Слёзы Шороша Братья Бри
– Мэт, мы совсем забыли про другого парня. Пойду позову его.
– Пойдём вместе.
Семимес сидел на уступе неподалёку от Ниши. Он закрывал уши руками, и было очевидно, что делает он это для того, чтобы не слышать разговора между Дэниелом и Мэтью. В добавление к такому нехитрому средству, он что-то бурчал себе под нос… чтобы ещё больше заглушить свой острый слух. Дэниел приблизился к Семимесу, но тот не показал виду, хотя заметил его. Дэниел сел рядом. Мэтью подошёл и тоже присел. Семимес, вполне удовлетворившись своим поступком (который не остался незамеченным), перестал бубнить и, отняв руки от ушей, повернулся к Дэниелу и Мэтью.
– Что зря штаны просиживать, пойдёмте в Нишу – пора подкрепиться, – сказал он, заставляя себя не смотреть на тетрадь в руке Дэниела.
Когда все вернулись в Нишу, Дэниел протянул тетрадь Семимесу.
– Прочитай. Похоже, Одинокий говорил об этом Слове.
Семимес подставил руки ладонями вверх и принял тетрадь так, как бы он принял только Слезу, подари ему судьба такой случай. Потом сел у стены и, продолжая осторожно держать её, прочитал стих. Ничего не говоря, он покачал головой. Потом перечитал его несколько раз.
– Мне не дано распознать этих слов, друзья мои. Но я почувствовал близкую беду и страх в себе, когда вчитывался в них. Твой дед, Дэн, которого звали… – Семимес бросил взгляд на подпись под текстом, – Нэтэн, не случайно оберегал тебя от Слезы и от тайного Слова. И теперь я понимаю, почему Одинокий сказал мне: «На пути в Дорлиф будь осторожнее вдвое, Семимес»… Я же вам скажу вот что, друзья мои. Сегодня от нас не зависит ничего… и сегодня от нас зависит всё: мы всего лишь должны донести это Слово до Дорлифа… Прибери тетрадь, Дэн. Лучше в тот же карман, чтобы не было путаницы в голове. И ты не забудешь, и мы с Мэтом присмотрим за ней. Постой! Чуть не упустил: нам нужно зазубрить этот стих, мало ли что.
Дэниел и Мэтью зашевелили губами, проверяя себя.
– Он сам запомнился, – сказал Мэтью.
– Мне кажется, я тоже не забуду: я эти две строчки уже сто раз прочитал, – сказал Дэниел.
– Ну, вот и хорошо. Семимес-то Слово сохранит… как и Слезу, – на мгновение Семимес погрузился в свои мысли…
– У тебя Слеза? – спросил, ни о чём не подозревая, Дэниел.
Семимес вздрогнул.
– Что ты… сказал?! – вопрос получился у Семимеса как исправление уже было вырвавшегося из его груди окрика: «Что ты наделал!», как будто Дэниел в чём-то провинился, и от этого многое зависит. – Что… Повтори!
Дэниел даже растерялся: так проявились в лице их проводника ореховые черты и очертания (которые он унаследовал явно не от матери).
– Я… просто спросил, есть ли у тебя Слеза.
– Я… просто не помню… – Семимес проглотил ком, подступивший к горлу, – не помню, говорил ли я тебе… вам, Дэн и Мэт… Мэт и Дэн, что Слёзы есть только у Хранителей. Только у Хранителей. Дорлифянин, которому выпадает случай найти Слезу, должен передать Её одному из Хранителей. Сердце подскажет, кому из них. Не помню, говорил ли я вам об этом.
– Всё понятно, Семимес. Ты хорошо всё объяснил, – сказал Дэниел, уже смекнув, что задал Семимесу не тот вопрос. – Не так уж и важно, упоминал ли ты об этом прежде.
– Да, объяснил толково, – подтвердил Мэтью, не имея, как и Дэниел, желания продолжать этот разговор: он уловил, что что-то было не так… то ли в вопросе Дэниела, то ли в том, что последовало за ним.
– Теперь, Дэн, можешь убрать тетрадь… Давайте-ка покушаем, – предложил Семимес… – Руксовый чай, конечно, не паратовый, но тоже свой аромат имеет, добрый аромат. Надо при случае Одинокого паратовым угостить. И сухих паратовых листьев впрок дать – будет заваривать. Теперь стану с собой мешочек брать, когда в лес или в горы иду. Для него. Что ж всё время руксовый пить. Надоест один руксовый пить. Очень надоест.
