Пропавшие без вести Козловский Юрий

Глава 5

Город

Благодаря указанным «партизанами» ориентирам Николай здорово сократил себе путь. Вышел он из пещеры сразу, как солнце исчезло за горизонтом, и за несколько часов быстрой ходьбы дошел до местности, где облака еще не закрывали все небо, но уже стали появляться и по мере продвижения вперед становились все гуще. Одновременно рассеивалась темнота, и когда Лесовой оказался под сплошным покровом облаков, их свечение создало иллюзию хмурого пасмурного дня где-нибудь в Подмосковье. Водяные пары не собирались внизу в виде тумана, а поднимались наверх, превращаясь в облака, поэтому местность просматривалась далеко вперед.

Благодаря заступничеству Саламбека Николаю удалось договориться с «партизанами». Он освободил их от веревок, а они, все еще опасливо поглядывая на него, много чего рассказали об устройстве «нового мира». Значительно больше, чем смог поведать ему доктор Кварацхелия.

Освоенная людьми — «апостолами» и беглецами — территория состояла из нескольких зон — облачной, полностью контролируемой «апостолами», солнечной, куда они даже носа не совали, а «партизаны» ходили там лишь по ночам, и Камня — той самой глыбы, где они нашли себе пристанище. Бледнолицые знали о существовании «партизан», или, как они себя называли, свободных, но ничего не могли с ними поделать. Сами они никогда не покидали своей зоны, а посланная воевать «партизан» охрана чаще всего позорно бежала, стоило им завидеть передовой отряд свободных. Но иногда принимала бой, и тогда несли немалые потери обе стороны, фанатично ненавидевшие друг друга. «Партизаны» же уводили с пограничных территорий «обкуренных» и пребывали в постоянном поиске новых способов борьбы с противником. В идеале — освобождения всех пролетариев и полного уничтожения ненавистных бледнолицых вместе с еще более ненавистными охранниками.

Такой паритет мог продолжаться бесконечно: недостатка в продуктах и питье ни у тех, ни у других не было, и кому-то из свободных даже нравилась такая жизнь. Например, выходцам из тех африканских стран, где люди тысячами умирали от голода.

Неисследованными оставались горы, хотя расстояние от Камня до них было совсем невелико. Гряда начиналась без всяких предгорий. Она вырастала из равнины почти вертикальной стеной, взять которую даже со специальным альпинистским снаряжением было бы трудновато. Да и зачем, если дальше вздымалась следующая стена, еще более высокая, а за ней еще одна? Единственным местом, где можно было пройти через хребет, оказалась расщелина, достигавшая в ширину полутора километров. Солнце никогда не доставало до ее дна, и когда-то «партизаны» попытались пройти по ней в глубину горного массива. Прошагав без помех несколько часов, они вышли в широкую долину с исполинскими деревьями, верхушки которых буквально скребли небо, а ствол самого маленького не смогла бы обхватить, взявшись за руки, и сотня человек. А между деревьями бродили такие животные, что исследователи предпочли повернуть назад и сначала тихонько, а потом все быстрее и быстрее ретироваться как можно дальше от этого места. Даже не пытаясь узнать, были те животные травоядными или хищными. Любое из них могло раздавить человека, даже не заметив, как не замечает человек раздавленного им муравья.

После первой экспедиции группы смельчаков иногда предпринимали новые попытки. Те, кто вовремя заворачивал назад, возвращались. Другие пропали навсегда. Потом таинственный вожак по прозвищу Зверь (воочию его видели считаные люди из числа свободных) запретил соваться в расщелину, и больше в горы никто не ходил.

Какие местности лежали с другой, западной, стороны облачной зоны, никто не знал, но предполагали, что солнечная зона тянется там до бесконечности, то есть гораздо больше того расстояния, которое может преодолеть беглец за одну ночь. Наверное, именно поэтому никто и никогда не делал попыток бежать в ту сторону. «Заоблачный край» оказался чем-то вроде обратной стороны Луны…

Море, по вполне понятным причинам, тоже оставалось неисследованным. До каких пределов «апостолы» освоили облачную зону на юг (свободные определяли стороны света так же, как и Николай с доктором), никто из свободных не знал, потому что пройти по солнечной зоне за одну ночь можно было лишь до невидимой точки возврата, то есть столько, чтобы до рассвета можно было вернуться назад. А эта точка лежала гораздо ближе к Камню, чем южная граница освоенных «апостолами» земель в долине реки.

Именно реке бледнолицые были обязаны существованием многокилометрового светящегося облачного слоя, защищавшего их от смертельного излучения местного светила. В этом мире практически не было ветра, и поднимающиеся от воды пары висели в воздухе без движения. Иногда, перенасыщаясь влагой, облака разражались ливнями, которые, впрочем, не приносили особых бедствий. Частые паводки несли огромные массы воды, но они давным-давно промыли себе наиболее удобные русла и, не причиняя никаких разрушений (а какой дурак стал бы что-то строить на их пути?), смертельно напугав ревом и грохотом рабов из числа новичков, безобидно уходили в океан.

Только тут, под облаками, Николай в полной мере почувствовал тот самый запах — озона на скошенном лугу. Он был ни слаб, ни силен, ни надоедлив, но проникал везде и заставлял сладко кружиться голову. Но он быстро привык, и головокружение прошло.

Новая внешность Лесового служила ему самым надежным пропуском. Стражники пограничной службы, главной обязанностью которых было не допустить бегства рабов из облачной зоны, не смели даже взглянуть в его сторону. Любой человек с таким цветом кожи был для них божеством, чьи помыслы неисповедимы, а поступки не поддаются логическому объяснению. При появлении Николая они старались незаметно убраться с его пути. Те нерасторопные, кому это не удавалось, пряча глаза, сгибались до земли в почтительном поклоне и ждали так, пока он не проходил мимо. Бледнолицые братья, насколько ему стало известно от «партизан», чрезвычайно редко появлялись на границе обжитой зоны, и с этой стороны не приходилось ждать неожиданностей. Когда же он приблизился к Городу, то уже совсем не опасался встреч с ними. Город был единственным большим поселением «апостолов» в этом мире (именно поэтому они не видели необходимости как-то именовать его и называли просто Город) с приличным, даже по меркам нашего мира, населением. Достаточно большим, чтобы его жители не могли знать всех горожан в лицо, как не знают друг друга жители, к примеру, Твери или Владимира.

Задачей Николая было найти по описанным доктором ориентирам дом, который «апостолы» выделили его друзьям после их чудесного приобщения к числу избранных. С этой задачей Кварацхелия справился лучше, чем с описанием маршрута через пустыню. Он не знал даже о смертельной опасности, поджидающей Лесового в солнечной зоне. Не знал ничего, кроме того, что эта зона считалась у «апостолов» запретной. И, если бы не встреча с отрядом Никитина, его миссия была бы закончена досрочно, ввиду окончательного и необратимого выхода из строя исполнителя. В Городе же доктор прожил достаточно долго, чтобы разобраться в расположении его улиц и кварталов. Он даже изобразил на бумаге некое подобие плана, который, разумеется, Лесовой не стал с собой брать, предпочел изучить наизусть.

Жили друзья не в центре, а на окраине, противоположной той, со стороны которой Николай заходил в Город. Благоразумие призывало во избежание лишних неприятностей обойти такое скопление бледнолицых и войти в Город с другой стороны, но интуиция подсказала Николаю, что опасаться нечего, и он прислушался к ней, а не к голосу разума. И не прогадал. Никто из спешивших по своим делам «апостолов» не обратил ни малейшего внимания не только на него самого, но и на его одежду. Что и немудрено, потому что на жителях Города можно было увидеть любые наряды, от костюмов с высокими ботфортами и кружевными жабо, как в фильмах про мушкетеров, до вполне современных брюк и пиджаков. Из-за этого Город напоминал огромную декорацию, построенную для съемок какого-то сюрреалистического фильма. А постоянный сумрак и алебастрово-белые лица прохожих оставляли полное ощущение, что фильм этот — из жизни клана вампиров.

Благодаря интуиции Лесовой не только сократил свой путь вдвое, но и довольно подробно рассмотрел Город. Застроен он был зданиями, не превышавшими в высоту трех этажей, с вычурной отделкой, чем-то напоминавшей стиль современного цыганского ампира. Похожий стиль можно наблюдать в любом населенном пункте страны, где существуют цыганские районы, но здешние здания были на несколько порядков богаче.

Причудливые башенки, богатая лепнина, золоченые, а скорее цельнозолотые массивные кованые ворота и решетки поражали воображение своим богатством. Сияющие даже без солнца купола из того же металла, мощенные мрамором улицы и дворы — все это должно было подавлять воображение живущих в Городе рабов, прислуги и наложниц и внушать им чувство собственной ничтожности перед сиятельными господами.

Передвигались бледнолицые по Городу исключительно пешком, поэтому народа на улицах было много. Николай внимательно присматривался к поведению горожан и пришел к выводу, что оно практически не отличается от поведения, к примеру, москвичей. Здоровались друг с другом очень немногие, а в основном проходили, не обращая на встречных внимания. Из рассказов доктора Лесовой знал, что «апостолы» воплотили для себя в жизнь общественный строй, очень похожий на тот коммунизм, который обещал советским людям Никита Сергеевич Хрущев к тысяча девятьсот восьмидесятому году, то есть «от каждого по способностям, каждому по потребностям». Причем сделали это задолго до появления на свет основоположников марксизма, не говоря уж о самом кукурузном вожде. И очень легко решили все противоречия, которыми изобиловал план Никиты Сергеевича. Главным из которых был вопрос, который тот старательно обходил — кто будет убирать дерьмо за счастливыми коммунарами? «Апостолы» решили его очень легко. Кто, как не рабы-пролетарии?

Кварацхелия рассказывал о многочисленных пунктах общественного питания, разбросанных по всему Городу, где совершенно бесплатно можно было наесться от пуза, не ограничивая себя в выборе блюд. Готовили и обслуживали в этих заведениях тоже рабы. Для бледнолицых считалось позором самостоятельно обслуживать себя и вообще заниматься «низкой» работой. Дела, которыми не зазорно было заниматься «апостолам», регламентировались специальными списками. А если, к примеру, бледнолицый хотел питаться дома, он должен был завести себе повара, но ни в коем случае не прикасаться сам к сковороде или кастрюле. Даже самостоятельно налить суп в тарелку считалось признаком дурного тона и осуждалось вампирской общественностью.

У Николая давно уже сосало под ложечкой от голода, но он лишь с сожалением поглядывал на открытые двери многочисленных ресторанчиков, откуда на улицу вырывались умопомрачительные запахи. Он опасался сморозить что-нибудь не принятое в этом мире, например, перепутать вилки или очередность блюд и тем привлечь к себе внимание. Вот и сейчас он с немалым усилием отвернул нос от очередной харчевни и перешел на другую сторону. Сам виноват, нужно было сорвать и прихватить с собой парочку «антрекотов». Теперь оставалось надеяться, что друзья не откажут в куске хлеба. Но сначала надо было найти их в этом проклятом Городе.

