Испытай всякое Гарднер Эрл
— Женатым, — ответила она. — И у меня сложилось впечатление, что такого рода делами он занимается не часто. Даже смущался… и, как мне показалось, немного стыдился, кстати, вот это меня здорово раздражало. В конце концов, если мужчина собирается предпринять что-либо подобное, он должен обдумать все заранее. Либо ему это нужно, либо нет, а не терзаться сомнениями. Он причинил мне боль, заставил чувствовать себя чуть ли не шлюхой. Ведь все мы люди, и ничто человеческое мне тоже не чуждо. И, поверьте, черт возьми, что я далеко не святая. Жизнь надо принимать такой, как она есть, что я и делаю. Он сначала произвел на меня впечатление, и мне было ясно, что я ему нравлюсь. Наверху, на Малхолленд-Драйв, где мы останавливались, мне он нравился, понравилось и то, что он сделал потом… просто взял и поехал к мотелю… Тогда я была готова пойти ему навстречу. Затем мы оказались здесь, и выяснилось, что он стремился залить за воротник, чтобы набраться мужества и побыстрее разделаться с этим! Мне захотелось вмазать ему по морде, устроить сцену и смотаться к чертовой матери. Тогда я поняла, что никогда больше не захочу увидеть его вновь, и не сомневалась, что он испытывает ко мне то же самое, хотя и позвонил мне, чтобы узнать, из-за чего весь этот шум.
— А что же вы ему сказали?
— Послала куда подальше.
— Жаль, ведь только от вас мы узнали, что в два часа ночи ворота бассейна были закрыты.
— Да, ну и что?
— А то, что когда он покидал мотель, — заметил Смит, — не исключено, что он тоже мог обратить внимание на ворота.
— Это так.
Смит посмотрел на напарника.
— Есть еще вопросы?
— Спасибо, мисс Баркер, — сказал Смит, — за ценные сведения. Возможно, когда мне выпадет свободный денек, я заскочу в «Кок и Тхистл», чтобы пригласить вас пообедать.
— Вы же женаты, — сказала она. — Вы сами сказали, что у меня глаз наметанный, и я поняла это сразу, как только вы вошли.
Он рассмеялся и заявил:
— О’кей, сестренка, ваша взяла! Это все, ребята. Сожалею, что испортил вам посиделку. Продолжайте развлекаться.
Все трое вышли.
Повернувшись к Шейрон, я спросил:
— Не понял, зачем вы отмочили эту хохму?
— Какую?
— Устроили стриптиз в то время, когда я пошел открывать дверь.
— Разве это стриптиз? — ответила она, — когда снимают только платье.
— Будь по-вашему, а все-таки зачем понадобилось снимать платье?
— Для большей убедительности. Я бы и раньше его сняла, если бы не ваша сдержанность… вы были настолько безразличны… что я даже не представляю, как бы вы отреагировали, если бы я начала раздеваться.
— Понял, — сказал я, — а что у вас следующим номером?
На это последовал ответ:
— Не у меня, а у вас — вы ведь мужчина, значит, инициатива должна перейти к вам.
— О чем вы?
— О, Дональд, Бога ради, не пора ли облегчить жизнь бедной девушки, я не собираюсь все делать за вас.
— Еще шампанского?
— Да, — огрызнулась она, — если вам больше ничего не нужно.
Встряхнув открытую бутылку шампанского, я увидел по пузырькам, что оно еще не выдохлось. Она осушила свой бокал почти залпом и протянула его к бутылке.
Наполнив ее бокал, я немного отпил из своего, чтобы подлить в него свежака.
— Ответьте мне, Шейрон, вы действительно сорвали на этом куш — тысячу баксов?
— Хм… ну да.
— И это не возбудило у вас любопытства?
Что вы имеете в виду?
— Не слишком ли это круто?
— Что… круто?
— Не кажется ли вам, что это довольно высокая цена за несложную внеурочную работенку?
— Стоп, минутку, — сказала она, и ее глаза сузились. — Что вы имеете в виду, говоря о «внеурочной работенке»? Не думаете ли вы, что я понимаю смысл ваших слов.
