Сердечная тайна королевы Санд Жаклин
Де Фобер, воспользовавшись моментом, выскользнул из своего укрытия и покинул собор. Как раз вовремя, чтобы понаблюдать за прелюбопытной картинкой: отправлением в Париж нескольких карет. Экипажа с гербом Лонгвилей он в их числе не обнаружил. Не успел Эме посетовать на собственное невезение, как герцогиня со своим неизменным спутником проехали мимо – отнюдь не в направлении столицы. И он, и она были верхом, налегке.
– Кто знает, куда ведет эта дорога? – спросил де Фобер.
– В Беруар, лейтенант! – немедленно отозвался Кароньяк. – Маленькая деревушка в паре лье отсюда. Рядом с ней – два замка, Беруар и Леви-Сен-Нон. Беруар принадлежит семейству де Бланшетт, Леви-Сен-Нон – семейству Леви-Мирпуа. Элиза де Бланшетт – старая дева, весьма эксцентричная!
– Откуда такая осведомленность? – беззлобно поддел Кароньяка Эме. В Беруаре он уже бывал, но подчиненные об этом не знали.
Мсье Булот, похоже, стушевался, не сразу нашел подходящую формулировку для ответа и тут же попал под шквал довольно ехидных комментариев со стороны приятелей. Эме в общем веселье участия не принимал: он задумчиво разглядывал собор, который, похоже, был построен около двух веков тому назад. Основной выход наблюдался только один. Но сбоку от алтарной части, кажется, имелась вторая дверь, маленькая и незаметная.
– Оставайтесь здесь и смотрите, кто будет выходить. Я сейчас! – чутье подсказывало ему, что аббат появится именно из маленькой дверцы, предназначенной для причета. Откладывать беседу с господином де Линем до лучших времен Эме совсем не хотелось.
Из собора вышла та пара, которая разговаривала с аббатом после окончания мессы.
– О, вот и Леви-Мирпуа! – прокомментировал их появление Кароньяк, видевший в темноте не хуже кошки. Впрочем, было совсем не темно: пространство перед собором сносно освещалось фонарями. – Старика зовут Леон-Филипп, а имя его жены я запамятовал.
Именами де Фобер интересоваться не стал. Надо будет – узнает. Гораздо больше его волновало, куда поехала прекрасная герцогиня. Ответ на этот вопрос он получил неожиданно быстро. Старушка растерянно огляделась по сторонам и спросила мужа:
– Госпожа де Лонгвиль не подвезет нас сегодня?
– Она и господин де Ру приехали верхом, – отозвался старик. Оба были глуховаты и разговаривали громко. – Элизе нездоровится, вот она с ними и не поехала! А раз так – зачем им карета? Оба молоды, погода как раз для верховой прогулки перед сном…
Старушка понимающе закивала.
– За нами сейчас приедет Шарль! – продолжал пояснения старик. Эме уже не слушал: дальнейшее было неинтересно.
Итак, хозяйка особняка на Петушиной улице по-прежнему дышала сельским воздухом. Недурно. И совершенно неинтересно, если учесть, что Бюре-сюр-Иветт – ближайший к замку населенный пункт, где есть церковь. Не считая Нуази.
Тем временем ключарь закрыл двери в собор на внутренний замок. Витражи, украшавшие высокие стрельчатые окна, перестали загадочно переливаться в свете сотен свечей.
Эме пошел к маленькой дверце, негромко насвистывая залихватский мотивчик. Вовремя: ключарь прощался с каким-то мужчиной, явно дворянином, ибо подол длинного плаща, в который тот был закутан, приподнимала шпага.
Черт, неужели они всемером упустили аббата? Эме раздосадованно хмыкнул.
– Чем могу быть полезен? – незнакомый дворянин обернулся, выжидающе глядя на лейтенанта гвардейцев его высокопреосвященства.
Эме второй раз за последний час испытал довольно неприятное чувство. Потому что перед ним стоял господин де Линь собственной персоной: в высоких кавалерийских сапогах, в светском платье, при шпаге. И если де Фобер правильно угадывал, за поясом у господина аббата находились два пистолета, а на правом боку висела дага.
– Имею честь разговаривать с аббатом де Линем? – как можно вежливее осведомился де Фобер.
– К вашим услугам! – мелодичный голос аббата чуть напрягся. И понятно: неожиданно перед тобой появляется человек в мундире гвардейцев кардинала, поодаль виднеются еще шестеро в таких же мундирах, держащие коней в поводу. Это, как правило, не предвещает ничего хорошего.
Эме машинально отметил, что глаза у священника, оказывается, синие.
