невыезде. Дать комментарии прокуратура отказалась, и можем только гадать, что произошло. Но догадки не могут быть фактами. Остается открытым вопрос: кто будет следующей жертвой маньяка. Следует добавить, что прокуратура, не желая говорить правду горожанам, способствует возрастанию паники. С вами была Варвара Шубина.

Борис Евгеньевич не отрицал, что ездил к бассейну, но полностью отрицал причастность к убийству, несмотря на мотив. На момент убийства у него есть алиби! У бассейна он встретил знакомых – супружескую пару, с ними поехал в бар, где находился до двенадцати часов ночи. И это действительно подтвердили двое посторонних свидетелей – бармен и вышибала. А Марину убили примерно в десять-одиннадцать. Но кровь на машине принадлежала домработнице. Каким образом она попала на крыло автомобиля Бориса Евгеньевича, он не мог объяснить. Его отпустили, но подписку о невыезде взяли, так сказать, в интересах следствия.

Римма подарила Алене еще и костюм, связанный уже на вязальной машине, но отделанный потрясающей вышивкой с аппликациями. Как никак, Алена спасла Римму от смерти, что уже не вызывало сомнений. Ко всему прочему, освободила от походов по рынкам и магазинам, дала возможность не покидать квартиру. Алена принимала подарки с королевской благосклонностью.

А девчонки в колледже от зависти попадали, когда Алена пришла на занятия в новом костюмчике, который ни за какие деньги не купишь. К тому же она не преминула похвастать, что Римма обещала посодействовать и ее фотографии в эксклюзивных вязаных одеждах поместят в журнале. Уже сделано несколько снимков дома у подруги-модельера, Алена сбегала в фотоателье и принесла фотографии в колледж. Девчонки расхватывали фото, вырывая из рук, глаза их завистливо блестели.

Алене было приятно. Приятно, что не она завидует, а ей завидуют. Весь день находилась в центре внимания! Девчонки набивались в подруги, наверное, мечтали, что Алена их познакомит с Риммой и они тоже попадут в журнал. Ага, разбежалась она знакомить этих уродин! Кто ее проституткой называл, кто? Вот-вот, а теперь с проститутки пылинки сдувают. Однако от повышенного внимания к концу дня Алена устала, мечтала уже попасть поскорее к Римме и рассказать, какой фурор она произвела. Но пришлось задержаться.

Активистов колледжа в принудительном порядке пригласили в кабинет профкома и давили на их совесть. На начало ноября планируется вечер, а делать его никто не хочет. Опять ныли педагоги по воспитательной работе, что все студенты колледжа инертные, ни к чему не стремятся, их государство учит и тратит деньги, а они... Алена чувствовала, что засыпает. А длинную нудную прелюдию педагоги развернули по поводу... вечера смеха. Почему не первого апреля должен вдруг состояться вечер смеха, как у всех нормальных людей, а в ноябре? Одному черту известно. Так решило руководство. Алена, невинно хлопая глазами, посмела поставить условие:

– Я буду только ведущей. У меня уже и платье готово.

Некоторые девчонки зло сузили и без того некрасивые глазки – а еще в подруги набивались! – но все остальные согласились, что лучше Алены ведущей быть не может.

Ее отпустили, так как программу и тексты дадут потом, когда напишут сценарий. Алена вприпрыжку побежала по лестнице, не снимая с личика торжествующей улыбки. Пляшут и поют пусть дураки, которым времени не жалко, а она попросит у Риммы одно платье... и все, весь зал ляжет.

– Алена! – окликнул ее Венька на улице.

