Дело полусонной жены Гарднер Эрл

– Затем, что именно эта напряженная атмосфера побудила убийцу совершить задуманное преступление. Она уже давно искала случая. И здесь, на яхте, сложились подходящие для нее обстоятельства. «Сейчас или никогда», – сказала она себе и привела в исполнение давно обдуманный план. Вы видите, ваша честь, даже защита не возражает против моих слов.

Судья взглянул на Мейсона поверх очков:

– Вы не протестуете, мистер Мейсон? Это правда?

– Да, правда. Пусть картина целиком будет представлена на рассмотрение суда. Это и в моих интересах.

– Именно к этому я и стремлюсь, ваша честь, – осклабился Бюргер.

– Хорошо, – сказал судья, – документы будут приобщены к делу. Скажите, много ли у вас еще вопросов? Напоминаю вам, что настало время вечернего перерыва.

– Всего лишь несколько вопросов, с вашего разрешения, и я закончу.

– Хорошо, продолжайте.

– В данный момент вы находитесь в конфронтации с защитником? – спросил прокурор.

– С какой целью вы задаете подобный вопрос? – недоуменно спросил судья прокурора.

– Я хочу доказать предубеждение миссис Лэси, находящейся сейчас на месте свидетеля.

– Вы хотите сказать, что она собирается помочь защитнику?

– Нет, ваша честь, но, возможно, она с предубеждением относится к нему.

– В таком случае об этом должен заявить сам защитник.

– Всякое убеждение свидетеля является важным для суда и должно быть выявлено. Меня уже обвинили в том, что я пытался скрыть важные улики в результате предварительного сговора со свидетелями обвинения. Больше я не собираюсь скрывать решительно ничего.

– Защитник имеет полное право выявить предубеждение свидетеля, если считает это нужным, – сказал судья.

– Безусловно, ваша честь. Однако мне неизвестен закон, по которому те показания, которые выгодны для защиты, должны быть приведены только самим защитником, а материалы обвинения – только прокурором. Если вы дадите мне подобное указание, я, конечно, подчинюсь, однако все же постараюсь разъяснить присяжным, что защита не имеет права контролировать работу прокурора и выносить на обсуждение сомнительные данные, касающиеся, например, рикошетировавшей пули вместо выстрела в упор.

– Аналогия здесь неуместна, – сказал судья, – и вряд ли стоит обсуждать этот вопрос. В первом случае речь шла о факте, известном защитнику, который и поставил об этом в известность суд, во втором случае же речь идет о сведениях, находящихся исключительно в ведении прокурора.

– Однако защитник все же сумел раскрыть их и обнародовать.

– Все раскрылось в результате талантливого перекрестного допроса и изощренности адвоката. В данном случае вопрос ставится совершенно иначе, и я не усматриваю никакой аналогии, – сказал судья.

– С точки зрения закона случай совершенно тождественный, – настаивал прокурор.

Судья обратился к Мейсону:

– Какова ваша точка зрения, мистер Мейсон?

– У меня нет никакой, ваша честь.

– Вы хотите сказать, что согласны на этот вопрос?

– Нет, сэр, не согласен, но прошу все запротоколировать.

– Да, конечно. Но если вы не протестуете, то и я не возражаю против вопроса.

– Я не протестую и не выражаю согласия. В показаниях свидетеля должен разобраться суд.

– Но если стороны не выражают протеста, то и судья не должен возражать или принимать одну из сторон, за исключением тех случаев, когда это выходит за пределы разумных границ, – сказал судья.

– Ваша честь, – сказал прокурор, – я хотел бы зачитать вслух отрывок из второго издания книги Джонса «Об уликах», страница тысяча пятидесятая: «Всегда следует устанавливать, не является ли свидетель враждебным в отношении того лица, против которого он дает показания, не было ли между ними ссоры и не является ли его выступление актом мести. Присяжным следует более внимательно и строго отнестись к показаниям враждебного свидетеля, чем к показаниям нейтрального или добровольного…»

– Все именно так, – сказал судья, – и нет необходимости муссировать общеизвестные истины. Здесь ведь обсуждается совсем другой вопрос.

– Прошу разрешения у суда зачитать еще несколько строк, – сказал Гамильтон Бюргер. – Я прочел лишь вводную фразу, которая является основанием для дальнейшего…

– Продолжайте, – нетерпеливо прервал его судья, – что же дальше?

– Здесь сказано, – прочел Бюргер с ударением на каждом слове: – «Исходя из этого, необходимо установить, какого рода взаимоотношения существуют между свидетелем и, с одной стороны, тем лицом, против которого он выступает, и, с другой стороны, тем, кто вызвал его для показаний». – Бюргер замолк с многозначительным видом.

– Дайте мне взглянуть на эту книгу, – попросил судья.

Бюргер протянул ему книгу, сказав:

– У меня в руках старое издание, которое легче носить с собой. Я предпочитаю его новейшим многотомным изданиям.

– Вам незачем извиняться, – сказал судья. – Да, вижу, вот одна цитата, а вот и вторая. Ну что ж, поскольку защитник не выражает протеста, я тоже согласен на ваш вопрос.

Гамильтон Бюргер с торжеством произнес:

– Отвечайте на вопрос, миссис Лэси.

– Я предъявила иск мистеру Мейсону и мистеру Дрейку на двести пятьдесят тысяч долларов за клевету и нанесение морального ущерба, так как они заявили представителям полиции, что в моей спальне провел ночь мужчина и, кроме того, что я помогла скрыться Скотту Шелби, который якобы остался в живых. На самом деле я в последний раз видела Шелби за двенадцать часов до того, как он был убит.

– Можете приступить к перекрестному допросу, – предложил прокурор.

– Да, конечно, – сказал Мейсон. – К вопросу об иске. Насколько я знаю, полиция обнаружила в вашем гараже мокрое одеяло и мокрые мужские ботинки и лишь после этого проверила вашу квартиру, спросив, не перевозили ли вы в вашей машине какого-нибудь мужчину в промокшем костюме.

– Ваша честь, – вмешался Бюргер, – я протестую. Это не перекрестный допрос. Защитник может указать на предубеждение свидетеля, однако здесь не время и не место обсуждать ее иск к нему за клевету и нанесение ущерба.

– Я вовсе и не спрашиваю свидетеля об этом, – ответил Мейсон. – Но мне важно установить, почему именно полиция искала мужчину в квартире миссис Лэси.

– Именно этого я и опасался, – раздраженно сказал судья. – Допрос все расширяется. Разрешив против своей воли начать это прокурору, я не могу теперь помешать защитнику внести полную ясность в дело.

– Именно так, – сказал Мейсон. – Я потому и не возражал против вопроса прокурора, хотя и не считал его правомерным.

– Согласен с вами и не собираюсь мешать вам, но напоминаю, что приближается время вечернего перерыва.

– Если вы позволите задержать вас на пять-десять минут, я надеюсь покончить с этим вопросом, – сказал Мейсон.

– Хорошо.

– Ну что же, отвечайте, миссис Лэси, – произнес Мейсон.

– Мне не известно, что именно вы сказали полицейским.

– Однако в своей исковой жалобе в суд вы указали, что знаете об этом.

– Это сказано просто в качестве логического вывода, – сказал Бюргер.

– Однако миссис Лэси достоверно известно, что в ее гараже были насквозь промокшие одеяло и мужские ботинки.

– Она везла в одеяле лед, – раздраженно вмешался Бюргер.

– Не будете ли вы добры поднять правую руку? – спросил Мейсон.

– Что вы хотите этим сказать? – насторожился прокурор.

Мейсон улыбнулся:

– Поскольку вы стали отвечать на мои вопросы вместо свидетельницы, прошу вас принять присягу.

Зал оживился, а лицо Бюргера залилось краской.

– Продолжайте, господа, – вмешался судья. – Прошу советников воздержаться от личных выпадов, а свидетельницу отвечать на вопросы лично, без помощи прокурора.

– Итак, в вашем гараже были насквозь промокшее одеяло и не менее мокрые ботинки? – спросил Мейсон.

– Да, – ответила она, – в одеяле мы несли лед, а ботинки принадлежали моему мужу. Я думаю, что жена имеет право оставить в своем гараже обувь мужа, если ей этого хочется.

– Он был уже вашим мужем в тот день?

– Нет, мы поженились через четыре дня после этого.

– Но вы подтверждаете, что одеяло и ботинки действительно находились в углу вашего гаража?

В глазах присяжных появился интерес, а быть может, и закралось первое подозрение. Прокурор нервно ерзал на своем стуле, а когда свидетельница заколебалась, он словно собирался заявить протест, но тут же снова сел, так как не мог придумать основание для него.

– Если вы хотите знать факты, а не заниматься гнусными инсинуациями, мистер Мейсон, я скажу вам обо всем, – выпалила миссис Лэси.

– Ну что ж, начинайте, – попросил Мейсон.

– Ваша честь, – заявил Бюргер, – я считаю, что это совершенно незаконно.

– Не думаю, – ответил судья. – Поскольку свидетельница при прямом допросе сама сказала о своем предубеждении против защитника, он вправе подвергнуть ее строгому перекрестному допросу не только с академической точки зрения, но и с точки зрения здравого смысла.

– Благодарю вас, ваша честь, – сказал Мейсон. – Необходимо установить точные факты.

– Я могу сообщить вам все, что вы желаете знать, – сказала свидетельница. – Я поехала на пикник с мужчиной, за которого собиралась выйти замуж. Мы были за городом. Между четырьмя и пятью часами вечера мы отправились в обратный путь. Во время пикника я сделала несколько фотоснимков, которые подтверждают мои слова.

– В самом деле? – спросил Мейсон. – Я бы хотел взглянуть на эти снимки.

– Только с разрешения суда, – запротестовал Бюргер.

– Ну что ж, поглядим на фото, – нетерпеливо сказал судья. – Вы сами подняли этот вопрос здесь, в суде, и я не вижу никаких причин запретить свидетельнице или защитнику довести дело до конца. Продолжайте!

Мейсон взял в руки фото, а Эллен давала пояснения.

– Здесь вы видите моего мужа, стоящего на плоту, тогда он и промочил ноги. Этот плотик он смастерил из досок и палок. Здесь же виден кусок льда на одеяле. В этом одеяле мы привезли лед и отнесли его к месту нашего завтрака на траве.

– Но почему именно в одеяле? – спросил Мейсон.

– Пробовали вы нести кусок льда в голых руках, мистер Мейсон? – язвительно спросила Эллен.

В зале раздались смешки.

– Ну а после завтрака?

– После я осталась со своим мужем на том же месте.

– Надолго ли?

– До того времени, когда мне нужно было поехать на вокзал встречать свою мать. Эту ночь мы провели вместе с ней в моей спальне.

Мейсон взглянул на часы:

– Судья желает отложить дальнейшее рассмотрение дела до завтрашнего утра?

Судья кивнул. Он сердился на прокурора, который, желая использовать симпатию присяжных к свидетельнице, поднял вопрос о ее предубеждении к защитнику, он был также недоволен и Мейсоном, который ухватился за этот ход, раскрутив его в своих целях.

– Рассмотрение судебного дела откладывается, – сказал он, – в субботу заседания не будет. Мы вернемся к нашему делу в понедельник в десять часов утра. Прошу присяжных не обсуждать дело между собой и не прислушиваться к чужим мнениям. Заседание закрывается.

Судья встал и вышел из зала.

Бюргер также встал и уставился на Мейсона.

– Вы удовлетворены, надеюсь? – саркастически произнес он.

Мейсон ухмыльнулся:

– Продолжайте свое дело: приоткрывайте дверь, а я буду всовывать свою ногу.

– Здесь мы здорово ее прищемим, – пообещал Бюргер. Он хотел придумать еще что-нибудь язвительное, но не смог.

Мейсон подошел к шерифу, который охранял Марион Шелби.

– Позвольте мне задать ей пару вопросов, – сказал он, – прежде чем вы уведете ее отсюда.

Шериф кивнул и отошел на пару шагов. Мейсон наклонился к Марион Шелби.

– Вопрос, который я вам задаю, имеет громадное значение. Вы уверены в том, что человек, упавший за борт, был вашим мужем?

– Абсолютно.

– Вы видели его лицо при достаточном освещении? И слышали его голос?

– Я достаточно ясно видела его лицо и слышала его голос, но не в момент падения, а когда он уже был в воде.

– И он действительно производил какие-то движения?

– Да, но довольно странные.

– Он лежал на спине или на животе?

– Он лежал на спине. Я ясно видела его лицо, но не видела затылка. Он двигал руками и ногами, но не как здоровый пловец, а как человек, оглушенный ударом по голове.

– Скажите, не было ли рядом с ним в воде еще кого-нибудь?

– Нет, он был один.

– Но над носом яхты есть навес, и вы никак не могли увидеть то, что было под навесом.

– Но я видела, как течение увлекло тело моего мужа под этот навес. Я подумала, что он вынырнет по другую сторону яхты, и побежала туда, но он, видимо, уже утонул.

– Вы слышали звук выстрела еще до того, как добежали до борта яхты и увидели в воде своего мужа?

– Да, выстрел раздался в ту самую минуту, когда мой муж упал – или был сброшен – за борт.

– Вы полагаете, что кто-то мог его столкнуть?

– Было что-то несуразное в его фигуре, раскачивающейся взад и вперед, словно он упирался, а кто-то тащил его. Он, казалось, боролся с невидимым противником.

– Для вас было бы гораздо лучше, миссис Шелби, если бы ваш муж, упавший в воду, был уже неподвижен или если бы слабые движения его рук и ног можно было объяснить уносящим его течением реки.

– Он делал не слабые движения, а, наоборот, отчаянно сопротивлялся.

– Вы понимаете, насколько ухудшило ваше положение утверждение эксперта, что убившая вашего мужа пуля выпущена из револьвера, находившегося у вас в руке?

– Конечно, понимаю!

– Ну что ж, подумайте обо всем этом еще раз, пока вас еще не вызвали для допроса.

– Вы хотите, чтобы я изменила показания, мистер Мейсон?

– Нет, – усталым голосом ответил Мейсон, – я хочу, чтобы вы говорили правду и ничего больше. Однако должен вас предостеречь, что если вы лжете, то вас легко могут осудить на казнь.

– Но я ничего не могу поделать. Не могу изменить своих показаний. Я рассказала всю правду, истинную правду, и мне придется так держаться и дальше.

– Ну если это правда, то ничего не поделаешь, – вздохнул Мейсон. – Что вы знаете об этом револьвере? Давно ли ваш муж приобрел его? Носил ли его при себе постоянно?

– Когда я познакомилась с ним, у него уже был этот револьвер, но он обычно не носил его. Лишь последние два месяца револьвер все время был у него в кармане.

– Не знаете ли вы зачем? Быть может, у него были враги?

– Вполне возможно, но я ничего не знаю.

– И револьвер был при нем в последний день его жизни, двенадцатого?

– Да, он вынул его из кармана и положил на тумбочку, когда ложился спать.

– Очевидно, он кого-то опасался, раз всегда ходил с оружием?

– Наверное. Но за один, нет, за два дня до смерти он стрелял из него.

Мейсон вдруг оживился:

– Откуда вам это известно?

– В ночь на десятое револьвер оказался пустым, и Скотт при мне вынул из ящика коробочку с пулями и зарядил его снова.

– Быть может, он практиковался в стрельбе? Все шесть пуль отсутствовали?

– Да, он при мне вложил шесть новых.

– Значит, он стрелял еще раз уже после этого эпизода, так как, когда револьвер оказался в вашей руке, одной пули не было.

– Я этого не знала, пока об этом мне не сказали полицейские.

– Хотелось бы, – начал Мейсон с другого конца, – узнать побольше о его жизни, интересах, знакомых, врагах.

– К сожалению, мистер Мейсон, не могу вам помочь. У нас не было почти ничего общего. Он был скрытным человеком, и я мало о нем знаю.

Наступило молчание.

– Каково мое положение, мистер Мейсон? – спросила она наконец.

– Пока ничего не могу сказать.

Она отрывисто засмеялась:

– Не хотите мне говорить об этом?

– Оно далеко не блестяще, это я могу сказать вам уже теперь, – заметил Мейсон.

– Ну что ж, сделайте, что сможете, мистер Мейсон. До свидания, – сказала она с глубоким вздохом.

– Спокойной ночи, – ответил он и, взяв портфель, вышел из зала, не оглядываясь.