Брачные игры чародеев Тихомиров Артем
— Он самый. Проявился он не сразу, а только через полгода. Неожиданно для себя, утром, в умывальной комнате, я превратился в… словом, это чудище я не смог классифицировать… Сами понимаете, Невергор, происшествие было досадным.
Тут нельзя было не согласиться. Если бы однажды в зеркале я узрел совсем не Браула Невергора, а то, о чем не написано даже в книгах Слядена Исирода, специалиста, даже не знаю, что бы со мной случилось.
— Обратное превращение случилось так же спонтанно, как прямое, после чего я сломя голову бросился в библиотеку. Предварительные тесты на наличие влияний — вдруг меня кто-то заколдовал, несмотря на то, что я защищен, — показали, что это не злой умысел со стороны. Значит, дело было во мне. Я не подвержен приступам паники, и мой дух крепок, однако, признаюсь, тогда я испугался. Мои поиски ответа на вопрос напоминали бегство крысы с корабля.
— И все-таки Чудовищный Синдром мучает вас до сих пор, — сказал я. — Тридцать пять лет.
— Увы, да.
В этом месте надо было пожалеть старика, и я уже хотел углубиться в процесс с головой, но Вольфрам пронзил меня суровым взором чародея, крепкого духом.
— Только не вздумайте, Невергор!
— Что?
— Жалеть. Меньше всего мне нужна жалость. Я — не выброшенная в снежную бурю собака!
— Я и не думал…
— Я не сдавался, не сдаюсь и теперь. Изрядно пришлось мне поездить по миру в поисках лекарства от моей болезни, изрядно пришлось потратить денег на специалистов, на покупки книг и рецептов, от которых не было толку. Дело осложнялось тем, что всякий раз мне надо было тщательно следить за собственным инкогнито. Разлетись эта новость среди нашей братии, трудно было бы предсказать последствия. Сами понимаете, Невергор.
— Пожалуй. Наше сообщество пронизано всякими предрассудками. Неужели человек, который с утра до вечера превращается в монстров, хуже тех, кто не превращается?
— К счастью, мне до сих пор не пришлось испытать на себе прелести остракизма. Я веду жизнь партизана, Невергор, и постоянно на нервах. Можете понять мое состояние. Чудовищный Синдром не похож по своему действию на насморк, но ведь и насморк способен испортить настроение кому угодно. Когда постоянно ждешь очередного рецидива, трудно наслаждаться жизнью и видеть в людях исключительно добрых друзей.
Мои попытки мысленно влезть в шкуру Вольфрама привели только к утвердительному мычанию.
— Потому ничего удивительного, что слава обо мне ползет не слишком хорошая. Вы ведь считаете меня склочным старым негодяем, который при первом удобном случае прогуливается по головам ближних?
— В общем…
— Считаете, считаете, — проворчал Вольфрам. — И ведь это при том, что я всеми силами стараюсь соответствовать статусу. Да, я веду двойную жизнь. Одна — исполнена всегдашнего лоска, хотя и не без изъяна, другая… не пучьте глаза, Невергор. Я не бегаю по ночам по улицам Мигонии и не совершаю жутких злодеяний, хотя иной раз искушение велико.
Я подумал, что всем нам повезло.
— И каких успехов вы достигли в непримиримой борьбе с этим недугом?
— Относительных. Окончательного излечения я не добился, но мне удалось на основании различных рецептов создать собственный эликсир, который позволяет редуцировать проявления спонтанного преображения. Принимать его мне приходится постоянно, свидетелем чего вы и стали не так давно. Мне повезло, что, по-видимому, я болею Чудовищным Синдромом не в тяжелой форме, иначе бы я давно превратился невесть во что. То, что вы видели у себя дома, Невергор, одна из моих личин. В минуты гнева симптомы обостряются, и контролировать их очень трудно, а тогда я был чрезвычайно зол. На моего внука. И когда увидел, где он прячется, разозлился и на вас тоже. Вот так я борюсь с моей болезнью, с переменным успехом. То она меня, то я ее.
— И за тридцать пять лет вы не нашли средства? Трудно поверить.
— Действительно. Но болезнь редкая. Во всех магических и простых справочниках я нашел не больше дюжины слов о ней. И все это лишь упоминания из третьих рук. В нашем королевстве ею болел только один человек, было это очень давно…
— Иными словами, дело труба, — подытожил я.
— Долгие годы я так и думал, пока не наткнулся в одной библиотеке на интересное сообщение некоего путешественника. Он был знаком с моим собратом по несчастью. Описание его болезни полностью совпадает с тем, что произошло со мной.
— Любопытно.
— Совершенно логично, что надежда наконец блеснула. Конечно, проблески были и раньше, но на поверку оказывались миражом. И вот я, словно ищейка, бросился по следу.
Снова библиотеки, наведение справок и тому подобное. Довольно изматывающее занятие в моем возрасте.
— Понимаю.
Сидеть у горящего камина после превосходного питья было очень приятно. Даже рассказ об ужасающей жизни Вольфрама теперь не мог вывести меня из состояния неги. Я слушал, но мои мысли уплывали в неизвестном направлении. Если старик будет так растекаться мыслью по древу, мы не закончим и за неделю.
— Наконец победа. Я нашел способ избавиться от Синдрома, — сказал Вольфрам.
— Поздравляю.
— Не с чем! — буркнул старик, разглаживая свои неровные бакенбарды. — Разгадка близка, но недоступна.
Я посмотрел на него, словно кот, объевшийся сосисками. Одним глазом.
— Это почему?
— Вы тупеете стремительнее, чем я ожидал, — заметил чародей. — Мое спасение находится в книге заклинаний Слядена Исирода. До меня он был тем самым единственным, кто подхватил в Эртилане мою болезнь. Странник тоже пытался получить Цветы Тумана и тоже при помощи вытяжки из печени мантикоры. Удивительное совпадение. А Цветы были ему нужны для некоторых манипуляций в сопредельных мирах. Какая ирония! Он всю жизнь изучал иных созданий, но и сам сделался одним из них. Его приступы были сильнее, чем мои, о чем прямо пишет его знакомый путешественник. Удивительно, почему исследователи, касавшиеся истории жизни Исирода, упустили эти факты из вида. Дилетанты! — Старик потряс кулаками. — На мое счастье, Сляден подробно осветил в своей книге процесс лечения и все необходимые для этого инструменты и вещества! Он был гением, в том у меня нет сомнений.
От такого поворота я проснулся и принялся моргать, махая веками, как взлетающий воробей крылышками.
Ну конечно, Вольфрам намекает, что если Сляден — гений, то я — старая башмачная подметка и ни на что не гожусь.
— Почему же вы сразу не сказали?
— Боялся, что до вас не дойдет.
— Скоропалительный вывод!..
— Книга близко, но из-за этого упрямого осла Бруно я не могу к ней даже притронуться! — сказал Вольфрам.
— Попросите у него книгу на время.
— Думаете, не просил?
— Тогда расскажите о Синдроме.
— Еще чего! Чтобы этот паршивый финансист тут же растрезвонил обо мне на всех углах?
— Выходит, книга — единственный способ?
— Нет. И с этим связано мое предложение к вам, — сказал Вольфрам, преодолев трудную борьбу с собственными сомнениями. Да, надо десять раз подумать, прежде чем вручать Браулу Невергору свою судьбу. — Способ радикальный, но дающий вполне удовлетворительный результат…
— Продолжайте, — сказал я, видя, что Вольфрам замялся.
— Если вы согласитесь, то мы все убьем кучу нужных нам зайцев. Целую гору. Если мероприятие пройдет успешно, отпадет необходимость женить Леопольда на Фероции, а это, как вы понимаете, устранит и все прочие проблемы. Но для этого вам придется поднапрячься. Вы готовы?
— С некоторого времени я только и делаю, что напрягаюсь. Не привыкать. К тому же, если на карту поставлены угнетенные…
— Именно они и поставлены. Даже больше — теперь я один из них. Так что в полку ваших подопечных прибыло, Невергор. Вы рады?
— Не сомневайтесь…
Тут мне осталось подумать только одно: караул! И я подумал.
— Итак, слушайте…
Вольфрам Лафет Первый потер ладони. Они издали неприятный шелест, словно крылья здоровенной саранчи. Должно быть, так чародей приступает к расправе с сочным бифштексом.
19
Если скажу, что не ожидал чего-нибудь этакого, не верьте. Все катилось по сценарию, написанному пожирателем внуков, и отойти от основной сюжетной линии было невозможно.
Услышав какой-то странный перестук, я понял, хотя и не сразу, что это мои зубы уподобились кастаньетам.
Старик подтвердил мои опасения, окончательно убедив меня в том, что впереди Браула Невергора ждут исключительно кошмары, и ничего больше. Ну, как всегда.
Суть его наставления-просьбы сводилась к неизменной с доисторических времен формуле: сходи туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. С той лишь разницей, что Вольфрам владел информацией в большем объеме. Ему удалось объяснить мне, что, где и как.
— Я достаточно ясно выразился, Невергор?
— Пожалуй, — ответил я, пытаясь расслабить ворот.
— С помощью Тигрового Жаворонка я смогу провести нужный ритуал. И тогда смогу распрощаться с Чудовищным Синдромом раз и навсегда. Понимаете? Я изменюсь, начну добреть прямо на глазах… Невергор, что с вашим лицом? Вы сомневаетесь?
— О нет… — выдавил я.
— Вот увидите, я стану совершенно другим. Больше не будет необходимости совершать злодеяния — вольно или невольно. Велика вероятность, что начну заниматься благотворительностью…
Я захрипел.
— Вам плохо? Перегрелись у камина?
Вероятно, я подтвердил эту версию кивком. Старик не поленился вытащить свои мощи из кресла, сходил куда-то и принес мне стакан очень холодного джина.
— Держите. На вас лица нет. Сдается мне, вы боитесь.
Я горячо заверил его, что нет-нет-нет. Нисколечко.
— Ваша миссия будет трудной, не скрою. Опасности будет подстерегать вас на каждом шагу, смертельные и страшные опасности, Невергор… Эй, да не изображайте из себя ростовщика на смертном одре!
— Не буду, но…
— Что? — Старик схватил меня за плечо могучей клешней.
— Но… разве вы сами не может достать этого Жаворонка? Вы знаете, где он, вам известна дорога к Замку-на-горе и все прочее, столь же интересное… Чего вам стоит?
Я воздел щенячьи глаза на своего антагониста, и он показал мне одну из своих нехороших улыбок. Она была хуже тех, которые Вольфрам демонстрировал ранее.
Так или иначе, но его злодейская суть лезла наружу. Ее нельзя было остановить, ибо по силе своей она равнялась снежной лавине. А кто остановит снежную лавину?
— Невергор, ваша прогрессирующая тупость меня беспокоит, — мягко заметил чародей.
— А уж меня-то как… — пробормотал я, булькая джином.
Вольфрам решил поразмяться и предпринял прогулку по гостиной. Чем-то он напомнил мне помесь фавна со старым бассет-хаундом.
— Дело в том, что я не могу. Силы мои не те, что в молодости или даже в зрелости, а они очень нужны для преодоления разных препонов.
— Но вы — могучий маг!
— Это ничего не меняет, — сказал Вольфрам. — К сожалению… С той поры как я набрел на мысль о Тигрином Жаворонке, я сделал несколько безуспешных попыток достать его. Да что там! Я бросился на его добычу со всех ног, как только представилась такая возможность! Увы! Цель близка, но недоступна. Мне не удалось продвинуться дальше Железной реки, а ведь это лишь половина пути. Всякий раз из реки вылетали драконы, и мне не оставалось ничего другого, кроме энергичного бегства. Мои чары, самые боевые, не могли противостоять натиску этих созданий. Вы хотите знать, в чем причина?
— Угадайте с трех раз.
— Я стар — вот единственная и неповторимая причина, — пафосно заявил Вольфрам. — Противостоять же таким опасностям, я считаю, способен лишь молодой чародейский организм. Такой, как ваш, Невергор.
— Спасибо за оказанное доверие.
— Откровенно скажу, будь у меня выбор, я бы остановился на ком-нибудь другом.
— Понимаю. Я бы на вашем месте сделал то же самое.
— Скажите, пожалуйста, какая самокритичность!
Мы снова поиграли в пучеглазых богомолов, но до отгрызания голов не дошло и в этот раз. Пока Тигриный Жаворонок не похищен и не доставлен по назначению, с такими радикальными мерами придется повременить.
— А какие еще чудовища подстерегают меня на этом нелегком пути? — спросил я слабым голосом. Где-то в глубине моей души только что прозвучала мысль, что, может быть, свадьба Фероции и Леопольда не такая уж плохая затея.
Вольфрам посмотрел на меня, словно я рыцарь, отказывающийся от участия в сражении.
— Какая вам разница, Невергор? Вы придумываете отговорки? — спросил чародей. — Не пытайтесь отлынуть. Поздно.
Будто я не знаю!
На душе у меня заскребли кошки. Их там было не меньше двух дюжин.
— Но хоть карту вы мне дадите? Не верю, чтобы такой могучий и интеллектуально отягощенный маг не создал нечто подобное, — прохрипел я.
— Мы поступим проще. Я кое-что подготовил, — ответил Вольфрам, закатывая рукава — так делает мясник, берясь за здоровенный тесак, чтобы оттяпать свинье голову. — Перестаньте трястись. Вы начинаете меня раздражать.
В течение следующей минуты я занимался полной мобилизацией душевных и физических сил — и чуть не надорвался на этой работе. Размякнув у камина и усыпленный елеем, проливающимся из уст Вольфрама, я потерял форму. А ведь она так нужна мне в походе за Жаворонком! Речные драконы мигом слопают меня, если увидят, что какой-то рохля валандается под носом у них на берегу и стенает, словно простуженный баран. Но драконы — полбеды. Судя по всему, они даже не в десятке самых опасных опасностей в мире, куда я должен отправиться.
— Итак! — грохнул Вольфрам у меня под ухом, появившись неизвестно откуда. — Все удачно. Вы отправляетесь в путь завтра в полдень. Так говорят звезды — я проверил. Помните мои инструкции?
— Ага.
Старик протянул руку в неизвестном направлении, словно ожидая, что кто-то что-то в нее положит. Нет, Вольфрам не рехнулся, а всего лишь продемонстрировал нехитрый фокус с предметной телепортацией. На его ладонь из воздуха спикировала фарфоровая собачка. На вид она была самой обыкновенной, такие во множестве украшают меблированные комнаты и каминные полки одиноких старых дев.
— Держите, это ваш проводник, Невергор, — сказал чародей.
Я взял собачку в руки, немало сомневаясь в умственных способностях моего антагониста.
Смешно и странно, но фарфоровый дружок был фокстерьером. Очень похожим на Леопольда Лафета Третьего. Это, конечно, сразу напомнило мне о трагической истории с похищением.
— Это не шутка, — предупредил Вольфрам, — не пяльте глаза. Даже странно видеть такое выражение на лице мага. Мыслите шире.
— Стараюсь.
— Я мог бы дать вам дурацкий клубок ниток, который привел бы вас к цели, но это несовременно и малоэффективно. Клубки разматываются, да будет вам известно, и на них далеко не уедешь.
— А на фарфоровой собачке?
Старик щелкнул пальцами. Фокстерьер на моей ладони ожил, встряхнулся и лизнул мой палец фарфоровым языком. В общем, веселый был песик, хоть и ростом не больше крысы.
— Он не слишком умен, но свое дело знает, — заметил Вольфрам. — Его зовут… Арни…
— Арни.
Арни прыгал на моей ладони. У, какая симпатичная магия!
— В общем и целом, Невергор, вам будет нужно только идти туда, куда он вас поведет.
— А откуда ему известно, где находится Тигриный Жаворонок?
Старик воздел руки и зарычал:
— Боги и духи! Невергор, по-моему, вы окончательно отупели. Вот уже битый час вы тщательно изображаете из себя умственно отсталого, а ведь я вручаю вам свою жизнь!..
— Можете не беспокоиться. Внешность обманчива. Я могу выглядеть как угодно, но в этой груди бьется пламенный мотор и все прочее. В этой голове сверкают яркие и прочные, словно бриллианты, мысли!
Я вскочил слишком быстро, спровоцировав легкое головокружение, и схватился за подлокотник кресла. Вольфрам не бросился мне на помощь, а стоял в стороне, с подозрением щурясь.
— Надеюсь, вы уходите, — сказал чародей. — У меня множество дел, не поймите превратно.
— Я хотел поинтересоваться насчет Леопольда…
— Что?
Арни отправился в мой внутренний карман. Ему там понравилось.
— Нельзя ли выпустить несчастного узника под… залог, как говорят в правоохранительной системе.
— Зачем? — удивился Вольфрам.
— Как это? Вы подарите страдальцу свободу и обессмертите свое имя в веках. Вас будут называть Вольфрам Справедливый…
— Не порите чушь, Невергор!..
— И не думаю. Услуга за услугу, граф. Я даю вам свое согласие добыть Тигриного Жаворонка, а вы отпускаете моего друга. Вам бы понравилось, если бы вас столько времени держали в собачьем состоянии?
— И всего-то ничего…
Я постарался, чтобы мои глаза сияли, как звезды, и демонстрировали непоколебимость. Это подтолкнуло старика в верном направлении, но не убедило окончательно.
— Вы уверены, что так будет лучше, Невергор?
— Уверен.
— Вы ведете себя, как торгаш…
— Я защитник угнетенных, не забывайте, поэтому мое требование вполне логично и обоснованно!
— Ладно, демон с вами! Я иду на это только из высших соображений, — пробурчал Вольфрам.
— Конечно. На карте стоит ваше здоровье.
Чародей одарил меня страдающим взором, таким кротким, что и не подумаешь, что это тщедушное в общем-то тело способно принимать самые чудовищные формы.
Вся экстравагантность и вздорный характер Вольфрама объяснялись проще некуда. Конечно, неизвестно, был бы он душкой, не подцепи свой Синдром, но уж точно не пугал бы Браулов рецидивами.
— Если изволите подождать пятнадцать минут, вы получите своего Леопольда. Только, будьте любезны, присматривайте за ним. Он поступает под вашу ответственность!
Я был целиком согласен и заверил, что отныне Леопольд будет содержаться в самом черном теле, какое только я смогу отыскать. Вольфрам, кажется, не поверил. Но удалился в сторону темницы, оставив меня в гостиной в одиночестве.
20
Только присутствие возлюбленного дедушки Вольфрама не позволило Леопольду броситься мне на шею со слезами благодарности. А слез этих было много, целое ведро. Взбрыкни Леопольд от радости, оно непременно расплескалось бы во все стороны, породив безобразную сцену; чародеи, бьющиеся в истерике, — не лучшее зрелище, поэтому я только обрадовался такой сдержанности.
Леопольд не мог поверить в свое счастье. Бывший фокстерьер шел, волоча ноги, как человек, только что получивший помилование и сдернутый с эшафота, где сверкал в лучах солнца воткнутый в плаху топор.
— Получайте. И помните мои наставления, Невергор, — произнес старик.
Леопольд сверкал сметанной бледностью. Его можно было поселить в каком-нибудь замке и выдавать за старинное родовое привидение.
Преодолев еле-еле половину расстояния от своего мучителя до своего освободителя, он подарил нам по одному высококачественному подозрительному взгляду. Должно быть, почуял заговор. Ему стало интересно, что здесь происходит.
— Мы возвращаемся домой, — сказал я дружелюбно.
— Какой дом ты имеешь в виду? — спросил Леопольд.
— Для начала мой…
Я оттеснял чародея к двери, стремясь побыстрее покинуть обитель ужаса, пока Вольфрам не передумал. Вообще-то на такую удачу я не рассчитывал. Приготовившись к долгим переговорам касательно судьбы несчастного фокстерьера, я получил его так быстро, что несколько растерялся. Пятнадцати минут, чтобы свыкнуться с этой мыслью, оказалось мало.
— Твой? — спросил Леопольд.
Хм… мне кажется, пребывая в образе собаки и думая собачьими мозгами, мой приятель невольно понизил свой интеллектуальный уровень.
— Мы пойдем ко мне домой и там обо всем поговорим. Его сиятельству графу Лафету нужно сосредоточиться на собственных мыслях, — сказал я громко.
Замечали когда-нибудь: если вы обнаруживаете, что ваш собеседник ничегошеньки не соображает, в вас просыпается непреодолимое желание орать во всю глотку. Будто бы так он быстрее поймет изрекаемые вами перлы. То же самое происходит с иностранцем, плохо владеющим вашим языком, — вы говорите с ним, словно он глухой.
С Леопольдом я поступил точно так же. В следующий миг он отодвинул меня от себя и спросил, зачем же так надрываться.
— Потом объясню, — прошипел я, стараясь выкатить его из гостиной. Он выкатывался с большим трудом.
«Ну и неуклюж ты, братец, — подумал Браул Невергор. — Что скажет красавица Ирма?»
И тут нас окликнул страшный Вольфрамов голос:
— Стойте!
Я хотел схватить Леопольда, сунуть под мышку, как давеча юного герцога, и убежать, но старик всего лишь предложил нам более удобный способ перемещения в пространстве.
— Я могу открыть вам портал прямо к месту назначения. К вам домой, Невергор.
Старик улыбался совершенно по-злодейски. Ну и как я могу доверять ему после этого?
— Я надеюсь, — задрал нос Леопольд, — это не очередная твоя выходка, дедуля?
— На твоем месте я бы помолчал, — гаркнул в ответ Вольфрам. Его лицо стало красным, и существовала опасность, что это и есть признак начинающегося рецидива.
— Мир, мир! Будьте любезны, граф, отправьте нас побыстрее в мою скромную хижину, — сказал я, оттесняя Леопольда за спину.
Старик мрачно пробурчал несколько уничижительных замечаний в адрес современной молодежи и потер руки с тем же противным пергаментным звуком. Он сказал нам не шевелиться, а сам принялся делать дирижерские пассы. Его манера колдовать была старомодной и вела свою родословную, наверное, еще с тех времен, когда на месте Мигонии шумели зеленые дубравы и квакали болотные лягушки. Теперь так не чародействуют, а жаль — в этом антиквариате присутствовала некоторая прелесть.
Не успев толком ею насладиться, я почувствовал сильное кружение. Потом произошел сильный наскок, словно на всем ходу в меня врезался двухголовый Гамб. Леопольд мяукнул и мешком повалился на мой любимый ковер, устилающий гостиную. Ту самую, куда недавно бесцеремонно вторгся Вольфрам Лафет Первый.
Шмяк! Это я приземлился рядом. Треснувшись затылком, Браул Невергор некоторое время не мог понять, где пол, а где потолок, но на помощь мне пришел друг детства.
— Живой? Бра-аул?
Леопольд пощелкал пальцами перед моим лицом.
— Мы умерли? — спросил я, очень надеясь, что это обстоятельство избавит меня от необходимости переться в Волшебную Страну и добывать Тигриного Жаворонка.
— Нет.
— Со своей стороны, замечу…
Но в тот же миг Леопольд схватил меня за руку и поставил по стойке смирно. Стойка была далека от совершенства — ноги, видите ли, подгибались, — поэтому чародей просто привалил меня к стенке. Отбежав к запертой двери гостиной (это я ее запер снаружи), Леопольд обернулся — его внимание привлек звук моего падающего тела.
— Браул, я тебя не узнаю, — сказал Леопольд, делая еще одну попытку вернуть меня в мир прямоходящих. — Сколько помню себя и тебя, ты всегда излучал энергию и улыбался до ушей!
— Те времена прошло безвозвратно, — промычал я.
Удар затылком об пол был слишком сильным. Если со мной произойдет еще что-то подобное, меня можно будет без сожаления отнести старьевщику.
— Ты пессимист.
— Станешь пессимистом, когда тебя вот так роняют, словно ты саквояж, а не живой волшебник.
— Побывал бы ты в шкуре фокстерьера, — сказал Леопольд.
— Однажды я был котом.
— Ну и как?
— Ничего хорошего.
Леопольду пришлось применить некое взбадривающее волшебство, после которого я окончательно пришел в себя и смог приступить к текущим делам.
Однако вот странность: пространственная аномалия исчезла. Она точно была здесь после визита Вольфрама, оставалась на месте, когда я выходил из дома, но сейчас ее и след простыл. Гостиная выглядела, как гостиная — и ничего больше. Узелок, завязавшийся на теле нашего континуума, благополучно развязался.
Я озадаченно скреб затылок, не обращая внимания на попытки Леопольда штурмом взять закрытую дверь.
Бывает, что аномалии рассасываются непроизвольно, и мне бы только радоваться, что я избавлен от необходимости зашивать дыру собственными руками, но червячок сомнения все-таки точил мою душу.
Когда живешь в обществе таких, как Тристан Профитроль, и водишь дружбу с Вольфрамами, привыкаешь во всем искать подвох.
— Ты долго будешь стоять, как фонарный столб? — спросил Леопольд, мертвой хваткой вцепившись в дверную ручку. — Это я так… если ты очень занят, то…
Я объяснил ему про аномалию, на что он ответил, что и знать о них не желает во веки веков, а волнует его сейчас единственное: как быстрее прижать к груди свою возлюбленную. Речь, конечно, шла об Ирме Молейн. Вряд ли Леопольд настолько изменился, чтобы воспылать чувствами к Фероции.
Исходя из тех сведений, которыми я владел до ухода, Ирма должна была как раз находиться в моем доме и сморкаться в платки, услужливо подносимые Селиной. Чтобы Леопольд не обрадовался раньше времени, я не стал сообщать ему эту новость. Если бедняжка успела помереть от горя, мое известие будет некоторым образом не к месту.
Чародей отлепился от двери и утер пот со лба. У него еще оставались силы проклясть всех дверных дел мастеров в королевстве. Я успокоил беднягу сообщением, что на замке лежит заклинание и что сейчас я его сниму.
— Ну? — спросил Леопольд.
Дверь не открывалась.
— Теперь надо повернуть ключик с другой стороны, — ответил я.
Чародей вскипел и проклял всех ключевых дел мастеров и их родственников. Досталось и тем, кто в стародавние времена изобрел врезные замки.
— Выход один, — сказал я. — Придется орать и вопить во всю глотку, чтобы нас услышала Селина.
— Кто такая Селина?
— Новая служанка.
— А где старая? Та кошмарная карга?
— Она сменила среду обитания. Теперь живет в аквариуме.
— Твой дом подозрительно напоминает палату для бесноватых, Браул.