Он появился как нельзя кстати! Поздно, темно, не ровен час, маньяка повстречаешь. Девушка подошла к ухажеру той танцующей походкой, которую подметила в одном фильме и которую попыталась скопировать. Было тепло, вязаное пальто Алена не застегнула, и оно колыхалось вокруг ее щиколоток мягкими фалдами. А как здорово смотрится облегающая юбка-макси бордового цвета на серо-голубом фоне пальто! Алена наградила Веньку улыбкой, которую долго репетировала перед зеркалом и знала: она обворожительная. Тот ответил натянутой улыбкой и предложил погулять. Вдруг из темноты вынырнул еще один парень, курсом старше. И они отправились гулять неторопливым шагом втроем. Сначала на Бродвей.

Главная улица города кишела праздношатающимися людьми, в основном молодыми. Реже встречались, по мнению Алены, пожилые – лет по сорок, и уж совсем редко – глубокие старики лет по пятьдесят. Троица постояла у киноафиш единственного кинотеатра, сохранившегося из прошлой жизни, но цены на билеты оказались не по карману ребятам. Было решено купить по банке пива, зайти в парк и посидеть на скамеечке, ведь больше нигде не посидишь. Алена взглянула на часики – девять. И с ребятами хочется потрепаться, и с Риммой увидеться. Всего хочется!

В городском парке посидели с час, потом Алена сказала, что ей пора. Ребята вызвались проводить, тем более что живет Римма не так уж и далеко. Возник небольшой спор, какой выбрать маршрут. Венька предложил через лаз в ограде парка, потом по переулкам, и еще угол можно срезать, если пройти через обувную фабрику, которая давно стоит в простое.

– Не хочу по темноте ноги ломать, – возразила Алена. – И потом, мало ли на кого нарвемся. Мне приключения не нужны.

– Ты прикинь, сколько топать в обход, – убеждал Венька, второй парень помалкивал, предоставив право решать другу и Алене. – Чего ты боишься? Нас трое! Двое мужчин!

Разумеется, он прав. Кто б ни встретился – отобьются. Алена согласилась, и вскоре они покинули парк, вышли через переулки к фабрике. Территория мала, но там сейчас запущенно. Если б не фонари, сиротливо горевшие и на фабрике, Алена ни за что не рискнула бы пересекать ее территорию даже с ребятами. Через каменную и полуразрушенную кирпичную кладку заграждения пришлось перелезать. Ребята помогали Алене в длинных одеждах преодолеть препятствие, наконец все очутились на территории фабрики. Двинули по неровной площадке. Здесь будто специально рыли ямы и бросали кирпичи, чтоб люди шеи сворачивали! Когда прошли половину пути, Венька предупредил:

– Дальше котлован, что-то строить собирались. Обойдем его, вон через тот сарай.

– И зачем я согласилась? – проворчала Алена, но поплелась за Венькой.

– Я здесь с пацанами в детстве гулял, – похвастал тот. – А сторож нас гонял.

Вошли в насквозь продуваемое, видимо, бывшее складское помещение, а может, здесь когда-то стояли станки. Прошли до середины, и тут... парни набросились на Алену.

– Вы что?!! – заорала она, отбиваясь. – Чокнулись? Пустите, уроды!

Но их было двое, они оказались сильнее и, кажется, подготовились. Неизвестно откуда достали веревку, привязали Алену за руки к балке.

Варвара потухла, недавней бравады как не бывало. Она сидела притихшая, слушала мужчин, не открывая рта. Эмиль, обхватив пятерней подбородок, смотрел на фотографии новой жертвы, разложенные на столе. Савелий сидел на подлокотнике кресла и курил, а Лешка неторопливо пил из большой чашки чай.

– Ну и что скажешь? – повернул голову Эмиль к Савелию.

– Это он, – ответил тот. – Почерк один к одному. Я хотел сказать, метод убийства похож. Дело в том, Эмиль Максимович, что колющие и режущие раны тоже имеют индивидуальные особенности, как отпечатки пальцев. Но теперь в вашей версии появилась пробоина. Домработница не участвовала в конкурсе красоты, не получала приз. Значит, вычислить его невозможно, пока он не исчерпает свои ресурсы.