— Нет, не думаю!
— Ну тогда объясните по-человечески.
— Я говорю о том, что все это отняло у вас несколько часов, и вам даже не пришлось отпрашиваться с работы.
— Послушайте, — возразила она, — а доброе имя женщины разве ничего не стоит?
— А кто же будет в курсе, кроме инспектора Смита?
— Многие.
— Например?
— Дежурная ищейка здесь, в мотеле, во-первых.
— Ему это до лампочки.
— А вдруг мне захочется приехать сюда снова?
— В одиночку?
— Не стройте из себя дурака.
Она снова протянула бокал. Того, что в бутылке осталось, не хватило даже на то, чтобы заполнить его доверху. Она задумчиво посмотрела на меня.
— Зачем вы стараетесь испортить такой превосходный вечер?
— Каким же образом?
— Задавая подобные вопросы.
— Хочу разложить все по полочкам.
— Ради чего?
— Люблю ясность.
— Ну хорошо, Дональд, — сдалась она. — Скажу вам всю правду, и покончим с этим. Сдается мне, что этот тип — шишка на ровном месте. Ему конец, если его накроют за подобными играми. Поэтому он не решается явиться в полицию, чтобы дать там показания, и не может допустить, чтобы копы вышли на него. Вот он и пытается провернуть так свои делишки, чтобы полиция оставила его в покое.
— А как по-вашему — теперь от него отцепятся?
— А то как же? Он проспал всю ночь, уехал утром — что он может знать? Я оказалась единственной, кто видел что-то стоящее.
— Надо же! А что именно?
— А то, что в два часа ночи ворота были закрыты.
— И вы думаете, что это важно?
— Еще бы!
— Вроде бы вам не казалось это столь существенным, пока полицейские не заклинились на воротах.
— По правде говоря, даже и не задумывалась о них.
Меня наняли совсем для другого, и я отрабатывала то, за что мне заплатили.
— А как насчет того, чтобы попытаться выяснить, кто же на самом деле Карлетон Блевет?
— На кой черт мне это знать?
— Ну, хотя бы из любопытства.
— Нет уж, дудки! И еще могу добавить, Дональд Лэм.
Если вам известно, кто он такой, лучше мне об этом не говорите.
— Почему же?
— Потому что информация такого рода бывает опасна. Если я не знаю, то и никому не проболтаюсь, а раз так, то у меня никогда не возникнет искушение поймать его на крючок. То есть даже если и появится подобное желание, то все равно не смогу этого сделать. И это, как говорят, к лучшему.
— Даже так?
— На такой работе, как у меня, слишком много знать опасно.
— А говорят: знание — сила, — подковырнул я.
— Да, вот поэтому в номерах мотелей иногда находят трупы. Не хочу, чтобы меня обнаружили в один прекрасный день задушенной моим же собственным нейлоновым чулком… Дональд, а какой куш вы сорвете с нашей аферы?
— Вполовину меньше, чем хотелось бы.
— Зачем вы темните? Я же назвала свою сумму.
— А я ответил вам, что остался в накладке. Овчинка не стоит выделки.
— Чего вы опасаетесь?
— Того, что все шито белыми нитками.
— Что за чушь! — воскликнула она. — На вас ничего не повесили. Все прошло без сучка без задоринки.
Скажите мне, Дональд, как я выступила?
— До или после?
— Во время! Я говорю о том, как сгребла платье и, держа его перед собой, пятилась в ванную, а затем внезапно повернулась, когда закрывала дверь. Готова поспорить, что копам было на что посмотреть.
— Они видели и не такое.
— Спорим, что и на вас картина произвела впечатление.
— Произвела.
— Судя по вашему тону — не очень.
— В данный момент моя голова занята совсем другим.
— О чем же вы думаете, если не секрет?
— Об инспекторе Смите.
— А что в нем такого?
— Как он вам показался?
— Славный малый. В отличие от вас он не остался равнодушным к моим прелестям. Не зря же он закинул удочку насчет того, чтобы заскочить в «Кок и Тхистл» на досуге.
— Да уж!
— А я ему тут же в лоб заявила, что он женат.