– Вы направляетесь в Нуази, аббат? – уверенный тон, которым был задан вопрос, не подразумевал ответа «нет». – Значит, мы попутчики. Считаю своим долгом сопроводить духовное лицо. Все-таки ночь, на дорогах, говорят, неспокойно.
– Кто говорит?
Интересно, показалось ли де Фоберу или в голосе священника прозвучала едва заметная ирония?
– Вы же сами и говорите, господин де Линь. Исповедуя по дорогам невинных жертв разбойников, – Эме был сама учтивость. – Да и выглядите так, словно собрались на войну, а не на получасовую прогулку на свежем воздухе.
– И поэтому мне прислали охрану, – аббат усмехнулся. – Кого же я должен благодарить за подобную милость, сударь?
– Мне показалось, вы достаточно внимательно меня рассматривали во время службы, господин аббат, – улыбнулся ему в ответ де Фобер. – Во всяком случае, пытались. Думаю, моя форма не оставила у вас сомнений относительно имени того, кто меня послал. Итак?
– Как вам будет угодно, – Андре кивнул.
– Чудесно. Кароньяк, Трюдо, зажгите факелы! Мы возвращаемся в Нуази.
Мальчишка-служка подвел святому отцу коня. И Эме имел возможность оценить, как легко синеглазый викарий вскочил в седло. Черт возьми, еще один тип с хорошей выправкой на его голову.
Маленький отряд тронулся в путь. Гвардейцы продолжали вполголоса перешептываться. Кажется, они всерьез насели на Кароньяка, донимая толстяка беззлобными шуточками. Когда разговор добрался до обсуждения гипотетических достоинств «старой девы» Элизы де Бланшетт, тонкие брови господина де Линя сурово сошлись на переносице.
– Может, приструните своих людей, господин лейтенант? – негромко заметил он, нагоняя де Фобера. – Речь идет о достойной женщине.
– Ну и что? Достойной женщине не повредит болтовня досужих зубоскалов. Так же, как и добродетелям духовного лица, без сомнения, не повредит мирское платье и оружие на поясе.
– Вас всерьез задевает моя одежда, сударь? – по-прежнему тихо и ровно осведомился Андре, чуть придерживая своего скакуна. – Могу я узнать почему?
Эме услужливо придержал и свою лошадь, вновь поравнявшись с собеседником.
– Вам никогда не приходило в голову, святой отец, что сутана – такая же защита для служителя Божьего, как шпага для дворянина? То, что вы предпочитаете вторую первой, наводит на мысли, что вы, господин викарий, сами не особо верите в то, о чем вещаете с кафедры на проповеди. Какие еще заповеди вы порекомендуете мне пропустить мимо ушей? Не убий, не укради, не прелюбодействуй?
Скулы аббата де Линя побелели.
– Бывали случаи, что в Париже моя сутана не производила особого впечатления на грабителей.
Глаза Эме опасно сверкнули в темноте.
– И что с ними случилось потом, с этими грабителями? Вы, я вижу, живы и здоровы. А как насчет любителей легкой наживы?
– Почему-то мне кажется, что вы меня допрашиваете, господин гвардеец.
Де Фобер чуть дернул плечом. И опять этот де Линь реагирует как дворянин, а не как священник. К тому же, вовремя оскорбившись, не ответил на вопрос.
– Пока всего лишь расспрашиваю. Не волнуйтесь, святой отец. Видите во-о-он те огни? Это, если я не ошибаюсь, как раз Нуази. Мы почти на месте. Поэтому допрос, то есть расспросы, отложим до завтра.
У ворот они довольно холодно раскланялись, и Эме велел привратникам отвести его к преподобному де Билодо. Тот долго изучал бумаги, подписанные Мазарини, попеременно разглядывая то обильно украшенные печатями и гербами документы, то их подателя.
– Что ж, – вздохнул он наконец. – Время позднее. Мне, чего скрывать, не по душе ни ваше появление, ни ваше поручение, но на улицу ночью я вас не выставлю. Однако завтра с утра жду подробных объяснений.
Де Фоберу оставалось только откланяться. Незваных гостей проводили в общую комнату, достаточно просторную, чтобы вместить семерых мужчин. Эме покачал головой. Преподобный де Билодо, судя по всему, с ходу решил поучить их смирению. Обстановка временного жилища была самой что ни на есть скромной – жесткие кровати, грубая деревянная мебель, голые стены, единственным украшением которых служили узкие окна-бойницы и массивное распятие. Через четверть часа визитерам подали ужин.
– Рыба! – чуть ли не застонал Кароньяк при виде монастырской трапезы. – Я так и знал. Постная безвкусная рыба. И вода, подкрашенная дешевым вином. Ужасно!
– Это потому, что мы в гостях у особы высокопоставленной, – съязвил его приятель Трюдо, подсаживаясь к столу.
– Я так и знал, так и знал, – продолжал причитать мсье Булот. – Потому прихватил с собой вот это.
Он с видом опытного фокусника извлек из-под полы бутылку.
– Вы – наш спаситель, господин Кароньяк. Клянусь кровью Христовой, я этого не забуду. Маловато на семерых, – посетовал лейтенант. – Но все же лучше, чем ничего.
Заветная влага была сразу разлита по кубкам.
– Знаете, господин лейтенант, – начал польщенный толстяк, заглотнув свою долю, – этот аббатишко… Когда я увидел его при шпаге… Господин Трюдо не даст соврать, но красавчик как две капли похож на бывшего лейтенанта королевских гвардейцев. Когда ж, дай бог памяти, это было? Давненько… И, что чудно, того тоже звали де Линем.
Эме неторопливо отставил свой кубок в сторону. Он уже привык, что Кароньяк – ходячий кладезь всевозможных сплетен. Но на этот раз история обещает быть интересной.
– Господин Булот, я весь внимание.
Глава 6
Тайны господина де Линя
В тот памятный день, точнее сказать – вечер, Кароньяк и Трюдо занимали свои привычные места в излюбленном кабачке гвардейцев его высокопреосвященства. В «Беглой монашке» было шумно и весело, и двум молодым дворянам совершенно не хотелось куда-то уходить. Кароньяк только что сменился с дежурства, Трюдо сидел в кабачке уже часа три. Оба ели, пили, перебрасывались шутками с товарищами и наслаждались абсолютной свободой. В самом деле – завтрашний день обещал быть совсем беззаботным. Кароньяк получил из дома пару сотен пистолей и жаждал потратить их с толком и пользой. У Трюдо не было ни су, но как раз завтра наступал срок выплаты жалованья.
Поэтому появление лейтенанта де Бельфонтена приятели восприняли весьма кисло. Если пришел Бельфонтен – жди неприятностей.
Лейтенант в кабачок даже не стал заходить. Он просто коротко отдал приказание. И уже через пару мгновений собутыльники стучали Кароньяка по плечу: вставайте, мол, оба и топайте на выход.
У кабачка их ожидали лошади. Лейтенант приехал не один – его сопровождали еще пятеро гвардейцев. Маленький отряд направился в сторону заставы Сен-Дени. Все произошло настолько быстро, что молодые люди даже не успели поинтересоваться целью, с которой они спешат за пределы Парижа.
По дороге выяснилось – до рассвета гвардейцы должны попасть в деревушку, название которой Кароньяк за давностью времени уже забыл, по возможности осторожно окружить постоялый двор папаши Форе и обыскать все комнаты для приезжих. Если в одной из комнат обнаружится молодая красивая дама, переодетая в мужское платье, необходимо изъять у нее некий пакет с бумагами. Даме ни в коем случае не наносить опасных для жизни повреждений. Охрану ее, если таковая будет, можно «пустить в расход».
В деревушку они, конечно, успели вовремя. Тут же прижали к стенке перепуганного хозяина, не дав тому ни звука пикнуть, и ласково расспросили обо всем. Он подтвердил: да, вчера вечером у него остановились два молодых дворянина. То есть сначала приехал один, а через два или три часа появился второй. Осведомился, здесь ли находится некий шевалье Леон де Шампень, и сразу потребовал номер для себя, по возможности – рядом с тем, что занял де Шампень. Остаток вечера молодые люди провели вместе, потому что хозяин сам носил им наверх ужин. Оба дворянина сидели в одной комнате и приятельски беседовали. Это, конечно, не дело хозяина, но показалось ему, что гости вовсе не мужчины, а две переодетые в мужское платье женщины. Первый из приехавших был куда как хорош собой, второй – тоже.
Лейтенант отдал приказание окружить гостиницу. Трюдо остался внизу, а Кароньяк с лейтенантом пошли наверх. Мсье Булот, вопреки своему мощному телосложению, при необходимости умел передвигаться бесшумно, как кошка.
Дверь в номер три они открыли быстро. Задвижка оказалась совсем ненадежной – подцепив ее кончиком шпаги, Бельфонтен легко справился с ней.
Комнатка была небольшой. Ласковый июньский ветер колыхал занавеску на распахнутом окне. На стульях была свалена одежда – и вправду мужская. Остатки ужина на столе подтверждали слова хозяина о том, что оба молодых человека (или все же две дамы?) не шибко утруждали свои желудки, заказав преимущественно фрукты и необременительные блюда вроде куриной грудинки с зеленью и жареной форели.
Лейтенант показал жестом, что Кароньяк может взять оба камзола и, выйдя в коридор, тщательно ознакомиться с содержимым карманов. Судя по его удовлетворенной улыбке, они попали туда, куда нужно.
Кароньяк приступил к выполнению приказа. Взяв вещи (похоже, в одном из камзолов и вправду лежало что-то, весьма похожее на пакет!), он развернулся – и застыл на месте как приклеенный.
Его можно было понять. Во всяком случае, одно из предположений папаши Форе оказалось верным. Мнимый шевалье де Шампень был дамой. И какой дамой! На кровати лежала ослепительная красавица. Через несколько секунд Кароньяк узнал ее. Герцогиня де Шеврез собственной персоной! Он бы и сразу мог понять, что это она, но вот фокус: в Лувре мадам Мари имела обыкновение появляться одетой. А в тот момент наготу лучшей подруги королевы прикрывал разве что край простыни, чудом зацепившейся за стройную ножку.
Надо сказать, обнаженная мадам де Шеврез была совершенно обворожительна. Взгляд Кароньяка обследовал все фрагменты ее тела, представляющие интерес для мужчины, и гвардеец почувствовал, что голова у него пошла кругом. Он вдруг понял, что двигало мужчинами, которые ради этой высокопоставленной шлюхи были готовы на все – в том числе на ссылку и плаху.
А вот во втором случае папаша Форе ошибся. Потому что нынче ночью герцогиня делила ложе с очередным поклонником. Кароньяк честно хотел присмотреться и к его лицу, но глаза тотчас вернулись к созерцанию прелестей очаровательной герцогини.
Лейтенант, похоже, занимался тем же самым.
Они, как два дурака, пялились на женщину, совершенно упустив из вида мужчину. А любовник герцогини, судя по всему, проснулся еще тогда, когда гвардейцы вошли в комнату. Парню хватило выдержки и хладнокровия даже не дернуться и изображать спящего мирным сном после бурной ночи. А потому ни лейтенант, ни Кароньяк не заметили, как он отпустил руку герцогини и осторожно отклонился в сторону. Кровать была широка ровно настолько, чтобы на ней могли поместиться двое. Вдоль стены оставался узкий проход.
А там, оказывается, лежали два пистолета, шпага и узкий острый стилет.
Может, у незваных гостей и были бы шансы сойти за просто грабителей. Но, как назло, они не позаботились снять плащи. А у любовника мадам де Шеврез были свои, и весьма веские, причины отреагировать на красный цвет не хуже, чем испанский бык на мулету тореадора.
Кароньяка спасло то, что парень сперва решил заняться лейтенантом. Де Бельфонтен умер раньше, чем успел понять, что случилось. У него на губах еще играла плотоядная ухмылочка, а в горле уже сидело два дюйма превосходной стали.
Кароньяк выхватил шпагу. Вовремя – молодой дворянин успел покинуть кровать, и в его руке грозно сверкал клинок. Причем видно было, что шевалье в данный момент менее всего думает о соблюдении правил приличия – на нем, естественно, оказалось столько же одежды, сколько и на прелестной Мари.
Очнувшаяся герцогиня громко ахнула и схватила подвернувшийся под руку пистолет.
Кароньяк заорал, призывая на помощь тех, кто был внизу.
Сразу прибежал только один гвардеец и за свою поспешность поплатился тем, что герцогиня влепила ему пулю прямо в лицо. Остальные, видимо, были на улице и теперь со всех ног спешили на призыв товарища.
Дальнейшее Кароньяк помнил смутно, потому что получил от мадам де Шеврез особый привет: светлейшая особа изволила собственноручно метнуть в него бутылку с остатками муската. Поскольку она попала в цель, то оглушенный гвардеец рухнул на пол без сознания.
Когда Кароньяк очнулся, ни герцогини, ни ее защитника в комнате, естественно, не было. Судя по тому, что половина одежды лежала на прежних местах, мадам и ее спутник очень быстро покинули постоялый двор, мало заботясь о соблюдении правил приличия. Зато память любовники о себе оставили роскошную: сорванный с кровати балдахин, перевернутый стол, посуда на полу, лужицы вина, в которых плавали кусочки фруктов. И еще, как «приятное» дополнение к картине, – пять трупов гвардейцев его высокопреосвященства. Трюдо отделался вывихнутой челюстью и легким, но весьма кровавым ранением, поскольку прибежал последним и напоролся на шпагу неведомого дворянина уже на лестнице.
