Зашифрованная жизнь Соболев Сергей
Она всматривалась в изображение, мелькающее на экране. И сама – вольно или невольно – вспоминала в подробностях то, что произошло теплым майским вечером в одной из «инородческих» деревень, расположенных близ федеральной трассы.
Вечер, около 21.00. Трасса А144 (Саратов – Воронеж – Курск). По обе стороны шоссе, неподалеку от места его соединения с трассой «Дон» – придорожные кафе, харчевни, автозаправки, мотели.
С трассы – они попали в кадр – сворачивают три фуры. Два грузовика въезжают на небольшую автостоянку рядом с кафе; третий грузовик, а также следовавшая за фурами иномарка с четырьмя мужчинами, сворачивают прямо во двор заведения.
На террасе возле входа в кафе и на въезде появляются переносные щиты с надписью «ЗАКРЫТО». Столики с улицы унесены юркими смуглыми пареньками. В окнах, выходящих на трассу, вдруг гаснет свет.
Рядом с кафе останавливается джип с выключенной мигалкой. Из него выходят двое мужчин в форме частных охранников. Они остаются стоять возле машины. Никуда не двигаются, ничего не предпринимают, просто стоят и наблюдают.
По мере просмотра ролика и встык к тому, что Анна видела на экране, в ее собственной памяти всплывали мельчайшие детали и подробности. Накладывались как бы сверху, дополняя общую картинку того памятного вечера…
К одной из харчевен, на которой красуется вывеска «ШАШЛЫКИ ХАШЛАМА ГОРЯЧИЕ БЛЮДА», подъезжает подержанная иномарка. «Опель» паркуется в «кармане» рядом с забегаловкой. Из машины выходят двое: крепкий рослый мужчина и молодая рыжеволосая женщина. Одеты они так, как обычно одеваются путешествующие граждане.
Это – Козаковы. Майор милиции Козаков вместе с женой, также являющейся сотрудницей ФСКН, совсем недавно были переведены из Управления по Московской области в Воронеж. Иван получил назначение на должность заместителя начальника оперативно-боевого отдела местного областного управления. К моменту проведения памятного мероприятия он уже числился «врио» начальника отдела. Именно оперативно-боевые отделы Наркоконтроля либо самостоятельно, своими силами, либо при поддержке других силовых структур осуществляют активные мероприятия по линии своего ведомства. Фактически – это «антинаркотический» спецназ…
Анна Козакова – в рыжем парике. У Ивана через плечо висит небольшая дорожная сумка. Посетителей в кафе, возле которого остановилась эта парочка, сравнительно немного, десятка полтора. Это дальнобойщики и обычные автолюбители. Почти все они располагаются за столиками внутри строения.
Наркополицейские, переодетые под молодую пару – каковой, по существу, и являются, – занимают столик на улице, под навесом. Отсюда хорошо видна другая харчевня, расположенная через дорогу.
Их взялся обслужить молоденький парень-таджик. Все эти придорожные заведения, открытые на месте существовавшей здесь некогда деревни, принадлежат выходцам из Таджикистана. Уже несколько лет они живут здесь со своими семьями, обустроились, легализовались.
Молодые люди делают заказ. Паренек, получив ЦУ, уходит. Парочка, беседуя на нейтральные темы, тем не менее пристально, хотя и незаметно для сторонних, наблюдает за событиями, происходящими возле харчевни напротив, через дорогу.
….Запиликал сотовый телефон. До сего момента рациями они не пользовались, чтобы не засветиться раньше времени.
Козаков посмотрел на экранчик – заместитель звонит.
– Мы на месте, Саня! – сказал он в трубку. – Как у вас дела?
– Все идет по плану, – ответил заместитель. – Взяли на борт людей. Еще один транспорт будет действовать автономно. Ну а мы через пятнадцать минут будем в «точке»!
– Добро! Работаем по штатному варианту.
Спустя четверть часа с трассы «Дон» на саратовское шоссе свернула фура. За рулем наркополицейский в гражданке, рядом еще один боец, одетый, как обычный водитель-дальнобойщик.
Почти сразу же – на траверсе строений «таджикской деревни», расположенных по обе стороны шоссе, – грузовик с крытым прицепом стал притормаживать…
Охранник, стоящий у служебной машины, припаркованной к обочине возле закрывшегося для обычных клиентов кафе, тут же среагировал. Выбежал на обочину, замахал руками. Крикнул, адресуясь к водителю фуры и сидящему рядом напарнику шофера:
– Эй, мужики! Проезжайте дальше. Здесь нельзя парковаться.