— Смиту это как слону дробинка, — возразил я.
— Зато для меня — это стоп-кран, — сказала она как отрезала.
С минуту мы молчали, затем Шейрон поинтересовалась:
— Почему вы спросили меня об инспекторе Смите, Дональд?
— Не пойму, чем вызвано его поведение. Ведь мы все еще в его руках. Стоит ему усомниться в наших показаниях — и он запросто прижмет нас к ногтю.
— Каким образом?
— Накроет нас в номере, — пояснил я. — И задержит по обвинению в аморалке…
— Почему вы замолчали, Дональд?
— Я сейчас думаю…
— Проклятье, — прервала она. — Нашли время, когда думать. Сейчас та ситуация, когда от мужчины требуются руки, а не голова.
Вместо ответа я промолчал.
Внезапно она вскочила с кресла, оправила чулки и посмотрела в зеркало.
— Вот что, Дональд.
— Что?
— У меня для вас новость.
— Какая?
— Я уезжаю домой.
— Подвезти вас?
— Нет, не нужно. Я уеду на такси.
Я открыл бумажник.
— Я дам вам деньги на дорогу.
— Вы что, даже не пытаетесь задержать меня?
— Ну, если вам хочется остаться?..
— Черт бы вас побрал, вы не слишком-то любезны с дамами. С вами себя чувствуешь не женщиной, а какой-то простоквашей. Будьте вы прокляты!
Она набросила на себя пальто, подхватила сумочку и в сердцах пожелала:
— Спокойной ночи и век бы вас не видеть!
Я наблюдал, как она вышла из номера.
Глава 5
Подождав минут пять, я положил ключ в карман, вышел из номера, закрыл за собой дверь и прошел мимо плавательного бассейна к телефонной будке — цели моей прогулки.
Передние ворота плавательного бассейна были закрыты и заперты на подвесной замок. На задних воротах был защелкивающийся замок. Они были закрыты.
Зайдя в телефонную будку, я бросил монетку и набрал номер Элси Бранд.
Раздалось немало гудков, пока не послышался голос Элси; он был рассерженным:
— Алло! — услышал я. — Кто же звонит в такой час?
— Дональд.
— Дональд! — воскликнула она, и голос потеплел. — Что случилось, Дональд? У тебя неприятности?
— Мне нужна твоя помощь.
— Дональд, скажи, где ты сейчас. Сделаю все, что могу. Подъехать к тебе? Что от меня требуется?
— Отправляйся в офис, открой ящик моего письменного стола, возьми все мои причиндалы для снятия отпечатков пальцев и рулон липкой ленты. Затем подъезжай к мотелю «Постоялый дворик». Запомни, мой номер 27-й. Но не заезжай на стоянку и не подъезжай к офису мотеля. Там есть плавательный бассейн, а возле него телефонная будка. К ней можно проехать по дорожке, огибающей бассейн. Оставь машину на повороте к будке. Дальше иди пешком, зайди в будку и делай вид, что звонишь, пока не убедишься, что никого нет поблизости. Только тогда отправляйся ко мне в номер.
Номер 27 — третий с края домик в предпоследнем ряду. Короче говоря, пойдешь от бассейна вдоль ограждения и увидишь слева шесть рядов домиков, затем автостоянку, а на ее другой стороне еще восемь или десять рядов домиков.
Держись левее. Направляйся к второму ряду от конца, свернешь налево, и мой номер окажется третьим с краю. Заходи прямо в него, дверь будет открытой.
— Дональд, а ты там… один?
— Да, в гордом одиночестве.
— Дональд, мне надо время, чтобы одеться и добраться до офиса. Боюсь, что раньше чем… через минуту сорок пять или даже час я к тебе не попаду.
— Годится, — успокоил я ее. — Главное, ничего не забудь.
Повесив трубку, я прошел обратно к себе в номер, поставил замок на предохранитель, чтобы дверь оставить открытой, растянулся на одной из кроватей, взбил подушки под головой и принялся размышлять.
Через некоторое время глаза мои начали слипаться, и вопреки намерению бодрствовать я очень скоро погрузился в глубокий сон.
Мне снилось, что мягкие женские губы нежно прижались к моим, и я ощутил возбуждающий аромат нежных цветов.
Затем я внезапно пробудился. У кровати стояла Элси Бранд, глядя на меня с каким-то особым выражением лица.
— Дональд, — сказала она, — я разбудила тебя?
— И правильно сделала. Нам предстоит поработать.
Элси стояла, не отводя от меня глаз.
— Ты улыбался, Дональд, — нежно заметила она. — Улыбался, когда спал. Тебе снился сон?
— Да.
— Он был приятным?
— И даже очень.
— Что же тебе снилось?
— Если скажу, ты влепишь мне пощечину.
— Дональд! Тогда тем более расскажи?
— Мне снилось, что я держал тебя в своих объятиях, а ты целовала меня.
— Дональд! — воскликнула она. — Как ты смеешь говорить такие вещи. Ты…
— Я же предупреждал, что ты рассердишься, но ты настаивала.
— Дональд, но это тебе действительно снилось?
— Готов поклясться.
Сев на кровати, я помотал головой, пригладил ладонью волосы и спросил:
— Ты все привезла, что я просил?
— Да, привезла… Дональд, ты устал. Ты работаешь на износ.
— Мы сможем управиться здесь за пару часов. Потом, если удастся, попробую немного поспать.
— А в чем дело, Дональд? Что произошло с… той женщиной?
— Она взбеленилась и отправилась домой.
— Чем же была вызвана ее ярость, тем, что ты… потому что ты?..
— Нет, — ответил я, — именно из-за того, что не было ни «тем», ни «потому».
Элси вдруг рассмеялась и заявила:
— Это послужит ей хорошим уроком, «на чужой каравай рот не разевай»… Что же мы будем делать?
— Собираюсь снять в этой комнате отпечатки пальцев, — ответил я. — А тебе придется ходить за мной по пятам, чтобы вытирать до блеска все, чего я буду касаться, чтобы никто не узнал о том, что здесь пользовались специальным порошком.
— Что же ты ищешь, Дональд?
— Отпечатки пальцев.
— Чьи же именно?
— Любого, кто здесь к чему-то прикасался.
— Той женщины?
— В том числе и ее.
— А чьи еще?
— Не знаю.
— Хорошо же, молчун, не говори, если не хочешь.
— Почему же? Я ведь сказал: не знаю.
Пройдя в ванную, я закрыл за собой дверь, вынул из коробки салфетку и провел по губам. На ней остался слабый след губной помады. Облизав губы, ощутил привкус малины. Выбросив салфетку в туалет, я вернулся и объявил:
— Давай приступим к работе.
Начали с телефона, затем настал черед изголовья кровати, нижней части туалетного столика и висящего над ним овального зеркала. Не избежали этой участи: аптечка в ванной, подставка для зубных щеток, оконные рамы, а также стулья, кресла и крышка стола.
Иногда мне везло — удавалось получить хорошие отпечатки пальцев. Всякий раз при этом я прикладывал к ним липкую ленту, нумеровал, диктовал Элси — откуда отпечатки, отрезал кусок ленты и складывал в специальный контейнер.
После этого Элси брала губку, смачивала в мыльном растворе и протирала места, покрытые порошком, чтобы никто не догадался, что их втайне исследовали для снятия отпечатков.
К трем часам утра я располагал пятнадцатью вполне приличными, разборчивыми отпечатками, без малейшего понятия о том, кому они принадлежат.
Что же теперь? — спросила Элси по окончании.
— Теперь, — ответил я, — поедем и немного перекусим.
— А что в этой покоробленной картонной коробке?
— Там шампанское, бокалы для него и сухой лед.
— Дональд, ты снял отпечатки с одного из бокалов — того, на котором остались следы губной помады?
— Конечно.
— А я его обработала губкой.
— Ну и что? — ответил я. — Вымой и остальные и положи в коробку.
— Не знаю, войдут ли они. Я их поставила на туалетный столик.
— Еще как войдут! Давай укладывай!
— Ладно, впихнула! Ну и что дальше?