Бортовой журнал 5 Покровский Александр

И в том, что вывешено на двери, как правило, не хватает той парочки, что должен предоставить именно ты.

А люди после пятидесяти не отличаются гибким умом и свежей памятью, так что забывают принести какую-то очень важную документину, и должны они отправляться в обратный путь с криком: «О господи!»

И еще…

И еще нужны сведения с последнего места работы.

– Но вам же все посылалось. У вас оно должно же быть!

– Оно у нас есть, но и вы должны нам принести.

Человек принесет, а они сравнят – не врет ли. И еще долго он будет тут ходить по кабинетам. Все доносить будет и доносить. Бумажки.

– А зачем? Для чего? У них же есть все! Вот если чего-то не хватает, тогда пусть и ищут! Но зачем же сравнивать, сличать, уличать?

Действительно, зачем?

Зачем гонять стариков-то? Они же свое отработали и явились сюда за своим стыдом. Это ж не пенсия. Это же что-то другое. Позор, например. И никто меня не убедит, что «предприятия перечисляют мало, потому что серые зарплаты!..».

Перечисляют предприятия. Уверяю вас. Очень даже. С самого первого своего дня.

Отдать государству пенсионные – это святое.

Но вот получить у государства – вот тут начинаются проблемы.

У нас же по статистике жизнь стариков длится до шестидесяти пяти. Так что пенсию в принципе мужчины получают только пять лет, женщины – десять. А стаж у некоторых – сорок лет и более. И эти сорок лет предприятия перечисляют и перечисляют деньги в пенсионный фонд. И этих сорока лет не хватает потом ни на десять, ни на пять?

Нет денег – добавьте. И нечего на советские времена пенять. В советские времена (в самый расцвет) пенсия была 132 рубля, а мясо стоило 2 рубля. То есть на 132 можно было купить 66 килограммов мяса. То есть чтоб сегодня достичь того, советского, уровня пенсии, надо просто 66 умножить на 160 рублей (минимальная цена). И получится – 10 560 рублей. А если ту пенсию пересчитать не на мясо, а на проезд в метро (5 копеек), то получится, что пенсия должна быть 36 960 рублей на каждого.

И все это в СССР было тогда, когда мы участвовали в обалденной гонке вооружений, кормили братские компартии по всему миру и содержали свое среднеазиатское подбрюшье.

Сейчас нет братских компартий и нет гонки вооружений. И Средняя Азия теперь существует на свои кровные.

А денег у вас почему-то не хватает? Именно на пенсии?

Что же у вас там с совестью?

У вас же нефтедоллары рекой льются. И будут они литься еще лет двадцать всяко.

Так что на пять и на десять – тем, кто сейчас тут в коридорах собеса остатки здоровья своего кладет, – этих денег хватит. Уверяю вас! Сотой доли хватит. За глаза. Добавьте людям! И не по двести рублей!

И потом, что это такое: каждый год надо прийти и написать заявление на отказ от лекарств, чтобы на следующий год эта сумма прибавилась к пенсии.

Что это такое, как не издевательство? Старики должны притащиться, отстоять очередь в тесноте и духоте и написать-таки это проклятое заявление.

Ну если человек уже один раз отказался, то логичнее было бы и на следующий год перенести этот его отказ, а вот если он захочет этих ваших бесплатных лекарств, вот тогда пускай и пишет заявление.

И очередь сразу поредеет, и работы у тех тетечек, что здесь за очень небольшие деньги мучаются со всеми этими стариками, станет меньше.

Нет! Такое впечатление, что тут все должны страдать и выхаживать свои копейки.

И тетеньки, что на приеме документов сидят, тоже должны страдать.

Тут все, похоже, должны страдать. Не будут страдать – задумаются. Задумаются – решатся. Решатся – пойдут на власть с вилами и никакого ОМОНа не побоятся.

Наверное, поэтому и должны все страдать и стоять в очередях.

– Вы последний на девятый участок?

– Я!

* * *

О душе чиновника.

У чиновника нет души.

Душу чиновнику заменяет нюх.

Прежде всего он развит в отношении подчиненных (они отвратительно смердят) и начальства (оно восхитительно пахнет).

Умереть чиновник не может. Это не человек. Это механизм. Сложный, как будильник.