– Как же ловили других маньяков? – вступил в диалог Лешка.

– А вот так и ловили, – развел руки в стороны Савелий. – Примерно как мы, методом тыка. Некоторые серийники, пока их ловили, успевали тьму народа завалить. Одни выбирали места нападения, далекие друг от друга, другие орудовали только в одном городе. Кстати, те, кто выбирает локальное место, попадаются быстрее, значит, есть надежда, что и этот засыплется.

– Ну что ж, – решительно встал Эмиль, но с места не двинулся, продолжая смотреть на фотографии. – Давайте-ка еще раз перечислим, что мы имеем.

– Пять трупов, – по-дурацки сострил Лешка.

– Перестань, – осадила его Варвара, перспектива перед которой открывалась весьма удручающая.

– Итак, – повысил голос Эмиль, призывая к вниманию. – Рената, Инга и... – он сделал небольшую паузу, – Симона участвовали в конкурсе. Это дало нам право думать, что выбор убийцей жертв не случаен. В подтверждение данной теории хочу добавить. Конкурс был в начале августа, а первый труп нашли тридцать первого августа – Ренату. Не кажется вам, что он сначала следил за девушками? Узнавал, где те живут, где бывают, когда возвращаются домой, на каком транспорте ездят...

– Маловато времени для изучения, – вставил Савелий. – Но, может, он перемещаться в пространстве умеет... Я уже ничему не удивлюсь.

– Думаю, в пространстве он перемещаться не умеет, – сказал Эмиль, – но наверняка владел информацией, кто и где живет, чем занимается. Иначе, если жертвы не случайные, а я почему-то в этом уверен, то действительно за неполный месяц отследить трех девушек трудно. Далее. Психолога он наказал. Теперь домработница... – Эмиль взмахнул руками, что означало – не знаю.

– Домработница убита так же, как и первые две, – сказал задумчиво Савелий. – То есть изнасилована, исколота ножом. Еще один факт говорит, что все три убийства – одних рук дело... Варька, не вздумай в своих репортажах об этом ляпнуть, тогда я тебя точно убью. Спермы нет. Это фантастика, но он предохранялся!

– Ничего себе... – буркнул Лешка. – Что, маньяк – и такой чистоплюй?

– Не могу объяснить, – сказал Савелий. – Маньяк на то и маньяк, что он не владеет собой в момент возбуждения, а этот... Сначала режет жертву, а когда она обессилевает, надевает презерватив! И непонятно, как появилась кровь на машине хозяина Марины. Он приехал домой после двенадцати. Значит, когда остановился перед гаражом – а гараж на дистанционном управлении, – всего-то высунул в окошко руку с пультом, но не выходил из машины. Должно быть, именно в этот момент убийца вымазал автомобиль. Почему Борис Евгеньевич его не видел?

– Может, – подал голос Лешка, – все же он убил Марину? Ну, думал, что убил, а она еще была жива, доползла до автомобиля и взялась за крыло?

– Исключено, – возразил Савелий. – У него железобетонное алиби. А от Марины не тянулось следа, значит, она не ползла. Кстати, если б хваталась за машину, остались бы отпечатки пятерни, пальцев. А следы на машине – как будто по ней тряпкой провели, до того намоченной в крови. И еще – он не оставил своих следов. Сквер покрыт высохшей травой и опавшими листьями, для убийцы удобно. Но как-то на машине кровь появилась...

– Это значит, что убийца знал, где жила Марина... – высказала очень «свежую» мысль Варвара. Внезапно она раскричалась, обращаясь к Савелию, посмотревшему на нее с чувством превосходства: – Что ты уставился! Не дослушает до конца...

– Т-с-с! – поднял руки Эмиль. – Варя, мы все на пределе, крепись, девочка. Что ты хотела сказать?