– Это ты правильно говоришь, Семимес. Ты нас вчера паратовым угостил – сегодня вот руксовый пробуем. Надо, чтобы и Одинокий паратовым побаловался, – сказал Мэтью, пряча глаза, чтобы Семимес не заметил в них какой-нибудь несерьёзности.
– А то сидит в пещере и пьёт один руксовый. Всё руксовый да руксовый, – посетовал Дэниел.
– Всё руксовый да руксовый, – повторил Семимес, приветно улыбнувшись. Но тут же глаза его, пробежавшие от Мэтью к Дэниелу, наполнились болью. Ведь он едва справился с гневом, который нахлынул на него так незаметно и быстро, когда он неожиданно для самого себя бросился защищать Слезу… которая могла бы быть у него… И почему бы Ей не быть у него? Почему бы Ей не покоиться в его поясном кошеле, или в каком-нибудь кармане, или в укромном местечке его сумки, где бы Она лежала в мешочке, сшитом из лилового бархата нарочно для Неё и прихваченном вчера наудачу?
…Совсем немного оставалось ребятам спускаться по горной тропе до подножия Харшида, до того самого места, где вчера Дэниел и Мэтью повстречались со своим будущим проводником. Вдруг Семимес остановился и сказал удивлённо:
– Отец?!
В двухстах шагах от них на камне сидел человек.
– Нет, не отец: у отца никогда не было чёрного плаща. Разве я видел когда-нибудь у отца чёрный плащ? Это не отец.
На человеке, которого Семимес поначалу принял за своего отца, был чёрный плащ с капюшоном, покрывавшим его голову.
– Горбун какой-то, – сказал Дэниел, – и, похоже, очень маленького роста.
– Мой отец тоже горбат и тоже мал ростом. Поэтому я и ошибся сразу, – объяснил Семимес. – Давайте подойдём к нему – узнаем, почему он здесь.
– Может, ребёнок? А под плащом сумка с баринтовыми орехами, – предположил Мэтью (в тоне его слышалась легковесность).
– Это не ребёнок. И будь посерьёзнее, Мэт. Не забывай, что мы несём в Дорлиф, – сказал Семимес.
Чем меньше становилось расстояние до незнакомца, тем больше тревога (какая-то необъяснимая тревога) наполняла души ребят. Он должен был уже услышать их шаги, так близко они подошли к нему, но он по-прежнему сидел (боком к ним), не поворачивая головы и не шелохнувшись… И они, все трое, даже Семимес, вздрогнули и тут же замерли на месте, когда вдруг раздался его голос… голос, способный, казалось, перевернуть камни вокруг (не надрывно громкий, но… способный перевернуть камни вокруг):
– Куда ведёт вас ваша жажда идти? Путники?
Он повернулся к ребятам и откинул капюшон. Лик его из-за обилия глубоких морщин будто был составлен из толстых лоскутов изношенной оранжевой ткани. Длинный горбатый нос, словно пришитый к нему крючковатый палец, указывал глазам, куда надо направить то, что было заключено в них. А чёрные, окаймлявшие лик длинные пряди волос углубляли черноту глаз, которая была частицей скрытой тьмы. Не той видимой темени, которая играет со светом, а той невидимой тьмы, скрытой от людских глаз, которая убивает свет.
Кажется, после корявырей ничто больше не могло бы смутить своим видом Мэтью и Дэниела. Но то, с чем они столкнулись, заставило их на мгновение потерять себя. Взгляд горбуна отнял их на это мгновение у самих себя, взгляд чёрных глаз, от которого не спасла бы и слепота ночи… Мэтью и Дэниел немного пришли в себя лишь тогда, когда с незнакомцем заговорил Семимес. Сжав палку до боли в руке, он прогнал через неё свою слабость, которую заронил в нём тот же взгляд, и сказал:
– Мы идём в Дорлиф, и наш путь пролегает рядом с камнем, на котором ты сидишь. Но в камне этом у нас нет надобности, и делить нам с тобой нечего. Однако, если ты, незнакомец, задал нам этот вопрос, ты и сам готов ответить, что же ты ищешь в этих пустынных местах.
Горбун рассмеялся раскатистым смехом…
– Я готов. И ты прав, я ищу, – сказал он и, оглядев двух спутников Семимеса, обратился к Дэниелу: – Уже нашёл. Я знал, что ты придёшь. Но Путь, приведший тебя сюда, – Её Путь, но не твой. Мой Путь, но не твой. Ты взял на себя это бремя из страсти, которую я называю: увидеть изнутри. Но этого мало. И бремя это тебе не по силам. Избавься от него: отдай мне то, что тебе не должно принадлежать.
