Шаровая молния Черных Иван

ВОЗВРАЩЕНИЕ ЛАПТЕВА

В свою комнату Геннадий вернулся на рассвете; благо на службу не надо было являться – Аскаров дал экипажу сутки отдыха, залег спать. И сразу будто попал в сказочное царство: вокруг зеленели кипарисы, цвели тюльпаны, розы, гладиолусы и пели птицы, щебетали воробьи. И так было хорошо на душе, будто и на самом деле блаженствовал в раю. Вот только неожиданно появился какой-то чудак и стал трясти его за плечо:

– Да проснись же ты! Ну, надрался с радости… Потом доспишь. Расскажи, где ты побывал, а потом я поведаю тебе свою одиссею.

Геннадий с трудом разлепил глаза. Перед ним Юрий.

– Юрка! – радостно воскликнул он и подскочил с кровати. – И тебя отпустили?

– Да уж. Когда финская полиция шмон в самолете устроила, думал – париться нам в чухонских застенках…

– Наш экипаж, когда возвращался из Польши, тоже в столичной предвариловке двое суток просидел, – весело ответил Геннадий. – Понял теперь, какие у нас надежные покровители?

– Понял, – глубоко вздохнул Юрий. – Только не понял, так ли крепка их козырная власть и сколько нам еще удастся заниматься сомнительными перевозками.

– Почему сомнительными? Согласно накладным…

– А ты проверял, что в ящиках?

– Зачем? У меня Хорьков есть. Он отвечает за грузы.

– Ну, даешь: я не я и хата не моя, – невесело засмеялся Юрий. – Ладно, потом разберемся, а сейчас вставай, выпьем за мое возвращение. Доспишь потом.

Юрий открыл кейс и достал бутылку коньяка. Не успел открыть, как в дверь позвонили.

– Заходите, открыто, – крикнул Геннадий, уверенный, что это сосед по коммуналке.

К его удивлению, пришел Макаров, виновато остановился у двери.

– Прости, командир, что потревожил. Тут дело такое, брат тяжело заболел, надо навестить. Прошу отпуск хотя бы на неделю.

– Давай, – согласился Геннадий. – Пока я буду «Ил-76» осваивать, который ты хорошо знаешь, навестишь брата. Он где живет?

– В Бобруйске.

– Только зайди, предупреди Аскарова. Выпьешь с нами?

– Нет. Тороплюсь. Счастливо вам. – И удалился.

– Рассказывай, – доставая из холодильника закуску, попросил Геннадий.

Юрий наполнил рюмки.

– Лучше бы не вспоминать, но что поделаешь, завтра может повториться. Наши благодетели не так просты, как представляются. В том числе и твоя Властелина. Пикалов – недруг ее и главный конкурент, а договорилась с ним возить его бракованные запчасти за границу. Слышал, наверное, какой скандал подняли пшеки. И с мобильниками облом произошел – контрабандными оказались. И чуть мой экипаж за решетку не упекли. Как это называется?

– Не посадили же, – пошутил Геннадий.

– Вчера не посадили. А завтра – не уверен. Власть, по-моему, серьезно взялась за коррупцию и контрабанду. Властелина ничего тебе по этому поводу не говорила?

– Сказала, что ждет Дмитрюкова. Арест мобильников, рекламации на автозапчасти и еще на что-то дорого обошлись нашей Властелине. И нам, значит. Надо, говорит, вылезать из долгов. Пересаживает с «Ан-72» на «Ил-76». Так что будем на пару мотаться по дальним маршрутам.

Юрий снова наполнил рюмки. Помотал головой.

– Заварушка серьезная, – сказал задумчиво. – Не знаю, чем обернется. Как бы нам не пришлось менять свою летную профессию. – Осушил рюмку одним глотком.

– Поеду в село. Лучше землю копать, чем в ЧОП идти.

– А я грабить богатых пойду. Мы кровь проливали, а они мошну набивали. Посмотри, кто к власти пробился: самые наглые, самые хитрожо…

– Ну, зря ты о всех, – перебил Геннадий.

– Кроме твоей Ланы, – захохотал Юрий. – Согласен, умная баба. Но кто ее прикрывает? Дмитрюков еще не главный винтик в их хитроумно отлаженной машине. Там такие головастые дяди, что даже фээсбэшники уступили. Но, поверь, борьба только начинается. Как между Щелоковым и Андроповым в свое время. Слышал о них?

– Читал. Давай не будем портить настроение. – Геннадий выпил коньяк. – И сон разогнал. Так хотелось отдохнуть.

– Успеешь…

Напророчил обратное: телефонный звонок прервал их беседу. Геннадий взял трубку.

– Слушаю, Голубков. – Он решил, что это Асланов или кто-то из канцелярии Ланы, других знакомых в городе он еще не успел приобрести, – и очень удивился, узнав голос Антонины.

– Здравствуй, Гена, – сказала она ласково и волнительно. – Еле удалось узнать твой телефон. Мне очень хочется и очень надо с тобой встретиться.

– Что случилось? – всерьез встревожился он.

– Ничего страшного. Но очень надо.

– Хорошо. Где и когда?

– Хоть сейчас. Я у кафе «Лотос», что недалеко от вас. Когда ты сможешь?

Он глянул на часы.

– Через полчаса устроит?

– Вполне. Я жду. Прямо в кафе.

ТОНЯ

Сколько же они не виделись? Почти полгода. А он о ней почти и не вспоминал, как только увидел Лану. А ведь любил. Да еще как! Бывало, ночи не спал, думал о ней. Чего ей надо? Вышла замуж и живи себе спокойно, не тревожь других. Как она сюда попала? Неужто и ее муж отправлен на вольные хлеба и здесь решил продолжить свою службу? Там, наверное, квартира была. А здесь… Долго ли продержится Властелина со своим хозяйством? Тоня – учительница, работу здесь найдет, а квартиру… Есть ли у нее дети? И какой она стала? Хотя и приостыли чувства к ней, а как только позвала на встречу, заволновалось сердце, защемило что-то в груди…

Она стояла у входа в кафе в непонятного цвета пальто, то ли коричневое с переливом, то ли серо-зеленое, меняющее цвет при движении. В меховых сапожках, стройная, со все еще тонкой, прямо-таки девичьей талией. Лицо прикрыто меховым капюшоном от пальто: северный ветерок обжигает не по-весеннему.

Она увидела его и пошла навстречу. Остановились, глядя в глаза друг другу и не зная, как быть дальше.

– Здравствуй, – наконец сказал Геннадий. – Какими судьбами?

– Видно, не случайно Бог свел нас четыре года назад. Развел и снова свел. Я же говорила тебе, что муж мой тоже летчик. Одно училище с тобой кончал. То ли плохо вас учили, то ли плохие учителя попались, не нужны вы оказались нашим Военно-Воздушным силам. Уволили, как и тебя. О вашем аэродроме узнал из газеты, где написано о тебе – я хранила ее как память. Кто-то из сослуживцев рассказал более конкретно о контракте с авиаторами. И вот мы здесь. Не знаю, как ты, а я рада. Идем в кафе, а то я мерзнуть стала.

– Идем, конечно. Извини, что несколько обескуражен твоим появлением. Рад, конечно, но так неожиданно. – Он глянул ей в лицо, осмотрел с ног до головы. – Ты, по-моему, стала еще красивее. Замужество на пользу тебе пошло.

– Не преувеличивай. И не льсти чрезмерно. Я тоже не слепая, вон морщины под глазами и у губ появились. Да что о внешности говорить…

Они вошли в тесноватое и темноватое помещение с пятью столиками по обе стороны. Два были заняты парнями и девушками, наверное, студентами, а три свободны. Геннадий и Тоня выбрали дальний угол и заказали бутылку шампанского, – другого ничего не хотелось, пояснила Тоня.

Он разглядывал ее и снова невольно восхищался: прямо-таки сказочная русская красавица. Русые, с золотистым отливом волосы, волнами спадавшие на меховой воротник-капюшон, голубые глаза под длинными густыми ресницами, в которых таилась особая прелесть, притягательная, как магнит, изумительный рисунок губ. Как она очаровательна! – подумал Геннадий и тут же вспомнил Лану. А Властелина, которую он целовал, ласкал прошедшей ночью и не мог насладиться ее телом, утолить свою страсть? Кто же из них красивее, милее ему и дороже? Он не мог ответить себе. Он любил, желал обеих.

Он разлил шампанское по фужерам. Сказал с улыбкой и восторгом:

– Такая неожиданная и желанная встреча. Слушаю тебя внимательно.

– А я все уже тебе рассказала, – улыбнулась Тоня. – Вот приехали сюда, захотелось увидеть тебя. Хотя и замужем, а как в той песне: «А когда его обнимаю, все равно о тебе вспоминаю». Мы живем неплохо, уважаем друг друга, понимаем. Но нередко в душу заползает какая-то неудовлетворенность, будто сделала что-то не так, чего-то самого важного не хватает. Вот увидела тебя, и все улеглось, успокоилось. Расскажи лучше о себе. Как тебе тут служится, летается? Город мне понравился, а Саше, моему суженому, аэродром и самолеты не понравились. Хотя, на каком будет летать, еще не определили.

– Аэродром как аэродром, – вздохнул Геннадий. – Самолеты старые, можно сказать, временные. Сегодня одни, завтра другие. Все зависит от того, как будут идти дела у наших работодателей.

– Я слышала, всем заведует женщина, молодая и красивая.

– Верная информация. И умная. Управляться с таким хозяйством не у каждого мужчины хватит смекалки и воли.

– Вас, летчиков, не обижает?

– Обожает. Мы основные, кто делает ее бизнес конкурентоспособным. Летаем по заграницам, по нашим знатным местам; туда возим одно, оттуда – другое. Вот такая наша служба.

– Не женился?

– Лучших другие разобрали, а к средним душа не лежит.

– Так после меня ни в кого не влюбился? – недоверчиво прищурила Тоня глаза.

– Любовь, утверждают романтики, непостоянное чувство. Сердце мое уже очерствело, не совсем еще, но, как видишь, пока один.

– Может, вернуться к тебе? – коварно-насмешливо уставилась она ему в глаза.

– Зачем же рушить хорошую семью? Я не такой добрый и покладистый, как твой муж, и бываю очень привередливым, за что и попросили в тридцать лет из военной авиации.

– Понятно. Все равно я люблю тебя, и давай выпьем за эту встречу и за будущие. Надеюсь, ты не откажешь мне, когда захочу тебя увидеть.

– Всегда буду рад.

Они звякнули бокалами и, глядя друг на друга с любовью и печалью, стали пить маленькими глотками.

– А может, снимем номер в гостинице? – предложил Геннадий.

Тоня покачала головой.

– Нет, любимый. То в прошлом. Теперь «я другому отдана». Но я люблю тебя, и это бальзам моего сердца.

СНОВА В ПОЛЕТЕ

Его первый летчик-инструктор как-то сказал: «Новый самолет – это как новая женщина, загадочная и непредсказуемая. И чем больше в нем шарма, тем сильнее желание овладеть им».

Геннадий облазил «Ил-76» от кабин и грузового отсека до хвостового оперения, ниш и колес. Самолет не новый, по документации налетал около тысячи часов. Но смотрится внушительно и притягательно, так и тянет запустить двигатели и опробовать, чего он стоит в небе.

Неделю Геннадий штудировал конструкцию самолета и двигателей, столько же тренировался на тренажере, а вот контрольных полетов с Юркой Лаптевым сделал всего четыре.

– Допускаю тебя к полетам, – сказал Юрка с улыбкой. – Те, кто прошел Балашовскую школу, родились летчиками. Вечером обмоем твою новую субмарину и твое назначение…

И вот он в небе. Маршрут знакомый – Якутск. На борту автомашины, мотоциклы, запчасти. Сорок тонн. Могучий «Ил» будто не чувствует тяжести, легко набирает высоту, послушно откликается на малейшее движение штурвалом, педалями. Приятная, послушная машина. И второй пилот, помощник командира корабля, как числится по должности, Станислав Грибанов, нетерпеливо поглядывает на командира, взглядом прося дать ему попилотировать.

Геннадий согласно кивает и убирает со штурвала руки. Радостью загораются глаза Стаса. Он, кажется, совсем еще мальчишка – двадцать шесть лет, год назад окончил училище. Служил в Армавирском авиаучилище, как и другие, попал под сокращение. В Ижевскую аэродромную шарашку попал по чьей-то подсказке. Как раз угодил, когда Властелина приобрела еще один «Ил-76». Соболева, как Геннадий и предложил, перевели командиром на «Ан-72», а Станислава назначили в экипаж Голубкова. Экипаж теперь – семь человек. Проверены в деле только Макаров да Хорьков. Штурман Владимир Николаевич Никитенко, представительный мужчина, серьезный, немногословный, внушает доверие. Помощник командира Станислав Грибанов – абсолютная ему противоположность: маленького роста, шустрый, говорливый, острый на язык и, как и многие недоростки, большого о себе мнения. Бортовой техник, Борис Савочка, – угловатый крестьянский мужичок с выразительными квадратными скулами и рано покрасневшим носом (ему сорок), – признак пристрастия к спиртному. Но Макаров заверил, что специалист хороший, работал в рембазе по ремонту двигателей ТРДД-30. Бортовой механик прапорщик Василий Анучин, тридцати двух лет, летал на пассажирских «илах» в Подмосковье. Уволен по сокращению штатов. Такова формулировка в личном деле. Старший радист Слава Юнаковский тоже летал на «илах», только на военных. Молодой, энергичный парень.

Это, так сказать, внешняя характеристика. Каковы окажутся в деле, покажет время и служба. В полете, во всяком случае, ведут себя вполне профессионально и внушают доверие.

Геннадий, отбросив кадровые рассуждения, глянул за борт. Голубизна весеннего неба, яркое солнце и очистившаяся от снега земля с уже позеленевшими полями, подернутыми серебристой дымкой, сквозь которые просматриваются деревья, радуют сердце. Весна! Она не только пробуждает природу, она пробуждает и чувства. Невольно вспомнилась ночь, проведенная накануне с Ланой. Какая прекрасная женщина! Нежная, ласковая, неутомимая в любви. Осыпала его поцелуями и шептала: «Милый, самый любимый!» Он верил в ее искренность. А теперь… Теперь вдруг возник вопрос: почему она отправила его в Якутск? Не потому ли, что завтра прилетает Дмитрюков? Что он был до Геннадия ее любовником, она и не отрицала. Не отрицала и то, что стремилась к «козырной власти». Правда, говорит, что в последнее время у нее появились другие планы, но не спешит раскрыть их ему. Он догадывается: хотела завладеть автозаводом, а когда карты сами пришли в руки (сами ли?), вдруг передумала. Не исключено, что во всех этих неожиданностях не обошлось без влияния Дмитрюкова. Может, снова загорелась желанием перебраться в столицу? Дмитрюков решил заменить ею жену? Мужчина он что надо, девицы еще заглядываются на него. Умен, высокое служебное положение. Геннадий по сравнению с ним – воробей против сокола. И Лана. Таких женщин, умных, прекрасных, не часто встретишь! Первая женщина, которую он полюбил после Тони. Полюбил, глубоко вздохнул он. Судьба будто играет с ним в кошки-мышки…

На сердце стало грустно. У людей как-то все получается проще и надежнее. Вон Юрка, давно ли познакомился с Галиной, подружкой Ланы, – жениться собирается. У Макарова такая милая, любящая жена. А он, Геннадий, довольствуется только мимолетными наслаждениями…

Думы о Лане, Тоне, своей неустроенности так разбередили душу, что хотелось быстрее прилететь в Якутск, не задерживаясь завершить дела и вернуться в Ижевск. Застать там Дмитрюкова и посмотреть, как будет вести себя Лана и стоит ли так сохнуть по ней.

ОТКРОВЕНИЯ БОРТОВОГО ИНЖЕНЕРА

На аэродроме Якутска их уже ждали. Даже подполковник Назаркин приехал встречать, крепко и радушно пожал Геннадию руку:

– Технику нам привезли, это здорово. Очень нужна. Вечером приглашаю в мои пенаты. Рад поговорить с человеком, который недавно побывал в столице и вплотную столкнулся с кризисными проблемами.

– Вам уже известно?

– А как же. Служба.

– Спасибо за приглашение. Если управлюсь с делами, заскочу.

Вечером Геннадий выкроил время для встречи с Назаркиным. Оказалось, он приглашал не для праздного разговора: груз, который предстояло доставить в Москву, пока не был готов. Во всяком случае, аэропорт Шереметьево-2 не имел возможности принять его и разместить. А груз не какой-нибудь – алмазы.

– Потому не торопитесь, – посоветовал Назаркин. – Отдохните у нас: посетите театр, побывайте в парке. Правда, весна к нам еще не дошла, но там красиво и есть что посмотреть. И рестораны у нас неплохие. Кстати, с устатку не желаете по сто грамм?

– По сто можно. Шесть часов в небе – это не прогулка по проспекту.

Назаркин достал из сейфа бутылку «Сибирской».

– Или коньяк предпочитаете?

– Нет, выпью вашей, коронной.

В сейфе была приготовлена и закуска, бутерброды с олениной.

– За счастливый полет, – поднял рюмку Назаркин. – Значит, в столице уже предпринята попытка борьбы с контрабандой?

– Попытка это или имитация – трудно понять. Но некоторые руководители зашевелились серьезно. Завтра в Ижевск прилетает Дмитрюков. Насколько мне известно, корпорация сильно кому-то задолжала. И ваши алмазы должны помочь.

– Потому будьте особенно осторожны. Возможно, придется садиться на другом аэродроме. Поддерживайте со мной связь. В случае чего я постараюсь помочь.

– Хорошо. Спасибо за угощение, – поднялся Геннадий. – Если о вылете станет известно что-то ранее, сообщите.

– Обязательно.

Экипаж ждал командира в гостинице. Штурман и бортинженер поселились вместе в более простом номере, накрыли там стол.

– Пора, командир, кишки марш уже играют, – сказал Макаров, доставая из холодильника запотевшую бутылку «Сибирской».

– Вы будто сговорились с начальником уголовного розыска, – усмехнулся Геннадий. – Он тоже угощал своей коронной. Только зря в холодильник ставили, на улице и без того нежарко.

– Водка должна быть не только крепкая, но и сибирская, чтоб зубы ломила, только тогда в ней смак.

– Не слишком увлекайтесь этим смаком; не забывайте, команда на вылет может поступить в любое время.

– На завтра, командир, можете не волноваться, не поступит, мы уже выяснили, – возразил Макаров. – Так что отдыхать будем во все лопатки. – Он откупорил бутылку и стал наполнять рюмки. – Поскольку я здесь самый старший по возрасту, мне и слово первому. За нашу семерку, за дружбу в экипаже, взаимопонимание и безаварийность.

Геннадий, хотя в полете многое передоверил своему помощнику, и Грибанов превосходно справлялся с пилотированием, чувствовал усталость. То ли от неприятных дум о своих возлюбленных и своей неустроенности, то ли просто от бездействия. Выпил рюмку, закусил и, пожелав подчиненным счастливого времяпрепровождения, отправился в свой номер.

– Разрешите мне с вами? – поднялся за ним бортовой инженер. – Надо поговорить.

– Коль надо…

Геннадий еще раньше, когда Макаров вернулся из поездки к брату, обратил внимание на изменившееся настроение бортового инженера: он то загорался в разговоре, то затухал и задумывался. Поговорить, что его тревожит, не хватило времени. Теперь Геннадий вспомнил о неуравновешенном поведении подчиненного, сказал с извинением:

– Прости, что сразу не спросил, как дела у брата – закрутился с переучиванием, с новым заданием.

– Да с братом все в порядке, – не очень уверенно ответил Виктор Иванович. Сел в кресло, сосредоточился, решаясь, открывать свою проблему или умолчать.

– Так в чем дело? – подсказал Геннадий.

– Дело во мне, – опустил голову бортовой инженер. – В такой я попал переплет, что не знаю, как выкрутиться. – Снова помолчал. – На старости лет втрескался, как пятнадцатилетний мальчишка.

– Только и всего? – рассмеялся Геннадий. – Так это же здорово! В Настю не грех влюбиться и в семьдесят.

– Если бы в Настю, – глубоко вздохнул Макаров. – И Настю, разумеется, люблю. Но это совсем не то. В Бобруйске я познакомился с докторшей, лечившей брата, сорокалетней женщиной, муж у которой год назад погиб на Северном Кавказе. Милая, симпатичная женщина, таких я еще не встречал. Как-то допоздна засиделись у брата, я вызвался проводить ее. Живет она на окраине Бобруйска в своем добротном доме с садом и огородом. Пригласила попить чайку. Я не отказался. Попили чай с коньяком, и, как бывает в таких случаях, я остался у нее ночевать. И вот что меня поразило и заставило по-другому взглянуть на женщин и оценить их. Настя у меня – замечательная хозяйка с ангельским характером. И мастерица на все руки: приготовить, поджарить, сварить. И чистюля, каких поискать. А вот в постели – холодный поролоновый матрас. Лежит, как неживая, и попкой не пошевелит. Не раз упрекал ее, она смущается, как девочка, отвечает, что это вульгарно. В общем, холодная, как рыба. И потому у нас детей нет. Проверялись у врача, все дело в ней. А докторша… Само собой, не раз я у нее побывал. Она приглашает к себе насовсем. Говорит, за садом будешь только ухаживать, и будем жить с тобой, как голубки под надежной крышей.

Макаров снова глубоко вздохнул.

– И к какому решению ты склоняешься?

– В том-то и дело, не знаю. И Настю бросить жалко, и Альбину теперь не могу оставить без внимания. Они обе любят меня… Очень хочется иметь своего ребенка. Как быть?

– Да, положеньице, – вздохнул Геннадий. – Почти как у меня. Только с той разницей, что тебя обе не отпускают, а у меня, наоборот, ни одна не может связать со мной судьбу: одна замужем, у второй – влиятельный любовник.

– Так вам легче: вы им не обязаны.

– Как сказать. Чувствовать себя одиноким и неприкаянным – это, брат, в мои годы уже не смешно. И обязанность – не только материальные блага. То, что первая вышла замуж за другого человека, моя вина. И знаешь, что она мне сказала словами известной песни: «А я нашла другого… Хотя не люблю, но целую. А когда его обнимаю, о тебе все равно вспоминаю».

– И не желает к тебе вернуться?

– Не может. Муж – порядочный человек, любит ее. И девочке третий годик.

– Да, ребенок – это счастье. Вот потому я и на распутье. А тут еще московские таможенники. Похоже, скоро нас возьмут за жабры, и если не посадят, то выбросят из самолета, как ненужную вещь.

Возразить бортинженеру было нечего. Но то, что он предпочтение отдает некой Альбине не только из-за телесных качеств, а, скорее, из-за бытовых, житейских благ («…За садом будешь только ухаживать»), не очень понравилось командиру. И у Геннадия невольно вырвался вопрос:

– Настя, кажется, сирота?

– Да, у нее только старший брат. И ни кола, ни двора. Вот еще серьезная проблема. Невестку она на дух не переносит и ехать к брату ни за какие коврижки не хочет.

– Так ты уже говорил на эту тему с женой?

– Да так, намеками. Она обнаружила на моем белье губную помаду, запах дорогих духов. Расплакалась. Я стал успокаивать и придумал историю с прежней женой, что она была за границей и вот вернулась. Случайно встретились в Бобруйске. Пока кое-как успокоил. Но вопрос остается открытым. Что ты посоветуешь?

Геннадию очень понравилась Настя. Такую преданную жену, хорошую хозяйку не просто найти. А вот – холодная в постели, не может иметь детей… Он долго думал и посоветовал неопределенно:

– Поглубже вникни в проблему и прикинь, какое добро или зло делаешь ты своим близким. Не о своем благе думай, а о благе тех, кто от тебя зависим.

– Спасибо. Подумаю еще. Извини, что со своими проблемами… – Макаров поднялся. – Спокойной ночи.

Он ушел. А его слова не выходили у Геннадия из головы: «На старости лет втрескался, как пятнадцатилетний мальчишка… Милая, симпатичная женщина, таких я еще не встречал… Живет она на окраине Бобруйска в своем добротном доме с садом и огородом… Она приглашает к себе насовсем. Говорит, за садом будешь только ухаживать, и будем жить с тобой, как голубки под надежной крышей… А тут еще московские таможенники»…

Да, бортинженер далеко вперед смотрит и, почувствовав зыбкость почвы под ногами, готовит себе другое лежбище… А Настя, что с ней будет? Может, Альбина и в самом деле замечательная женщина, хороший врач, но за пять дней разве можно узнать человека? А с Настей он прожил около десятка лет… Нет, нельзя просто так уйти от нее. Надо поговорить с ним еще, убедить. И грустно усмехнулся: не зря говорят: «Чужую беду руками разведу, а свою…» У Макарова выбор, в этом его преимущество, а у Геннадия и выбора нет. Он сидит здесь, в этом промозглом Якутске, водку от тоски жрет, а Лана, возможно, уже в Москву собирается. Рвалась в хозяйки автозавода и вдруг ни с того ни с сего расхотела. Только ли от того, что здраво оценила возможности конкурентов? Правда, она и раньше все просчитывала, знала, как поднять качество машин, снизить их себестоимость и, значит, завоевать рынок. И на нее работают такие суперконструкторы. Лучшие в мире мотоциклы, пневматические пистолеты изобрели. Все дело, видимо, в Дмитрюкове. Не зря он прилетает, и не случайно Властелина отослала своего возлюбленного подальше.

Ревность раскаленным потоком хлынула в грудь. Так с ним было только тогда, когда он увидел в номере Тони лейтенанта Медведева. Но Тоня была его любимой девушкой, которую он тогда прочил в спутницы жизни, и ревность его была вполне естественна. А кто ему Лана? Чужая возлюбленная, которая решила позабавиться с молодым пилотом, пока покровитель отсутствует. Чего же он ревнует?.. Вроде бы все верно, а огонь в груди не угасал. Было чертовски больно и обидно, что и на этот раз выбор его оказался химерой.

Он собирался лечь спать, но теперь понял, что в таком состоянии будет ворочаться в постели и мучиться от душевных переживаний. Захотелось напиться до чертиков, но в его холодильнике было пусто, а идти в номер Макарова не хотелось – не хватало еще, чтобы подчиненные видели его безвольным и подавленным. Единственный выход – пойти к дежурной по гостинице, попросить чаю; возможно, у нее найдется напиток покрепче.

Ему повезло: у дежурной нашелся и чай, и бутылка «Сибирской».

ВОЗВРАЩЕНИЕ

В Ижевск экипажу удалось вернуться лишь через неделю. Еще в Москве Геннадий узнал, что Дмитрюков на месте, в Ижевске пробыл всего двое суток. Это было хорошим предзнаменованием.

Дежурный по аэродрому передал Геннадию, что хозяйка концерна просила лично доложить о результатах командировки.

Настроение подпрыгнуло на все сто пятьдесят. Он заехал в свою обитель, переоделся в лучший штатский костюм и отправился не на доклад, а на свидание – отчитался он еще в столице перед самим Дмитрюковым.

В приемной, как всегда, у Властелины находились люди. Секретарша с многозначительной улыбкой глянула на Геннадия и сказала, что через минутку доложит Лане Петровне. О его романе с хозяйкой знали уже многие. Лану, похоже, это не волновало, Геннадия – тем более. Он был счастлив, что она его позвала, и прежний огонь ревности погас, как костер от ливня. То, что было ранее, прошло; его, Геннадия, прошлое тоже не безупречно. А Лана – умная женщина и вон какой корпорацией руководит. Много говорят и пишут о коррупции, а как в условиях бандитизма, рейдерства, рэкета без поддержки влиятельных органов работать, существовать? Потому банда Тюлика и не трогает владения Властелины – побаивается. Интересно, как закончилось рандеву с генералом? Если он уехал с обидой, хорошего ждать не приходится.

Как только посетитель вышел из кабинета Ланы, секретарша зашла туда и тут же позвала Геннадия.

Лана встретила его деловым, пристальным взглядом, осмотрела с ног до головы, спросила, как обычно:

– Как слеталось?

– Хорошо. И таможенники нас больше не прессовали. Как у вас тут? Дмитрюков никакого криминала не обнаружил?

– Все нормально. Улетел на другой день. Там, в столице, не все в высших сферах благополучно. Виновников кризиса и коррупции никак не найдут. Да и я приняла его без особой помпы, приболела в тот день. Тебя я позвала, чтобы просто посмотреть – соскучилась. Ты очень устал?

– Да как тебе сказать… Вечером готов на свидание.

– Приходи. Есть о чем поговорить.

– О делах? – скептически усмехнулся он.

– И о делах. Эти рейсы с мобильниками дорого нам обошлись. Надо быстрее расплатиться. Я устала, и нервы мои на пределе.

– Да, лихо нас кинули, – только и произнес Геннадий.

– Лихо или не лихо, но искать правду обойдется дороже. А я хочу как можно скорее расплатиться с долгами. Я уже два года не вылезала из этого кабинета. А так хочется отдохнуть, поехать к морю, в Сочи или Геленджик, позагорать, покупаться. Поедешь со мной?

– Если позовешь.

– Считай, что позвала.

– Принято…

ДЕНЬ ПОБЕДЫ

Погода на первомайские праздники выдалась, как по заказу: ослепительно светило весеннее солнце, на небе ни облачка, и ветерок чуть колыхал лепестки высаженных на газонах цветов. И воздух был такой ядреный, напоенный весенними ароматами, что голова кружилась, как от хмельного.

В эти дни полеты не планировались, и авиаторы отряда решили отметить праздники на природе, на берегу речки Иж. Заказали автобус, закупили баранины для шашлыков, другие закуски и ровно в двенадцать расположились на берегу реки.

Пока бортмеханик, отставной прапорщик Гиви Мсхиладзе, готовил шашлыки, а официантки (их наняли из кафе «Лотос») накрывали на расстеленной клеенке-скатерти угощения, летчики, рассевшись в кружок на уже подсохшей земле, балагурили: местные острословы рассказывали анекдоты, заядлые курильщики дымили привезенными из Узбекистана сигаретами, по их утверждению, положительно влияющими на мужскую потенцию.

Геннадий сидел рядом с Юрием Лаптевым и больше слушал. Из памяти не выходила вчерашняя встреча с женой Макарова, Настей. Виктора Ивановича среди летчиков не было, он еще вчера снова укатил в Бобруйск к своей ненаглядной докторше Альбине. А к Геннадию пожаловала за советом Настя. Ее убитый горем вид поразил Геннадия: перед ним стояла совсем другая женщина, не та, которую он видел две недели назад. То была премилая – не женщина, прямо-таки девушка, – теперь же постаревшая на десяток лет, бледнолицая, с появившимися под глазами синими тенями и морщинками в уголках рта. И темно-карие глаза, светившиеся тогда радостью, счастьем, теперь потускнели, будто погасли; на бледном лице виделся какой-то странный отпечаток неизбежной судьбы, похожий на печать смерти. Ему стало ее жаль.

– Простите, что отнимаю у вас время, – извинилась она, – но я в таком состоянии… И не с кем посоветоваться. – Помолчала, кусая губы, чтобы не расплакаться. – Витя мой, Виктор Иванович, – поправилась она более строгой ноткой, – решил уйти от меня. Нашел другую. А он у меня один. Я люблю его, ухаживала за ним, как за ребенком. Вы видели, каким он приходил на службу: всегда выглаженным, начищенным, сытым и ублаготворенным. О том, чтобы я работала, он и слушать не хотел, сам, мол, обеспечит. Да, откровенно говоря, с семиклассным образованием не просто найти работу. Я согласна была пойти в официантки, в консьержки. Но Витя сказал, чтобы я и не думала об этом.

Все-таки не сдержала слез. Из глаз покатились крупные, как стеклянные бусы, слезинки. Геннадий налил стакан воды и дал ей:

– Вы успокойтесь, Настасья. Я понимаю, сочувствую вам, но поверьте, проблема не такая трагическая, как вы представляете. К сожалению, распадается не только ваша семья. И я вот потерял любимую девушку и до сих пор один. Не пропадете и вы.

Настя помотала головой.

– Не равняйте меня с собой. У вас профессия, положение, есть крыша над головой. А у меня? Где я буду жить, на что?

– Думаю, Виктор Иванович не оставит вас без копейки. Он обещал отдать вам все сбережения. На первое время вам хватит, а потом найдете работу…

– А жить где? – перебила она.

– К брату не хотите вернуться? Виктор Иванович говорил, что у него большой дом с мансардой. Сад, огород. Будете помогать его семье.

– Да его женушка с потрохами меня съест. Она и тогда ненавидела, называла деревенской клушкой, а теперь и вовсе… Брошенная. Ни к чему не годная. Нет, лучше заживо в гроб, чем к ней. – Она вытерла набежавшие снова слезы. – Без Вити… я и жить не хочу. Он был единственный мужчина, кто увидел во мне человека, полюбил… Что случилось, какая ведьма его околдовала…

– И все-таки я советую вам не расстраиваться так. Еще ничего не решено, и я еще раз поговорю с Виктором Ивановичем. Если он уйдет от вас, я в экипаже держать его не стану.

– Поговорите. Он вас уважает. Может, послушается…

Вот такой состоялся вчера разговор с женой подчиненного, отличного специалиста, на первый взгляд, хорошего человека. Но не все золото, что блестит, сказал мудрец. Виктора Ивановича, похоже, прельстила не только красота, темперамент доктора, что не раз подчеркивал бортовой инженер. Человек он прагматичный, смотрит далеко вперед. Один раз его уже напугали, уволив из ВВС. И недавний случай в Москве. Да, кризис всюду дает себя знать. Борьба с коррупцией рано или поздно коснется и корпорации Ланы. Вот и подвернулось Виктору Ивановичу теплое местечко. Вряд ли он пойдет на попятную. А очень жаль Настю. Докторша, может, и неплохая женщина, но как человек не лучше Насти, Геннадий был уверен в этом…

– Ты о чем задумался? – толкнул его в бок Лаптев. – О вечернем свидании? Ты не бывал еще в «Богаче-Бедняке»?

– Когда? Тут письма родным нет времени написать. Третьего мая надо лететь в Узбекистан. Там клубника, черешня поспела. Столичные олигархи заказали ко Дню Победы свежие фрукты, овощи.

– Слетаем. Такова наша планида, – усмехнулся Юрка. – А в «Богаче» отоваримся по полной программе. Мне тоже, наверное, придется лететь, а я собирался после праздников расписаться с Галиной. Она, чувствую, нервничает.

– Понятно. Каждая девушка рвется в дамки, а твою, наверное, давно пилят родители: сколько можно шататься по гулянкам?