Брачные игры чародеев Тихомиров Артем
— Откуда вы тогда узнали, что он ведет в замок, где находится Жаворонок?
— Я запускал в него Запоминающее Зеркало. На веревочке. Когда я выдернул его обратно, оно показало мне то, что увидело на другом конце канала. Самое интересное, что Зеркало попало прямо туда, где хранится искомая реликвия.
— И обо всем этом вы молчали! Несмотря на то что мы заключили соглашение о полном взаимопонимании и обмене информацией!
Я вздохнул с овечьей кротостью, сознавая, что тайны не только не уменьшаются в количестве по мере продвижения к цели, но множатся, словно кролики в урожайный год.
Мой вздох привлек внимание Гермионы, и она бросилась ко мне, как мамаша, чье чадо попало под омнибус.
Она спросила, как я себя чувствую, и я ответил, что вполне, кажется, готов к погребению.
— Мы положили тебя здесь, чтобы ты немного обсох на солнышке, — сказала волшебница, склоняясь надо мной. — Ты уже обсох?
Вопрос был, что и говорить, своевременным. Я довел до ее сведения, что состояние моей одежды меня волнует куда меньше, чем сохранность всего остального.
— Сейчас, милый! Ты так пострадал! Мы вытащили тебя из бушующих вод, и ты походил на морской огурец… — Гермиона простерла надо мной руки.
— Морской огурец?
— Да. На который наступили. Их часто выбрасывает на пляж, и дети забавляются тем, что…
— Оставь подробности, — прохрипел я и тут же получил заряд ободряющей магии, от которого мои глаза чуть не выскочили из орбит.
— Сил у меня не так много, — сказала сестрица, — но это поможет тебе немножко прийти в себя.
С ее помощью я принял сидячее положение и огляделся. Чувствовал я себя бодрее, это безусловно, и ребра, кажется были целыми. По какой-то таинственной причине мои кости не пострадали.
— Значит, мы находимся в руинах древней расы?
— Так гласит официальная версия, — кивнула Гермиона.
— Вот, оказывается, откуда мы произошли.
— Ну твердых доказательств нет, — замялся скромняга Сляден. — Если бы у меня было время и возможности, я бы написал диссертацию…
— С этим обождем. Сначала надо решить, что делать дальше. Тут возникают трудности. Мы потеряли весь скарб, кроме этой отвратительной книги. В число наших потерь также входят Тристан и Леопольд. Ума не приложу, куда они могли подеваться.
— Это плохая новость, — сказал я, — Из разряда тех, что бьют прямо в печень.
Волшебница согласилась. Жажда приключений еще горела в ее глазах, но была не столь яркой, как раньше. Уже не солнце, а далекие газовые фонари в мигонском тумане. Тяжелые испытания все-таки просверлили несколько отверстий в Гермионовой броне, и это факт.
— Предлагаю эмигрировать, — сказал я.
— Куда?
— Выберем какое-нибудь дальнее измерение, поселимся в сельской местности и будем разводить круглобоких коров и веселых барашков.
— Зачем?
— Так мы избежим неприятных последствий. Нам влетит от Вольфрама за потерю внука и недобытие Жаворонка. А герцог? Разве не спустит он с нас три шкуры, когда узнает, что его любимый сын сгинул в неизвестности? Спустит. А моя родительница? Ты знаешь свою тетку, мою мать. И другую тетку знаешь — Шеневьеру. Не говоря уже о твоей собственной мамаше, Зелии. Мне не хочется лицезреть, как вся вышеупомянутая братия приближается к нам с дубинками в руках, чтобы как следует отдубасить.
Гермиона помотала головой. Мой сумбурный, пропитанный паникой монолог ей не понравился. Упрямство в ее душе пробудилось от спячки и встало в полный рост.
— Браул, я не собираюсь бегать и прятать голову в песок! Да и какая из меня пастушка?
— Но ты же никогда не пробовала. Я стану охотиться, а ты — ходить к колодцу босиком по утренней росе…
— По-моему, он сошел с ума, — сказал Сляден, обнимающийся со своей книгой в трех метрах от меня.
— Не обращайте внимания, — сказала юная волшебница. — С ним часто такое бывает. Я это называю синдромом цыплячьей души.
