Пять баксов для доктора Брауна. Книга 1 Маллоу М. Р.

М.Р. мрачно осмотрел предмет, который держал в руках и направился к парадной двери.

– Держи карман, – заметил он и присел на корточки, скрывшись в темноте. – Убьют-то меня. А ты опять будешь беденький. Несчастное заблудшее дитя.

– В каком смысле "опять"? – не понял Джейк. – И сам ты бедненький!

– Я? – послышался голос компаньона. – Еще какой бедненький! С таким-то бандитом в компании!

Проделав ряд нехитрых манипуляций, он выпрямился, едва не съездив макушкой по зубам слишком близко подошедшего Джейка.

– Твоя печать семейного проклятия, сэр, шикарная штука.

– Чего? – Джейк так и ахнул.

– Вечно тебя всем жалко, – продолжал компаньон. – То боцману, то капитану, то вон даже служанке в кабаке. А миссис Маллоу – в первую очередь. Она про тебя знаешь, что говорит?

– Да не хочу я такое знать! – скривился Джейк.

– Что ты при живых родителях – сиротка, – безжалостно закончил Дюк. – Поэтому попадет мне. Я-то, как известно, трудный ребенок, все делаю назло, и вообще со мной тяжело.

– Нет уж, сэр, позвольте! – возмутился Д.Э. – Какая из меня сиротка, обалдел, что ли? Нечестивый проходимец, паршивая овца, да и только!

– Вот-вот, я и говорю, – кивнул трудный ребенок. – И влетит поэтому мне.

– Да за что?

– За издевательство, во-первых, над пожилым человеком, вдобавок, родственником, – принялся перечислять Дюк.

– Хороший какой родственник! – не удержался Джейк.

– А неважно, – Дюк махнул рукой, – родственник, и все.

Компаньоны поднимались по ступенькам. Лицо Д.Э. выразило все, что можно выразить как о родственниках вообще, и о дяде Фалвиусе в особенности, так и о правилах поведения, которые предписывают позволять таким вот дядям изгаляться над хорошими людьми.

– Ну, и за то, что я опять трогал эту ужасную вещь, – Дюк остановился у дверей своей комнаты. – Никто же не знает, какой ты на самом деле засранец. А я, понятно, не дурак такое говорить.

– То сиротка, то головорез, то засранец, – пробормотал Джейк. – Одни комплименты, ржавый якорь мне в задницу!

И компаньоны отправились спать. И уже видели десятый сон, когда весь дом был поднят пронзительным звоном. Искатели приключений съехали по перилам вниз, чтобы не терять время, пробежали через гостиную и увидели, как в двери входит дядя Фалвиус.

– Кто-нибудь, выключите эту штуку! – кричала миссис Маллоу. – Сейчас опять все соседи сбегутся!

Дюк выдернул из паркета сигнальное устройство, долго вертел в руках, но выключить не смог, и передал отцу. Звон, наконец, смолк.

– …этот мерзкий предмет! – послышался голос дяди Фалвиуса.

– Где вы были, Фалвиус? – поинтересовался мистер Маллоу.

– Я… – кузен миссис Маллоу как-то странно переступил с ноги на ногу, – вышел в аптеку. У меня так болела голова. Должно быть, погода. В этом городе даже погода – и та мерзкая.

– А… а чем от вас пахнет, кузен? – спросила миссис Маллоу.

– Чем от меня пахнет? – дядя Фалвиус понюхал лацкан пиджака. – Ах, это. Это…я был вынужден. Девушка бросилась прямо под колеса экипажа. Несчастное падшее дитя – она была совершенно пьяна.

– И что же? – в два голоса поинтересовались супруги.

– Что? – кадык дяди Фалвиуса подпрыгнул вверх-вниз. – Подхватил, буквально вытащил из-под колес. Ах да, это я уже говорил. Посадил в экипаж, конечно. Велел отвезти по адресу, который укажет девица. Аптекарь, аптекарь предложил немного тонизирующего бальзама "Биттерс". Очень помогает от головы.

Несло от дяди совсем не тонизирующим бальзамом, а обычным виски. И духами – весьма дешевыми. Все стояли и молча смотрели. Дядя Фалвиус посмотрел на каждого по очереди, полез в карман за платком. Платок в коричневую клетку был большой, в этом компаньоны убедились, когда дядя развернул его, чтобы вытереть пот со лба и носа. И тут оказалось, что на полу лежит некий кружевной предмет. Предмет украшала красная шелковая розочка.

– А это? – Джейк поднял подвязку и предъявил всем присутствующим.

– Это? – пробормотал дядя Фалвиус с выражением крайнего недоумения. – Это…

На его лице отразились такие муки, что компаньоны невольно ощутили жалость. Пауза, однако, затянулась до неприличия.

– Вероятно, ваша протеже это уронила? – пришел на помощь мистер Маллоу.

– Да, да, – дядя Фалвиус был красен как переспелый томат, – уронила…потеряла… Надеюсь, вы извините меня, я очень устал. Да и поздно. Пойду лягу.

– Как ваша голова? – кстати поинтересовался Джейк.

– Голова? – обернулся с лестницы дядя. – Какая голова?

– Ну, ваша, – объяснил Дюк. – Ваша голова!

– Вы же говорили, у вас она болела? – напомнил Джейк.

Дядя Фалвиус постоял секунд пять.

– А, голова! – спохватился он. – Она прошла совершенно! Прекрасная вещь этот бальзам Биттерса, прекрасная!

И торопливо поднялся по ступенькам.

Наутро Джейк, еще не открыв глаза, удивился царящей тишине. Ни качки, ни скрипа корабельных досок. Ни звона склянок. Ни приглушенного гама поднимающихся матросов. Солнце пригревало макушку, лезло в глаза и дрожало на белоснежном пододеяльнике.

Дюк по привычке сразу сел в постели, нашаривая босыми ногами башмаки. И в некотором удивлении лег обратно. Ни тонкого, в нос, храпа Чаттера. Ни куриной физиономии миста Ноулза. Ни плеска волн. Тихо, тепло, светло, пахнет свежим бельем и мылом. Руки отмылись почти дочиста: темными остались только некоторые мозоли, которые не получилось отскрести. Дюк вышел в холл, кстати сунув нос к компаньону, и обнаружил, что тот тоже не спит: читает, сидя в постели. Точнее, пытается распрямить на коленях скомканную газету, покрытую бурыми пятнами.

– Доброе утро, сэр, – поприветствовал компаньона Дюк.

– Доброе, – согласился Джейк. – Как там наш дядя Флавиус?

– Фалвиус, – поправил Дюк. – Уехал. Даже записки нет.

– Ну, я же говорю: порядочные люди по ночам не ходят. – Джейк полез из кровати.

– Слушай, это что, кровь? – спросил Дюк. – Молодой головорез, ты грохнул дядю?

Шарахнулся, когда компаньон попробовал сунуть газету ему в руки.

– Нет, – коротко ответил Джейк. – Не мог ведь я пропустить новое, захватывающее дело мистера Шерлока Холмса. Хотя это дело, наверное, порядочно состарилось.

– Там же не разглядеть ни черта, – пробормотал Дюк. – Дело слишком кровавое.

– Не мог же я, – продолжал его компаньон, – пропустить это дело только потому, что мистеру Крысе угодно было разбить мне нос.

– Забудь, – посоветовал М.Р. – Выбрось эту дурацкую газету. Все равно ни черта не разобрать.

– Есть вещи, сэр, – Д.Э. отложил газету и взял штаны, – о которых забывать нельзя.

За завтраком миссис Маллоу сосредоточенно смотрела, как прислуга разливает чай.

– Благодарю вас, Мэри, вы можете идти.

Мэри, которая сегодня утром была несколько менее хмурой, чем обычно, удалилась.

– Мэм, – быстро сказал Д.Э., опередив компаньона, – это не он. Это я.

М.Р. мрачно поднял глаза.

– Черта с два, – произнес он. – Это я, а не он.

Мистер Маллоу, ни на кого не глядя, посыпал сахарной пудрой печеное яблоко.

– Я так понимаю, Линда, – заметил он, – оба друг друга стоят.

Вздохнул и добавил:

– Ну что же, определяй меру наказания. Я умываю руки.

Миссис Маллоу со звоном положила ложечку на блюдце.

– Раз в жизни, – сказала она посреди общего молчания, – раз в жизни, Томас, эта ужасная вещь пригодилась в доме.

Еще неделю компаньоны спали, ели, ходили в мюзик-холл и кинематограф и болтались по городу – просто так. Дюк попробовал играть на пианино рэгтаймы, но много ли поиграешь, когда даже во сне пальцы согнуты по толщине снастей. В общем, вместо расстроенного М.Р. играть пришлось миссис Маллоу. Джейк перебирал ноты в ярких обложках, прося сыграть то то, то это, напевая себе под нос и ужасно стесняясь, когда на это обращали внимание. За завтраком, обедом и ужином рассказывались морские истории, хотя миссис Маллоу строго-настрого запретила рассказывать об охоте на кита за столом и при детях. Зато истории о замурованном клепальщике, и морском змее, и, конечно, лимерики, которые на пару читали компаньоны, имели большой успех. Триумф искателей приключений несколько омрачало, правда, одно обстоятельство: перед едой они стали получать из рук миссис Маллоу по полчашки теплой жижи из разбавленных дрожжей и суровое распоряжение выпить все немедленно. Делалось это для того, чтобы уже не уподобляться героическому терпеливцу из города Тулья. Но это было единственным огорчением. Э… почти. Двум джентльменам пора было собираться в Сан-Франциско.

Конец первой книги