Богиня роз Каст Филис Кристина
— Что с ними случилось, Эмпуза? — спросила Нера, стараясь говорить как можно тише.
— Я не знаю. Пока не могу сказать. Освободите мне место и дайте как следует их осмотреть.
Микки чувствовала давление страха женщин, он действовал на нее почти так же сильно, как болезнь роз.
— Заставьте женщин отойти подальше.
Все служанки, кроме Джии, поспешили к перепуганным, ожидавшим худшего женщинам.
— Только не проси и меня тоже уйти, — тихо сказала Джии. — Ты выглядишь так, словно можешь в любой момент потерять сознание. Я хочу быть рядом с тобой. Если ты упадешь, я хотя бы поддержу тебя.
— Я тоже, — сказал Астерий, подходя к ним.
— Похитители Грез? — вопросительно произнесла Микки.
Астерий покачал головой. — Нет, никаких признаков их присутствия. Ни внутри сферы снов, ни поблизости в лесу.
Он оглянулся на розы.
— Но похоже, их присутствие и не нужно для гибели…
Микки глубоко вздохнула.
— Ладно, тогда посмотрим, что я могу сделать для спасения.
Земля и Страж тенями следовали за ней, пока она медленно шла от одной клумбы к другой, изучая розу за розой, но вскоре Микки забыла, что рядом вообще кто-то находится. Ее внимание полностью поглотили розы. Она никогда прежде не видела столь ужасного разрушения и опустошения. Кусты выглядели так, словно на них разом обрушились рак и серая гниль… они были поражены насквозь. Листья увяли и были сплошь покрыты коричневыми пятнышками грибка, но Микки казалось, что подобного грибка она никогда прежде не встречала. Ветки почернели, местами вздулись, как суставы пальцев у женщины, страдающей артритом. Бутоны приобрели темный фиолетовый цвет, став похожими на синяки.
Микки выпрямилась, осмотрев очередной погибший куст, и окинула взглядом сад. Она видела, что болезнь распространяется, как ядовитая волна, и ее до костей пробрало леденящим страхом. Эта гниль выглядела неестественной. Наверное, ее занесли в их мир Похитители Грез. Интуиция подсказывала Микки, что зараза скрывалась в маслянистых облачках зла, в которые превратились твари. Они не умерли на самом деле. Микки и вообразить не могла, что подобных тварей действительно можно уничтожить окончательно. Ненависть, зависть, страх и эгоизм — это такие эмоции, которые всегда будут кружить возле человечества, ожидая момента, чтобы нанести удар и уничтожить мечты и надежды.
Да, конечно, их удалось изгнать из этого мира, но недостаточно быстро. И Микки представления не имела, как бороться с той заразой, которую занесли твари из кошмарных снов.
— Эмпуза, — робко спросила Джии, — что мы должны сделать, чтобы спасти их?
Микки перевела взгляд с Земли на своего возлюбленного. Оба встревоженно ждали ее ответа. Микки увидела в их глазах и надежду, и веру в нее.
— Я… мне надо подумать! Вы просто подождите здесь, дайте мне побыть в одиночестве немножко.
Микки резко развернулась и отошла в сторону. Оставив умирающие ряды роз, она пошла по широкой мраморной дорожке, что вела к розовым воротам, желая сесть под древним дубом и попытаться разработать какой-то план… любой план!
Краем глаза она заметила вспышку яркого цвета — и резко остановилась, присматриваясь. Розовые цветки, полностью расцветшие, совершенно здоровые, покрывали два куста, стоявшие в середине пораженной болезнью, умирающей клумбы. Микки быстро подошла к этим кустам, вдохнула сладкий аромат, погладила блестящие зеленые листья, как будто это были ее блудные дети, вернувшиеся наконец домой. Розы «сале» — их она узнала сразу. Это один из ее любимых подвидов старых парковых роз, с парными цветками; они пышно расцветали в середине лета, а потом еще и
осенью. Но почему именно эти два куста устояли перед смертельной болезнью?
Микки огляделась, выискивая пятна яркого цвета среди океана гниения. Она обнаружила вспышку красного на клумбе, ближайшей к воротам. И поспешила туда. Там на краю клумбы пышно цвели три куста. Их цвет и глубокий аромат выдавали в них сорт «крайслер империал».