— Никогда о таком не слышал, — заметил я.
— Твое счастье. Выражаясь по-научному, ты просто струсил.
— Я?
— Ты! — Гермиона стиснула мою руку. — Отставить пораженческие настроения, иначе будешь… Что там делают с такими типами по закону военного времени? — спросила она у Слядена.
— Хм… Вешают?
— Расстреливают? — подсказал я.
— Четвертуют! — прорычала девица.
— Нет, нет, нет! Повешение! — с убежденностью заспорил я. — Рядовым выдают веревку с мылом, а офицерам, так как они рангом выше, предоставляют возможность быть утыканными арбалетными болтами! Я в книжке читал!
Гермиона надулась, точно мопс, объевшийся овсянки.
— Постойте, господа волшебники, — влез в нашу дискуссию Неистовый Странник. — Предлагаю не терять понапрасну время и силы. Все равно у нас нет ни топора, ни веревки с мылом, ни арбалетов. Лучше подведем итоги и подумаем, какие шаги предпринять.
— Логично, — ответил я. — Гермиона, слушай умудренного опытом человека. Кхррыы…
— Что? — Девица вытаращила глаза.
— Что?
— Ты сказал… Кхррыы…
— Не говорил!
— Господа! — взмолился Сляден. — Давайте уже что-нибудь сделаем! Лично я просто не могу здесь долго находиться. У меня начинается нервная почесуха!
Чародей подполз к нам и воззрился на каждого с такой пронзительностью, словно он гипнотизер в передвижном цирке. Взгляд, направленный в мою сторону, был к тому же подозрительным и испуганным.
Мало что понимая, я сидел и пускал слюни. Внезапно меня посетило странное желание: побегать по кругу и верещать, подобно четырехлетнему ребенку.
— Итак. Мы во дворце, — сказал Сляден, примеряя маску председателя. — Браул, вы слышали наш разговор с госпожой Скоппендэйл в той части, которая касалась портала?..
— Слышал.
— Хорошо. Значит, снова объяснять не нужно. Идти пешком до замка Жаворонка долго и опасно. Для этого нам снова придется прокладывать маршрут через лес, в котором властвуют крэндели…
— Кстати, откуда они взялись? — спросила волшебница. — Почему у Трехо Альманзора об этом ни слова нет?
— Альманзор, как вы уже поняли, просто дилетант, — отозвался Исирод. — Уверен, что сам он тут никогда не был. Но речь не о нем. Лично я считаю, что крэндели… как бы это выразиться… потомки тех, кто ушел отсюда несметные эоны назад.
— Потомки? Выходит, мы происходим от этих собакомордых? — спросил я.
— Нет. Крэндели — некая выродившаяся и одичавшая ветвь древней расы. Возможно, они получились в результате непродуманных магических опытов и были изгнаны из лона своего народа. А когда все отсюда ушли, их оставили. Бедняги вынуждены были жить собственной жизнью, без всякого надзора, и неудивительно, что у них укоренилась привычка употреблять людей в пищу. Такова моя теория. Магическое происхождение крэнделей косвенно подтверждается их неспособностью покинуть Лес Миллиона Костей и входить в пределы развалин дворца, где мы сейчас находимся. Речь идет, вероятно, о запретах, наложенных сильными чарами, которые до сих пор держат дикарей в определенных рамках.
— После этого вам дадут звание академика, — сказал я.
— Мне? Мертвецу? Уже пять веков все в моем мире знают, что я умер. Вряд ли у меня хватит сил доказывать обратное еще столько же лет, — вздохнул Сляден.
— Вы правы, — сказала Гермиона. — У нас еще слишком много косности в общественных отношениях, чтобы доверять гению, который провалился в тартарары полтысячелетия тому назад. Авось лет через сто прогресс возьмет свое. Ну так что там с вашим планом?
Сляден не переставал наблюдать за мной, хотя я и не мог понять, в чем дело. Точно так же он смотрел на меня у себя дома, когда…
Ого! Здесь мне осталось только ощутить, как говорят, прикосновение ледяных пальцев к позвоночнику. Кошмарная мысль на пару мгновений заняла мое сознание, грубо выпнув из него все, что там было до ее прихода.
— …нам придется воспользоваться порталом, — сказал Неистовый Странник.
— А как же нестабильность? — съехидничала Гермиона.
— Придется рискнуть. Призовем на помощь все свои умения. Думаю, экранировать портал от спонтанной интерференции втроем мы сумеем. Я знаю пару-тройку старых надежных формул, которым, вероятно, волшебников в нашем мире уже не обучают.
— Хорошо. Я поняла. Если все получится, мы перелетим прямо к Жаворонку и сцапаем его. Бальзам надушу… Но как быть с Леопольдом и Тристаном?
Сляден пожал плечами. Понятно, будь его воля, он бы дернул к заветной цели без этой обузы на загривке.
— Ну, если вы так дорожите этими типами, особенно мальчишкой… придется действовать просто. Искать.
— Искать, — сказал я. — А где? Если они вылетели после катастрофы за пределы дворца, то, боюсь, их уже догладывают крэндели. И начнут глодать нас, если мы отважимся выступить поисковой партией.
— Но может, они во дворце, — сказала волшебница. — Его мы еще не обследовали.
Слядену эта мысль понравилась.
— Да, возможно, они здесь. Тогда проблема решается. Ну, с чего начнем?..
32
Начал я гораздо раньше, чем верховная коллегия приняла окончательное решение, и вовсе не то, что имелось в виду.
Издав вопль, похожий на Тристаново улюлюканье вперемешку с рычанием леопарда и клокотанием в индюшачьем зобу, я подпрыгнул вверх. Совсем как лягушка-бык, увеличенная до размеров настоящего быка.
Гермиона взвизгнула от испуга. Отпрянув, она зацепилась каблуком за корень растения, торчащий между плитами, и свалилась на спину.
Шмяк! Пролетев по высокой дуге над головой бледного как смерть Слядена Исирода, я приземлился на древний камень дворца. Никогда в жизни не проделывал такого трюка. Здорово, вот что я могу сказать. Такая легкость во всем теле, сила, прыгучесть! Так бы и прыгал и скакал с утра до ночи, валялся бы на травке и рыл землю в поисках червячков и гусениц.
— Гры-хы-хы, — сказал я и почесал левое ухо задней ногой.
Странная перемена заставила меня видеть мир в ином свете. И нюхать тоже. Было ощущение, что в голове взорвалась связка шутих: мысли прояснились, все три, что там завалялись по ошибке.
Встряхнувшись, я весело посмотрел на Слядена Исирода. Чародей некоторое время стоял неподвижно, потом закатил глаза и грохнулся на пол, словно вешалка для одежды.
Я по вилял хвостом, ибо это происшествие вызвало у меня неожиданный прилив энтузиазма. Разве меня не приглашали к разудалой игре и энергичным прыжкам?..
— Браул! — воскликнула Гермиона, приложив обе руки к своим щечкам. — Браул! Это опять случилось! Невероятно!
Я озадаченно склонил голову набок.
— Что случилось?
— А ты не понял? Посмотри на себя!
Страшное подозрение закралось в мою душу, мигом вытурив из нее веселье. Шерсть на моем загривке поднялась торчком, нос увлажнился. Я опустил взгляд на свои передние лапы и увидел, что они не похожи на мои любимые руки с длинными пальцами, а точь-в-точь повторяют собачьи.
— Синдром! — сказала волшебница.
— Синдром?
От собачьих лап я перешел к осмотру своего корпуса и сделал открытие: передняя часть туловища принадлежала, несомненно, семейству псовых, но задняя, начинавшаяся от середины, — кошачьим. Точнее, насколько я мог судить, льву. Вот и хвост такой же — длинная сосиска, поросшая коротким мехом, с кисточкой на конце. Болталась она из стороны в сторону, будто щупальце нетрезвого осьминога.
Я повернулся на триста шестьдесят градусов по часовой стрелке, потом на столько же градусов — против. Надо было убедиться, что я ничего не упустил.
Гермиона нашла-таки в себе мужество приблизиться ко мне. В ее глазах было все, что может испытывать молодая леди в таких случаях.
— Ты не будешь кусаться? — спросила она, готовая, в случае чего, бежать без оглядки.
— Кусаться? Я… А на что я похож спереди? Гермиона, что сейчас находится на месте моего лица? Только честно!
— Ну… Ты смахиваешь на милую собачку… — сказала волшебница, нервно хихикнув. — Я не очень разбираюсь в породах, но, подозреваю, что голова досталась тебе в наследство от одного симпатичного ньюфаундленда.
— Что?
Я повалился на каменные плиты и возрыдал. Однажды я был котом, правда, недолго. В него меня превратил другой злобный старец, по недоразумению, кстати, и эти ощущения я забыть не могу до сих пор.
Но одно дело кот, а другое — чудо-юдо, состоящее из двух разнородных частей, да еще с мордой, с которой можно ведрами слюну собирать. Теперь я ходячее недоразумение, годное лишь для паноптикума, где показывают уродцев.
Гермиона опустилась передо мной на колени и погладила по голове. Я лизнул ей руку, повинуясь извечному собачьему импульсу, и заскулил от досады.
— Ничего, ничего, бывает и хуже, — сказала девица, обретая прежнюю твердость духа.
— Да? А как?
— Помнишь, ты описывал Вольфрама, который превратился в чудовище со щупальцами? Что, если бы ты пошел по его пути?
— Нет никаких гарантий. Моя болезнь проявляет себя лишь на начальных этапах.
— Может, у Слядена остался эликсир? — Гермиона повернула голову в том направлении, где лежал, раскинув руки, наш отшельник. — Какой, однако, нервный.
— Наверное, я напомнил ему тяжелые времена, когда он сам то и дело рычал и скреб обои внезапно выросшими когтями. Гермиона!
— А?
— Может, ты попробуешь превратить меня обратно в человека?
— Вряд ли получится. Одной волшебной палочкой тут явно не обойтись. Я могу вернуть Леопольду его прежний облик, потому что это мои чары, но эти… прости, братец!
Я положил слюнявую морду на потрескавшиеся плиты и закрыл глаза лапой.
— Моя жизнь кончена. Возвращайся домой, пока не поздно. И скажи…
— Да что за глупости! — Гермиона похлопала меня по макушке. — Перестань. Опять начинаешь? Будь мужчиной!
— Я не мужчина. Я… собаколев.
— Ну, будь собакольвом, только таким, который смело смотрит в лицо опасности. Обрети другой угол зрения. Твои когти и зубы могут сослужить всем нам хорошую службу.
— Какую?
— Они способны устрашать врагов, а рык из твоего горла повергнет их наземь с первой попытки. Разве это не прекрасно? Твоя сила возросла. Помню твой прыжок. Он тянет на большой жестяной кубок, покрытый золотой инкрустацией.
— Уверена?
Тут во мне взыграл лучик надежды.
— Еще как! Мы доберемся до Жаворонка — пусть минет сто лет, но цели своей достигнем. В конце концов, ставки в этой игре теперь столь высоки, что не имеет смысла отступать и возвращаться ни с чем. Наш путь лежит только вперед. А то, что ты превратился в это… не обращай внимания. Мы — чародеи, не забывай. Наша жизнь полна чудес, которые не всегда бывают приятными. Я тебе не рассказывала, как однажды доколдовалась до того, что мои ноги пустили корни в пол спальни?
— Нет.
А интересную жизнь вела Гермиона, когда я не видел.
— Я занималась зеленой магией и что-то напутала в построении формул. Ну и мои ноги стали древесными корнями. С места сдвинуться не могла, да и повернуть процесс вспять самостоятельно не получилось. Ох и влетело мне от матушки! А Шеневьера обозвала меня бесталанной бестолочью. До сих пор вспоминаю. А ты сам, Браул? Ты же постоянно жалуешься мне, что в твоей лаборатории вечно что-то случается. Взять хотя бы происшествие с Тристаном. Пора бы привыкнуть. Считай свое превращение просто очередным вывертом своей странной судьбы.
В ее словах было много горькой правды.
Ну, в самом деле! После всего того, что случилось со мной в глубоком и недавнем прошлом, мне пора бы смотреть на выверты своей планиды исключительно с иронической усмешкой. А вместо этого? Вместо этого я погружаюсь в бездны отчаяния, хотя вполне мог обойтись и без них. Гермиона права: мое поведение не слишком героическое в ситуации, когда героичность необходима как воздух.
— Так что держи хвост пистолетом, — улыбнулась сестрица.
Я пообещал, что теперь, когда у меня есть хвост, я буду держать его только в этом положении, и спросил, каковы наши дальнейшие шаги.
Гермиона ответила, что надо привести в чувство Слядена и начать поиски пропавших. Больше всего ее заботила судьба Тристана. Предоставленный сам себе, подрастающий монстр способен натворить немало дел.
— Постой, — вдруг сказала Гермиона, поднимая мою голову так, словно собиралась чмокнуть меня в мокрый нос. — Я придумала! Теперь у тебя есть нюх! Браул! Ты понимаешь, что это значит?
— У меня он и раньше был.
— Но он был человеческий, а сейчас — собачий! Ты можешь найти Леопольда и Тристана по запаху! Мы можем использовать твои новые способности во благо экспедиции!
Я вскочил на все четыре ноги. А ведь юная чародейка права! С того самого момента, как я потерял человеческий облик, в мой нос постоянно лезли запахи, на которые я раньше и внимания-то не обращал. Они были куда острее, их было больше, и каждый нес в себе определенный смысл. О! Теперь я понимаю, что значит быть собакой. Это когда запах, источаемый каким-либо объектом, может рассказать тебе больше, чем иная научная книга. Вот, например, сейчас: я мог с уверенностью перечислить, сколько птиц и зверушек окружает нас, копошась в зарослях, покрывающих развалины дворца. Мог даже сказать, сколько каждой из них лет и какими болезнями она страдает.
— Браул! — позвала Гермиона. — Ты спишь?
— Нет, — сказал я, виляя хвостом. Хотя он и принадлежал моей львиной половине, размахивал я им по-собачьи. То есть выражал радость, а не раздражение. — Подумать только, дорогуша! Какой прекрасный мир открывается, с моей точки зрения!
— Вот видишь! Я говорила, что все не так плохо.
— Помнишь, когда я был котом?
— О да… — Гермиона покраснела. Та история закончилась большим конфузом, о котором в ее доме вспоминают до сих пор. Но я вам расскажу эту историю позже — в ней имеются свои нюансы, а на них сейчас времени нет. — Ты… словом, моя матушка все еще подозревает, что ты это сделал нарочно.
— Я не о том! Тогда я не смог оценить все плюсы и минусы пребывания в животном облике, но сейчас мне ничто не мешает это сделать!
— Ну!
— И чего Леопольд сокрушался! Быть собакой — ну, на время, конечно, — настоящее удовольствие.
Гермиона погладила меня по загривку, и я еле подавил в себе желание поскакать на задних лапах.
В этот самый момент Сляден Исирод решил вернуться к нашему шалашу.
— Ненавижу, когда мои прогнозы сбываются, — проворчал он, поднимаясь на ноги.
— Какие прогнозы? — спросила Гермиона.
— Я знал, что Синдром опять подложит нам свинью. И вот, пожалуйста! — Коротышка указал на меня.
— Я собаколев, а не свинья.
— Сам вижу. Вы перепугали меня до полусмерти, граф.
— Но вы же закалены в общении с чудовищами. Что вам я? Что во мне страшного?
Чародей выпустил из себя лишний воздух.
— Хоть в этом нелегко признаться, но… я поэтому и бросил заниматься монстрами, что понял, что я… всего-навсего законченный трус!
Выдав нам такое откровение, коротышка зарделся.
Гермиона покачала головой:
— Ну и ну! Кто бы мог подумать!
— Не верится, — сказал я. — Такая легендарная личность, как вы… Неистовый Странник, не больше и не меньше… Как вы определили выше? «Трус»?
— Трус! Да, трус! Если хотите знать, я для того и занялся этим опасным делом — изучением жизни монстров, — чтобы избавиться от своих страхов. Клин клином вышибают, думал я и, оказывается, ошибался.
— Значит, ваш клин не вышибся?
— Нет. Я бросался с головой во все самые глубокие омуты, ползал по самым отвратительным пещерам и норам, где гнездятся твари, в сравнении с которыми шагготы — просто дети малые. Я делал много чего такого, что принято считать подвигами, но всякий раз приходил в ужас и покрывался ледяным потом. Вот-вот, думал я, страх пройдет. Я привыкну. Адаптируюсь и уж следующему чудовищу только рассмеюсь в слюнявую рожу.
— Но не рассмеялись? — спросила Гермиона с неизмеримой жалостью в голосе.
«Вот женщины!» — подумал я (в тысячный раз).
— Вы правы. Ничего подобного я не сделал. Каждый визит к очередному монстру, которого требовалось описать, измерить и все такое, я переживал, как последние минуты своей жизни. Было много случаев, когда я с дикими воплями бежал прочь и боялся даже оглянуться, а потом казнил себя и ел поедом за трусость. Хорошо, что путешествовал я один — никто не видел моего позора. Прошло много-много лет. Ничего не изменилось. Я по-прежнему боялся, и по-прежнему мои ноги превращались в клюквенный кисель при виде какого-нибудь особо зубастого экземпляра…
— Но постойте! — прервала Гермиона. — Почему же вы тогда поселились в таком месте, где встречаются не только людоеды, но и речные драконы? Вы же боитесь их! А они, между прочим, плавают прямо под вашими окнами!
— Я сделал это из чистого упрямства. Или из неосознанного стремления к самоуничтожению. Где-то в глубине души я, возможно, думал: «Ну и пусть меня сожрут драконы, поделом». А что мне терять? Хоть я по недоразумению и сделался легендой, какая мне от этого польза?
Сляден вытер пот со лба. Понимаю, облегчать душу после пятисот лет забвения нелегко. Тут даже просто забудешь, как с людьми разговаривать, не то что вести откровенные беседы с тонким психологическим подтекстом.
— А вы сами себя не боялись, когда болели Чудовищным Синдромом? — спросил я, почесываясь одной из своих задних ног.
— Еще как боялся. В моем доме только одно зеркало, и его я тщательно прятал, пока не вылечился. Нелегкое испытание для труса.
Чародей смотрел на нас, ожидая, что мы что-нибудь скажем. Я пытался придумать утешительные слова, когда Гермиона произнесла металлическим голосом:
— Надеюсь, все это не значит, что вы отказываетесь от участия в экспедиции?
Ну хоть стой, хоть падай. Только что она сочувственно ворковала, жалея коротышку, а сейчас будто зачитывает приговор.
— О нет! Конечно, не отказываюсь. Я понимаю всю ответственность, которая лежит… и все такое…
— Вот именно — «и все такое»! Вы должны идти вместе с нами через все тернии, невзирая ни на какие кисельные ноги, вам ясно? — Да.
Гермиона одарила его взглядом, призванным окончательно скрепить соглашение. Я предпочел воздержаться от комментариев.
— Мы немедленно приступаем к поискам Тристана и Леопольда, — сказала девица, по-хозяйски озирая развалины дворца. — Сляден, ведите нас. А ты, Браул, призови на помощь весь свой новый нюх.
Я сообщил, что уже призываю, хотя понятия не имел, как должен пахнуть Тристан или Леопольд. Когда я был человеком, я их не обнюхивал, ибо не имею такой привычки, и сейчас несколько терялся в догадках.
Для проверки я обследовал носом площадку, на которой мы сделали привал, втянул в себя пыль и пару мелких жучков и чихнул пять раз подряд.
— Браул! — с укоризной воскликнула волшебница.
Я забрызгал ее слюной. Слядену досталось больше, но он перенес это со стоицизмом человека, которому, по всем признакам, терять уже нечего.
— Думаю, нам лучше двинуться в центральную часть дворца. И оттуда начать поиски.
— Хорошо, вперед! — Гермиона сделала жест рукой, приглашая Неистового Странника показать пример, и тот поплелся, еле волоча ноги. Думаю, в тот самый момент они опять стали точно клюквенный кисель.
— Кстати, Сляден, нет ли у вас с собой того чудодейственного эликсира против известной вам болезни? — поинтересовался я на всякий пожарный.
— Нет, — вздохнул коротышка. — Он погиб вместе со всем скарбом либо попал в плен к крэнделям, которые, безусловно, уже надевают на головы в качестве трофеев наши саквояжи.
Горькая истина сродни ложке перца в стаканчике с мороженым. Она портит настроение даже фанатичному оптимисту и заставляет его кривить физиономию, чем я и занялся в меру своих собачьих возможностей.
33
Интересно, что сказала бы моя домомучительница, если бы увидела, как я рыскаю по древним величественным руинам, опустив мокрый нос к потрескавшимся плитам? Какой комментарий массового поражения она бы испустила своим страшным голосом, которым в прежние времена могла бы крошить в пыль крепостные стены? Даже представить не могу. Одно ясно: Гарния сделала бы единственный вывод из увиденного. Смысл заключался бы в том, что я допрыгался, что ничего иного я не заслуживаю, что раз я веду столь недостойный, хаотичный образ жизни, то другого исхода она и не ждала.
Признаться, назойливые мысли об этой женщине-монстре мешали мне сосредоточиться. Я нюхал и нюхал, стараясь не пропустить ни одного дециметра вверенной мне территории, а тут еще Гермиона со своими советами. Там посмотри, Браул, дорогой, говорила она. И в том углу тоже. И, кровь из носу, я обязан обнюхать эту разрушенную галерею.
Я делал все, о чем она просила, и все втроем мы медленно фланировали из одного помещения в другое в поисках следов наших пропавших соратников.
В конце концов я утомился и сел прямо в пыль, чихнув еще десять раз. Пыль забила мне весь нос и глаза, которые уже начали слезиться. Теперь настало время подумать и о минусах собачьего существования. Я открыл, что их немало.
Сообразив, что мы потратили не меньше трех часов на эту экскурсию и ничего не добились, Гермиона присела на кусок бывшего потолка и погрузилась в пессимизм.
— Вообще-то, — сказал Сляден, привалившись к каменной стене, — я не хотел говорить, но… не лучше ли было просто посмотреть, нет ли где самых обыкновенных следов? Видите, повсюду пыль лежит толстым слоем. Если бы кто-то прошел тут или там, мы бы заметили и проследили направление. Собака нам ни к чему.
— В самом деле, — отозвался я, удивляясь, как раньше до меня самого это не дошло. — Гермиона, мы сглупили, когда избрали эту тактику.
Волшебница закусила губу, ибо не любила признавать свои ошибки.
— Теперь мы все затоптали, и даже самый лучший сыщик вряд ли что-то способен тут найти, — добавил Сляден. — И потом, я думаю, что во дворце их все-таки нет. Помните, Леопольд удрал далеко вперед в западную сторону. К тому времени, когда нас настигла волна, он мог добежать до другого края Волшебной Страны. А касательно мальчишки, я даже не берусь прогнозировать. Он избежал удара цунами и просто мог двинуться в произвольном направлении, чтобы немного поразвлечься. Дети непредсказуемы, особенно ваш подопечный.
— Не верю, — отозвалась Гермиона. — Чтобы Тристан упустил возможность поучаствовать в приключении? Ведь мы, можно сказать, подобрались к самому интересному!
— Ну, душа его — потемки, — изрек я, — Ничего нельзя сказать наверняка.
— Что же делать? — спросила Гермиона, готовая выбросить белый флаг.
— Придется нам вспомнить, кто мы такие, — расхрабрившись, объяснил Сляден.
— А кто мы такие? — спросил Браул Невергор.
— Маги…
— Ах, маги! Согласен. Только с поправкой — два мага и один собаколев.
— Количество не имеет значения, когда надо засучить рукава, — сказал Сляден с нажимом, не свойственным трусам, о которых речь шла выше. — Мы топчемся на месте, позволяя Злу обделывать свои делишки! Так что вперед!
— Какой еще перед? — фыркнула Гермиона. — Где вы видите перед? Вы зачем-то потащили нас в этот дурацкий дворец, потом чуть не угробили при помощи воды, а теперь издеваетесь?
— Дорогая, Сляден просто пытается нас мобилизовать! Вот и все! По-моему, мы пали духом, — сказал я, лежа на полу и с упоением глодая палку, которую нашел поблизости.
Волшебница уставилась на меня, словно никогда в жизни не видела. Не сразу, но я сообразил, в чем дело, и отодвинул от себя такую прелестную палочку. Трудно понять, что такого собаки находят в этом занятии, но грызть палки, по-моему, одно из величайших наслаждений. Стоит на втором месте после наслаждения сахарной косточкой.
— Мы не пали духом, — сказала Гермиона. — Я, во всяком случае.
Сляден вытащил из-под кофты свою книгу заклинаний и потряс ею.