Глава 6

Встреча с друзьями

— Господи, какие же у вас отвратительные рожи! — сумел произнести сквозь смех Лесовой, когда трое друзей выпустили его из объятий и перестали колотить по плечам в приступе вызванного встречей восторга.

— Да ты в зеркало посмотри, красавец! — ответил Леня Полищук, глядя на Николая со смешанным чувством радости и печали. Может быть, оттого, что последний член команды оказался вместе с ними черт знает где, без всякой надежды на возвращение домой?

— Что ты смотришь на меня, как на покойника? — Лесовой перехватил взгляд Лени.

— А кто мы есть? — ответил вместо него Дима Стрешнев. — Мы и есть живые покойники. Тебе же говорят — посмотри в зеркало! Если уж оказались на том свете… Вот только понять никак не можем, в рай попали или в ад? Если по обстановке судить да по тому, как с нами обращаются, то похоже на рай. Только народец здешний меньше всего похож на ангелов. По тому судя, что они нам тут на уши вешают, — чистые бесы. А нам приходится помалкивать и соглашаться. Иначе давно бы они нас уработали так, что и концов не найдешь. За ними не заржавеет. Эх, как иногда хочется разнести здесь все вдребезги! А потом думаешь — ну, разнесешь, а дальше-то что делать? Как втроем со всей этой сворой сражаться?

— Вчетвером, — поправил его Николай.

— Теперь вчетвером, — согласился Стрешнев. — Только что от этого изменится? Знаешь, нам как новичкам что-то вроде ликбеза устроили. Специально приставленный человечек языку местному нас учит, а еще политинформации проводит. Эти, как их, догматы в сознание вколачивает. Ну, чисто комиссар, кожана только не хватает да «маузера» на поясе! Такое несет! Никакой маньяк того не придумает, что они здесь с людьми вытворяют. Не знаю, как это у них получается, но они из людей в три секунды идиотов делают! Если бы у нас рожи вовремя не побелели, нам бы тоже мозги засрали, как всем, и в шахту отправили. Или здесь, в Городе, говно бы за ними выгребали! А комиссар этот еще намекает, что совсем скоро они всех людей оттуда сюда переселят, а сами наше место на Земле займут! Сил моих больше нет кивать, как заводной болванчик, да своим притворяться! Ну, нет, он точно дождется, возьму его как-нибудь за ноги да разорву пополам, от жопы до головы!

Лесовой посмотрел на атлетическую фигуру командира — да, этот сможет! Вот только что это даст? А Стрешнев между тем продолжал изливать накопившиеся чувства:

— Мы тут, как вместе собрались, так только и гадаем — что нам делать? Ведь эти твари не шутят! Да так пока ничего и не придумали. Сердце уже болит — живем здесь кум королю, сват министру, а своим ничем помочь не можем. Вот Леня, — он показал на Полищука, — давно говорит — был бы Колька Лесовой с нами, тот бы обязательно чего-нибудь сообразил. Может, говорит, и заявится, раз уж мы все здесь?

Полищук в подтверждение кивнул.

— Все верно! — улыбнулся Лесовой. — И я сюда заявился, и мысли кое-какие имеются.

— Откуда? — в голосе Стрешнева звучало сомнение, но глаза у него загорелись надеждой. — Что ты здесь знаешь? Сам ведь говорил, что второй день всего, как прибыл!

— Так я ведь сюда проник не случайно, — ответил Николай, — а с особо важным заданием. И имею полномочия привлечь вас к его исполнению. Но только в том случае, если вы согласитесь снова считать себя на службе.

Николай говорил вроде как с улыбкой, но слова звучали серьезно, и друзья, превратившиеся в прежних бойцов, слушали его подтянувшись, как привыкли выслушивать приказы.

Лесовой рассказал друзьям обо всем, что произошло с ним с того момента, как он переступил порог Научно-исследовательского центра специальных проектов. Об отделе аномальных явлений и его бледнолицем руководителе. О своих приключениях на Колыме и золоте, которое «апостолы» переправляют в наш мир. О попытках главы спасательного ведомства помешать агрессии бледнолицых. И, наконец, о плане действий, предложенном доктором. Промолчал лишь о визите к жене Дениса, стерве Марине, хотя о том, что побывал у Оксаны Полищук и помог ей деньгами, рассказал. Красильников не стал ничего уточнять, но Николай заметил, что по его лицу пробежала хмурая тень.

— Ну, Кварацхелия, каков гусь! — восхитился Стрешнев. — Там, дома, я думал — ну, болезнь какая-то редкая у человека, спрашивать даже стеснялся. Когда уже здесь увидел этих, с белыми рожами, то решил, что он один из них, что его к нам специально внедрили, резидентом. А оказывается, все наоборот?

Стрешнев вдруг задумался, потом спросил:

— А не может он оказаться двойным агентом?

— Я прокачивал такой вариант, — ответил Лесовой. — Данных нет ни за, ни против, но я уверен, что он наш.

— Интуиция? — с едва уловимой иронией спросил Красильников.

— А ты в нее не веришь? — резко повернулся к нему Николай.

— Почему? — слегка смутился Денис. — Вроде раньше она тебя не подводила…

— Тогда решайте! — сказал Николай. — Но учтите — если вы принимаете предложение и возвращаетесь на службу, то назад дороги нет. Не хотел бы говорить громких слов, но напомню — мы все принимали присягу.

— Все согласны? — Стрешнев посмотрел на Красильникова и Полищука и констатировал: — Раз молчите, считаю, что возражений нет. Только хочу внести предложение — в сложившихся условиях считаю правильным передать командование группой майору Лесовому. Что скажете, мужики?

— Согласен! — сразу сказал Полищук. — Тут не до командирских амбиций.

Красильников чуть помедлил, но тоже согласился, безразлично пожав плечами:

— Тебе виднее.

— Я только ума не приложу, — Стрешнев почесал в раздумье начавший лысеть затылок, — как тебя у нас легализовать? Ведь бледнолицые ни за что не поверят, что ты появился здесь случайно да еще так легко нашел нас. Вряд ли, конечно, у них есть что-то вроде полиции или службы безопасности, но они не дураки, и вопросы у них непременно возникнут. Значит, придется тебе прятаться у нас до самого начала операции. Хорошо еще, что здесь не принято без приглашения в гости ходить. Даже если кто и зайдет, всегда найдем, где тебя укрыть. Домина-то вон какой! Мы сколько времени здесь прожили, а я всех комнат так и не сосчитал.

— А я и не собираюсь легализовываться! — огорошил Николай бывшего командира. — Я вообще долго у вас не задержусь. Вот обсудим все детали, отдохну слегка и уйду.

— Но… — попытался вставить что-то Стрешнев.

— Никаких «но»! — перебил его Лесовой и добавил с улыбкой: — Я знаю, что делаю. Сам сказал, что теперь я командир, вот и не возникай теперь!

— Хорошо, — согласился Дмитрий. — Но мы сегодня должны быть у комиссара. Очередная политинформация, мать его…

— Так можно не ходить! — предложил Полищук. — Один кто-нибудь сходит, скажет, что вчера вина перебрали, идти не можем.

— Точно! — обрадовался Стрешнев. — Давай, сбегай!

— Сиди! — остановил Полищука Денис Красильников. — Я схожу.

Он поднялся с кресла и вышел из комнаты. Николай проводил его взглядом. Вот же приворожила мужика стерва Марина! Похоже, он даже здесь только о ней и думает! Но вникать в лирические чувства бойцов не было времени, и он спросил у Дмитрия:

— А поверит ваш комиссар?

— Куда он денется? — ответил Стрешнев. — С тех пор как у нас побелели рожи и мы поклонились этому их божку, Конраду, мы пользуемся всеми правами и привилегиями. То есть никто не может заставить нас делать то, чего мы делать не хотим. Так что, будь уверен, комиссар ни за что не заявится сюда разбираться с нами.

— Получается, дисциплина у бледнолицых не на высоте? — улыбнулся Николай.

— Какая там дисциплина! — поморщился Стрешнев. — Каждый делает что хочет. Свобода!

— Ладно, тебе виднее, — согласился Николай. — Давайте-ка теперь по очереди расскажите, как вас сюда занесло. Ты, Дима, первый, и начни с того, что тебе известно об убийстве Паши Камкова.

— Тяжело вспоминать! — вздохнул Дмитрий. — Может быть, я даже где-то виноват в его смерти. Недоглядел… Он понадеялся на командира, а я подвел. Если бы я тогда связался с вами, вместе, может быть, чего и решили. Ты уж извини, Коля, но когда ты в ментовку пошел, я к тебе даже доверие слегка потерял. Такое уж у меня отношение к вашей конторе.

— Забудь! — отмахнулся Николай. — Рассказывай дальше.

— В общем, позвонил он мне как-то. Давно, я еще тогда у доктора не работал. Сказал мне, что хозяева того груза объявились и готовы выставить счет.

— Он не говорил, откуда это узнал? — поинтересовался Лесовой.

— Сказал, но позже, не по телефону, когда мы с ним встретились. Он заметил за собой слежку и сделал финт ушами. Оторвался от топтуна, но так, чтобы не потерять его из вида. Поменялись ролями, одним словом. Топтун был Паше без надобности, вряд ли он много знал, зато привел его к своему командиру, перед которым отчитывался. А вот этого уже Паша скрутил, вывез в тихое место и выпотрошил до донышка. Не тебе рассказывать, сам знаешь, как это делается. Он тоже знал не слишком много, но основную картину обрисовал. Короче говоря, приговорили нас. Вычислить нас всех к тому времени еще не успели, вышли только на Пашу. Надеялись у него про остальных все выпытать. Смешные! На Пашу где сядешь, там и слезешь.

— Паша отпустил этого… выпотрошенного? — спросил Лесовой, заранее зная ответ.

— Ага… отпустил. В речку, где поглубже. В таком виде его только туда и можно было отпустить…

— Понятно! — кивнул Лесовой. — Еще что-нибудь Паша рассказывал?

— Рассказывал, — как-то виновато ответил Стрешнев. — За день до нашей встречи в электричке уселся напротив него какой-то чудак со странной внешностью и уставился на него своими глазищами, чисто гипнотизер. Паша хотел его за жабры взять, но у него в глазах помутилось, а когда прояснилось, того уже не было, будто сквозь пол провалился.

— Странный — значит, бледнолицый? — уточнил Николай.

— Вот именно! — вздохнул Дмитрий. — Эх, знать бы тогда! А то даже внимания не обратил. Потом ко мне Сигизмундов подъехал с предложением, я закрутился с оформлением, а когда вышел на службу, узнал, что Паши уже нет.

— А мне никто не позвонил, — с упреком сказал Николай. — Я даже на похоронах не был…

— Прости! — потупился Стрешнев. — Так уж получилось. Но и ты не делай из себя святого. За два года ни разу не позвонил! Все хороши! Ладно, слушай дальше. Я тогда встретился с Женькой Беловым, ты должен его помнить, он начштаба у нас был, потом в центральной конторе обосновался…

— Помню, — сухо ответил Лесовой. — В тот день, когда ты пропал, он попал под машину.

— И — что?… — растерянно посмотрел на него Дмитрий.

— Жив, — коротко ответил Николай. — Но, кажется, до сих пор в коме.

— Ну, суки! — скрипнул зубами подполковник. — Они мне за все ответят!

— Ответят! — согласился Лесовой. — Ты дальше рассказывай.

— Вычислил Белов убийцу, бывшего прапора из тюремной охраны. Он сошка мелкая, мало чего знал, я хотел поставить перед ним только один вопрос. Кто конкретно сказал ему — ты должен замочить вот этого человека? Потом, конечно, я бы и его придавил, но не сразу. А тогда подкараулил его, только взялся за дело, а тут откуда ни возьмись целых четыре этих ублюдка бледнолицых нарисовались! И запах… Может быть, я и справился бы со всеми, но не успел, чем-то они меня отключили. Очнулся в какой-то большой комнате, а вокруг уже человек двадцать бледнолицых. И все на нас с прапором пялятся. Ощущение, скажу тебе, жуткое. В груди будто кусок льда, сердце колоколом в ушах отзывается, и страшно почему-то до колик. Это со мной такое было, а прапор совсем с катушек съехал, визжит от ужаса, ну точно кабан, когда его резать собираются, в ноги бледнолицым упал, все пытался их ботинки поцеловать. Кричит: «Хватит! Пощадите! Все, что хотите сделаю, только хватит!» Страх у него был уже не человеческий, а животный. Но мне его все равно жалко не стало. Один бледнолицый что-то скомандовал, прибежали двое, с обычными рожами, подхватили моего прапора под руки и утащили. Больше я его не видел. Надеюсь, его на самую поганую работу определили…

— А с тобой что? — поинтересовался Николай.

— Меня еще долго пытали. Потом мы узнали, что так они на устойчивость проверяют. Кого в рабы, кого в охрану. А тех, кто выдерживает до конца, уничтожают, как непригодный материал. И со мной бы такое случилось, но я вовремя побелел, и тут все сразу изменилось. Забегали они вокруг меня, как вокруг желанного гостя, отвели к своему божку. Вот где страшная личность! Страшнее всех, кого я до него видел, вместе взятых. Один раз посмотрел, как будто душу наизнанку вывернул. Но то, что я их обманываю, все равно не определил. Так я и стал для них своим. А потом позволили с Денисом Красильниковым встретиться. Он ведь раньше меня сюда попал. Следом и Леня здесь приземлился.

Лесовой перевел взгляд на Полищука. В свое время он сошелся с Леней ближе, чем с остальными бойцами разведгруппы. Теперь, несмотря на не самые радостные обстоятельства встречи, он был рад снова увидеть друга.

— Тебя сюда выдернули потому, что про золото узнал? — предположил Николай.

— Не совсем, — ответил Леня. — Меня не так золото, как пропажи людей возмутили. Греков совсем обнаглел, даже уже не особенно прятался. Я сам слышал, как он говорил одному старателю: «Что, хочешь туда, куда я Гриба отправил?» А Гриб — это один из пропавших бичей, самый колоритный, его весь поселок знал. Я точно узнал, что бичей завалили и спрятали где-то в старых шахтах. Пошел по следу, но тут вдруг черная машина, я даже не понял откуда, там никакой дороги не было, трое бледнолицых — и все. Я, правда, успел еще помахаться, одного, кажется, достал, но тут сам отрубился. Ну, а потом все, как у Димы. Будто под копирку.

— А Денис? — спросил Лесовой.

— Да примерно, как и мы, — ответил Стрешнев. — Правда, у него обошлось без мордобоя. К нему около дома бледнолицый подошел и предложил сотрудничество, обещал платить огромные деньги. Денис, вроде того, сказал, что на улице такие вопросы не обсуждаются, вот если тот пригласит его в свой офис и сделает официальное предложение… А если офиса нет, то и разговаривать с ним не о чем. Короче говоря, просто отбрехался от него. Подумал, какой-то придурок, их сейчас много по улицам ходит. Но назавтра они пришли уже втроем, причем Денис им дверь не открывал и не слышал, чтобы они ее открывали. Просто зашли в комнату из спальни, будто прятались там до того. А остальное — по старой схеме… Ты, конечно, можешь сам его расспросить, как придет, но я не советую.

— Почему? — удивился Николай.

— Да он никак в себя прийти не может, — махнул рукой Стрешнев. — Все по своей крале убивается. Как же, она там, а он здесь! Мы уж ничего ему не говорим, потому что бесполезно. Но по секрету тебе скажу — неподходящая она жена для офицера!

— Это точно! — подтвердил Николай, не став вдаваться в известные ему одному подробности. — Ладно, с этим все ясно. Сейчас вернется Денис, и займемся делом. Времени у нас немного.

Глава 7

Визит к Зверю

Обратный маршрут через облачную зону Лесовой постарался проложить так, чтобы избежать встреч с кем бы то ни было, в том числе с охранниками и рабами. «Апостолы» не только никогда не пересекали границу, но даже избегали к ней приближаться, и если бы кто-то хотя бы увидел, что Николай направляется в ту сторону, то об этом обязательно стало бы известно бледнолицым. Кто знает, что они предприняли бы, получив такую информацию, но ничего хорошего ждать не приходилось.

Проскользнуть незамеченным получилось. Время он тоже рассчитал точно — Дмитрий дал ему часы, обыкновенную китайскую штамповку, но зато они показывали не только часы, минуты и секунды, но, при нажатии кнопки также число и день недели. Время на них было выставлено московское, потому что местные сутки были почти в два раза длиннее земных. (Сами «апостолы» жили по среднеевропейскому времени, а смена местных дней и ночей под слоем облаков все равно проходила незамеченной.) Но все же по часам можно было хоть как-то ориентироваться, и встреча с друзьями была назначена на определенную дату, которую невозможно было бы определить без этого прибора. Так что подарок оказался очень кстати.

Обойдя далеко стороной разбросанные там и сям плантации плодовых деревьев и бараки пролетариев, окруженные домиками охраны, он вышел под звезды, когда местное солнце уже закатилось за облака, и только верхушки их все еще были озарены зловещим кровавым заревом. Уходя, он не стал объяснять друзьям, почему снова отправляется в эти смертельные для человека места. Он доверял им, но всегда оставалась возможность разоблачения их «апостолами», и тогда задуманная им операция была бы неминуемо сорвана. А придумал он ее лишь вчера, во время разговора с Никитиным, когда тот упомянул таинственного Зверя.

Теперь, зная продолжительность местной ночи и имея на руке часы, Лесовой не слишком спешил. До Камня оставалось не больше километра, а времени до восхода светила было еще хоть отбавляй. На подходе к одной из рощиц «антрекотовых» деревьев он заметил, как несколько теней скользнули в заросли. Чтобы не поймать шальную стрелу, он громко крикнул:

— Не бойтесь! Свои!

Конечно, это могла оказаться совсем другая группа «партизан», тогда Лесовому снова пришлось бы доказывать им, что он не представляет для них опасности, или просто исчезнуть для них, включив повышенную скорость. Но, к счастью, он снова вышел на группу Никитина. В эту ночь они не пошли в очередной набег, а занялись заготовкой продовольствия. Николай отвел тезку в сторону и спросил:

— Договорился?

— Договорился! — кивнул Никитин. — Зверь ждет. Когда пойдем?

— Да прямо сейчас! — ответил Лесовой. — Нечего тянуть.

…Перед уходом в Город Лесовой вывел Никитина из пещеры и сказал:

— Ты упомянул своего командира по прозвищу Зверь. Я хочу с ним встретиться. Пока меня не будет, найди его и передай слово в слово: если он Иван Кириллович Зверев, командир отдельного парашютно-десантного батальона особого назначения, отправленного в сорок первом по личному приказу Лаврентия Павловича в Польшу, у нас есть о чем поговорить.

— Ты с ума сошел? Самому Зверю приказывать? — удивился Никитин и с гордостью добавил: — Нет, так не пойдет. Зверь всегда сам решает, с кем ему встречаться!

— Я не приказываю, а прошу о встрече, — заверил Николай тезку. — Увидишь, если передашь ему мои слова, он не откажется. Скажешь ему, что бледнолицые собираются в ближайшее время переселить сюда все население Земли, а сами занять их место.

— Что-о? — выпучил глаза Никитин, но Николай строго одернул его:

— Не перебивай! Добавишь, что имеется возможность не только сорвать их планы, но, может быть, даже вернуться домой. Для этого я сюда и пришел. Понял?

— Понял! — ошеломленно произнес тезка.

— Запомни, передать надо слово в слово! — повторил наказ Лесовой и зашагал на запад.

— Эй, а когда тебя ждать-то? — опомнившись, крикнул вдогонку Никитин.

— Думаю, к концу следующей ночи вернусь! — ответил, повернувшись, Николай. — И не радуйся раньше времени! Помни, я сказал — может быть!

…Сейчас Никитин смотрел на тезку как на спустившегося с небес мессию. Он повернулся к рощице и крикнул своим «партизанам», которые бросили работу по сбору урожая «антрекотов» и не спускали с них глаз:

— Заканчивайте тут без меня!

— Ты им ничего не обещал? — строго спросил его Лесовой, когда они отошли от рощицы.

— Упаси бог! — испугался Никитин. — Здесь бы такое началось! Но что-то они все равно заподозрили. Знаешь, здешний воздух вроде как обостряет чутье…

Они дошли до Камня, но Никитин повернул не в ту сторону, где был вход в его убежище, а в противоположную. Пройдя вдоль скальной стены около километра, полезли вверх, цепляясь за клочья жесткой травы. Минут через пять достигли незаметной снизу щели и, чуть не обдирая бока о камни, протиснулись в маленькую пещеру. Никитин на мгновение скрылся в темном углу и тут же вынырнул с двумя факелами. Ловко, будто делал это всю жизнь, высек камнями огонь, поджег факелы, отдал один Николаю, и они продолжили путь по идущему в глубь Камня коридору, то узкому, то расширявшемуся до размеров автострады. Все тело Камня оказалось прошито ходами, как муравейник.

Теперь, когда у Лесового были часы, он постоянно засекал время. Шли долго, больше получаса, но Николай заметил, что они уже несколько раз проходят одни и те же места и повороты.

— Слышишь, конспиратор! — окликнул он Никитина. — Хватит кругами водить! Давай уже, выводи на место!

Откуда Никитину было знать, что он обладал исключительной от природы да еще и тренированной зрительной памятью, и, пройдя какой-то путь один раз, никогда не забывал его.

Тезка промолчал, но через полминуты свернул в боковой проход, мимо которого проходили уже минимум три раза. Он вывел их в большой и высокий куполообразный зал. В стене было пробито овальное окно, отчего в зале царил таинственный полумрак.

Войдя в зал, Лесовой сразу почувствовал в нем чье-то присутствие, поэтому, когда раздался грозный окрик: «Стоять на месте!», даже не вздрогнул.

— Оружие на пол! — раздалась новая команда.

Никитин послушно положил на каменный пол лук, пику и вытащенный из-за пояса кинжал.

— Ты тоже! — приказал невидимый страж.

— Я безоружен! — ответил Николай и, подняв руки, медленно повернулся к голосу спиной.

— Пять шагов в сторону!

Они с Никитиным отошли от лежавшего на полу оружия. Только после этого обладатель голоса соизволил появиться на свет, выйдя из почти незаметной в полутьме щели в стене. Это был сухощавый, но крепкий человек средних лет, стриженный наголо. Одет он был в застиранную гимнастерку без погон, но с петлицами, такие же галифе и стоптанные кирзовые сапоги. По его расчетливым движениям Николай сразу понял, что перед ним хорошо тренированный боец. Но самым удивительным было то, что в руках он держал предмет, который Лесовой меньше всего ожидал увидеть в этом месте. «ППШ-41», пистолет-пулемет Шпагина с дисковым магазином, вмещающим семьдесят один патрон калибра 7,62. Состоял на вооружении с сорок первого по пятьдесят пятый год… Все эти сведения машинально всплыли в памяти Николая, стоило ему увидеть раритетное оружие.

Оружие было старым, но держал его боец вполне уверенно, направив ствол в сторону Никитина и Лесового.

— С командиром договорено! — обиженно сказал Никитин. Лесовой заметил, что здесь тезка не осмеливается произносить прозвище «Зверь».

Ничего не ответив, часовой сунул два пальца в рот и оглушительно свистнул. Не прошло и минуты, как в дальнем углу зала послышались уверенные шаги и из темноты вышли трое. Те, что шли по краям, были высокими и широкоплечими, но по сравнению с человеком, которого сопровождали, выглядели просто детьми. Это был настоящий гигант, значительно выше двух метров, с соответствующими росту габаритами. Полевая военная форма с четырьмя шпалами в петлицах, что, насколько помнил Лесовой, соответствовало званию полковника, не могла скрыть игру мышц на этом великолепном теле, а ноги, обутые в хромовые сапоги чудовищного размера, старые, но начищенные до ослепительного блеска, казались двумя массивными колоннами, которые только и могли выдержать этого колосса.

Но все это Николай разглядел позже. Сейчас он не мог оторвать взгляда от его лица. Оно было белым, словно посмертная гипсовая маска.

Глава 8

Человек, который мог изменить мир

— Так под каким, говоришь, грифом у вас эти документы хранятся? — Зверев говорил негромко, отчего его голос был похож на отдаленные раскаты грома.

— Совершенно секретно, товарищ полковник! — Николай едва не удержался, чтобы не вскочить с табурета, на котором сидел, и не вытянуться по стойке «смирно». От командира парашютно-десантного батальона исходила настолько мощная властная волна, что, казалось, даже воздух вибрировал. Такому не батальоном командовать, а фронтами…

— А в каком году ты их читал, майор? — Взгляд полковника долго выдержать было невозможно, а отвести глаза — страшно. Но Николай выдержал.

— В десятом, — и, заметив некоторое недоумение, уточнил: — Две тысячи десятом.

— Шестьдесят девять лет! — быстро подсчитал Зверев. — И до сих пор не рассекретили? Что там у вас делается, черт возьми? Зачем столько лет прятать голову в песок?

Лесовой развел руками, как бы говоря — разве от меня это зависит?

— Да-а! — глаза полковника мечтательно затуманились. — Если бы бледнолицые мне тогда не помешали, вся война пошла бы по-другому! И хрена бы шваль эта комиссарская, всякие там Хрущевы да Маленковы, власть у Хозяина перехватила! Деятели из главного политуправления и мне в батальон пытались своего комиссара подсунуть, да не на того напали! И Хозяин не позволил. Сказал — к Звереву не суйтесь, и точка! И все равно операцию кто-то сдал. Навели на меня немцев, а когда стало ясно, что им с нами не справиться, бледнолицые вмешались сами.

Он с силой грохнул кулаком по столу, и только то, что он был сколочен из толстых деревянных плах, «закаленных» на солнце, спасло этот предмет мебели от гибели. Лесовой слушал с замирающим сердцем, понимая, что прикасается сейчас к главным тайнам прошедшего столетия, и не открывал рта, чтобы неуместным вмешательством не оборвать воспоминания полковника. А тот продолжал:

— Мы еще тогда, в сорок первом, должны были эту поганую компанию прихлопнуть! Вся мировая история могла по-другому пойти. Война бы через месяц кончилась, и не на Америку сейчас весь мир равнялся бы, а на Россию! Это ваши президенты скороспелые не знают ни черта, а Хозяин с Лаврентием смотрели дальше своего носа. Им про эту бледнолицую сволочь было хорошо известно. И про их замыслы тоже. Но предал кто-то, и все прахом пошло! Только черта с два они со мной справятся! Я для них, как заноза в заднице. Они давно бы уже всю Землю захватили, да приходится на меня постоянно оглядываться!

Перехватив удивленно-восторженный взгляд Лесового, полковник прервал монолог и насмешливо спросил:

— Ты, наверное, думаешь, что Америку мне открыл? Что не знает Зверев ничего про их планы? Что одни вы с Кварацхелией и вашим министром судьбами мира озабочены?

В разговоре с полковником Николай ни разу не упомянул доктора и главу спасательной службы…

— Удивлен? — голос Зверева был похож уже не на отдаленные раскаты, а на приближающиеся звуки грозы. — Думал, вы одни такие за державу радетели? Ты еще только сюда собирался, а я уже планы обдумывал, какое тебе применение найти.

— Нашли? — Николай с трудом выдержал взгляд полковника.

— Разберемся, — ответил Зверев. — Я еще не определился.

— Не определились? — Николай понял, что пора показать зубы, иначе полковник просто подомнет его под себя и лишит всякой инициативы. — Что же вы, такой информированный, вместе со своим воинством допустили, что бледнолицые вот-вот на Землю полезут?

Он уже знал, что, попав в «новый мир», полковник не только ушел от «апостолов» сам, но и сохранил личный состав батальона, хотя уходить пришлось с боем. Двести двадцать семь вооруженных солдат и офицеров, составляющие сейчас костяк партизанской армии.

Глаза полковника сверкнули, но он не дал гневу вырваться наружу. Наоборот, гнев уступил место любопытству. Теперь он смотрел на Николая так, будто перед ним оказался мальчишка, предложивший решение задачи, которая оказалась не под силу ему самому.

— А ты, получается, очень умный и знаешь, как этого не допустить?

Он поднялся со стула, сколоченного из толстых чурбаков и покрытого такой же толстой деревянной плахой — только такое сиденье могло выдержать этого гиганта, — и стал прохаживаться по пещере, в которой был оборудован его командный пункт. При этом казалось, что под тяжелыми шагами прогибается каменный пол.

— Может быть, и знаю! — храбро ответил Лесовой.

— Так чего молчишь? — спросил полковник с деланым удивлением. — Излагай!

«Излагал» Николай долго. Полковник слушал его внимательно, лишь несколько раз перебив короткими, но точными и дельными вопросами. Когда Лесовой закончил, он надолго задумался, потом спросил:

— Ты полностью уверен в своих бойцах?

— Как в самом себе! — ответил Николай не задумываясь.

— Если бы я еще был в вас так уверен, как ты сам в себе, — хмыкнул Зверев. — Вы уже сделали две ошибки.

— Какие?

— Первая — когда решили, что у бледнолицых нет тайной службы. Есть, да еще какая! Они держат под контролем чуть ли не каждый шаг своих подопечных.

— Вы думаете, они знают обо мне? О том, что я встречался со своими людьми? — застыл Николай.

— Нет, это вряд ли. Иначе тебе не удалось бы не то что сюда дойти, а вообще из Города выбраться. Похоже, тебя они проворонили. А вот когда твои бойцы начнут выдвигаться к Центру, тогда их сразу возьмут на контроль.

— Так все-таки на контроль или за жопу? — не выдержал Николай.

— Вообще-то, ты прав, — согласился полковник. — Оснований подозревать их у тайной полиции нет. Вряд ли они поймут, что твои бойцы продвигаются именно к Центру. Про само его существование знают считаные люди. А вот когда подойдут вплотную, тогда надо действовать быстро. Говоришь, ты обучил их ускорению?

— Так точно!

— А вот у меня плохо получается, — вздохнул полковник. — Только когда сильно разозлюсь.

— Все правильно, — сказал Лесовой. — Для входа в ускоренный темп нужно ввести себя в особое эмоциональное состояние. Я могу с вами потренироваться.

— Не надо, — усмехнулся полковник. — С друзьями это ни к чему, а на врагов у меня всегда злости хватит.

— Вам виднее, — пожал плечами Лесовой. — А вторая ошибка?

— У вас неверное представление о внутренней структуре местного общества. На самом деле нет у них никакого равноправия. Конечно, права рядового «апостола» не сравнить с правами «пролетария». Но, видишь ли, общество здесь устроено по принципу партии большевиков. То есть общая масса рядовых «апостолов», состоящая в основном из пришлых, похищенных, превратившихся в бледнолицых. Для «пролетариев» и охранников они — высшая каста, а для собственной верхушки — серая масса. Их не посвящают ни в какие тайны, они слепо верят или делают вид, что верят в догматы, и не участвуют в принятии важных решений. Выше их стоит что-то вроде центрального комитета, который обладает реальной властью, но они еще не самые главные. Главные — это «политбюро» из девяти «апостолов» во главе со своим липовым божеством, избранным ими из своей компании, прямые потомки тех сохани, что когда-то покинули наш мир вместе с настоящим Конрадом. Эти самые опасные, потому что в их руках вся сила древних знаний. В том числе тайная магия, а это, не улыбайся, страшная сила. И всего этого вы не учли, вырабатывая тактику борьбы.

Он замолчал, испытующе глядя на Лесового. В глазах у него уже не было того холода, с которым он встретил неожиданного гостя.

— Оружием поделитесь? — осторожно спросил Николай, поняв, что Зверев определился с отношением к нему.

— Оружие — не вопрос, — махнул рукой Зверев. — Но учти, у бледнолицых есть такие средства, против которых наши автоматы — что детские пугачи. Даже тот страх, которым они новичков испытывают, ерунда по сравнению с этим. И это не оружие в нашем понимании, а что-то вроде колдовства. Ты не улыбайся, поживешь здесь немного, не только в колдовство поверишь…

— Да я уже понял, — не стал спорить Лесовой.

Они еще долго обсуждали план совместной операции, в которой «партизанам» полковника отводилась роль не менее важная, чем Лесовому и его группе. Зверев внес несколько важных поправок с учетом местных реалий, которые Николай принял без колебаний. Когда совещание подошло к концу, Николай убедился, что полковник признал его за равноправного партнера, и решился задать вопрос:

— Товарищ полковник, неужели Берия на самом деле знал про бледнолицых?

Лицо Зверева вдруг посуровело, и он посмотрел на Николая так, будто тот попытался влезть ему в карман. Потом взгляд его постепенно смягчился, и он ответил:

— Судя по тому, что тебе вообще позволили узнать обо мне и моем батальоне, допуск у тебя высокой категории. Ты не смейся, хоть мы далеко от дома, но дисциплина — везде дисциплина. Ладно, кое-что я тебе расскажу. Если уж ты ввязался в эту войну, то должен знать правду.

Полковник подошел к отверстию в стене, носящему следы ручной обработки, и крикнул:

— Филимоненко!