Но что общего могло быть между двумя столь разными сортами? «Крайслер империал» был гибридом чайной розы; «сале» — вариацией старых парковых роз. Первые были красными; вторые розовыми. И они даже не росли рядом друг с другом. Микки уставилась на здоровые кусты, покрытые пышным цветом, не затронутые бушевавшей вокруг них смертью. И вздрогнула. Разве не на клумбу «сале» швырнули ее Похитители Грез, прямо в самую середину? Они собирались изнасиловать ее там… К счастью, Астерий подоспел вовремя, и…
У Микки перехватило дыхание. Она поняла, почему выжили эти розы, почему они цвели даже тогда, когда все вокруг было поражено болезнью; она знала теперь, что общего между этими пятью кустами. На каждый из них упала ее кровь.
Микки кое-как добралась до ближайшей скамьи, как раз вовремя, потому что ей вдруг отказали ноги.
Она стояла прямо в клумбе «сале», когда получила удар в плечо. Микки рассеянно коснулась этого плеча, вспоминая, как сильно оно кровоточило. А потом рядом с воротами… там, где Похититель полоснул ее по горлу… Микки смутно помнила, как она лежала там, наполовину в кустах, наполовину на мраморной дорожке, а из ее тела хлестала кровь…
Ее кровь и спасла эти розы, защитила их от яда Похитителей Грез. Микки закрыла лицо ладонями и попыталась осмыслить все масштабы своего открытия. В ее голове снова и снова крутились слова: «Их спасла моя кровь».
— Микадо, женщины ждут твоих приказов… Микки подняла голову, моргнула, стараясь сосредоточиться. Астерий стоял рядом со скамьей на коленях, отирая слезы с ее щек.
— Верь в себя, любимая. Ты найдешь, чем их вылечить.
Она посмотрела в его темные выразительные глаза, зная, что он говорит правду. Она действительно нашла, чем их вылечить, и она верила в себя. И теперь ей нужно было только набраться храбрости и начать действовать.
— Я пойду в храм Гекаты поговорить с женщинами. Вели стихиям собрать их и ждать меня там.
— Да, моя Эмпуза, — ответил Астерий.
Он поклонился ей, а потом взял ее руку и нежно поцеловал.
Микки стояла в высоком храме. Четыре стихии выстроились возле нее полукругом. За ними стоял Астерий, рядом с вечно горящим огнем богини. Микки окинула взглядом огромную толпу женщин. Они молчали, на их лицах были написаны тревога и страх, и все их внимание было полностью сосредоточено на Эмпузе. Микки вскинула голову и глубоко вздохнула, готовясь заговорить.
— Нам нужно очень многое сделать. Мы должны действовать быстро и слаженно. Болезнь, убивающую розы, надо остановить, и я даю вам слово — я знаю, как это сделать.
Она немного помолчала, а по толпе пронесся вздох облегчения.
— На этот раз мы не станем делить все на четыре сектора. Мы начнем от ворот и пойдем дальше. Прежде всего мне нужно, чтобы в сады принесли много чанов самого крепкого вина. Сначала нам нужно будет срезать все больные розы. Потом собрать ветки и вынести их за Стену роз, в лес, и там Флога их сожжет. Когда будете переходить от куста к кусту, постоянно окунайте ножницы в вино. Это поможет остановить распространение болезни на те кусты, которые еще не поражены. Ножницы вам нужны острые как бритвы.
Она обежала взглядом женщин, уверенно глядя им в глаза.
— Есть вопросы?
Все промолчали.
— Тогда за работу.
Женщины разбежались маленькими группами, спеша собрать инструменты и вино, а Микки повернулась к своим служанкам.
— Я ничуть не преувеличиваю. Болезнь распространяется с неестественной скоростью.
Она посмотрела на Астерия, стоявшего в тени.
— Астерий, точно так же, как мне не нравилась мысль о том, чтобы открывать эти чертовы ворота, я категорически против того, чтобы сжигать больные розы внутри нашего мира, — это было бы ужасной ошибкой.
— Следуй своей интуиции, Эмпуза, — ответил Астерий. — А я буду охранять открытые ворота.
— Я знаю, что ты там будешь. Потому и не боюсь открыть их.
Микки улыбнулась служанкам, изо всех сил стараясь сдержать подступавшие к глазам слезы.
— И я знаю, что каждая из вас сделает все, чтобы исцелить розы. Я горжусь вами, и я верю в вас. Обещаю, Царство роз снова будет процветать.
— Мы верим тебе, Эмпуза, — сказала Джии.
