Детский дом и его обитатели Миронова Лариса

Глава 28. Опять воспитателя довели!

Конечно же, никто ложки на базу не отнёс. Равно как – и вилки с ножами.

Медсестра меня за версту обходит. А девицы сделались злющие – настоящие мегеры! Все мои замечания – в штыки. Пыталась ещё раз поговорить с Татьяной Степановной – глухо, как в танке.

Говорю:

– Это кража, и надо разобраться в деталях. Здесь что-то не так.

Однако она отвечала одно и то же:

– А что вы хотели, дети трудные. И нечего из себя икону корчить.

– Какая икона! – возмутилась я. – Обстоятельства таковы, что просто необходимо, срочно и самым тщательным образом, во всем разобраться.

– Да и так всё ясно. Ублюдки.

– Нет, не всё. Это сложные дети. Но внутри есть и много доброго, только сейчас всё ушло вглубь.

– Да неужели? – ехидничала Татьяна Степановна. – По какой такой причине?

– Всё доброе в них сейчас подавляет агрессивное начало.

– Вот это да! – усмехается она.

– Это всё безделье и жара. В других условиях они были бы другими.

– Ну, не знаю, я разговаривала с Ириной Дмитриевной, она не жалуется. Говорит, дети как дети, – сообщает Татьяна Степановна совершенно равнодушно, без всякого понимания.

– Знаю. Ирина Дмитриевна – замечательный человек, – говорю я. – Но, никого не хочу обидеть, она здесь, извините, не у дел.

– Как это?

Татьяна Степановна возмущенно смотрит на меня.

– Мне было бы легче справляться с детьми, если бы я была одна. Воспитатели должны или тянуть эту лямку вместе, или разойтись в разные стороны.

– Напрасно. А мы как раз Ирину хотим взять на следующий год на два дня.

– Куда – на два дня?

– На первый отряд. Хватит вам и одной ставки.

– Но это невозможно! Мне всё равно придётся делать всю работу самой, потому что эта милая учительница будет только присутствовать «на отряде». А вот дети начнут колобродить – такое двоевластие ничем хорошим, как правило, не кончается.

– Вы просто не хотите делиться или… не умеете работать в команде.

Она засмеялась своей странной шутке.

– Нет, это невозможно, я же сказала…

– Ирине нужны деньги. Трое детей…

– Ах, вот оно что. Но это не тот случай. Здесь надо вкалывать, а не использовать полставки для доп. заработка. Нет, я не отдам отряд даже на два дня.

– Это как-то недемократично, – проговорила она, недобро усмехаясь. – А, собственно, с вами никто и не будет советоваться.

– Это демагогия. Дешёвая демагогия. Оттого, что нас здесь много, работать мне только труднее. Каждый гнёт в свою сторону. Так нельзя с детьми работать. Они от нас, взрослых, учатся лавировать, склочничать. Это воспитывает конформизм. Она уже рявкнула на меня – и вполне начальственно: – Хватит пудрить мне мозги всякими словечками! Ирину в школе ценят как лучшего педагога. И девочки её хвалят.

– Какие девочки?

– Ваши девочки.

– Неудивительно.

– Конечно, она умеет находить общий язык с детьми. Это общее мнение. А вот вы уже утратили с ними контакт. Это так?

– Так.

– Ну и кто виноват.

– Я же объясняла… Как вы не хотите понять…

– Чего?

– Того, что нельзя здесь, в этой нестабильной обстановке, устраивать двоевластие. Дети день ото дня становятся всё более неконтролируемыми. Эта анархия закончится большим скандалом. Чует моё сердце. Всё пойдёт вразнос.

– Да хватит вам придумывать всякие ужасы. Вечно вы… пугаете.

– Я не пугаю. Так будет. Я, может, немного и сгущаю краски, но это чтобы заострить проблему. Потому что когда всё станет уже очевидным, поздно будет что-либо менять. И случится непоправимое.

– И что же? – иронично спросила она.

– Мы растеряем окончательно все наши полезные навыки. И придётся начинать всё сначала. А это будет нелегко.

– Да бросьте вы! – она засмеялась. – Какие навыки? Там нечего и терять. Вы просто заморочили детям голову сказками про царя Колбаску… Муштра и муштра с утра до ночи… А здесь они почувствовали себя людьми. Увидели, как прекрасна и разнообразна жизнь. И что она не сводится к уборке спальни или дежурству на объекте. Они не захотят больше вам подчиняться. Это моё мнение.

– Да разве обо мне речь?

Я просто не находила слов от такой наглости и лицемерия.

– О вас речь, о вас, дорогая.

– Какая муштра? Если здоровые парни и девицы отработают четыре часа в качестве символической платы за всё хорошее, что здесь для них делают, – разве это муштра? И что в этом плохого? От безделья они тут чуть поезд под откос не пустили. Безделье детям категорически противопоказано. Равно как и халява. Если они привыкнут к такой жизни, то и потом, во взрослом состоянии, никогда работать не станут. Они пойдут воровать и убивать. Вот куда это всё ведёт.

– Ха, ха и ещё раз – ха. Как всегда, кошмар на улице вязов.

– Это реальная перспектива!

– Всё в кучу, так-так…

– Нет же. Это просто разные стороны нарождающегося, здесь и сейчас, скотского образа жизни, – билась, как рыба, я – об лёд её равнодушия.

– Вот новости! А куда, спрашивается, воспитатель смотрел?

– Я не Аргус тысячеглазый. А вас там трое – в деревне. И вы не можете за ними уследить. Как же я могу управлять детьми дистанционно? У них скоро эпидемия кишечных заболеваний от грязи начнётся. Посуда с едой на полу стоит сутками.

Она погрозила мне пальцем.

– Вот! А где же ваши навыки сангигиены?

– Чтобы навык стал привычкой, а привычка – чертой характера, надо очень много постараться. Привить ребёнку полезную привычку – дело долгое. А вот разрушить – это раз– два и готово. Это всегда запросто.

Татьяна Степановна явно заскучала. Ей наш разговор уже не казался интересным. И она, прервав движением руки мою речь, произнесла трагично, но, вместе с тем, вкрадчиво и любезно, как на панихиде:

– Ольга Николаевна, мы с большим пониманием относимся к вашим начинанием.

Ого! «Мы»? Мы пахали, как говорится.

Меня безмерно восхитила эта пошлая наглость. Да, она стала за неполных два месяца совсем другим человеком. До чего же быстро растут кадры в закулисной борьбе?

Или… она всегда была такой?! А я этого просто не видела?

Похоже, у неё не только очки – хамелеоны…

– Вы лезете напролом, – продолжала невозмутимо и раскованно моя недавняя подруга. – Даже там, где можно пойти в обход. И победить с меньшими потерями.

– Как это трогательно! Но в данной ситуации это не так. – Всегда возможны компромиссы.

– Есть компромиссы как вынужденная мера. И компромиссы – как предательство.

– Что же заставляют вас предавать эти нелюди?

– Саму идею.

– Глупости. Какие идеи в детском доме? Одни умозрительны схемы.

– Это что же вы называете «умозрительными схемами»?

– Да эту вашу идею-фикс – заставить человека, рождённого ползать, летать. Дарю вам этот образ.

– Краденые подарки… Как-то не очень. Кстати, что будем делать с ложками?

– Дорога ложка, как говорится, к обеду.

– Не поняла, – сказала я с раздражением.

– Со временем поймёте.

Конечно, мы разругались вдрызг. Уже не было и речи о политесе.

Пока играем в молчанку. Однако молчанье длилось недолго. Вызывает по селектору Хозяйка – впервые так официально. Вместо обычной любезной улыбочки, пусть и снисходительной, но всё же дружелюбной, строгий административный оскал.

Куда подевалась её неземная краса? У, ведьма… Так и зыркает своими купоросными гляделками… Взбучка будет отменная!

– Что творят ваши девицы в пищеблоке – вы знаете?

Вот так она и начала – сразу артобстрел, безо всякой моральной подготовки.

И даже не поздоровалась со мной…

– А что? Опять не убирают?

– Уму непостижимо! – хватается за голову она.

– Ну что? Что они натворили, паршивицы этакие?

– Стыдно сказать…

Она замолчала. Достала из холодильника бутылку «боржоми», налила в красивый высокий стакан из синего стекла, сделала несколько глотков и продолжила на тон ниже:

– Ставлю в известность – пропали мельхиоровые приборы из красного зала.

– И много?

– Около сотни. Они! Точно – они!

Сердце моё рухнуло в пятки, душа понеслась в преисподнюю. Сейчас начнётся жуткий кошмар. Погонят нас отсюда с позором…

– Мои сотрудники вне подозрения. Мы живем здесь по шесть месяцев безвыездно. На этой недели никто с базы не отлучался. Из посторонних в банкетный зал входили только ваши девахи.

– А где хранились приборы? – спрашиваю я. – В горке? Было заперто?

– Конечно, на ключ. Но и ключи пропали! Из моего кабинета!

– А что делала у вас в кабинете Лиля Кузенкова? – спрашиваю уже без всякой надежды на спасение.

– Писала списки нового заезда. А вы на неё думаете?

– В таких случаях желательно чётко знать. Я пока пытаюсь разобраться.

– Да нет, на неё непохоже. Я бы с удовольствием взяла её к себе в дом.

– Удочерить хотите?

У Хозяйки была взрослая дочь, она на две недели приезжала сюда на отдых, милая девушка. И ещё была девочка – помладше, она всё лето жила на базе в отдельном домике. Но тоже какая-то… без энтузиазма. Обе – мимо мамы. Валера катал её каждый день на моторке по морю.

– Какое – удочерить! – засмеялась Хозяйка.

– А что тогда?

– В дом – для работы.

– Вроде горничной что ли?

– Да, хотела взять в домработницы.

– И не думайте даже об этом!

– Придётся не думать, чёрт их знает, что за дети, украсть ведь могут из-под носа…

Закипаю. Совсем тётка сдурела от избытка власти! Я хотела уже встать и уйти, но вспомнила, что она меня вызвала, а не просто пригласила на приятную беседу. К тому же – вызвала по селектору.

– Так что с ложками будем делать? – спешу перевести тему я.

– Будем искать. Вот работали у нас ребята из ПТУ, и ничего, не обокрали. Ладно, чёрт с ними, с ложками. Разберёмся. Кстати, вопрос деликатный – если вам интересно, я навела справки по поводу вашего персонала.

– И что?

– Вам интересно, что они здесь делают?

Я удивилась – разве не ясно?

– Вроде да.

– Вот вы, например, кто такая? – насладившись произведённым эффектом, спросила она.

– Я? Ну… воспитатель первого отряда. Работаю со своими разновозрастными воспитанниками.

– А вот и ошибаетесь, – засмеялась она, – вы здесь проводите отпуск. К тому же – за свой счёт.

– Дичь какая-то…

– А на вашу ставочку оформлена эта ваша Ирочка.

– Ничего себе…

– А ваша старпёрочка здесь в командировочке…

– Такой вот расклад?

Я совсем растерялась. Значит, я здесь фактически никто и звать меня никак. Что за дикий обман? И кому это нужно?

Постойте, постойте…

И тут только до меня дошло, что, и на самом деле, бывает такое прекрасное событие в жизни трудящихся – отпуск. Когда никуда не надо бежать, никуда не надо спешить, спать можно хоть полдня, а полночи читать книгу, или можно просто пойти бродить по городу и… Случайно набрести на какое-то дикое заведение, которое окажется… детским домом…

И опять повторится начало!

Нет, отпуск – это, конечно, замечательно, но – надо работать…

Однако идея отпуска продолжала меня гипнотизировать. А ещё можно вместе с дочками укатить куда-нибудь загород, вот тоже неплохой планчик… Мы с ними очень любили ходить по выходным в походы-однодневки. Иногда с палаткой, чтобы дети могли днём отдохнуть, ведь путешествовали уже лет с трёх. Однажды принесли лягушачью икру домой – лужа высохла, а икра осталась на обочине. И вот они её пытались спасти. Однако маленькие тритоны в нашем доме так и не появились…

Бедные, бедные мои дочки, как вам без меня отдыхается?

– Напрасно мечтаете, – сверзла меня с небес Хозяйка, прошлась по кабинету, поправила цветы в напольной вазе, проверила, плотно ли прикрыта дверь. Потом села на диванчик, рядом со мной. Он неё исходи дурманящий запах синтетических духов. Не люблю, когда в жару ещё и такие резкие запахи… Лицо её приняло привычное выражение – снисходительного благодушия. – Мы посовещались и решили оставить здесь только двадцать человек – наиболее вменяемых ребят, и одного воспитателя.

– И кто же это будет? – спросила я, сражённая очередной новостью – опять делить детей!

– Нужен работающий воспитатель, понимаете?

– То есть…?

– Да не придуривайтесь. Я о вас говорю.

– А… остальные?

– Остальных я попрошу покинуть базу. Билеты уже заказаны на послезавтра. У нас и своих блатных хватает. Ещё и чужих прикармливать – не слишком ли? – Она протёрла салфеткой лоб и снова заговорила – тихо, как бы извиняясь: И это не из эгоизма – это элементарная справедливость. Ну почему наш завод должен оплачивать отдых всяких… не имеющих к заводу никакого отношения? Повторяю, это не от эгоизма, – сказала она дипломатично и снова – как бы оправдываясь.

– Причём здесь эгоизм? – возмутилась я. – Мне вообще кажется, что вокруг этого понятия идут самые настоящие спекуляции в последнее время.

– Спекуляции? – подняла аккуратные бровки она и приложила палец к губам.

– Да, они самые, а спекуляции сейчас на каждом шагу. – Интересненько…

– Такое ощущение, что в понятие эгоизма, равно как и в другие понятия, имевшие некогда негативный смысл, кто-то парится вложить именно теперь смысл позитивный.

– Это филологические изыски? – недовольно нахмурив лоб, сказала Хозяйка.

– Это некоторые наблюдения, и не более того. Причём, как мне видится, имеет место двойной обман. То, что раньше называли, ошибочно, конечно, эгоизмом – личностный интерес, независимость индивидуальности, целеустремлённость, ответственность за своё дело, всё это теперь опять же пытаются подсовывать в качестве рекламы настоящего эгоизма.

– Как-то всё это запутанно, – недовольно сказала Тамара Трофимовна, вертя па пальце перстень.

– Ну, понимаете, говорят как бы о хорошем, а называют это почему-то эгоизмом.

– То есть если что-то, что явно не советская пропаганда, раньше называли вредной антисоветчиной, то теперь всё, что не антисоветчина, называют советским? – засмеялась дробным смехом она.

– А я ещё другое словечко знаю, в том же негативном смысле – «совковым».

– Не одна вы. «Голоса» и мы, серые, иногда слушаем, – беззлобно засмеялась Хозяйка. – Так что ли?

– Так глобально не хотелось бы обобщать. Но – примерно так, если я вас правильно поняла, – смутившись столь странной откровенностью, осторожно сказала я. – Имеет место ползучая подмена понятий – вот сейчас уже видно невооруженным глазом.

– А что такого? – развела руками Хозяйка. – Ну, какой такой особый смысл в словах? Договорились, что теперь черное будем называть белым, и будут называть. Слова ведь люди придумывают. И что, спрашивается, в этом плохого?

Она лукаво посмотрела на меня.

– Да ничего. Просто всё на самом деле сложнее. И слова не просто так придумывают. Они имеют свой изначальный материальный смысл, который за каждым словом сохраняется всегда… Но это не все пока понимают.

– Значит, народная мудрость: «Хоть горшком назови, только в печку не ставь», не работает? Ладненько… – протяжно произнесла Хозяйка и, немного помолчав, добавила: Спасибо за лирическое отступление. Оно меня развеселило, правда… Однако, вернёмся к нашим баранам. Так что решили насчёт моего предложения? Остаётесь?

Я не сразу ответила – слишком неожиданным было её предложение. И оно возвращало нас к прежним проблемам. Наконец я смогла кое-как выдавить из себя:

– Но дети? Что с ними будет?

– Какие дети? – изумлённо подняла тонко прорисованные бровки она.

– Остальные тридцать пять. Точнее, тридцать четыре, у нас одна девочка ещё в детском доме осталась, её хотели в профилакторий направить.

– Детям завод даст путёвки в наш заводской лагерь в Раздорах, места там отличные. И не так жарко. Им жара явно противопоказана. Путёвки бесплатные. Могут ехать сразу же. Автобус пришлют хоть в тот же день.

– А те, кто здесь останется… Где они будут работать?

– В саду. Собирать яблоки и персики.

Сад здесь, на базе был просто роскошный – бархатные желтые персики уже броско румянились в тёмной листве, полосатые сочные яблоки тоже посмешили налиться соком… Всё в этом году поспевало раньше обычного.

– Но всё-таки, кто этих двадцать «лучших» будет отбирать? – с тоской спросила я. – Будут недовольства – и немалые.