Доступен каждому Гарднер Эрл
– Добро пожаловать в «Холмистую долину», мистер Лэм, – сказала она. – Думаю, вам у нас понравится. – Она одарила меня выразительным взглядом, и я почувствовал легкое пожатие ее руки. – Мы вас ждали. Вы будете жить в коттедже номер три. Через пятнадцать минут подадут коктейли, через тридцать пять – начнется обед. – Она повернулась к Крамеру: – Бак, отнеси, пожалуйста, эти чемоданы.
– Будет сделано.
– Я покажу вам ваш коттедж. – Она нежно коснулась ладонью моей руки.
Мы прошли через внутренний двор мимо огромного плавательного бассейна, возле которого стояли столики, кресла и пляжные зонты. Дальше располагался ряд коттеджей, имевших вид бревенчатых домиков.
Номер третий был вторым от конца, на северной стороне ряда.
Долорес открыла дверь.
Я наклонил голову и подождал, пока она войдет. Она вошла и быстро повернулась, глядя на меня зовущим взглядом.
– Сейчас придет Бак с вашими вещами, и мы не успеем с вами обсудить ситуацию, я поговорю с вами позднее. Вы, наверное, знаете, что мы будем работать вместе.
– Мне сказали, что вы будете держать со мной контакт, – сказал я.
– Конечно.
Послышался громкий топот ковбойских ботинок, и на крыльцо поднялся Бак с чемоданами.
– Вот и я. До встречи, Лэм. – Он ретировался с подозрительной поспешностью.
Долорес приблизилась ко мне.
– Я думаю, мы сработаемся, мистер Лэм, – сказала она. – Дональд, меня зовут Долорес.
– Очень приятно. Мы будем работать с вами в тесном контакте?
– Очень в тесном.
– Давно вы подрабатываете на этой второй работе? – спросил я.
Она была так близко, что я почувствовал тепло ее тела, когда она дотронулась кончиком указательного пальца до моего носа и слегка его надавила:
– Не будьте таким любопытным, Дональд. – Она рассмеялась, раскрыв алые губы и обнажив белые, как жемчуг, зубы.
Я невольно обнял ее: податливое тело, казалось, растворилось в моих руках, горячие губы уверенно нашли мои и обожгли поцелуем страстного обещания.
Через мгновение она легонько оттолкнула меня и сказала:
– Не шалите, Дональд. Мы не должны забывать о нашей работе, ведь если я увлекаюсь людьми, то это надолго. Вы симпатичный, а я импульсивна. Простите мне мою слабость.
– Это я должен просить у вас прощения, я был зачинщиком.
– Вам так кажется. – Она рассмеялась гортанным смехом.
Достав из кармана платок, она заботливо вытерла помаду с моего лица.
– Вам нужно идти, Дональд. Сейчас начнут подавать коктейли.
– Мне не хочется коктейля, я бы лучше остался здесь.
Она пощекотала пальцами мою руку:
– И мне тоже не хочется, но работа есть работа, Дональд. Пойдемте. – Она схватила меня за руку и потянула к двери, говоря: – Я представлю вас отдыхающим, но ведите себя спокойно, здесь пока что нет женщины, которую вы могли бы использовать в качестве приманки. Но у нас забронировано место для мисс Дун, которая приедет завтра. Вас она может заинтересовать. Она работает медсестрой в больнице. Возможно, она та женщина, которая вам нужна. Как бы там ни было, у вас есть две недели, а это срок немалый.
– Когда она приезжает? – переспросил я.
– Завтра.
– Вы знаете все подробности моего задания?
Она обольстительно рассмеялась:
– Когда я веду игру, я знаю все карты, Дональд, и необязательно помечать их. Послушайте, Дональд, вы должны помочь мне. Если хозяйка фермы узнает, что я работаю еще на кого-то, я попаду в неприятное положение. Надеюсь, вы сохраните это в секрете.
– Я не разговорчив, – заверил я.
– Дело даже не в этом. Мы будем с вами встречаться довольно часто, и, чтобы это не вызвало подозрений, вы должны будете играть определенную роль.