Она подошла к Микки и осторожно поцеловала в щеку, прежде чем присесть в реверансе и умчаться прочь, к розам.
— Мы верим тебе, Эмпуза, — повторила Аэрас.
Она тоже поцеловала Микки, присела в грациозном реверансе и убежала.
Вода шагнула вперед, чтобы в свою очередь поцеловать Верховную жрицу, но вопрос Микки остановил ее.
— Нера, помнится, кто-то говорил мне, что этот фонтан, — Микки кивком указала на огромное сооружение перед храмом Гекаты, — представляет собой главный источник водоснабжения в этом мире. Это правда?
— Да, Эмпуза.
— И вода из него действительно доходит до всех розовых клумб?
— Конечно, Эмпуза.
Нера улыбнулась и продолжила:
— До того как ты велела моей стихии навещать нас каждое четвертое утро, здесь редко шли дожди.
Микки заставила себя улыбнуться в ответ на теплую улыбку Неры.
— Спасибо. Это хорошая новость.
— Мы поддержим тебя, Эмпуза, — заверила ее Нера.
И, поцеловав Микки, тоже ушла.
— Мы любим тебя, Эмпуза, — сказала Флога.
Но, поцеловав жрицу, она помедлила с реверансом. По нежным щекам воплощенной стихии поползли слезы, когда она сказала:
— Прости, что я сомневалась в тебе, Эмпуза. Я Огонь, а поэтому бываю иной раз слишком тороплива, а мои мысли вспыхивают слишком ярко.
Микки обняла ее.
— Тут нечего прощать, — прошептала она.
Когда Микки и Астерий остались одни, она подошла к Стражу и прижалась к нему. Всего лишь на мгновение она позволила себе впитать его силу и его любовь, насладиться покоем, который приходит, когда находишь того единственного, быть с которым тебе предназначено судьбой.
Микки удивлялась, как медленно ползет время. Возможно, так казалось потому, что работа была чертовски тяжелой и угнетающей: обрезать гниющие, больные розы и тащить за стену к их погребальным кострам. А может быть, так было из-за того, что Микки не переставала думать о том, что ждет их в будущем. Как бы то ни было, за один этот бесконечный день прошло, казалось, несколько вечностей. Микки вошла в гипнотический ритм действий: отрезать — окунуть ножницы в вино — отрезать — окунуть ножницы в вино… и потому немало удивилась, подняв голову и обнаружив, что вокруг уже стемнело настолько, что Флога зажгла факелы над Стеной роз и вдоль нее.
— Джии! — позвала она Землю, и та поспешно подошла к жрице, улыбаясь, хотя под глазами у нее залегли тени от усталости, а руки были сплошь покрыты царапинами. — Это все, что мы можем сделать сегодня. Пусть женщины унесут то, что уже срезано, за ворота, и закончим.
— Да, Эмпуза, — кивнула Джии с облегчением.
Микки не могла ее винить. У нее и самой ужасно болели плечи, руки щипало от царапин, нанесенных шипами, а пальцы ныли от постоянной работы ножницами. К счастью, они действительно были острыми как бритва — несколько женщин весь день только тем и занимались, что затачивали их. Микки посмотрела на свои ножницы и аккуратно опустила их в чан с вином, вытерла о траву и положила возле розового куста, который только что обрезала.
— Женщины закончили работу, как ты и велела, Эмпуза.
— Пройдешься со мной немножко?
— Конечно, — кивнула Джии.
Они молча пошли рядом, неосознанно направившись в сторону розовых ворот. Микки была удовлетворена тем, что видела вокруг себя. Больные кусты были уничтожены. Сейчас клумбы выглядели опустевшими, но Микки знала, что весной розы снова вырастут и будут здоровее и крепче, чем прежде. Розы умели выживать; они вовсе не были теми нежными слабенькими цветочками, какими их частенько считают люди. Микки это было отлично известно. Она вообще немало знала о скрытых силах и способности быстро восстанавливаться. О ней самой нередко судили неверно, воспринимая Микки как хорошенькое личико и ни чего больше, а то и хуже — не обращали внимания на it мнение, потому что она «всего лишь женщина». Микки подумала об Астерии. О нем тоже судили неверно, исходя из одной лишь его внешности. Так что неудивительно, что им так хорошо вместе.
— Ты ошибаешься насчет него, — тихо произнесла Микки.
Джии уставилась на нее, удивленная словами Верховной жрицы,
— Кого, Эмпуза?
— Насчет Стража. Он не зверь, и он не заслуживает, чтобы с ним обращались как со зверем.
Джии благоразумно промолчала.
— Я не знаю, что тут случилось прежде. Я не знаю, что он сделал, а теперь и не хочу знать. Но позволь сказать тебе, что мне известно точно. Он вчера спас этот мир, когда моя ошибка могла уничтожить всю сферу. И он сделает то же самое сегодня и завтра — и хоть каждый день вечности. Он благороден, Джии. И добр. А ты знаешь, что он еще и художник?
— Нет, — качнула головой Джии.
— Но это так.
— Он любит тебя, — неуверенно произнесла Джии.
— Я знаю. — Микки глубоко вздохнула. — И я тоже люблю его. И именно поэтому я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещала. Я хочу, чтобы ты обещала мне, что будешь обращаться с ним лучше. Не надо гнать его прочь. Он… Он слишком одинок, а я не хочу, чтобы он всю вечность провел в одиночестве. Если ты изменишь свое отношение к нему и другие служанки тоже, то и все остальные последуют вашему примеру. Можешь ты сделать это для меня?
Джии остановилась и внимательно посмотрела в глаза Верховной жрицы. И от того, что она там увидела, у нее перехватило дыхание. Джии медленно кивнула.
— Да, Эмпуза. Клянусь тебе.
— Спасибо, Джии. А теперь идем отсюда. Это был чертовски длинный день, — сказала она с напускной бодростью.
Они подошли к воротам как раз в тот момент, когда Астерий запирал их, к немалому облегчению Микки. Еще некоторое время четыре воплощенные стихии, Страж и Эмпуза стояли вместе с женщинами Царства роз и смотрели, как больные розы догорают на краю леса. Потом женщины начали расходиться небольшими группами, устало прощаясь с Микки, и вот наконец рядом с ней остались только стихии.
— Вы хорошо поработали сегодня, — сказала Микки, по очереди посмотрев каждой девушке в глаза, — И я хочу, чтобы вы знали: я вами горжусь.
Служанки с трудом улыбнулись своей Эмпузе.
— Завтра поспите подольше… нам всем нужно отдохнуть. А потом, после завтрака, ждите меня в храме Гекаты. Мы начнем все сначала, и будем делать то же, что и сегодня, — обрезать и сжигать больные розы. Но я уверена: завтра им уже станет лучше.
— Тебе это подсказывает интуиция? — усмехнувшись, спросила Джии.
— Да, моя интуиция определенно говорит именно это.
Микки улыбнулась, не обращая внимания на жгучую тяжесть в груди. Потом обняла каждую девушку и сказала:
— Если я вам понадоблюсь, вы найдете меня в доме Стража.
Она подчеркнула слово «дом», твердо решив в этот момент, что никогда больше не назовет его берлогой.
— Спокойной ночи.
Она помахала рукой служанкам и повернулась, чтобы подойти к Астерию, ждавшему в тени.
— Доброго сна, Эмпуза.
Джии на мгновение заколебалась, но добавила:
— Спокойной ночи, Страж.
Микки увидела, как на его мужественном лице вспыхнуло удивление.
— Всего доброго, Земля, — с заметной неловкостью ответил он.
Все остальные служанки точно так же пожелали ему доброй ночи и ушли, оставив Стража недоуменно смотреть им вслед.
— За все века, что я был Стражем этого мира, ничего подобного не случалось.
— Я ведь говорила тебе, что намерена здесь кое-что изменить. — Микки взяла его под руку. — Идем домой.
Глава 34
Микки вытянулась на меховой постели рядом с Астерием. Мягкие плотные шкуры успокаивающе коснулись ее разгоряченной, влажной кожи. Она рассеянно провела пальцами по крепким мускулам живота Астерия, выступавшим под кожей даже сейчас, когда Страж лежал совершенно расслабленно, закрыв глаза. Они уже дважды занимались любовью. Один раз — снова в его бассейне. Это было грубо и быстро, и Микки знала, что на ее коже до сих пор остались розовые следы там, где Астерий впился в нее когтями в момент пика их страсти. Во второй раз все было долго, медленно и невероятно нежно. Астерий дважды довел ее до оргазма языком, прежде чем вошел в нее, и медленно, медленно они вместе пришли к финалу.
Микки и представить не могла, что когда-нибудь оставит Астерия. Не могла вообразить, что никогда снова не прикоснется к нему… никогда не поговорит с ним или никогда не увидит открытой радости и изумления, которые вспыхивали в его глазах, когда Микки тянулась к нему. Она не могла этого вообразить, а потому отказывалась об этом думать. Она сделает то, что должна сделать, а до того не будет зря тратить время, размышляя о печальном будущем.
— Я хочу написать твой портрет.
Микки подпрыгнула и тихонько пискнула.
Он засмеялся, не открывая глаз. Микки шлепнула его по животу.
— Я думала, ты спишь.
— Я не могу спать, когда ты вот так ко мне прикасаешься, — ответил он.
— Ох, извини. Я не подумала…
Микки хотела отвести руку, но Астерий поймал ее за запястье.
— Я ведь не против. — Он отпустил ее и улыбнулся, когда она снова принялась осторожно гладить его живот. — Я просто хочу написать твой портрет.
— Ты уже меня рисовал.
— Да, но я хочу сделать портрет красками. Вот так, как ты выглядишь сейчас. Я хочу, чтобы твой образ смотрел на меня со стен спальни.
Он не сказал: «Чтобы я помнил тебя, когда ты состаришься и (или) умрешь», но в голове Микки громко прозвучали именно эти слова, и еще что-то прошептало, что этот портрет может понадобиться ему как воспоминание гораздо раньше, чем они могут предположить. Микки отогнала мрачные мысли, но вдруг ей отчаянно захотелось, чтобы он действительно написал ее портрет — и у него сохранился хотя бы кусочек того, что между ними было, чтобы он мог вспомнить…
— Прямо сегодня напишешь? — спросила она. — Сейчас?
Астерий открыл глаза и внимательно посмотрел на нее.
— Да, — медленно ответил он. — Я напишу твой портрет этой ночью.
Микки наблюдала, как он встал с постели и начал собирать чашечки для красок и кисти из многочисленных ниш, вырезанных в стенах пещеры, потом зажег еще несколько факелов, пока спальня не ожила от тепла и света. Астерий не потрудился одеться, лишь небрежно j повязал на бедра полоску льняной ткани. И Микки и очередной раз была поражена грубой силой и дикой красотой его тела. Он был зверем, человеком и богом, смешанными воедино в некое чудо, и было лишь одно, чего Микки хотела больше, чем провести рядом с ним нею свою жизнь…
Когда Астерий все подготовил и взял в руку кисть, Микки села и улыбнулась ему.
— Ладно, а какую позу мне принять?
Он подошел к постели и мягко прижал Микки спиной к мехам, чтобы она легла на бок так, как будто он сам лежит рядом с ней. Потом рассыпал ей волосы по плечам и груди, и они укрыли ее кремовую кожу медной вуалью. Одну руку Микки закинула за голову, а другую положила на постель ладонью вниз, как будто только что ласкала Астерия. Потом снял одеяло, прикрывавшее Микки до талии, и оставил ее полностью обнаженной. Микки подняла на него вопросительный взгляд.
— Тебе холодно? — спросил он.
— Ну, если мне станет холодно, ты ведь меня согреешь?
Астерий расхохотался.
— Когда закончу работу. А прямо сейчас полежи неподвижно и закрой глаза.
Он вернулся к краскам и кистям.
— Я должна закрыть глаза? Мне бы хотелось смотреть на тебя.
Астерий оглянулся на нее через плечо.
— Меня никогда не перестанет удивлять, что тебе нравится на меня смотреть.
— Мне не только смотреть нравится, — соблазнительно улыбнулась Микки.
— Не двигайся, — усмехнулся он, не скрывая удовольствия.
Он начал работу, и его кисть двигалась дерзко и быстро, кладя мазки прямо поверх изображения розовых садов Талсы, скрывая их под новым слоем краски, как будто Астерий заменял одну картину реальности другой.
— А можно мне говорить с тобой, пока ты работаешь, или тебе нужно сосредоточиться? — шепотом спросила Микки, несколько ошеломленная прекрасной и сияющей версией самой себя, возникающей под его кистью.
— Можешь говорить. Но я могу и не ответить. Когда я пишу, я иной раз забываю, где нахожусь.
— В моем прежнем мире это называют «измененное состояние сознания». Я читала статью об этом. Такое случается с художниками, писателями, спортсменами. Это как-то связано с эндорфинами мозга. То есть предполагается, что ты делаешь что-то особенно удачно, если можешь войти в это состояние.
Астерий хмыкнул.
— А ты всегда входишь в измененное состояние, когда пишешь картины?
— Да. Обычно.
Он прищурился, рассматривая Микки, потом снова отвернулся к стене пещеры и изобразил длинную плавную линию ее талии, бедра и ноги.
Микки наблюдала, как он работает, и думала о его таланте и о красоте, которую он с виду так легко создавал, хотя и был долгие века изгнанником, отверженным. «Джии, прошу, сдержи свое слово…» Потом она заставила себя отвлечься от мыслей об обещании своей служанки, боясь, что Астерий слишком пристально всмотрится в ее лицо и прочтет грустные мысли.
Лучше думать о нем. О том, как он страстен, нежен, и полон сюрпризов… например, оказался необычайно талантливым художником…
И тут Микки кое-что вспомнила.
— Астерий, а кто та женщина, что написана на стене первой комнаты?
Рука Астерия застыла, не завершив мазок. Не глядя на Микки, он ответил:
— Это Пасифая, моя мать.
— Я так и думала, — пробормотала Микки. — Она очень красива.
— Я запомнил ее именно такой.
Микки хотелось попросить его, чтобы он и ее саму запомнил такой же прекрасной. Попросить прощения за свои ошибки и за боль разлуки, неизбежную после того, как она уйдет. Попросить просто помнить, как они любили друг друга. Но она знала, что не сделает этого. Она могла лишь надеяться, что, когда придет время, Астерий простит ее за то, что она смертна. Микки закрыла глаза, боясь, что если будет и дальше смотреть на него, то невольно сболтнет, что думает, — признается ему во всем и начнет умолять помочь ей найти выход из всей этой путаницы.
Каким-то образом Микки заснула. Она это поняла только тогда, когда открыла глаза и обнаружила, что в комнате уже не так много света, а Астерий спит рядом с ней. Микки несколько мгновений лежала неподвижно, прислушиваясь к его глубокому ровному дыханию. Потом осторожно выбралась из постели и тихонько закуталась в хитон. Она не смотрела на стену, пока не застегнула его на плече. А потом глянула туда — и ахнула, прижав ладонь ко рту. Он изобразил ее похожей на богиню! На портрете Микки спала, слегка приподняв уголки губ, словно ей снился чудесный сон. Кожа выглядела живой, тело — роскошным и манящим. И Астерий написал ее спящей совсем не на меховом ложе. На картине Микки лежала на постели из лепестков роз — лепестков роз «микадо».
Микки обернулась и посмотрела на Астерия; ей хотелось разбудить его и немедленно заняться с ним любовью. Но она не могла себе это позволить. Она должна была проверить розы. «Если моя интуиция ошибается, — пообещала себе Микки, — я вернусь и разбужу его, и мы будем любить друг друга все утро». И, больше не оглядываясь на Астерия, она, бесшумно ступая босыми ногами, вышла из спальни.
Солнце еще не взошло, но небо на востоке уже было не черным, а серым, что означало приближение рассвета. Трава под ногами Микки была холодной и сырой; она обогнула утес, спеша добраться до дорожки, ведущей вверх, мимо горячих источников, вокруг ее балкона и дальше, в центр садов. Микки не позволяла себе отвлекаться даже мысленно. Она быстро взбежала по ступеням, едва глянув на исходящие паром ванны, не желая вспоминать, как приятно было купаться здесь в компании служанок и как ей хотелось снова окунуться в горячую воду. На ее балконе никого не было, и в спальне тоже, но Микки видела, что в очаге приветливо горит огонь, а рядом с кроватью стоит зажженный канделябр. Микки закусила губы и отвернулась от мирной картины.
Она спустилась по ступеням и вошла в сад. Она выбрала ту дорожку, что вела прямиком к центру Царства роз, к храму и фонтану. Микки изо всех сил старалась думать о розах, а не о стихиях или Астерии. Она не хотела, чтобы те по ошибке решили, будто она их зовет. То, что она должна сделать, она должна сделать в полном одиночестве. Впрочем, ей нетрудно было думать только о розах. Они как будто сами поглотили ее мысли…
Плохо… Боже, как ей было плохо! Чем ближе Микки подходила к центру этого мира, тем хуже она себя чувствовала. Два или три раза она останавливалась и осматривала клумбы, которые всего несколько дней назад стараниями женщин подверглись обработке и подкормке. Теперь все эти кусты покрывали черные пятна гнили Похитителей Грез, и от них пахло смертью.
Интуиция ее не подвела, вот только все оказалось намного хуже, чем Микки могла себе представить. Гниль расползалась с невероятной скоростью. Ни одна болезнь из мира смертных не смогла бы опустошить сад подобным образом. Но эта гниль не принадлежала миру смертных. Это была своего рода манифестация зла, и инстинкт подсказывал Микки, что есть лишь один способ победить ее.
Освещенный факелами, храм Гекаты был похож на чудесное видение, а пение воды, льющейся из огромного фонтана, создавало волшебное музыкальное сопровождение. Но Микки не задержалась там. Она спешила дальше, пока наконец перед ней не загорелись огни, освещавшие Стену роз. Ей нетрудно было отыскать те кусты, которых коснулась ее кровь. Они были единственными яркими пятнами цвета среди темноты, угасания и смерти.
«Я была права. Мне бы хотелось, чтобы это было не так, но я оказалась права».
Микки повернула обратно к храму, задержавшись по пути лишь для того, чтобы найти недавно заточенные ножницы, которые она припрятала под кустом. Потом поднялась по ступеням храма и остановилась перед пламенем Духа.
— Геката, — негромко заговорила Микки, глядя в желтовато-оранжевый огонь. — Я знаю, ты сейчас далеко от своих владений, но я надеюсь, что ты все же достаточно связана с ними… со мной… что ты все-таки услышишь меня. Мне нужно поговорить с тобой, прежде чем я все это закончу. Я хочу, чтобы ты знала, как хорошо мне было здесь. Впервые в жизни я находилась на своем настоящем месте. Четыре стихии — отличные девушки, особенно Джии. Если можно, пожалуйста, передай им, что я довольна всем, что они делали для меня.
Микки глубоко вздохнула и отерла слезы, катившиеся по щекам.
— Я люблю Астерия. Возможно, тебе это и не нравится, но ты ведь сама сказала, что я должна следовать своим инстинктам, а все внутри меня тянулось к нему. Он не зверь, ты и сама это знаешь. И он нуждается в том же, в чем нуждаемся все мы — в признании и в ком-то, кто любил бы его.
Микки пришлось замолчать и прижать ладонь ко рту, чтобы сдержать рыдание. Справившись со своими чувствами, она продолжила:
— Именно ради него я делаю это, ради него, и девушек, и Ткущих Сны. Я наконец поняла настоящую причину того, почему очутилась здесь… я здесь действительно ради роз. Я могу спасти их. Вообще-то у меня и выбора нет. Я ведь видела, что затаилось в лесу, и я не могу допустить, чтобы те твари уничтожили все, что я люблю.
Она уставилась на огонь, желая найти более выразительные слова, желая выиграть время для того, чтобы выучить какую-то особенную молитву, какой-то ритуал, чтобы сделать все правильно.
— Когда я связала себя с тобой, я сделала это двумя словами — «любовь и доверие». Именно эти два слова вновь привели меня сюда. То, что я намерена сделать, и сделаю по доброй воле, потому что хочу сберечь любовь, которую нашла в этом мире, и я верю, что поступаю правильно, потому что благодаря любви я научилась доверять себе — верить своим инстинктам, своей интуиции и своим суждениям. Так что если можно, Геката, я прошу тебя быть со мной рядом, когда я сделаю то, что должна. И да будет так, — шепотом закончила Микки.
Она решительно покинула храм и подошла к фонтану, питавшему водой все Царство роз. Этот изящный фонтан был воистину прекрасен: множество огромных мраморных чаш постепенно спускались к огромному бассейну, от которого разбегались в сады мраморные лотки. Микки опустила руку в воду и удивилась ее спокойному теплу. «Странное совпадение, — подумала она, снимая хитон и аккуратно складывая его на земле рядом с собой. — И не первое совпадение в этом мире. Буду смотреть на это просто как на прощальный дар богини».
Держа в руке ножницы, обнаженная Микки вошла в огромную чашу фонтана.
Вода охватила ее приятным теплом, и Микки села, удобно устроившись на дне бассейна, достаточно глубокого, чтобы покрыть ее мягкой, чистой водой до самых плеч. «Ну же, сделай это. И сделай быстро. Больно будет всего секунду-другую».
Микки подняла левую руку и посмотрела на запястье. Потом открыла ножницы и прижала лезвие к коже. Закрыв глаза, она провела острием по руке — очень быстро — и судорожно вздохнула от острой боли. Потом она поменяла руки. На этот раз она действовала неловко, однако не менее эффективно. Ножницы она бросила на край фонтана. Погрузив руки в воду, Микки поморщилась, но она оказалась права. Боль была не такой уж сильной и сразу прошла. Глядя в небо, Микки подумала, что очень правильно выбрала момент: луна уже зашла, но солнце еще не поднялось над горизонтом. Геката… Богиня темной луны… возможно, тьма на небе и есть знак того, что богиня одобряет ее самопожертвование. Микки поступила правильно. Розы будут жить. Сны и мечты человечества окажутся в безопасности, так же как и ее любовь. Микки закрыла глаза. Ей так хотелось спать, а в воде было так уютно… мягко… как на большой пуховой перине… как будто она плывет на резиновом плоту по летнему озеру… как будто ее обнимают материнские руки, когда она, маленькая перепуганная девочка, увидела страшный сон… Микки вздохнула. Не будет больше никаких дурных снов… будут только любовь, красота и розы.
Астерий внезапно проснулся. Что-то было не так. Он сбросил остатки сна так же, как всегда, — мгновенно, и сел, уже протягивая руку за одеждой. Потом, подумав, что надо разбудить Микадо, он повернулся, и…
Ее не было рядом. Сначала это не встревожило Астерия. Наверное, она ушла в купальню. Он надел тунику и быстро прошел по туннелю. Но ее не было и там. Дурное предчувствие заставило Астерия ускорить шаг. Он вернулся в спальню. В комнате рядом со спальней Микадо тоже не оказалось. Астерий надел кирасу и вышел из берлоги. Солнце уже поднималось, но было еще очень рано. Необычайно теплый ветер дул со стороны садов, и он был напоен…
Астерий остановился, принюхиваясь. Да, он не ошибся. Ветер принес роскошный, головокружительный аромат цветущих роз. Астерий прибавил ходу и помчался в сады.
Розы расцвели. Облака ярких цветов покрывали клумбы, как будто богиня провела по ним волшебной кистью, и весь их мир окрасился в цвета жизни и здоровья. Но вместо того чтобы почувствовать радость и облегчение, Астерий еще сильнее встревожился и побежал, не споря с инстинктом.
Он уже видел храм Гекаты, когда до него донеслись горестные рыдания. Его сердце как будто стиснули ледяные пальцы. Все сады наполнялись погребальным плачем.
Астерий мысленно кричал: «Нет!» — хотя уже знал, что должен увидеть. Он бурей понесся к храму. Четыре воплощенные стихии стояли рядом с фонтаном, цепляясь друг за друга и громко рыдая. Между ними Астерий заметил влажные медные волосы и профиль бесцветного лица. Астерий приостановился, а потом медленно, как будто двигаясь по глубокой и опасной трясине, приблизился к фонтану. Конечно, она была там…
Микадо была мертва.
Астерий, Страж Царства роз, упал на колени и заревел от горя, снова и снова изливая свои чувства. Вслед за Джии служанки одна за другой подошли к нему и положили руки на плечи, и вот уже все пятеро оплакивали свою Эмпузу…
Часть 3
Глава 35
Боже, до чего же сухо во рту… И вообще она дерьмово себя чувствовала. Микки попыталась повернуться, но была слишком слаба. Она смогла лишь едва заметно пошевелиться и издать приглушенный стон.
— Ох, черт… Позвоните девять-один-один! Она жива!
А? Девять-один-один? Но в Царстве роз нет телефонов… да и никто, кроме нее, здесь не чертыхается. Что за ерунда? Микки снова попыталась пошевелиться, но на этот раз чьи-то сильные руки удержали ее.
— Не двигайтесь, мэм! Все будет в порядке. Я уже вызвал помощь.
Это был мужской голос. И он тут же закричал:
— Эй, там! Зовите «скорую» сюда!
Микки услышала торопливый тяжелый топот, и другой голос, показавшийся ей смутно знакомым.
— Ох, боже! Это же Микки! Вот дерьмо, вы только гляньте на всю эту кровь!
Микки было трудно дышать, она старалась изо всех сил… и она узнала этот голос. Конечно, это был Мэл, охранник розовых садов Талсы. Но здесь не могло быть Мэла… она сама не могла находиться в Талсе. Она же была…
Ох… Она и забыла. Она же умерла.
— Микки, держись! «Скорая» уже здесь. Ты с этим справишься!
Читать бесплатно другие книги:
