Испытай всякое Гарднер Эрл

Глава 14

Вытрезвитель оказался именно таким, каким описал его сержант Селлерс.

Вначале, когда меня бросили туда, народу там было немного, да и сильно пьяных не было.

Один был арестован за то, что находился за рулем в нетрезвом виде. Он был весьма прилично одет и без конца сетовал на то, как это отразится на его добром имени, на его жене и детях, и коротал время, оплакивая свою горькую судьбину.

Еще там был общительный алкаш, который непрестанно ко всем обращался, вновь и вновь пытаясь пожать руки своим сокамерникам.

Он все время рассказывал о том, что с ним случилось. Клялся в вечной дружбе. Пожимал руки. Для верности, что никого не пропустил, вновь обменивался рукопожатиями с каждым по нескольку раз, не забывая пои этом говорить одно и то же.

В нашей камере был и еще один, которого сначала тянуло на подвиги, и он лез с кулаками на каждого, но, к счастью, скоро вырубился и заснул.

Около двух часов ночи стали поступать экземпляры хуже некуда.

Вытрезвитель напоминал большую квадратную клетку с цементным полом, посередине которого проходил желоб для стока нечистот, и утром, когда пьяниц выдворяли восвояси, его промывали струей воды под напором из шланга.

Обычно нечистоты стекали к центру пола и дальше по желобу — в сток, но около трех часов утра, когда в вытрезвиловке был полный кворум, пара «полутрупов» своими телами закрыли решетку стока и вся эта дрянь стала накапливаться по всему полу. Запах блевотины стал невыносимым.

Забившись в угол, я пытался избегать как затопляющих помещение нечистот, так и своих сокамерников.

Раз или два мне даже удалось задремать.

В шесть часов утра нам принесли горячую бурду, которая, судя по всему, выдавалась за кофе. Бедолаги с мутными глазами тянули к кружкам дрожащие руки.

В половине девятого утра всю компанию погнали в суд, но когда я попытался отправиться вместе с остальными, меня попросту оттолкнули.

— Для суда вы еще слишком пьяны, — заявил мне сопровождающий. — Оставайтесь здесь!

Так меня и оставили вкупе еще с четырьмя насквозь пропитавшимися нечистотами сокамерниками, у которых видок был такой, что выводить их куда-либо явно не имело смысла.

В девять часов выкрикнули мое имя.

Я прошел к двери вытрезвителя.

Какой-то человек сказал:

— Сюда, — открыл мне дверь, и я вышел.

Надзиратель вернул отобранные у меня вещи в присутствии полицейского, и тот прошел со мной в лифт.

Мы петляли, пока не добрались до кабинета Фрэнка Селлерса.

Сержант восседал за своим письменным столом.

Берта Кул с видом бульдожки, стерегущей мозговую кость, находилась здесь же, ближе к стене, с каким-то типом с серыми пронизывающими глазами на жестком, суровом лице.

Берта представила его:

— Доусон Кесил, наш адвокат.

Он встал и пожал мне руку.

— Выслушайте меня, — сказал Селлерс, — какой мне смысл темнить? Я не придирался к этому парню, просто мне показалось, что он пьян. Иначе ничем не объяснишь то, что он здесь наплел. Я приказал, чтобы его поместили в вытрезвитель с намерением перевести его в другое место или даже выпустить совсем, как только найдем кого-нибудь, кто бы мог освидетельствовать его состояние и подтвердить, что это вполне безопасно как для него самого, так и для окружающих.

— И конечно, забыли об этом? — спросил Кесил.

— Не то чтобы забыл, в полном смысле этого слова, но голова у меня была забита до такой степени — дьявольщина! Я ведь расследую дело об убийстве, работаю сутками напролет, выкраивая жалкие минуты для сна, да и то урывками. Разве здесь все упомнишь!

Я обратился к Кесилу:

— Но тем не менее он не забыл дать указание оставить меня в камере, когда остальных выводили к судье.

С его слов мне сообщили, что я все еще достаточно пьян, чтобы предстать перед судом, и что меня следует оставить в вытрезвителе минимум на сутки.

— Это не по моему адресу — претензии подобного рода следует предъявлять старшему надзирателю, — поспешил отмежеваться Селлерс. — С моей стороны никаких указаний не было, если не считать распоряжения — держать тебя там, пока не протрезвишься. — Повернувшись ко мне, Селлерс спросил: — Зачем ты опять лезешь в бутылку, Дональд? Я ведь помогал тебе прежде и готов делать это и сейчас, всякий раз, как только смогу.