– Какую роль?
– Вы притворитесь влюбленным в меня до безумия, а я буду делать вид, что вы мне нравитесь, но мои обязанности не позволяют мне общаться только с одним мужчиной. Я должна сделать так, чтобы все отдыхающие хорошо себя чувствовали. Вы будете негодовать, ревновать меня и искать повод оторвать от моих обязанностей. Потом вы все обдумаете и поймете. Я не могу допустить, чтобы кто-нибудь узнал, что у меня есть другая работа.
– Кто владеет фермой?
– Ширли Гейдж. Она получила эту ферму в наследство от Лероя Вилларда Гейджа и имеет с нее больше денег, чем если бы продала ее, вложила деньги во что-то другое и получала проценты. Более того, она любит жизнь. Она позволяет пожилым гостям…
– Договаривайте, – попросил я.
– Ну, я присматриваю за молодыми гостями и забочусь, чтобы они хорошо проводили время и общались друг с другом, а Ширли развлекает пожилых клиентов.
– Вы хотите сказать, она чувствует себя одинокой и среди них находит себе компанию?
Долорес рассмеялась:
– Вот мы и пришли. Входите, здесь подают коктейли. Обычно каждому гостю предлагают два коктейля на выбор. Коктейли не крепкие, но вкусные и бесплатные. Вы можете выбрать «Манхэттен» или «Мартини». Входите, Дональд.
Мы вошли в ярко освещенный зал с образцами индейской культуры за стеклянными витринами, с видами пустыни на стенах и индейскими коврами на полу – типичная обстановка для Запада.
Около двадцати человек, разбившись на группы и пары, пили коктейли. Мужчины были в смокингах.
Долорес похлопала в ладоши и сказала:
– Прошу внимания, у нас пополнение, Дональд Лэм из Лос-Анджелеса. Прошу любить и жаловать. – Она взяла меня за руку: – Пойдемте, Дональд.
Это было замечательное представление. Со многими из присутствующих она была знакома не более двадцати четырех часов, но всех помнила по имени. Она представила меня каждому, проводила к бару, убедилась, что я получил коктейль, и занялась другими гостями.
Я увидел, что она здесь общая любимица и хорошо знает, как поднимать людям настроение: она подходила к группе гостей, вступала в разговор, уделяя внимание каждому, затем шла к следующей группе, все время весело шутила и смеялась мелодичным чувственным смехом.
Платье плотно облегало ее фигуру, красивые бедра плавно покачивались, но в этом движении бедер не было ничего вызывающего или чрезмерного, но было что-то, что притягивало внимание мужчин.
Время от времени некоторые мужья отходили от своих жен и присоединялись к группе, где разговаривала Долорес, тогда она быстро извинялась и шла к другим гостям или даже подходила к покинутой жене и непринужденно заговаривала с ней.
Отдыхающие обращались ко мне, спрашивали, надолго ли я приехал, сдержанно интересовались моей личностью. Они не задавали вопросов в лоб, а лишь проявляли умеренное любопытство.
Большинству было от тридцати пяти до шестидесяти лет, новичков можно было легко угадать по воспаленно-красным лицам, не привыкшим к длительному пребыванию на солнце.
Говорили все больше о погоде.
Некоторые приехали со Среднего Запада и рассказывали о снежных бурях, другие прибыли с Тихоокеанского побережья и описывали туманы и облачность.
Я допил второй коктейль, когда прозвенел звонок и все потянулись на обед.
Долорес определила мне место за столом, где сидели брокер из Канзас-Сити с супругой и художница лет тридцати пяти.
Мы плотно пообедали: отличная говядина, жареный картофель, салат, десерт.
После обеда начали играть в карты: бридж, покер. Покер походил на марафонский бег, ставки маленькие, каждый игрок стремился продемонстрировать свое превосходство.
В общем, компания собралась приятная.
Спиртное можно было заказать, написав записку.
Художница, сидевшая со мной, завладела моим вниманием. Она говорила о цветах, об опасности некоторых тенденций в современном искусстве, о вырождении художественных форм и о красоте западного пейзажа.
Одинокая, богатая и разочарованная вдова… У нее были данные, чтобы стать приманкой для симулянта, если бы не чересчур интеллектуальный подход к жизни.
Кадры, на которых человек с травмированной шеей ныряет с вышки в бассейн, чтобы произвести впечатление на красотку в купальном костюме, могли бы потрясти присяжных, но кадры, где парень сиднем сидит в кресле у бассейна и обсуждает с дамой вопросы искусства, вряд ли достигнут необходимой цели.
Я внимательно изучил художницу-вдову и пришел к выводу, что Долорес была права, говоря, что подходящей приманки для симулянта пока нет.
Художницу звали Фэйт Кэллисон. Она сказала, что создает свои этюды с помощью кинокамеры и цветной пленки. У нее была целая коллекция слайдов, которые она зимой в своей студии, когда у нее будет больше времени, собиралась превратить в картины.
– Вы когда-нибудь продавали свои пленки или картины? – спросил я.
Она посмотрела на меня изумленно:
– Почему вы спрашиваете об этом?
Я задал этот вопрос только для того, чтобы как-то поддержать разговор, но было что-то в ее реакции, что заставило меня по-новому оценить ситуацию.
– Если я вас правильно понял, вы привезли с собой довольно много пленки, – сказал я. – Я сам люблю снимать, но стоимость пленки меня ограничивает.
Она быстро огляделась по сторонам, наклонилась ко мне и сказала:
– Удивительно, что вы спросили меня об этом, мистер Лэм. Я действительно иногда продаю свои работы. В прошлый сезон, например, я брала с собой восьмимиллиметровую кинокамеру с переменным фокусным расстоянием объектива и снимала, как гости проводят здесь время. Потом я предлагала им свои пленки. Разумеется, я специально не торговала своими фильмами, а старалась представить это как услугу одного кинолюбителя другому. Но в итоге я действительно продала довольно много.
– Людям, у которых не было своей кинокамеры?
– Не только. Большую часть фильмов купили люди, у которых была кинокамера. В такие места, как это, люди берут с собой кинокамеры, чтобы привезти домой кадры, которые произведут впечатление на их знакомых. Те, кто приехал с востока, хотят показать своим землякам, что представляет собой ферма-пансионат на западе. Но если будешь всегда только снимать, то сам никогда не попадешь в кадр. Поэтому они охотно покупают пленку, где сами запечатлены на колоритном фоне.
– Понятно, – сказал я задумчиво. – Я смотрю, вы хорошо подготовились.
Она кивнула.
– Случалось ли такое, что у вас покупали сразу много пленки?
Она опять сделала удивленные глаза.
– Ну… да. Два раза. Первый раз одна страховая компания пожелала иметь снимки какого-то человека, ныряющего с вышки, а второй заказ оказался самым удивительным из тех, которые у меня были: один адвокат из Далласа заказал копии всех фильмов, которые я сняла здесь во время отпуска. Именно поэтому я смогла приехать сюда в этом году. Денег, которые я получила за ту работу, с лихвой хватило на все мои расходы.
– Ну, черт возьми, вы ловко все провернули, – восхитился я.
Но тут она сменила тему и вновь заговорила об искусстве. Я заметил, что она испугалась своей откровенности с человеком, которого узнала совсем недавно.
Она сказала, что пишет портреты и что у меня интересное лицо. Она хотела, чтобы я рассказал о себе. Я сообщил, что я холостяк, что у меня не было времени жениться, что сегодня у меня выдался долгий и трудный день, извинился, отправился в свой коттедж и лег спать.
Тишина пустыни окутала все вокруг ватным одеялом, воздух был чист и свеж, я спал без всяких сновидений.
Глава 3
Утром, в половине восьмого, громко зазвенел большой железный будильник. Без пятнадцати восемь молоденький индеец в белом кителе принес апельсиновый сок, в восемь подали кофе.
Долорес постучалась в мою дверь:
– Доброе утро, Дональд. Как вы спали?
– Как убитый.
– В восемь тридцать начинается верховая прогулка с завтраком, но вы, если не хотите ехать, в любое время можете позавтракать в столовой.
– Когда начинается эта прогулка?
– Примерно через двадцать минут. Она обострит ваш аппетит. Походная кухня уже на месте, огонь разожжен и кофе готов. Когда появятся отдыхающие, для них приготовят яичницу и предложат всем бекон, гренки, печенье, ветчину.
– Бедные лошади.
– Что?
– Их седоки здорово прибавят в весе после завтрака.
Она засмеялась:
– Лошадям это нравится. Пока эти бездельники – ах, нет – гости утоляют голод, они отдыхают.
– Может, все-таки бездельники?
– Боже, нет. Слово «бездельники» применимо только к прислуге, постояльцы для нас всегда гости.
– Я готов к верховой прогулке.
– Я так и предполагала.
Мы прошли к месту, где седлали лошадей. Пару раз ее бедро коснулось моего. Она поглядывала на меня искоса, потом заговорила:
– Нам с вами придется часто видеться во время этого сезона, Дональд. Вы знаете, что ваша работа постоянная? За Хелманном Бруно последуют другие.
– Много?
– Целая процессия.
– Может быть, благодаря этому я научусь ездить верхом.
Она вновь бросила на меня косой взгляд.
– Вы многому научитесь здесь, Дональд.
Мы подошли к лошадям. Крамер смерил меня взглядом:
– Какую лошадь вы хотите, Дональд?
– Меня устроит любая, какая достанется.
– Хотите горячую лошадь?
– Позаботьтесь о других отдыхающих, я не буду выбирать.
– У нас есть разные лошади.
– Поступайте как знаете.
– Вон стоит оседланная гнедая. Садитесь на нее и примерьте стремена.
Я вскочил в седло, перенес весь свой вес на пятки, сместился влево, затем вправо и сел прямо. Слегка натянув поводья, повернул налево, потом направо и слез с лошади.
– Все отлично, – сказал я. – Стремена мне подходят.
– Стремена-то подходят, да лошадь не та, – возразил Крамер.
– Это почему?
– Вы заслуживаете лучшей лошади.
Он кивнул помощнику, поднял палец, и через минуту мальчик уже вел к нам коня, который очень осторожно и осмотрительно ставил копыта на землю.
Крамер оседлал коня и надел на него уздечку:
– Вы поедете на нем, Лэм… Где вы научились ездить верхом?
– Я не езжу, я только сижу в седле.
– Черта с два вы не ездите. Вы сидите в седле, как жокей. Этот конь имеет привычку вздрагивать, но это не значит, что он боится, – он так общается со своим седоком. Если он будет вздрагивать, подгоните его, но не сильно.
– О’кей, – сказал я.
Друг за другом стали подходить отдыхающие, некоторым пришлось помогать сесть в седло. В восемь тридцать мы отправились.
Ехали по дороге, средняя часть которой была изрыта конскими копытами, по бокам виднелись следы автомобильных шин. Мы поднялись по склону каньона, солнце скрылось, и мы продолжали путь в тени. Бак, ехавший впереди, пустил свою лошадь легким галопом.
Отдыхающие тряслись позади. Некоторые пытались обхватить круп лошади ногами, другие цеплялись за седло, третьи просто болтались из стороны в сторону. Лишь немногие скакали, расслабившись.
Пару раз Бак оглянулся и внимательно посмотрел на меня.
Мне с лошадью повезло, и я чувствовал себя в седле, словно в кресле-качалке.
Мы продолжали путь еще минут десять-пятнадцать, двигаясь вдоль высохшего речного русла, и наконец выехали на покрытую шалфеем равнину. Неподалеку стояла тележка с опущенным откидным бортом. Старый седой мексиканец в поварском колпаке и белом кителе колдовал над раскаленными углями. Ему помогали трое или четверо мальчиков-мексиканцев. На железной решетке стояло десятка два сковородок с яичницей.
Отдыхающие с охами и вздохами стали сползать с седел и на негнущихся ногах направились к огню. Они стояли тесной кучкой, надоедая повару своими вопросами, грели руки, а затем гуськом направились к большому столу и расселись на длинных скамьях.
Подали кофе в эмалированных чашках, бекон, колбасу, ветчину, а также печенье, мед, гренки, мармелад и желе. После завтрака все закурили, расслабились и стали ждать, когда из-за горной гряды появится солнце и затопит долину своим ярким светом.
Бак предложил всем продолжить путь по верхней тропе, но половина гостей предпочла вернуться на ферму, а другая приняла предложение.
Я решил ехать по верхней тропе с Крамером.
– Вы хорошо правите своим конем, – сказал Крамер. – Он слушается узды.
– Я люблю лошадей.
– Этого мало. Они вас любят… Как вы сюда попали?
– Мне посоветовал приехать один приятель.
– Кто? Я помню всех, кто у нас отдыхал.
– Парень по имени Смит. Я его не очень хорошо знаю. Мы познакомились с ним в баре. Он только что вернулся отсюда и рассказал мне, как замечательно провел здесь время.
– Понятно, – сказал Крамер и больше вопросов не задавал.
Верхняя тропа вывела нас из каньона, обогнула высокое плато, разветвилась, и скоро мы оказались на вершине холма, откуда открывался живописный пейзаж: к западу и югу от нас простиралась бесконечная пустыня, на севере возвышались горные хребты. Тропинка пошла под крутой уклон, раздался женский визг, время от времени мужской бас восклицал: «Тпру! Тпру! Потише, милая! Тпру!»
Крамер повернулся ко мне и подмигнул.
Я дал коню волю, и он уверенно понес меня вниз через заросли полыни. Примерно в одиннадцать мы вернулись на ферму.
Мы спешились и пошли к бассейну. Подали кофе.
Многие гости купались.
В эластичном купальнике, облегающем тело, как кожица колбасу, появилась Долорес.
– Пойдемте купаться, Дональд, – сказала она.
– Может, попозже.
Она наклонилась, зачерпнула пригоршню воды и обдала мое лицо дразнящими брызгами.
– Присоединяйтесь, Дональд! – весело крикнула она и легко, словно лань, понеслась к воде.
Я пошел в свой коттедж, надел плавки, вернулся к бассейну и нырнул в воду.
Долорес была в другом конце бассейна, но вскоре очутилась возле меня.
– Вы не крупный, зато хорошо сложены, Дональд, – сказала она, опираясь рукой на мое голое плечо.
– Сказать, как вы сложены? – спросил я, оглядывая ее.
– Только попробуйте.
Я почувствовал горячий след ее руки на своей спине.
Через мгновение она уже беседовала с очень полной дамой лет пятидесяти, плескавшейся на мелком месте. Потом подплыла к одному из мужчин, обменялась с ним несколькими фразами и почти сразу направилась к его супруге и недолго поговорила с ней.
Я нырнул пару раз с вышки, вышел из бассейна и прилег на коврик, чтобы немного подсушить кожу. Потом зашел в свой коттедж, принял душ, вернулся к бассейну и сел за одним из столов.
Ко мне подошла Долорес и сказала:
– Мелита Дун будет здесь к ленчу. Она прилетела утренним самолетом, и Бак отправился ее встречать.
– Знаете о ней что-нибудь? – спросил я.
– Только то, что она медсестра и что ей лет двадцать пять. Думаю, она в вашем вкусе.
Раздался мужской голос:
– Эй, Долорес, научите мою жену плавать на спине.
– С удовольствием, сейчас, – откликнулась она и нежно положила ладонь на мои глаза. – До скорой встречи, Дональд.
Долорес показала себя отличным инструктором по плаванию, потом она наблюдала, как женщины, желающие сбросить несколько фунтов лишнего веса, выполняют физические упражнения. Наконец отдыхающие стали расходиться по своим коттеджам, чтобы принять душ и приготовиться к ленчу.
Мелита Дун появилась где-то в половине первого. Пока Бак Крамер относил ее вещи в коттедж, Долорес успела с нею познакомиться. Ее поселили в коттедже под номером два, рядом с моим.
Когда они проходили мимо меня, Долорес бросила на меня выразительный взгляд и оглядела Мелиту Дун сверху вниз, как это всегда делают женщины, оценивающие соперницу.
Мелита была блондинкой лет двадцати шести – двадцати семи, ростом не более пяти футов трех дюймов, но зато с очень пропорциональной фигуркой и стройными аристократическими ножками. В ней не было ни одной унции лишнего веса, но было все, что нужно женщине, чтобы слыть красивой. Ходила она легкой грациозной походкой.
Но особенно привлекли меня ее глаза.
Она метнула на меня быстрый взгляд и отвернулась, но я успел заметить, что глаза у нее карие, а взгляд тревожный. Она казалась чем-то испуганной.
Девушки прошли к коттеджам.
Долорес знала, что я буду смотреть им вслед, и покачивала бедрами явно больше, чем обычно.
Они все еще находились в коттедже номер два, когда прозвенел звонок, позвав всех на ленч.
Ленч подали к бассейну: фруктовый салат, мясной бульон с сухарями и копченое мясо в белом соусе.
Во время ленча ко мне подошел Бак Крамер.
– В одиночестве? – спросил он.
Я кивнул.
Крамер опустился в кресло напротив меня.
Это не входило в мои планы. Я надеялся, что Долорес приведет Мелиту и познакомит меня с ней, но теперь я не мог отделаться от Бака, не нагрубив ему.
– Ленч? – спросил я.
– Только не эти харчи, – ответил он, покачав рукой. – Я ем на кухне. Предпочитаю побольше мяса и поменьше фруктов. Как вам понравилась лошадь?
– Прекрасная лошадь.
– Это замечательная лошадь. Мы не каждому позволяем ездить на ней.
– Благодарю.
– Не надо меня благодарить. Лошадь должна двигаться. Но, знаете, как бывает, дашь хорошую лошадь плохому седоку, смотришь – и он измучился, и лошадь загнана. Люди об этом не знают, но лошади очень чувствительны к своим седокам. Они знают людей. В тот момент, когда вы только ставите ногу в стремя, она уже знает, что вы за наездник, а когда садитесь в седло и дергаете поводья, она уже может рассказать о вас все, даже то, пили вы утром кофе с сахаром или без сахара. – Крамер улыбнулся.
– Смотрю, вы хорошо разбираетесь в седоках, – сказал я.
– Приходится… Представьте, появляется, к примеру, парень в новых ковбойских сапожках, джинсовом костюме, с ковбойской шляпой на голове и шелковым шарфом на шее. Он гордо подходит к вам и заявляет, что ему нужна только очень хорошая лошадь, потому что он хочет скакать впереди всех.
Вы смотрите на него, а если замечаете на ногах у него шпоры, то сразу сообщаете, что на ферме гостям не разрешается носить шпоры. Потом вы наблюдаете, как он их снимает, и к этому времени знаете о нем достаточно, чтобы всучить ему самую старую и самую спокойную клячу. В этот день он даст вам десять долларов на чай и скажет, что ему нужна другая лошадь. Он познакомился тут с одной девушкой и хочет произвести на нее впечатление. Он начнет рассказывать вам, что объездил верхом всю Монтану, Айдахо, Вайоминг и Техас.
– И что вы делаете?
– Я забираю десять долларов и на следующий день даю ему такую же клячу. Если дать ему хорошую лошадь, она его либо сбросит, либо понесет.
– А он не обидится, что, взяв с него десять баксов, ему снова подсовывают клячу?
– Это возможно, но у нас есть что сказать ему. Можно наплести, что обычно эта лошадь очень спокойная, но если ей попадается плохой наездник, она способна на все, что в прошлом году она сбросила с седла двух седоков и что с тех пор ее предлагают только опытным наездникам. Парень рассказывает обо всем своей подружке, дает вам еще десять баксов и говорит, что именно такая лошадь ему подходит, и он будет ездить на ней все время. – Крамер зевнул.
Из коттеджа номер два вышла Долорес. Она остановилась, но, увидев меня рядом с Баком, вошла обратно.