Бортовой журнал 5 Покровский Александр
– А в подвале нельзя было? – тихо спросил начальник комиссии.
– В подвал тащить времени не было, товарищ генерал, – из-за спины начальника управления вякнул ночной дежурный, который до сих пор не мог совладать с похмельным синдромом. – Мы его на воздухе решили стрельнуть.
– Так думать надо! – перешел на крик генерал. – Здание в центре города, стрельба ночью, наверное, весь район разбудила.
– Да мы двигатель включили! Кто поймет, что тут делалось? – заканючили местные.
– Ну, хрен с вами, дураков лечить – только уколы изводить.
И, повернувшись к начальнику управления, генерал спросил:
– А этот, как его, КОТ, по суду под вышак пошел, или вы его по собственному почину?
– По собственному почину, товарищ генерал, да и вон он как моего за руку покусал! – кивнул начальник на своего подчиненного.
– Ну, этих сволочей стрелять надо, совсем распоясались. Всю страну разворовали. А ты правильно делаешь, что с ними не церемонишься. Молодец.
И оставив обалдевшего начальника управления, который только сейчас осознал всю глубину заблуждения гостей, комиссия заспешила дальше.
P.S.
В скором времени начальника управления перевели с повышением в Москву, а многих офицеров, участвовавших в ночной охоте, повысили по чину «за решительную борьбу с чуждым элементом». А по городу долго гуляли слухи о расстреле местных гэкачепистов органами ГБ.
«Умом Россию не понять!»
Блядь! А вы пробовали?
Что роднит чиновников с саранчой? Их роднит нежелание добровольно сокращать свое поголовье. Оттого и коррупция.
Как избавиться от коррупции? Так же, как и от саранчи, – сменить климат.
Вот поэтому я давно предлагаю перенести столицу нашей Родины в Туру – середина нашей необъятной карты, а потому и до концов ее не так далеко, по телефону можно дозвониться.
И еще, там климат очень подходящий для тех, кто по-настоящему любит свою Родину – Россию – и готов ради нее по-чиновничьи, то есть до последней капли крови, страдать.
Перенесли же свои столицы такие страны, как США, Бразилия, Турция.
Последним это сделал Казахстан, после чего расцвел экономически.
Черт его знает, может, и мы расцветем? Перенесем столицу в вечную мерзлоту, а все здания там, чтоб не тревожить местный ягель, построим на сваях, и сделаем эти здания из прозрачного пластика, чтоб, значит, редкие лучи солнца не только его пронзали насквозь, но и чтоб они до земли доходили, помогая выжить окружающим цветочкам.
А все прочие цветы нашей цивилизации – чиновники – были бы вознесены над нашей грешной землей, и все их действия стали бы тоже прозрачны, всем видны и очевидны.
Представляете? И поехали бы туда, в Туру, они, захватив с собой все наши представления об одной нашей общей матери.
Там бы сразу стало ясно, кто готов служить хоть на Луне, а кто – только рядом с финансовыми корпорациями.
Это же так естественно: любишь Родину – вот тебе ягель.
Опять же, край расцветет, передовые технологии внедрятся, народ заулыбается и чиновников полюбит.
И не будет сравнивать их с саранчой.
Политикам всегда надо помнить о реинкарнации, ведь следующую жизнь можно начать слизняком, а уж потом превратиться в какого-нибудь мелкого ползучего гада, после чего преобразиться в гада покрупнее – в крокодила, например, – затем уже можно стать млекопитающим – хорек подойдет, – потом пойдут лисы и волки, а затем вершина всех превращений – шимпанзе.
И только после обезьяны открывается прямая дорога в премьеры.
Терпеть не могу предвыборное роение.
Все возбуждены и крутятся вокруг матки.
Дела нет, но при нем всегда кто-то есть.
Выборы, встречи, вопросы, опросы.
Вопросы всегда одни и те же: пенсии, продукты, подъезды, канализация, дороги.
Есть, правда, и идиотские: «На кого вы нас покинете?», «Как ваше здоровье?» и «Что там в Ираке?». И количество вопросов с годами только растет. Почему-то это обстоятельство опрашивающих радует.
Знаете, чем Россия отличается от паровоза? Тот пары спускает, а Россия пары перепускает.
И бродят они по внутренним лабиринтам. Так что задача тут только одна: вырыть новые лабиринты. И поглубже.
Чтоб лет на десять хватило. Никто же не хочет остаться в памяти потомков.
Наоборот, все хотят из этой памяти как можно быстрей исчезнуть. Чтоб даже лица забыли.
Вот она – новейшая история.
Ах, если б не мое богатое воображение! Оно меня переносит то туда, то сюда, и я вижу то то, то это. И у этого я вижу то, а у того – это. К примеру, я вижу генеалогическое древо, источенное червями. Или я вижу обезумевших повитух, пустившихся в пляс. И все это в связи с нарождением нового. У нас так нарождается новое. У него уже есть голова и ладони. Скоро нам покажут и задние ноги.
А потом у него отвалится хвост.
Мне понравилось выражение «положить охулки».
Не наложить, а именно положить – то есть опустить нежно, аккуратно.
Что оно означает? Оно означает охулить что-либо, подвергнуть хуле.
И насколько оно лучше выражения «я на вас положил»? Намного. «Я на вас положил охулки».
Маленькие такие. Так и хочется их на кого-нибудь положить, а потом сказать:
– Господа! Я на вас положил… (выждать паузу, оглядеть все вокруг, а затем закончить) охулки!
Муссолини, Пазолини, Феллини.
Они все ушли. Совсем? Совсем.
И ничего не оставили? Оставили.
Последние два – понятно что, а что оставил после себя Муссолини?
Я долгое время полагал о нем следующее: фашист и «правильно, что его итальянцы повесили».
Оказалось, что в фамилию «Муссолини» итальянцы вкладывают кое-что еще.
Муссолини для них – это прежде всего работа для бедных. До него беднотой не очень-то занимались.
Муссолини – это еще и развитие промышленности, потому как Италия была страной, в общем-то, сельскохозяйственной – виноград, маслины, а он начал развивать промышленность, а это дополнительные рабочие места для тех же бедных.
Муссолини – это дороги. Развитие промышленности требует хороших дорог. До него итальянскими дорогами почти никто не занимался (если не считать древних римлян). Появились дороги – появился общественный транспорт, который возил до работы все тех же бедных.
До Муссолини в Италии не существовало такого понятия, как общественный транспорт.
Муссолини – это охрана памятников (Рим правил миром, и этот мир не должен пропасть).
Этот закон (закон об охране памятников), как и многие законы (особенно социальные), принятые Муссолини, действуют до сих пор. Нельзя разрушить ни одно старое здание в любой части города.
Ни одно. Все это достояние истории, а историю Муссолини любил. Пламенно.
В самой середине Рима и сегодня могут располагаться руины, но они охраняются, потому что именно на эти руины и приезжают сегодня смотреть со всего мира.
Так что Муссолини в прошлом – это туризм в настоящем.
И еще Муссолини – это пенсионное обеспечение. До него никаких пенсий у итальянцев не было.
А знаете, какое это пенсионное обеспечение?
Оно такое, что вдова (или вдовец) получает за свою безвременно ушедшую половину пенсию в полном объеме до конца своей жизни. То есть вдова или вдовец получает две пенсии? Да.
Ужасно это все для пенсионного фонда (конечно, я понимаю), но получает.
По сию пору. Это введение Муссолини не отменено.
Муссолини обеспечил вдов.
Вот поэтому в сегодняшней Италии его вспоминают на каждом шагу.
Вспоминают ли в Италии на каждом шагу Пазолини и Феллини?
На каждом? Нет.
Что я этим хотел сказать?
Просто не все так просто – вот что я хотел сказать.
Ни одно звено не лишнее.
Мне легче, чем другим людям. Я существую здесь и не здесь. Я думаю, размышляю, провоцирую.
И все это я делаю для себя и ради себя. Я провоцирую себя. Прежде всего. И делаю я это постоянно.
Так я живу.
Хорошо, что люди читают. Это очень здорово. Они читают меня и вместе со мной будят свой разум.
Он это любит.
Россия – страна уникальная. Можно ли сказать, что она – моя боль? Можно.
Но я же хочу уйти от своей боли. Потому и пишу.
Я пишу маленькие текстики. Они как картинки. И в них каждый видит себя.
Кто-то очень умен, кто-то начитан – это сразу заметно. А кто-то вспыльчив – вспылил, вспылил, и поехал, и понес, не остановить – ух, молодец!
Тут даже не вмешаться в обсуждение, потому что мы на разных планетах.
Они говорят не о том, о чем я написал. Слова те же, а текст у меня, как вода, – весь пройдет сквозь пальцы.
Я-то писатель. Я знаю, как у меня все устроено. Остальные разбирают меня на фразы.
А это не разбирается.
Я, как тот фокусник, что может на глазах показать, как он это делает.
И при этом все равно непонятно как.
Я тут размышлял над словом «художник».
Это все по поводу того, что от лица всех художников обратились художники (сами знаете куда).
В этом слове окончание «ник» я бы посчитал за суффикс, отвечающий за принадлежность к делу.
Ну, так, как в слове «сапожник», например.
То есть основа слова – это «худож». Теперь разнесем букву «ж», и получается – «худо ж». То есть то, что делает этот человек, – это «худо ж». То есть делает он очевидное свидетелю происходящего «худо».
Наверное, речь идет о настоящих художниках, которых, скорее всего, у нас всего четверо.
Остальные ненастоящие.
А эти – «делающие худо».
На рекламном щите у автобусной остановки вывешен огромный плакат с портретом одного очень известного политика. На плакате он рекомендует всем «не врать» и «не бояться».
Ежедневно на нем что-то пишут или наклеивают ему на рот разные бумажные послания.
Содержание этих посланий далеки от пожелания здоровья. Каждый день это все кто-то старательно стирает, но каждый день надписи появляются снова. У нас тут повесь хоть кого – на него обязательно плюнут.
Интересно, политики – это люди, согласные с тем, что на их портреты плюют?
И это все из года в год. Грязь– обещания, грязь – обещания.
То есть грязь и обещания неразлучны. Грязь – это обещания, обещания – грязь.
Желания отмыться не появляется никогда. В конце срока говорят: «На кого ж ты нас покинул?»
4 ноября – День народного единства. Это единственный день в году, в который народы России едины.
В остальные дни ищутся виноватые.
Предлагаю завтра же сделать наш любимый рубль конвертируемым. Я даже знаю как.
Надо продавать нашу нефть с газом не за доллары, а за рубли.
Вот они все побегают!
Купят у нас за свои евро сначала рубли, а потом на них же у нас же купят нашу нефть с газом.
Представляете, как сразу рванет вперед наш золотовалютный запас!
Ах, Россия! Денег много – а дорог нет, мусор, помойки, жалкие аэропорты, вокзалы в центре Москвы с жутким привокзальным людом.
Сырья навалом – и рядом с этим физмат с его учеными, наукой, но ученые дурно одеты и лаборатории – как в фильме «Сталкер».
Много умных людей, а куда мы идем?
Куда движутся все остальные, более или менее понятно, но мы-то – куда?
По поводу того, что же там взорвалось в автобусе в городе Тольятти, уже есть несколько версий.
Одна из них: тот парень вез нитроглицерин, который от толчка и взорвался.
Небольшая справка: нитроглицерин получается только в лабораторных условиях при взаимодействии глицерина и азотной кислоты. Сварить его просто так на кухне невозможно, не только потому, что азотная кислота очень летучее соединение и работать с ней надо в вытяжном шкафу, поскольку при переходе в аэрозоль она еще и жутко ядовита (предельно допустимая концентрация десять в минус пятой степени миллиграмма на литр), но и потому, что полученный нитроглицерин легко взрывается.
И взрывается он от любой ерунды – от небольшой встряски, например.
И по взрывным своим способностям он в несколько раз сильнее динамита.
Пробовали ли им снаряды и прочие взрывающиеся штуки начинять?
Пробовали, но всякий раз взрывались на месте, потому и отказались от этой затеи.
Так что террористов всех рангов к производству нитроглицерина можно только приглашать, размещая в Интернете схемы получения этого замечательного продукта.
Гарантирую, что после этого число террористов очень резко сократится.
Нитроглицерин – жидкость. Взрыв часто происходит оттого, что его просто переливают из сосуда в сосуд. То есть, повторимся, он слаботранспортабелен.
Иными словами, тот парень его бы и до автобуса не донес, даже если б и сварганил его у себя на кухне.
А то, что он химией увлекался, – так кто ж ею не увлекался?
Есть еще одна версия – у него дома нашли селитру (азотные удобрения).
Еще одна справка: из селитры можно сделать взрывчатку, но для этого надо обладать недюжинными знаниями и лабораторным оборудованием. Просто так это все дело варили в позапрошлом веке и взрывались так, что оставалось только имя на стенке, и то если его там заранее нацарапывали.
И потом – мало ли чего химического может взрываться.
Даже некоторые средства защиты растений от вредителей от удара очень лихо все окружающее возносят на небеса.
Болтики и проволочки у него дома нашли? Ну что ж, это серьезный аргумент. Стоит поискать и в соседних квартирах. Уверен, что и там найдутся точно такие же болтики и проволочки.
Зачем я все это пишу?
Я пишу это затем, что не стоит, наверное, обвинять человека, пока только начато следствие и не было еще никакого суда. До решения суда, хочется всем напомнить, человек невиновен.
А все эти выступления больших чинов по телевизору– это не от хорошей жизни. В них видна паника.
Когда крякву подстрелишь, она на дно уходит, там вцепляется в ил и умирает, но охотнику не сдается.
Это к вопросу о разумности.
И еще к вопросу о доблести.
Раньше, чтоб указать на причины того или иного события, говорили: «Ищите женщину», теперь следует говорить: «Ищите деньги».
Неужели вы не видите для России хоть какой-либо перспективы?
Не-а!
Вы оптимист?
Да!
«Единая Россия» планирует созвать после президентских выборов в марте-апреле 2008-го Первый Гражданский собор российской нации для принятия Пакта гражданского единства.
Вы не знаете, что это такое?
Я? Да как вам сказать.
Ну, наверное, хочется Пакта.
И не просто какого-нибудь Пакта, а Пакта гражданского единства. То есть то, что существует сама по себе «Единая Россия» – это свершившийся акт, но после него все-таки ощущается необходимость в соборе, в ходе которого и примут этот самый Пакт.
И единство станет еще более единым – вот такая петрушка!
То есть единство единством, но налицо все же некоторый дискомфорт.
И надо бы его как-то законодательно, что ли…
Словом, так просто, на улице никто никакого единства не ощущает, но вот если все соберутся в одном месте, то тогда.
А под «российской нацией», как я понимаю, здесь подразумеваются все народы, проживающие на территории России. Вот так, легко и красиво они и объявлены этой самой нацией, что само по себе уже единство.
Проще говоря, мы тут имеем единство не простое – примитивное и линейное, а сложное, многослойное, пронзающее, так сказать, и в то же время спрессованное в некотором роде.
Правильно ли я понимаю, что пенсии, уровень жизни, прожиточный минимум, социальное и прочее: дороги-деревни-светофоры – это все получается не сразу, не вдруг, а вдруг получается только соборование?
Ну, если оно должно закончиться Пактом, то тогда, наверное.
Закончится ли все дело тем, что лица окружающих меня людей – на тротуаре и в транспорте – станут мягче, умиротворенней и во взоре их появится нежность и отзывчивость?
А бог его знает!
Но зато – каков посыл!
Не просто голые – но с собором.
Не просто без штанов – но с Пактом.
О дутии.
Вы никогда не дули в какой-нибудь духовой инструмент по ту или иную сторону Альп?
Нет?
Вот и я не дул. А так хочется.
И чтоб непременно были бы Альпы.
Все хотят закона. Все его жаждут.
То есть всё как от сотворения мира – сначала космос, хаос, потом – беззаконие, в ходе которого можно кое-что стибрить – после чего хочется все это узаконить. Для этого нужно единство, единение, пакты, согласие, соборы, форумы.
В результате всего этого во главе ставится царь, а вокруг ладком располагаются бояре – опора трона. В качестве опоры подойдут «новые дворяне», которые и народились в эпоху беззакония, и которым закон теперь нужнее всего.
Вон их сколько. Дворян. Сокольничих и стремянных. Остальное все мутное, как река в половодье, а это – выжимки. Из них и будет все лепиться.
А для тех, кто не слепится, есть тюрьма и дубины.
Россия еще не раз Европу удивит. Европа пригласит Америку, чтоб удивление это было с кем разделить.
А мы рванем в Китай и к арабам – у нас есть к кому рвануть.
Китай раскроет нам свои объятия, но попадаем в них не мы, а США.
А конец арабам положит управляемая термоядерная реакция – лет пятнадцать ждать.
То есть царь у нас – это лет на пятнадцать, в течение которых мы будем всюду трясти исподним – то границы укреплять, то террористов гонять.
Опять же, флот! Почему бы Главному штабу ВМФ России не переехать в Петербург?
Постановляем: переехать. Это очень важно. Это так важно, что и сказать нельзя. Я не в силах. Просто без этого никак. Переедем, оставив на месте здание и половину вещей.
А на новом месте – ремонт, ремонт, ремонт.
Меня иногда спрашивают: ну а вы-то сами что рекомендуете сделать?
Я-то?
Я-то рекомендую ввести еще один государственный праздник. Я рекомендую 3 марта сделать праздником.
И назвать его День Освобождения от крепостного права.
Однажды это уже случилось – 3 марта 1861 года.
Об обрисовке черт.
Вам никогда не случалось обрисовывать черты одного человека, пользуясь для этого чертами другого?
Только они должны быть заняты одним и тем же делом, тогда от колебательных движений – а любое общее дело связано с колебаниями – черты одного переходят, перетекают, переползают в черты другого, и через какое-то время в одном может быть больше черт другого, чем в том, другом, до начала их общих терзаний.
Вот! А уж потом, а уж потом.
О чем это я, собственно? Я о преемственности.
Вы не замечали, что при длительной скачке всадник постепенно приобретает черты лошади?
А я замечал.
Власть всегда отличалась необыкновенным умом и изяществом. Чем ближе март 2008-го, тем больше заламывания рук и криков: «Как же так! А как же мы?»
Совсем загоняли бедного президента. То форум, то собор, то Пакт, то согласие, то гражданское.
Места себе не найти. Пора бы ему сбежать.
Я бы сбежал, спрятался где-нибудь, а потом появился бы в марте – вот он я, заждались?
И опять бы побежал изо всех сил, а они б за мной гнались с короной царской и скипетром.
Потели под мышками и на лбу, задыхались, и глаза б у них горели, губы тряслись, а пот бы им эти глаза и губы заливал.
А я бы им язык показывал и на бегу кричал:
– Ф-Ф-И-ГУШ-КИ-И-И!!! ВРЕШЬ! НЕ ВОЗЬ-МЕШ-Ш-ШЬ!!!