Страшные фОшЫсты и жуткие жЫды Архангельский Александр

Государевы люди

На неделе между 10 и 16 марта. – По всем каналам – ключевая культурная новость. 95-летие Сергея Михалкова.

Вновь показывают фильм Никиты Сергеевича об отце. Фильм, ласковый до жестокости: отец не любит детей… не любит стариков… не любит тех, кого демонстративно любит, – и хорошо относится к тому, с кем груб… не знает, сколько у него внуков, совершенно не интересуется правнуками… И при этом лейтмотивом повторяется: он сам как ребенок.

Возникает образ советского Питера Пэна; доживший до 95, он так и не покинул пределы детского самопоглощенного эгоизма. Этот Питер Пэн достаточно наивен, чтобы не оценивать свои поступки, а просто совершать их, подчиняясь инстинкту естественного выживания в заданных обстоятельствах. Достаточно хитер, чтобы выставлять эту самую свою наивность как щит, когда нужно прикрыться от натиска времени. Достаточно равнодушен, чтобы не вникать в детали исторической жизни, идти лишь по главному следу. И достаточно жизнелюбив, чтобы сохранять себя от ядовитых испарений власти, при которой он всегда состоит.

Когда этот фильм показывали к прошлому юбилею, Никита Сергеевич еще не снял (и даже пока не задумал) другую свою документальную работу, «55». Где будет создан другой образ. Не сановника, а вождя. Не поэта при властителе, а самого властителя. Которого выбрал Бог. Теперь же старый замысел аукнулся с новым проектом; два героя срифмовались в киношном пространстве, и проступила новая канва рассказа – о вечном, незыблемом распределении ролей. Есть люди власти, и есть люди при власти; те и другие наделены особым складом, выделены из общего ряда – и качества их неизменны. Люди власти получают внутреннее право быть царями (царями – в общефилософском смысле слова) непосредственно от Провидения; люди при власти получают свои права распоряжаться ее потоками – по воле рода, в результате генетического отбора, отсева многих поколений. Государи приходят, кто надолго, кто не очень; государевы люди остаются навсегда. Даже если кто-то из них и падет в результате опалы, род напряжется, сосредоточится и выправит положение. Не сейчас, так в следующей генерации. Не в следующей, так через одну.

Нравится нам историософия Никиты Михалкова или нет, необходимо признать: она по-своему цельная; она многое объясняет и в жизненной стратегии гимнописца, и в тактике его наследников; более того, она опирается на реальный опыт русской истории. И в ее боярском проявлении. И в ее чекистском состоянии. Когда дворянские жены и дочери тех, кого уничтожали, покорно выходили замуж за тех, кто уничтожал, а потом соединяли свои жизни с теми, кто уничтожил уничтоживших, и продолжали упорную работу по сохранению рода вопреки всему. А выходцы из государевых семей, записанных в Бархатную книгу, шутовали под обкомовские аплодисменты. Но прекрасно понимали всё. И про себя, и про обкомовских, и про то, что было, и про то, что будет. Вам нужен гимн, где главным станет Сталин? Пожалте. Ленин? Никаких проблем. Партия, сила народная? Извольте. Сплоченная Богом родная держава? Будет и она. Потому что государевы слова оформляют не ускользающие, временные смыслы, а незыблемые формы отношений. Есть вещи важнее Ленина, Сталина, партии и даже, грешным делом, Бога. Вот направляемый народ, вот направляющая сила, вот источник силы, а вот и те, кто этой силе служит. Мы.

Повторимся: Никита Сергеевич свою философию строит не на пустом месте, а на фундаменте определенного цивилизационного опыта. Как многие советские бояре, сохранявшие родовую память о бывшем – и создававшие проекты будущего на основе прошлого. Которое они считали матричным, воспроизводимым. Яркий пример – красный граф Алексей Толстой. Из военных – граф Игнатьев. И так далее. И вопрос надо ставить не так – прав ли Михалков в своих построениях. Вопрос надо ставить принципиально иначе. А стоит ли воспроизводить все эти исторические условия из одного цикла в другой, нужно ли без конца создавать предпосылки для выживания элит путем мимикрии? Или все-таки попробовать обустроить жизнь на иных началах? В которых память о боярских корнях будет только памятью, и ничем более. Не инструкцией по применению. Не прописью с оценкой политического поведения: отл.

Между прочим, на 17 марта пришелся 90-летний юбилей еще одного значимого деятеля отечественной культуры. Который не получал – и не мог получить ордена и звания при старой власти, не очень-то заинтересовал новую и совершенно позабыт – новейшей. Зовут его Григорий Померанц. Он религиозный мыслитель, философский писатель; слово «Бог» для него не элемент идейной инкрустации, не псевдоним могущественной сталинской воли, а знак умопостигаемой – и непостижимой – истины. Партию Ленина он как-то пропустил, Сталину фимиам не воскурял… И сегодня о нем – ни одного репортажа, ни одной серьезной заметки, не считая «Новой газеты» и радио «Свобода»; мимо. Может быть, стоит поработать над формированием такой системы общественных приоритетов, которая не исключит и Михалкова (человек талантливый, стихи запоминаются), но не сможет превращать обаятельный цинизм в пример для подражания? А главное, не будет предавать публичному забвению тех, кто прожил в культуре достойную жизнь – и продолжает свою тихую работу. Это ведь нужно не им; это нужно нам.

Точка невозврата

На неделе между 17 и 23 марта. – Госдума предложила признать независимость Абхазии и Осетии. – Деятельность Европейского университета возобновилась. – Но история с Тарусой продолжается.

Правду говорят или немного привирают, но когда решался вопрос об аресте Михаила Ходорковского, состоялся интересный разговор между человеком, от которого зависел окончательный вердикт, и человеком, от которого зависели многие вердикты – в недавнем историческом прошлом.

– Зачем ты это делаешь? не делай! – призывал бывший. – Ну да, он враг, борись, но не позволяй своим пересекать последнюю черту; после нее ситуация переменится настолько, что сам пожалеешь!

– Нет! – возражал ему нынешний. – Ты ничего не понимаешь; ты не в теме. Решение тяжелое и нехорошее, но деваться некуда. Взгляни в окно: видишь площадку перед Госдумой? Гостиницу «Москва» – видишь? Теперь представь, что Ходорковский скупил-таки Думу, провел в нее большинство. И блокирует все решения. То есть перехватывает власть. Тебе в девяносто третьем повезло, у тебя восставший Белый дом был как на ладони, перед ним мосты. А у меня нет точки танкового разворота.

Решение было принято; Ходорковский угодил в тюрьму, а мы, включая выносившего вердикт, попали в ловушку последствий. И пошли по узенькой дорожке в заданном направлении – навстречу басманному суду, шпионским камням, вовлечению элиты в новый передел, кратному росту коррупции и выветриванию смыслов из общественной жизни – на фоне балаганной клоунады мелкой швали вроде «Наших». Не уверен, что это очень нравится тем, кто бился лично с Ходорковским; они умны и понимают, что цена вопроса оказалась запредельной, что выбор в 2003-м совершался между точкой разворота (не танкового) и точкой невозврата (общей). Теперь мы будем долго вымывать тяжелые осадки, избавляться от массового отравления; рано или поздно – избавимся, но время, необходимое для совместной работы по обустройству нашей любимой страны, растратим.

Однако то, что было в 2003-м, происходило на самом верху. В той разреженной атмосфере, где исчезает чувство обыденной реальности, где клубятся фантомы иллюзорной власти над историей и куда никто не заставляет соваться. Не хочешь участвовать в делах элит – воздержись. Сегодня проблема выбора между точкой разворота и точкой невозврата спустилась вниз, спроецировалась на окружающую нас жизнь. Тут уж не отвертишься. Мы либо медленно, спокойно развернемся навстречу новым (они же вечные) нормам и правилам человеческого общежития, либо вернуться к надежде – не сможем. По мне, символом этой борьбы между логикой разворота и тактикой невозврата и стала ситуация в Тарусе, о которой мы уже писали, и, как выяснилось, неоправданно оптимистично.

После встречи с кардиологом Осиповым калужский губернатор заявил в эфире местного телеканала (цитирую по тексту письма, присланного на мой ЖЖ представителями тарусской общественности): «Это классический образец махровой, холодной, бесчеловечной бюрократии. По-другому я сказать не могу». Эти слова – как бальзам на патриотическое сердце. Считалось, что градоначальник Нахров поутру ушел в отставку, кардиологический центр вот-вот начнет работать, и всей России будет явлен наглядный пример: бескорыстное самоуправление сильнее, чем корыстное самоуправство. Желание общества обустраивать нормальную жизнь вопреки царящим привычкам – непобедимо. Мы хлопали в ладоши и писали жизнеутверждающие тексты. Но вскоре обнаружилось, что Нахров просто в отпуске по состоянию здоровья – и тянет время; что районное собрание под предлогом больничной истории пытается сместить своего председателя – Михаила Добрияна, который врачей поддерживал и помогал им; что докторов на полном серьезе обвиняют в работе на ЦРУ, а с бывшим главврачом воспитательно беседует районное УФСБ…

Если не углубляться в лишние детали, то схема происходящего такова: местное самоуправство дает смертный бой местному самоуправлению. Чьи интересы будет выражать и отстаивать тарусское собрание? Олигархов местного разлива или граждан? Вольного общества ответственных людей или мелких феодов, слившихся в экстазе с государством, разложивших его – под себя? От того, какие ответы будут даны на эти вопросы, напрямую зависит судьба кардиологического центра. Но, прошу прощения за пафос, от этого зависит и судьба страны.

Если в Тарусе все в конце концов отладится, это будет означать, что вся Россия за пределами заоблачной Москвы получит сигнал: последняя линия защиты здоровой жизни не проломлена, и не пытайтесь повторить эксперимент. Территории на откуп не сдаются (разве что в Чечне, и то от полной безнадеги); да, политика в ее столичных проявлениях на время умерла, но попытки помешать свободным людям улучшать устройство русской жизни, преодолевать инерцию бытового самораспада обречены. И не спрашивайте нас, почему на верхних этажах такое проходит сплошь и рядом, а вот на нижнем – не позволено. Потому и не позволено, что – нижние. На верхние никто лезть не заставляет, а с нижних согнать невозможно, некуда, касается всех.

Более того, благополучная развязка тарусского сюжета рано или поздно (скорее поздно, чем рано) аукнется и наверху; Россия подчиняется сверху вниз, но строится-то снизу вверх, и никак иначе. Роковая московская ошибка октября 2003-го аукнулась в Тарусе марта 2008-го; тарусское исправление ошибки когда-нибудь придется учесть и в московских прописях.

Но если нахровцы сегодня одолеют ситуацию, подомнут ее под себя, это станет всеобщим сигналом: фас. Стало быть, матрица неотменима. Прокрустово ложе работает в полную силу. Живая жизнь никому не нужна. Уверяю вас, сигнал воспримут, и куда охотнее, чем приказ поступать по закону и норме морали. Начнется массовая штамповка, конвейерное производство беспредела. Каток пойдет под горку – и без тормозов. Тогда у нас не остается шансов. По крайней мере, в обозримой перспективе. Будет пройден последний рубеж, наступит истинная точка невозврата.

Коли так, то происходящее сейчас в Тарусе (и только ли в Тарусе?) гораздо опасней того, что приписывали Ходорковскому в 2003-м; начался ползучий переворот феодов. Отдавая честь партийным лозунгам, приветствуя законное начальство, вылизывая шершавым языком все предназначенные для этого места, местная олигархия подминает страну под себя. А танков на все районные собрания не напасешься. Поэтому еще и еще раз: из точки невозврата есть только один путь, и лежит он через точку разворота. Путь все еще открыт. Надежда все еще имеется. Но часы тикают. Все громче. Скоро услышим звонок.

P. S. В день публикации этого текста Нахров все-таки был снят со своего поста. Доктор Олейникова снова стала главврачом. Но тем же решением Законодательного собрания был отстранен от должности председателя защищавший врачей Добриян.

Пат.

Земля и воля

На неделе между 24 и 30 марта. – Россия и Грузия восстановили воздушное сообщение. – В Сочи продолжались безуспешные протесты против отъема земли под нужды предстоящей Олимпиады. – Москва решила не отставать от Сочи.

Ходят разные слухи. Будто бы на съезде «Единой России» в середине апреля скажут смелые слова о необходимости политических послаблений. И вроде бы Явлинский из полуопалы возвращается в полуфавор; в мае он получит важный пост в правительстве; его сподвижники поднимутся по служебной лестнице… Слухи как слухи. Окажутся ложными? Не беда. Подтвердятся? Неплохо. Но в обозримом будущем ничто не переменится. Просто будут расставлены некоторые новые акценты в существующем раскладе власти. Которые – впоследствии – то ли обернутся реформами, то ли вновь останутся знаками, лишенными значений. Что на нашей памяти уже случалось. От символических намерений до реальных действий семь верст лесом; улита едет, когда-то будет, а жить нам предстоит здесь и сейчас.

Но здесь и сейчас ключевые события переместились в иную плоскость. Раньше спорили насчет верхушечного уровня. Кому удастся просочиться сквозь плотную партийную кладку? До конца ли удушат возможность публичных дискуссий? Разверстают ли крупную собственность? Вопрос теперь стоит иначе: выживет ли частный человек внутри шлакозасыпного государства? Возможна ли вольная инициатива граждан, желающих жить по собственным правилам; да, в рамках закона, но вопреки царящим нравам? Научимся ли мы объединяться – не для политической борьбы, а для самозащиты общегражданского идеала и личного интереса? Если да, то Россия заново обучится свободе и начнет строительство завтрашнего государства. С фундамента, с нулевого цикла. Государства, по определению несовершенного, но живого и дееспособного. Если нет – пиши пропало.

Переключение регистра, сверху вниз, началось с водителя Щербинского, продолжилось конфликтом в Южном Бутово, отозвалось Европейским университетом, аукнулось в истории с Тарусой. И всякий раз мы видели, как местночтимая власть, наделенная мощным инстинктом самосохранения, прицельно била в главные опоры нашего общего будущего. Уничтожала все, что угрожает ее безраздельности. Имущественные основания личной независимости. Материально подтвержденные условия свободной деятельности – на благо общества, во зло тотальному контролю, самодурству и воровству. Человеку предписано быть беззащитным перед лицом гаишного начальства; он не может отстаивать право на землю, со всем упорством просвещенного жлобства; нечего ему учить студентов за пределами официоза, да еще в таких красивых зданиях; не положено благотворить без покровительства районного вождя. Здесь и проходит нынешняя линия разлома: или торжествует современная логика, в которой власть – обслуга общественных надоб, или сохраняется система откупов. Причем на откуп отдаются не корчмы, а территории и судьбы.

На этой неделе бои неместного значения продолжались. Московская гордума, ссылаясь на сочинский прецедент, пожелала поправить Земельный кодекс. И в первом чтении одобрила желание любимого градоначальника: расширить перечень законных оснований для изъятия частных земельных участков под государственные надобы. Сейчас изъятие разрешено в исключительных случаях. Как то: строительство дорог, электростанций и объектов обороны. А предлагается считать муниципальной нуждой еще и бюджетное строительство социального жилья. Любого. Лужковитяне уверяют, что будут только расчищать промзоны, чтобы строить, строить, строить дома для нуждающихся москвичей. И мы бы рады им поверить, нарисовать картинку: замоскворецкие набережные зачищены от вредоносных предприятий; вдоль стен Кремля возводятся многоэтажки; на балконах гоняют чаи переселяемые бабушки в платочках; их старенькие дедушки вынимают из планшетов бинокли, заглядывают в окна Администрации Президента и проливают слезы умиления… Но опыт столичной жизни даром не проходит. Все мы заранее знаем, что под предлогом социального строительства будут отбирать участки под старинными домами в самом центре города. Чтобы возводить роскошный новодел. Новый столичный закон используют для захвата лакомых кусочков промышленной собственности… Раньше рейдерскую ложь прикрывали более кудрявыми словами; сегодня стесняться вовсе перестали, поскольку видят: верховное государство само не прочь разрыхлить и заболотить почву, на которой стоит обособленный от него гражданин. Пусть лучше живет и помнит: придем в любой момент и сделаем что захотим. А если будешь хорошим, то лично тебе – поможем.

И все-таки, повторимся, местный уровень сегодня важней и страшнее. То, что происходит в Сочи, – беспредел и безобразие. Грабеж средь бела дня. Ссылки на самозахват – лукавы. Если в Сочи строились прибрежные отели без разрешения – сносите. Безо всякой Олимпиады. А обычных людей с их наделами – не трогайте… Но сочинское узаконенное беззаконие хотя бы ограничено во времени: до начала Олимпиады. Московские планы отъема бессрочны. Они создают условия для вечной неуверенности собственника, подталкивают его в объятия чиновника, пахнут подношениями, страхом и покорностью. Так что если лужковский проект состоится – регионы подхватят франшизу; столицу все не любят, но ее пример другим наука.

Лужков уминает частную землю, на которой держится личная воля; тем временем федеральные партийцы утаптывают иную почву. Объявлено о планах вертикально отстроить детские организации, охватив все школы, все средние образовательные учреждения. Нет, говорят нам, мы не пионеры, мы не хотим нарушать законы и не будем откладывать партийные ячейки в детском мире. Мы всего лишь будем контролировать процесс. А осуществлять его поручим гражданину Якеменко. Который, конечно же, забыл отмороженный опыт нашизма и с чистым сердцем будет учить детишек патриотическим идеалам.

Без партийной борьбы и конкурентных выборов можно – пусть не слишком долго – продержаться. Но трудновато жить без ясного сознания, что есть вещи посильнее государства; без уверенности в том, что следующее поколение обеззаражено, освобождено от «нашего» цинизма. Если план Якеменко сойдется по контурам с планом Лужкова, то живого, вольного пространства почти не останется; слова о переменах будут проноситься вихрем над безжизненной поверхностью. И никакие планы обновления не осуществятся. Даже если им вновь присвоят имя любимого вождя.

Великое в малом

На неделе между 31 марта и 6 апреля. – Украина и Грузия не были приняты в НАТО; им обещано членство в альянсе – но в отдаленной перспективе; выступая после этого в Бухаресте, Путин утешил мировое сообщество: еще одной «мюнхенской речи» не будет, ссориться со всеми мы не собираемся, а сам он ощущает себя «дембелем». – Медведев в это время выступал в Сибири.

В начале двухтысячных была поставлена серьезная проблема: малый бизнес загнан в слишком жестокие рамки. Согласования. Согласования. Согласования. (Взятки. Взятки. Взятки.) Сам он продавить великую бюрократическую стену не в состоянии; эту брешь обязана пробить верховная власть при помощи лояльного крупного бизнеса. Сразу в нескольких продвинутых газетах, как бы случайно, появились красивые и впечатляющие схемы: малый бизнесмен и грандиозные структуры, от которых он должен получить печати с подписями; во все стороны разбегаются стрелочки; конверты и кейсы с купюрами поступают во все кабинеты… Грозно было сказано тогда: кто впредь обидит малых сих, будет иметь дело с великим беспощадным государством. Малые сии рукоплескали.

На минувшей неделе избранный, но не вступивший в должность президент (таково официальное звание Медведева) посетил Сибирь и в Тобольске провел заседание Госсовета. На котором смело и принципиально поставил проблему – все того же малого бизнеса. Слова, произнесенные Медведевым, произвели сильнейшее впечатление; давно никто не говорил с такой определенностью о необходимости снять с кормления милицию, санэпидемстанцию, пожарных и прочих самозваных контролеров, о проверках как легализованной форме грабежа.

Почему же Путину не удалось (хотя хотелось) расчистить великий завал в малой сфере, хотя денег после 2001-го стало достаточно, террор пригас, а в элитах царила атмосфера нефтяного счастья и газовой эйфории? Потому что невозможно заставить милицию скромно охранять закон, если ты отдаешь на разграбление крупнейшие корпорации, используя суд как инструмент решения сиюминутных политических проблем; трудновато отлучить санитаров от хлебных кормушек, прикармливая резвых политологов, послушных молодежных лидеров и продюсеров и так далее. Тут либо-либо. Как в анекдоте: батюшка, вы либо снимите крестик, либо наденьте трусы.

Теперь вопрос: преемнику оставлены хоть какие-то рычаги, которые можно привести в действие, чтобы разверстать ситуацию, сломать систему тотального коррупционного контроля за обществом, за деньгами, за властью? Если даже более сильному в организационном смысле, более жесткому и общепризнанному лидеру это, в общем-то, не удалось, то где гарантии, что удастся – новичку? Да, модель управления, которая очевидным образом выстраивается в течение последнего месяца, гораздо сложней и объемней, чем та, что была до сих пор; а любая сложность мешает тотальности и помогает бороться с бюрократией. Разрывы в скрепах российского общества – объективны; власти пытаются их компенсировать за счет двусоставной конструкции: те 90 000 000 населения, что смотрят Первый канал, не имеют доступа к ресурсам и не интересуются глобальным миром, должны опознавать себя и свои представления о государстве – в образе полуушедшего вождя; те 50 000 000, что живут активной жизнью, склонны к самостоятельности и будут по нарастающей осваивать целинное пространство Интернета, могут опознать своего – в преемнике. Неизбежный диалог между двумя неравномерно соподчиненными лидерами, их противоречивый союз будет словно бы символизировать собою союз двух частей российского общества; распределение полномочий между первым и вторым должно отражать соотношение реальных сил в стране. Один – опирается на значительное большинство, но занимает пост формально менее значимый; другой – опирается на ключевое меньшинство, но имеет конституционные преимущества; все это смягчает остроту противоречия и дает тот самый люфт в принятии решений, которого так не хватало до сих пор.

Но. Железобетонная система всеобщей властной коррупции отстроена, отлажена, взаимосвязана и невероятно устойчива. Она наделена мощным инстинктом самосохранения; она привыкла, что с ней считаются, что именно ее (а не раздробленные элементы общества) уравновешивает действующая власть. Она без боя не намерена сдаваться. И если даже косвенный намек на угрозу ее полноценному гарантированному существованию обернулся чередой демонстративно громких убийств, от Козлова и Политковской до Литвиненко, то чего же от нее ожидать, если приговор ей – вслух – произнесен?

Собственно, это (а не распределение полномочий, конфликт интересов и личных стратегий) будет главной проблемой наставшего времени. Сумеет ли политическая сила, получившая свои права бюрократическими методами, отвоевать у силовой бюрократии место под солнцем? Сможет ли в условиях неизбежного роста цен, шаткой мировой конъюнктуры, нарастающих экономических диспропорций – расчистить площадку под строительство будущего? Которое сосредоточено сейчас именно в малых сферах, от бизнеса до общественных инициатив, от обустройства обыденной жизни в районах до семьи. Этой силе будут охотно мешать. Изнутри. Извне. Втягивая в решение задач, не имеющих ничего общего с реальными интересами страны. Как, например, вопрос о самодеятельном признании Абхазии с Осетией. Чреватый постановкой встречного вопроса о Чечне.

Если эта новая сила сумеет справиться с напором обстоятельств, значит, она жизнеспособна. С ней можно взаимодействовать не только в Интернете. Спорить, соглашаться: то есть жить в одном историческом пространстве. И тогда мы увидим множество новых конфигураций. Ощутим энергию шагов – от умирающей политики навстречу возрождающейся жизни. Ну, а если нет… придется вновь использовать опыт выживания в неприятных условиях. Который мы долго копили. И надеялись, что не пригодится.

Плохое как хорошее

На неделе между 7 и 13 апреля. – Госдума приняла закон о попечительстве и патронате; разруганный Медведевым проект закона вообще не содержал положений, защищающих права патронатных семей; в новом виде он просто превращает патронат в подобие опеки. – До отмены соглашения о замораживании цен на социально значимые продукты остается три недели, а инфляция уже несется вскачь. Хлеб и рис дорожают везде; в развивающихся странах происходят голодные бунты.

Есть старая как мир закономерность. Когда в России все благополучно, государство распускает руки. И вместо того, чтобы работать на будущее, занимается переделом настоящего. Но как только начинаются проблемы, русская политика вздрагивает, напрягается – и начинает бить лапками.

Пока страну трясло и лихорадило, Ельцин удерживал ситуацию на грани срыва и выстраивал систему новой экономики; имея среднегодовую цену на нефть в пределах 9 долларов за баррель, он не боялся свободы и, полусрываясь в пропасть, все же тащил державу, как упирающегося коня, по краю серпантина – чтобы вывести на прямую римскую дорогу. Потом положение дел переменилось: цены на сырье стали безудержно расти, доллар падал, инфляция притихла, народ немного успокоился и был сердечно расположен к действующей власти; стране был дан невероятный шанс для прорыва. Кое-что сделано: террор подавлен, государственные институты воссозданы. Но слишком много сил ушло на выяснение суровых отношений с малозаметными соседями, на борьбу с мифической оранжевой угрозой, на разграбление награбленного и доразложение верхушечного слоя. Ссылки на то, что соседи сами хороши, что евробюрократы не умнее наших, ничего не объясняют. Да, не умнее и не лучше, да, они провоцировали и подначивали; на то она и политика, чтобы (как недавно выразился новоизбранный глава России) разводить, на то и политики (опять же, по его словам), чтобы не разводиться.

Но вот проходит верховная встреча в городе-герое Бухаресте. Сначала западные «разводящие» делают полушаг навстречу упрямой Москве и чуть-чуть отодвигают Украину с Грузией от вожделенного НАТО; именно чуть-чуть, не навсегда, на время, причем весьма короткое. Потом российский президент (уходящий) мягко и почти расслабленно, по-дембельски в его терминологии, выступает перед публикой и объясняет, что если впредь интересы России будут учитываться, может, и общественное мнение смирится с натовским существованием, перестанет так болезненно реагировать. После чего сговаривается с господином Бушем о вступлении в ВТО и окончательной отмене поправки Джексона – Вэника. Это еще не полная тишь, не итоговая благодать, но уже заметное смягчение интонаций.

Случайно ли, что внутренним фоном для этих внешних умягчений стал очередной скачок инфляции? А ведь это еще не конец; это, боюсь произнести вслух, только самое начало. Дальше на всех скоростях понесется бензин; потом, года через два, придется пережить серьезный спад рубля; а что в 2009-м учудят с долларом (стало быть, и с нефтью) побеждающие на американских выборах демократы – никому не известно. Как ни удерживай цены, как ни лавируй между интересами производителя и интересами политики, все равно придется выбирать: либо законы рынка, либо понятия бюрократии. Одолеет рынок – взвинтятся цены; победит бюрократия – исчезнет товар. А цены все равно взлетят. Хотя и позже.

И чем напряженнее пойдут дела в российской экономике, тем быстрее нам придется развязывать узелки, узлы и узлища в международной сфере; нам станет просто не до Грузии с Эстонией, а тратить деньги на борьбу с оранжевой угрозой в Киеве будет жалко. Все-таки уже не лишние. Все-таки уже – считанные. Это как в компьютере, зараженном вирусом, – чтобы не перегревался, приходится отключать навороченные устройства. И приступать к лечению Касперским.

Если мы не обманулись в ощущении, что вектор поменялся, то очень скоро выяснится, что системе безответственного балансирования, отстроенной в эти восемь лет, история прописала масло Касперского. И в условиях ухудшающейся конъюнктуры придется улучшать модели управления, сбрасывать, как мешки с песком, бюрократические навороты, отказывать силовикам в счастливом праве контролировать все и вся, потому что сила есть и доводов не надо. Более того: тотально контролировать СМИ можно лишь в благополучные эпохи, когда информация не угрожает власти; право разрешать и запрещать повышает статус идеологических контролеров, из политтехнологической обслуги превращает их в стратегов суверенной демократии, однако совершенно не имеет отношения к потоку самодеятельной жизни. Но как только возникают реальные проблемы, в том числе у господ управляющих, им приходится открывать завинченные шлюзы и снимать свинцовые пломбы; самолюбие контролеров страдает, зато подвижная система оказывается устойчивей. Как стены в кирпичном доме: если почвы надежны, можно ставить жесткую опору; если подвижны, одна стена обязательно должна «гулять». Иначе дом пойдет трещать по швам.

Другое дело, что описана нормальная политическая реакция на вызовы времени. Она ведь может оказаться и совсем другой. Вместо устойчивого колебания – неустойчивая жесткость, как в вопросе об Осетии с Абхазией; вместо лечения от вирусов – уничтожение материнской платы; вместо сброса лишнего веса – паническое желание набить корзину до отказа; вместо римской дороги – прыжок под откос. Что мы выберем? Увидим. Не в этом году, так в следующем. Не в следующем, так никогда. Потому что либо ситуация будет медленно выправляться, либо жизнь пойдет вразнос.

Время для двусмысленности вышло; придется все-таки определяться.

Давай, станичники!

На неделе между 14 и 20 апреля. – Случилось множество событий, которые по праву претендуют на то, чтобы войти в энциклопедии.

Владимир Путин возглавил партию «Единая Россия», так и не вступив в ее состав. Жириновский злобно пошутил: теперь надо распустить все партии, оставить одну «ЕР»; доля правды в этой шутке есть. Будущие энциклопедии холодно зафиксируют: 15 апреля 2008 года партийный процесс в России надолго прекратился; начался процесс внутрипартийного управления. Не в том смысле, что «ЕР» достигла сияющих вершин и остановится в развитии; наоборот: Путин будет постоянно донастраивать мощную машину для голосования; он недоволен «Единой Россией», хочет заменить мотор и, как выразился на днях один водитель столичного такси, «перешить машинке мозги». А в том смысле, что остальные легальные партии, и без того почти бесплотные, до конца превратились в бледные тени, стали партиями сопровождения, политической подтанцовкой.

Если провести их дружественное поглощение, превратить в единороссовские фракции, ничего не изменится; никто не заметит. Будет зам. вождя по народности – В. В. Жириновский. Зам. вождя по справедливости – Г. А. Зюганов. Зам. вождя по оргработе – С. М. Миронов. Зам. вождя по леволиберальной экономике – Г. А. Явлинский. И скамейка запасных заместителей во главе с Н. Ю. Белыхом. Вокруг может смело бегать оппозиция, искусно маргинализованная, от Новодворской до Лимонова и Каспарова; их даже, пожалуй что, позволят показывать по телевизору. Теперь ведь всем явлениям в политике задан необходимый масштаб, и чего опасаться малюток?

На этой же неделе мы почти признали Южную Осетию с Абхазией. Уровень российских отношений с соседними сепаратистами был поднят на недосягаемую высоту; Грузия утратила последнюю возможность для переговоров; предложить мятежникам ей просто нечего. Даже самая широкая автономия даст абхазам и осетинам несравнимо меньше, чем легализованные отношения с Россией. Правильно будет сказать, что де-факто именно сейчас Абхазия с Осетией ушли от Грузии непоправимо; исторически – навсегда. Даже если официального признания обретенного статуса им придется ждать десятилетиями и, значит, полностью зависеть от России. Что до Грузии, то она как-нибудь сама разберется со своими проблемами; вольно ей было так тянуть со сколько-нибудь серьезными предложениями, в надежде на американцев; в истории действует простой закон: кто не успел, тот опоздал. Но вот вопрос – какую цену мы заплатим за это решение? с кем еще придется нам рассориться ради того, чтобы иметь кавказские опоры? и что мы с этими опорами будем делать? За поиском ответов – или безответностью – мы будем наблюдать все ближайшие годы. И хронологическая точка долгосрочных перемен обозначена с энциклопедической четкостью: понедельник, 14 апреля 2008 года. Когда Путин сделал свое роковое заявление.

Наконец, впервые с 1975-го российский лидер побывал в гостях у полковника Каддафи. Причем обставил дело символически: встречи с мировыми лидерами у него еще будут, а вот официальный визит был последний. И вовсе не случайный. Прагматика газпромовского интереса демонстративно поставлена выше общемирового идеала; не потому что мировой идеал решительно отвергнут, а потому что давно уже ясно: окружающий мир поворчит, но поддержит. И полноценно поучаствует в полученной выгоде, воспользовавшись газовой трубой, которая пойдет из Триполи в Италию. Что и засвидетельствовала частная поездка В. В. Путина к новоизбранному итальянскому премьеру Берлускони. Во время которой он отверг волнующий нацию слух о своем разводе с Людмилой Александровной и женитьбе на Алине Кабаевой.

Будущая энциклопедия обязательно отметит: в течение трех дней уходящий лидер решительно, жестко и по-своему смело достроил систему, которая так медленно и аккуратно создавалась после декабря 2000 года, когда был возвращен советский гимн. У нас теперь те же враги, те же друзья, те же всесоюзные здравницы и та же модель партийного руководства. С одним существенным отличием: внешняя советская форма управления возвращена без внутреннего советского содержания; никто не занимался гальванизацией трупа, просто был внимательно изучен скелет большевистской власти: вот предплечье, вот позвоночник, вот тазобедренный сустав, а вот и точки их соединения. Никакой идеологической плоти. Только остов. Только схема.

Но, как нас учили в той же советской школе (учили, разумеется, по Гегелю, хотя и говорили, что по Марксу): форма есть переход содержания в форму, содержание есть переход формы в содержание.

P. S. По поводу этого текста в моем ЖЖ состоялась полемика; привожу одно интересное возражение, которое перенаправляет смысл моего высказывания в новое русло.

– alicebrown:

Кхм! О Ливии. Если бы Россия была тут первой… До нас дорожку проторили, причем европейцы, и не только на нас публично рычали, а за кулисами обнимали. Что до реинкарнации СССР, то и тут не очень получается. Скорее уж надо посмотреть в другую сторону, в сторону Южной Америки, той, что совсем на юге… На то, что там было не так уж давно, все это похоже.

– arkhangelsky:

Вы правы. Но соус под это латинское блюдо – советский, столовский. Как сейчас помню, на улице Правды, меню: «Рассольник Ленин.» (имелся в виду «Ленинградский»).

– alicebrown:

Боюсь, что соус будет а la Juan Domingo Peroґn или что-то в этом роде.

Даю маячок

На неделе между 21 и 27 апреля. – В Кремле растерянность; всем предложено определяться, с кем они: с прежним или с новым президентом. – В Алма-Ате, напротив, полное успокоение; папа Назарбаев примирился с дочкой; при этом казахское экономическое чудо откладывается на неопределенный срок.

В Алма-Ате (по-современному Алматы) проходил очередной евразийский медиафорум. «Очередной» – отдает застойной скукой. «Форум» – припахивает официозом. И все-таки прошу: не торопитесь перелистывать страницу – надеюсь, дальше будет интересней. И поближе к нашим северным равнинам.

Форум открылся торжественно. На сцену вместе вышли Президент и Дочь. Нурсултан Абишевич, как положено, был одет в строгий европейский костюм; Дарига Нурсултановна оделась не по протоколу: яркая кофточка модных салатово-лилово-белых расцветок, широкие брюки цвета морской волны. Зал наблюдал заинтересованно; в политике случайности редки, «говорящие» сменные броши г-жи Олбрайт у всех на памяти, а тут еще Восток, культура утонченного подтекста. Что-то все это значит; остается узнать, что же именно.

Назарбаев говорил мрачновато и жестко – о мире, где из-за цен на хлеб бунтуют, а из-за финансового кризиса страдают; о предстоящем испытании на климатическую прочность и о воде как факторе политики; в подтексте считывалось, что Казахстан проходит между исламом и христианством, между традицией и постмодерном, между Западом и Россией, как между Сциллой и Харибдой. В какой-то момент дочь привстала и подала отцу стакан с этой самой водой; он ответил как-то по-домашнему: угу, спасибо. И продолжил упрямый рассказ о мировой истории. После чего настала очередь Дариги; тут разъяснилось, что призван был символизировать ее весенний стиль одежды.

Речь родителя была тверда, дочерние интонации звучали подчеркнуто мягко; чем прагматичнее и рациональнее был язык мужского доклада, тем метафоричнее – образы женской речи. В апреле в Казахстане все расцветает; но вот проблема – нынешний апрель не задался, зима оказалась суровой, до последних дней лежал глубокий и высокий снег; организаторы боялись, что гостей придется встречать в холодной зимней атмосфере. Однако же природа взяла свое; сегодня яркое жаркое солнце, все зелено, а значит, опасения были напрасны, весна оказалась сильнее…

Назарбаев слушал строго и внушительно. Но в конце выступления дочери тихо кивнул, будто бы сказал: ну ладно, одобряю. И зал почувствовал, что его призвали в свидетели: может наступить какой-то сдвиг во внутренней политике; оттепель, оттепель – зашелестело по залу.

Тут необходимо кое-что напомнить. Медиафорум, эта колоссальная тусовка политиков, политологов и журналистов, от вице-президента Ирана до Примакова, Бжезинского и Михаила Леонтьева, затевался в одну эпоху казахской истории – продолжился в другую. Когда он только зарождался, его основательница Дарига Нурсултановна Назарбаева была восходящей преемницей; казалось, что история ей поручила, а монаршее происхождение позволило соединить несовместимые задачи. Номенклатурный покой и оппозиционное обновление, стабильность и модернизацию; считалось, что назарбаевская элита движется по намеченному жесткому курсу, как по прямому хайвею, но заранее строит развязку, чтобы страна смогла, когда дозреет, повернуть. Мягко. Либерально. Осторожно. Потому что есть кому поворачивать.

Потом ситуация переменилась. Партия дочери была недружественно поглощена отцовской партией; сторонники Дариги, перешедшие под покровительство Нурсултана, были вытеснены на обочину политического процесса, выведены из парламента; муж отправился послом в Австрию, где узнал о том, что обвиняется в убийстве конкурентов, – и остался политическим беженцем; Дарига теперь одна. И в жизни, и в политике, и в бизнесе.

Тем временем казахское благополучие, которое так любили ставить в пример у нас, пошатнулось; разразился системный банковский кризис; цены на недвижимость в Алма-Ате начали обваливаться, а цены на еду – расти. Единоличное правление можно себе позволить, когда все чересчур благополучно; в неустойчивые времена приходится ценить союзников и даже оппонентов, если они не хотят революции, а хотят спокойного развития. Так, видимо, можно считать сегодняшнюю сцену, мастерски разыгранную на казахском политическом театре; так, наверное, следует понимать «маячок», который дали ангажированной аудитории несентиментальный отец и волевая дочь.

Но «маячки» бывают разные. Бывают настоящие подсказки, бывают ложные ходы; случается подчас как в анекдоте про армейское занятие, которое ведет бывалый старшина. Рота, внимание! Тест на сообразительность. Кто угадает, в какой руке у меня спички? Даю маячок! (И старшина разжимает левую ладонь; здесь пусто.) Пусть казахские политологи сами объяснят сигнал, который был сегодня послан; что за ним стоит, насколько метафора оттепели наполнена реальным содержанием – им виднее. Мы же сделаем обещанный проброс в родную ситуацию, где уходящий лидер тоже охотно дает маячки, а растерянные, смутные и нервные элиты мечутся, не зная, на кого поставить, где будет настоящий центр политической тяжести и как бы им не прогадать. Чем ближе майский день нового воцарения, когда полномочия между старшим президентом и младшим перераспределятся, тем более грозовой и шаткой становится номенклатурная атмосфера. И можно было бы сказать: да нам-то что? Однако же сейсмическая зона верховного шараханья разрастается все ощутимей, толчки ощущаются уже вдали от эпицентра.

Так вот, считается, что Путин укрепился основательно; он фактически забрал себе те полномочия, которых ему недостает де-юре; за ним теперь Белый дом, полпреды и «Единая Россия» (куда Медведева сначала даже звать не собирались, Грызлов потом вынужден был извиняться). А значит, он и будет центром тяжести. И умным-хитрым нужно поспешать, определяться. Кому нырять в «Единую Россию». Кому бросаться головою вниз в правительственный омут.

Но если на секунду допустить, что вождь по-прежнему не хочет быть вождем, как не хотел им быть и до сих пор, а хочет он свободы и покоя, что с властью у него – в отличие от Назарбаева – эротических взаимоотношений нет, а есть договорные отношения, которые неплохо было бы расторгнуть, если кто-нибудь гарантирует ему пожизненную неприкосновенность? Что, если он дает не маячки, а ложные сигналы, и намерен не усилить свой потенциал, а медленно его ослабить и через год-другой уйти в надежно защищенную личную жизнь? Как все время посылал обманчивые намеки на третий срок и не мешал глуповатым сторонникам задохнуться в этой дымовой завесе. В таком случае он должен ослаблять не преемника, а собственное окружение, которое предельно опасно своим нежеланием сдвигаться на обочину истории, она же обочина финансовых потоков.

Коли так, то Путин (не считая пожизненно верных, которые теперь будут с ним до конца его дней) уводит из Кремля не свой надежный заградотряд, не опору в предстоящей борьбе с «медведевскими», а именно тех, кто готов бежать за комсомолом; тех, кто не хочет его отпускать, кто слишком жаден, чтобы не остаться с носом.

…Пока я писал этот текст, небо над сияющим Медеу затянулось; снежные вершины погрузились в тучи, воздух посерел. Тепло опять ушло. Но холод не вернулся. Как говорят метеорологи, погода в пределах многолетней климатической нормы. С небольшими отклонениями.

Гексогенно модифицированный продукт

На неделе между 28 апреля и 4 мая. – Завершилась последняя неделя полноценного правления Путина; российские миротворцы выдвинулись в Абхазию; Грузия заявила о фактической аннексии со стороны России.

Ахматова сказала о Бродском: нашему рыжему делают биографию. Судя по всему, в сегодняшнем Кремле много поклонников Анны Андреевны. Именно они устроили Медведеву прощальную гастроль – прежде чем полуотдать ему бразды правления. Среди прочего, начали ускоренно, на всех парах разгонять абхазо-осетинский сюжет, разогревать его до стадии пожара; грань малой кавказской войны еще не перейдена, но уже на расстоянии марш-броска.

Так часть олигархического окружения позднего Ельцина, в содружестве с чекистами, военными и оплаченными вождями чеченского сопротивления, на излете весны 1999-го начала провоцировать дагестанский конфликт. Чтобы обнажить все слабости и проявить недостаток воли у чересчур уклончивого переговорщика Степашина. А затем испытать на излом молодого, начинающего Путина. И Дагестаном. И взрывами домов. И гексогенно модифицированным сахаром в есенинской Рязани.

Разумеется, были тогда и другие мотивы: война уже созрела, как нарыв; лучше проткнуть его заранее, пусть гной стечет, пока заражение не переросло в гангрену. Но передел сиюминутной власти и замер серьезности намерений потенциального преемника был основной причиной. И главной целью. Путин испытание выдержал, не сломался; его пришлось признать в качестве нового хозяина.

Так и теперь – имеются соображения различного порядка. Не только относящиеся к переделу власти. Во-первых, надо поспешать, покамест Грузия не стала членом НАТО и евроатланты не взяли на себя обязанность участвовать в военных действиях на стороне обиженной грузинской власти. Во-вторых, Абхазия граничит с Краснодарским краем; все ее военные проблемы должны быть окончательно решены заранее, до сочинской Олимпиады. Чтобы та не повторила судьбу Олимпиады московской, 1980 года. В-третьих, необходимо как можно скорей обеспечить некую территориальную колбу, куда будут осторожно перелиты деньги обильного восьмилетия: их потом пропустят через сочинские счета и к очищенным источникам добавят обильные примеси.

И все-таки не только в этом дело. Но и в том, что новенький должен проставиться. Подежурить на тумбочке у дембеля. Почистить зубной щеткой гальюн. Слишком гладенько у него выходит: не успел приступить к обязанностям, а уже нацелился лететь сначала в Казахстан, потом в Китай, а затем и на японский саммит, куда уходящего вождя не позвали, хотя им долго намекали: позовите, уважьте. Что ж, пускай летит – и отбивается. Демонстрирует, на что способен. А мы тут покамест вопросики порешаем…

Люди, дерзко называющиеся элитой, в своем кругу используют терминологию подростковой зоны – и при этом мыслят в монархических категориях; этот – пацан, говорят они уважительно, а этот поступает не по-царски… Язык их – враг их, он выдает их с головой. Ведь что такое царство по-пацански? Это пугачевский дворец, обитый золотой бумагой. Кто такие истинные пацаны при государе? Это Хлопуша и Белобородов, чутко следящие за тем, чтобы Пугач не обабился, не помиловал кого-нибудь сверх меры. История для них – всего лишь испытательный полигон; тут на днях по телевизору повторяли жутковатое кино Балабанова «Жмурки» – нравы удивительно похожи.

При этом мы совсем не сочувствуем нынешней Грузии. И не жалели бы о ней, если бы России (именно России, а не пацанам) было стратегически выгодно признать сейчас Абхазию с Осетией и дать настоящий бой во имя будущего. Как необходимо было отбивать в девяносто девятом Дагестан и Чечню. По крайней мере вплоть до Терека. В истории случаются моменты, когда приходится переступать через гуманность в отношении чужих. Чтобы своим не стало хуже. Абхазия с Осетией, увы, имеют убедительные доводы в пользу своего сепаратизма. Незачем было устраивать дикарские походы из Тбилиси на Сухуми; незачем было гнобить Цхинвали; незачем было дразнить Россию, играя в чеченские игры; незачем было пятнадцать лет тянуть с идеей широчайшей автономии для непризнанных республик. Теперь – поздно. Абхазия и Южная Осетия уже сложились как полугосударства, привыкли к обособленному существованию, уравновесили запросы бандитов и военных, выцыганили российские паспорта для большинства своих граждан. И этого они уже не отдадут. Так что вопрос не в том, возвращать ли отрезанный ломоть и соединять ли его заново с краюхой; все равно уже не соединишь. Вопрос – зачем России жертвовать из-за Абхазии с Осетией своими отношениями с миром и посылать на поле боя собственных граждан. Настоящих. Соприродных. Не созданных искусственно – раздачей паспортов. Какая цель осуществится? Какое приобретение будет сделано? Приобретение – для всех, а не только для придворных пацанов? Совершенно непонятно.

Нам говорят: но мы должны ответить на Косово! Нет, не должны. На преступление преступлением не отвечают. Голосуя против передела мира, не затевают новый передел. И еще, еще раз: не платят внутренним покоем за сомнительную возможность внешнего противостояния. Да, Грузия тысячу раз неправа; Европа совершила роковую ошибку, породив косовский прецедент; но что нам до их неправоты? А если начнутся боевые действия, то мы неизбежно расплатимся. Среди прочего, очередным усилением спецслужб, поскольку в воюющей стране не принято сентиментальничать. И резким ослаблением новоизбранного президента. Который должен будет, обязан будет вести войну до победного конца. А значит, под действием гексогенно модифицированного продукта поменяет осторожно намеченный им вектор смягченной политики.

В последнее время массовую аудиторию аккуратно и последовательно приучают к тому, что руководство Абхазии и Южной Осетии – своеродное, российское. Приглашая на бесконечные круглые столы, дискуссии и презентации. Во время майских каникул Кокойты даже появился на всенародно любимой программе КВН; если ничего не путаю, Багапш там тоже как-то объявлялся. В светящемся шлейфе студенческого юмора они кажутся такими близкими, такими простыми – почти как наши губернаторы, хотя и с некоторыми особыми полномочиями… На КВН они пускай приходят. Милости просим. Но жертвовать своими детьми ради правящих кланов Цхинвали и Сухуми и ради новых отмывочных рынков для капитала русских бюрократов – мы не обязаны. Не надо путать интересы Родины – и комплексы политической неполноценности, помноженные на феерическую жадность. Тем более не нужно путать интересы любимой страны – с играми в номенклатурное пацанство.

Остается лишь надеяться (поскольку не осталось рычагов низового воздействия на верхушечную ситуацию), что два вождя, уходящий и новый, сядут рядком, поговорят мирком, решат вопрос – и совместно отодвинут «пацанов», остановив развитие опасной ситуации. Спокойно. Без истерики. По-царски.

О желании быть оптимистом

На неделе с 5 по 11 мая. – Состоялась инаугурация президента Медведева.

Инаугурация президента Медведева, состоявшаяся 7 мая, позволила телевизионщикам, истосковавшимся по масштабной красоте и полновесной режиссуре, проявить свои таланты. Разом и щедро. Продуманы монтажные ходы, любовно выстроены образы. Сквозной метафорический мотив – образ кругового исторического времени, которому подчинено пространство государственной жизни, прямое, как правда. В эту символическую квадратуру круга вписаны – и, стало быть, примирены перед лицом вечности – обе ключевые фигуры сегодняшний российской политики; величественный путь прощального кортежа и бодрое движение кортежа нового закольцованы движением часовых стрелок на Спасской башне; за полминуты до того, как распахнутся двери и железный голос возгласит: Пре-зи-дент Российской Фе-де-рации Дмитрий Ана-тольевич Мед-ведев!!! – камера ныряет за краснокирпичную кладку и показывает ход часового механизма, потом выныривает на циферблат, и от совпавших стрелок, минутной и часовой, делает мгновенный переброс на двух совпавших президентов, уходящего и восходящего…

К этой мифологической картинке ничего прибавить не возможно. Она настолько безупречна, что в какой-то момент начинает напоминать компьютерную игру формата 3D; только компьютер так вольготно работает с разнородным пространством, разворачивая его в любом направлении, показывая под любым углом, улавливая зеленоватый отсвет в сиянии золотых куполов, спускаясь вниз по направлению взгляда, которым, должно быть, ангелы взирают на нашу грешную землю… Но жизнь, в том числе политическая, это не компьютерная игра; здесь правила будут пожестче, нравы – посуровее, а повороты сюжета – острее.

И когда мы отрываем глаза от сладкого, сказочного образа Державы, в которой один не до конца ушел, а другой не до конца пришел, и всем это нравится, все довольны, – то задумываемся о реальной перспективе. О том, что нам всем предстоит пережить в ближайшие годы. Но вместо того, чтобы привычно обсуждать противоречия и сбои в устройстве политики и общем ходе государственных дел, мы думаем о том, что же хорошего может принести нам наступающее время. По крайней мере, какие шансы сулит. Со всеми неизбежными ограничениями.

Прежде всего скажем о том, что уже хорошо. Партия третьего срока проиграла, хотя и партия полноценной демократии, естественно, не победила. Никакой игры с конституционными формулировками Путин не допустил – последний шаг в направлении, которое было задано его майским посланием 2006 года – от точечного авторитаризма к авторитаризму, так сказать, ковровому – не был сделан. А это значит, что нас не будут до конца утюжить, прикрывая отступление от Конституции; нам не придется платить по счетам беззакония, им не нужно будет укреплять структуры личной безопасности, подкупать сословие визирей. И медленный, спокойный демонтаж системы, разбор оборонительных конструкций, воздвигнутых после раздербанивания «ЮКОСа» и бесланской трагедии, возможен. (Не значит, впрочем, что случится.)

Еще одно соображение. Медведев – ставленник осторожной номенклатуры, нацеленной на медленную модернизацию без потрясений и с поддержанием баланса интересов. Стало быть, ни на перестройку, ни на продолжение общественного застоя они не нацелены. Да, ситуации бывают разные, политическая дорожка может оказаться слишком узкой и чересчур извилистой, придется делать то, чего не хочется: либо лихорадочно все перестраивать, либо нырять в блаженный застой. Но главное – цели иные.

Что же до страны, то сегодня на медийной поверхности – сплошные державные радикалы, готовые подкованными сапогами затаптывать все живое и не вполне согласное; внизу, под ними – их зеркальное, уменьшенное и перевернутое отображение, маргиналы с отморозками, от большевиков-лимоновцев до правомаршевской нацшизы. Все вменяемое, спокойное и договороспособное либо сдвинуто на обочину, либо осторожно отползает в тень; и наверху, и внизу, и во власти, и в оппозиции торжествует кипящая жижа, болотное варево с привкусом серы. Осторожная расчистка завалов, не очень обидная для предшественника, но полезная для настоящего и будущего, способна привести к другому распределению ролей. Люди края не будут смыты, слишком уж тонким и липким слоем размазались они по всем высоким кабинетам, но люди нормы получают некоторую надежду на участие в общей жизни – без дополнительного риска вляпаться в политтехнолога или наступить в бомбиста.

Нет никаких иллюзий, будто бы Медведев сможет и захочет разрушить сам по себе номенклатурный принцип формирования власти; но на нет и суда нет. Мы много раз писали о том, что страна нуждается не столько в том, чтобы ее погоняли в общемировое будущее, сколько в том, чтобы ей не мешали дозреть до естественной жизни. В которой торжествует новая трудовая этика, отмирают советские привычки безответственного, мелкого и всеобщего воровства, обретается навык самостоятельного управления своей социальной судьбой, накапливается склонность к бескорыстию, которая не противоположна, а лишь параллельна умению добиваться успеха, общественного и экономического. Постепенно формируется общенациональное самосознание, гражданское чувство принадлежности судьбе России. Которое заключено не в том, чтобы с пеной у рта орать: даешь Абхазию с Осетией, а в том, чтобы четко взвешивать сегодняшние силы, копить их на будущее и не растрачивать в попытках решить неразрешимые проблемы всех соседей.

Для этого нам нужно состояние общественного мира и взвешенного компромисса разнородных сил. Политических, идеологических, социальных. Но компромисс возможен лишь на двойной основе; нельзя называть компромиссом готовность «Единой России» с высокомерным чувством победителя устраивать дискуссии внутри партийных съездов – с приглашением сторонних собеседников, а можно – только диалог на нейтральной площадке с участием всех сколько-нибудь вменяемых сил. Если такой нейтралитет будет соблюден, если постепенность перемен станет формулой движения, а не прикрытием стояния на месте, значит, желание быть оптимистом из иллюзии станет возможностью.

Отечество наше прекрасно; ему, как правило, не очень-то везет с государством, но невероятно повезло с людьми, природой и культурой. Совместная работа на Отечество, на его настоящее и будущее – работа. И неважно, чьим именем этот период потом назовут. Хоть горшком назови, только в печь не сажай.