Паук приглашает на танец Медная Варя

— Так это всё из-за неё? Что с вашей ногой?

В этот момент в дверь постучали, и девушки передали мне то, что я просила. Потом они нехотя ушли: Иветта на кухню, а Беула к виконту и леди Эрселле. Я предупредила, что проведу занятие позже.

После их ухода я расположила поднос с завтраком на столике возле кровати, а таз с водой пристроила на невысокий комод. Потом подошла к окну и раздвинула шторы. Я бы хотела сказать, что при этом поток света озарил комнату и изгнал мрачную атмосферу, но этого не случилось: небо было обложено свинцовыми тучами, как черепицей, а ветер гнул деревья и гонял сморщенную листву по двору. И всё же стало чуть светлее.

Утром комната и её хозяин уже не производили такого пугающего впечатления, хотя зверьки, баночки, книги и знак на стене никуда не делись. Просто с рассветом все наши ночные кошмары бледнеют.

Обстановка у него была очень простой, я бы даже сказала аскетичной: темные тканевые обои безо всяких узоров, обычная деревянная мебель, состоявшая из рабочего стола, книжного стеллажа, комода и двух стульев. Разве что кровать под балдахином немного выбивалась из прочего окружения. Но, судя по всему, она стояла тут уже не одно десятилетие и едва ли отображала личные вкусы мистера Фарроуча. Никаких картин на стенах или памятных фигурок и милых фарфоровых безделиц на каминной полке не наблюдалось.

Когда я вернулась к кровати, он уже пришёл в себя, только грудь всё ещё бурно вздымалась. Я намочила полотенце в тазу и наклонилась к нему:

— Что вы делаете? — отшатнулся он.

— Вы весь вспотели.

— Не смейте.

— Ещё немного, и будете плавать на подушке.

Он немного подумал и с досадой протянул руку.

— Я сам.

Я протянула ему полотенце, и он вытер лоб и шею. По окончании процедуры я убрала умывальные принадлежности, придвинула к кровати стул и села. Потом переместила поближе поднос и взяла в одну руку изящный серебряный ножик, узор на котором вился по всей рукоятке и продолжался по плоскости лезвия, а в другую — поджаренный хлеб.

— Итак, мистер Фарроуч, — я подцепила кончиком ножа густой комок кисло-сладкого сливового джема и принялась широкими резкими мазками наносить его на тост. Лезвие громко чиркало о запеченную корочку. — Я рада, что теперь у нас есть возможность поговорить при более благоприятных обстоятельствах.

Он напряженно следил за тем, как я намазываю джем, но при этих словах поднял глаза и натянуто усмехнулся.

— У вас плохо получается роль злодейки. И я вчера уже вам всё сказал.

— Это не так.

— Я сказал, что вы спятили и несёте чушь. Я не убивал мисс Лежер. С какой стати мне это делать?

— Это вы мне и расскажете.

Последним росчерком я закончила намазывать джем — теперь он лежал тонким сиреневым слоем — и протянула ему тост.

— Я не голоден.

— Вам нужно поесть, чтобы были силы. Иначе не сможете отвечать на мои вопросы.

Он нахмурился, но тост взял. Я меж тем подхватила чайник и пододвинула чашку. Иветта заварила на совесть: густая черная струя ударилась о полупрозрачные фарфоровые стенки, как будто из носика вывалился угорь. Я подцепила серебряными щипцами два кусочка сахара, кинула в чашку и размешала.

— А вы сегодня куда смелее, — заметил он.

— Наверное, потому, что вы ещё несколько дней будете не в состоянии рассовывать меня по баночкам, — холодно заметила я.

Он поморщился.

— Я это сказал, чтобы вы держались подальше, — буркнул он. — И кстати, вы ошибаетесь. Мои приступы проходят так же внезапно, как и начинаются.

Мистер Фарроуч широко улыбнулся, и я замерла, не донеся ложечку до яйца. Но тут же взяла себя в руки, поправила его на подставке, аккуратно разбила и пододвинула к нему.

— Вы лжете.

— Нет, — ещё шире улыбнулся он, — через полчаса я вполне могу снова стать самим собой: розовощеким и жизнерадостным балагуром.

Он осклабился, но тут же поморщился.

Когда с завтраком было покончено, я убрала поднос и вернулась на стул возле кровати.

— Итак, начнём сначала. Предупреждаю: пытаться звать на помощь или терять сознание бесполезно.

— Я и не собирался, — хмуро отозвался он.

— Я отсюда не уйду, пока вы не ответите на все мои вопросы.

— В следующий раз буду требовать рекомендации от нескольких работодателей.

— А если будете грубить, попрошу Иветту принести целую тарелку отварной брокколи.

— Я люблю брокколи.

— Неправда.

Он немного помолчал, изучающе глядя на меня.

— Неправда, — согласился он.

— Если вы, как утверждаете, ни при чём, расскажите мне что знаете. Когда Матильда уволилась?

— Месяц назад.

— Она мне ничего об этом не писала.

— Она решила всё внезапно и известила об этом в последний момент.

— Вы меня обманываете.

— Послушайте, — раздражённо начал он, — если вы не верите ни единому моему слову, то наш разговор не имеет смысла. Он ничем не помогает вам и причиняет неудобства мне.

— Вы можете представить какое-нибудь доказательство?

— Разумеется, — он коротко кивнул на комод. — Выдвиньте второй ящик. Там, справа, вы найдёте её заявление об уходе.

Я сделала, как он сказал. К моему удивлению, ящик тоже оказался набит книгами, причём вполне безобидными (если не считать длиннющих названий, от которых кружилась голова). Похоже, мистер Фарроуч не лгал о своей любви к чтению. Приподняв содержимое, я обнаружила плотный сиреневый конверт. Открыв его, я пробежала глазами ровные красивые строчки с характерным завитком над буквой «д». Я узнала руку Матильды, и передо мной действительно было её заявление об уходе.

Я повернулась к лежащему на постели мужчине.

— Как вы докажете, что не заставили её написать это письмо, чтобы отвести подозрения?

— Никак, — отозвался он. — Вам придётся просто поверить. Или не поверить — на ваше усмотрение.

В голову пришла неожиданная мысль.

— А почему это письмо здесь? Разве вы не храните все бумаги и документы в кабинете?

На это он ничего не ответил.

— А что же её вещи?

— Она быстро собрала их и отправила в гостиницу.

— В какую?

— Этого она не сказала.

— Она не назвала причину ухода?

— Нет.

— Но вы знаете?

Он помолчал.

— Догадываюсь.

— Но мне не скажете?

— Нет.

— И после этого я должна вам верить?

— Послушайте, — он повысил голос, но тут же взял себя в руки, — я мог бы сейчас солгать вам, придумав десяток причин. Но я не стал этого делать.

Такой ответ меня не удовлетворил, но был по-своему честен.

— Мой следующий вопрос. Её колокольчик. Если она уволилась, почему вы его не уничтожили, согласно инструкции. И почему он так выглядит?

Он пожевал губами.

— Я его уже нашёл таким, — нехотя признался он.

— Что значит нашли?

— Мисс Лежер должна была уехать рано утром, но, когда все проснулись, её уже не было. Она покинула замок ночью. При этом висевший в кухне колокольчик исчез. — Я кивнула — именно его я и нашла в ножке кресла. — А тот, что был у меня, — продолжил он, — принял такой вид… и я не стал ничего с ним делать.

— Почему?

Он сделал паузу, подбирая слова.

— Потому что тем самым я мог нанести ей вред.

— То есть Мэтти жива? Она в порядке? — я радостно встрепенулась и подалась вперёд.

— Не могу сказать этого с полной уверенностью. Возможно, серьезно больна. Я не знаю, как должен выглядеть колокольчик в случае смерти владельца.

— Почему же вы оставили его на кладбище?

— В следующий раз буду чаще оглядываться по сторонам, — проворчал он и пояснил: — Потому что прошёл месяц, и я пришёл к выводу, что мисс Лежер… уже не вернётся. — Я сглотнула, поняв, что он на самом деле имел в виду. — Но уничтожить его, не зная этого наверняка, я не мог.

— Хорошо, — продолжила я. — Теперь ваша чрезмерная реакция на серьги. Вы знаете, что они не мои. Откуда они у Матильды?

— Откуда они у вас? — ответил он вопросом на вопрос.

— Я их нашла недалеко от вашей двери. В луже крови.

— Что вы несёте?

— Именно, — подтвердила я, внимательно вглядываясь в его лицо и пытаясь понять, не притворяется ли он. — По всему первому этажу, на котором, напомню, располагается ваша комната, разлита, разбрызгана и размазана кровь.

— Что? — его глаза округлились в неподдельном изумлении. Но прежнее скептическое выражение быстро вернулось. — Это невозможно, здесь каждый день убирают, — сдержанно заметил он.

— Это не сама кровь, а её следы, — пояснила я. — Память впиталась в стены — её не смоешь.

— Вы уверены? Вы не могли ошибиться, приняв за неё что-то другое?

— Уверена, — отрезала я. — Так что с серьгами?

Он пожал плечами.

— Спросите об этом не у меня.

Произнося это, он изогнул губы в неприятной улыбке. Я минутку подумала и поняла, к чему он клонит.

— Я устала от ваших намеков на графа. Почему вы приписываете мне эту недостойную связь?

Недоверчивый взгляд на его лице сменился смущённым.

— Опираюсь на большой опыт и наблюдения за вашими предшественницами.

— Меня вы знаете всего неделю. А Матильда, я уверена, не подала бы и малейшего повода к подобным обвинениям!

Он никак не прокомментировал мою гневную реплику. Только кинул задумчивый взгляд и, к моему удивлению, пробормотал:

— Извините, если ошибся.

— Если ошиблись? — я аж подскочила. — Или вы думали, что ни одна девушка не устоит перед мужчиной, способным принимать облик её идеала красоты? — Я бросила торжествующий взгляд на его изумлённое лицо. — И, видимо, не предполагали, что может хотя бы догадаться об этой прелестной способности графа! Так, значит, в этом его искра? Скажите, как он это делает, как обходит запрет?

Лицо мистера Фарроуча окаменело, как будто на эмоции опустилась шторка.

— Не понимаю, о чём вы, — сухо бросил он.

— Прекрасно понимаете. Но настолько преданы ему, что даже под пытками не сдадите хозяина. Чем он это заслужил? Или в вашем договоре просто есть соответствующий пункт?

— Прекратите, — прошептал он.

— Ах да, я чуть не забыла про вашу метку, — не унималась я. — Точнее, про её отсутствие. Что это значит? Граф снял её в качестве поощрения, за выслугу лет? Или за то, что старательно храните его маленькие секреты?

— Замолчите! — крикнул он, и я тут же пожалела о своей несдержанности, потому что его глаза закатились и он дернулся в новом припадке.

Я вскочила со своего места и склонилась к нему.

— Что я могу сделать? — воскликнула я, искренне раскаиваясь. — Я могу как-то помочь?

— Вы… нет, — задыхаясь, произнёс он, когда немного отпустило. — Только… хуже, когда вы… рядом, — он по капле выдавливал из себя слова. Лоб снова заблестел от пота. — Но… сообщите графу, когда вернётся. Он… знает, что делать…

— Я это сделаю! Я непременно ему скажу, сразу как только он…

Но мистер Фарроуч уже откинулся на подушку и не слышал меня.

— … вернётся, — тихонько докончила я.

А потом отошла от кровати и осмотрелась. Стараясь не задевать особо мерзкие экспонаты, я обыскала его комнату. Периодически я оглядывалась на кровать, чтобы проверить, не пришёл ли он в себя. Но его глаза были закрыты, а грудь неровно поднималась и опускалась. Похоже, он спал.

Я тщательно проверила рабочий стол (вчерашний кинжал мирно лежал в ящике), полки над ним и комод. Но больше ничего подозрительного или имеющего хотя бы отдаленное касательство к моему вопросу не нашла. На всякий случай простучала стены, днища ящиков, поискала расшатанные половицы, даже поворошила каминными щипцами золу — ничего.

Оставался только книжный стеллаж. Я задумчиво провела пальцем по кожаным корешкам и открыла пару книг наугад. Потом вернула их на место и сосредоточила усилия на тех экземплярах, в наличии которых обвиняла его вчера. Часть из них была на латыни, другая — на неизвестном мне языке. Эти книги, обернутые в жесткую темную кожу с серебряными застежками, представляли собой некую странную смесь учебника по биологии, средневекового сборника заклинаний и поваренной книги — так дотошно там выписывались какие-то рецепты с указанием мер веса, количества и даже длины ингредиентов. Страницы пестрели незнакомыми словами, символами и значками, в которых я мало что поняла. Зато прекрасно уразумела назначение иллюстраций, показывающих в разрезе органы и внутренности как животных, так и людей. Последнее особенно меня шокировало. Авторы этих книг явно шли на преступление. Ведь единственный способ так подробно узнать внутреннее строение человека — сделать вскрытие. Я слышала о жутких случаях, когда преступники разрывали свежие могилы, похищали мертвецов и продавали в анатомические театры. Сложив всё увиденное, я пришла к выводу, что держу в руках пособие по некромантии. Неужели именно по этой причине мистер Фарроуч ходил на кладбище, к могиле Дороти Гросс?

Я побыстрее захлопнула книгу и вернула её на место. По правде сказать, мне хотелось вымыть руки, как будто на пальцах остался незримый след, мрачный отпечаток. Хоть я и не могла их прочесть, но чувствовала, что от этих фолиантов исходит что-то темное, неправильное, противное природе. Я оглянулась на мистера Фарроуча. В свете нашего вынужденного общения, моё мнение о нём не то чтобы изменилось, но теперь я была озадачена. Если ещё вчера я видела в нём поклонника темных искусств, злодея и убийцу, то сегодняшний разговор показал его человеком пусть и колючим, но по-своему честным. И только эти отвратительные книги и препарированные зверьки не вязались с новым впечатлением. Я тут же спохватилась, вспомнив другие неясности в его поведении. Нет, я не совершу ошибку излишней доверчивости. Возможно, именно этого он от меня и ждёт. Тем не менее я неожиданно порадовалась тому, что не успела обратиться в полицию: в ближайшее время, пока мистер Фарроуч в таком состоянии, мне самой ничто не угрожает, и я могу попытаться узнать во время беседы то, что он точно не рассказал бы стражам правопорядка. Пользоваться его нездоровьем, конечно, некрасиво, но мне сейчас было не до щепетильности.

Я окинула взглядом остальные полки. Коллекция была обширная и весьма разнообразная. Здесь были и труды по физике частиц, и философские трактаты, и какие-то инженерные чертежи, и переписки выдающихся умов древности и современности. Среди внушительных талмудов с тиснёными корешками, атласными язычками закладок и полуосыпавшимися золотыми буквами в названиях меня привлёк небольшой красный томик, стеснительно задвинутый в самую даль. Под ничего не говорящей обложкой оказался сборник из трёх средневековых легенд весьма романтичного содержания. Когда я его открыла, оттуда выпал и спланировал на пол листок. Это оказалась прелестная акварельная миниатюра с простеньким пейзажем. Подобные нередко писала Матильда, у неё к этому настоящий талант. Я быстро сунула её обратно меж страниц.

— Удовлетворили любопытство? — раздался голос позади меня.

Я испуганно обернулась, пряча книжицу за спиной, как какая-нибудь воровка. Мистер Фарроуч пришёл в себя и смотрел прямо на меня. Интересно, как давно он за мной наблюдает? Мне стало неловко, как будто я подглядела что-то личное, не предназначенное для посторонних глаз. Стоя лицом к нему и спиной к стеллажу, я постаралась незаметно вернуть находку на место.

— Не совсем, — объявила я. — У меня ещё много вопросов.

— Вам придётся их отложить, если не хотите свести меня в могилу. Прошу, покиньте комнату и дайте отдохнуть.

В этот момент снаружи послышался звук подъехавшего экипажа. Я подошла к окну и увидела, как из кеба выпрыгнул широкоплечий, но при этом не массивный мужчина лет тридцати, с цепкими глазами и зачесанными в гладкий пучок волосами. Сложением он был похож на одного из тех рабочих, что разгружают мешки с углем в порту. И, казалось, эта угольная пыль осела на нём, сделав смуглым, кареглазым и темноволосым. Единственное, что безошибочно указывало на его профессию, был щегольский саквояж в руках.

— Приехал врач, — сообщила я.

Мистер Фарроуч удивился, и только тут я вспомнила, что он не мог знать о нападении на графиню. Я вкратце пересказала ему новости. Он никак не отреагировал: ни сочувствием, ни злорадством. Пообещав зайти позже и привести врача, когда тот спустится от леди Фабианы, я направилась к двери.

— Не нужно. Он мне не поможет.

Ничего не ответив, я покинула комнату и поспешила в холл.

ГЛАВА 34

Я уже не застала никого в холле — врача успели проводить к графине. Рассудив, что его визит, вероятнее всего, затянется, я поднялась к Беуле и забрала в классную комнату обоих воспитанников. Леди Фабиана едва ли сможет сейчас что-то возразить против занятий дочери. А графу, бросившему супругу в таком состоянии, похоже, и вовсе нет дела до воспитания детей. Им не рассказали всей правды про мать, сказали лишь, что она приболела и какое-то время не сможет с ними видеться. Но дети всегда чувствуют, когда в доме что-то неладно. Вот и леди Эрселла с виконтом вели себя тихо как мышки. Даже Микаэль послушно выполнял все упражнения. Беула осталась вместе с нами в классной комнате и тихонько вязала в углу что-то, напоминавшее чехол для вазы.

— Что ты вяжешь, Беула? — не удержалась я.

— Чехол для вазы, — охотно отозвалась она. — Точнее, для всего: ваз, горшков, кувшинов. Гален рассказывал, как отец пару раз поколотил его за то, что тот горшки опрокинул (руки у него и впрямь не тем концом вставлены), — оно-то лавке убыток. Ну, а кулаки у его папаши всё равно что дыньки. — Наткнувшись на любопытный взгляд леди Эрселлы, Беула опомнилась и понизила голос: — Вот я и придумала способ: на мягкое-то падать — оно целее будет.

— И много ты их уже связала?

— Не шибко — пока только с дюжину будет, — сокрушенно вздохнула та. — Это подарок. Как думаете, ему понравится?

— Думаю, он оценит твою… изобретательность, — неуверенно ответила я.

Беула любовно погладила ровные петли и продолжила с удвоенным рвением.

Рассказывая про глубину приветственных поклонов в зависимости от чина придворного, я не забывала чутко прислушиваться к тому, что происходило этажом ниже. К счастью, стены не стали преградой для густого уверенного голоса доктора. Через какое-то время дверь внизу открылась и снова закрылась — это вышла проводившая его миссис Меррит. А вскоре на лестнице послышался торопливый топот. Беула подняла глаза от вязания и навострила уши. Оставив подопечных погруженными в задание, я выбежала в коридор и свесилась через перила. На лестнице я увидела Нору. В руках у неё был кувшин с водой, чистые тряпки и бинты.

— Что там, Нора?

Она задрала голову и понизила голос до страшного шёпота:

— Доктору Хэлси нужна помощница. Миссис Меррит мне велела помогать, мол, сама она не переносит вида крови. Она сейчас в кухне — разве что не прополоскала нос нюхательной солью! А мне каково? — пожаловалась девушка и сморщила личико.

— Думаю, тебе не придётся ничего делать, — постаралась успокоить её я. — Просто будешь подавать доктору бинты и менять воду.

— Надеюсь, — вздохнула Нора, — а ну как шить заставит? Маменька любит повторять, что саван и тот не доверила бы мне кроить.

— Едва ли это понадобится.

На втором этаже хлопнула дверь, и раздраженный голос врача раздался в коридоре. Он нетерпеливо окликнул девушку, и Нора тут же скрылась из виду, а я вернулась в классную комнату.

Этажом ниже ученый муж продолжил своё вещание. Голосовые возможности этого джентльмена легко позволили бы ему выступать с ораторской трибуны. Можно было подумать, он находится в соседней комнате. Но, увы, громкость и четкость это отнюдь не одно и то же — слов было не разобрать. Его монолог периодически перемежался паузами, из чего можно было заключить, что леди Фабиана всё же ему отвечала. Хотя не вполне ясно, каким образом. Впрочем, возможно, он просто рассуждал вслух или давал пояснения без какой либо реакции с её стороны. Длилось это недолго — минут через пять снизу послышался тоненький визг, а потом звук упавшего тела.

Я постаралась не выдать своего волнения при детях.

— Беула, будь любезна, проследи, чтобы виконт и миледи добросовестно выполнили домашнее задание. На сегодня урок окончен.

Я неторопливо вышла в коридор, прикрыла за собой дверь, а там приподняла подол и со всех ног кинулась к лестнице. Возмущенный доктор уже выволок наружу едва держащуюся на ногах Нору.

— Ой, мамочки мои, мамочки мои, — тоненько повторяла она.

Я бросилась к ним и поддержала девушку.

— Что с ней?

— Нежные же нынче служанки пошли, — проворчал он, пощёлкивая измазанными кровью пальцами у неё перед носом, — всего-то и требовалось, что края пореза стягивать.

Нора держалась за стенку и за меня, чтоб не упасть.

— Приведите её в чувство, а мне надо закончить дело.

Он отвернулся к двери и взялся за ручку.

— Может быть, я смогу вам помочь, сэр?

— Мне некогда подавать нюхательные соли и махать надушенным платочком, — отрезал он.

— Это не понадобится.

— Видели когда-нибудь кровь?

Я кивнула, постаравшись выглядеть уверенно. Он на секунду задумался.

— Идёмте, — махнул он и нырнул в комнату.

— Ты в порядке, Нора? Сможешь стоять? — наклонилась я к служанке, и она, часто дыша, сделала мне знак следовать за ним.

Я не заставила себя ждать и поспешила в комнату. Голова немедленно закружилась от удушливой смеси дорогого парфюма и горько пахнущих лекарств. Вот уже второй раз за день мне приходилось иметь дело с больными. Всего один этаж отделял пациентов, но какой разительный контраст: коморка мистера Фарроуча казалась тесным чуланом по сравнению с роскошно обставленным будуаром графини, где со всех сторон мерцали, блестели и сверкали гладкие, полированные, драгоценные и полудрагоценные поверхности.

Сама леди Фабиана полулежала с закрытыми глазами на высокой кровати, поддерживаемая огромными атласными подушками, как облаками. Я удивилась, увидев, что даже сейчас она не сняла свои длинные перчатки. Когда я вошла, её глаза приоткрылись, потом распахнулись, а затем гневно сощурились. Она приподнялась на локтях и вперила в доктора возмущенный взгляд, указывая на меня.

Несмотря на бледность, она не выглядела испуганной и ослабевшей. Я изо всех сил старалась не смотреть на багровый след, протянувшийся кровавой улыбкой под её подбородком. Сбоку торчали суровые нитки: обморок Норы прервал работу на половине. Вода в стоявшем на столике тазу напоминала клубничный компот, рядом валялись испачканные бинты. Я вздохнула поглубже, отчего стало только хуже — во рту появился противный привкус лекарств.

— Вот, другую помощницу привёл, — преувеличенно бодро начал доктор и поправил закатанные рукава, — эта обещает покрепче быть. Ну-ну, не стоит так волноваться.

Он взял графиню за плечи и решительно уложил обратно. Потом обернулся ко мне.

— Подойдите, мисс.

Я послушно приблизилась и встала сбоку. Леди Фабиана хоть и не могла говорить, но красноречивее всяких слов сверлила меня взглядом. Можно было подумать, в её несчастье виновата я.

Доктор наклонился к новенькому саквояжу с серебряными гвоздиками, который странно контрастировал с простой рабочей одеждой, и выудил оттуда искривленную иглу.

— Я слышал, в этом сезоне стоячий воротничок — писк моды, — обратился он к леди Фабиане, — да и с супруга теперь сможете потребовать колье на два пальца шире. В общем, куда ни глянь — одни преимущества.

Ни на минуту не прекращая болтовни, он ловко протёр иглу, нагрел над пламенем свечи и вдел нитку.

— Подержите вот здесь, — обернулся он ко мне. Не бойтесь: она в сознании, но ничего не чувствует.

Я сделала, как он велел.

— А уж как мужчины падки до женщин с томной хрипотцой в голосе…

Он ещё долго продолжал в том же духе, не замечая взгляда леди Фабианы. Теперь я понимала, почему постоянно слышала его из классной комнаты. Доктор руководствовался лучшими побуждениями, стараясь отвлечь пациентку. Просто, не отличаясь чуткостью, выбирал для этого не самые подходящие темы. Ему повезло, что графиня не могла говорить. В противном случае он рисковал, к примеру, самолично выколоть себе глаза, а затем пришить обратно этой же иглой.

— Ну вот и всё, — удовлетворённо заключил он, затягивая последний стежок, звонко откусывая ножницами нитку. — Через пару недель хоть в хоре сможете петь. А шовчик и с лупой не разглядите.

Доктор сильно вспотел во время работы, а не то его одежда непременно вспыхнула бы от взгляда, которым его наградила графиня. Оставалось только поверить ему на слово, потому что сейчас жуткие нитки на нежной шее производили неизгладимое впечатление.

— А вы молодцом, — сказал он мне в коридоре.

— Благодарю.

— О должности сестры милосердия не думали?

— Я гувернантка, сэр.

— Вот как? — приподнял брови он и окинул меня куда более заинтересованным взглядом.

Впрочем, я понимала, что интерес имеет чисто научное, а не романтическое основание.

— А вы смогли бы… — он махнул в сторону закрытой двери, не зная, как выразиться лучше.

Я тут же поняла, что он имеет в виду.

— О нет, — поспешила ответить я, — у меня для такого не хватит ни сил, ни навыков. Малюсенький порез, крошечная ранка — ещё куда ни шло. Но я не доктор, а потому графиня рисковала бы остаться с уродством на всю жизнь. А вы сотворили чудо, наложив столь ровный шов.

Тут я не кривила душой, он действительно сделал всё настолько аккуратно, насколько было возможно в таком непростом случае. Мужчина воспринял похвалу с импонирующим прямодушием, просто как оценку усилий, и спокойно поблагодарил.

— И, кстати, я не доктор, а хирург, — поправил он. — Кажется, я забыл представиться. Гектор Хэлси, к вашим услугам.

— Аэнора Кармель.

Он быстро чмокнул протянутую руку, как будто клюнул. От его пальцев остро пахло лекарствами.

— Простите моё невежество, но в чём разница между этими профессиями?

— Ну, будь я доктором, нацепил бы сюртук поважнее, монокль и прочитал графине лекцию о глубине порезов и видах стежков, а в заключение прописал бы успокоительные травки.

Я едва не прыснула со смеху.

— А вы не очень-то высокого мнения о врачах.

— Зато они достаточно высоко сидят, чтобы не услышать его и потому не обидеться, — беззлобно ухмыльнулся он.

— Так вы, верно, видели и мою предшественницу? — осведомилась я, решив направить разговор в нужное русло.

— Предшественниц, — снова поправил он. — Последнюю я помню довольно хорошо. Такая тоненькая, звонкая, на девочку похожа.

— Да, мне говорили. Но она с месяц как уволилась. Вы были знакомы?

— Лично нет. Видел, когда меня к паршивцу вызвали — кошка тогда хорошенько его подрала.

— Вы о Микаэле?

Страницы: «« « ... 1011121314151617 » »»