Няня для принцессы Хмельницкая Ольга

Следователь задумался. Он вспомнил, как Харитоновна говорила, что Маша «еще и какие-то склянки выносила. Часа в четыре утра».

– Он разлит, – произнес криминалист. – Вот видите? На полке. И старайтесь особо долго не нюхать, при вдыхании эта дрянь тоже действует.

Следователь присмотрелся. На полке виднелась приличная лужица, которая быстро высыхала.

– Тут все понятно, – констатировал лысый криминалист, – девушка уничтожила улику, выбросив банку с раствором цианида, и при этом разлила часть. Но сколько там было этого раствора, это прямо-таки промышленные масштабы. Она сама не боялась отравиться? Держать такой яд в холодильнике очень рискованно.

Все посмотрели на Машу, которая продолжала рыдать. Бабульки по-прежнему перешептывались.

– Что-то в холодильнике нашли у Машки, – говорила Харитоновна, выглядывая из коридора на кухню. – А что, не видно. Нюхают. Наверное, борщ завонялся.

Елена Варфоломеевна хотела было сказать, что понятые должны по закону все видеть, слышать и понимать, но не стала. Ее беспокоила Маша. Девушка была раздавлена горем и деморализована.

– Изымем холодильник. Как вещдок, – сказал следователь. – Понятые! Подпишите здесь и здесь. Да не надо крестик ставить! Напишите свою фамилию, – велел он Ульяновне.

Когда опергруппа несла холодильник к выходу, Маша даже не подняла головы.

– Я останусь с ней, – сообщила няня следователю, – пока не приедут ее родители или друзья.

Следователь коротко кивнул. Все вышли. Маша и Елена Варфоломеевна остались одни.

– Ну, я пошел, – сказал Миша, сунув в карман деньги.

– Давай, аккуратно там, – напутствовала его Катя и повисла у него на шее.

Она выглядела домашней и уютной – шортики, тапочки, волосы, собранные в хвостик. Миша остановился на пороге, повернулся и поцеловал ее.

– Я люблю тебя, – произнес он.

– Я тебя тоже, – ответила Катя. – Как я рада, что мы встретились.

– Никому не открывай дверь, – велел он, – я постараюсь быстро.

Он побежал вниз по лестнице, потом на улицу, потом по Воронцовской улице в сторону метро. Худенький, ничем не примечательный подросток в капюшоне, надвинутом на лицо. На станции он прошел через турникет, спустился по лестнице и пошел к центру платформы. Его укололо неприятное чувство, как будто кто-то на него смотрит.

– Ерунда, – думал Миша, – меня никто из игроков не знает в лицо, все будет ок.

Неприятное чувство прошло, потом вновь усилилось. Миша огляделся. Много людей, все спешат по своим делам. Он снова пошел вперед, не снимая капюшона, под лестницу-переход, которая вела на другую станцию. Там стоял парень с журналом Gamer в руках, и равнодушно смотрел на спешащих пассажиров.

«Какой-то он аморфный, нет в нем жизни», – подумал Миша.

И почти сразу понял, что где-то он уже этого парня видел, причем в весьма тревожных обстоятельствах, но не может вспомнить, где. Миша потряс головой, но кроме смутного чувства, что лицо – знакомое, никаких подробностей со дна памяти не всплыло. Мальчишка из параллельного класса? Кто-то со свадьбы? Или он просто уже где-то случайно с ним сталкивался?

– Хай, – сказал Миша аморфному юноше. – Если ты ждешь крокодила, то это я.

– Деньги принес? – спросил молодой человек.

– Да.

– Давай, – наконец встрепенулся парень, – король ждет.

– А ты не король? – спросил Миша.

– Ты че, белены объелся? – сказал юноша, не меняя выражения лица. – Я младший лейтенант пока, потом, может, вырасту по званию. Мне нравится ежей мочить, с детства их не люблю.

– Передай деньги, – велел Миша, повернулся и пошел к выходу.

И снова ощутил чей-то взгляд. Энергичный, злобный. У аморфных юношей не бывает таких взглядов. Миша пошел быстрее, стремясь уйти из зоны, где он хорошо просматривался.

«Он не один пришел, этот пацан, – понял Миша, – ну и ладно. Дело сделано».

Впрочем, шансы, что Кроки отпустят, были далеко не стопроцентными.

Ася легла на покрывало и закрыла глаза. Артем сопел, как большая упитанная собака. Ася чувствовала, как холодит кожу ткань, как гудят на улице машины и как по телу разливается нега. Спать было намного приятнее, чем сидеть перед телевизором. Сон убаюкивал, обнимал, глаза закрывались, становилось тепло.

– Из всех удовольствий, которые есть на свете, я предпочитаю одно – хорошенько поспать, – говорил ее кузен.

«Долгий сладкий сон – это роскошь, почти недоступная в наше время», – вспомнила Ася слова какой-то говорящей головы, выступавшей по телевизору.

«Во время сна вырабатывается гормон роста», «сон восстанавливает иммунитет», «лишение сна – изощренная пытка», «богатые спят больше бедных», «рекорд без сна – чуть больше 18 дней, причем несчастный почти все время страдал галлюцинациями», – вспоминалось Асе, пока она постепенно проваливалась в дрему.

Вскоре она заснула, впервые не жалея о том, что сон отрывает ее от кинематографа.

Маша продолжала рыдать.

– Вы понимаете, я очень его любила. Я не могу поверить, – плакала она, орошая Елену Варфоломеевну слезами.

– Выговоритесь, – сказала няня. – Вам будет легче. Как вы познакомились? Что он был за человеком?

– Мы познакомились в очереди в магазине, он мне помог донести покупки, мы же жили рядом, – начала рассказывать Маша. – Скромный, заботливый, честный человек! Считается, что женщины любят подонков, потому что они оставляют здоровых потомков, но только не я! Я полюбила его за доброту и чистое сердце. А ведь он еще и зарабатывал хорошо. И… не жадничал. Только пончики с кремом очень любил, мог их съесть за раз до десятка.

– Все же совсем уж добрые и честные люди любовниц не заводят, – напомнила Елена Варфоломеевна.

– Он собирался разводиться, – сказала Маша.

– Они все так говорят, – вздохнула Елена Варфоломеевна.

Маша закрыла лицо руками.

– Он подал на развод, – произнесла Маша, – они с Нинель кричали и били посуду. А потом… потом Нинель отравилась и умерла. Я, конечно, была ужасно расстроена, но надеялась, что теперь, когда Нинель больше нет, Федору ничего не помешает… ну, вы понимаете.

– Понимаю, – вздохнула Елена Варфоломеевна, которая и на самом деле все понимала.

«Все, буквально все указывает на то, что Нинель Петровна сама свела счеты с жизнью… Гуляющий с молоденькой соседкой муж, еще и подавший на развод. Сорок лет – не лучшее время начинать новую жизнь. Ревность, соседские пересуды. А муж-то, возможно, и в самом деле влюбился».

– Как к вам в холодильник попал яд? – спросила Елена Варфоломеевна, вздохнув.

Маша все заливалась слезами.

– Меня что, тоже хотели убить? – испугалась она. – Да ну, кому я нужна!

Нос у нее приобрел глубокий вишневый цвет. В глазах было натуральное, искреннее непонимание напополам со страданием.

– В смысле, цианистый водород разлит по холодильнику. Тот, которым отравили Нинель Петровну и Федора.

– У меня в холодильнике? – продолжала не понимать Маша Кукевич.

– Да.

– То-то его унесли, – сказала Маша. – Холодильник! Теперь поняла.

Она снова заплакала. Позвонили в дверь, Маша пошла открывать. На пороге стояла встревоженная немолодая женщина.

– Мама, – произнесла Маша и снова зарыдала.

Миша вошел в квартиру и поцеловал Катю. Того, кто тихо поднимался за ним по лестнице, он не заметил.

– Привет, – шепнул он подруге, – сейчас войду в игру, проверю, отпустили ли меня.

Он сбросил обувь, пальто и пошел к компьютеру.

– Только бы получилось, – произнесла Катя, подходя и включая свой.

Компьютеры зажужжали, загружаясь. Миша надел наушники и трехмерные очки. Пальцы привычно легли на клавиатуру. То же самое рядом сделала Катя. Теперь они ничего не видели и не слышали, ни шума машин за окном, ни пения птиц, ни ссорящихся соседей… Ничего, кроме свиста ветра в придуманном мире, шелеста нарисованной травы и хруста под ногами нарисованных камешков.

Принцесса шла по лесу, таща огнемет, и смотрела на гору. Оттуда, с горы, должен был появиться Кроки. Если, конечно, его отпустили. Если все по-честному. Огнемет можно было бросить, и тогда она бы шла намного быстрее, но принцесса бросить оружие не решалась, с огнеметом ей было спокойнее. Хотя она никогда им не пользовалась, ни разу, и даже не знала, на что нужно нажимать. Гора была далеко. Когда за принцессой гнались зомби, ежи и медузы увели ее далеко от вражеского гнезда. И вот она возвращалась.

«С Япетом не может быть так просто, – думала принцесса. – Кто-то создал этот корабль, кто-то направил его, кто-то обеспечил его работоспособность на несколько миллионов лет. Почему эта нация не предусмотрела методы борьбы с вырождением экипажа и пассажиров в глупых пигмеев? Почему не создали устойчивую систему образования? Или корабль пролетел через жесткую радиацию и все, кто были на борту, мутировали? И почему они покупают муку из костей крокодилов? Наркотик ли это, соль, специя? Просто ненависть к крокодилам? Также хотелось бы узнать, что у них в трюмах».

Принцесса вспомнила, что кто-то рассказывал ей о зернышках знания. Что якобы грузовой отсек у пигмеев набит мешками с маленькими, размером с пшенное зернышко, минералами с родной планеты пигмеев. Если это крупинку минерала положить под подушку, то во сне увидишь, что будет завтра. Действие у камешков разовое. Размер крохотный. Мешков с минералом много. Так что товара хватит не на одно поколение пигмеев. А за то, чтобы заглянуть хоть на день в будущее, покупатели охотно платят.

Девушка перепрыгнула через ручеек, потом посмотрела вверх, но Япета видно не было. Добраться до него было можно, но только на космическом челноке, а челноки стартовали исключительно с космодромов.

«Вот передам донесение, можно будет слетать на Япет, попытаться что-то разведать. Конечно, над его загадкой бьются сотни людей, но, может, я пойму то, что ото всех ускользало? В частности, прилетели ли они специально или просто сбились с курса?»

И вновь принцессе показалось, что она близка к разгадке, что факты у нее в голове сами собой складываются в общую картину, которую она пока не может осознать.

Следователь сцепил пальцы и посмотрел на Елену Варфоломеевну.

– Мне нравятся неприступные женщины, – сказал он. – Но всему же есть предел. Время тургеневских барышень, не дававших поцелуя без любви, прошло.

– У меня принципы, – ответила няня. – К тому же поцелуй с любовью и поцелуй без любви – это две огромные разницы, столь значительные, что, познав любовь, без сильных чувств уже и не хочется ничего делать. Бессмысленно. Пресно. Суррогат эдакий.

– А когда чувства есть, – подхватил следователь, – то земля уходит из-под ног, дыхание перехватывает от счастья, сердце стучит и разум заливает эйфория?

– Именно.

Следователь откинулся на спинку стула и посмотрел на нее через стол.

– Знаю. Вы храните верность покойному мужу. Уже лет десять, наверное?

– Не надо смеяться, – холодно сказала Елена Варфоломеевна.

– Я не смеюсь. Впору рыдать, – произнес следователь. – Даже с учетом того, что секс без любви слабая и жалкая подделка под настоящую близость. У вас-то даже подделки нет.

Елена Варфоломеевна бросила на него гневный взгляд. Следователь наклонился вперед.

– Вы знаете, что ваша Маша Кукевич, которую вы упорно считаете невиновной, – известная брачная аферистка?

Елена Варфоломеевна подавилась кофе.

– Да вы что?

– Точно. Она не так уж и юна, ей тридцать шесть, но выглядит она моложе. Так вот. Десять лет назад Маша Кукевич была осуждена за многомужество. И за мошенничество. Она выходила замуж, и опять выходила, и снова выходила.

– А на следующее утро исчезала со всеми свадебными подарками, что ли?

– Нет, она осчастливливала таким образом гостей нашей родины. Чтобы они могли получить в России легальный статус и претендовать на гражданство. Только сначала Маша Кукевич все же вела себя прилично и разводилась с каждым старым мужем прежде, чем заиметь нового. Но потом перестала разводиться и начала только выходить замуж. Потому что паспорт был весь в штампах, ставить уже некуда было. Так вот. В какой-то момент у нее образовался столь большой гарем, что этим фактом заинтересовались правоохранительные органы. А вы, дорогая Елена Варфоломеевна, мне все уши прожужжали, что яд Маше подкинули и Маша ничего про него не знает. Что в четыре утра девушка наша выбрасывала мусор, а не что-то криминальное. И вообще, что она не могла убить Федора Чудникова, потому что была в него дико влюблена.

– Я и сейчас так думаю, – сказала няня.

– Смотрите, может быть, дело было так, – произнес следователь, наклоняясь вперед через стол и почти касаясь Елены Варфоломеевны. – Нинель Петровна сама отравилась. Где уж она взяла этот цианистый водород, я не знаю. Но после того, как ее муж решил уйти к Маше Кукевич и подал на развод, она выпила чашечку кофе с цианидом и умерла. Подавленный горем и муками совести муж не нашел ничего лучшего, как обвинить в ее смерти свою новоявленную подругу. «Маша, – сказал Чудников, – это ты виновата! Ты! Ты ее убила!»

– Да, – согласилась няня, – помнишь, как Маша говорила нам, что «Федя ее и видеть не хочет, потому что считает, что это она убила Нинель Петровну Чудникову, его жену?».

– То есть хороший и добрый человек Федор Чудников обвинял свою любовницу Машу Кукевич в смерти супруги, обещая ее посадить всерьез и надолго, и Маше ничего не оставалось делать, как отравить Федора.

Следователь поднял палец вверх.

– Она его любила, я чувствую, – сказала Елена Варфоломеевна.

– Конечно, любила. И поэтому так расстроилась, что ей пришлось его убить! Еще и ядом, который она нашла в его квартире. И подлила ему в суп. Маша, я думаю, справедливо рассудила, что если Нинель Петровна отравилась цианистым водородом, то где-то дома у нее могли остаться еще запасы. Маша пришла ночью к Федору, и когда он, выполнив свой сексуальный долг, захрапел, Кукевич нашла яд и вылила его в суп Федору. После чего ушла домой.

– Яд был в супе?

– Ага.

– Ты все время делаешь поспешные выводы, – проговорила Елена Варфоломеевна, – сначала ты вообще думал, что Нинель Петровну дети эти убили… Миша и Катя. Кстати, их так и не нашли. К счастью. Теперь вот решил, что виновата Маша Кукевич. А может, Маша вовсе ни при чем?

– А почему детей не нашли «к счастью»? – спросил следователь. – Помогли бы следствию.

Няня сцепила рука.

– Мишу и Катю ищут, помимо родителей, бывший жених Кати, опасный, на мой взгляд, человек. Он хотел поправить с помощью брака с Катей свои дела, кроме того, как я понимаю, Катя ему действительно нравилась, но не по-хорошему, а деструктивно – он хотел получить ее в свою власть. И вдруг она ускользнула, причем сильно унизив его, потому что ее демарш произошел прямо на свадьбе. Теперь этот парень хочет отомстить. А так как, судя по его лицу и глазам, он человек жестокий, не хотелось бы, чтобы Миша и Катя ему попались.

– Да уж, – сказал следователь и бросил на няню жгучий взгляд, который пронзил ее до самых пяток, – лучше иметь дело с молодой и красивой вдовой. Каменные статуи командора у нас вроде больше не ходят. К счастью.

Кроки открыл глаза. Та же камера. Тот же намордник. Замотанные цепью лапы. Его обманули, никто не собирался его выпускать. В бессильной ярости крокодил рванулся, пытаясь вырваться из оков, кости его затрещали, связки напряглись. Но все было тщетно, ни один зомби не заглянул в окошечко в ответ на его истерику. Камера была заперта, но, похоже, его никто не охранял.

– Где зомби? – подумал крокодил.

Но даже в отсутствие охраны он не мог вырваться ни из оков, ни из клетки.

– Гады! – крикнул Кроки. – Сволочи!

Принцесса ждала его в лесу. Множество существ, выполнявших добрые, конструктивные дела – все ждали его помощи. Он должен был обеспечить доставку донесения, защиту угнетаемым, спасение обижаемым, он, Кроки, олицетворял защиту и справедливость. Он переступил через себя, он заплатил двести долларов… И все оказалось зря.

Какое-то шестое чувство заставило Катю сбросить очки и наушники и резко повернуться. Дверь в квартиру была открыта, и в нее заходили люди. Парни в темных очках и куртках, с невыразительными глазами. Они выглядели как члены какой-нибудь секты, воля которых подавлена. Глаза были пусты, как будто их ничего на свете не интересовало, кроме задачи угодить боссу.

Среди них неспешной поступью шел…

– Здравствуй, Катя, – сказал ее бывший жених, широко улыбаясь. – Вот мы и встретились с тобой в интимной обстановке.

– Привет, – произнесла Катя, отступая и чувствуя, как пересыхаю губы.

– Твой Миша ничего не слышит, – сообщил ее бывший жених, подходя поближе и нависая над дрожащей и сжавшейся в комок Катей, – он занят. Сидит в камере, щелкает челюстями и думает, а где же все зомби? Ха-ха-ха! А они здесь. В его квартире. За его спиной.

– Ты… тоже играешь? В игру? Не может быть! Кто ты в ней?

Лицо ее бывшего жениха исказилось.

– Я из-за тебя начал играть, – сказал он, брызгая слюной, – из-за тебя. Думал, чем ты там занимаешься? Почему игра тебя интересует больше, чем я? И решил попытаться. Стать. Кем-то.

– Ты стал королем зомби, – охнула Катя, догадавшись. Потом она вспомнила, как щупальца короля лезли ей под майку, и ее чуть не стошнило. – И сделал неплохую, в сущности, карьеру.

– Да. А теперь ты досталась мне во плоти. Мишу, правда, придется ликвидировать.

С криком Катя бросилась вперед.

– Не кричи, – пожал плечами ее бывший жених, – все равно он тебя не услышит. И не увидит. Очки, наушники… Очень удобно.

Он вынул длинный нож.

– Ему не будет больно, – сказал экс-жених, – один удар в шею, и все.

Одним движением Катя выдернула из розетки провода. Экран погас, звук исчез. В следующий момент Миша повернулся, снимая очки и наушники.

– Ты?! – произнес он, увидев бывшего жениха Кати.

Катя метнулась к Мише, он схватил ее за руку, и они принялись отступать к открытому балкону.

– Седьмой этаж, – ухмыльнулся король зомби. – Вы не забыли?

Они продолжали отступать. Экс-жених побледнел.

– Катя, ты не прыгнешь, – сказал он.

Мгновение спустя Миша и Катя уже стояли на перилах. Бывший жених Кати бросился вперед, но на этот раз у него были не длинные щупальцы-шланги, а всего лишь обыкновенные человеческие руки.

– Я вспомнил наконец, где я тебя видел, – произнес Миша, обращаясь к аморфному парню, стоящему за плечом бывшего Катиного жениха, – это было на темной улице, когда вы напали на нас с Катей после казино и игры в покер. Там было мало света, поэтому я и не смог впоследствии узнать тебя в метро, когда передавал деньги. Но это ты был, это точно.

– Конечно, я, – пожал плечами вялая флегма.

Они стояли на перилах, взявшись за руки.

– Давай, – тихо шепнул Миша.

Он и Катя одновременно соскользнули с перил и полетели вниз.

– Это фотоальбом, – сказал следователь, передавая Елене Варфоломеевне толстую книгу в вишневом переплете, – который мы забрали из квартиры Чудниковых. Посмотри. И я тоже посмотрю.

Елена Варфоломеевна села на диванчик. Несколько минут спустя к ней подсел следователь и положил на спинку дивана руку.

– Ну, посмотрим, – произнес он, придвигая к няне ногу.

– На пять сантиметров дальше, – тихо, но строго велела Елена Варфоломеевна.

– Я вам не нравлюсь? – спросил следователь. – Ну скажите прямо, что я вам неприятен.

– Это не так, – пожала плечами няня. – Вы мне приятны. Хороший человек и все такое.

Теперь он смотрел ей прямо в глаза и его ноздри раздувались.

– Хороший человек и все такое, – повторил он, – а потом быстро наклонился и поцеловал Елену Варфоломеевну, сжав ее шею рукой.

Она вырвалась и гневно уставилась на него.

– Это нечестно, – сказала она. – Вы злоупотребляете силой. А у меня… у меня принципы!

– У меня тоже принципы, – улыбнулся он. – А в силе я вообще ничего плохого не вижу. Еще пару тысяч лет назад кто женщину догнал, тот ее и… любил. Слой цивилизации тонок, вы же знаете это лучше меня, психолог.

– Давайте лучше посмотрим фотографии, – предложила Елена Варфоломеевна.

– Я не могу смотреть, вы меня волнуете, – сказал следователь.

– Сосредоточьтесь, – велела няня.

Следователь тихо застонал и откинул назад голову.

– Ладно, давайте фотографии, – произнес он.

Няня открыла альбом. С первого же снимка на нее взглянула Нинель Петровна, какой она была на свадьбе – сильная, заметная, уверенная в себе.

– Интересная девушка, – сказал следователь. – Очень красивые глаза. И талия тонкая, хотя она и не худышка.

У Нинель Петровны на фото был внушительный бюст, его рельефы обтягивал жакет. Дальше шли фотографии на море, возле новогодней елки, на работе, с подругами. И с разными мужчинами. Мужчины держали Нинель Петровну за талию, обнимали за плечи, носили на руках, целовали, выступали в роли ее водителей, дарили подарки, протягивали ей цветы и провожали домой.

– Она была, похоже, горячей штучкой, – сделал вывод следователь.

На последних фото Нинель Петровна чинно стояла рядом с Чудниковым, держа его под руку.

– А вот Федор, похоже, был скромным парнем, – сказала няня.

– Любовница в том же подъезде не есть признак скромности, – не согласился следователь. – Это признак идиотизма.

На некоторых фотографиях Нинель была в окружении подруг.

– Когда будет известно, кому принадлежали окурки? Те, что мы нашли в банке на лестнице, – спросила Елена Варфоломеевна. – Красный тонкий «Вог» и суперлегкие «Вирджиния слимз».

– Скоро будет известно, но пока еще нет, – покачал головой следователь. – А если таких образцов ДНК нет в нашей базе, то и подавно можно не найти концов. Я подозреваю, что одни сигареты принадлежат Маше, нашей брачной аферистке. А вот вторые… Подождем. Пока я не могу ответить на этот вопрос.

– Даже брачная аферистка может влюбиться, – тихо сказала няня.

Что-то в альбоме смущало ее.

– Я, кажется, видела одного из парней, – произнесла она. – Из тех, кто изображен на фотографиях.

Елена Варфоломеевна напряглась, но, как и Миша ранее на станции метро, не смогла с ходу вспомнить, откуда она знает это лицо.

– Симпатичный мужчина, – сказал следователь, – наверное… я в мужской красоте ничего не понимаю. Тем не менее тот факт, что вы его где-то видели, наводит на размышления.

– На лестнице? На улице? В магазине? Во время работы в МЧС? – гадала няня.

– Думайте, – велел следователь. – Вспоминайте. Это может быть важным.

В полете Миша одной рукой вцепился в Катю, а другую вытянул, пытаясь за что-нибудь ухватиться. Ему удалось зацепиться за цветочные горшки на ажурной решетке, это чуть задержало падение, но решетка почти сразу обрушилась вниз под тяжестью двух тел.

«Мама!» – подумал Миша, хотя мама, как он подозревал, крайне редко вспоминала о его существовании в целом и исчезновении в частности.

«Папа!» – подумал Миша, вспомнил сизый нос, бутылку пива и телефон, по которому папа постоянно трепался, договариваясь с поставщиками и покупателями, и погрустнел.

«Ася!» – подумал Миша, но сообразил, что сестра ничем не интересуется, кроме кинематографа.

– Марфа, – вздохнул он, – выпьем с горя, где же кружка, сердцу будет веселей.

Катя зацепилась за провода телевизионной антенны, и некоторое время провода натягивались, замедляя их падение, а потом оборвались. И сразу же они с шумом упали в крону клена. Миша вцепился в ветви дерева, они сломались, Катя отпустила его руку и вцепилась в другие ветви, сминающиеся и трещащие.

– Десять метров, – сказал Миша, обдирая руки о ветви, но продолжая падение. – Всего десять метров, а сколько приключений.

– Ааааааааах! – Он упал в мягкую вскопанную землю на клумбе.

Рядом тяжело рухнула Катя.

– Слава огородникам, – произнесла она, выплевывая чернозем, – все вскопали, все окучили.

– Бежим, – велел Миша, – они же с балкона смотрят, сейчас за нами побегут, видят же, что мы не убились.

– Куда? – спросила Катя кидаясь наутек вслед за Мишей. – У нас ни гроша и даже теплой одежды нет. У меня вообще майка и шорты.

– К Медузе, – ответил Миша. – Опять. Он нас в прошлый раз приютил, приютит и сейчас.

Следователь сидел в ЗАГСе на стуле, придерживая Елену Варфоломеевну за локоть.

– Вы подавать заявление, молодые люди? – умилилась округлая загорелая тетя, похожая на ржаную булочку.

Вместо ответа следователь показал тетеньке корочку.

– Мы по поводу покойной Чудниковой Нинель Петровны. Хотелось бы узнать, с кем она состояла в браке и когда.

– Покойной? – ахнула впечатлительная тетя и прижала руку к губам. – Неужели? Я ее помню, в последний раз она выходила замуж пару лет назад. Как раз за Чудникова. И каждый раз фамилию меняла. А что с ней случилось?

И тетечка с интересом уставилась на посетителей.

– Несчастный случай, – уклончиво ответил следователь.

Тетечка зашелестела амбарными книгами.

– Первый брак Курицына Нинель Петровна зарегистрировала двадцать два года назад, – начала она неуверенно.

– В восемнадцать лет, – быстро посчитала няня.

– Второй семнадцать лет назад.

– В двадцать три, – подсказал следователь.

– Потом было еще два брака – одиннадцать лет назад, шесть и два. Последний раз за Чудникова. До этого ее фамилиями были Лысокобылко, Кузнецова, Вайнштейн, Пасько и Чудникова. Еще была девичья… Сейчас посмотрю.

Тетенька снова зарылась в амбарную книгу.

– Курицына, вы уже нам сказали, – напомнила Елена Варфоломеевна.

– Ах, точно, – улыбнулась сотрудница ЗАГСа. – Вот я и рассказала обо всех ее браках. А что с ней, говорите, случилось? Совсем еще молодая женщина. И красивая.

Следователь посмотрел на амбарную книгу.

– Я хотел бы получить копии всех ее заявлений и свидетельств о браке, – сказал он. – Нинель Петровна была предположительно убита.

Тетенька охнула и испуганно захлопала глазами.

Медуза открыл дверь и вытаращил глаза. Катя плясала по лестничной площадке в майке и Мишиной олимпийке, пытаясь согреться. Миша был и вовсе в футболке с коротким рукавом. Оба они были перепачканы в земле, со ссадинами и царапинами.

– Да так, – уклончиво пояснил Миша, – вывалились с седьмого этажа.

– Заходите, – пригласил Медуза. – Бабушка спит уже, я ей звонил спокойной ночи сказать. А я… я играл.

– А чем вы сейчас заняты в игре? – спросил Миша. – У медуз вроде какая-то своя миссия, да?

– Ну да, – кивнул Медуза. – Мы на космодроме сейчас. То есть я, бабушка-то спит.