Поэтому про него не говорят «умер», говорят «сломался».

* * *

Премьеры располагаются в одну линию.

По степени дремучести.

И дремучесть эта только возрастает.

Это что-то вроде общей энтропии – она тоже лезет во все стороны, как перезревшее тесто из кадушки.

То есть премьер у нас сродни тесту – перезревает и прет.

Потому и меняют. Им бы еще язык каким-то образом наладить.

Беда у них с русским языком. То есть я хотел сказать, что если это – настоящий русский язык, то что же тогда языковая немочь?

Интересно, а есть ли у них вообще внутренняя речь? Ведь люди стали людьми именно из-за того, что сами с собой начали разговаривать. Мычанье сменилось. Его заменили иные звуки. Звуки обрели устойчивость. Устойчивые звуки – слова. Порядок слов – предложение. Несколько предложений – речь.

Есть еще такое понятие – родная речь. Вслух произносится – разговорная речь. Про себя – внутренняя.

Или их внутренняя речь все время находится в противоречии с внешней?

Я понимаю, конечно, что в уме надо держать как минимум три правды и только одну из них можно озвучить. Трудно все это. Но все равно, хочется же получить от премьера не валежник русской словесности, а нечто иное.

Мысль, к примеру, а не только глаз сверканье.

Не знаю, снились ли кошмары деревянным солдатам Урфина Джюса?

Наверное, нет. Все это приходит мне на ум, когда я вижу очередного премьера.

Прежде всего я вижу строгость. Видно, ради этой строгости все и затевалось.

Но возможно, все еще и раззадорится.

А? Как вы думаете?

* * *

О выборах.

Сама процедура избрания должна быть организована, на мой взгляд, следующим образом: всей милиции следует получить на избирательных участках открепительные талоны, потом эти талоны следует сдать своим начальникам, которые сдадут их следующим начальникам, которые передадут их еще одним начальникам, а те уже опустят их в нужные урны.

То же самое надо сделать оленеводам, которых у нас по всей стране невиданное множество.

Потом – рабочим с буровых установок.

Потом – вся армия с флотом должны в правильном месте правильно проголосовать.

Потом – сознательные рабочие на предприятиях промышленности должны сделать то же самое на своих рабочих местах.

Потом – работники социальной сферы должны так же проголосовать без отрыва от своей сферы.

Потом – все чиновники должны отдать свои голоса там, где скажут.

Потом – работники медицины – им тоже недосуг по избирательным участкам шляться.

Потом – учителя проголосуют в кабинетах директоров школ.

Дальше – высшие учебные заведения.

После – отсталые колхозы и забытые совхозы.

И наконец, все то же самое сделают служащие банков.

Все! Теперь можно приглашать иностранных наблюдателей – пусть наблюдают.

* * *

О праве канализации.

Канализация имеет право течь. Тут назначили кого-то, кто отвечает за канализацию в масштабах страны.

Не справился.

Не верите?

Это ваше право, потому что из права канализации течь вытекает наше несомненное право: не верить в то, что она течет.

* * *

Я слушал выступление одного очень крупного чиновника до тех пор, пока он не сказал слово «нравственность».

Как только я услышал это слово, я сейчас же позабыл, о чем же вообще тот чиновник говорил.

Так меня это поразило.

Заговори рядом со мной собака на чистейшем русском языке, и это произвело бы на меня куда меньшее впечатление.

Нравственность!

Знаете, я даже вздрогнул, на меня пахнуло холодком, как в сыромятном детстве, когда ты не выучил урок, а учитель ищет в журнале фамилию, чтоб вызвать несчастного к доске, и этим несчастным, по всей видимости, будешь именно ты.

Я бы точно так же вздрогнул, если б в картинной галерее я рассматривал старинный голландский натюрморт со свиной головой на блюде, с бокалом вина и виноградом, и та голова взяла бы и мне подмигнула.

Я застыл, и, казалось, время вокруг меня тоже замедлило свой сумасшедший бег, а само слово «НРАВСТВЕННОСТЬ» превратилось в длинный зловещий звук, ощутимый каждой моей клеткой, кожей, одеждой, волосами.

А в пустотах, между клетками моего тела, между прочим, он отозвался горным эхом.