– Чего? Не слышу…
Водитель фуры переложил руль. Грузовик стал поворачивать в «карман» возле придорожного кафе…
Раздался скрежет тормозов… Послышались отборные матюги. Надо же – экая досада! – грузовик своей правой скулой основательно задел корму припаркованного здесь транспорта «чоповцев».
– Ну все, мужики… вы попали!
Таджик-официант принес тарелки с нарезанным сыром, зеленью, помидорами. И вдруг застыл с приоткрытым ртом.
Парочка молодых людей, сделавших заказ, преображалась прямо у него на глазах.
Иван вжикнул «молнией» на сумке. Раскрыл ее, достал кобуру с пистолетом и поддерживающими ремнями, передал Анне. Взял «шапочку», нахлобучил, раскатал шлем-маску. Надел поверх маски скобку с наушником и микрофоном. Перепоясался сбруей! И минуты не прошло, а люди изменились до неузнаваемости!
Рванули из-за стола, не обращая внимания на остолбеневшего парнишку. На ходу, перебегая в разрывы между движущимся по шоссе транспортом, Иван скомандовал в рацию:
– Всем на выход… Понеслась душа в рай!
Из фуры, возле которой возмущенно переговаривались «чоповцы» и прибежавшие по случаю скандала от кафе мужчины, через задние дверцы горохом посыпались бойцы спецназа ФСКН.
– Спецназ! Наркоконтроль! Всем на землю! На землю, уроды! А ну не лапай оружие! – это «чоповцам». – Мочканем! Спецназ!!!
Один из спецназовцев выпустил очередь в наливающееся темнотой небо.
– На землю! Лежать! Никому не двигаться!!!
Примерно с десяток сотрудников разделились на две группы. Огибая с двух сторон закрытое только что хозяевами по какой-то причине для обслуживания придорожное кафе, устремились во внутренний двор – туда, где под навесом стоят несколько машин, включая недавно свернувшую к этому кафе с трассы фуру. Принялись укладывать задержанных на землю – на площадке внутреннего двора, в один ряд. «Чоповцев» и «неместных» обезоружили.
Дело, кажется, сделано! Остается только вскрыть и тщательно проверить припаркованную под навесом фуру.
Но вот тут-то и началось!..
На выручку своим «мужчинам» кинулись местные женщины. Как саранча, поперли, полезли из всех щелей! Насели, набросились, стали вцепляться в спецназовцев, уложивших зачем-то на землю их мужей, их родственников и приехавших только что гостей. И откуда их там столько взялось, этих теток в цветастых одеждах?! Молодые, старухи, всякие и разные! Кричат, орут что-то на своем непонятном языке. И даже дети подключились, включая мелких.
Происходящее во многом напоминало то, что зачастую случается в ходе рейдов против цыганских наркобаронов и контролируемых ими точек. Женщины, как разъяренные фурии, бросаются на спецназовцев; стоит вой, рев, плач!..
Свою долю в неразбериху вносят подъехавшие почти одновременно два милицейских патрульных экипажа. На дежурной волне звучат противоречивые приказы. Милицейские сообщили своим о нападении неизвестных на кафе и сотрудников охраны. От шоссе прозвучала выпущенная в воздух автоматная очередь. Бедлам!..
Во дворе, рядом с навесом, стоят две бочки с бензином. В суматохе одну из бочек повалили, предварительно открыв горловину – специально, намеренно. Кто-то в этой дикой толчее чиркнул зажигалкой… Полыхнуло! И вот уже пламя лижет покрышки грузовика и двух стоящих под навесом легковушек.
– Внимание, отходим! – скомандовал Козаков. – Прекратить операцию, задержанных – освободить! Всем к машинам! Быстро!
Иван оттащил в сторону местную женщину, которая слишком приблизилась к набирающему силу пламени.
– Уходим!
Анна напоследок обернулась. Фура уже частично охвачена пламенем; огонь распространяется снизу, горят покрышки… А вот и полыхнуло!
Иван схватил ее за руку и увлек за собой…
Старший, не проронивший за время просмотра двадцатиминутного ролика ни одного слова, выключил пультом телевизор.
– Вот так-то, – сказал он. – У нас все ходы записаны!
Анна облизнула пересохшие губы.
– И что? Зачем вы мне это показали?
– Хватит дурковать, Козакова! – сердито сказал старший. – Ты что, не узрела себя на видео? И своего мужика не признала?! Прекрати косить под слабоумную! Ты мне вот что лучше скажи… Это ведь Козаков перевернул бочку с горючкой! Вот так спецназовец, вот так командир!
– Неужели? Я этот момент как-то просмотрела.
– Зато мы обратили внимание! Скажи-ка мне, а зачем вы спалили ту фуру?
– Хм…
– Твой муж перевернул бочку с горючкой, а ты… да-да, именно ты, бросила зажигалку с открытым огнем в лужу с бензином! На записи этот момент отлично виден. Хотя вы, возможно, и не подозревали, что происходящее снимают на камеру не только ваши сотрудники…
– Экий вы глазастый. Все рассмотрели.
– А если бы погибли люди? Если бы вследствие пожара имелись бы жертвы? Если бы сгорели в огне гражданские лица… Кто-нибудь из женщин или, того хуже, детей? Пусть они даже другой крови и иной веры? Тебе их не жалко, этих людей?
– Нет, – жестко сказала Козакова. – Не жалко.
– Так-так… Еще имею такой вопрос. Откуда вы узнали о трафике? И о том, что именно на этой фуре находится партия товара? Кто вас навел?
– Это вопрос не ко мне. Я маленький человек, исполнитель. Мне что приказывали, то я и делала.
– Не прибедняйся! Женщины в подобных подразделениях – большая редкость. А ты еще вдобавок и жена командира подразделения!
– И что из того?
– А то, что ты наверняка знаешь больше, чем рядовой сотрудник. Кто вас навел? И кто дал конкретно команду «брать» именно эту фуру?
– Гм… Наверное, из Москвы, непосредственно из «пятерки».
– Из Управления специальных операций Наркоконтроля? Пятый отдел?
– Это лишь мое предположение. Нас подняли в тот день по тревоге… Велели готовиться к спецмероприятию. Инструктаж проводили какие-то товарищи, приехавшие из Москвы. Я на нем не присутствовала.
– Из Наркоконтроля?
– Ну да. Откуда ж еще.
– А другие спецслужбы принимали участие?
– Насколько я в курсе, нет. Иначе не было бы этих нестыковок-нескладух.
– Появление милицейских патрулей спутало вам карты?
– Ну да. Они сорвали операцию – по факту. Там ведь могла возникнуть кровавая каша… Перестреляли бы друг дружку!
– Поэтому твой муж отдал приказ об отходе?
– Насколько я помню, да.
– И что было дальше? С вами потом разбирались?
– А то вы не знаете.
– Вас уволили, верно? А против твоего мужа завели уголовное дело? Почему так? Почему те, кто отдавал приказы Козакову, не прикрыли вас?
– Откуда мне знать, – хмуро процедила Анна. – Обычные мужские игры: подставы, кидалово, заламывание рук… предательство.
Старший подошел к ней вплотную, взял пальцами за подбородок. Посмотрел – через прорези – в глаза.
– Убытки – на миллионы долларов! Видишь ли, дорогуша, серьезные люди привыкли считать денежку. Трудятся, понимаешь, в поте лица. Центик к центику, доллар к доллару, «лимон» – к «лимону»…
– Эти «лимоны» выращены на ядовитой почве! – Анна вывернула голову, чтобы освободиться из цепких пальцев старшего. – На наркоте и на страданиях тысяч людей!
– А это уже не твое дело! Ну так вот. Кто-то должен покрыть ущерб. И всех твоих жалких сбережений, этих двадцати пяти тысяч, о которых ты недавно толковала, мягко говоря, не достаточно, чтобы закрыть тему.
– Ну а что я могу? Чего вы от меня добиваетесь?
– Кто отдавал приказы твоему мужу?
– Кто-то из Наркоконтроля… я так думаю.
– А из других ведомств?
– Вы уже спрашивали! Говорю же – нет. Мы работали самостоятельно. Иначе бы у операции был другой финал. А мы, соответственно, были бы в шоколаде… А не в той заднице, в которой оказались в итоге.
– Да, полная жопа, тут ты права… Еще раз: фамилии и должности тех, кто приказывал Козакову! И тех, кто прислал вас в воронежское управление.
– Не знаю… правда не знаю! Могу лишь предполагать, что приказ был подписан начальником или заместителем начальника департамента Службы… Вы что, – она криво усмехнулась, – и таким людям будете делать предъявы?
– Если понадобится – сделаем. И неважно, кто какую должность занимает. Раз влез в дела серьезных людей, то пусть отвечает! В данном случае – деньгами. Хотя возможны и другие варианты.
Старший просунул сигарету в прорезь для рта. Чиркнул зажигалкой. Пыхнув дымком, спросил:
– Ну-с, так где твой мужик? Где он скрывается?
– Откуда мне знать? Он уехал еще летом. На заработки…
– Куда именно? Кем работает?
– Частным охранником… Я так полагаю, хотя точно не знаю. А вот где он сейчас, для меня самой загадка.
– Что, не пишет?
– Ни одного письма.
– И не звонит? Только не вздумай врать! На раз останешься без пальца! И это только для начала…
– Звонил.
– Когда?
– Сегодня. Утром… после девяти. Сообщил, что перевел на счет деньги. Разговор был очень коротким. Он сказал про перевод, и тут же в трубке послышались короткие гудки.
– Номер определился?
– Нет.
– Так он не в России? Где-то за рубежом?
– Не знаю…
– А другим родственникам он звонит?
– Нет никаких других родственников. Иван рос без родителей. Он из детдомовских.
– Но ты-то, дорогуша, не из «сироток». А твои родители где?
– Таджикистан, – глухо сказала Козакова. – Мама была врачом… Детским врачом, педиатром. Отец служил в двести первой мотострелковой дивизии, подполковник, зам командира полка. Они погибли в один день, летом девяносто второго… Я не хочу об этом говорить.
– Меня не интересуют твои «хотелки»! Девичья фамилия?
– Моя?
– А что, здесь есть другие девочки?
– Хорошилова.
– Второй раз замужем?
– Да.
– По первому мужу?
– Стаценко.
– Украинец?
– Этнический… Хотя мать у него, моя свекровь, русская, из Ставрополя.
– Почему развелись?
– Мы не разводились. Мой первый муж погиб.
– Он служил где-то?
– Да.
– Попросить принести клещи? Почему каждое слово из тебя надо вытаскивать?! Где служил Стаценко?
– Федеральная погранслужба. Служил там же, в Таджикистане, в Московском погранотряде.
Беседа в том же духе продолжалась еще примерно четверть часа.
Ход допроса нарушил звонок сотового. Старший, посмотрев на экранчик, ответил на вызов.
– Да, я… Да… Нет, ничего интересного… Потом расскажу… Понял… Хорошо, к указанному времени будем на месте!
Остаток дня Анна просидела взаперти в каком-то подвале, где было сыро, холодно, пахло плесенью и мышами.
Она не раз вспомнила о том, о чем ее предупреждал Виктор.
«Тут люди работают! С набором инструментов. От тончайших, вроде легчайшей кисточки… И вплоть до грубых и опасных инструментов – вроде топора, бензопилы или паяльника, который всунут этой самой «парсуне» в одно место…»
Может быть, ей и не следовало настаивать на том, чтобы остаться в «деле»? Надо было послушаться Званцева… Но что толку сокрушаться о ранее принятом решении. Что сделано, то сделано, пути назад нет. Только вперед… к неизвестному и сильно пугающему будущему.
Теперь остается лишь надеяться на Званцева и его сотрудников. На то, что они контролируют ситуацию (если это вообще возможно). Но если они прохлопали момент, когда «маски» перехватили Козакову во дворах и сунули в свой фургон… Тогда ей крышка.
Будут, конечно, рыть землю, чтобы как можно скорее найти пропажу. Но у них тоже ведь возможности не безграничные. И руки связаны, учитывая некоторые привходящие моменты. Так что не факт, что смогут быстро выйти на след исчезнувшей где-то по дороге в банк Козаковой. Далеко не факт, учитывая, что эти люди в масках тоже не выглядят рядовыми киднепперами[59] или вымогателями. Тут тоже действует какая-то контора, какая-то серьезная организация. Вон, и пленочку интересную раскопали.
Ход ее невеселых мыслей нарушили звуки шагов. Со скрипом провернулся ключ в замке. В подвал вошли двое в масках.
– Сейчас отправимся в другое место, Козакова!
Кусок клейкой ленты стянул губы, на голову нахлобучили полотняный мешок. Развернули, взяв под локти, повели на выход.
Анна внутренне подобралась. Возможны любые повороты. Самым желательным было бы вмешательство Званцева. Она даже не против, если привлеченный к делу спецназ штурманет объект, на который ее привезли «маски». Или – по ходу – тормознет транспорт, в котором ее перевозят…
Конечно, оказаться в центре таких событий – удовольствие ниже среднего. Особенно когда пускают в ход «флэшки» или таранят машину с заложником другим транспортом, к примеру, грузовиком. Да и хрен с ним. Лишь бы освободили. И повязали всю эту гоп-компанию во главе с их старшим. Посмотрела бы она тогда на этого типчика! И сказала бы ему пару-тройку ласковых слов…
Но ее надежды не оправдались. Поездка оказалась недолгой – минут десять. Козакову под руки вывели из транспорта – кажется, это тот же микроавтобус, на котором ее везли из города. Едва ли не по воздуху – она повисла на чужих руках – перенесли куда-то. Показалось, шагов на тридцать или сорок от машины. Поставили на ноги…
Что-то тяжелое – тяжеленное – повисло у нее на шее! Как будто свинцовый хомут надели. Она едва удержалась на ногах; мужские руки подхватили ее и помогли вновь обрести вертикальное положение.
С нее стащили наконец непроницаемый мешок. На улице было уже довольно темно. Анна, увидев под ногами обрыв, испуганно качнулась назад…
– Шутки кончились, Козакова! Конечный пункт маршрута… Тебе пора выходить.
Старший, подойдя к ней, отодрал полоску клейкой ленты. Анна охнула… От обрыва ее отделяет всего пара шагов. Он невысокий, этот обрыв… Но внизу, отражая рассеянный свет фар, плещется вода.
И сам этот водоем, к которому ее привезли, тоже небольшой. Округлый, метров тридцать в диаметре. Похоже, это какой-то бывший карьер, который заполнила вода из близлежащих ручьев. Что-то подсказывало – глубокий.
Руки Анны скованы наручниками сзади. На груди у нее висит обрезок рельсы, закрепленный – привязанный – при помощи какой-то веревки или куска кабеля.
Державшие под локти мужские руки отпустили ее. Она боялась шелохнуться – чтобы не потерять равновесие и не свалиться в воду. Сделала мелкий шажок назад… попятилась…
– Ста-аять! – угрожающе произнес чей-то голос. – Сделаешь еще шаг… и схлопочешь пулю в чердак!
– За что? Отпустите меня!
– Козакова, сейчас ты будешь принимать водные процедуры, – подал голос старший. – Будешь учиться плавать с рельсой на шее. Посмотрим, как у тебя это получится.
– Не делайте этого! Я… я вас умоляю!
– Ты нам более не интересна, Козакова. Все, что надо, мы узнали.
– Подождите! – крикнула она. – Постойте!..
– Что? У тебя есть что-то добавить? Может, ты нам не все рассказала? Может, у тебя есть еще что прибавить к ранее сказанному!
– Еще что-то? А что именно вас интересует?
– Ну, уж не твой месячный календарь! Явки! Пароли! Фамилии! Говори! Быстро! А то сейчас полетишь в карьер… с концами!
Ее трясло так, что зуб на зуб не попадал. Вот так попала… Убьют ведь! В натуре, убьют! Либо сбросят в карьер, либо сначала выстрелят, а потом бросят тело в воду…
Где-то за спиной хлопнули дверки автомобиля, послышался звук движка… Потом он стал тише… И совсем пропал!
Уехали, что ли? Почем так тихо вдруг стало? Куда все подевались?!
Ее так колотило, что она не то что обернуться, но и вперед смотреть боялась. Все силы уходили на то, чтобы сохранить вертикальное положение, чтобы не свалиться. Неизвестно, сколько она так простояла. Минуту? Две? Если не все десять…
Послышался какой-то звук. Он усиливается. Вот он уже вполне различим. Это звук… звук автомобильного двигателя!
Эти сволочи, что ли, решили вернуться? Зачем? Чтобы забрать ее отсюда и отвезти в другое место? Чтобы пристрелить или сбросить в воду?
Или…
Или же это Званцев с сотрудниками, дождавшись, когда уберутся «маски», решил выйти на сцену?
Если это Виктор… Уж на нем-то она отыграется за всю эту нервотрепку!
Машина остановилась совсем близко, как ей показалось. Хлопнула дверца. Кто-то подошел к ней. Взял за локоть, придерживая. И еще подошел человек… Сняли – наконец-то – у нее с шеи обрезок рельсы.
Отвели от края. Прозвучал знакомый голос:
– Вам больше идет собачка, нежели рельса на шее!
Анна охнула. Это был не кто иной, как коллектор Вадим. Или – уместней взять в кавычки – «Вадим»?
– Вы так на меня смотрите, Анна Алексеевна, как будто ожидали увидеть кого-то другого…
– Вам показалось.
Коллектор, поковырявшись в замке, снял наручники. Козакова, морщась и охая, принялась трясти руками, пытаясь восстановить кровообращение.
– Что вы здесь делаете… Вадим?
– Я мог бы задать вам тот же вопрос, – сказал коллектор. – Но – не стану.
– А как насчет ответа на мой вопрос?
– Анна Алексеевна, помните, я вам недавно толковал прописные истины? Я ведь вас предупреждал, что иметь долги и не платить по счетам – хлопотно! Это неправильно, вредно для здоровья.
– Ну помню… Кстати, я сама собиралась с вами встретиться! Хотела рассчитаться.
– Приятно слышать. И что же случилось?
– По дороге в банк меня похитили какие-то в масках! Ну и вот… Остальное вы видели сами!
– Я выкупил ваш долг, Анна Алексеевна.
– Выкупили мой долг? – удивленно переспросила Козакова. – Как это?
– Это моя работа, – послышался мрачный смешок. – Я работаю с должниками. Вы мне интересны. Поэтому я выкупил ваш долг перед теми, кто вешает людям рельсы на шею и все такое прочее.
– Ах, вот так даже?..
Анна заметила, что возле темного мини-вэна стоит еще какой-то мужчина – этот был в шлем-маске.
– Ну что ж, спасибо, что выручили. – Анна вытащила из кармана платок и стала повязывать его на голову. – Так я могу быть теперь свободна?
– Отнюдь. – Вадим открыл заднюю дверцу автомобиля, жестом приглашая женщину сесть в машину. – Я вас купил, Анна Алексеевна. Вы моя собственность. И хотите вы того или нет, но будете теперь делать то, что я вам скажу.
Глава 18
Без четверти пять утра в модуле Эйч прозвучал зычный голос О’Нила:
– Подъем! Хватит дрыхнуть, бездельники!
Ирландец включил рубильником верхнее освещение.
– Быстро встали! Убрали постели, оправились, умылись – и в ангар! В пять утра завтрак! В пять тридцать брифинг! Шевелитесь, джентльмены! Вам платят баблосы не за то, чтоб вы нежились в своих постелях!..
«Джентльмены», ворча, поругиваясь на всех восточноевропейских языках и наречиях, с мятыми небритыми физиями и покрасневшими от недосыпа глазами, принялись облачаться в толком еще не просохшую после вчерашнего дождливого дня амуницию.
Козак одним из первых вошел в помещение столовой. При новом боссе появились кое-какие новшества. Изменилась сама планировка столовой (это же помещение используется и для проведения инструктажей). Ранее, при том же Александере Грэе, здесь царил дух если и не братства, так равноправия. Все питались вместе – и командиры, и ветераны, и новички. Даже не было такого, чтобы у кого-то здесь имелось свое постоянное посадочное место, на которое не мог бы претендовать другой сотрудник. Берешь поднос с пищей и садишься за любой стол из дюжины, на любое из свободных мест.
А при «англике» все переменилось.
Пространство ангара разделила сдвижная гофрированная перегородка. Бригада индусов – повара и стюарды – теперь накрывают два стола отдельно для старших сотрудников. Оба стюарда должны прислуживать «белым сахибам». Они принимают заказы и таскают подносы. Или возят туда-сюда тележки с пищей. И пока кто-нибудь из старших находится за столом, кто-то из индусов должен стоять поблизости и следить, не нужно ли еще чего «сахибу», не будет ли еще каких пожеланий…
Козак, взяв поднос, направился к раздаче. Поприветствовал легким кивком повара. Выбрал овощной салат, кусок вареной говядины, парочку «наан»,[60] которые хорошо идут вместо хлеба. Составил пластиковые одноразовые тарелки на поднос и направился к ближнему столику.
В соседнее кресло опустился О’Нил. Вообще-то, место ирландца – за одним из двух «командирских» столов. Но О’Нил по какой-то причине проигнорировал инициативу «англика». И, как и прежде, демократично питался в компании рядовых сотрудников филиала.
– Эй ты… щенок! – крикнул ирландец, обращаясь к младшему стюарду. – Слышь, пидарок индусский? Быстро ко мне!
К ним подошел младший стюард. На парне не было лица. Глядя куда-то в сторону, ломким голосом спросил:
– Что изволите, сэр?