– Первое, – агрессивно начала Варвара. – У Бориса Евгеньевича есть алиби, да. Но разве нельзя нанять человека, который бы сработал под маньяка? В свою очередь киллер, дабы отвести от себя подозрения, выпачкал машину Бориса Евгеньевича, то есть заказчика. В этом случае объяснимо: он подошел к автомобилю заказчика открыто, отчитался о проделанной работе, заодно получил деньги и выпачкал автомобиль. И второе! – упредила она Савелия, собравшегося возразить ей. – Если убил маньяк, значит, Марина ему мешала. Возможно, видела, как он напал на одну из девушек, или... еще что-то. Но тогда необъяснимой остается кровь на автомобиле.

– Позволь тебя все же перебить, – сказал Савелий. – Первая версия отпадает сразу. Киллер выполняет заказ, в его задачу входит убрать объект, и все. Делает он это быстро, а не насилует и садистскими методами устраняет жертву. Знаешь, даже среди киллеров мало найдется таких садюг.

– А за большие деньги? – вскипела Варвара. – За очень большие?

– Еще раз говорю: нет, – тяжело выдохнул Савелий, изображая тем самым адское терпение по отношению к ней. – Существуют характерные признаки, позволяющие относить убийство к одному человеку или разным. Это и нанесение ударов острым предметом, и величина ран, то есть ширина, глубина, наклон... и так далее. Извини, Варька, но другому человеку полностью скопировать серийное убийство невозможно. Человеческий почерк – запросто. Денежную купюру подделать тоже можно. Но не найти идентичный плоский предмет, которым убивает наш серийник. В данном деле орудие убийства – самая серьезная вещественная улика. Ее не нашли в доме Бориса Евгеньевича. Но смотри, Варька, если только ляпнешь об этом по телику, я... Серьезно предупреждаю.

– Я не дура! – окрысилась Варвара.

– Ты не дура, – согласился он скептически. – Поэтому сейчас даже писаешь под Лешкиным контролем. – Варвара открыла рот, чтобы выдать тираду, но он упредил ее жестами и словами: – Все, все, все! Я глух и нем.

– А на каком этапе прокуратура? – поинтересовался Лешка.

– На том же, что и вы, – ответил Савелий и поправил себя: – И я вместе с вами и с ними. Он должен где-то проколоться. Иначе его не поймать.

Раздался звонок. Эмиль поднял трубку и услышал:

– Это Ольга. Я прошу вас приехать за мной завтра.

– Когда?

– Чем раньше, тем лучше. Или так: часов в десять, хорошо?

– Хорошо, Оля, я обязательно приеду.

В это же время Венька, за которым табунами бегают девчонки колледжа, стоял в позе победителя, поставив руки на бедра, и рожа его цвела. Вместе с другом он привязал Алену, можно сказать, к позорному столбу, а точнее, ее спина упиралась в бетонный прямоугольный столб, а кисти были привязаны к железной перекладине. Ни дать ни взять – распятие! Венька достал фонарик, включил его и положил на каменный выступ. После этого отдал стольник другу, и тот убежал, пожелав провести хорошо время. Алена и Венька остались одни. Она пыхтела от ярости, а он ухмылялся, глядя на нее с торжеством.

– Ну, а теперь поговорим, – сказал он, вплотную приблизился к ней и цапнул пятерней за грудь. Алена изо всей силы боднула его головой. Он отскочил. – Ух, ты! Бодается! Все, крошка, этот номер не пройдет у тебя.

– Развяжи меня, козел! – заорала она.

– Щас! – хмыкнул он. – Я не за тем тебя заманивал, чтоб ты снова смылась. За все, Аленка, надо платить. Ты слишком долго меня дразнила, пора расплатиться.

– Ах, вон что! – скрипнула зубами она. – Трахнуть хочешь, да? Ну-ну, попробуй. Я даже привязанная не дамся. И вообще, у тебя хоть есть чем трахаться, а? Что-то не похоже. Ты же ноль! Какой из тебя мужик, если ты не смог меня расшевелить, чтоб я добровольно сдалась тебе?

Разве способен нормальный мужчина вынести подобные насмешки и оскорбления? Алена больно ударила по Венькиному самолюбию. Яростно скрипнув зубами, он кинулся на нее, да только она сопротивлялась, как осьминог, отбрыкивалась ногами, коленями, повисая на руках, изворачивалась и... хохотала. Если ему удавалось прижать ее телом к столбу, он лишь поднимал юбку, путался в полах пальто и матерился.

Все же ему удалось снять с нее колготки и трусики, но дышал он после таких трудов, как лошадь после длительных скачек. Тем не менее одышка его не остановила, он снова прижал Алену телом и попытался вставить между ее ног колено. Тут уж девушке стало не до смеха, Алена отбивалась, стиснув зубы. Но он был сильнее, да и положение у них неравное. Вот если б она не была привязана, его бы мама родная не узнала. А Венька, видя ее бесплодные попытки увернуться, исторг не то короткий хохот, не то вопль изголодавшегося самца и начал расстегивать джинсы.

– Если ты это сделаешь, пожалеешь, – прошипела Алена.

– И что будет?

– Яйца тебе отрежу, учти!

– Ха-ха... – и хохот его вдруг резко оборвался.

Он замер, затем захрипел... и свалился к ногам Алены! Она смотрела на него в полном недоумении: что произошло? Когда подняла глаза, едва не вскрикнула от неожиданности. Напротив стоял мужчина. Алене показалось, что она видела этого человека. Человека, но не его лицо. И сейчас оно было скрыто мраком, ведь от фонарика мало толку.

Алена вновь опустила глаза вниз. Венька лежал, не шевелясь. Почему он лежит, что с ним сделал этот человек? Она не понимала. Мужчина наклонился и почти сразу выпрямился. Алена увидела нож в его руке весь в темных потеках. Кровь! Значит, он вынул его из спины Веньки.

Вот теперь Алене стало по-настоящему страшно, перед глазами все поплыло. А мужчина вытер нож о ее грудь, приставил лезвие к горлу, касаясь кончиком ямки у ключиц...

Оленька звонила из прихожей на домашний телефон Эмиля. Являясь человеком щепетильным и прекрасно понимая, что мобильная связь дорогая, она подумала, что звонить с сотового телефона надо в крайнем случае. Предварительно Оленька проверила гостиную, там никого не было. Но, положив трубку и повернувшись, чтобы уйти в свою комнату, она не только вздрогнула – вскрикнула от внезапности. В прихожей стояла хозяйка. Она подслушивала телефонный разговор! Прекрасно!

– Хочешь уйти? – вымолвила сухо Антонина Афанасьевна. Отпираться было бесполезно, Оленька утвердительно кивнула. – Мы договорились, я ведь еще не нашла тебе замену...

– Вы обманываете меня, – заявила она.

– Да? И чем же?

– Вы даете сыну наркотики, – выпалила Оленька.

Антонина Афанасьевна напряглась, достала сигарету, но не закурила.

– Да, – сказала. – Я даю ему наркотики. И пригласила тебя, чтобы ты колола его профессионально, а не он сам. Дозы я строго контролирую, даю меньше, чем если бы он кололся сам. И достаю их с огромным риском, из-за чего у нас с мужем бывают ссоры. Ростику осталось немного, я продлеваю ему жизнь.

– Ничего себе – продлеваете! – вскипела Оленька. – Метадоном и барбитуратами? Хотя бы почитали, что это такое.

– Как ты узнала?

– Отдала в лабораторию ваши шприцы. Вы убиваете сына.

– Вовсе нет, – спокойно возразила Антонина Афанасьевна. – Я консультировалась на Западе, после этого придумала свой метод. Ты не знаешь, как страшно жить, когда твой ребенок угасает, не знаешь, как мучительно видеть его страдания. Мы лечили Ростислава, но безрезультатно. Через некоторое время он брался за старое и принимал все, что ему попадалось под руку. Тогда я решила сама его лечить... или скорее поддерживать. Я сказала сыну, что буду сама покупать наркотики и колоть его. Ты не представляешь, чего мне стоило уговорить его заменить одну гадость другой гадостью – барбитуратами с метадоном. Но у него нет «отходняка», нет болей, чувства дискомфорта, и он постоянно в состоянии сомнамбулы. А дозы я постепенно, по миллиграммам, уменьшаю. Об этом мой сын не знает.

– Когда вы врали? Прошлый раз, рассказывая о чудодейственном средстве от заболевания крови, или сейчас?

– Я говорила... полуправду.

– Вы не мать, вы чудовище, – бросила Оленька и хотела уйти.

– Оля, – схватила ее за локоть властной рукой Антонина Афанасьевна, – я буду платить тысячу. Останься.

– Я не работаю убийцей, – вырвала Оленька локоть. – Положите сына в клинику, ведь у вас есть деньги, и лечите, раз хотите ему добра. Спокойной ночи.

Свою комнату она не забыла запереть на два оборота ключа.

По спине Алены пробежала струйка холодного пота. Она боялась шелохнуться, даже сглотнуть слюну, иначе острие ножа сразу погрузится в горло. Прекрасно понимая, что с этим человеком шутить нельзя, что раздумывать, убивать ее или не убивать, он не будет, Алена лихорадочно искала выход. У некоторых людей в смертельно опасных ситуациях оживает вся информация, заложенная в течение жизни. В голове Алены как раз и происходило нечто подобное.

Разумеется, ее охватила паника, какой она раньше не знала, конечно, сердечко едва не разрывалось от страха, безусловно, зуб на зуб не попадал, приходилось стискивать зубы, чтобы этот человек не слышал, как они стучат. И при всем при том мозг отбирал средства спасения. Не вся ее короткая жизнь проносилась перед глазами, как происходит с другими людьми в подобных случаях, а только то, что способно помочь. Например, каким-то образом припомнились истории про маньяков, слышанные в детстве. А потом разом пронеслись в голове все фильмы про убийц, которые видела. А потом советы, советы... Писхолог! Что-то там плела про спасение психолог по телику... а ее убили! Уж не он ли убил ту симпатичную тетечку? Завалив так легко дурака Веньку, он так же легко убьет и Алену. Но что, что советовала психолог?

Он шагнул ближе к ней. У Алены все внутри сжалось, его лицо было страшным, темным, с черными глазницами и впалыми скулами. Что говорила тетка? Он же убьет!!! И память выдала: его не разжалобить мольбами и слезами... чем больше страданий, тем больше у него кайфа... А еще? Наконец припомнила последние слова: «Думайте, как обмануть его, и делайте все, чтобы спастись». Как тут спасешься, привязанная?!

Он одним движением разрезал на ней пуловер от костюма, который не купишь ни за какие деньги, и лифчик на косточках, от фирмы... Как обмануть его? А если не страдать, не пугаться? Но страшно, и тело дрожит! Тем временем он водил кончиком ножа по груди девушки. «Ну да, – вспомнила Алена, – он же сексуальный маньяк. Ладно, изнасилует, а то ведь и убьет!» Обмануть и спастись – пульсировало во всем теле. Так быстро пульсировало, что трудно было дышать. Надо попробовать обмануть, пусть не получится, но она должна использовать шанс. Подавляя ужас, Алена улыбнулась и едва произнесла:

– Ты из-за меня его, д-да?

И слегка толкнула босой ногой Веньку. Жутко было это делать, подкатила тошнота, но Венька же мертв, ничего не чувствует. Убийца замер, насторожился. Очевидно, ее поведение вызвало недоумение. Алена чуточку воодушевилась, но совсем немного:

– Ты настоящий мачо...

И с ужасом подумала, что он может не знать этого слова, а воспринять его оскорблением, поэтому поспешила добавить:

– Ты... ты просто потрясный. Из-за меня никто такого не делал. Ты мне нравишься.

А про себя она подумала: «Он точно офигел. Но не от лести, нет. На лесть ему, кажется, плевать. Что же его удивило? Если б он знал, как она его боится!»

Лезвие ножа легло на щеку Алены, отчего она чуть не пописала. То ее обдавало жаром, то нестерпимым холодом. И вдруг он тихо, но с угрозой проскрипел:

– Ты... порезала меня...

Она сразу вспомнила подъезд Риммы, темноту, нападение. Значит, он не случайно оказался здесь. Как тогда караулил ее, так и сейчас крался за тремя ребятами, ждал удобного момента.

– Так это был ты? – подключила Алена женские чары, что, кажется, не особенно получалось. Однако другого варианта нет. – Но... темно же было... я не видела тебя... А ты как бы поступил, если б на тебя напали в темноте? – Он был в тупике. – Вот, видишь... Почему ты не подошел ко мне? Я же не знала, что ты такой... – «урод», – чуть было не выкрикнула Алена, но закусила нижнюю губу, продолжая улыбаться. – Ты просто отпадный. Как ты его... – Ножка Алены оперлась на плечо Веньки. – ...этого урода, который меня чуть не... А хочешь, я попрошу прощения? – Нет, он не понимал, почему она не боится его, весь сжался, явно что-то соображая. Он растерян! – Что мне сделать для тебя? Иди ко мне... – добавила она шепотом и проглотила тошноту, ведь его предстояло целовать. – Ну, что же ты?..

Он приблизил лицо, всматриваясь в девушку. Алена, не раздумывая и не разглядывая его, впилась ему в губы, мечтая лишь об одном – чтоб ее не вывернуло наизнанку. Хорошо, хоть ела давно. «Жаль, у меня не ядовитые зубы...» Она оторвалась от его губ и прислонила лоб к плечу. Он стоял, как кол. Алена прошептала:

– Я готова загладить вину. Хочешь меня? Прямо здесь, а?

И языком провела у уха. По его телу прошла дрожь. Хорошо это или плохо? От возбуждения или от чего-то другого? Но отступить – значит, конец. И юбка сползла, а то бы Алена продемонстрировала, чего хочет. Но тут же нашлась:

– Отодвинь этого...

Он оттащил Веньку немного в сторону. Вернулся.

– Подними юбку, – сказала Алена.

Нет, он недоразвитый. Жаль, в глазницах не видно глаз, а то бы по ним определила, что он думает. Кажется, изучал ее, словно проверял, что она замыслила. Алена, не давая опомниться ни себе, ни ему, вытянула шею вперед и снова впилась в его губы. О, ужас! – юбку он поднял. Она дышала глубоко. От страха. Но ее дыхание вполне может сойти за страсть. Он клюнул, схватил ее за ягодицу, схватил больно, но она сделала вид, что ей нравится ужасно... вот именно: ужасно! С отчаянием она закинула ногу на его бедро и похолодела – он приготовился к половому акту... Однако у него небольшие проблемы с этим делом. Он тоже пыхтел, только что-то там у него не сильно получалось, а это опасно.

Алена продолжила артистично исполнять роль сгорающей от страсти кошки:

– Развяжи меня... и ты узнаешь настоящие ласки... Я хочу тебя...

Он вошел в некий экстаз, быстро провел лезвием по веревкам, Алена опустила руки ему на плечи. На правом запястье появилась кровь – он задел руку. Алена лишь про себя отметила, что ее кровь течет ему на плечо, боли не ощущала. Ну, теперь... либо пан, либо пропал! Она начала расстегивать его рубашку, от нетерпения издавая стоны, ну, как в кино – один к одному. Впрочем, она дрожала на самом деле, прерывалось дыхание тоже не без повода. Наконец, лаская этого... ублюдка, урода, сволочь, дерьмо... Алена опустилась на колени и уговаривала себя не торопиться, чтобы ее ни в коем случае не вырвало. Все, пошло-поехало: придурок поймал настоящий кайф, запрокинул голову назад, взревел. От этого вопля у Алены мурашки пробежали от шеи к ногам и вернулись к волосам.

Сейчас или никогда. И тогда Алена... всю энергию, всю силу, на какую была способна... отбросив все сомнения... помня только одно: делайте все, чтобы спастись... понимая, что иначе нельзя... всю энергию, всю силу вложила в челюсти.

Она сдавила зубы в едином порыве, да так, что судорогой свело скулы. Затем мгновенно отскочила и прижалась спиной к столбу, к которому еще пять минут назад была прикована. Вжалась в него, ожидая, что теперь он искромсает ее. Но раздался оглушительный рев, дикий крик боли. Он катался по полу, держа руки в паху, и выл, рычал, стонал, хрипел.

Удалось! Алена пришла в себя, подхватила дрожащими руками сумку – без нее нельзя, второй такой она не купит, – и помчалась к выходу босиком, задрав юбку выше колен. Она спотыкалась, падала, но вскакивала в мгновение ока и летела, как ракета, не ощущая ступнями ни острых камешков, ни разбитых стекол, ни октябрьского холода. Сзади слышались вопли. И чем тише они становились, тем больше она теряла сил. Алена знала, что должна убежать далеко, очень далеко. И спрятаться. Потому что теперь он убьет ее, где бы ни встретил. Она бежала к дому Риммы, ведь подруга живет недалеко.

Алена выбралась с территории фабрики. Перед ней простиралась проезжая дорога, по бокам многоэтажные дома. Не слышалось больше воплей. Но ноги отказывались убегать, а легкие разрывались. Перед глазами поплыли разноцветные круги, Алена почувствовала, что сейчас потеряет сознание... А вдруг он пришел в себя и уже мчится в погоню? Она на секунду приостановилась, теряя последние силы, оседая на тротуар. И тогда, обведя глазами светящиеся окна многоэтажек, закричала:

– Люди! Помогите! Люди!!!

Окна не распахнулись, не появилось любопытных голов, не послышалось вопросов, мол, что случилось и так далее. Алена оставалась одна на улице, а сзади, возможно, ее догонял маньяк, и если он догонит ее...

– Ну, пожалуйста... – заплакала Алена, продолжая брести на подкашивающихся ногах непонятно куда. – Хоть кто-нибудь... Позвоните в милицию...

Милиция! Да, милиция! Только милиция способна помочь. Но никто не позвонит. В этом городе живут черствые, глухие и тупые люди. Они думают, что только с посторонними происходят несчастья, их это не коснется. Алена должна сама позвонить, сама. Вон там магазин... а там школа... там аптека, там еще магазин, еще... в них должны быть сторожа, внутри горит свет. Алена забарабанила кулаками по двери:

– Вызовите милицию! Эй! Слышите?

Никто не открыл, даже не откликнулся. Алена носилась от одной двери к другой, стучала, просила, ругалась, но ей не открывали. И вдруг услышала звук мотора. Это ее последний шанс. Алена рванула к дороге и встала посередине. Показались фары. Алена шла на них. Фары попытались ее объехать. Дудки! Лучше под колесами погибнуть, чем под ножом маньяка! Автомобиль резко затормозил, сантиметров десяти не хватило, чтобы сбить Алену. Когда он пружинисто стал, она в изнеможении поставила руки на капот и низко склонила голову. Выскочил мужчина, заорал, сжимая кулаки:

– Ты! Идиотка! Жить надоело? Тогда отравись, дебилка! Я тебя...

– У вас есть мобильник? – едва ворочая губами, спросила Алена, находясь уже в состоянии полного упадка. – Мне позвонить...