День святого Валентина (сборник) Молчанова Ирина
Душа Игоря Денисова была полна боли и обиды. Всю жизнь быть в роли «шестерки» для мелких поручений, потешной мартышки, мальчика на побегушках было невыносимо! И ничего с этим поделать Игорь уже не мог. А ведь все из-за чего? Да из-за того, что когда-то, во втором классе, дал слабинку — униженно засмеялся после того, как его обидели. Да, засмеялся — вместо того, чтобы дать сдачи. И кому — Коле Пряжкину, который тогда только-только проявлялся как хулиган. Пряжкин его, Игоря, слабинку сразу почувствовал. И стал им помыкать — сначала по мелочи, а потом на всю катушку. Так что скоро Игорек стал при Коле Пряжкине кем-то вроде… вроде того, что перечислялось выше. И ничего изменить было уже нельзя.
Но однажды в класс пришла новенькая — Верка Герасимова. Пряжкин активно стал ее дразнить — так, что Верка места себе не находила. Это обрадовало Игоря: наконец-то появился кто-то слабее его! И он тут же включился в пряжкинскую игру: принялся бегать за Герасимовой, «доставать» ее. Игорь видел, как ей это было неприятно, больно. А ему самому легче становилось, честное слово! И тут вдруг — раз! Герасимова не выдержала и именно на нем (что Игорьку было обидно втройне) показала свой каратистский приемчик. Как все в классе напугались, как резко отстали от Герасимовой… Правда, от нее и раньше уже отстали все. Кроме Пряжкина и него, Игоря. Однако теперь отводить душу ему стало не на ком…
Потянулись дни, месяцы, когда Игорек носился бобиком, исполняя поручения Пряжкина, был эдаким придворным шутом, которого Колян любил выставлять на смех и над которым прикалывался вместе со своими дружками. Игорь боялся его и ненавидел одновременно. Но продолжал оставаться при Коляне. При этом Игорь придумывал тысячи планов, в которых он избавлялся от пряжкинского ярма, уходил из-под ненавистной зависимости. То Пряжкина, как мечтал Игорь, забирали в тюрьму на долгие-долгие годы, то Пряжкин со всем семейством навсегда перебирался в другой город, то сам Игорь уезжал далеко-далеко и начинал новую жизнь в новой школе и новом классе. И там, в этом новом месте, никто не предполагал бы, конечно, что он — мальчик на побегушках. Ребята относились бы к нему с уважением, как к равному. Или же, представлялось Игорю Денисову, он записывался в секцию такой суперборьбы, что быстро-быстро становился очень сильным. Он набил бы тогда сразу Пряжкину морду — и тот отстал бы от него НАВСЕГДА!
Игорек понимал, что фантаст он еще тот. Потому что все эти планы являлись именно фантастическими и исполниться никак не могли. И мальчишка жил, страдая, мучаясь и… продолжая влачить существование придворного клоуна — то есть прислуживая и паясничая.
Особенно Игорьку было неприятно, когда его унижала Герасимова — та, смеяться над которой заставил всех когда-то Пряжкин. Игорь не вдавался в подробности сердечных привязанностей своего босса, а также не понимал его эстетических идеалов. Раз в пятом классе Колян дал «добро» на обзывания, Игорь и начал Верку обзывать с удовольствием. Зачем Пряжкин ее доводил, он не думал, потому что сам лично делал это для собственного утверждения. Ну и досамоутверждался — унизительно получив в лоб…
Ох как это было обидно! И время не стерло, не притупило боль обиды. Поэтому услышать откровения Веркиной матери оказалось для Игоря необыкновенно приятно. Это было лучшим бальзамом для ран его измученной души! Ведь он не ошибся — Герасимова, оказывается, такая же слабая и беззащитная, как и он. Для этого она и врет про себя разные таинственные небылицы. Все ясно… Теперь они снова были равны.
На следующий же день Игорь поторопился оповестить об этом весь класс. Однако хитрейшая Герасимова тут же все с ног на голову поставила! Так переврала его правдивые слова, что над ним, Игорем Денисовым, одноклассники смеяться начали. Над ним, а не над ней, ничтожной врушкой!
Но добрая судьба снова помогла Игорю. Направляясь вечером домой, он увидел, как по другой стороне улицы шли парочкой эта самая Герасимова и Глеб Терехов. Игорь спрятался за дерево, проезжающие по дороге машины и редкие прохожие то и дело загораживали объекты его наблюдения, но все, что нужно, он увидел. Голубки трогательно попрощались — после чего Верка шмыгнула через пункт охраны своего навороченного жилого комплекса, а Терехов отправился восвояси.
Срочно рассказать об этом Пряжкину! Да, это решение казалось Игорю замечательным. Рассказать, как Герасимова гуляет с отличником-спортсменом, — и пусть Пряжкин тоже пострадает. Пусть ему тоже будет неприятно! Так Игорь сразу двух зайцев убьет: и Герасимовой проблем и волнений прибавится (ведь Пряжкин — парень-ураган, он ее в покое теперь не оставит), и Колян поймет, что такое мучиться.
Так что с утреца в школе Игорь все своему другу-покровителю и рассказал. Реакция была та, что и предполагалась, — услышав информацию, Пряжкин обезумел и умчался куда-то после первого же урока. Таким злым Игорь его давно не видел. А через пару уроков Игорь узнал от ребят, что босс ждет его во дворе своего дома. «Что-то будет!» — взволнованно подумал Игорь и тоже свинтил с уроков.
Глава 11. Королева темной арки
Вера мчалась со всех ног. Вот она, начинается — настоящая жизнь, реальная! События, битвы, приключения! Все действительно ПРОИСХОДИТ, а не сама она себе нафантазировала! Кто-то собирается драться из-за нее — как в стародавние рыцарские времена… Вот это да!
«Но что ж хорошего в драке-то? — подумала Вера, остановившись почти у самой цели. — Ведь ребята могут друг друга покалечить!»
И она прибавила скорости. На всех парах влетела в арку. Опа! Как-то так она оказалась прямо в центре круга, который образовали мрачные личности со свирепыми физиономиями. А в этом самом центре стоял… Глеб Терехов. Один. Нет, теперь рядом с подлетевшей Верой. А вот и Пряжкин — Вера не сразу разглядела его в арочной полутьме. Стоит, ухмыляется…
«Еще ничего не началось! — поняла Вера. — Я вовремя!»
Глеб посмотрел на нее. Но сказать ничего не успел. Потому что первым заговорил Пряжкин. И лицо, и голос у него были такими, будто бы он сейчас вот-вот заплачет, но старается сдержаться… Или выдумщице Вере это только показалось? Потому что не надо людей по себе мерить…
— Ага, примчалась, каратистка… — глухо произнес Колян. — Что, собралась своего спортсмена защищать? Нет уж, погоди. Вдвоем на одного — любой дурак сможет. Не лезь уж. Мы с Глебом сами…
«Он не сомневается, что я каратистка! — в ужасе подумала Вера. — Но вроде со мной-то он драться не хочет… Ишь, благородный. Он-то не хочет. А эти его дружбаны? Они точно, на раз! Что же мне делать? Это в классе хорошо было ребятам пинки и оплеухи отвешивать, чтобы не дразнились, и совсем другое дело против этих монстров выступать… Надо это как-то остановить. Как?!»
И она представила себя королевой, прекращающей поединок сражающихся за нее рыцарей. Ух, как красиво это было там, в ее воображении! Ну а что дальше-то надо делать, когда поединок этот остановится? Кому-то из рыцарей отдать свою руку и сердце? Или как?
Пока она витала по просторам своих мечтаний, Глеб сделал шаг по направлению к Пряжкину. И так получилось, что и Пряжкин в тот же миг шагнул вперед. Оба заметили это — и усмехнулись.
Вообще-то с незапамятных времен между ними существовало негласное соглашение — никогда друг друга не трогать. Они дрались когда-то — в первом классе, малышами. Но со второго класса Глеб начал заниматься спортом, а Коля пошел в хулиганы. Оба — и все вокруг это быстро поняли — стали «силой». Так что уважали их одинаково. Но — по-разному. И никогда прежде их интересы не пересекались. Вот только сейчас…
Кто-то из пряжкинских боевиков схватил Веру за руку. Девочка тут же с возмущением попыталась руку свою выдернуть, но парень тащил упорно и, видя Верино сопротивление, произнес:
— Да отойди же ты, не мешайся.
Все, значит, начинается! Вера спустилась с облака грез на землю. Оглядела физиономии окружавших ее. Ужас… Даже ехидная мордочка Денисова несколько раз то тут то там мелькнула. Куда ж без него… Нет, все так некрасиво, неинтересно. Надо это заканчивать.
И Вера таки выдернула руку, резко выскочила к Глебу с Пряжкиным.
— Стойте! — сказала она, удивившись твердости своего голоса. Но, может, ей это только казалось? — А давайте, все сейчас и закончится? И никакой драки не надо.
— Но… а ты… это… — тут же отреагировал Пряжкин, — ты с ним тогда останешься? Или со мной?
— Коля, что значит «с ним» или «со мной»? Что у нас с тобой?
— Я хочу, чтобы ты была со мной! — заявил Пряжкин. — Чтобы мы встречались.
— Что-о? — Вера не верила своим ушам. Это было так непоследовательно… Поэтому, плюнув на то, что ушей чужих здесь больше чем достаточно, зло проговорила: — Ты хоть понимаешь, Пряжкин, что ты говоришь?
— Понимаю, — ответил тот.
Но Вера отвлеклась — увидела, как вездесущая Оля Прожумайло подбирается поближе к главным героям истории. Разумеется, она не пропустит ни слова…
Тонкие ноги Оли, которыми она так комично перебирала, напомнили Вере о ее собственных недостатках. Которых было немало. За которые-то ее, собственно, и дразнили. И заводила этого всего был он — ненавистный Пряжкин! А теперь, значит, Пряжкин вон про что заговорил — «чтобы мы встречались»! Бред…
— Пряжкин, а ты понимаешь, что я тебя просто ненавижу? — взволнованно, но без слез в голосе начала она — и дальше говорила правду. Ту обидную и жуткую правду, которая мучила ее столько лет. Мучила и оставалась безнаказанной. — Понимаешь, что ты мне всю жизнь испортил?!
— В смысле… В каком смысле? — растерялся Пряжкин. — Чем я тебе испортил жизнь-то?
— Тем, что ты обзывал меня!!! Не помнишь, как?
— Помню… — Растерянность, которая была написана на лице у Коляна, сыграть было невозможно. — Но так ведь… тебе же нравилось это, Вер…
— Что-о?! Нравилось?! — теперь уже Вера поразила зрителей выражением невероятного удивления на лице.
— Ну! Ты же так фыркала… — развел руками Колян. — И я, это… думал, что тебе нравится.
— Мне?!
— Ага. Типа что льстит тебе…
— Мне? Льстит, что я — «толстая» и «пончик»? Да кому же может льстить такое? — Вера, сама не замечая этого, наступала и наступала на растерянного хулигана Пряжкина. — Да ты, Пряжкин, больной…
Пауза. Тишина. Все молчали и не шевелились. Прохожий, который случайно оказался под аркой и поначалу испугался, что сейчас ему от подозрительной компании непременно попадет, теперь замедлил свой суетливый бег и прошел сквозь всю группу спокойно, уверенно и с интересом ко всем присматриваясь. Но его, казалось, даже не заметили…
И тут раздался голос Глеба:
— Я тоже думал сначала, что это ты так с ним кокетничаешь. А потом увидел, что ты чуть не плачешь, когда его слова слышишь. И понял — не кокетничаешь…
Вера обернулась к Глебу. Зрители подступили к ним поближе, а Прожумайло вообще чуть ли не в лицо Вере уже заглядывала.
— Я кокетничаю?..
Да, такое Вера уж точно услышать не ожидала. Но жить ей становилось все интереснее! Неужели она — интриганка, которой больше всего на свете нравится в таких вот разборках участвовать? Правда, что много о себе можно интересненького узнать, если общаться с нужными людьми… Типа этой теплой компании…
— Да, но… — начал Глеб.
Но Вера перебила его:
— А что же ты тогда, наблюдатель дорогой, за меня не заступился? Девушку оскорбляют, а он, значит, наблюдает! Джентльмен, тоже мне… Все мне с вами ясно, и не надо ничего говорить! Деритесь тут, за что хотите. Всем пока!
И она развернулась, чтобы уйти. Но Глеб поймал ее за руку и зачастил:
— Ну погоди! Я же говорю: я сначала не думал, что это тебя оскорбляет. Ну, понятно! Марысаеву Пряжкин в четвертом классе вообще бил. И Кобзенко тоже… И им нравилось. Они пищали — и за ним вдогонку бежали, за добавкой… Вот я и думал, что…
— Че ты гонишь! — раздался возмущенный вопль, одновременно с которым Пряжкин вломился между Верой и Глебом. — Я не бил!
— Бил!!! — горячо воскликнула Оля Прожумайло. — И меня бил! И за волосы таскал!
— А вы меня щипали… — пробубнил Пряжкин, краснея.
— Неправда! Или один раз всего… — отстаивала правду Прожумайло.
Все четверо стояли вплотную друг к другу. И не видели, что, как только началось это милое домашнее разбирательство, взрослые дружки Пряжкина один за другим испарились. «Махача» не будет — поняли они. А при таких выяснениях отношений им было делать нечего. Да и совершенно неинтересно… Даже Денисов-подлиза и тот срулил. Один только Костик Яценко скромно жался в углу. Он, видно, Прожумайло ждал — на дискотеку-«валентинку» чтобы идти…
— Ну и что, тебе это нравилось, что ли? — спросила у Ольги Вера.
— Нет! — замотала головой Оля.
— Ага… А пищали вы счастливо! — ревниво заметил издалека Яценко.
— Нет, неправда! — воскликнула Оля и подбежала к нему, собираясь что-то объяснить.
— В общем, все, Пряжкин, — подвела итог Вера. — Думала, что я тебя за это ни за что не прощу, а тут поняла: нет — прощу… Но только с условием — чтобы после этого ты рядом со мной не появлялся уже никогда. Иди попроси теперь прощения у Марысаевой и на дискотеку эту вашу ее позови. Вы оба такие видные, друг другу очень подходите… А от меня отстань! Потому что толстая я или не толстая — тебя не касается, и…
— Ты… Ты красивая! — выпалил вдруг Пряжкин. — Кругленькая такая… Типа изящная…
Услышав слово «кругленькая», Вера почувствовала, что сейчас разрыдается. Но не успела — потому что, привлеченная словом «красивая», прискакала Прожумайло, которой ну никак нельзя было пропустить ничьих откровений на тему чужой внешности…
— Все, Пряжкин! — Вера нашла в себе силы, перевела дыхание и заговорила: — Повторяй: «С этого момента я оставляю Веру Герасимову в покое!» Ну!
— Да… — нехотя произнес Пряжкин после долгой-долгой паузы.
— Вот и хорошо. Значит, ты оставляешь меня в покое. Пообещал. — Вера облегченно вздохнула. И напоследок добавила: — Знаешь… Был бы ты, Коля, поумнее, ты бы догадался, что девушек не бить и обзывать надо, а постараться им понравиться. Как-нибудь по-нормальному…
— Вот — понял? — Прожумайло демонстративно указала Костику на Веру. Типа: слышишь, что знающие люди говорят?
Тот лишь вздохнул.
— Потому что тот, кто обзывается, не понравится никогда! — добавила Вера. — Мне — точно…
— И мне! — поддержала ее Прожумайло.
— А Терехов? — задавленно подал голос Пряжкин.
— Что — «Терехов»? — спросила Вера.
— С ним-то ты как?
— Тебя это не касается! — заявила Вера. И зашагала прочь.
В этот момент она очень себе нравилась.
Она уже не видела, как Глеб и Коля продолжали стоять друг напротив друга. Вера шла себе и шла.
А Коля думал над тем, что произошло, переживал, но одновременно и понял, что на самом-то деле и Терехову ведь выиграть не удалось. Не выиграл никто…
— Ну ты это… ладно… Да? — пробубнил он.
— Да все нормально, Колян, — ответил Глеб.
Они посмотрели друг на друга — и разошлись, как в море корабли. Пряжкин вышел через арку и отправился на улицу. А Глеб побежал двором в сторону своего дома. Бросил сумку с учебниками в прихожей, чего раньше никогда себе не позволял, и снова вышел из квартиры…
Ни к какой Марысаевой Коля Пряжкин мириться не пошел. До глубокой ночи он шатался по улицам со своими приятелями. Оруженосца Денисова сегодня при нем не было. «Куда это он запропастился?» — подумал Коля. Но всего один раз. Шут гороховый был ему в этот вечер не нужен. Веселить никого не было надобности. Коля грустил.
А красавица Катя Марысаева рыдала дома. Она вызвала к себе Мусю Гладышеву — утешать. Подруге Прожумайло она не дозвонилась — та, видимо, предусмотрительно выключила телефон. Ведь Оле предстояла феерическая дискотека, на которую Катя не попала!
Добрая Муся примчалась к Кате, пожертвовав общением с кавалером-старшеклассником. Так что теперь она, уже из квартиры Кати, писала ему сообщения, в которых просила перенести их поход на дискотеку еще на немножко, еще на капельку, на полчасочка, на часок… Интересно, хватит ли у него терпения? Или парень плюнет на такую «динамо-машину» и пригласит какую-нибудь другую, более обязательную девчонку?
Собравшись вместе, Муся и Катя принялись анализировать поведение Пряжкина. Потом переключились на остальных. Вспомнили по этапам весь новогодний праздник — потому что именно там произошло много очень важного. Ведь Муся была «почтальоном» не зря — она прекрасно помнила, кто, кому, что и когда отправил. Не забыла она этого и сейчас.
Так что сначала девочки вычислили всех тех мальчишек, которые «выкупали» у нее «сердечки» для девчонок, так к концу праздника с этим одним «сердечком» и оказавшихся. Ведь после Нового года многие девчонки и сами рассказали, от кого получили знаки внимания, а Оля Прожумайло профессионально систематизировала эти сведения и донесла их до своих подружек. Потом Муся и Катя обратились к перечислению тех, у кого «сердец» оказалось больше.
— Тебе и Герасимовой больше всех прислали, — сказала Муся. — Так тебе, значит, сколько? Два вроде. А кто?
— Да кто — Денисов мне два «сердечка» прислал! — горько воскликнула Катя. — Вот что он ко мне прицепился, придурок мелкий?
— Нравишься ты ему, — заметила Муся.
Но Катя взвилась до потолка — она была с этим решительно не согласна. Однако Муся переключила ее на подсчет «сердечек» Веры. И вышло, что два были от Пряжкина, два от Терехова. И оставалось одно — пятое. От кого?
Муся долго вспоминала. Даже выписала на бумажке фамилии всех мальчишек, кто показывал номера за пресловутые «сердечки». Напротив них вписала фамилии девчонок…
— А Столбиков? — вдруг крикнула Катя, уже давно переставшая рыдать. Увлекательный процесс подсчета голосов затянул ее.
— Точно: кто у нас мандаринами жонглировал? — хлопнула себя ладошками по щекам Муся. — Вот Кирилл-то и остается ничейным. Остальных мы помним. Так что вот оно — пятое «сердечко» Герасимовой, бесхозное. Точно — он…
— Они же с Герасимовой за одной партой сидят! Ай, жених… — саркастически усмехнулась Катя. — Вот пусть она и мотает к своему Столбикову! И нечего отбивать поклонников у людей…
И снова зарыдала. К тому же вспомнила про свой позор — что нравится классному клоуну Денисову…
— А что за тобой старшие ребята бегают, ты не берешь в расчет? — воскликнула Муся, у которой как раз в это время нетерпеливо заиграл телефон: друг ее все еще ждал.
— А! Эх… — И Катерина продолжала сладко рыдать.
— Ты же красавица! — жертвенно пропустив ради подруги звонок, бросилась успокаивать ее Муся. — И сама это знаешь! Да в зеркало посмотри, если не веришь! А Герасимова-то никакая не красавица.
— Она лучше! — взрыднула Катя. — Раз ее Пряжкин любит!
— Ох, прям уж и любит! — всплеснула руками Муся. — Что он в этом понимает? Да и дался тебе этот Пряжкин!
— Но он же раньше все время ко мне клеился! — не сдавалась Катя.
— Ага, и к Кобзенко с Прожумайло, — резонно заметила Муся.
— Ну… — Катя не знала, что на это возразить, и лишь капризно скривила губы.
Телефон Муси зазвонил снова. Она больше не могла тянуть — поэтому попрощалась и выскочила из квартиры Кати.
И страдающая девочка осталась одна. Не совсем — потому что раздался звонок от другой подруги. Объявилась Оля Прожумайло. Она вела репортаж с дискотеки для избранных. Фоном слышна была приятная музыка, усиленные микрофонами голоса ведущих.
— Ой, Катька, как тут клевенько! — с восторгом вещала Ольга в телефонную трубку. — Объявили конкурс на самую красивую пару. Мы с Костиком участвуем… Да, жалко, что тебя здесь нет. Эх, Катька, много ты потеряла!
Катя лишь горестно вздохнула, собираясь снова заплакать, но так, чтобы Прожумайло не услышала.
— Ой, Кать, кстати! Совсем из головы вылетело! — продолжала тем временем делиться информацией Ольга. — Герасимова-то Пряжкина отшила! Да, причем в резкой форме. Они тут разговаривали. А я все видела… Ой, ладно, завтра расскажу! Что-то тут конкретное начинается. Пока!
Как — «отшила»? О чем там еще говорили Герасимова с Пряжкиным? Почему это Олька расскажет только завтра? Она, Катя, до этого «завтра» решительно не дотерпит. Сейчас! Она должна знать сейчас!
Катя вскочила и бросилась к маминому туалетному столику — краситься. Свет, что ли, клином сошелся на этом Пряжкине, действительно?! Тем более что после новости о том, что и с Герасимовой у него ничего не вышло, Катя Марысаева повеселела. На дискотеку! Блистать! Веселиться!
Ведь на скамейке запасных у нее оставалось несколько весьма приличных кавалеров. Катерина позвонила самому симпатичному из них — одиннадцатикласснику Валере. И через пятнадцать минут выскочила из подъезда. Радостный Валера уже ждал ее…
Глава 12. Зеленый свет в конце тоннеля
Потрясение. То, что Вера услышала от Пряжкина, было настоящим для нее потрясением. Иначе никак нельзя это назвать. По дороге домой и уже в квартире, сидя на диване, она вспоминала его слова. «Красивая»! Пряжкин сказал — «красивая»! Именно она красивая, имелось в виду… И говорил Колян искренне. Жалко, тогда не было диктофона, чтобы записать его слова. А потому поверить в то, что он и правда так сказал, было почти невозможно. Но этому всему имеются свидетели! Только… только что же тогда Пряжкин ее этой «толстой» столько лет мучил? Какая же это «красивая»? Противоречие. И как он мог предположить, что дурацкое прозвище может ей понравиться? Стало быть, она вела себя как кокетка, раз он решил, что обзываться можно. Ужас, ужас! Девочка ничего не понимала…
Вера читала в какой-то книге, что иногда вокруг одного человека вдруг закручивается целая история — интересная, яркая, с участием многих других персонажей. Этот центральный в данной истории человек может быть не лучше и не хуже других — просто так почему-то происходит. Закрутилось и понеслось! Так получаются истории, каждая из которых заканчивается по-своему… Иногда про них узнают писатели и драматурги, создают произведения — и тогда о том, что случилось с таким вот простым, но попавшим в вихрь событий человеком, пишут книгу, снимают фильм, ставят пьесу. Так случилось и с ней, с Верой. И даже если кончится все как-нибудь плохо — или никак не кончится, — она запомнит эти события надолго. Как почти что сказку.
Какой же она странный человек! Плохой, хороший? Скорее, все-таки никакой. Потому что мотает ее из стороны в сторону, никакой определенной линии поведения. Всего боится — и тут же, как княжна Тутышкина какая-нибудь, выделывается. И обижать себя позволяет, и одновременно туману напускает — неприступную-недоступную из себя строит… Нет последовательности. А потому что стержня нет в характере… Ну вот как стать цельной нормальной личностью? Не врать, не строить из себя то, чего нет, а быть такой, какова она, Вера Герасимова, есть? Только вот какая она настоящая — Вера Герасимова?..
«Блым-блым-блым!» — активизировался домофон. Вера вскочила с дивана, на котором, погруженная в свои размышления, сидела, не двигаясь, уже минут пятнадцать, и подбежала к двери.
— Кто там? — спросила она, сняв трубку домофона.
— Это я. Глеб Терехов, — раздалось оттуда. — Я к тебе. Поговорить. Можно?
— Заходи, Глеб… — проговорила Вера деревянными губами. — Квартира двадцать восемь.
— Я знаю. Мне сказали, — ответил Глеб. — Спасибо!
Домофон однообразно загудел. Вера положила трубку на место. И молча стояла у входной двери, пока не пиликнул звонок.
— Привет, — улыбнулся Глеб, появляясь на пороге.
— Привет. Проходи. — Вера протянула руку в сторону гостиной.
Глеб разулся, снял куртку, прошел в гостиную и остановился посередине.
— Ты меня прости, — сказал он, когда Вера, которая задержалась в прихожей, тоже оказалась в комнате. — Надо, наверное, было заступаться за тебя тогда. А я не…
— Все, Глеб, давай об этом не будем вспоминать! — попросила Вера. — Никогда! Было и прошло…
— Да! — охотно согласился Глеб. — А сегодня… Ну ты молодец! Ты вела себя как королева! Правда! Поэтому тогда, на новогодней вечеринке, я так хотел, чтобы тебя Королевой выбрали. Но ты не…
— А я, Глеб, и не знала тогда про тот конкурс! Поэтому и «не»… — с вызовом ответила Вера. — Разве не имела права?
— Имела… — растерялся Глеб. — Но ведь не только я хотел тебя выбрать.
— И Пряжкин тоже. Знаю.
— Не будем о Пряжкине! — воскликнул Глеб.
— Хорошо.
— А я все-таки хочу пригласить тебя сегодня на нашу супердискотеку, — без перехода предложил Глеб. — Еще не поздно. Пойдем, Вер, а?
— Глеб, но я же тебе ответила, что не пойду. Не могу и не хочу потому что.
— Понимаешь, а записки-то я тебе не писал! — воскликнул Глеб.
— Как?
— Так. Не писал — и все… Она у тебя сохранилась?
— Наверное, — пожала плечами Вера и отправилась в свою комнату за рюкзачком. Отыскала дневник, вынула из него сегодняшнюю записку.
— Ага… — взглянув на нее, протянул Глеб. — Почерк-то не мой.
— Не твой? — удивилась Вера. И тут же ужаснулась: потому что вспомнила, чей! Кто же еще так пишет «З» — с плоской «головой» и длиннейшим нижним крючком? Только… ее сосед по парте Кирюша Столбиков! Малыш… Вот кто на дискотеку захотел! А она-то, Вера бестолковая, даже и не предположила, что он может не только чужие записки передавать, но и свои посылать!
— Глеб, посиди, хорошо? — указав на кресло, попросила Вера. — Мне позвонить надо. Ладно?
Глеб кивнул и уселся в кресло.
Вера снова кинулась в свою комнату, схватила телефонную трубку и блокнот с телефонами одноклассников. Столбиковский номер, к счастью, там был.
Она извинялась недолго. Смутившийся Кирилл перебивал ее и не давал извиняться, потому что невнятно и путано извинялся за что-то сам. И охотно прощал ее за все. Звать на танцы больше не стал — и Вера была ему за это благодарна.
— Все! — улыбаясь, она появилась в гостиной. — Столбиков — хороший человек! Он все понял.
— А я не понял! — заявил Глеб, вскакивая с кресла и подходя к Вере. — Ну почему ты не хочешь пойти на дискотеку? Мне тоже народные гулянья не особо нравятся. Но…
Веселое выражение стремительно покидало Верино лицо. Вера снова подумала о том, что Глеб принимает ее не за ту, кто она есть на самом деле. Он заблуждается. А Вера продолжает обманывать.
— Я как королева, значит, держалась? — начала она, бессильно плюхаясь на диван. И перестала стараться удержать слезы. — Вранье все это, Глеб. Это только кажется так. Потому что на самом деле… На самом деле я — вруша.
— Почему? — удивился Глеб.
И вместо того, чтобы рассказать все свои переживания психоаналитику, которым Вера постоянно пугала сама себя, она рассказала о своих несчастьях Глебу Терехову, которому, наверное, знать это было и не нужно — люди-победители не любят людей-нытиков. Но слово не воробей…
Так Глеб узнал про ее позорное бегство от порога «Клуба ролевых игр», про мечты Веры о приключениях и о собственной компании друзей, про ее ненависть к проклятой своей неромантической внешности и черную зависть к стройным красоткам.
— Так что на танцах я позориться не буду, — подвела итог Вера, хлюпнув носом и с вызовом посмотрев на Глеба. И тут же почувствовала, что у нее на душе стало легче. Терехов знает все ее тайны. И теперь может бежать рассказывать их всем одноклассникам — хуже уже не будет. Вера за мгновение настроилась держать стойкую оборону. Это даже веселило ее. Терпеть насмешки по поводу внешности, сносить обвинения во вранье… Она на все готова. А Глеб… Да пусть уходит! Зачем ему такая слабовольная и слезоточивая подруга?
— Я все понял, — сказал Глеб и подошел к сидящей на диване Вере вплотную. — Эх, жалко, что ты раньше мне все это не рассказала!
— Почему?
— Меньше бы проблем было. И меньше страданий. Для тебя, я имею в виду.
Вера махнула рукой и ничего не ответила.
— Ну, хотя бы на новогоднем вечере! — продолжал Глеб. И тоже махнул рукой. — Эх!.. Я тебе и письмо тогда послал. А ты его на пол бросила.
— Прости. — Вера прижала руки к сердцу. — Я не знала, что это за письмо. Мне не до него было…
— Да все понятно… — вздохнул Глеб. — Ты ведь и многим другим ребятам из нашего класса нравишься. Не только Пряжкину. И тоже за это — за то, что такая… что держишься так. Достойно…
— Да?!
— Да. Вернее, раньше нравилась… — развел руками Глеб, засомневавшись — рассказывать ей или нет про мальчишеский бойкот? Решился… — Вернее, до Нового года нравилась, а потом они тебя… за презрение… ну, что тебе по фигу все наши мероприятия, проблемы и все такое… игнорировать дружно начали.
— А я и не заметила… — ахнула Вера.
— Ты молодец. У тебя другая жизнь — поэтому и не заметила. Тебе не до них… Знаешь, сколько наших тебе завидуют: что у тебя, типа, все так разнообразно и интересно по жизни, а они по дворам и подворотням время убивают, тусуются, не зная, чем заняться… И не потому, что ты про себя что-то придумываешь, поверь! Просто это и так видно. Ты ж сама сейчас рассказала, сколько у тебя увлечений, сколько ты всего прочитала, посмотрела, сколько знаешь… Это ж на лице у тебя написано.
Вера даже отвечать не стала. Ее так потрясли слова Глеба! Даже пряжкинское заявление перед ними померкло… Стало быть, все, в чем она была уверена многие годы, не соответствует действительности? Значит, никто не смеется над ней? «Так верят твоему вранью потому что!» — сообщил Верин внутренний голос, но Вера не захотела его слушать. Да, когда-то смеялись, а потом перестали. А она замкнулась в себе и даже не предполагала, как на самом деле к ней относятся люди. Так, может, с ней и дружить все согласны, а она сама все мосты вокруг себя сжигает? Надо же, одноклассники, наоборот, уверены были, что Вера их презирает! А она как раз общаться хотела… Вон оно все как на самом деле… Глебу можно верить. Он — не Оля Прожумайло, которая любит эксперименты ставить, всех друг с другом лбами сталкивать и смотреть, что из этого получится. Она для задора мастер что-нибудь приврать человеку — и смотреть, как он выкручиваться станет. Но Терехов не такой…
Хорошо, что Глеб не заметил изумленного выражения Вериного лица.
— Ты не любишь себя, — сказал он, тем самым нарушив героические Верины размышления.
— Ну а что поделать… — вздохнула Вера, но снова резко добавила: — И никого себя любить не прошу.
— Я понимаю… — вздохнул и Глеб. Посмотрел на Веру — и пожал ей руку.
— Ты что? — удивилась девочка.
— Ты сильный человек, — сказал Терехов, глядя Вере в глаза. — Я тебе это уже говорил. Тогда, в парке. Я тебя очень уважаю. Может быть, что-нибудь изменится…
— И я стану изящной стройняшечкой-симпатяшечкой? — усмехнулась Вера. — Нет, Глеб, я могу быть только «колобком» пряжкинского типа. А такой я себе понравиться точно не могу. Так что забудь, что я тебе рассказала. И не общайся со мной. Я пойму. Потому что с такими, как я, сложно…
— Я хочу тебе помочь, — твердо сказал Глеб.
— Думаешь, я приму благотворительность?
— Это не благотворительность. — Глеб покачал головой. — Мне только сейчас эта мысль в голову пришла! Слушай. Я тренируюсь в первой спортивной школе. Знаешь, да? Там у нас залов — куча. Разных. И секций навалом. И вот я стал много раз сталкиваться с ребятами и девчонками в какой-то необычной форме. Думаю: кто это? Пятиборцы? Нет. Гимнасты? Тоже нет… Потом мы как-то затусовались с ними. Оказалось, что они тренируются в специальной детской секции «Школа МЧС». Чего у них там только нет! Помимо спорта они кучу всего еще и изучают. И на местности постоянно тренируются, на вертолетах их на эти учения вывозят. Все серьезно!
— Ну?.. — Воображение Веры уже начало рисовать удивительные приключенческие картины: как она спасает людей, как наконец-то от ее существования на земле будет польза — и для нее найдется настоящее дело!
Но девочка так яростно замотала головой, чтобы не дать фантазии разыграться — и не отвлечь ее от настоящего рассказа, что Глеб воскликнул:
— Да погоди ты отказываться!
— Я не отказываюсь! — Вера тут же замерла.
— Отлично! — улыбнулся Глеб, снова удивившись своей разговорчивости. — Так вот давай я тебя туда отведу! Мой тренер подойдет с нами, тебя их тренерам представит. Там, правда, конкурс…
— Понятно, — плечи Веры тут же опустились. И мечты сдулись, как наткнувшийся на острую ветку доверчивый воздушный шарик. — Я не пройду. Там нужны…
— Там нужны бесстрашные! И сильные. У тебя же такая координация, такой вестибулярный аппарат! Помнишь, я тебе говорил…
— То ты… — вздохнула горько Вера.
Но тут же одернула себя и замолчала. Чтобы Глеб не подумал, будто она набивает себе цену и требует, чтобы ее начали хвалить. Ведь насчет вестибулярного аппарата она была согласна. Только вот все остальное… Вера покосилась на свое отражение в зеркальных дверцах посудной «горки». Глеб перехватил ее взгляд.
— Что тебе во внешности-то твоей не нравится, не пойму? — удивился он.
— Все.
— Зря! — заявил Глеб. — За Пряжкина я говорить не буду. И за остальных тоже. Но мне твоя внешность как раз нравится. Так что не волнуйся об этом, ладно? Вот у меня будут с внешностью проблемы, когда я стану взрослым. Это уже сто процентов… Я ведь больше почти не вырасту. Так и буду выступать в суперлегком весе. А женщинам маленькие мужчины редко нравятся.
Вера выпучила глаза. Терехов выглядел очень ничего. А что ростом среди их мальчишек-одноклассников он опережает лишь Денисова и еще всего двоих — так это ерунда. Ей так казалось… однако вот как все на самом-то деле… Сердце девочки сжалось от боли — ведь она ничем Глебу помочь не могла. Как, впрочем, и Глеб не мог помочь Вере…
Нет, мог!
— Тебя обязательно возьмут, Вера. Потому что ты пройдешь конкурс. Даже без нашей с тренером рекомендации, — уверенно произнес Глеб, закрыв тему своих переживаний. — Ведь если у тебя такая координация и смелость есть, и раз приключения ты любишь — то у тебя лучше всех получаться в этой «Школе МЧС» все будет. А раз ты еще и такая умная…
— Умная? — У Веры просто не было слов. Если уж ее хвалит отличник… Нет, сегодня точно уникальный день!
— Конечно!
— Здорово! Глеб, а ты со мной не хочешь записаться туда? Мы бы вместе занимались…
Глеб Терехов улыбнулся. Его лицу очень шла улыбка — она была такая замечательная, тоже с ямочками на щеках.
— Да я бы с тобой с удовольствием ходил туда. Но меня могут не взять.
— Как? Тебя?
— У меня же бокс. Пропускать придется ваши занятия, а не свои. Ведь у меня там, в секции моей, все серьезно… А где же любят, когда пропускают?
— Ага…
— Но я тебя буду встречать после тренировок!
— Спасибо…
Читать бесплатно другие книги:
