Рыба ушла с крючка Гарднер Эрл
– А что говорят по телефону? То же самое, что пишут в письмах?
– Нет, по телефону – иначе. Звонят, я поднимаю трубку и слышу чье-то тяжелое дыхание.
– Кто дышит – мужчина или женщина?
– Господи, откуда я знаю! Похоже, что дышит крупный дородный мужчина, но это может быть и женщина, подражающая мужчине.
– И что происходит дальше?
– Он продолжает держать трубку, пока я свою не положу.
– Что-нибудь говорит?
– Никогда.
– Вы хорошо знаете Джарвиса Арчера?
– Он мой босс.
– Я спрашиваю, вы хорошо знаете Джарвиса Арчера?
– Я его секретарша, работаю у него почти год.
– Вы хорошо знаете Джарвиса Арчера?
Она с вызовом посмотрела мне в глаза:
– Это что, допрос в соответствии с полученными вами инструкциями?
– Инструкция у меня одна – установить, кто вас допекает, и положить этому конец. Вы ведь тоже этого хотите?
– Да.
– Вы хорошо знаете Джарвиса Арчера?
– Хорошо знаю.
– Он женат?
– Да.
– Он бывал в этой квартире?
– Случалось.
– Он поднимал трубку, когда вам звонили?
Поколебавшись, она отрицательно покачала головой:
– Нет.
– Почему?
– Он нечасто здесь бывал, и его визиты не совпадали со звонками. Как я вам говорила, звонки идут сериями.
Я сказал:
– Главное сейчас, когда позвонят снова, заставить его – или ее – раскрыться. Вы не думаете, что это проделки ревнивой жены?
– Я не знаю, кто это может быть.
– Вы опускаете трубку молча, не сказав ни слова?
– Чаще всего я просто немею от ужаса. Когда это начиналось, я пыталась завязать разговор, а сейчас я чаще помалкиваю.
– Вот теперь постарайтесь завести разговор. Постарайтесь сказать что-нибудь такое, что заставит ее или его отреагировать.
– Но как я это смогу?..
Раздался телефонный звонок. От этого звука она вздрогнула, словно ее укололи булавкой. Автоматически она подалась к аппарату, но ее протянутая рука застыла в воздухе на полдороге. Она посмотрела на меня с паническим страхом в глазах.
– Наверное, он, – сказала она.
– Проверьте, он или не он.
Опять звонок.
– Надеюсь, что нет, надеюсь, не он. Мы ведь только что сменили номер, и его еще нет ни в одном справочнике. Я надеялась, что теперь уж перемена номера положит конец этим звонкам.
Телефон снова зазвонил.
Я указал ей на аппарат.
Она подняла трубку и произнесла:
– Алло! – И лицо ее тут же исказила гримаса ужаса. Она взглянула на меня и утвердительно кивнула.
Из-за ее плеча я протянул руку, забрал у нее трубку, приложил к уху и услышал тяжелое, зловещее дыхание.
– Хэлло, гнида! Говорит Дональд Лэм. Если ты меня еще не знаешь, то скоро хорошо узнаешь. Я тот самый малый, который тебя выследит и засадит за решетку.
Я замолчал. Тяжелое дыхание в трубке продолжалось.
– А хочешь знать, почему я тебя назвал гнидой? – непринужденно сказал я в трубку. – Да потому, что ты – трус, подлец и дважды сопливая мразь. Пугать ты мастак, сделать ничего не можешь, только звонишь по телефону и дышишь как паровоз. – Я рассмеялся. – Придумал бы что-нибудь получше. Ну, на что ты еще способен?
В ответ – ни слова, только тяжелое дыхание.
Я сказал:
– С этими дисковыми наборными аппаратами немного трудновато засечь телефонного хулигана, но это возможно. И когда мы тебя наколем, тебе не миновать довольно продолжительного отдыха в казенном доме с зарешеченными окнами. Использование почты в незаконных целях – раз, шантаж – два, попытки вымогательства – три. Ох, и устроим же мы тебе головомойку! К тому же, – продолжал я, – ты дал маху с последним письмом. Извозил палец в клее и оставил для нас на конверте шикарный отпечаточек. Ну, как тебе это нравится?
Я замолчал, и на том конце провода положили трубку. Я сделал то же самое.
– Что случилось? – спросила она.
– Он повесил трубку.
– Он повесил?
– Не знаю, кто был на том конце провода – он или она.
– Знаете, это впервые такое случилось. Обычно они держат трубку, пока я не положу.
– А вы пытались с ними говорить в моем духе?
– Нет, конечно, нет. У меня на такое смелости не хватит. Я обычно спрашиваю: «Кто? Что вам нужно? Какого черта вы меня беспокоите, что я вам сделала?» – и тому подобное, но в таком тоне, как вы, я с ними никогда не говорила.
– И никогда никакого ответа?
– Никогда, только тяжело дышит.
– И голоса никогда не слышали?
– И голоса – никогда.
– Давно у вас этот незарегистрированный номер?
– Его дали только сутки назад, причем самым секретным образом.
– Вы сами получали номер?
– Нет, мистер Арчер, через своих друзей в телефонной компании. Были соблюдены все меры предосторожности, чтобы о новом номере знали только абсолютно свои, надежные люди – только моя мама, ее патронажная медсестра, ну и еще мамин доктор.
– Хорошо, – сказал я. – Конфиденциальность действительно соблюдена, судя по вашим словам. А пока что и по новому номеру звонят, и заказные письма на дом идут. А бывало так, что в дверь стучали, когда вы не могли подойти к двери, потому что, скажем, принимали душ или были еще чем-то заняты?
– Нет. Только звонки и письма.
Я поднял трубку и позвонил в фирму звукозаписывающей аппаратуры, с которой наше агентство поддерживало деловые отношения, и сказал:
– Мне нужен маленький портативный магнитофон с подключателем для записи телефонных разговоров. Требуется самый чувствительный, чтобы улавливать и точно записывать малейший звук в трубке. На федеральные законы мне плевать. Доставьте как можно скорее в дом Недлер-Армс, проезд Недлер-Сити, квартира номер 617, с хорошим запасом пленки. Счет на оплату выпишите фирме «Кул и Лэм».
Мне ответили, что магнитофон пришлют в течение получаса.
Я положил трубку и сел в кресло.
– Будут еще звонки, – сказала Мэрилин. – Иногда бывает два-три в течение часа или полутора.
– Хорошо, – сказал я. – Мне нравится говорить с этим малым, точнее, мне нравится, что он меня слушает.
– Для чего вам магнитофон?
– Хочу записать, как он дышит.
– Какой от этого прок?
– Каждый человек дышит по-своему, – объяснил я. – Поэтому при испытаниях на детекторе лжи записывают и дыхание. В больнице тоже интересуются пульсом и дыханием. Я хочу установить, имитирует ли ваш, так сказать, собеседник тяжелое дыхание или он так естественно дышит, как корова.
– Имитирует тяжелое дыхание.
– Я тоже так полагаю, – сказал я. – Если же это не имитация, значит, он страдает астмой или у него больное сердце, и он только что торопливо поднялся по лестнице.
– Я записана на сегодня в парикмахерскую, – сказала она. – Что в таком случае обязан делать мой телохранитель?
– Буду сидеть рядом с вами в парикмахерской, – ответил я.
– Вы что же, так все время будете со мной?
– Ни на одну минуту мы не выпустим вас из виду.
– Ну, это меня тоже пугает, это уж, я бы сказала, чересчур интимно получается.
– Вас пугает интимность? А замужем вы были?
– Да, – сказала она, слегка потупившись.
– Прекрасно, в таком случае вы выдержите. Представьте себе, что я – ваш муж.
Она нервно рассмеялась.
– Мне придется зайти настолько далеко?
Наши глаза встретились.
– Не придется, – сказал я.
Через сорок минут после заказа магнитофон был доставлен.
Мы отправились в салон красоты. Я сел в кресло и наблюдал, как Мэрилин моют голову, сушат волосы, делают маникюр. Посетители салона красоты поглядывали на меня с любопытством. Большинству из них я казался немолодым любовником, «папулей», и на их физиономиях я читал соответствующую оценку.
Когда мы вернулись в ее квартиру, я подключил магнитофон к телефону. Прошло около двадцати минут, прежде чем телефон опять зазвонил.
Мэрилин кивнула мне, я подошел и нажал на клавишу магнитофона.
– Ну, привет, привет, – сказал я. – Надеюсь, мы не причинили тебе неудобств тем, что выходили из дому? Ты звонил, пока нас не было?
Ответа не последовало.
Я продолжал:
– Обмозговав это дело, я решил обратиться в ФБР, чем самим с тобой заниматься. Конечно, они посоветовали не вступать с тобой в переговоры, но мне кажется, что стоит тебя все-таки предостеречь по-хорошему. Ты ведь жалкий любителишка. И фактически играешь нам на руку.
Я обождал, прислушиваясь к его дыханию.
– И вот что я тебе посоветую: включи-ка телевизор и послушай рекламу – несколько фирм предложат тебе хорошие таблетки для прочистки бронхов, чтоб ты так не хрипел и не сипел. Ты ведь чухаешь, как старый паровоз с прохудившимися клапанами. Правда, я допускаю, что это часть циркового представления, которое ты разыгрываешь. Стоишь перед зеркалом, напустив на себя зловещий вид, дышишь сквозь зубы и думаешь: «Ох и здорово же я напугал эту бабенку!»
Я рассмеялся.
Дыхание еще секунду-другую продолжалось, затем трубку на том конце провода положили.
– Он положил трубку? – спросила Мэрилин, увидев, что я кладу трубку на рычаги аппарата.
Я утвердительно кивнул и, не выключая магнитофона, набрал УЛ 3-1212 – «Службу времени». Через несколько секунд женский голос объявил: «Время – 5 часов 17 минут 10 секунд». Затем пауза и: «Время – 5 часов 17 минут 20 секунд…»
Я положил трубку, отключил магнитофон и точно поставил часы.
– Зачем вам это? – спросила Мэрилин.
– Вы имеете в виду подключение магнитофона?
– Зачем вы фиксируете время?
– Изучаю периодичность звонков и время, когда звонят. Так можно кое-что узнать.
– Не понимаю, – сказала она.
– Обычная полицейская процедура. В случае, допустим, серии ограблений полиция втыкает в карту булавки, обозначая места преступлений. Причем используют булавки с головками разного цвета, обозначающими разное время суток, затем изучают скопление булавок по месту и времени, и таким образом проясняются кое-какие привычки преступников.
– Но я не вижу, в чем фактор времени может здесь помочь.
– Мы получили записанный на пленку хронометраж тяжелого дыхания, это тоже может пригодиться. А как насчет обеда?
– Я вас угощаю, – сказала она. – У меня есть деньги на расходы. Или вы, быть может, предпочитаете, чтобы я передала деньги вам и для вида счет будете оплачивать вы?
– Платите вы, – сказал я. – Пусть расходы пойдут на ваш счет, а не на мой. Моя партнерша весьма чувствительна ко всему, что касается денежных счетов. Она придет к девяти вечера. Мы к тому времени уже вернемся или давайте позвоним ей и предложим присоединиться к нам и пообедать вместе.
– Нет, я хочу поесть пораньше, – сказала она. – Но тут есть одно обстоятельство… Один, так сказать, щекотливый вопрос. Мне бы хотелось принять душ и переодеться.
– Там у вас спальня? – спросил я, указывая взглядом на дверь.
– Да.
– А ванная не там?
– Там.
– А другого выхода из ванной нет?
– Нет.
– Ну, идите принимайте душ, – сказал я. – Дверь оставьте открытой, я не буду смотреть, но в случае беды услышу ваш крик. Кроме того, отсюда я могу проследить, чтоб никто не взобрался по пожарной лестнице и не влез в окно.
– Таких опасных происшествий здесь никогда не бывало. Звонки и письма – больше ничего.
– Но мы не можем рассчитывать, что и дальше они этим ограничатся, – сказал я. – Я ваш телохранитель.
– Понятно. Я – тело, вы – его хранитель.
– Приблизительно так оно и есть.
– Звучит весьма интимно, – сказала она. – Мне кажется… Да, впрочем, я уже как-то привыкла к этому, и мне даже начинает нравиться… Я чувствовала себя такой одинокой и изолированной, а вот теперь здесь вы, и я… Теперь у меня такое чувство, что вы – надежный, уверенный в себе мужчина и знаете, что делаете.
– Благодарю.
– Что собой представляет ваша партнерша? Она симпатичная женщина?
– Нет.
– Не симпатичная? – удивленно переспросила Мэрилин.
– Берта отнюдь не стремится произвести приятное впечатление.
– А к чему она стремится?
– К делу, к результату и наличным.
– Сколько ей лет?
– Где-то около шестидесяти, возможно, пятьдесят пять.
– Толстая?
– Как рулон колючей проволоки.
– Физически сильная?
– Как бык.
– Скажите, Дональд, вы ей нравитесь?
– Иногда мне кажется, что-то такое есть, – сказал я. – А иногда я думаю, что она меня ненавидит всеми фибрами души. Я довожу ее до бешенства.
– Почему же, Дональд?
– Потому что у нее своя колея рассуждений и она норовит и меня затащить туда же, а я по чужой колее ездить не намерен.
– У вас интересная, образная манера выражать свою мысль. Мне это начинает нравиться. Вообще, я сегодня чувствую себя намного лучше.
– Давайте двигайте под душ, – сказал я.
Через четверть часа телефон снова зазвонил.
– Что будем делать? – громко спросил я. – Хотите, я подойду?
– Бога ради, не надо, – откликнулась она из ванной. – Если это моя мама – и вдруг ей отвечает мужчина!.. Мне придется ей долго объяснять, кто да почему. Не подходите, я сама отвечу.
Телефон продолжал названивать. Я услышал шлепанье босых ног, затем она проскользнула мимо меня, наспех закутанная до подбородка в махровую простыню. Правой рукой она придерживала простыню, а левой подняла трубку.
– Алло! – сказала она, и я увидел, как она одеревенела, а затем кивнула мне.
Я подошел, и она передала мне трубку. Я включил магнитофон.
С другого конца провода донеслось тяжелое дыхание. Иных звуков не было.
Я сказал:
– Ты что-то зачастил сегодня, а? Как твои бронхи? Я вижу, что в тот раз я задел тебя за живое и ты жаждешь реванша. Но тебе смелости не хватает действовать в открытую, вот ты опять и взялся за свои любительские телефонные фокусы.
Мэрилин Чилан стояла рядом со мной, совершенно зачарованная моими монологами. Забыв о своем более чем скудном наряде, она глядела, как крутится бобина с пленкой. Я держал магнитофон в режиме громкой записи, поэтому она могла слышать все, что идет с телефона на пленку.
Я продолжал:
– Одно дело – пугать женщин детской чепухой, и совсем другое, когда против тебя – мужчина. Ну, почему же ты не действуешь открыто, трусливая крыса? А может, ты вообще баба, одна из тех отчаявшихся тварей, которой господь не дал нормальной половой жизни? Или у тебя никогда не было мужика, достойного этого названия, оттого ты и рехнулась от зависти к нормальным бабам, которые спят с мужиками? Ты из тех или из этих?
В трубке раздался мужской голос:
– Ну, ты ловкач, ну, сукин сын! Погоди, я еще с тобой расправлюсь, я тебе…
На том конце провода швырнули трубку.
Я набрал номер «Службы времени».
Девичий голос произнес: «6 часов 5 минут 40 секунд… 6 часов 5 минут 50 секунд…»
Я положил трубку и отключил магнитофон.
– Все в порядке, Мэрилин, – сказал я. – Мы теперь знаем, что он – мужчина, и знаем, что он обидчив. Не выдерживает, когда его слишком подкалывают.
Она стояла рядом, глядя на меня большими, округлившимися глазами.
– Дональд, вы – чудо! Просто чудо…
Вдруг она спохватилась, увидев, что махровая простыня на ней разошлась, подхватила ее обеими руками и, вскрикнув: «О боже!» – унеслась обратно в ванную.
Я сверил свои часы с сигналом службы времени – разница была в пределах двух секунд.
Мы пошли обедать. Когда в 8.45 мы вернулись, нас ждало под дверью заказное письмо «с вручением адресату».
Я посмотрел его на свет и убедился, что там опять наклеены угрозы, составленные из вырезанных газетных букв.
– Распечатывать не будем, – сказал я.
– Не вскроем? Почему? – спросила Мэрилин.
– А зачем? Мы и так знаем, что в нем.
– Я знаю, но все же хочется посмотреть. А вдруг вы найдете в нем какой-нибудь ключик ко всему этому делу?
– Нет, нет нужды. Когда мы вычислим этого гада, мы привлечем его к суду за использование почты с целью рассылки угрожающих писем. Если же мы вскроем конверт сейчас, он сможет заявить, что мы сами себе посылали пустые конверты, а потом вкладывали в них наши собственные угрожающие послания, чтобы свалить это дело на него. Поэтому одно письмо мы нарочно оставим в том виде, в каком оно прошло через почту, – запечатанное, проштемпелеванное, с погашенной маркой и штампом «Заказное с вручением адресату». И пусть окружной прокурор вручит его присяжным в таком виде, как оно есть сейчас, а один из присяжных его распечатает и прочтет. Это лучший способ доказать, что оно действительно было послано по почте.
– Дональд, ну, вы – гигант!
– Приберегите ваши комплименты, пока я не сделаю действительно что-нибудь невероятное.
Спустя несколько минут позвонили в дверь.
– Опять заказное? – спросил я.
Последовали один длинный и два коротких звонка.
– О, это мистер Арчер, – сказала она и помчалась открывать.
Едва он переступил порог, как она принялась осыпать его информацией:
– Мистер Арчер, у нас прогресс! Мы уже кое-чего добились! Дональд установил микрофон и так здорово поддел этого типа, что тот заговорил. Впервые мы услышали голос. Теперь мы знаем, что это – мужчина, а не женщина.
Арчер оглядел меня.
– Как вы это сделали, Лэм? – спросил он.
Я сказал:
– А я обливаю помоями звонившего с таким расчетом, что, будь он мужиком или сексуально озабоченной бабой, он не выдержит, раскричится и скажет все, что обо мне думает.
– Вы уверены в том, что это мужчина?
– Да, я так думаю.
– А на черта вам магнитофон?
– Чтобы записывать голос. Я записал все звонки.
– Но какая польза от записи, когда вам ничего не говорят?
– Но ведь однажды он заговорил, и я записал. И думаю, что мы проделали это не в последний раз.
– Я заскочил сюда, – сказал Арчер, – просто чтобы удовлетвориться, что у вас тут все в порядке и что ваша коллега придет вовремя. Мне бы не хотелось оставлять мисс Чилан без охраны.
– Берта придет, – сказал я. – А вот и она, – добавил я, услышав звонок в дверь.