Причем сначала звук начинался с буквы «Н» – н-н-ныыыы – ноющий, тревожный, протяжный, а потом он передал эстафету горести букве «Р» – и та уж зарокотала, заклокотала диким рыком – р-р-р! – и все это закончилось лающим «АВ», после чего вступили шелестящие, как опавшие листья, буквы «С» и «Т», а потом началось скольжение – «ВЕННО» – и опять шелест листьев – «СТЬ»!

О как!

* * *

О чинах.

Чиновник должен воровать по чину. А чинов нет. Как быть? Надо вводить чины.

И каждому чину должны соответствовать награды и звания – Владимир на грудь или Анна на шею.

Так же легче.

И потом, это выражение «не по чину берешь» снова обрело бы право на существование.

И это хорошо.

Люблю, когда старина возвращается.

* * *

Не знаю, что еще можно добавить к тому, что «он согласен все тут возглавить», если только вместо него будет «выбран человек порядочный».

Это как в анекдоте. В колхозе меняется председатель. Есть только одно место, освободившееся только что. Это место доярки. Председатель согласен стать дояркой, с одним только условием: чтоб на его место, в председатели, был выбран порядочный человек.

– А вот насчет этого как раз и не извольте беспокоиться, – говорят ему, – на ваше место хочет идти та доярка, должность которой вы только что заняли!

Это какой-то разговор знаков. Все знают о чем, но ждут знаков, потому что то, что он говорит, неважно. Важно другое – интонация, рукой махнул в конце или нет, долго ли лицо держал у микрофона.

Россия страна поз. Позы можно нумеровать. Эта поза, например, номер пять. Та – шесть.

Все примитивно, отстало и стыдно.

Но этим все равно. Они Западу покажут, что могут у себя на дворе в исподнем ходить. Но они будут сильно обижаться, когда Запад укажет им на то место, которое у него, у Запада, отведено для полных идиотов.

Западу и так все было ясно, но оказалось, что мы его еще и развеселить способны.

* * *

Если б я был некрофилом, то я бы устроился обмывать тела умерших чиновников. Я б их погружал в теплую воду и там гладил бы, гладил бы, гладил бы.

Если б я был каннибалом, я бы сначала наполнил их густой кровью старинные бокалы из драгоценного нефрита, а потом пил бы из них, пил бы, смакуя каждый глоток и закусывая их же сырой печенью.

К счастью, я ни то и ни другое.

* * *

О «Курске» я уже устал писать. Я все написал. В книге «Люди, лодки, море» и в «Бортовых журналах».

Где правда?

Правда в том, что «Курск» все равно взорвался бы и утонул, потому что нельзя относиться к людям как к скотине. Это срабатывает сто раз, но не срабатывает в сто первый.

Про то, что нас «потопили американцы, которым показалось… они испугались… и от испуга выстрелили.»

Когда это говорят журналисты – это понятно. Судьба у них такая. Сенсации хочется.

Когда говорят наши, хочется сказать о том, что они или лукавят, или эти офицеры всю службу где-то прослужили и ничего не видели там и не слышали.

Существует куча, ну просто куча блокировок от дурака. И на нашем флоте, и на американском.

На американском, кстати, их больше, чем на нашем.

В наши воды во время учения полезет или круглый идиот, или ему приказали полезть, чтоб, значит, спровоцировать.

Но такие провокации очень опасны. И опасны они прежде всего для тех, кто лезет. Ведь мы же не просто говорим: «Покиньте район!» – мы ж еще и бомбы глубинные можем бросить, что и делалось неоднократно. И американцы обо всем этом прекрасно осведомлены. Потому и стоят они на границе района и никуда не лезут. И все знают, где они стоят, потому что над ними маячит разведывательное судно «Марьята».

Маневры, столкновение, торпедирование могли устроить только самоубийцы. Или им приказали начать Третью мировую войну.

Поймите, наши, с точки зрения американцев, непредсказуемы.

У них даже есть поговорка: «В море Иван!» – это значит: все, приехали, «Иван» обнаружен, с этого момента ведем себя очень аккуратно.

Мы же лихие. Мы напасть можем. Причем совершенно бескорыстно.

Это у них– дом в Майями, семьи, страховки, пенсии, а у нас– ни кола ни двора, семьи живут в курятнике вместе с курами, и пенсии с гулькин орган.

Им есть что терять, а вот нам-то – нет.