Когда их вызвал мрачный и злой капитан де Кавуа, оба гвардейца толком ничего не могли сказать. Ну да, Кароньяк узнал герцогиню. Был ли пакет – он так и не понял. А о внешности лихого фехтовальщика, разметавшего по сторонам шестерых противников за десять минут, у него остались весьма смутные воспоминания. Волосы, кажется, темные… Телосложения отнюдь не гераклова, как раз напротив – тонок в кости и изящен. И глаза – большие, пронзительно-синие. Все.
Де Кавуа выдал витиеватую ругательную фразу и отпустил подчиненных.
На том дело и закончилось.
История эта Кароньяку вспомнилась, когда после очередной военной кампании во Фландрии король награждал особо отличившихся.
Очередным отмеченным высочайшей монаршей милостью был гвардеец его величества Андре де Линь. Судя по отзывам – отчаянный смельчак, придумавший беспримерный по нахальству и дерзости маневр, который позволил малыми силами разбить полк хваленой испанской кавалерии.
Судя по тому, как кисло глядели на новоиспеченного лейтенанта конкурирующего полка гвардейцы его высокопреосвященства, Кароньяк понял, что чего-то не знает. Он сам по целому ряду причин не столь часто был участником различного рода схваток между роялистами и кардиналистами. Но когда церемония закончилась, его за пять минут ввели в курс дела и заодно посоветовали не попадаться без причины на пути господина де Линя.
Однако Кароньяк попался, причем в тот же день. Без причины, но и без последствий для себя. Просто гвардейцы его величества шумной компанией прошли мимо. «Опасный человек» отнюдь не производил впечатления опытного дуэлянта и задиры: самую малость выше среднего для мужчины роста, изящен. Плюс к тому – роскошные темно-каштановые кудри, красиво обрамляющие тонкой лепки лицо, нежная, как у женщины, кожа, от возбуждения горящая ярким румянцем. Ангелочек да и только!
Лишь сегодня назначенный лейтенантом гвардейцев короля де Линь рассеянно отвечал на приветствия и вроде как искал взглядом кого-то.
Начинался бал в честь окончания кампании, в королевскую резиденцию съезжались высокопоставленные гости. Имена герцога и герцогини де Шеврез заставили вздрогнуть Кароньяка. Он шагнул в сторону, освобождая дорогу знатным персонам, и очутился бок о бок с шевалье де Линем.
Герцогиня словно плыла по полу, небрежно обмахиваясь веером. Ее бальный туалет, по обыкновению, оказался сказочно богат, безмерно элегантен и смело декольтирован. Кароньяк поневоле вспомнил, как выглядит то, что сейчас скрыто одеждой, и снова почувствовал приступ головокружения.
Мадам де Шеврез скользнула по толпе рассеянным взором. И вдруг рассеянность исчезла. Взгляд стал прицельным, засветился, засиял волшебными искрами. Так смотрят на людей, которые бесконечно дороги сердцу. А уж если говорить о кокетке вроде герцогини, то подобный взор говорил о многом.
Кароньяк уловил этот взгляд лишь потому, что направлен тот был на его соседа. Господин де Линь слегка улыбнулся, и прежде, чем он склонил голову в немом формальном приветствии при виде знатной особы, из-под его ресниц вырвалась ответная вспышка. Мадам де Шеврез, перехватив ее, улыбнулась счастливо и слегка порозовела от удовольствия.
Этот молчаливый мимолетный обмен взглядами заставил Кароньяка призадуматься. Он принялся рассматривать голубой мундир лейтенанта де Линя… и неожиданно понял, что рядом с ним сейчас находится не кто иной, как загадочный незнакомец, лихо отправивший на тот свет пятерых гвардейцев кардинала.
Поделиться своими наблюдениями Кароньяк решился только с Трюдо. И тот не без изумления пришел к тому же самому выводу.
С тех пор жизнь ни разу не сталкивала их с синеглазым лейтенантом гвардейцев Людовика Тринадцатого. К счастью. Потому как Андре с завидным постоянством продолжал протыкать шпагой своих соперников, при этом отделываясь пустяковыми царапинами и вызывая тем самым зависть оппонентов. О его победах над женщинами судачили примерно столько же, сколько о феноменальном везении на дуэлях и всякого рода вооруженных стычках.
– Бедный лейтенант де Бельфонтен, – пробормотал де Фобер, залпом допивая свое вино. Мысленно он тут же пообещал себе при случае напрочь игнорировать красоты обнаженных прелестниц, если таковые ему по долгу службы попадутся.
– Этот де Линь был сущий дьявол, – вздохнул Кароньяк, печально ковыряясь в ненавистной рыбе. Трюдо согласно кивнул.
– Нам ли бояться дьявола, господа? – Эме решил немного разрядить обстановку. Сплетня, рассказанная господином Булотом, на этот раз оказалась грустной. – Разве мы не гвардия высшего духовного сановника Франции? Это дьявол должен бояться нас, как креста и ладана. Кстати, я запамятовал, любезный Кароньяк, когда с вами случилась сия «презабавная» история?
– Давно, господин лейтенант, – толстяк на какое-то время задумался. – Году эдак в тридцать первом.
– Святые мощи! В тридцать первом?! Да вы, оказывается, почтенный пожилой человек, господин Булот!
Гвардейцы встретили это заявление командира раскатистым хохотом.
– Мне тридцать четыре, – гордо заявил Кароньяк. – И я все еще заткну за пояс любого двадцатилетнего сопляка.
Он продемонстрировал собравшимся внушительного размера кулак.
– Мы даже и не сомневаемся в этом, приятель.
Эме попытался провести в уме простые математические подсчеты. На должность викария в Нуази были наложены ограничения по возрасту. Этот аббат де Линь слишком молод, чтобы оказаться тем самым лейтенантом королевской гвардии, решившим оставить суету мирскую. Что там говорил Мазарини? Бывший секретарь папского нунция. Неожиданная карьера. От дуэлянта-сердцееда до почтенного секретаря опального епископа в изгнании. Насколько припоминал де Фобер, преподобный Антуан-Филипп д’Анжест был на ножах с Ришелье…
Размышления лейтенанта прервал вкрадчивый стук в дверь.
– Неужели в братьях проснулось милосердие? – тут же встрепенулся Кароньяк. – И они решили преподнести нам что-нибудь более съедобное, чем рыба?
– Господин Трюдо, пожалуйста, отоприте, – велел Эме.
Поздний визитер неуверенно замялся на пороге. Он был мало похож на человека, принесшего ужин, поэтому мсье Булот разочарованно вздохнул.
– Проходите, сударь, – буркнул Трюдо, пропуская незнакомца в комнату.
– Приветствую господ гвардейцев, – гость замолчал, выискивая взглядом старшего. – Говорят, вы расследуете дело об убийстве Филиппа д’Исси-Белльера?
– Уже говорят? – потрясенно переспросил де Фобер, искренне восхитившись скоростью распространения слухов в стенах аббатства.
– Я знаю, кто это совершил! – тихо заявил визитер с какой-то странной горячностью. – Аббат де Линь!
– Да неужели? – Эме сделал своим подчиненным знак, и они мигом освободили стол. – Присаживайтесь, любезный. Как ваше имя?
– Николя де Лекур. Я был помощником господина д’Исси-Белльера, второго викария аббатства.
– Были? – тут же уточнил внимательный к чужим словам лейтенант.
Де Лекур скривился, словно проглотил что-то кислое.
– Андре де Линь также обвинил меня в воровстве.
– И что же вы украли?
– Помог заменить дуб для алтаря на каштан.
Де Фобер тоскливо вздохнул. Эти подробности внутренней отделки аббатства ему ровно ни о чем не говорили.
– Ладно, вернемся к убийству.
– Я видел преподобного де Линя в деревне. В тот день, когда якобы разбойники напали на господина д’Исси-Белльера. Он был не один. Вместе с герцогиней де Лонгвиль… – тут Эме поперхнулся рыбьей костью, – …и ее слугой, я не знаю его имени. Знаю только, что этот человек хромает. Когда они приехали, аббат сразу направился к старосте. Сообщить о мертвецах на дороге.
Господин де Лекур сделал трагическую паузу.
– Я точно видел, господин лейтенант, что одежда у него в крови. Особенно манжета и рукав. Вы сами знаете…
Де Фобер медленно кивнул. Да, он знал. Трудно заколоть человека, тем более нескольких, и не замараться.
– Аббат был при шпаге?
– Да, и при пистолетах. В светском платье.
– Ясно. Значит, вы полагаете, господина д’Исси-Белльера убил Андре де Линь?
– Ну не калека же! – удивился мсье Филипп. – И не женщина!
Да уж, Анна-Женевьева вряд ли. А вот насчет «калеки» Эме бы еще поспорил.
– Благодарю за помощь, сударь. А теперь я хочу, чтобы вы изложили все сказанное письменно. И не забудьте подписать свою историю и поставить сегодняшнюю дату. Господин Трюдо, перо и бумагу!
Николя де Лекур растерянно моргнул.
– Ну же, не останавливайтесь на полпути к торжеству справедливости, – хмыкнул де Фобер. – Обещаю, эту бумагу не увидит никто, кроме судей. Если до этого дойдет дело.
Пока доносчик упражнялся в каллиграфии, Эме мрачно разглядывал собственные ногти. Как ни верти, а еще одной беседы с герцогиней де Лонгвиль не миновать. Придется завтра нанести визит в Беруар.
В это время в дверь еще раз постучали. Открывать пошел Трюдо.
Молоденький монашек, почти мальчишка, робко ежился на пороге и во все глаза пялился на мундиры гвардейцев.
– Ну, чего тебе, Жак? – слегка раздраженным голосом спросил бывший помощник второго викария.
– Господин де Лекур… Он уехал! – мальчишка простуженно шмыгнул носом.
– Куда?
– Не знаю, не успел увидеть. У него сначала горел свет. Я заглянул к нему, как вы велели, и принес дров для камина. Он уже переоделся в халат и что-то читал. Потом меня послал за дровами и преподобный отец настоятель. Когда я выходил из сарая, мне послышалось, будто кто-то проехал мимо ворот. Я побежал на стену и увидел, что в сторону Бюре-сюр-Иветта едет всадник. То есть даже не едет, а мчится как ветер.
– И с чего ты решил, что это он?
– Амаранта в конюшне нет, а с окна аббата де Линя свисает веревочная лестница!
Эме еле сдержался, чтобы не выругаться вслух. Монастырь все же…
– Может, у вашего аббата де Линя просто любовное свидание? – хихикнул Кароньяк. – То-то в Бюре-сюр-Иветт даже парижские дамы повадились ездить…
Эме бросил на остряка выразительный взгляд, заметив который, мсье Булот мигом заткнулся.
На лице Николя де Лекура на миг явственно отразилось злорадное торжество. Завистник, видимо, надеялся, что, услышав о ночной поездке аббата де Линя, гвардейцы тут же бросятся в погоню.
В голове у лейтенанта де Фобера возникла мысль о том, что бывший помощник интенданта люто ненавидит своего непосредственного начальника за сам факт его существования на земле. Ибо дело тут явно не только в обвинении, которое, к тому же оказалось справедливым, если преподобный де Билодо моментально отстранил казнокрада от должности…
Глава 7
О мертвых – только хорошее
Через сорок минут бешеной скачки Андре соскочил с взмыленного коня на заднем дворе замка Элизы де Бланшетт. Де Линя колотило не то в нервном ознобе, не то от холода. Спеша незаметно ускользнуть из аббатства, он даже не оделся толком, так и помчался по февральскому морозцу в легкой рубашке и шерстяном плаще.
В замке еще не спали. Выбежавший слуга мигом подхватил поводья и только потом удосужился посмотреть, кто это приехал.
Преподобный де Линь взлетел по лестнице и через минуту уже стучался в двери комнаты, которую занимал шевалье де Ру.
Фабьен не спал. Он изумленно посмотрел на Андре, который, тяжело дыша, прислонился к косяку двери.
– Шевалье, у меня к вам дело. Весьма срочное.
– Сперва попрошу вас присесть! – предложил де Ру. – На вас лица нет, святой отец.
– Андре. Просто Андре. Мы сражались вместе, и я вам кое-чем обязан. Буду обязан еще больше, если вы нальете мне вина…
Де Линь упал в кресло, переводя дух. Фабьен закрыл дверь и принялся хлопотать у стола. Вино у него, конечно, было.
– В аббатство приехали незваные гости. Гвардейцы кардинала, – глаза Андре сверкали от перевозбуждения. – Шестеро или семеро, во главе с лейтенантом. Тот даже не представился, но я видел бумаги. Шевалье де Фобер. Прислан самим Мазарини для расследования дела о гибели некого Филиппа д’Исси-Белльера…
– Эме де Фобер? – вырвалось у Фабьена.
– Да, именно. Вы знакомы? Тем лучше. Шевалье, что это за человек?
Де Ру задумался.
– Это упрямец, который всегда добивается своего. Весьма быстрая шпага и еще более быстрый ум.
– Я уже понял. К его достоинствам нужно отнести умение как бы невзначай задавать очень неудобные вопросы. На которые, если честно, я не знаю, как отвечать. Более того, на один из них, который он задал, я отвечать вообще не желаю.
– Он уже спросил вас о том, что случилось на дороге?
– Нет! – Андре одним глотком опустошил бокал и незамедлительно налил себе еще. – Но будьте уверены – непременно спросит. Я хотел бы знать, что вы думаете по этому поводу, шевалье…
Фабьен мрачно водил пальцем по столу.
– Извините, святой отец, в этой ситуации я плохой советчик. Я солдат, а не священник. Кроме того, у меня есть один недостаток, который некоторые считают величайшей добродетелью. Я не умею лгать. Когда случается, что меня к тому вынуждают люди или обстоятельства, я делаю это крайне плохо, и правда все равно выплывает на поверхность.
Андре улыбнулся.
– Я не прошу вас врать. Я хочу выяснить, какую долю правды мне можно сказать. Свидетелей у этого дела нет. Мы вместе бились, защищая свои жизни. И жизнь герцогини. С нами была женщина, и это оправдывает нас в любом случае. Филиппа убили вы, но вас никто ни в чем не обвиняет. Два противника на счету мадам де Лонгвиль. Остальных убрали мы с вами. Это правда. Но жертвы можно распределить иначе…
– Стоит ли? – Фабьен внимательно смотрел на священника. – Вы позволите задать вам еще более неудобный вопрос, чем тот, что прозвучал из уст шевалье де Фобера?
– Задавайте, – Андре рассеянно и устало созерцал язычки пламени, пляшущего в камине. – Смогу – отвечу. И обещаю не лукавить.
Фабьен помолчал и, наконец, спросил:
– Вы знаете, за что на вас пытались натравить шестерых хорошо вооруженных убийц? Какова причина? Любовные отношения? Политика? Личные счеты?
– Личные счеты.
– Вы хорошо знали этого шевалье, которого я убил?
– Почти не знал. Но достаточно слышал о нем…
– Что именно?
И Андре рассказал все, что знал. Странное дело: от этой импровизированной исповеди ему стало намного легче. Полной откровенности от де Линя никто не требовал. Но откровенность частичную он себе позволил без особых угрызений совести.
Фабьен слушал молча, не перебивая.
– Преподобный де Билодо принял мои доказательства виновности Филиппа и временно отстранил его. Эта история не стала секретом в аббатстве. Преподобный явно намеревался принять какие-либо дальнейшие меры. Понимаю, что это был достаточный повод для вызова. Но в том-то и дело, что Филипп не стал меня вызывать. У меня сложилось впечатление, что он страшно перепуган чем-то. Эту должность он занял благодаря протекции дяди. Не покупал. Клермон д’Исси-Белльер ходатайствовал перед преподобным де Билодо, чтобы племянник стал вторым викарием. И после ухода моего предшественника, Жерара Лепина, Филипп явно рассчитывал на место первого… Увы. Мои связи оказались лучше, чем его. И средств у него не хватало, насколько мне известно.
Де Ру встал. Прихрамывая, подошел к камину, чтобы поворошить дрова.
– Святой отец, а откуда у него тогда деньги на наемников? Кто их ему дал? Может, тот, кому было выгодно, чтобы Филипп д’Исси-Белльер занял именно это место именно в этом монастыре?
– Любовник? – Андре произнес это слово в ладони, сложенные шалашиком. – Нет. Коадъютор, который знает об этой истории, намекнул мне, что у Филиппа имелся покровитель из числа приближенных Мазарини, но, судя по всему, между ними все было кончено… Однако вы правы, шевалье. Похоже на то, что деньги Филиппу дали. Или же заплатили вместо него, а он поехал посмотреть, как меня убивают, по личной инициативе…
– У него была на то причина? Кроме той, что вы поймали его на воровстве?
Андре хмыкнул и неожиданно вспыхнул жарким румянцем.
– Он пялился на меня голодными глазами. Как сказал тот же коадъютор, я был в его вкусе… Знаете, шевалье, я уж если и занимаюсь любовью, то исключительно с женщинами! Но представляю себе эмоции бедного Филиппа… К тому же трусам всегда приятно посмотреть на личного противника, поверженного чужими руками…
– У меня есть еще одно соображение по поводу того, что случилось. Покровитель убитого, кем бы он ни был, совершенно не представляет себе, кто вы такой. Иначе послал бы людей посерьезнее…
– Полноте! – запротестовал Андре, краснея еще больше.
– Я видел вас в деле, – возразил де Ру. – Вы великолепный фехтовальщик, святой отец.
– Вы тоже, шевалье! – не без удовольствия признал Андре и перевел разговор в прежнее русло. – То есть вы хотите сказать, что тех людей послали убить меня только потому, что я занял это место?
– Похоже на то.
Де Линь коротко ругнулся на испанском.
– Знаете, шевалье, и вправду, видимо, я в этот раз кому-то не угодил именно в качестве викария аббатства Нуази… Спасибо за хорошую мысль. Но что мне сказать наутро вашему знакомому?
– Правду. Мы защищали даму. Неужели вы оставили бы герцогиню на откуп этим волкам о двух ногах?
– Ни за что! – побледнев от гнева, воскликнул аббат. – Я бы защищал ее до последней капли крови… и вы тоже, шевалье…
Раздался стук в дверь. На пороге появилась Элиза де Бланшетт.
Читать бесплатно другие книги:
