Шаровая молния Черных Иван

Как ни трудно было, но время летело незаметно. Наступил сентябрь. И вот долгожданная повестка явиться в суд 15 сентября в качестве свидетеля по делу убийства Чудородновой Ланы Петровны.

Напоминание острым ножом полоснуло по сердцу, и все-таки Геннадий обрадовался – наконец-то он покинет этот страшный город!

Прилетела Людмила. Поселилась в особняке сестры, рядом с комнатой Геннадия.

Суд должен был состояться через два дня, и у них было время уточнить и обговорить все детали. В первую ночь они проговорили чуть ли не до утра. Картины проникновения в гараж и закладки взрывного устройства вырисовывались в воображении обоих ясно, и замысел Петюни не казался теперь таким хитроумным: уступал он в цене, заранее разработав план перепродажи коттеджа, как делал это не раз.

– А как нам теперь быть с этим коттеджем? – спросила Людмила.

– С матерью советовалась?

– Что мама. Ей уже семьдесят. Говорит, решай сама.

– В Сочи у тебя неплохая квартира. Значит, коттедж придется продать. Я могу подыскать покупателя. Поживу там, все равно мне негде пока жить, и займусь этим делом.

– Ты собираешься жить в Геленджике?

– Город мне понравился.

– А с работой как?

– Буду искать. Летная карьера, можно сказать, железным тазом накрылась.

Людмила задумалась. Напряженно, сосредоточенно.

– Давай спать, – сказала она вдруг решительно. – Есть у меня предложение. Не знаю, понравится ли тебе. Скажу после суда.

В день суда 15 сентября погода испортилась, с утра стал накрапывать дождь, а к двенадцати, началу суда, дождь усилился, и температура упала до двенадцати градусов. Несмотря на это к Дому правосудия стекалось столько народу, что не всем удалось пробиться в зал. И вдруг телефонный звонок дежурной: в зале заложена бомба. Начальник охраны не поверил звонку, однако рисковать не стал, предложил перенести начало суда на час позже, пока проверят все закутки помещения.

Люди быстро покинули зал, но не расходились, искали укрытие от дождя поблизости, под козырьками крыш, в магазине, в парикмахерской.

Взрывное устройство, как и предполагалось, не нашли; судебное слушание началось в 13 часов.

Геннадий с Людмилой сидели в первом ряду с другими свидетелями, жителями Ижевска и Геленджика, доставленными накануне, которых ни Геннадий, ни Лана не знали. Из боковой двери, соединяющей зал со сценой, вышел мужчина лет шестидесяти в судейской мантии, прошел к столу и, ударив судейским молотом по звонкой подставке, объявил, что суд идет. Назвал фамилии и имена членов судейской коллегии. Затем в огороженный решеткой закуток милиционеры завели троих подследственных: Долгорукова и двух его подельников, парня лет двадцати кавказской внешности и примерно тех же лет белобрысого верзилу с неприятными чертами лица. Геннадию вспомнились его бесцветно-серые глаза; прямо-таки какой-то неандерталец…

Геннадий ожидал увидеть поникшие, раскаивающиеся лица, а когда троица уселась на скамейке, представилось совсем иное: белобрысый, окинув зал насмешливым взглядом, что-то сказал своим сообщникам, и все трое засмеялись. Лицо Петюни тоже преобразилось: страх, безысходность исчезли, глаза засветились наглостью, ненавистью.

Злость закипела в груди Геннадия: и жестокая кара не пугает этих подонков! Смертной казни нет, а тюрьма для них, таких крутых, – дом родной. Может, надеются и на более благоприятные перспективы…

Судья предоставил слово прокурору. И тот зачитал протокол расследования убийства известной предпринимательницы Чудородновой Ланы Петровны и других преступлений подсудимых.

Геннадий слышал уже по местному радио о злодействах своего «школьного друга», который занялся преступным ремеслом, еще когда работал посредником на винзаводе; а в начале девяностых создал крупную банду, действовавшую не только в Геленджике, но и в других городах. Двое его агентов орудовали в Ижевске.

Когда стали допрашивать Долгорукова, он с язвительной усмешкой заявил:

– Ничего отвечать не буду. Я занимался строительством и ни в чем не виноват. Все вы сфабриковали, чтобы отобрать у меня мой бизнес.

И далее на вопросы прокурора, адвоката молчал.

К трибуне попросили пройти главного свидетеля – Голубкова Геннадия Васильевича.

Геннадий спокойно и убедительно рассказал о своем сверстнике с самого детства. Более подробно остановился на геленджикских встречах.

Рассказ Геннадия дополнили Людмила и земляки преступника, которые знали о махинациях Долгорукова, но что он является главой банды, не догадывались. Как ни юлили подельники главаря, стараясь умалить его вину, прокурор рушил все их придумки.

Не сумела своим краснобайством и адвокат Марина Казанцева, не раз вступавшая в острую полемику с обвинителем, доказать несостоятельность некоторых эпизодов преступлений, якобы совершенных другими фигурантами. Суд приговорил: убийц Чудородновой Людмилы Петровны – Тагирова и Безбородько – к двадцати годам заключения, их главаря Долгорукова – к десяти годам…

– Я бы твоего школьного дружка не к десяти годам, а к высшей мере наказания приговорила, – с возмущением сказала Людмила, когда они покинули зал правосудия. – К смертной казни – он больше всех виноват. А ему… Откупился, наверное, сволочь.

– Возможно, – согласился Геннадий. – Денег у него – миллионы. Пойдем, пообедаем в приличном ресторане. Такая горечь во рту после этого суда…

– Нет, никого не хочу видеть. Давай лучше пообедаем в особняке моей сестрицы. Зайдем в магазин, купим все, что надо. И еще раз помянем нашу милую, любимую Ланочку.

– Согласен.

Они купили бутылку водки, сыра, колбасы, курицу, обжаренную в гриле, фруктов и, распаковав все на столе в кухне, приступили к трапезе.

– Ты накануне обмолвилась, что у тебя есть предложение. Поделись, – напомнил Геннадий.

– Теперь можно. Извини за мою откровенность и не обижайся, если тебе мое предложение не понравится. – Она пригубила рюмку, помолчала. – Я еще после гибели Ланы сразу подумала о тебе. Противоестественно женщине делать предложение, и я, наверное, первая нарушаю традицию, но ты мне понравился при первой нашей встрече. Короче, я предлагаю тебе взять меня в жены.

Геннадий опустил голову.

– Можешь не отвечать, я поняла и не обижусь, – сказала Людмила.

– Ну, почему же, я отвечу. – Геннадий взял ее за руку. – Я тоже хорошо запомнил наше первое знакомство в Сочи. И оценил: мои притязания, настырность не обидели тебя, не оскорбили.

– Я уже в то время хотела быть с тобой. Совесть не позволила. И твое мнение: что бы ты подумал обо мне, если бы я, имея мужа, легла с тобой в постель?

– Ты вразумила меня. Помнишь, что сказала тогда?

– Разумеется. Стихом Пушкина: «Я другому отдана…» Ты и в самом деле не осудил, что я пригласила тебя на дежурство?

Он пожал плечами:

– Нет. Я понимал тебя. Ты тогда была права. А теперь – я в твоем положении. И хотя не был расписан с Ланой, она была мне женой. Я очень любил ее. Ушла из жизни она мгновенно, а боль осталась навсегда, как сказал поэт. Тебя я тоже люблю. Как сестру Ланы, как милую, прекрасную женщину. И никогда другую так не полюблю. Но слишком свежо все в памяти. Дай мне время, чтобы хоть немного забыться.

– И я тебя понимаю. Согласна. Давай решим другую проблему: как нам быть с этим особняком и с геленджикским?

– Надо оформлять на тебя, а потом продавать.

Людмила подумала.

– Оформлять, разумеется, надо. Только давай сделаем вот как: офис оформим на тебя, а особняк я поеду продавать.

– И я с тобой. Купля-продажа ныне – дело не только сложное, но и опасное. Я не хочу и тебя потерять.

– Наверное, ты прав. – Она обняла его и поцеловала. – Эх, Геночка, стыдно радоваться, милую сестричку я потеряла, но теперь ее не воротишь… Если ты полюбишь меня, заживем мы с тобой… Поселимся в Геленджике, квартиру в Сочи и здешний особняк будем сдавать в аренду, и денег нам хватит, – она подняла руку, – выше головы. Я еще буду подрабатывать, а ты приобретешь лодку и будешь рыбачить, отдыхать на море. Меня иногда брать с собой, дышать морским озоном. Здорово, не правда ли?

Геннадию невольно вспомнился разговор с Василием Захаровым. «А что, сутки отдежурил, трое отдыхай. И оклад не менее летного…»

Деньги. Там они компас в жизни и здесь. Он представил себе, как будет сидеть с удочкой в лодке и смотреть на небо. Там будут летать, а он сидеть и… глазеть. На душе стало так тошно, что он чуть не выругался.

– Ты чего? – испугалась Людмила.

– Да ничего, забыл одну вещицу передать будущему командиру отряда. Извини, отлучусь на несколько минут.

И, достав для видимости из планшета полетную карту, отправился к офису Пикалова. Он после ареста Аскарова по существу оставался командиром отряда, Пикалову было не до него, и в так называемом штабе его встретили как начальника. Он без труда взял ключ от кабинета и вошел туда. Сел за стол командира, за которым еще ни разу не сидел, улыбнулся сам себе, расправил плечи и снял телефонную трубку. Ему ответил приятный женский голос.

– Мне сто первого, – назвал позывной номер Дмитрюкова. Ему сегодня удивительно везло.

– Слушаю, – ответил знакомый голос.

– Здравствуйте, Виктор Анатольевич, – поздоровался Геннадий. – Беспокоит вас Голубков, летчик из Ижевска, если помните.

– Помню. Как же забыть приятного соперника. Что-нибудь случилось?

– Ничего особенного. Вы на похоронах Ланы Петровны обмолвились, что в случае чего обращаться к вам. Вы, видимо, в курсе, что авиационного отряда здесь больше не существует.

– Разумеется. Пикалову это не по плечу. И куда вы теперь планируете?

– Хотел вот вашей рекомендацией заручиться.

– А зачем тебе рекомендация? Приезжай в Москву, возьму тебя своим шеф-пилотом. Согласен?

– Еще бы! С вами куда угодно.

– Вот и договорились. Прилетайте. Помогите только Людмиле Петровне завершить дела с оформлением наследства.

– Обязательно помогу…