— С чего бы это вдруг — такая готовность подружиться во что бы то ни стало?

Берта Кул указала на несколько листков бумаги на столе Селлерса.

— Да с того, что Элайн Пайсли полностью призналась во всем. По ее словам, она была отправлена к нам в офис Карлотой Шелтон затем, чтобы раздобыть один из наших фирменных бланков, оторвать от него верхнюю часть с заголовком, да так, чтобы линия отрыва сразу бросалась в глаза, бросить ее в ящик твоего стола, а оставшуюся часть бланка передать ей.

Элайн пришла к нам и вертелась возле твоего кабинета, пока не улучила момент выполнить поручение. Она передала обрывок бланка Карлоте. Когда она его вручала, на нем ничего не было. Это уже потом сама Карлота наклеила на бланк слова, вырезанные из газет и журналов. Элайн Пайсли об этом ничего не знала.

— А что же говорит Карлота? — спросил я.

— Карлота Шелтон и Гарден Мокрой вроде как в бегах, — ответил Кесил. — Их нигде не могут найти.

— От нас никуда не денутся, — пообещал Селлерс.

— Хватит о них! — заявил Кесил. — Речь сейчас идет о вас, мистер Лэм. Существуют отделы по контролю за соблюдением гражданских прав, которые занимаются сбором информации о жестоком обращении полиции с гражданами. Если вас бросили в вытрезвитель только для того, чтобы принудить говорить, то этого окажется достаточно, чтобы заставить Селлерса вернуться к тому, с чего начинал — топать сапогами по участку простым патрульным.

— Ну, не рвите на груди манишку, — ответил Селлерс адвокату. — Я знаю Берту и знаю Дональда Лэма как облупленных. Они не станут портить жизнь бедному полицейскому. Им ли не знать, что раз на раз не приходится, и порой бывает, что и перегнешь палку.

Дело не во мне. Окажись другой на моем месте, он повел бы себя так же. Надеюсь, я вас убедил?

На это Кесил ответил:

— Мы, возможно, возбудим гражданский иск о возмещении причиненного ущерба на сто пятьдесят тысяч долларов и потребуем проведения расследования специальной комиссией.

Селлерс взглянул на Берту.

— Послушай, Берта. Ведь мы всегда были друзьями.

— Были, — сказала Берта, — но в последнее время от твоей дружбы не знаешь — то ли смеяться, то ли выть на луну.

— А ты что, забыла, что в нашем городе ни одно частное детективное агентство и дня не продержится, если наступит полиции на мозоль.

— Запомните это заявление, — сказал Кесил. — Я рассматриваю его как угрозу, как попытку заставить вас поступиться своими гражданскими правами в угоду его необоснованным амбициям.

— Это вовсе не угроза, — спохватился Селлерс, — а просто констатация факта.

— Разве признание Элайн Пайсли не говорит о том, что мы добились того, чего не удалось добиться полиции? — спросил я у Берты Кул.

— Оно, скорей всего, не стоит и бумаги, на которой написано, — ответил за нее Селлерс. — Ее, возможно, принудили под нажимом и угрозами.

— Каким же образом могла я оказать на нее давление или принудить ее к этому? — возразила Берта. — Я, какой-то частный детектив?

— Не было никакого ни давления, ни принуждения, — вмешался Кесил. — В моем распоряжении имеется подлинное признание, подписанное Элайн Пайсли и заверенное нотариусом в восемь часов сегодня утром. Я специально уточнил у нее насчет того, было ли ее признание добровольным или появилось на свет в результате угроз или обещания выплатить вознаграждение. Моя секретарша была свидетелем и застенографировала мою беседу с Элайн Пайсли.

На это Селлерс угрюмо возразил:

— Конечно, такое признание позволяет Лэму предпринять ответные действия в отношении Карлоты Шелтон, но оно не имеет никакого значения для полиции.

Нет никакого состава преступления в краже пустого бланка.

— Шантаж, вымогательство, попытка к изнасилованию, — начал перечислять Кесил. — До всего оказалось дело у полиции, если помните, когда мисс Шелтон пожаловалась на Лэма. А теперь вы самым странным образом утверждаете, что ваша хата с краю.

— Ладно, хватит, — промолвил Селлерс. — Зачем переливать из пустого в порожнее? Не проще ли спуститься с небес на землю и сказать мне, чего вы хотите.

Я перехватил взгляд Кесила.

— В данный момент, — сказал я, — вряд ли есть смысл препираться по этому поводу с сержантом Селлерсом. В конце концов, ему предстоит выступить в роли ответчика, а раз вы наш адвокат, то вам следует обсуждать это дело с адвокатом Селлерса, а не с ним самим. Кроме того, думается, нам всем следует немного поостыть, прежде чем начнем что-либо обсуждать.

Я незаметно подмигнул Кесилу.

Тот немедленно поднялся со стула.

— Если вы придерживаетесь такого мнения, Лэм, — заявил он, — то так тому и быть. Мы заявили протест сержанту Селлерсу против превышения власти и продолжаем настаивать на нарушении им ваших законных прав. По-моему, вам следует пройти медицинское освидетельствование. Не исключена возможность, что в царапины на вашем лице могла попасть инфекция.

Благодаря заявлению Элайн Пайсли теперь вполне очевидно, что Карлота Шелтон сфабриковала все от начала до конца с целью дискредитировать вас и воспрепятствовать расследованию, которым вы занимались.

— Послушайте, — сказал Селлерс. — Вы же не можете выжать кровь из репы. Я простой коп. У меня ничего нет. Карлота Шелтон — известная личность.

Почему бы вам не заняться ею на полном серьезе и оставить меня в покое?

— Мы намерены заняться всеми, — заметил Кесил, — и вовсе не исключаем возможности существования некоего сговора между вами и Карлотой Шелтон. Так это или не так — решит суд, впрочем, как и во всех остальных исках, в которых вам придется выступать в роли ответчика, как-то: о незаконном аресте, о допросах с пристрастием и о превышении власти.

Сказав это, Кесил торжественно прошел к двери и распахнул ее для нас.

Берта Кул величественно прошествовала из кабинета, а я последовал за ней.

Селлерс остался сидеть за своим письменным столом, держа в руках копию заявления Элайн Пайсли с видом побитой дворняжки.

В коридоре Берта взглянула на меня и сказала:

— Боже мой, на кого ты похож?

— Не знаю, мне себя не видно, — ответил я. — Отправлюсь домой отмываться.

— Никому ни слова! — предостерег меня Кесил. — Репортеры наверняка доберутся до вас и станут расспрашивать об иске, который мы собираемся вчинить.

Отсылайте их всех ко мне.

— По правде говоря, — пояснила Берта, — мы не собираемся возбуждать дела, если нас к этому не принудят. Все, что нам нужно, — это сбросить со своей холки Селлерса и накрутить ему хвост.

— С Селлерсом проблем не будет, — заверил Кесил, — но вот отцепиться от Шелтон — задачка посложнее.

— Что до меня — так я отправляюсь домой, — отозвался я, — сниму эту одежду, приму ванну и приведу себя в порядок.

— Видит Бог, тебе это просто необходимо.

— Было бы неплохо, — сказал Кесил, — если бы вы сегодня не совались в офис, Лэм, и желательно держаться подальше от репортеров.

— Никто до меня не доберется, — пообещал я.

Мы спустились к главному входу. Кесил пожал нам руки и ушел.

Я обратился к Берте:

— Буду прятаться от всех. Стану названивать каждый час и узнавать новости, но никто не будет знать, где я скрываюсь или как связаться со мной.

— Держи хвост пистолетом, — предостерегла Берта. — Доусон Кесил вроде бы знает что говорит, но мы еще на линии огня.

— Что же заставило расколоться Элайн Пайсли? — поинтересовался я.

— Я многое усекла из того, что ты объяснял в кабинете Селлерса, чтобы сделать для себя выводы. Отправилась к ней на квартиру, прождала ее до часу ночи.

Как только та заявилась, взяла ее в обработку. Уже к двум часам она выложила мне все как на блюдечке. Затем отвезла ее в один отель, где продержала без сна всю ночь, и рано утром первым делом связалась с Доусоном и заставила его получить от Элайн письменные показания за ее подписью. Затем мы добрались до Селлерса.

— Сильно ли пришлось попыхтеть, чтобы Элайн Пайсли раскололась?

— Не слишком. Пожалуй, лишь раз пришлось намять ей бока, когда она попыталась спустить меня с лестницы.

— Если у нее остались после этого синяки и…

— За кого ты меня принимаешь? Неужели я об этом не подумала? Всего-навсего швырнула маленькую стерву на кровать и сидела на ее животе, пока объясняла что к чему. Не прошло и двух часов, как она вняла моим доводам.

Глава 15

Ушло какое-то время, чтобы смыть с себя всю грязь и приобрести приличный вид.