– Не хочешь ли ты сказать, что это принадлежит тебе? По какому праву? – возмутился Мэтью (он уже опомнился и был готов защищать друга, и этот душевный порыв крепко-крепко сжал и наполнил его кулаки свинцом).
– Избранник может быть только один! – провозгласил горбун и, поднявшись с камня, достал из-под плаща палку (это была такая же палка, как у Семимеса, только короче). – Положи Слезу на камень, и тогда нам нечего будет делить. И ты вместе со своими друзьями сможешь продолжить свой путь, который пролегает рядом с этим камнем.
– А если нет? Если я не отдам тебе Слезу? – спросил Дэниел (он чувствовал, что надо противостоять этой силе, и сопротивлялся, как мог).
– Тогда я возьму Её сам. Но на этом путь твой оборвётся, – сказал в ответ горбун, и стало понятно, что тратить слов он больше не намерен.
Семимес шагнул вперёд и грозно сказал:
– Семимес встал между тобой и Слезой!
И сразу вслед за ним воздух вторил ему… будто эхо. И волосы у Мэтью и Дэниела от этого неистового эха встали дыбом.
«Семимес встал между тобой и Слезой!»
– Он не пощадит тебя! – посылал Семимес подожжённые гневом слова тому, кто стоял напротив.
«Он не пощадит тебя!» – пытало души раскалённое эхо.
– Почувствуй Семимеса!
«Почувствуй Семимеса!»
Одновременно Семимес и горбун ткнули свои палки в землю и сами замерли будто вкопанные… И воздух вокруг умолк и замер… Вдруг и Мэтью, и Дэниел почувствовали, как под ногами задрожала земля. Им стало страшно, как стало бы страшно всякому, кто услышал бы грозную дрожь земли. Друзья не заметили, как сцепились их руки… Через несколько мгновений, не выдержав напряжения, земная твердь между палками разорвалась и выказала рану. Ещё через мгновение горбун почему-то оторвал палку от земли и убрал её под плащ. Тогда Семимес отставил свою и немного расслабился.
– Эту палку сделал для тебя Малам? – спросил горбун.
Семимес не ответил.
– Знаю – Малам. Увидишь его – скажи, что на тропе повстречался с его старинным приятелем. Скажи, что он хороший учитель. Ещё передай ему, что он был достоин лучшей участи, но выбрал не тот девиз и пошёл не по тому пути.
Семимес не произнёс в ответ ни слова. Горбун накинул капюшон и ушёл прочь.
– Друзья мои, пойдёмте от этого места, – сказал Семимес (голос его выдавал, что он растратил много сил). – Нам нужно вдохнуть лесного воздуха, чтобы выветрить осадок злобы.
Но Дэниел не слышал его. Взгляд его остановился на трещине в земле и не смог перепрыгнуть её. Она не затянулась с уходом горбуна. Она смотрела на него и словно звала его: «Иди сюда. Загляни внутрь. Я не отпущу тебя. Я – твоя бездна»… Бездна. В голове его ожило и закрутилось слово «бездна». Ему показалось, что эта трещина и есть знак бездны, которая померещилась Крис, когда она увидела строчки в дневнике Буштунца. Ему показалось, что дед пытался уберечь его от бездны. Ему показалось, что, подобно тому, как сейчас поймала его взгляд и мысли эта трещина, его неминуемо затянет бездна. Эти трещины, эти раны, теперь будут появляться везде, где бы он ни был. И одна из них разверзнется зияющей бездной и поглотит его… Он принёс сюда Слово, которое ждут люди. Он должен передать Слово… и сгинуть в бездне, о которой вскричала Крис. Значит, он обречён сгинуть… В Невидимой Нише он передал Слово Семимесу, и вот – трещина, знак бездны… Но он уже передал Слово Семимесу («Семимес-то Слово сохранит»), и теперь… теперь надо бежать отсюда… от трещины… от бездны… пока не поздно. Слеза поможет бежать. Прихватить с собой Мэтью и бежать…
– Дэн!.. Дэн, очнись! – Мэтью тряс его за плечо. – Семимес сказал, что надо идти отсюда. Пойдём, Дэн!
– Надо бежать, – прошептал Дэниел, потому что в голове его вдруг родилась новая мысль: бежать… от бегства.
Мэтью и Семимес смотрели на него, пытаясь понять, что с ним и чего он хочет.
– Бежать… Я хочу бежать… Бежим… Мэт, Семимес, наперегонки, до леса!
У Семимеса загорелись глаза, как загорались всегда, когда надо было бежать.
– До леса. Наперегонки, – довольно проскрипел он.
– Наперегонки, – подхватил Мэтью. – Пошли!
Дэниел и Мэтью рванули изо всех сил. После того что случилось, их души просили чего-то другого. И этот бег, этот яростный бег, стал этим другим. Вначале они даже не заметили, что Семимес остался на месте (ему нужно было осмотреться: этого требовала предосторожность)… Ни Дэниел, ни Мэтью не хотели уступать друг другу. Но Дэниел так жаждал убежать от своей слабости, и глотки, которыми он глотал силу, дарованную лесом Садорн, были такими жадными, что он стал отрываться от Мэтью. Не слыша дыхания Семимеса, он оглянулся и, когда увидел, что тот по-прежнему стоит там, где стоял, крикнул:
– Мэт, прибавь! Убежим от него! Спрячемся за деревьями!
На бегу Мэтью повернул голову и посмотрел назад. И прибавил, сколько мог.
– Сейчас вы у меня спрячетесь. Прыткие какие, – сказал себе под нос Семимес и вдруг заметил то, чего опасался, но что ещё сильнее подстегнуло его. – Успею.
Когда он перегнал Мэтью и затем Дэниела, те по очереди не поверили своим глазам: сократить так быстро расстояние в двести шагов могла бы только собака из породы борзых. Семимес перегнал их, остановился и, повернувшись к ним лицом, расставил руки по сторонам.
– Стойте! – крикнул он. – Мы в опасности! Смотрите туда!
Дэниел и Мэтью сразу поняли, что существо, которое приближалось к ним со стороны Харшида, не было птицей, хотя у него были крылья и оно летело.
– Кто это, Семимес? – спросил Дэниел, рвано дыша после стремительного бега.
– Это горхун, летучая крыса. Раньше я только слышал о нём, но никогда не видел. Смотрите: на нём тот, кому нужна Слеза Дэна.
– В лес? – предложил Мэтью.
– Вы не успеете, – сказал Семимес и вынул из-за пояса свою палку. – Встаньте позади меня. Когда на меня нападёт горхун, бегите со всех ног в лес и дальше в ту сторону. Помните: надо доставить Слово в Дорлиф и передать его Фэлэфи.
Друзья не могли оторвать глаз от ужасного существа, крысы неведомых размеров, будто галопом мчавшейся на них по воздуху. Они смотрели на эту морду, будто только что вымазанную свежей кровью, которая почему-то казалась каждому из них его кровью. Они смотрели на эти глаза, будто нарочно закрытые серыми занавесками, и вопрос «что там за ними?» обречённо обрастал страхом. Было противоестественно смотреть на эту отвратную морду… но она притянула их кровь. Было противоестественно смотреть на эти слепые глаза… но глаза эти видели, и взгляд их пронизал занавески и звал…
Вдруг Дэниел увидел, что занавески на глазах горхуна раздвинулись. И ему открылось то, что в один миг надорвало его душу. Из груди его вырвался крик:
– Нет! Нет!
Он заорал и бросился навстречу горхуну (он выбрал бездну в этот миг) так неожиданно, что и Семимес, и Мэтью успели только вздрогнуть. И лишь в следующее мгновение они устремились за ним. Горхуну хватило бы одного взмаха крыльев, чтобы оказаться над головой Дэниела, а Семимесу – двух шагов, чтобы нагнать его и защитить, но крыса, накренившись, круто повернула налево и затем полетела в сторону Выпитого Озера. И только смех горбуна ещё какое-то время зловеще висел в воздухе… Дэниел упал на землю и, надрывно хрипя, сопротивлялся чему-то невидимому:
– Нет! Нет! Я не допущу этого! Нет! Никогда!
Мэтью и Семимес склонились над ним.
– Дэнэд, опасность позади: горбун со своей крысой убрались восвояси, – сказал Семимес не без гордости. – Теперь мы можем спокойно продолжить свой путь.
Дэниел приподнялся. Он был бледен, и в глазах его было отчаяние.
– …Да… сейчас пойдём… Я в порядке.
– Дэн, – Мэтью хотел было спросить, что же случилось с ним, но передумал.
– Мэт, ты хочешь спросить?.. Но я не могу… Прости, Мэт, я не могу ничего сказать… Я не знал этого… и не знал, что не смогу тебе сказать, – Дэниел говорил будто с самим собой, он даже не смотрел на Мэтью. И трудно было понять, куда он смотрит.
– Успокойся, Дэн. Если не можешь, не говори. Я не обижусь.
– И ты… ты прости меня, Семимес, – продолжал Дэниел, не смотря и на Семимеса. – Я не могу ничего сказать… Не могу ничего сказать моим лучшим друзьям.
– Не убивайся так, Дэн, – мягко проскрипел Семимес. – Ты не можешь сейчас открыться нам. Но ты не свернёшь с пути, по которому идёшь вместе с нами. Ведь так, друг?
– Так, – ответил Дэниел.
– Мы вместе идём по пути, который назначен нам судьбой, – продолжил Семимес. – Это больше, чем слова… и те, которые мы говорим, и те, которые мы боимся выпустить на волю.
– Если бы Семимес был целым человеком… Да, Семимес? – заметил Дэниел.
– Да, Дэн: и те, за которыми мы прячемся, – ответил тот грустно-грустно и медленно пошёл к лесу. Не поворачивая головы, он произнёс ещё одно важное слово: – Тетрадь.
Дэниел, проверив карман, крикнул ему вдогонку:
– На месте, Семимес!
– Пойдём, Дэн, – сказал Мэтью, помогая ему встать. – Здорово ты придумал – наперегонки до леса. Бежишь к намеченной цели, и все твои сомнения остаются позади… Семимес… В который раз он меня поразил. Хм, в нём нечеловеческая прыть…
Сделав десятка два шагов, Дэниел остановился. Мэтью тоже остановился и посмотрел на него.
– Мэт… – губы Дэниела заволновались, мешая ему говорить. – Мэт, прости меня… Я… не допущу этого… Прости меня…
Мэтью смотрел на него и не понимал, почему он так страдает. Дэниел замахал руками, показывая, чтобы Мэтью шёл дальше…
– Я не допущу этого, – шептал Дэниел, а слёзы скатывались и скатывались по его щекам, не поддаваясь уговорам.
Он шёл позади Семимеса и Мэтью. Он должен был продолжать путь. И он должен был не допустить того, что поджидало его где-то на этом пути и от чего слёзы скатывались и скатывались по его щекам, не поддаваясь уговорам.
Глава пятая
«Чем пахнет лес?»
Дэниел глубоко, слышно вдохнул.
– Семимес, чем пахнет лес? – спросил он, уже поймав свой собственный ответ на этот вопрос вместе с ароматами, которые волновали его нюх… и его душу.
Семимес покачал головой и усмехнулся (к чему Дэниел и Мэтью уже успели привыкнуть) и сам спросил в ответ:
– Дэн… чем пахнет… ну, черника?
– Я сразу тебе отвечу – черникой.
– Известное дело, черникой. Чем же ещё? Не земляникой же пахнет черника, – Семимес снова усмехнулся. – Что же тут гадать? Ну а лес… лесом пахнет.
– А для меня лес пахнет детством, – признался Дэниел. – Как только этот лес… Садорн, кажется…
– Садорн, – подтвердил Семимес.
– Как только лес Садорн дохнул на меня, я увидел себя, идущего по лесной тропинке вместе с Мэтом. Вот и всё.
– Хитрый ты, Дэн, – качая головой, сказал Семимес. – Чем пахнет лес?
– Точно, Семимес: Дэн у нас хитрый, очень хитрый, – посмеялся Мэтью.
– Друзья мои, смотрите! Вон баринтовое дерево! – обрадовался Семимес и прибавил шагу. Подойдя к нему, он погладил его по стволу. – Вот оно какое!.. баринтовое дерево!
Мэтью и Дэниел тоже подошли к дереву.
– Я его издалека приметил, но не догадался, что это баринтовое дерево, – сказал Мэтью.
– Не догадался, потому как орехов на нём не увидел. А ну-ка сейчас, – предложил Семимес, хитро глянув на друзей.
Мэтью и Дэниел подняли головы и стали высматривать орехи…
– Вижу! – воскликнул Мэтью. – Дэн, смотри. Видишь?
– Не вижу.
– Смотри лучше. Моя рука точно указывает на орех… Видишь?
Дэниел, прижимаясь щекой к руке Мэтью, щурил глаз.
– Не вижу.
– Семимес, а ты увидишь? Отсюда посмотри. Ну что?
– Вижу, Мэт, вижу твой орех. Это, точно, орех. Я сам уже два высмотрел, – похвастал Семимес (он явно был доволен тем, что это занятие даётся его друзьям нелегко).
– Потерял! – крикнул Мэтью. – Всё! Потерял – и найти не могу!
– Мне бы хоть один увидеть… Пока не увижу, не уйду отсюда.
– Чего вы ждали, Мэт и Дэн? Баринтовое дерево свои орешки умело прячет. Так взор охочего до них запутывает, что вперёд у него голова закружится, чем он орех от неореха отличит.
– Точно, – заметил Мэтью.
– Бывает, поймаешь его глазом и сразу потеряешь, как сейчас Мэт.
– Ну, не так уж и сразу, – возразил Мэтью.
– Бывает, полезешь за ним – вот он, считай, твой. А чуть отвлечёшься – он уже снова спрятался. Да, Мэт?
– Что всё Мэт да Мэт?! Скажи что-нибудь про Дэна.
– Что про него говорить, коли он ни одного не нашёл?
– Найдёшь тут, пожалуй, – с укоризной сказал Дэниел и продолжил чьим-то скрипучим голосом, – коли все орехи ловкие парни уже оборвали.
– Это правда, парень (Семимес тебя, вроде, звать), – подыграл ему Семимес, ничуть не обидевшись. – В конце года орехи труднее искать. Из Дорлифа весь год ловкие парни сюда по орехи идут. Не из Дорлифа ловкие парни тоже сюда тропинки проложили. А ловким парням из лесовиков и беличьего рода и ходить никуда не надо. Но всё же и в конце года можно отыскать, если по-умному смотреть.
– Как это по-умному? – спросил Мэтью.
– Не подгоняя себя, смотреть и на всякие пустяки не отвлекаться.
– Ну, понятно, – с видом, полным серьёзности, сказал Мэтью.
– Есть и получше способ, друзья мои, – тихим голосом проскрипел Семимес, как будто боялся, что их может кто-нибудь подслушать.
Дэниел и Мэтью легко догадались, что способ выглядывать орехи, который им предстояло узнать, открыл их проводник и что он до сих пор не делился им с другими ловкими парнями (как из Дорлифа, так и не из Дорлифа).
– Не томи душу, Семимес, ведь должен же я увидеть на баринтовом дереве хотя бы один баринтовый орех, – сказал Дэниел (обида больше, чем любопытство, подгоняла его).
– Сейчас увидишь, – сказал Семимес (в голосе его звучала полная уверенность, что так и будет). – Ложись-ка на землю. Головой к стволу. Так. Теперь взором иди от ствола к краю кроны и не прыгай по сторонам. И не спеши.
(Ствол баринтового дерева толщиной в обхват, защищённый грубой тёмно-коричневой корой, рос не прямо, а изгибался то в одну, то в другую, то ещё в какую-нибудь сторону, как будто, пока рос, всё время сомневался, в ту ли сторону он растёт. Разветвляться дерево начинало на высоте примерно в два человеческих роста. Ветвей на нём было так много, и были они такими кривыми и так беспорядочно спутывались между собой, что глазу трудно было соединить начало и конец любой из них. А множество сочных зеленовато-коричневых листьев размером с половину ладони не давали взгляду сосредоточиться и различить орех).
Когда Дэниел устроился под деревом, как велел Семимес, оно осталось самим собой, но что-то всё-таки поменялось.
– Ты гений, Семимес! – воскликнул Дэниел. – Вижу! Вижу орех! Настоящий баринтовый орех!.. Ещё один!.. Ещё один! Нет, это, пожалуй, не орех. Всё равно два нашёл.
Мэтью тоже лёг под дерево – его слово не заставило себя ждать.
– Не стану считать мои орехи, чтобы никого не смущать. Но свидетельствую: это – реальный способ.
– Так. Очень так, – радуясь удаче своих друзей и торжеству выдумки Семимеса, бормотал Семимес.
– Семимес?
– Что, Дэн?
– Я почему-то думаю, что ты нам открыл не все секреты орехового промысла…
– Сегодня собирать не будем, – нахмурив брови (чтобы скрыть от Дэниела и Мэтью, а главное, выгнать из себя начинавшее расплываться по лицу довольство собой), ответил Семимес, как бы вдруг вспомнив, что у них есть дела поважнее баринтовых орехов. – Нам всем следует быть посерьёзнее. Очень посерьёзнее.
Когда ребята поднимались с земли, он проверил взглядом, на месте ли тетрадь Дэниела. «Бумага любит Слово», – подумал он… «А бархат любит Слезу», – промелькнуло у него в голове, когда на глаза ему попался кожаный кошель Дэниела… «Бумага делится Словом – бархат… Слезу прячет», – достроил он мысль до приятного его сердцу завершения.
Вставая, Мэтью старался не упустить из виду свой орех, и это ему удалось.
– Этот бы я взял с собой на память, – сказал он, не отрывая от него глаз. – Каков! Всем орехам орех! Ореховый король! Кривой! Желвакастый! И смотрит на меня, как…
Дэниел толкнул Мэтью в плечо, и тот, сразу сообразив, в чём дело, замолчал. Но было поздно. Глаза Семимеса налились гневом. Он едва сдержал своё лицо от превращения в подобие ореха, расхваленного Мэтью. Он едва удержал в своей груди силу, порывавшуюся изнутри расколоть ореховую скорлупу, которую он ощутил на себе в это мгновение. Силу эту он вложил в свою палку. Он выхватил её из-за пояса и на том же движении запустил в крону баринтового дерева – пробитый орех Мэтью и палка Семимеса упали на землю.
– Забирай своего уродца – забавляйся, – проскрежетал Семимес, натужно, прерывисто, хрипло, и, подняв палку, быстро зашагал прочь.
– Да на что он мне нужен! – от досады Мэтью пнул орех и крикнул вдогонку Семимесу: – Виноват! Каюсь!
– Не расстраивайся, Мэт: наш Семимес вернётся. Пойдём, – сказал Дэниел.
– Я знаю, Дэн. Просто он так радовался, а я…
…Целый час, а может быть, и дольше того друзья шли по знакомым Семимесу лесным тропкам, шли ходко, не очень-то отвлекаясь на «пустяки» и не слишком забавляя лес Садорн «пустой болтовнёй»…
– Нора! Смотрите! Из неё кто-то выглянул! Точно, кто-то выглянул! Выглянул и спрятался!
– Нора как нора. Известное дело, из норы кто-нибудь выглядывает. На то она и нора, чтобы в ней таиться и из неё выглядывать…
– Это камень?! Посреди леса такая глыба! Как же он сюда попал?!
– Посреди леса оказаться дело нехитрое: для кого глыба, а для Шороша – песчинка…
– Ещё баринтовое дерево! Проверим способ?!
– Способы смекалистые головы придумывают для полезных дел, а не на потеху…
– Грибы! Что за грибы? Может, соберём по-быстрому?
– Известное дело, в лесу растут грибы, ягоды и орехи… и парат… и другая зелень, к слову сказать. Грибы как грибы – обыкновенные дуплянки. Я вчера целую сумку наломал. Брать не будем – оставим лесовикам: они любят дуплянки… Давно все знают, что за грибами, как и за ягодами, как и за паратом, нарочно ходят, а не походя сшибают да корчуют.
– А эти-то какие красавцы! Два боровика! Семимес, посмотри: боровик-папа и боровичок-сын, – Дэниел старался загладить ошибку Мэтью и пользовался любым случаем, чтобы размягчить сердце Семимеса.
Семимес подошёл и присел на корточки. Покачал головой и причмокнул (наверно, боровики ему приглянулись), но ничего не сказал. И только отойдя от места, где Дэниел нашёл их, повторил:
– Грибы как грибы: обыкновенные боровики. Брать не будем – оставим дорлифянам…
«Боровик-папа, а сын-то… Боровик-папа и орех-сын… орех-сын, – подумал он. – На Зеркальную Заводь не поведу вас, боровички мои, Мэт и Дэн: недосуг в зеркала пялиться. Напрямки пойдём… через овраг… через овраг»…
– Мэтэм, Дэнэд! На нашем пути овраг. Ступайте строго за Семимесом. От кусай-травы пощады не ждите. Схватит – пузырями пойдёте. Потом хныкать будете. Но чересчур не пугайтесь: Семимес вам дорогу проложит, – Семимес оставлял позади себя словесные зарубки в воздухе.
Семимес взялся за свою палку лишь тогда, когда окунулся в кусачую пасть оврага. До этого он не хотел попусту махать ей, потому что думал, что сильно напугал своих друзей, «убив» ею орехового короля, которого Мэтью решил взять на память. Теперь же, в овраге, где хозяйничала и никому не давала спуску кусай-трава, ростом выше человека, без неё было никак. Как только Семимес ткнул палкой в землю, чтобы почувствовать заросли, он услышал вместе с её пронзительным, тревожным голосом вскрики Мэтью и Дэниела, похожие на те вскрики, которые застают жизнь врасплох и пугают её. «Поздно!» – молнией промелькнуло в его голове. В тот же миг он ящерицей, готовой к броску, распластался по земле и напряг до предела все чувства. И увидел всё: шесть ног корявырей, защищённых железными поножами, клинок меча того из них, который стоял чуть позади двух других, затем Дэниела, сражённого стрелой в грудь и упавшего навзничь, и Мэтью, которого заставляла корчиться стрела, попавшая ему в живот. «У двоих, точно, луки, готовые к стрельбе». Семимес-ящерица вёртко проскользнул между стеблей кусай-травы к ногам лучников и вынырнул перед ними будто из-под земли. («Если врагов больше одного, сынок, дроби внимание и силу меж ними так, чтобы тебя хватило на каждого из них», – не раз повторял ему Малам, когда Семимес и его палка привыкали друг к другу.) Головы двоих корявырей, не успевших ничего сообразить, были раздроблены в полмига. Третий удар Семимеса лишь заставил взвизгнуть стоявшую на его пути кусай-траву. Корявырь успел отпрыгнуть в сторону и затаиться в густой зелени. Палка Семимеса настигла бы его, если бы Семимеса прежде не поймала мысль: «Мэт и Дэн! Слеза! Слово!» Он быстро вернулся к друзьям и встал на колени подле.
– Мэт… Мэт… Как ты?
Мэтью не отвечал. Палка шепнула Семимесу, его пальцам, что жизнь его друга на исходе.
– Не торопись умирать, Мэт. Для твоего полного счастья Семимес ещё не подарил тебе коробочку вспышек, сработанную лесовиками. Они украшают коробочки камешками, которые находят только они. А чтобы твоё полное счастье было ещё полнее, Семимес подарит тебе шкатулку, тоже сработанную лесовиками, в которую положит баринтовый орех, и он будет ещё корявее твоего орехового короля… Не торопись умирать, – Семимес прикоснулся рукой к холодной щеке Мэтью…
– Дэн, – обратился он к Дэниелу после того, как поговорил с другом, которого обидел больше.
– Слово, – прохрипел Дэниел. – Доставь Слово в Дорлиф.
– Держись, Дэн.
– Слеза, – прохрипел Дэниел. – Возьми. Она теперь твоя.
– Нет, – сказал Семимес, хотя всё в нём замерло в это мгновение, и слова тоже замерли. И как он только смог выдавить из себя это «нет»?!
Дэниел закашлялся – брызги крови пронизали воздух и окропили зелень.
– Держись, Дэн. Ты ещё не видел Дорлиф. А дорлифяне ещё не видели того, кто принёс им Слово, от которого будут зависеть судьбы многих.
Вдруг лицо Дэниела перекосило, и глаза его, смотревшие на Семимеса, наполнились ужасом, как будто Семимес в одно мгновение обернулся ореховым королём, который вот-вот добьёт его и Мэтью и завладеет Слезой и Словом. Семимес разгадал беззвучный крик Дэниела и успел сделать то единственное… что спасло его и его друзей: стоя на коленях, он резко отклонился в сторону и рассёк палкой воздух над собой – раздробленная рука корявыря, подкравшегося к нему сзади, выпустила меч, а сам корявырь бросился наутёк в кусай-траву. Разъярённый Семимес – за ним. Он шёл широким упругим шагом, круша палкой пространство перед собой…
Сквозь свист травы, рваный, яростный, до Семимеса долетели звуки, на которые что-то в нём, то, что в эти мгновения было неглавным, привыкло отзываться:
– Семимес! Семимес!
Он прекратил преследование и замер. Свист оборвался. Шаги заглохли.
– Семимес! Семимес!
«Живы! Живы боровички!» – воскликнула душа Семимеса, и он оглянулся.
Мэтью и Дэниел стояли на краю оврага и в изумлении смотрели на него. Семимес тоже как-то странно посмотрел на них: они это или не они? Конечно, это были они, его друзья, Мэт и Дэн. Но как они, сражённые стрелами корявырей, почти бездыханные… перед лицом смерти возложившие на него своё бремя, могли стоять как ни в чём не бывало в самом начале оврага, махать ему руками, звать его и таращиться на него… словно на лучезарное слузи-дерево?! Семимес взобрался к ним по склону оврага.
– Семимес, мы с Мэтом остались здесь… – Дэниел запнулся. – Ты шёл как-то… ну, в общем, не поперёк оврага… и даже не вдоль него, а как-то…
– И слишком сильно махал палкой, – добавил Мэтью.
– В общем, мы немного растерялись и решили переждать…
– Пока ты не скосишь кусай-траву, – продолжил мысль Дэниела Мэтью. – Лучше сам посмотри.
Читать бесплатно другие книги:
