Сочинения по русской литературе. Все темы 2011 г. Козловская Наталия

Но символичность образа Матрены заключена не только в ее судьбе, но и в ее характере. Несмотря на перенесенные несчастья, она сумела сохранить исключительную доброту, милосердие, человечность, бескорыстие, готовность всегда прийти на помощь другим, огромное трудолюбие, незлобивость, терпеливость, независимость, деликатность. Потому она и замуж за Ефима пошла, что в его доме рук не хватало. Оттого она Киру на воспитание взяла, что нужно было участь Фаддея облегчить и как-то связать себя с его семьей. Любой соседке помогала, в соху во время пахоты шестой впрягалась, на общие работы, не будучи колхозницей, всегда выходила. Чтобы помочь Кире, участком земли обзавелась, горницу свою отдала. Даже кошку хромую из сострадания подобрала. В силу деликатности своей не желала помешать другому, не могла обременить кого-то. В силу доброты своей бросилась помогать мужикам, увозящим часть ее избы. Она жила радостями других, и оттого лучезарная, добрая улыбка часто освещала ее круглое лицо. Автор не раз упоминает об этом, он часто фотографирует Матрену, чтобы уловить дорогую ему «улыбку ее кругловатого лица». Сочная, певучая крестьянская речь дорисовывает образ героини. А страшная гибель ее выявляет и трагизм, и возвышенность, и красоту этого характера, редкого и символического одновременно.

Вместе с гибелью Матрены рушится и ее дом. Эти события происходят параллельно. Разъятие надвое избы подготовило смерть героини, а смерть эта, в свою очередь, обусловила окончательное разграбление и уничтожение Матрениного двора. На деревянную Русь наступает жестокий железный век.

Воплощением этого агрессивного мира зла и насилия с его грубой поступью и стальным лязгом, с его алчностью и безжалостностью в рассказе становятся родственники, соседи, и в первую очередь Фаддей. Озверелый стяжатель и жадный хищник, он неутомимо рыщет в поисках того, что можно прихватить, присоединить. Даже после гибели сына и Матрены, когда «дочь его трогалась разумом», а над зятем «висел суд», Фаддей метался с неразгибающейся спиной и свозил то, что осталось от горницы, к себе во двор и вел переговоры с сапожником-дезертиром о дальнейшем разделе имущества.

Все искажено в этом мире алчности. Плач переходит в политику, пение «Достойно есть» – в недостойное хвастовство и неприличное оживление, исполнение «вечной памяти» – в беспамятство, ибо «никто в эту вечную память уже не вкладывал чувства». Бывший возлюбленный и жених является как некий «черный человек», предвещая несчастье, а потом становится непосредственным виновником гибели героини. Участницами гнусного дележа жалкого скарба Матрены оказываются сестры, соседки и другие родственники, которые соглашаются со словами золовки, все отзывы которой о Матрене «были неодобрительны: и нечистоплотная она была; и за обзаводом не гналась; и не бережная; и даже поросенка не держала, выкармливать почему-то не любила; и, глупая, помогала чужим людям бесплатно…». Не случайно горницу Матрены разбирают «как безумные», ополоумел от жадности Фаддей, дочь «трогается разумом», «опасались за разум» Киры; по сходству с людьми даже «мышами овладело какое-то безумие». Они, не замечая этого, пребывают в мире нелепостей и безумия.

Таким образом, простая русская женщина Матрена во всех своих поступках обнаруживает величие, прожив свою жизнь не суетясь и не размениваясь на мелочи, в то время как остальные герои рассказа нарушают гармонию мира и никогда не будут в согласии с самими собой.

Тема Великой Отечественной войны в современной отечественной прозе. (По повести В. Быкова «В списках не значился»)

Великая Отечественная война – одно из самых значимых событий XX века для России. Она унесла миллионы жизней, и не было, наверное, в стране ни одной семьи, которой не пришлось бы пережить утрату. И такое событие не могло не быть отражено русскими писателями и поэтами.

Некоторые произведения, посвященные теме войны, были написаны во время войны или сразу после нее («Василий Теркин» А. Т. Твардовского, «В окопах Сталинграда» В. Некрасова), некоторые – спустя какое-то время. В числе последних – повесть Б. Васильева «В списках не значился».

«В списках не значился» – это взволнованное и патетическое повествование о подвиге одного из защитников Брестской крепости, которая первая встретила удар врага и вынуждена была защищаться, несмотря на полную неожиданность нападения фашистов и абсолютную неподготовленность к войне. Повесть Васильева имеет документальную основу – писатель рассказал в эпилоге, из каких реальных брестских впечатлений возник замысел книги. Но реальные впечатления – лишь фундамент произведения: быль здесь тесно переплетается с народной легендой о герое, имя которого – Николай, звание – лейтенант, а фамилия – неизвестна.

Этот легендарный герой в романе обретает фамилию, и вместе с ней – биографию, индивидуальную судьбу. Впрочем, экспозиция (в которой как раз и рассказывается о жизни героя до приезда в крепость) довольно краткая. Мы видим только, как молодой москвич Николай Плужников прощается с матерью и любимой девушкой и уезжает служить в Брест.

Николай Плужников – обыкновенный человек. Автор подчеркивает эту деталь: девятнадцатилетний выпускник командного училища в экстремальной ситуации совершает геройские поступки. Страницы повести, посвященные довоенной жизни Плужникова, описывают юношу, который гордится своей новой, хрустящей военной формой, которому льстит, что новички-курсанты отдают ему честь, и он намеренно выходил усталой походкой по вечерам, чтобы по-мальчишески насладиться своим новым положением.

Читатель узнает, что Плужников, как все молодые люди его возраста, мечтает о любви, о славе, он в восторге от встречи с Валей, но в то же время у лейтенанта есть свои принципы, от которых он не может отказаться ни при каких обстоятельствах. Так, например, герой отказывается от заманчивого предложения генерала остаться при училище командиром учебного взвода и впоследствии поступать в академию, потому что, по его мнению, каждый командир должен сначала послужить в войсках, научиться командовать бойцами, «похлебать с ними из одного котелка».

Получив назначение на службу в Брестскую крепость, Плужников все время пытается соответствовать тому, что в его представлении является воинским долгом. Например, он стремится попасть в свой полк обязательно «сегодняшним числом», то есть не позднее срока, определенного в его предписании.

Неожиданно начавшаяся война очень быстро заставляет Плужникова забыть тщеславные мечты. Николаю приходится узнать, что командир он еще плохой, а его первые действия на войне, когда он растерялся и не знал, что нужно делать, по справедливости должны быть расценены как преступление, за которое полагается расстрел.

Наступает время беспощадного суда над собой. Юный лейтенант Плужников «умер» в первый же день войны, сразу став человеком без возраста, молодость которого сгорела без остатка в страшном и безжалостно уничтожающем иллюзии огне. «Он сидел на полу, не шевелясь, упрямо думая, что совершил самое страшное – предал товарищей. Он не искал оправданий, не жалел себя – он стремился понять, почему это произошло».

Война оказывается переломным моментом как в жизни лейтенанта, так и в его восприятии мира. Ничем не выделяющийся молодой человек, скромный, немножко наивный, немножко даже смешной, вдруг мгновенно взрослеет, становится солдатом, становится человеком, для которого понятия Родина, страна, Красная Армия приобретают особый смысл и который отчетливо осознает, в чем заключается его предназначение.

Согласно воинскому Уставу, который так четко выполнял Плужников, он не является защитником Брестской крепости, потому что не успел зарегистрироваться: он не значится в списках полка. Но в том-то все и дело, что войну выигрывают не значившиеся в списках военные, а те, кто сам занес себя в эти списки, не по Уставу, а по призыву совести.

Скрывшись в подземельях крепости, Николай становится бойцом невидимой армии ночных мстителей Бреста – неуловимых и, казалось, заговоренных от смерти. Герои Бреста «умирали, не срамя», приближая в страшные первые месяцы войны еще далекий день победы. Они знали, что обречены, но продолжали сражаться, бросая вызов смерти, умирали непобежденными. «Человека нельзя победить, если он этого не хочет. Убить можно, а победить нельзя», – говорит Плужников. Эти слова – не красивая фраза, не патетическая декламация, а героическая формула Брестской эпопеи, а также пророческое предвидение лейтенантом Плужниковым собственной судьбы. «Он упал на спину навзничь, широко раскинув руки, подставив солнцу невидящие, широко открытые глаза. Упав свободным и после жизни, смертию смерть поправ».

Политрук, фельдшер, старшина, завещавший Плужникову знамя полка, – звенья единой, прочной и вечной цепи. Николай с отчаяньем кричит в первый день войны: «Пустите! Я в полк должен! В полк! Я же в списках еще не значусь!» Не суждено было ему найти свой полк и попасть в списки. В апрельские дни 1942 года, после десяти месяцев немыслимых испытаний, великих потерь и побед он уже не думает ни о списках, ни о личной славе. Не сожалеет и о том, что его имя затеряется в бесконечном списке безымянных героев, неизвестных солдат. Единственная мысль, которая утешает его, – мысль о том, что его любимая женщина, Мирра, носящая под сердцем их общего ребенка, жива. К счастью, ему не суждено было узнать, что Мирру, как и ее нерожденного ребенка, убили в тот же день, когда она решилась выйти из крепости и присоединиться к женщинам, которые ежедневно работали неподалеку от крепости.

Важно то, что Б. Васильев ставит своих героев в ситуацию нравственного выбора. Денищик несколько раз спасает жизнь Плужникову и, умирая, не жалеет о сделанном выборе. Степан Матвеевич, понимая, что умирает от заражения крови, хочет, чтобы его смерть была ненапрасной, и подрывает себя гранатами, уничтожив при этом фашистов. Но главный выбор делает Плужников: он может уйти вместе с двумя уцелевшими бойцами, но при этом он должен оставить Мирру, потому что она не в состоянии идти далеко из-за больной ноги. Однако герой осознает свою ответственность за девушку, поэтому остается с ней, более того, выгоняет Небогатова и Климкова, потому что они допустили мысль о спасении без Мирры.

Плужников использует каждую возможность, чтобы бороться с врагом, его ничто не может убедить, что его сопротивление бесполезно, что он потерпел поражение. Он жив, а значит, жива Красная Армия, в которой он даже не значится. В экстремальной ситуации Николай Плужников думает не о спасении своей жизни, не о смерти, которая, как он понимает, неизбежна, а о своей Родине и своем долге. В диалоге с Миррой лейтенант говорит, что русских солдат нельзя победить, их можно только убить, и в этом смысле смерти не существует. Человек выше смерти. Он приводит в пример Степана Матвеевича, Володю Денищика, фельдшера, который выполнял свой врачебный долг, помогая безнадежно раненным людям, считая, что этих людей не победили. А вот Прижнюка, который сдался в плен и всячески спасал свою шкуру, действительно убили, хотя он и остался жив.

Показательно то, что в финале повести даже фашисты оценили мужество последнего защитника Брестской крепости и отдали ему высшие воинские почести, так и не узнав имя русского солдата, не значащегося ни в одном списке, кроме списка нашей памяти. Не случайно повесть заканчивается строчками о том, что неважно, где лежат русские солдаты, а важно то, за что они погибли.

«Подвиг не рождается сразу. Для этого… нужно щедрую душу иметь» (Г. А. Медынский). (По произведению К. Симонова «Живые и мертвые»)

Человек в своей повседневной жизни никогда не равен тому, что он на самом деле из себя представляет, поскольку постоянно носит какую-то маску – даже перед самим собой. И именно поэтому зачастую и сам не знает, на что он способен, каков он, чего стоит в действительности. Момент познания, прозрения происходит только тогда, когда человек оказывается в положении категорического выбора – легкой жизни или тяжелой смерти, своего счастья или счастья другого человека. Именно тогда становится ясным, способен ли человек на подвиг или же пойдет на компромисс с самим собой. Многие произведения, посвященные Великой Отечественной войне, в действительности являются произведениями не о внешних событиях – боях, поражениях, победах, отступлениях, – но прежде всего о человеке и о том, каков он в действительности, когда оказывается в ситуации выбора. Такие проблемы и составляют внутренний сюжет трилогии К. Симонова «Живые и мертвые».

Действие разворачивается в начале войны в Белоруссии и под Москвой в разгар военных событий. Военный корреспондент Синцов, выходя с группой товарищей из окружения, принимает решение, оставив журналистику, присоединиться к полку генерала Серпилина. В фокусе авторского внимания постоянно остается судьба этих двух героев. Им противопоставлены два других – генерал Львов и полковник Баранов. Именно на примере этих персонажей Симонов исследует человеческое поведение в условиях войны, а значит, в условиях постоянной необходимости делать выбор, принимать решение.

Удачей писателя стала фигура генерала Львова, воплотившего в себе образ большевика-фанатика. Личная храбрость, честность и вера в счастливое будущее сочетаются в нем с желанием беспощадно и безжалостно искоренять все, что, на его взгляд, может этому будущему помешать. Львов любит народ – но народ абстрактный, а не конкретного человека с его достоинствами и недостатками, который рядом в данный момент. Он готов жертвовать людьми, бросая их в бессмысленные атаки, заранее обреченные на провал и огромные человеческие жертвы, видя в человеке только средство для достижения высоких и благородных целей. Его подозрительность распространяется так далеко, что он готов спорить с самим Сталиным из-за освобождения из лагерей нескольких талантливых военных, видя в этом предательство настоящего дела и целей. Так, человек в самом деле храбрый и верящий в высокие идеалы в действительности жесток и ограничен, не способен никогда совершить подвиг, пойти на жертву ради человека, который рядом, потому что элементарно не в состоянии этого человека увидеть.

Если генерал Львов – идеолог тоталитаризма, то его практик, полковник Баранов, – карьерист и трус. Он произносит громкие слова о долге, чести, храбрости, пишет бесчисленные доносы на своих коллег, но, оказавшись в окружении, облачается в солдатскую гимнастерку и «забывает» все документы. Собственная жизнь, личное благополучие несоизмеримо ценнее для него всего и всех. Для него нет даже и тех абстрактных и мертвых по сути идеалов, которые фанатично исповедует Львов. Собственно, никаких этических принципов для него вообще не существует. О подвиге здесь просто не может идти речи – даже само понятие оказывается несоизмеримым с ценностной системой Баранова, а точнее, отсутствием таковой.

Рассказывая суровую правду о начале войны, Симонов одновременно показывает народное сопротивление врагу, способность на решительный поступок маленького, на первый взгляд, человека, изображая подвиг обычных, рядовых советских людей, вставших на защиту Родины. Это и эпизодические персонажи (артиллеристы, не бросившие свою пушку и тащившие ее на руках от Бреста до Москвы; старик колхозник, ругавший отступающую армию, но с риском для жизни спасший у себя в доме раненую; капитан Иванов, собиравший испуганных солдат из разбитых частей и ведущий их в бой), и два главных персонажа трилогии – генерал Серпилин и Синцов.

Эти герои являются полной противоположностью Львову и Баранову. Генерал Серпилин – участник первой мировой войны, ставший талантливым командиром в Гражданскую войну, преподавал в академии и был арестован по доносу Баранова за то, что говорил своим слушателям правду о силе немецкой армии и масштабах грядущей войны, разрушая официально насаждаемый миф о «войне малой кровью». Освобожденный из концлагеря в начале войны, он, по его собственному признанию, «ничего не забыл и ничего не простил», но долг перед Родиной оказывается намного важнее личных глубоких и даже справедливых обид, предаваться которым просто нет времени, поскольку Родину надо срочно спасать. Внешне немногословный и даже суровый, требовательный к себе и подчиненным, Серпилин старается беречь солдат, пресекает всякие попытки добиться победы «любой ценой». В третьей книге К. Симонов показал способность этого действительно достойного человека к большой любви.

Другой герой, Синцов, задумывался вначале писателем только как военный корреспондент – без раскрытия личностного содержания. Это позволило бы создать роман-хронику. Но Симонов сделал роман-хронику романом о человеческих судьбах, в совокупности воссоздающих масштаб народной битвы с врагом. А Синцов получил индивидуальную проработку характера, став одним из главных действующих персонажей, на долю которого выпали ранения, окружение, участие в ноябрьском параде 1941 года, откуда войска уходили прямо на фронт. Судьбу военного корреспондента сменила солдатская доля: герой достойно проходит длинный путь от рядового до высшего офицера.

По Симонову, никакие внешние признаки – чин, национальность, класс – не имеют никакого влияния на то, каков человек в действительности, чего он стоит как человек и заслуживает ли этого наименования. В условиях войны предельно легко потерять человеческий облик и человеческую суть – и в этом случае не имеет значения причина: равно низким оказывается человек, превыше всего ставящий собственную безопасность, и человек, вроде бы верящий в самые светлые и высокие идеалы. Таковы Львов и Баранов, понятие подвига по отношению к которым просто неприменимо. И по этим же причинам их противоположностью становятся Серпилин и Синцов, никогда не забывающие о сострадании и человечности по отношению к тому, кто рядом. Только такие люди оказываются способны на подвиг.

Суровые будни войны. (По повести К. Д. Воробьева «Убиты под Москвой»)

Мужество есть великое свойство души; народ, им отмеченный, должен гордиться собою.

Н. М. Карамзин

Читая «русскую, святую, классическую» литературу, я привыкла думать о том, что она, наша литература, говоря о чем-то главном в жизни, задает миру очень важные вопросы: «Кому живется весело, вольготно на Руси?», «Что делать?», «Кто виноват?», наконец, «Что происходит с нами?».

О чем же главном она говорит? Почему хватает меня за сердце, «прямо за русские его струны»? «О подвигах, о доблести, о славе» – конечно, об этом… и еще – о верности, о дружбе, о любви…

Но вот как-то я открыла томик стихов Вероники Тушновой, и по глазам ударила строчка:

Знаешь ли ты,

Что такое горе?

Горе! Боль! – вот это и есть то главное, о чем говорит вся наша литература. Прав был другой поэт, Иосиф Бродский, заявивший миру: «Только с горем я чувствую солидарность…»

Литература ставит вопросы о самом больном и насущном в жизни.

Война и есть то горе, та неизбывная боль народа, о которых свидетельствует вся русская военная проза двадцатого века. «Сороковые, огневые, свинцовые, пороховые», с их славою и с их болью, правдиво и художественно ярко отражены в произведениях Виктора Некрасова, Василя Быкова, Юрия Бондарева, Владимира Богомолова… Список авторов военной прозы можно продолжать и продолжать. Но среди этих имен есть одно, которое, мне думается, звучит не столь часто. Недавно я прочитала восторженный отзыв В. П. Астафьева о повести «Убиты под Москвой», откуда запомнились слова о том, что эту книгу не прочтешь просто так, «на сон грядущий», потому что от нее, «как от самой войны, болит сердце…» Оказывается, этот замечательный писатель сам хлебнул окопной жизни, горя, крови и слез. При чтении повести Воробьева сжимались кулаки и возникало желание, чтобы никогда не повторилось то, что произошло с кремлевскими курсантами.

И, хотя боюсь читать о войне, о крови, страданиях и смерти, заставила себя взять повесть Константина Воробьева, прочла на одном дыхании, испытала многое: от легкого удивления до глубокой боли, до слез… Нет, эта книга вовсе не сентиментальна, скорее, она, можно сказать, сурово правдива; и те слезы, что вызвал у меня финал повести, нельзя назвать катарсисом, ибо, пережив вместе с героем страдание, я не освободилась от него. Боль осталась. Боль за героев повести, кремлевских курсантов, которым довелось воевать под Москвой в ноябре 1941 всего пять дней, и все двести сорок молодых, красивых (рост у каждого сто восемьдесят три сантиметра), романтически настроенных юношей погибли «после бесславного, судорожного боя, в нелепом одиночестве под Москвой».

Изображая войну, автор следует толстовской традиции: война не любезность, а самое гадкое дело в жизни. Изображая войну глазами лейтенанта Алексея Ястребова, писатель психологически тонко показывает избавление от шаблонного мышления, от стереотипного представления о войне.

Алексею и его товарищам, пока еще бодро и весело, под музыку шагающим за обожаемым командиром, фронт «рисуется зримым и величественным сооружением из железобетона, огня и человеческой плоти, и они шли не к нему, а в него, чтобы заселить и оживить один из временно примолкнувших бастионов».

Сам-то автор, прошедший сквозь ад войны и концентрационных лагерей, уже давно понял, как он пишет, «невероятную явь войны», а его героям еще только предстоит в полной мере осознать ее.

Вскоре курсанты поймут, что все их книжные представления о войне – это мираж, беспощадно уничтоженный суровой действительностью. Скоро, очень скоро им придется отказаться от мысли «бить врага только на его территории», от знания о том, что огневой залп нашего любого соединения в несколько раз превосходит чужой, суровые будни войны заставят их отказаться от «многого другого, непоколебимого и неприступного, о чем Алексей – воспитанник Красной Армии – знал с десяти лет…»

Оказывается, рота капитана Рюмина шла не к одному из временно примолкнувших бастионов, а для того, чтобы на этом участке фронта, окруженном фашистами, остаться навсегда. Воробьев, следуя «правде, прямо в душу бьющей», рисует эпизод встречи курсантов с хорошо вооруженным отрядом войск НКВД, задача которого состояла в том, чтобы «предотвратить отступление». Несколькими выразительными эпитетами, рисующими красноармейцев спецотряда, автор создает зловещую атмосферу насилия, жестокости, вдруг окружившую курсантов: у бойцов «засады» был какой-то распущенно-неряшливый вид и глядели они на курсантов подозрительно и отчужденно. На груди их командира «болтался невидимый до того курсантами автомат – рогато-черный, с ухватистой рукояткой, чужой и таинственной».

Сами же курсанты были вооружены лишь старыми самозарядными винтовками, гранатами и бутылками с бензином.

Нечеткое и зыбкое сознание, с которым молодые бойцы воспринимали войну, начало проясняться. И радость, «беспричинная, гордая и тайная», – радость жизни, и ненужное здесь тщеславие – все это улетучилось при первой минной атаке и при виде первых раненых и убитых товарищей.

Особое потрясение курсанты испытали при встрече с генерал-майором, которому с остатками дивизии удалось вырваться из окружения. О таком повороте событий лейтенант Алексей Ястребов даже не мог и помыслить.

Страх за свою жизнь и за жизнь своих товарищей вызвал у него вдруг «мучительное чувство родства, жалости и близости ко всему, что было вокруг и рядом…». И это чувство родства со всеми не оставит его уже никогда.

Писатель постоянно подчеркивает в своем герое его человечность, желание понять эту суровую, «невероятную явь войны»; «сердце его упрямилось до конца поверить в тупую звериную жестокость этих самых фашистов; он не мог заставить себя думать о них иначе как о людях…».

Война – «жестокая страна», и потому автор повести насыщает книгу «жесткими», беспощадными в своей правде эпизодами. Такова сцена с описанием смертельно раненного Анисимова, ноющего на одной протяжной ноте: «Отре-ежь… Ну, пожалуйста, отре-ежь…» На мокрой полуоторванной поле шинели Алексей увидел «глянцево-сизый клубящийся моток чего-то живого… Это “они” – понял Алексей, даже в уме не называя своим то, что увидел». «Невероятная явь войны» вызывает у него в этой сцене чувство тошноты, отторжения смерти, нежелания видеть кровь, страдания и смерть.

Рисуя сцену погребения первых шести курсантов, психологически точно изображая состояние живых – их «чувства отталкивающего ужаса смерти и тайного отчуждения», К. Воробьев подчеркивает верный, суровый вывод капитана Рюмина о том, что со стороны учиться мести невозможно. Это чувство само растет из сердца, как первая любовь у не знавших ее.

Эти два чувства – любовь и ненависть – владеют Алексеем во время рукопашного боя, в схватке с врагом, более похожей на объятие, когда убитый Алексеем немец вдруг «как-то доверчиво сник и отяжелел и почти переломился в талии». Страшный приступ рвоты того и другого противника как-то по-человечески в то же время сближает их. Да, война для того и другого – «самое гадкое дело на земле».

Возможно ли говорить о повседневной, обыденной жизни, о суровых буднях войны, если эти будни были такими короткими – всего пять дней?

Да, возможно, если за это время человек смог увидеть и пережить столь многое, что его хватило бы на всю жизнь.

В финальной сцене поединка с танком уже поварившийся в самых адских котлах войны, обогащенный ее жестким опытом, Алексей Ястребов вершит свой подвиг сурово и буднично; перед нами возмужавший герой, воин, ясно осознающий свою роль в этой войне. «То оцепенение, с которым он встретил смерть Рюмина, оказывается, не было ошеломленностью или растерянностью». Верный суровой правде войны, Воробьев убеждает читателя, что обстоятельства оказываются сильнее человека, и самоубийство командира, потерявшего целую роту, – тому подтверждение. После смерти Рюмина Алексей Ястребов вдруг понял, что в нем растаяла тень страха перед собственной жизнью. Теперь она стояла перед ним как дальняя «безразличная ему нищенка». Читая эти строки, я вспомнила подобное размышление Ю. Бондарева о свободе человека от страха смерти: «Когда человек судорожно держится за жизнь, он находится в мучительном телесном рабстве. Как только исчезает алчное насыщение жизнью, наступает свобода от страха смерти. И тогда человек свободен безгранично».

Перед лицом возможной смерти Алексею вспоминается его детство, дед Матвей, Бешеная лощинка. Для него здесь, на поле боя, сошлись прошлое и настоящее, а ради будущего надо было встать из траншеи с бутылкою зажигательной смеси и шагнуть навстречу идущему на него танку. И он шагнул, взорвал танк…

В романе «Прокляты и убиты» В. П. Астафьев говорит о своих героях, что жестокая сила войны не погасила в них «свет добра, справедливости, достоинства, уважения к ближнему своему, к тому, что было, есть в человеке от матери, от отца, от дома родного, от России, наконец передано, наследством завещано». И это в полной мере относится к героям повести К. Воробьева, пережившим краткий миг победы – в ночном бою – и в полной мере – суровые ее будни.

Писатель приводит нас к выводу, который сформулировал еще Н. М. Карамзин: «Мужество есть великое свойство души; народ, им отмеченный, должен гордиться собою».

«В том-то и признак настоящего искусства, что оно всегда современно, насущно, полезно…» (Ф. М. Достоевский). Великий русский поэт Н. А. Заболоцкий (идеалы, творчество, судьба)

Не позволяй душе лениться!

Чтоб воду в ступе не толочь,

Душа обязана трудиться

И день и ночь, и день и ночь!

Строки, вынесенные в эпиграф, я впервые услышала в школе на уроке литературы. В ту пору я, полуребенок, не могла сразу понять, что такое «труд души», почему душа – «рабыня и царица», «работница и дочь». Но образность стихов меня заворожила. Уже тогда было ясно, что так сказать мог человек, идеалом которого являются вера и упорство, труд и честность.

Позднее мне довелось услышать стихотворение Н. А. Заболоцкого «Гроза», поразившее меня своею музыкальностью, вдохновенной, восторженной интонацией, неподражаемой метафоричностью и, конечно, высоким полетом мысли, а последние две строки – о рождении стихов – вызвали радостный восторг сопереживания, сопричастности этому чуду.

И, играя громами, в белом облаке катится слово,

И сияющий дождь на счастливые рвется цветы.

Возникло желание познакомиться с личностью и творчеством этого дивного поэта.

Годы жизни Н. А. Заболоцкого – 1903–1958. Жестокие всеобщие метаморфозы русской действительности определили трудную судьбу поэта.

В начале творческого пути Николай Алексеевич Заболоцкий прошел через увлечение модернизмом, но свою жизненную позицию сформулировал к двадцати четырем годам. В 1928 году он писал будущей жене: «Пойдемте вместе! Надо покорять жизнь! Надо работать и бороться за самих себя. Сколько неудач еще впереди, сколько разочарований, сомнений! Но если в такие минуты человек поколеблется – его песня спета. Вера и упорство. Труд и честность».

В 1929 году появилась его замечательная книга стихов «Столбцы», где перекликаются различные мотивы – от древнерусских образов до модернистских находок. Сборник стихов открывается стихотворением «Красная Бавария», которое, как мне думается, и стало своеобразной вехой в трудной, полной исканий, испытаний и потрясений судьбе поэта. Это стихотворение заслуживает того, чтобы проанализировать его подробно. Вот начало:

В глуши бутылочного рая,

Где пальмы высохли давно,

Под электричеством играя,

В бокале плавало окно;

Оно на лопастях блестело,

Потом садилось, тяжелело,

Над ним пивной дымок вился…

Но это описать нельзя.

«Красная Бавария» – это одна из реалий нэповского быта, одна из тогдашних пивных. Поэт изображает ее с точностью очерка. Высохшие пальмы. Окно, отражающееся в бокале с пивом. Кривая эстрада с дрогнущими на краю немыми певичками, их голые руки, кажущиеся от резкого электрического освещения «эмалированными».

Возникает ощущение чего-то, с одной стороны, полукомичного, жалкого (высохшие пальмы, «дрогнущие сирены»), а с другой – чего-то неприятного, тягостного, тревожного. Первая строчка: «В глуши бутылочного рая» – это «в глуши» звучит неожиданно. Почему «в глуши»? Пивная в центре огромного города битком набита посетителями. Поэт видит именно глушь, дебри, что-то страшно далекое от настоящего Ленинграда и вообще от настоящей человеческой жизни. Сопоставление «бутылочного рая» с «глушью» – наложение одной метафоры на другую – дает ей более глубокую перспективу. Деталь – метафора становится выпуклой, появляются новые и новые конкретные детали, характеризующие этот «рай». Мы вместе с поэтом оказываемся в реальной пивной и не только видим, но и слышим нарастающий пафос (гармонизация нескольких доминантных согласных – «л», «н», «р» и другие) «бутылочного рая». Это описание срывается вдруг неожиданной строчкой – фразой «Но это описать нельзя».

В третьей строфе пошлость изображаемого сгущается и как бы накаляется. Описание напряженно и эмоционально, хотя напряжение сохраняет ироническую, сатирическую основу. Народ и стал толпой посетителей пивнушки, на сцену выйдет лишь одна «сирена». Народ превратился в «гостей». Сирена их «потчует» настойкой, потом «скосит глаза», потом «уйдет», потом «придет», потом берет «гитару наотлет», наконец, начинает петь пошловатую трактирную песенку. Попойка разгорается и превращается в общий пьяный хаос, сумятицу – «бедлам» и «бокалов бешеный конклав».

Мужчины тоже все кричали,

Они качались по столам,

По потолкам они качали

Бедлам с цветами пополам.

Бытовая сцена превратилась в реализованный кошмар в обычной пивной. Что же дальше?

Глаза упали, точно гири,

Бокал разбили – вышла ночь,

И жирные автомобили,

Схватив под мышки Пикадилли,

Легко откатывались прочь.

Пьянка и пьяный бред кончились. Бокал разбили. Глаза «упали». «Жирные автомобили» нэпачей разъезжаются. Наступает рассвет, все краски меняются, сонные гудки извещают о начале трудового дня. И все же концовка стихотворения не дает ощущения конца как освобождения:

Над башней рвался шар крылатый

И имя «Зингер» возносил.

Поэт нигде не смакует эту болезненную пошлость, везде подчеркивает свою к ней враждебность. Гротесковое, причудливое изображение «густого пекла бытия» нэповских лет навлекло на Заболоцкого критические громы, обвинения в клевете на действительность. Приклеили ярлыки: «кулацкий агент», «иудушка Головлев», «враг Советской власти». На самом же деле было другое: поэт воспроизвел утилитарное мировоззрение дикой, темной силы, вывернутой на поверхность революцией. «Столбцы» кричали о первых признаках страшной опасности – появления огромной массы бывших «маленьких людей», ставших хозяевами жизни, для которых словно и не существовало предыдущих поколений, их культуры. Крик не был услышан. Начался поистине страдный путь поэта: в год «великого перелома» (1929–1930) Заболоцкий создает поэмы «Торжество земледелия» и «Безумный волк», получившие жестокую оценку критики, переходящей в идеологическую подозрительность и политические обвинения, поэма «Торжество земледелия» была воспринята как пасквиль на коллективизацию, готовая книга стихов была запрещена и не увидела свет.

Новый сборник стихов «Вторая книга» вышел лишь в 1937 году, а в марте 1938 Николай Заболоцкий был арестован и после жестоких допросов приговорен к пяти годам заключения. Несколько лет поэт провел в лагерях и ссылке – на Дальнем Востоке, в районе Комсомольска-на-Амуре, на строительстве железной дороги, затем ссылка продолжалась в Караганде. До августа 1944 года поэт был на положении заключенного.

В одном из поздних произведений – «Гроза идет» – обрисовывается сдержанными штрихами личная судьба:

Сквозь живое сердце древесины

Пролегает рана от огня,

Иглы почерневшие с вершины

Осыпали звездами меня.

Пой мне песню, дерево печали!

Я, как ты, ворвался в высоту,

Но меня лишь молнии встречали

И огнем сжигали на лету.

В строю зэков звучал одобрительный отзыв лагерного начальства. «Заключенный Заболоцкий замечаний по работе и в быту не имеет, – отрапортовал надзиратель и добавил, – говорит, стихов больше никогда писать не будет».

Нелегко пришлось Заболоцкому и после освобождения. Выручала работа переводчика. Вернувшись к начатому еще накануне ареста стихотворному переложению «Слова о полку Игореве», он скупо писал близким: «Своих стихов не пишу и не знаю, как нужно их писать».

Стихотворение «Утро» открывает новый, послевоенный период творческой жизни поэта. Оно связано с темой возрождения, перехода от тьмы к свету. В стихотворении «Уступи мне, скворец, уголок…» образ весны, весенних человеческих чувств разрастается до вселенских масштабов. В силе весеннего чувства проглядывает и трезвое осознание пережитого, уже не весеннего:

Я и сам бы стараться горазд,

Да облезли от холода перышки.

И тем более покоряет эта беззаботность, непринужденность чувства речи, страстного размышления, оценки: «А весна хороша, хороша!» Все одушевлено, все движется, самое отдаленное удивительно близко друг другу. Душа готова поселиться в «старом скворешнике», но вместе с тем прилепиться «паутиной к звезде». А песня скворца, этой маленькой птички, звучит даже «сквозь литавры и бубны истории». Пейзажи наполнены страстным лиризмом, смелыми переходами образов, интонацией, подчеркнутой активностью человека.

Человек – «зыбкий ум» природы – становится ее учителем и педагогом. Все другие живые существа и даже все стихийные силы природы – это «младшие братья»: «Березы, вы школьницы!»

В нескольких строчках соединяются самые отдаленные ассоциации. Кузнечик «ростом» «как маленький Гамлет», бабочки садятся на лысое темя Сократа, и тут же березы «задирают подолы», и вся природа сравнивается с потаскухой и сводней. Выражаясь словами стихотворения о весне и скворце, «кавардак» и «околесица»! Но этот кавардак – оркестрованный, очень стройный. И опять возникают тема бессмертия и его пафос. Человек – «хозяин этого мира» – не может согласиться, что «жизнь продолжается только мгновение». И еще острее становится чувство утверждения жизни, страстной любви к ней: «Нет в мире ничего прекрасней бытия. Безмолвный мрак могил – томление пустое». Это новое бессмертие умудренного жизнью, трудом и горем «творца дорог», которого всю жизнь вели труд и честность:

О, я недаром в этом мире жил!

И сладко мне стремиться из потемок,

Чтоб, взяв меня в ладонь, ты, дальний мой потомок,

Доделал то, что я не довершил.

Сколько бы лет ни прошло, стихи Николая Алексеевича Заболоцкого всегда будут звучать современно.

«Всякая благородная личность глубоко осознает свои кровные связи с отечеством» (В. Г. Белинский)

Название романа Л. Ржевского «Две строчки времени» в каком-то смысле слова является определяющим. Две строки – две линии – два образных ряда. Между ними нет параллелизма, скорее здесь имеет место сложнейший музыкальный перебор аккордов: строчки-линии ведут две разные темы, перевивая их в психологически многомерную ткань повествования. Герой одновременно живет в прошлом и настоящем, причем прошлое отнюдь не эфемерно, а подчас более реально, нежели кажущееся иногда фантастическим и иллюзорным настоящее. Прошлое – Россия, настоящее – Америка. Два времени персонифицируются в образе двух женщин. У них одинаковое имя: Ия. Оно звучит как оторванное ветром окончание прекрасного слова: Россия, с которым оно так органично рифмуется.

Обе женщины героя очень разные сами по себе и в чем-то бесконечно родные друг другу: словно их сближает какая-то тайная ментальная наследственность. Сближает их и то, что герой теряет их обеих: любовь в нашем веке отмечена печатью экзистенциальной непрочности, призрачности.

«Две строчки времени» – роман о любви. О любви пронзительно чистой и трагической. Роману присущ лиризм большой поэзии, это, по сути, поэма в прозе, причем двухголосная поэма. Две Ии через бездну времени и смерти ведут неявный диалог друг с другом. В чем-то они могут найти согласие, несмотря на внешнюю противоположность их судеб и характеров. Тонкий эротизм описания передает с поразительной точностью как прелесть двух женских образов, так и разительный контраст в их отношении к жизни. Первая, далекая Ия – Юта – осталась для героя образцом целомудрия, верности долгу, врожденному благородству и непорочности. Грязь окружающей действительности, не будучи в состоянии замарать, оказывается в состоянии лишь уничтожить, убить физически. Однако для героя она по-прежнему жива, он ведет с ней постоянный диалог-исповедь. В этом образе страдания и непорочности прослеживается образ христианской святыни – Богородицы всемилостивой и всепрощающей.

Вторая Ия, хиппи-интеллектуалка, несущаяся по жизни в красном кабриолете, ведет с героем странный и никому не нужный спор насчет его устаревшей морали, отживших идеалов. При этом она полностью погружается в глубокое сильное чувство к нему, которое ей не удается замаскировать даже вычурной сексуальностью. Она свободна и гармонична, а в гармонии, по Ржевскому, и живет образ Бога. Она не в силах признаться, что любит героя, это привело бы к ломке внешнего конфликта отживших принципов и новой свободы морали, то есть свело бы на нет ее нравственную догматику. Кульминация романа обнажает ее метания, ее поиск неизвестно чего. Она хочет любить, но не дает себе права принадлежать. Появившись в жизни героя в яркий солнечный день на красном жуке, она уплывает от него на темном пароходе. Идет дождь. Ее душа мечется, а руки исколоты. Когда в конце романа герой видит образ под черным дождевиком, похожий на нее (может быть, и только образ…), и подает в узкую ладошку долларовую банкноту – это и есть конец. Она вечно будет метаться, а он всегда будет ее искать. Она вечно будет просить о чем-то, а он будет давать ей не то, что она ищет. Его же судьба – искать навсегда потерянный, далекий и противоречивый образ Родины в образе любящего существа, к которому можно вернуться.

В ткань романа тонко вмонтирован еще один диалог. Это диалог стилистики, право отражения мира. Иван Бунин как бы противостоит – разумеется, неявно, в глубинах подтекста – Владимиру Набокову. В творчество обоих писателей властно вошел эротизм. Сколь различно, однако, этот термин преломился в творчестве Бунина и Набокова! Вспомним, как мощно и ярко тема страсти прозвучала в бунинских «Темных аллеях» и как она утончилась, изощрилась, где-то даже изломалась в набоковской «Лолите». Два эти произведения – «Темные аллеи» и «Лолита» – тоже задают роману двуполюсность, как если бы это были не книги, а живые персонажи. Леонид Ржевский – писатель-филолог, поэтому в его прозу на правах героев, деталей, сюжетных поворотов могут входить филологические реалии. Отсюда и чисто структурное своеобразие этой прозы, и ее насыщенность культурно-историческим контекстом. В глубинном споре Бунина и Набокова Леонид Ржевский тяготеет к бунинской традиции… Недаром герой и Ия переводят с русского бунинские «Темные аллеи».

Ностальгия, тоска по Родине, невероятно тонко отражается в прозе Леонида Ржевского. Уже то, что для него Родина предстает как далекий, неуловимый и желанный образ любимой женщины, не оставляет читателя равнодушным. Родина, изгнание, одиночество и истинная, прощающая и благословляющая любовь переплетаются в его романе, придавая ему нескончаемую прелесть.

Леонид Ржевский является большим художником слова. Язык его точен, трепетен, одухотворен. В современной литературе мы отвыкли от такого языка. Ведь его хранителем были те пласты русской интеллигенции, которые едва ли не начисто уничтожены сталинизмом, и спасибо зарубежью, что оно сохранило ясный, не замутненный советскими неологизмами и чудовищными аббревиатурами доподлинный русский язык.

Современный читатель и современный писатель. (Читая романы Бориса Акунина о Фандорине)

Темой любого литературного произведения, так или иначе, является жизнь отдельно взятого человека. Исследовать составляющие жизненного пути, чувства, мысли, страдания брались самые замечательные писатели всех времен. Прочитав серию произведений Григория Чхартишвили (Бориса Акунина) о приключениях русского сыщика, я была очарована великолепным русским языком, потрясающим знанием эпохи, непредсказуемостью и быстрым развитием сюжета.

Главный герой серии приключений – Эраст Фандорин. Эраст Петрович никогда не выступает в роли повествователя, поэтому на его поступки мы, как правило, смотрим глазами малознакомых ему людей, мнение которых о нем по ходу действия изменяется. Автору удалось создать живого романтического героя, привлекающего на свою сторону симпатию всех без исключения читателей. Каждый следующий детектив добавляет в портрет Фандорина множество мелких, но красочных штрихов, намечает будущие контуры. В первом романе о Фандорине «Азазель» мы находим такой портрет героя: «Это был весьма миловидный юноша, с черными волосами (которыми он втайне гордился) и голубыми (увы, лучше бы тоже черными) глазами, довольно высокого роста, с белой кожей и проклятым, неистребимым румянцем на щеках». В «Левиафане» сыщик описан уже несколько иначе: «Первое впечатление от Эраста Фандорина было такое: немногословен, сдержан, вежлив. На вкус Гоша слишком уж лощеный. Крахмальный воротничок торчит будто алебастровый, в шелковом галстуке жемчужная булавка, в петлице (фу ты ну ты) алая гвоздика. Гладкий проборчик волосок к волоску, холеные ногти, тонкие черные усы словно углем нарисованы». В этом же романе автор обращает внимание на «эффектную внешность» счастливчика судьбы и покорителя красавиц: «Внимание привлекал не столько щегольский наряд пассажира, сколько импозантная, можно даже сказать, эффектная внешность. Молодой человек был высок, строен, широкоплеч, на мир смотрел ясными голубыми глазами, ему необычайно шли тонкие подкрученные усики, а черные, аккуратно причесанные волосы имели странную особенность – интригующе серебрились». А в одном из последних романов – «Пиковый валет» – герой уже не так молод, но по-прежнему благороден: «Сразу видно – особенный человек. Лицо красивое, гладкое, молодое, а вороные волосы на висках с сильной проседью».

Перед нами проходит жизнь необычного человека, он меняется на наших глазах, непоколебимым остается восприятие этого персонажа. Эраст Петрович удачлив, почти бессмертен, благороден и привлекателен, элегантен и атлетичен, в общем, на загляденье, но все же несчастен. Читатель невольно начинает сопереживать герою, на период чтения сливаясь с ним в единое целое. Фандорин – это своего рода мечта многих женщин. Такой невозможно красивый, очень сильный, невероятно благородный, загадочный, в него влюбляются все женщины, а он остается холодным и равнодушным. Женщины, на чьем пути он встречается, – будь то великая княжна или дочь банкира, зараженная идеями народовольцев, – теряют голову и готовы первыми объясняться ему в любви… А он? Почти молчаливый: «Голос спокойный, тихий, говорит с легким заиканием, но каждое слово к месту, и видно, что повторять одно и то же дважды не привык. Внушительный господин, ничего не скажешь». Фандорин всегда замкнуто-отрешенный, изысканно учтивый, но он полагает, что судьбой ему уготовано оставаться одиноким. Он импозантный, красивый, эффектный мужчина. У него есть сверхъестественные способности в большом количестве. Во-первых, это невероятная везучесть. Удачливость Фандорина отмечена еще в первом романе. Вот как о фандоринской счастливой планиде скажет его спаситель граф Ипполит Зуров – персонаж «Турецкого гамбита»: «Есть в тебе что-то… Не знаю, печать какая-то, что ли. У меня на таких, как ты, нюх. Я будто нимб у человека над головой вижу, этакое легкое сияние. Особые это люди, у кого нимб, судьба их хранит, от всех опасностей оберегает. Для чего хранит. Человеку и самому невдомек. Стреляться с таким нельзя – убьет. В карты не садись – продуешься, какие кундштюки из рукава не мечи. Я у тебя нимб разглядел, когда ты меня в штосс обчистил, а потом жребий на самоубийство метать заставил. Редко таких, как ты, встретишь».

Этот человек, по своему происхождению отнюдь не выдающийся, сделал блестящую карьеру от мелкого чиновника в полицейском управлении до статского советника, не будучи карьеристом. Он может логично мыслить, медитировать, менять внешность, проникаться образом дома и видеть, что там произойдет в минуту смертельной опасности. Он для бодрости духа принимает ванны со льдом и владеет хитростями восточных единоборств… У него свой кодекс чести, которому он неизменно верен, он – рыцарь без страха и упрека… Эраст – чрезвычайно принципиальная личность, со своими понятиями о чести. Нравится он именно своей целеустремленностью, совершенно сказочной, мифологической честностью.

Что мне менее нравится в Эрасте Петровиче Фандорине, так это отсутствие чего-то человечески теплого, человеческой привязанности, крепости дружбы. Не помню, чтобы кого-нибудь из персонажей акунинских романов Фандорин мог назвать настоящим преданным другом или сам стал бы таким же другом. Он слишком спокоен, не эмоционален, скрывает свои истинные чувства, часто холоден к окружающим.

Таким образом, я медленно подошла к развязке моего сочинения – логическому выводу, который раскрывает заявленную тему и в то же время выражает мою позицию. В произведениях Бориса Акунина мы практически все узнаем о господине Эрасте Фандорине. Нам становится понятно, что хотя герой и необыкновенный человек, со своими недостатками и достоинствами, он, как и все люди, испытывает чувства к окружающим, порой это любовь или симпатия, иногда ненависть или отвращение, и, несмотря на то, что он их тщательно скрывает, мы знаем, что он может быть и чувствительным человеком; он все время размышляет, обдумывает что-либо. То это очередное расследование, то просто анализ, попытка понять и разузнать все об интересующем его человеке – ведь он необычайно наблюдателен. Мне кажется, что это не всегда хорошо – знать все обо всех. И, наконец, он, конечно же, страдает. Порой всему виной является любовь (особенно если вспомнить смерть его жены в день свадьбы, в какой-то степени по его вине). Иногда, наверное, одиночество, отсутствие родных и близких (несмотря на вторую жену, находящуюся где-то в эмиграции, и редкие мысли о сыне), его ум, который работает быстро, четко и правильно время от времени, приносят ему неприятности.

На примере жизни Эраста Фандорина мы видим, что жизнь – это не череда только белых или черных полос, жизнь прекрасна. Хотя и бывают несчастья, все пройдет, и жить следует ради простых вещей, которые заставляют людей радоваться. И чтобы понять это, люди страдают. Не испытав горя или несчастья, человек никогда полностью не осознает, не увидит и не поймет, что значит счастье. Поэтому можно с уверенностью сказать, что и современной литературой подтверждается высказывание В. Г. Белинского: «Жить – значит чувствовать, мыслить, страдать».

Нравственная проблематика одного из произведений современной отечественной прозы. (По роману Т. Толстой «Кысь»)

В начале ХХI века одним из самых заметных произведений стал роман Т. Толстой «Кысь». В этой антиутопии автор создает мир, который заставляет читателя задуматься о многих актуальных проблемах современности.

Действие романа происходит после некоего Взрыва в городке Федор-Кузьмичск, который раньше назывался Москвой. Этот городок, окруженный лесами и топями, населяют уцелевшие от Взрыва люди: «Ежели кто не тютюхнулся, когда Взрыв случился, тот уже после не старится. Это у них такое Последствие. Будто в них что заклинило… А кто после Взрыва родился, у тех Последствия другие, у кого руки словно зеленой мукой обметаны, будто он в хлебеде рылся, у кого жабры; у иного гребень петушиный али еще что». Национальной валютой и главным продуктом питания становится мышь, а предметом запугивания и устрашения некая Кысь, которая охотится на человека в лесу.

Можно сказать, что перед нами разворачивается своеобразная энциклопедия русской жизни, в которой легко угадываются черты прошлого и предстает страшная картина будущего. С одной стороны, в романе Толстой предстает модель мира, ассоциирующегося в сознании читателя с тоталитарным государством: Набольший Мурза Федор Кузьмич, малые мурзы в медвежьих шубах, санитары в Красных санях, которые преследуют Болезнь, и любые мысли о социальной справедливости, которые считаются своеволием. С другой стороны, эта антиутопия рисует картину мира, «мутировавшего» нравственно, духовно, и тогда Взрыв понимается как катастрофа, произошедшая в сознании людей, в их душах, после Взрыва изменились точки отсчета, покосились нравственные устои, на которых базировалась действительность на протяжении многих веков.

Главным героем романа становится Книга. Не случайно обращение Толстой к теме книги происходит именно в начале нового века. В последнее время все чаще возникает вопрос, какую роль будет играть и уже играет книга в жизни современного человека. Книга вытесняется компьютером, телевизором, видео, а вместе с ней уходит некая очень важная составляющая духовности, и это отсутствие нельзя восполнить ничем. Отношение к книге – один из центральных мотивов жанра антиутопии – необычным образом преломляется в романе «Кысь». Так же, как изображается в других антиутопиях, многие книги в новом обществе находятся под запретом правителей государства. Но часть книг все же доступна людям, и искусство определенным образом действует на персонажей: «Сел перебелять новую сказку: “Колобок”. Смешная такая история, ужасти… Бенедикт радовался за колобка, пишучи. Посмеивался… А как дошел до последней строки, сердце екнуло. Погиб колобок-то. Лиса его: ам! – и съела. Бенедикт даже письменную палочку отложил и смотрел в свиток. Погиб колобок. Веселый такой колобок. Все песенки пел. Жизни радовался. И вот – не стало его. За что?»

Пространство, в котором происходят события, замкнутое. Здесь не выстроены специальные преграды, но территория нового общества окружена психологическими барьерами. Казалось бы, существуют объективные обстоятельства, по которым голубчики не могут ходить на север, на запад и на юг, однако создается впечатление, что именно присутствие кыси, то есть навязанного беспричинного страха в душе каждого обитателя города Федор-Кузьмичска, ограничивает их восприятие действительности, отгораживает от окружающего мира.

Главный герой романа является одновременно и продуктом этого нового общества, и невольным хранителем и продолжателем жизни прежнего общества, что проявляется прежде всего в его внешнем облике: у Бенедикта нет никаких Последствий.

Бенедикт – человек (или существо), знающий грамоту, работающий в конторе государственным писцом, но при этом не читавший настоящих, старопечатных книг ни разу в жизни. Все, что он переписывает и читает, – отрывки, куски настоящей литературы. Герой одержим страстью к чтению. Бенедикт не понимает значений многих слов, и в его воображении они предстают в искаженном облике: мараль, фелософия, не врастеник. Мать главного героя – из «прежних», с «ОНЕВЕРСЕТЕЦКИМ ОБРАЗОВАНИЕМ», отец же – из простых «голубчиков». Мать Бенедикта характеризует окружающую действительность как «каменный век». В самом деле, в Федор-Кузьмичске, расцветшем на месте Москвы, которая стояла здесь «совсем прежде», вновь изобретено колесо, но разжигать огонь трением люди заново еще не разучились. Сознание Бенедикта характеризует двойственность. Герой мечтал о должности истопника, которая может дать власть и ощущение превосходства над другими голубчиками. Однако по воле матери Бенедикт был обучен грамоте и стал переписывать то, что сочинил Федор Кузьмич.

На протяжении всего произведения проявляется двойственность главного героя. Читателю все время кажется, что Бенедикт, на первый взгляд такой симпатичный и милый, вот-вот обретет свой путь, который настойчиво подсказывают ему Никита Иваныч (из «прежних») и Варвара Лукинишна.

В центре внимания автора находится процесс пробуждения и становления личности главного героя Бенедикта – от момента его первой любви и женитьбы до момента выделенности его из всего общества и полного одиночества, в котором ему предстоит сделать выбор, определяющий всю дальнейшую судьбу городка. Бенедикт начинает свое существование в избе (простой переписчик), а оканчивает в красном тереме (всесильный министр).

Изначально социальное положение Бенедикта было весьма незначительным. Несколько раз в произведении Бенедикт переживает некое «вознесение»: в первый раз кратковременное, имущественное, а во второй раз – социальное. Была у героя и третья возможность взлета – та, которую автор считает единственно истинной, – взлета духовного, но Бенедикт отказывается от этой возможности, он не готов к духовному перерождению. Толстая показывает, что количество прочитанных книг не перерастает в качество, Бенедикт не способен на прозрение, его сознание все равно «мышиное», и конь навсегда останется большой мышью.

Первый раз герой чувствует себя барином, когда, наловив целую кучу мышей, идет на рынок и накупает там всякой снеди, обычно недоступной, холопа нанял, чтобы дотащить покупки до дому. Однако ощущение «праздника и смеха» быстро улетучилось, оставив Бенедикту горестные раздумья в холодной пустой избе.

Основным героем романа становится Слово. Сюжет строится на том, что Бенедикт постепенно проникается патологической жаждой чтения. Главный мотив его поведения – ГДЕ достать книг. А книги – якобы радиоактивные вследствие случившегося 200 лет назад Взрыва – являются продуктом запрещенным и изымаются Санитарами, а их владельцы бесследно исчезают: их отправляют на лечение. Жажда чтения становится причиной того, что Бенедикт и сам становится Санитаром, а потом, свергнув вместе со своим тестем тирана Федора Кузьмича, наконец, убежденный, что спасает искусство, предает на казнь своего друга из Прежних – Никиту Иваныча. И все это – ради того, чтобы проглотить очередную порцию книг, еще им не читанных.

Духовная жажда, сжигающая Бенедикта, требует непрерывного притока книжного топлива. Притом что чтение стало ежедневной потребностью героя, оно не насыщает, а только распаляет неразвитый ум. Библиотеки тестя ему недостаточно, теперь единственный выход – изъять у голубчиков содержимое их тайных сундуков. Задача представляется Бенедикту даже благородной: ведь голубчики обращаются с книгами как попало. Так появляется «спаситель культуры», готовый отправить на лечение всех прежних друзей, не пощадивший и своего наставника из «прежних» интеллигентов. Герой хочет получить такую книгу, которая сама объяснила бы Бенедикту его самого: Книгу Книг, Самый Главный Роман.

Одной из характерных черт произведения является обилие скрытых и явных цитат, которое свидетельствует о том, что вся культура, представлявшая в Прежние времена определенную систему, распалась, рассыпалась на мельчайшие осколки. И эти крошечные фрагменты уже никогда не сложатся, как стекляшки калейдоскопа, в осознанную картинку, а так и будут всплывать то там, то сям, не давая о них полностью забыть, но в то же время и не определяя жизнь общества.

В мире-слепке с тоталитарного государства боятся старопечатных книг (боится их и сам Бенедикт, несмотря на любовь к чтению: «подождите, пока велено переписать будет»), потому что они несут в себе определенную энергию старого времени, как будто через страницы, напечатанные прежним способом, до жителей Федор-Кузьмичска дойдет мораль в неискаженном виде.

Толстая показывает, как долговременное ограничение культурного влияния на общество (запрещение книг, например) уродует людей и делает для них невозможным проникновение в смысл жизни, прикосновение к высшим категориям бытия. Притом, что Бенедикт умеет читать, знает алфавит, он способен лишь поверхностно воспринимать смысл прочитанного. Тот способ постижения действительности, который сформировался у Бенедикта, наивен и ужасен: ему все равно, что читать, – была бы новая книга, а убогие мысли героя чередуются с возвышенными строками из Лермонтова, Цветаевой, Мандельштама, Блока, Пастернака, демонстрируя полное непонимание героем прочитанных им текстов.

Таким образом, Бенедикт, при всей своей дремучести и наивной жестокости, оказывается чуть ли не единственной надеждой на восстановление прервавшейся связи культур. Не случайно в финале романа он, бездумно перемешивая вычитанные в книгах строчки, говорит: «Я только книгу хотел – ничего больше, – только книгу, только слово, всегда только слово, – дайте мне его, нет его у меня! …Что, что в имени тебе моем? Зачем кружится ветер в овраге? Чего, ну чего тебе надобно, старче? Что ты жадно глядишь на дорогу? Что тревожишь ты меня? Скучно, Нина! Достать чернил и плакать! Отворите мне темницу! Я здесь! Я невинен! Я с вами! Я с вами!»

Нравственная проблематика одного из произведений современной отечественной прозы. (По рассказу В. Пелевина «Девятый сон Веры Павловны»)

Произведения, изучаемые в школе, часто кажутся скучными, неинтересными. Намного интереснее, чем философские романы («Война и мир» Л. Н. Толстого, «Преступление и наказание» Ф. М. Достоевского и другие), читать детективы и фантастические романы, например Чейза или Стивена Кинга. Случайно мне в руки попала книга современного популярного писателя Виктора Пелевина «Желтая стрела». По отзывам мамы, которая читала эту книгу, и по названиям рассказов я понял, что это сборник фантастических произведений. Но, когда я взял книгу и начал ее читать, забыл обо всем на свете. Это оказалась совсем не фантастика, хотя в произведениях Пелевина происходит много странного. В книге под общим названием «Желтая стрела» помещены три повести и несколько рассказов.

Я хотел бы остановиться в своем сочинении на одном из рассказов сборника – «Девятый сон Веры Павловны» – и подробно рассмотреть его. Это невероятное по своему замыслу произведение привлекает прежде всего необычностью сюжета. Я думаю, что такого еще никто не писал.

У Пелевина речь идет об уборщице мужского туалета Вере, «существе неопределенного возраста и совершенно бесполого, как и все ее коллеги». Время действия рассказа – начало перестройки, которая «ворвалась в сортир», по словам автора, «одновременно с нескольких направлений». Местом действия является подземный туалет на Тверском бульваре в Москве. Все действие замкнуто в стенах этого странного и, как оказывается потом, страшного помещения. Лишь изредка в тексте упоминается, что Вера ходила в «Иллюзион» вместе со своей подругой Маняшей.

За все долгие годы духовной работы Вера искала смысл жизни, но, как поняла потом, дело оказалось в тайне. Маняша – старшая Верина подруга, уборщица соседнего туалета, такого же, но женского, – раскрыла Вере, что «знание тайны жизни, в отличие от понимания ее смысла, позволяет управлять бытием». С этого все и началось.

Вера, узнав от Маняши тайну бытия, захотела изменить жизнь. Ее желание было не таким уж и сложным. Она захотела, чтобы на стене в туалете висела картина, а вокруг играла музыка. Вскоре после этого туалет приватизировали, его внешний вид значительно улучшился. Со временем на стене появилась картина, затем директор туалета принес магнитофон и колонки. И в помещении зазвучала музыка. Утро начиналось с «Мессы» Джузеппе Верди. «Рождественская оратория» Баха сменялась мелодиями Моцарта. А к вечеру Вера ставила Вагнера.

Но на этом героиня не остановилась в своих мечтаниях, ей хотелось чего-то большего, и она начала изменять мир. И вскоре туалет закрыли, а в этом же помещении открылся комиссионный магазин. Мир явно изменялся к лучшему, но отношения Веры и Маняши ухудшались. Вера совсем не думала о том, кто научил ее всему необходимому для осуществления метаморфозы.

Вера и Маняша – два основных персонажа рассказа. Все остальные словно созданы их воображением. Две подруги живут своей особой духовной жизнью. Они обмениваются ксерокопиями Блаватской и Рамачараки, смотрят фильмы Фасбиндера и Бергмана, обсуждают работы Фрейда и Набокова. Мимо, будто и не задевая их, проходят реалии советской эпохи: маленький транспарантик с кривой надписью «Парадигма перестройки безальтернативна»; репродукция картины «Товарищ Киров, Ворошилов и Сталин на строительстве Беломорско-Балтийского канала».

Вера и Маняша – персонажи-антиподы. Они противопоставлены друг другу во всем, начиная с того, что Вера – уборщица мужского, а Маняша – женского туалетов, и заканчивая различными представлениями о жизни. Хотя Вера чаще соглашается с Маняшей как со старшей, в Вериной душе растет противление, несогласие с жизненной позицией подруги. Это выражается в «вони», которую постоянно ощущает Вера, в ее галлюцинациях. И вот уже Вера готовит своей единственной подруге страшный «подарочек». При последней встрече в руках у нее оказывается давно приготовленный топор, которым она наносит страшный удар.

В творчестве В. Пелевина интересно понимание смысла жизни, возможности человека изменить свое существование, воздействовать на окружающий мир. Мир Веры – это туалет, превратившийся в магазин, но не изменивший своей сущности. Звук, цвет и запах становятся для героини признаками реальности, они намекают на тонкую грань между желаемым и действительным. Нарастающий извне шум, накатывающаяся удушливая вонь и гиперболизирующийся рыже-коричневый цвет играют роль образов-знаков в сюрреалистическом рассказе «Девятый сон Веры Павловны».

Особо значимым образом является зеркало, к которому часто подходит Вера, подходит в моменты изменений или «предызменений» в ее мире. Перед разбитым зеркалом оказывается героиня и после рокового удара топором. На месте, где была дверь, откуда приходила Маняша, было только разбитое зеркало. Маняша всего лишь отражение и часть ампутированной души Веры.

Пробуждение Веры Павловны возвращает ее в мир классической русской литературы. «Что делать?! – с ужасом закричала Вера». Как персонаж, она не годилась в казаки Шолохову, не могла быть двухабзацным лейтенантом НКВД. Ее ожидало вечное заключение в прозе социалистического реализма.

Через небольшой рассказ В. Пелевина проходит вся классическая русская литература, представленная нам в рамках школьной программы. Произведение Пелевина было бы для меня менее понятно, если бы на уроках литературы я не познакомился с образами Болконского и Безухова, по-разному познающими смысл жизни. «Петербург Достоевского» и «Париж Маяковского» органично входят в рассказ. Имена Шолохова и Набокова, Блока и Сологуба звучат отголосками классической русской литературы в современной прозе. А сама Вера в конце рассказа оказалась персонажем романа Чернышевского. Литература не остается на страницах школьного учебника, она следует по жизни с каждым из нас.

Образ современника в отечественной прозе последних десятилетий. (По прозе В. Пелевина)

В краткую эпоху «перестройки» в России успехом пользовались прежде всего произведения, так или иначе разоблачающие мифы, созданные в эпоху Советского Союза, сам строй жизни Советского Союза; художественные произведения в основном оценивали по общественной пользе. Так, большим событием стал роман Владимира Дудинцева «Белые одежды», впервые рассказавший правду о жестоком разгроме генетики в Советском Союзе и трагической участи ученых, участвовавших в проекте. В романе Чингиза Айтматова впервые повествовалось о наркобизнесе в средней Азии и пропагандировались христианские ценности (в романе даже есть глава о Христе и Пилате) – что считалось совершенно новым и большой смелостью. Ряд прозаиков нового времени продолжили Людмила Петрушевская с крайне тяжелыми и трагическими пьесами о бессмысленности и жестокости жизни, аксиомой творчества которой стало убеждение писательницы в том, что человек крайне жесток просто по натуре своей; Алексей Слаповский, последовательно в своих произведениях разрабатывавший идею о том, что текст способен коренным образом влиять на человеческую жизнь, в корне меняя ее; Владимир Маканин, главной темой творчества которого является глубинная сущность человека, до которой можно добраться, лишь сняв все будничные напластования. Общим для всех русских писателей постперестроечного периода стало то, что главной проблемой изображения стал новый человек, современник – образование крайне аморфное и неопределенное, что отразилось на специфике новой классической прозы. Мы постараемся рассмотреть эту проблему на примере нескольких произведений Виктора Пелевина.

Одним из самых известных произведений Виктора Пелевина стал его роман «Чапаев и пустота». Во всех пелевинских произведениях герои живут и действуют в нескольких реальностях. Петр Пустота бежит от чекистов в одной реальности, видит об этом сон в другой, принимая участие в сеансе гипноза, пребывает в третьей, и все это время на втором плане присутствует четвертая, самая реальная реальность, где главный герой осознает, что стреляет не в чекистов, а в призраков, созданных его же сознанием. Со всеми реальностями (кроме последней) он оказывается не в ладу. Как может он объяснить людям из ЧК, что ему в общем-то безразлична советская власть, он ей не враг и не друг, если его обвиняют в ненависти к призракам, которые ходят по Европе? С революционной действительностью, реальностью бронепоездов, матросских патрулей и косноязычных комиссаров Пустота явно не может найти общий язык. Его совершенно не понимают там. В другой реальности он – пациент сумасшедшего дома, к которому применяют какие-то фантасмагорические методы лечения. Да и сам диагноз очень сомнителен по своей сущности – раздвоение ложной личности. Третья реальность состоит из гипнотических грез и дикой мешанины популярных кинофильмов. Главному герою словно дают понять, что реальности, в которых он пребывает, как и сам он, представляют собой фильм, театральное представление, нечто бредовое.

Пелевин оставляет Петру Пустоте единственный выход из бреда, войны и сумасшедшего дома: осознать, что все вокруг является иллюзией. В одной из реальностей он разговаривает с бароном Юнгерном. Он играет роль бодхисаттвы – так буддисты называют тех, кто достиг просветления, оторвался от земного иллюзорного мира, но добровольно сохраняет с ним связь, стремясь и других людей сделать просветленными. Еще одним духовным учителем главного героя стал Чапаев, который оказывается одним из самых глубоких мистиков и не имеет ничего общего с героем конных атак и грозой белых. Роль Чапаева в романе по отношению к главному герою состоит в том, чтобы помочь последнему целиком осознать иллюзорность окружающей его реальности – отчасти к этой идее Петр Пустота подошел сам, без посторонней помощи. Чапаев же помогает ему продвигаться дальше на этом пути. Мистик Чапаев показывает главному герою, что избавиться от непреклонной судьбы можно: только необходимо разрушить собственную связь с жизнью в этой реальности.

Главному герою пелевинского романа удается прийти наконец к осознанию всеобщей иллюзорности. В этот момент Чапаев просто стирает окружающую реальность со всеми ее бойцами, городами, поэтами и морями. И тогда Петр Пустота оказывается в радужной реке, существующей с начала времен и вне их одновременно. Он освободился от сна. Все существующее – одна пустота, и в ней горит радужный свет сознания; сознание лепит из пустоты форму любой реальности, а все, что живет в этих реальностях, – камни и мысли, бои на баррикадах и самая страстная любовь – все это не перестает быть пустотой, сном сознания.

Весь сюжет романа состоит из действий, производимых вполне конкретными людьми во вполне конкретных условиях. Герои романа выступают на сцене с чтением стихов, стреляют друг в друга, пьют вино и ведут длинные философские разговоры. Но все это подчинено модели мира, которую предлагают некоторые школы религиозного учения, известного как буддизм: все – пустота, есть лишь пустота и свет сознания.

В некоторых реальностях (например, в советской) человеку сложнее прийти к пониманию иллюзорности всего, чем в других. Эти реальности устроены таким образом, чтобы человек не смог сойти с узкой дороги жизни, построенной специально для него и прочно отгороженной от всего внешнего.

Нельзя сказать, чтобы Виктор Пелевин признавал только один буддийский способ выйти за пределы всеобщей иллюзии, шагнуть через порог бессмыслицы и смерти. Иногда он оставляет в своих произведениях намеки на то, что к этому можно двигаться и другими путями – например, путем мага и духовного учителя Кастанеды (как в повести «Желтая стрела»). Важно начать относиться к собственной жизни осознанно, искать выход из бессмысленного движения от рождения к смерти. Но во всех произведениях Виктора Пелевина (не является исключением в этом отношении и роман «Чапаев и Пустота») большой проблемой становится не только облик окружающей человека реальности и вопрос о том, реальность ли это на самом деле, но и сам человек как таковой, также часто приближающийся к иллюзорному состоянию, не имеющий твердых оснований в жизни и в самом себе, не имеющий внутреннего стержня и духовных принципов, чем обладал человек литературы XIX века. Советский Союз как окружающая реальность со своими эталонами, ценностями и тем, что почиталось за их противоположности, остался в безнадежном прошлом, но новой реальности и нового человека не появилось, современника как такового просто не оказывается в окружающей действительности. Именно поэтому в романах Пелевина иллюзией являются не только окружающая человека современная (и не только) реальность, но и человек как таковой.

Согласны ли вы со словами В. В. Маяковского, что жизнь без звезд – «беззвездная мука»?

Без цели, без мечты трудно представить жизнь гармонично развитого творческого человека. У любого мало-мальски разумного индивида должно быть свое сокровенное мечтание, которое, если хотите, является одной из составляющих смысла существования. В грезах личность восполняет недостатки реальной жизни, в мечтах мы приближаемся к совершенству. Но, как известно, люди очень непохожи друг на друга, следовательно, идеалы, ценности, мечтания одного могут находиться в совершенной противоположности с грезами другого.

Вот, например, герой произведения Венедикта Ерофеева «Записки психопата», тезка автора, мечтает стать сумасшедшим: «Психическая неуравновешенность – моя мечта! – и, смею сказать откровенно, в мечтах я уже сумасшедший! О, вы не знаете, что такое бессонница мечты… и мечты, воспаленные от бессонницы».

Что есть сумасшествие? Безумие. «Кто из вас хочет быть мудрым в мире сем, тот будь безумным, ибо мудрость мира сего есть безумие перед Богом», – сказал однажды царь Соломон. Так что получается, что Веничка мечтает стать умным, а вовсе не безумным.

После прочтения повести складывается впечатление, что Ерофеев не лишен разума, более того – он гениален. Да, есть в гении что-то от сумасшедшего, а примером этому служит история.

Веничка осуществил свою мечту. У него были помощники: алкоголь, «безобразное одиночество» и мысли.

Мысли Ерофеева несвязны, абстрактны. Он даже не в состоянии управлять ими: «Уже с нескрываемым интересом слежу за направлением своих мыслей», «кому-то возражаю, озлобляюсь, угрожаю пятьдесят первой статьей».

Веничка совсем не тяготился своим безобразным одиночеством, а находил спасение в фантазиях своего больного воображения. В его мечтаниях Вавилонской башне вполне возможно стать одушевленным предметом, вполне реальной выглядит в его грезах беседа с Н. В. Гоголем (чьи «Записки сумасшедшего», очевидно, подтолкнули В. Ерофеева к мысли о создании чего-нибудь аналогичного).

Ерофеевские грезы и фантазии полны самыми экспрессивными и эпатирующими образами: «Господь Бог цитирует Федора Тютчева!» Я полагаю, что с божественных уст вполне могла слететь фраза, заключающая в себе квинтэссенцию тютчевского творчества: «Все – во мне, и я – во всем». Хотя это достоверно известно лишь одному Богу.

Сумасшествие Ерофеева постепенно прогрессирует, и в конце повести он предстает перед читателем совершенно безумным, выселенным из рабочего общежития, продавшим все вещи, кроме фиолетовых занавесок. Это акцентирование внимания на цвете не случайно. Фиолетовый – любимый цвет душевнобольных, как свидетельствует психиатрия.

Но я повторюсь и еще раз напомню о том, что людские мечтания очень разнообразны. Мечта Венички – это исключительный случай. Не претендующие на право зваться гениями мечтают об ином, и страшат их хаос и безумие. Сергей Довлатов в автобиографической повести «Заповедник» заметил: «Кошмар и безнадежность – еще не самое плохое. Самое ужасное – хаос…»

Жена главного героя довлатовской повести подобна любимой героине А. С. Пушкина (Татьяне Лариной): она и молчалива, и спокойна, и задумчива, и зовут ее тоже Татьяной. На этом сходство исчерпывается. Самое главное отличие между ними заключается в содержании мечтаний: Ларина, воспитанная на французских романах, мечтает о настоящей любви, а Татьяна, представленная в «Заповеднике», мечтает уехать в Америку из Советского Союза (ее мечта была приземленной). Довлатов отговаривает жену от претворения в жизнь непонятной ему фантазии. Но его усилия оказываются тщетными, и Татьяна все же уезжает.

Тема мечты довольно широко представлена в современной русской прозе. Представлена так, что любой читатель может обнаружить, что он не одинок в своих фантазиях. Этот факт стимулирует общество к мечтаниям и раздумьям. Кажется мне, что русская литература современного периода все же способна спасти читающих людей России от «беззвездной муки».

Природа и человек в произведениях современной литературы. (На примере произведений современных русских писателей)

Тема «Человек и природа» стала одной из сквозных в русской литературе. Многие из легендарных русских поэтов обращались к этой теме, более того, у многих из них этот вопрос представлен как философский.

Федор Тютчев, Афанасий Фет, Сергей Есенин – все это поэты, для которых тема «Человек и природа» являлась ведущей в творчестве.

В современном мире, где одной из самых глобальных проблем является проблема экологии, данная тема у писателей-прозаиков выглядит больше как призыв, нежели как любование ее драгоценными красотами. Чингиз Айтматов, Валентин Распутин, Виктор Астафьев, Сергей Залыгин – все эти современные писатели в своих произведениях обращают внимание читателя на бесчеловечное, зверское отношение людей к природе.

Я сама очень трепетно отношусь к природе, поэтому люблю читать литературу современных писателей, пишущих о ней. Одно из моих самых любимых произведений – повесть Бориса Васильева «Не стреляйте в белых лебедей», написанная в 1981 году.

Главный герой этого произведения Егор Полушкин живет в единстве с природой и всячески пытается противостоять миру безнравственности, миру «зверства». Жена Тина называет его бедоносцем. Хозяйство у него маленькое, он долго не держится на одной работе, его легко обмануть. У него «золотые руки», но часто он меняет работу из-за своего трепетного отношения к природе и животному миру: замечательно вырыл траншею для канализации, но в одном месте обогнул муравейник, сделав лишнюю петлю.

У Егора еще есть сын Колька, который хочет стать лесничим, а пока отдал спиннинг за шаловливого щенка, которого со зла хотел утопить двоюродный брат Вовка.

В эпизоде, когда Егор с сыном идут в лес за лыком, автор описывает отношение главного героя к увиденному: «И вдруг замолк Егор, замолк и остановился в растерянности: голые липы (с них полностью содрали лыко) роняли на землю увядающий цвет.

– Сгубили, – тихо сказал Егор и снял кепку. – За рубли сгубили, за полтиннички…»