Торпедировать нас мог только очень больной экипаж.

Почему экипаж? Потому что не бывает торпедной стрельбы мгновенной. А это работа для многих людей. Надо снять кучу блокировок. Вот если ты пришел специально стрелять, то тогда это займет минуты три (а не просто так – «столкнулись и выстрелили»), и это займет минут двадцать, если ты вообще пришел только послушать да понюхать, а потом вдруг решил выстрелить.

А они пришли именно послушать и понюхать. Чего ради им начинать войну, когда мы и так им не угрожаем?

И потом, современные торпеды не ударяют в бок лодке. Они взрываются под ней, убирая взрывом всю воду, и лодка просто переламывается давлением окружающей воды. Пополам.

«Курск» переломился пополам? Нет.

У него же там не просто пробоина. У него НОСА нет. До четвертого отсека. Там одни обломки.

Взрыв это. Такое уже было на лодке в Полярном. Сначала один взрыв, потом объемный пожар в течение двух минут, а затем рванул боезапас. Он по-другому не взрывается.

Могли бы спасти людей в корме? Могли.

Уверен.

Почему не спасли? Потому что начальство жопу свою спасало. Она у него большего размера, и спасать эту жопу надо примерно неделю. Потом можно пойти, конечно, и изобразить спасение людей.

Вот только через неделю спасать некого. Ребята сами начали спасаться. Они затопили кормовой отсек и попытались выйти через люк. Вот только когда они воду дали, то у них масло из цистерны поперло, а регенерация уже была снаряжена. Произошел пожар. Объемный. Ребята сгорели. У некоторых тело сгорело до кости, но только выше пояса. То есть они стояли в воде по пояс – так стоят перед выходом из лодки – готовится люк, растягивается тубус, и вода впускается до нижней кромки тубуса – как раз по пояс.

На третьи сутки это произошло, а не «через шесть часов». Через шесть часов никто записок не пишет, сумасшедших нет. Подводник или гибнет сразу, или живет долго. Неделю может жить, если не две.

У них же там избыточного давления почти не было. Так что от избыточного давления они не могли умереть.

А если б они не стали выходить самостоятельно? Пожара бы не было. Досидели б они до спасателей.

Они же стали выходить от безысходности! Они же поняли, что их перестали спасать!

Они стучали трое суток! О чем и записи имеются. Только их стыдливо именуют «технологическими стуками». Можно было их спасти. Уверен. Но…

Но в этот момент начальство занималось совсем другими делами.

* * *

Еще раз: книга «Люди, лодки, море» написана как ответ на письма. После гибели «Куска» мне приходило очень много писем. Приходилось отвечать на каждое. Вот тогда я и подумал, что надо выпустить такую книгу – книгу-ответ. Это книга-ответ.

Моя собственная версия? Вы знаете, мне кажется, что что-то там у них произошло в первом отсеке. Почему-то произошел взрыв. Официальная версия – торпеда. Может быть, не буду спорить, потому что столько было вранья, что тут трудно что-то выстроить.

После взрыва, скорее всего, был пожар. Очень сильный пожар, потому что второй взрыв произошел через две минуты после первого. Боезапас может сдетонировать, и пожар – самая реальная причина такой детонации.

Почему это произошло? «Курск», насколько я помню, только что прибыл из автономки (это дальний поход – примерно 78 суток). Загонять лодку после автономки сразу в море не рекомендуется – люди устали, им нужен отдых, они неадекватны. Видите ли, под водой, в лодке, создается искусственная атмосфера для дыхания. Человек к ней привыкает, а потом он приходит домой, в базу, лодка же идет в надводном положении – люди получают возможность дышать свежим воздухом. Сначала – это эйфория, счастье, а потом начинается совершенно другой обмен веществ. Организм перестраивается. И перестраивается он на ходу. Человек сразу же худеет на несколько килограммов. Это выдерживают только молодые организмы. Сон. Все время тянет в сон.

Я тоже так приходил с моря, и меня и весь наш экипаж снова загоняли в море. Это проходит один раз, десять раз, сто раз, а на сто первый случается трагедия. Люди неадекватны. Они устали. Они могут совершить все что угодно.

Особенно страшны рваные режимы, когда лодка то всплывает, то погружается.

Я так ходил. Иногда в море заходишь в центральный пост – а там все спят, как в сказке о «Спящей царевне». Лодка идет в надводном положении – на месте командира спит старпом, боцман спит на рулях, кто-то лег грудью на панель – это вахтенный трюмный спит. Это страшно, но это жизнь. Начальство должно относиться к людям бережно.

Очень много лодок погибло только из-за того, что их или сразу после похода выпихнули в море, или отозвали экипаж из отпуска, укомплектовали людьми из других экипажей и выпихнули на выполнение боевой задачи.

Начальство торопится. Результат – гибель. Всегда? Не всегда. В том-то все и дело. Иногда такое сходит с рук, оттого и отношение такое – авось сойдет.

С приходом с боевой службы выгружается весь боезапас. А здесь вышли в море с боевыми торпедами. Почему? Торопились? Вот они и рванули. Торпеды.

И такое отношение – обычное дело.

Повторюсь: те, что остались в корме «Курска», жили несколько дней. Не несколько часов, а дней. Вот здесь я никогда не соглашусь с официальной версией. Почему? Потому что подводник или умирает сразу, или живет несколько дней и умирает мучительно. Вот когда он умирает мучительно, вот тогда он и пишет записки. Иначе не бывает. Никто не пишет записки через шесть часов после трагедии. Плохая примета. У нас верят в плохие приметы. Никто заранее не пишет записки. Все надеются. А вот когда уже нет надежды, тогда и пишут. Или пишут тогда, когда хотят что-то предпринять, например, решают выйти самостоятельно из лодки. Тогда – да. Мало ли. Можно и не выйти. Вот перед выходом и пишут записку. Но самостоятельно не выходят сразу. Все ждут, когда их спасут. Тем более что глубина небольшая – сто метров. Ждут, стучат. Эти стуки слышали. О них есть упоминание в материалах расследования, но там их называют «технологическими стуками».

Через трое суток помощь не пришла, они решили выходить сами.

Почему через трое суток? Почему не через четверо? Психика человека устроена так, что в стрессовой ситуации человек на что-то решается только через трое суток. (Возьмите Беслан или «Норд-Ост». Там все началось именно через это время). Трое суток человек привыкает к своему положению, надеется на помощь извне, а потом, когда она не приходит, он принимает решение.

Они решили выходить самостоятельно. Они перешли все в 9-й отсек, начали его затапливать. И тут случилась трагедия. Видимо, при затапливании отсека на поверхность выдавилось турбинное масло из цистерны. Оно плавало по поверхности, а здесь же имелась и химическая регенерация – она выделяет кислород – может быть, ее снарядили, может быть, комплекты были негерметичны. Масло и химическая регенерация – это всегда взрыв или пожар. Большой, быстротечный пожар.

Возник пожар. Их тела сгорели. Многие обгорели до кости, но только в верхней части. Они вспыхнули. А почему сгорела только верхняя часть туловища? Потому что нижняя была в воде. Не все, конечно, сгорели, у некоторых сохранились лица. Они были розового цвета. Это от окиси углерода. Вся кровь в легких прореагировала с окисью углерода – получается соединение ярко-алого цвета. У задохнувшихся розовые лица.

Это говорит о том, что пожар был быстрым, объемным – как взрыв.

* * *

О семьях? Что можно сказать о семьях. Они пережили большое горе. Это на годы, если не на всю жизнь.

* * *

Я много раз говорил, повторю еще раз: в деле «Курска» столько вранья, что, наверное, каждый имеет право на свою версию.

Версия «столкновение» не нова. Не надо забывать, что район охранялся ОВРой. Движение «Мемфиса» должны были фиксировать акустики нескольких кораблей, как, впрочем, и торпедный залп аж двумя торпедами.

То есть втихаря столкнуться, потом торпеды выпустить, а потом на дно лечь?

Это что такое? Современные лодки не могут лечь на дно, циркуляционные трассы забиваются и реактор гаснет. Не знаю, как «Мемфис», но наша бы лодка так на дне и осталась. И это несмотря на 30 % запас плавучести, который у американцев всего 8.

На любую версию вопросов море, потому что, повторюсь, вранья было море.

И потом, «нас толкнули, а мы взорвались, да нас еще и торпедировали» – это что за светопреставление там было? Об этом «Мемфисе» знали бы все до последнего матроса. И информация просочилась бы мгновенно. Эту лавину не сдержать. А наши сдержали?

Вот это организация! Аплодирую.

«Курск» – махина в 24 тысячи тонн. «Мемфис» в три раза легче. И скорость у «Курска» была не более трех узлов. Это с какой же скоростью должен был двигаться «Мемфис», чтоб «Жигули», как правильно было где-то сказано, разворотило «КамАЗ»? И при такой скорости его никто не слышал в районе?

Он по воздуху летал? А теперь представь себе, что «Жигули» не только врезаются в «КамАЗ», но они еще и стрельнуть успевают! Не просто так от столкновения все на «Мемфисе» летят вверх тормашками, но на лету они еще и залп делают, аж двумя торпедами!

Кто-нибудь когда-нибудь попадал на «Жигулях» в «КамАЗ»? Ну и как самочувствие?

Наверное, с «Курском» все было непросто, но такое – это хоть детектив снимай.

Да не может лодка, записывающая шумы другой лодки, произвести залп за то время, которое тут отвели для залпа «Мемфису». Физически. Не успевает. Надо блокировки снять. А их там куча.

А ты их попробуй снять при столкновении! Я бы хотел на это посмотреть. Летаешь вперемешку с ящиками ЗИПа и снимаешь блокировки, а потом как дал – и веером две торпеды, а потом на дно – бульк! – буй отдал, а потом полежал-полежал, пришел в себя и айда в базу – на ремонт пора.

Красиво. Ничего не скажешь. Хочу верить, но что-то мешает.

* * *

Виталий Александрович Люлин очень порядочный человек, настоящий командир и подводник. Я его люблю и уважаю. Любовь подчиненного – самый дорогой орден для командира. И Люлин знает о моем к нему отношении.

Но в обсуждении трагедии с «Курском» готов с ним спорить. Точнее, это даже не спор. Это разговор двух людей, у которых при слове «флот» болит в одном и том же месте.

Нужна ли нам правда о «Курске»? Нужна. Очень. И даже если она никому не нужна, то пусть она будет необходима только мне. Я готов быть самым последним человеком, сомневающимся во всем.

Есть ли у меня своя версия? Сначала мне казалось, что есть, но потом пошел такой вал всяких небылиц и домыслов, что я и в своей версии засомневался, отложил ее в сторону и забыл о ней до той поры, пока я не выслушаю и не выскажу свое мнение относительно всех других версий.

Тут говорят, что «Мемфис» следил за «Курском», записывал его шумы, шумы новой торпеды, которая, по заявлениям одних, испытывалась, по заявлениям других, – только готовилась к испытанию. Находился он за кормой «Курска» и потому не был ему слышен, а потом подскочил, чтоб получше расслышать, да врезался.

«Курск» готовился к торпедной стрельбе. Выполняется она на сближении. То есть корабли («Петр Великий» и прочие, немалым числом) входят в район и с расстояния в 20 миль начинают сходиться с подводной лодкой. При этом обычно они находятся в состоянии радиообмена (все же договариваются, стрельба-то показушная, никто не хочет терять ни торпеду учебную, ни свое лицо).

На «Курске» подняты выдвижные – еще одно тому свидетельство. Потом, после доклада «Курска» о готовности к стрельбе, следует радиомолчание и собственно стрельба, после которой «Курск» выполняет маневр по глубине и отрывается от возможного преследования.

Но «Курск» – махина, а глубина только 100 метров. Какой там маневр по глубине! В дно можно воткнуться с таким маневром. Вот то, что «Курск» воткнулся в дно, и было в свое время версией Люлина.

И тут появляется фильм – нас «Мемфис» забодал.

Перед торпедной стрельбой скорость лодки минимальная. Три узла максимум, а может, и два узла или вообще один узел. Почему? Потому что движением лодки можно оторвать открытую крышку торпедного аппарата. Но если «Курск» двигался с такой скоростью, то и «Мемфис», скрываясь за его кормой в акустической тени, двигался с такой же. «Курск» не знал, что за ним движется «Мемфис», но тот-то знал. И о дистанции между ними он знал.

Столкнулись? Хорошо. Но любое ускорение «Мемфиса» выводит его из акустической тени, и он – как на ладони для ВСЕХ, подчеркнем, участников учения. И при этом он не просто сталкивается, он еще и торпедой стреляет?

Хорошо, предположим и это. Не забудем при этом, что торпедой он бьет «Курск» почти в упор.

Современные торпеды – это не пули из автомата. На их движение к цели влияет все – состояние моря, глубина объекта, его шумность и черт-те что. Все влияет. Поэтому торпедное оружие не высокоточное.

Зато оно мощное.

То есть взрывается оно, как правило, не воткнувшись в борт, а рядом. Почему? Потому что задача торпедной атаки – это не попадание белке в глаз, а разориентирование этой самой белки.

Торпеда должна помешать ракетной подводной лодке (или торпедной лодке) выполнить ракетный (или торпедный) залп. Взрыв торпеды должен сорвать стрельбу противника. Вот цель. Не уничтожение противника торпедой (этим займется авиация, надводные корабли, то есть те, у кого это лучше получается), а срыв боевой задачи. Нельзя допустить ракетный залп. От него погибнут миллионы. Ракеты-то с ядерной боеголовкой, кассетного типа. Нельзя дать им разлететься.

Вот для чего нужны торпеды.

Повторимся, они очень мощные.

В свое время в Полярном произошел взрыв торпедного боезапаса на лодке. Так там утонула не только эта лодка, но и две соседние получили такие повреждения, что впору говорить об их гибели.

Хорошо, что все тогда у пирса происходило.

А если б в море? То есть «Мемфис» – камикадзе?

От такого взрыва, понимая, что он делает, находясь рядом, корпус к корпусу, он не смог бы оправиться. Он лег бы рядом с «Курском» навсегда. Вспомните его размеры. Он меньше «Курска» в три раза.

«Курск» лег, а «Мемфис» лег бы перед ним. Он первым бы лег. Уверяю вас.

Возможно, он находился рядом при взрыве «Курска». Возможно, допускаю (оттого и получил повреждения), но он не находился «корпус в корпус» – иначе б никогда он не нарисовался потом на ремонте в доке. Там нечего было бы ремонтировать.

И еще о торпеде. Пусть даже она попала в легкий корпус «Курска». Предположим, что злодеи, потеряв свой разум, выстрелили в нас торпедой. Учтем при этом, что на наших лодках есть легкий и прочный корпус, а у американцев легкого корпуса нет. У них сразу внутренности. А у нас не сразу.

Взрыв торпеды снял бы весь легкий корпус «Курска» и повредил бы «Мемфис», но вот добрался бы он до прочного корпуса «Курска»? Сомневаюсь. Пусть меня переубедят.

Взрывная волна распространяется по линии наименьшего сопротивления. То есть она уйдет в воду вокруг «Курска». Повредив «Мемфис» и в пространство между корпусами «Курска», сорвав с него легкий корпус, как скорлупу с яйца.

Вы били когда-нибудь сваренные вкрутую яйца? Часто при этом повреждалось само яйцо?

От столкновения наших подводных лодок почти всегда страдает легкий корпус.

От взрыва торпеды пострадает он же. Я не прав? Пожалуйста, возражайте. Готов выслушать.

* * *

Телевидение – жвачка. Замена разума. Ум связан со словом. Напрямую. Какое слово, таков и ум. Слово должно звучать внутри. Если внутренняя речь невнятная, то и внешняя его речь находится в том же состоянии. То есть перед нами недоумок.

Внутреннюю речь формирует книга. Не всякая, но та, что написана вкусными словами.

Берем девять томов Белинского и…

Страницы: «« 12345678 »»

Читать бесплатно другие книги:

Их было трое – Скоблик, Михей и Дикарка. Они вместе учились, вместе служили, а затем уже в качестве ...
Фима всю жизнь жила для своей семьи – брата Юры, его жены Юленьки, ее мамы и брата. Готовила, стирал...
Строительство дома и благоустройство приусадебного участка по системе фэн-шуй, которая становится вс...
Спецназовцы не ищут войны – она находит их сама… Бойцам элитной группы разрешили уйти в кратковремен...
Целыми днями Раиса лежала на диване, просматривая по телевизору семейную хронику, где счастье льется...
Жанна была уверена, что она единственная и неповторимая для бильярдиста Саши Степанова. Пока не выяс...