Даже после того, как я с ног до головы обдал себя шампунем, сбрил щетину, долго отмывался в ванной и почти убедил себя, что от меня не пахнет, тем не менее любой крепкий запах, щекочущий ноздри, подсознательно ассоциировался с вонью вытрезвителя и заставлял меня думать, что я насквозь пропах этой дрянью.

Хотя я и устал как собака, но заставил себя забраться в развалюху машину нашего агентства и поехал в офис Карлетона Аллена.

Как и в первый раз, в приемной сидела та же секретарша с деловым видом, но сейчас ее деловитость носила подчеркнутый характер.

— Доброе утро, мистер Лэм, — услышал я. — У вас назначена встреча с мистером Алленом?

— С мистером Алленом — ничего подобного, да я и не к нему. Мне хотелось бы встретиться с мистером Гетчелом.

— О, вам следовало бы договориться заранее с мистером Гетчелом. Вам…

Я обошел ее стол и раскрыл дверь кабинета с табличкой: «Мистер Гетчел».

Она вскочила со стула и ринулась за мной.

— Вы не имеете права!..

Из-за своего письменного стола на меня с изумлением взглянул сам Гетчел.

Это был плотный, широкоплечий мужчина с осанистой фигурой, суровый на вид и, судя по всему, в хорошей спортивной форме.

На первый взгляд ему можно было дать не больше пятидесяти лет. Когда я вошел в кабинет, он спросил секретаршу:

— Что все это означает, Лорен?

— Он ворвался без спроса, — ответила она. — Он…

Гетчел поднялся и отшвырнул кресло.

— Я им займусь сам, — заявил он и быстрыми шагами обогнул стол. — Заставлю его вырваться отсюда.

Лорен Бил скороговоркой произнесла:

— Его имя — Дональд Лэм. Он приходил позавчера, чтобы встретиться с мистером Алленом и…

Гетчел застыл на полпути, вцепился в угол стола и вымолвил:

— Лэм, а?..

— Он самый!

— Выйдите и закройте за собой дверь! — приказал он секретарше. — Я сам с ним разберусь.

Дверь закрылась.

Гетчел приблизился ко мне, пристально вглядываясь серыми сердитыми глазами.

— Ладно, Лэм. Во имя дьявола, чем, по вашему мнению, вы здесь занимаетесь? — спросил он.

— Как мне кажется, защищаю своего клиента.

— Если так, тогда выкатывайтесь в приемную и ждите там, пока ваш клиент сам не пошлет за вами, и тогда защищайте на здоровье. Для этого незачем вламываться без приглашения.

— Пожалуй, вы правы — в прошлый раз мне это обошлось боком.

— Вот как — любопытно?

— Дело в том, что я не до конца поверил в то, что мне говорил клиент. Кое-что показалось подозрительным. Вот поэтому в прошлый раз я без спроса вторгся в кабинет Аллена, снял отпечатки пальцев с торца его металлического стола и затем сверил их с теми отпечатками, которые раздобыл в номере мотеля. Когда они совпали, я не долго думая решил, что Аллен и в самом деле находился в номере. И меня как обухом по голове ударило, когда отпечатки оказались не Аллена. Вот поэтому я согласен с вами, что нечего самовольно врываться в кабинет. Только теперь до меня дошло, как все обстояло на самом деле.

С минуту Гетчел в раздумье изучал меня, затем вернулся за письменный стол и опустился в вращающееся кресло.

— Садитесь, Лэм, — пригласил он.

— В нашем распоряжении, возможно, очень мало времени.

— А почему?

— Не стоит недооценивать полицию.

— Вы были у них?

— Нет, они были у меня.

Он открыл ящик письменного стола, достал оттуда чековую книжку и, положив на нее ручку, спросил:

— Хорошо, что вы хотите?

— Хочу правды, для начала.

— Не лучше ли получить наличные.

— Для начала согласен только на правду, — повторил я.

Отложив ручку и закрыв чековую книжку, он сообщил:

— Я вдовец.

Я кивнул в ответ.

— Но я также и мужчина.

Я вновь кивнул.

— Я встретился с Шейрон Баркер в коктейль-баре.

Она мила и мне понравилась. Мы уехали вместе.

— Сколько было таких поездок?

— Имеет ли это значение?

— Пожалуй что нет.

— Тогда продолжаю. Мы уехали вместе. В субботу вечером мы отправились в мотель «Постоялый дворик» после того, как она закончила работу, и мы немного перекусили. Шейрон сама занялась регистрацией номера. Личность я довольно известная, поэтому предпочитаю держаться подальше от мест, где ведут всякого рода записи. Она оформила себя и меня как мистера и миссис Карлетон Блевет из Сан-Франциско, получила ключ, и нас провели в номер. Мы заказали кое-какие закуски и, не знаю почему, вызвали подозрение у детектива из мотеля. Короче, еду к нам в номер он доставил самолично.

— Это встревожило вас?

— Не очень. Я держатель первых закладных на этот мотель и заинтересован в том, чтобы он приносил прибыль, а не доставлял неприятности. Поэтому в свое время предложил им ограничиться лишь одним детективом, полагая, что в мотелях подобного рода слишком строгий надзор за постояльцами только отпугнет людей от заведения.

— Как же события развивались дальше?

— В дверь постучали, — ответил он и замолк.

— Продолжайте.

— Лэм, было бы чертовски лучше, если бы вы обошлись без продолжения.

— Мне необходимо это знать. Прошу вас, продолжайте!

— Хорошо. Когда Шейрон открыла дверь, к нам вошел какой-то мужчина. Он вынул из кармана свою визитную карточку и представился как Ронли Фишер, помощник окружного прокурора.

Для меня это было как гром среди ясного неба. По правде говоря, я не знал, как вести себя, открыться ли ему, кто я такой, и спросить в лоб, какого черта ему здесь нужно, или выждать, пока он сам не скажет. Наконец, решил дождаться и дать ему раскрыть карты.

Мои опасения оказались напрасными — он принимал нас за тех людей, за которых мы себя выдавали. Для него мы были мистер и миссис Блевет из Сан-Франциско. Он извинился за то, что причиняет нам беспокойство, и объяснил, что работает над очень важным делом и что одна из свидетельниц по этому делу находится в соседнем номере и что позднее, как он ожидает, к ней должен присоединиться некий джентльмен, и он хотел бы побеседовать с ними обоими. Еще он сказал, что должен пока оставаться незамеченным, и спросил, не будем ли мы возражать, если несколько минут понаблюдает в окно.

— И что вы ему сказали?

— А что можно было сказать? Ответил — пусть занимается тем, чем считает нужным. Поинтересовался, не хочет ли немного выпить. Он отказался — вот мы так и сидели, делая вид, что я и она — муж и жена из Сан-Франциско, немного притомившиеся после дороги.

— Ну а потом?

— Потом, примерно через час, он поблагодарил нас, сказал, что ему пора, и покинул номер.

— А затем?

— Затем я начал размышлять над происходящим, и чем больше думал, тем меньше мне это нравилось. Отправив Шейрон на такси, я поехал домой на своей машине.

— В какое время?

— Кажется, было около двух часов ночи.

— Продолжайте.

— Потом на следующий день я узнал об убийстве Ронли Фишера. Понял, что полиция начнет шерстить всех, кто был в мотеле. Я не знал, говорил или нет Ронли Фишер кому-нибудь о том, что некоторое время находился в нашем номере. Но не решился во избежание разговоров сам навести необходимые справки. Оставался только один человек, на которого я мог положиться без опаски. Тогда я позвонил в мотель и сообщил, что хотел бы сохранить за собой номер еще на пару дней.

Послал им с нарочным деньги.

— К чему столько усилий, чтобы сохранить именно этот номер? — спросил я.

— Чтобы в полиции думали, что пара, которую они в конце концов накрыли, та же самая, что находилась там в субботу вечером.

— Значит, ваш зять никогда и не был в этом номере?

— Нет. Он только знал Шейрон Баркер.

— Сколько же выручила Шейрон на этом?

— Пока не слишком много. Позднее она потребует гораздо больше.

— И вы заплатите?

— Заплачу.

— Как, по-вашему мнению, что там могло случиться? С Ронли Фишером, разумеется.

— Не знаю. И не желаю знать ничего! Поверьте, ровным счетом — ничего!

— Ну вы и влипли, — заметил я.

— Это для меня не новость.

— Мне вот тоже обломились неприятности, пока я поневоле занимаюсь тем, что пытаюсь разобраться что к чему.

— Много неприятностей?

— Хватает.

— Вам расцарапали все лицо.

— Да, расцарапали лицо, ударили под дых, свернули челюсть и заставили провести ночь в вытрезвителе.

— А по какой причине оказались здесь?

— Так принято в нашем агентстве — брать клиентов под защиту, даже если те действуют через подставных лиц, — главное, лишь бы они хорошо платили.

— Поверьте, я огорчен за вас, — сказал он.