Русский хан Лошаченко Владимир

– Может, тебе просто показалось? У тебя наверняка куча поклонников – есть из кого выбрать.

– Володя, нет у меня никого. Да и свободного времени не было – учеба, работа и дом – вот такая моя личная жизнь.

– Ты работала?

– Да, после учебы, на почте, корреспонденцию сортировала. На стипендию и бабушкину пенсию не особо разбежишься. После защиты диплома пригласили работать в госкорпорацию по специальности, обещали хороший оклад. Я была так рада.

– Не расстраивайся, все уладится, – я неосторожно приобнял девушку за плечи.

Красавица тут же бросилась мне на грудь, обняла по-детски неумело, поцеловала в губы. Проняло мой организм серьезно, я испытал к Людмиле гораздо большее чувство, чем просто симпатию.

– А как же жена? – пискнула совесть.

– Не мешай, видишь, девушке помочь нужно.

– Ага, знаем мы, что за помощь, – не унималась совесть.

– Цыть, нишкни, – приказал я.

– Хан, проводите меня, притомилась я.

– Отказать – значит, смертельно обидеть. Прости, Марьяша, – и пошел с пепельноволосой красавицей в опочивальню. Едва переступив порог, накинулись друг на друга, одежда испарилась незаметно. Дальнейшее помню смутно, до кровати точно не дошли. Нами овладела всепоглощающая страсть, девушка оказалась неопытной в любви, но очень ласковой и нежной, с бешеным темпераментом.

– Да ты девственница, милая моя!

– Тебя ждала, Володечка. Бурные любовные ласки продолжались всю ночь, только под утро, опустошенные и счастливые, мы заснули в объятьях друг друга.

Меня разбудил Сынок, лизнувший своим шершавым языком руку. Выпроводив тигра, хотел втихаря одеться – не успел. Проснулась Людмила.

– Доброе утро, ласточка. Как спалось?

Встретился с ней взглядом и понял, что раньше, чем через час, мы из кровати не вылезем. Оргазм подкрался к нам одновременно: я зарычал, а Людмила застонала, ее тело сотрясала крупная дрожь. Неожиданно глаза девушки заблестели от слез.

– Тебе плохо? Почему ты плачешь?

– Милый, я плачу от счастья. Хочу одного – родить от тебя ребенка. Не бойся, мы не станем тебе обузой, ведь рожать я буду в своем времени. Ты ведь сам обещал.

Елы-палы, такой вариант мне и в голову не приходил.

– Людочка, я от своих слов не отказываюсь. Помогу, конечно, но стоит ли возвращаться? Вдруг в самом деле появится малыш, а для жизни у вас сейчас обстановка довольно некомфортная. – Оставайся.

– Володечка, не могу, у меня на руках бабушка старенькая, без меня она не выживет. Да и твоя жена вряд ли захочет делить тебя со мной.

Я призадумался: в словах Людмилы был резон, но мне больно с ней расставаться. Нужно честно себе признаться, я ее люблю, но ведь и Марьяшу тоже. «Не может быть», – говорил Рабинович, глядя три часа на жирафа в вольере. Вроде не моральный урод, а люблю двух женщин одновременно. Ничего, как-нибудь утрясется, устаканится.

– Людочка, ты можешь поспать, а я побегу – дела, – и поцеловал ее в носик.

– Нет-нет, – я уже встаю. Жаль, ванны нет.

– Пойдем, моя хорошая, в баню, в бассейне ополоснемся.

– Да, бассейн – это то, что нужно. Заодно и простыню отстираю.

Я невольно проследил за ее взглядом – на ковре валялась скомканная простыня в бурых пятнах.

– Людочка, не обращай внимания на мелочи, давай одеваться.

Одевшись, сунул в широкий карман камзола свернутую простынку, и мы отправились в баню. Встретившемуся по пути Василию наказал:

– Завтрак через час. Через полтора подготовить аппаратуру для маршей – войска парадом пройдут по площади. Трибуна готова?

– Все сделано, Светлый хан.

– Хорошо, ступай.

Зайдя в баню, первым делом кинул в гудевшую печь простыню. Слуги натопили баню с утра – я такой порядок установил давно. После любого похода баню топили три дня подряд. Слегка попарились и плюхнулись в бассейн. Прилегли отдохнуть на лежаки, но стоило нам коснуться друг друга – все, у обоих сорвало крышу.

– Просто безумие какое-то, – констатировал я.

– Я сама от себя подобного не ожидала. Наверное, потому что люблю, и тебя мне преподнесла сама судьба, – смущенно призналась Людмила.

Мы лежали, обнявшись, целуя и лаская друг друга. Ценой огромных усилий я оторвался от любимой:

– Пойдем, милая, завтракать.

– Как скажешь, дорогой, – и грациозной походкой она отправилась одеваться в предбанник. Собрав остатки воли в кулак, я поплелся за ней.

Нельзя, нельзя расслабляться, иначе мы в бане жить останемся до приезда Марьяши.

Сидя за завтраком, пропускал мимо ушей щебетание детишек и прикидывал дату приезда жены. По рации с Уфой я связался через три дня после битвы. Успокоил тестя – его сын Ильяс жив-здоров, да и тумены почти целые. Поговорил с Марьяшей и сыном, она заявила – немедленно выезжаю в Казань.

Получается, дней через десять нагрянут.

«Ох-хо-хо, тяжела ты, мужская доля. Не дай бог дамочки пересекутся – визгу будет… Нет, ну Людмила, кто бы мог подумать – ураган, а не девчонка».

Так-с, я кое-что упустил. Позвонил – на звук колокольчика заглянул адъютант.

– Немедленно привезти пару лучших портных с машинками, а сам поезжай на торг и возьмешь для примерки пар десять обуви для княжны Людмилы. Княжна, дайте ему ножку, пусть обмерит.

– Василий, мне бы красные атласные туфельки. Может, увидите на базаре.

Красавица попросила таким мелодичным и ангельским голоском, что у адъютанта затряслись руки и мерка упала на ковер.

– Постараюсь найти, весь торг перерою, княжна.

– Готов, спекся Василий, – философски заключил я. Людмила по праву должна блистать в высшем свете, окруженная толпами роняющих слюну поклонников. С каких щей она должна остаться в диком и суровом тринадцатом веке? Нашел, блин, что девушке предложить.

К концу завтрака привезли портных, слуга проводил Людмилу в гостиную для снятия мерки – пусть сошьют несколько платьев и костюмов на выход. Марьяшин брючный костюмчик больше подходил для охоты и пикников.

Послышались мужские голоса. Кого там с утра черт принес? В столовую с поклонами вошли Карчи, Семен и Тарас Невдоба – комендант Казани.

– Светлый хан, войска построены, народ ждет, волнуется.

– Сейчас поедем, ждите у ворот.

Вырвал Людмилу у портных, взяли ребятишек и поехали в карете к главной площади в сопровождении свиты и охранной сотни. Тигры трусили рядом. До площади пешком пять минут хода, но нельзя, не по ханскому чину. На трибуне собралось довольно много народа – темники, некоторые тысяцкие, несколько гвардейцев и мы всем кагалом. Для экономии времени от каждого тумена выделили по тысяче отличившихся всадников. Идея парада пришла мне в голову на второй день после битвы. Парад – дело не только зрелищное, но и воспитывает патриотизм и чувство гордости за свои вооруженные силы. С торжественной речью выступили мы с Карчи, сначала я, потом он. Наши голоса, усиленные колонками, слышало полгорода. Командовать парадом поручил Семену Скуратову, и, под звуки марша Буденного, конница погарцевала через площадь. Иван с Аленкой смотрели на небывалое зрелище широко открытыми глазами. Горожане рты поразевали – посмотреть было на что.

У каждой тысячи лошади одной масти, гривы расчесаны, некоторые ухари ленты цветные вплели. Для конницы, включая пулеметные и минометные тачанки, на парадах я ввел привилегию – всем лошадям от копыт до передних бабок закрывать алой лентой передние ноги. В память о двух тяжелых битвах с монголами, когда наши кони несли своих всадников, в пекло сражений по бабки в крови.

За каждой тысячей катились повозки-тачанки с КПВ и минометами. Проходя рысью мимо трибуны, воины трижды кричали «Ура!». Я приветствовал представителей каждого тумена в мегафон. Гвардейцы отдали честь под козырек. Глянул на Семена, тот подмигнул с довольной мордой. Войска прошли за час, и я объявил о начале праздника в честь победы над супостатом Батыем. Убавили громкость, и из колонок полились забойные песни конца двадцатого века.

Людмила от всего увиденного несколько оторопела, выражение ее мордашки меня позабавило. Заметно, что попса добила красавицу окончательно.

– И это тринадцатый век, ни фига себе, – она с подозрением посмотрела на меня. – Хан, предупреждать ведь надо, оставишь бедную девушку заикой.

Карчи встрял:

– Он у нас такой. Светлый хан и не такое может.

– Уймись, канцлер.

На площади, меж тем, заполыхали костры для готовки на вертелах быков и баранов. В огромных котлах варили плов и бешбармак. Плов тоже прижился у народа с моей легкой руки. Выкатили несколько бочек с вином и пивом – сегодня все угощение за счет ханской казны. Тумены праздновали за городом, немногие воины остались на площади. В воздухе плавал аромат печеного на углях мяса. У всех сработал рефлекс дедушки Павлова. Выпили по чарке за победу, затем я всех присутствовавших на трибуне во время парада пригласил за ханский стол. По возвращении в терем случился забавный эпизод.

Людмила, с любопытством глядевшая в окно кареты, вдруг спросила:

– Что там висит у стены?

– То тати повешены, – солидно ответил Иван.

– Как «повешены»?

– Как всегда, за шею, – машинально брякнул я. Девушка взвизгнула. А присоединившийся к нам Карчи пояснил в своей дурацкой манере:

– Наш Светлый хан, дай Бог ему здоровья выше и ниже пупка, всегда справедлив и зря никого не вешает.

– Он правду говорит, – шепнул я побледневшей Людмиле. – Тюрем у нас нет, другим строительством занимались, вот и вешаем всякую шваль. Карчи, распорядись, пусть висельников уберут.

Шаман вытащил из кармана уоки-токи и пробубнил в трубку неразборчивую фразу. Людмила посмотрела на меня слегка изменившимся взглядом.

– Людочка, профсоюза здесь долго не будет, перевоспитывать некому, да и ни к чему. Жестокий век, жестокие, но справедливые нравы, тут люди головой отвечают за свои неблаговидные дела. Мне Скуратов поведал, у них в девяностые годы ввели пожизненные срока для убийц. Как прикажете понимать? На убийце несколько трупов, а он живет и жрет дармовую баланду. За такие выкрутасы самого правителя нужно на нары определять.

– На янкесов работают, однозначно, – влез Карчи.

– Да, дело нечистое, – согласился я.

Тем временем карета въехала в ворота терема.

Слуги вынесли в бочонке холодный сбитень, им я угощал всех прибывших гостей.

– А теперь прошу к столу.

На полянке, накрытые богатыми скатертями, стояли столы, над ними слуги натянули тенты от солнца. Гости рассаживались на лавки со спинками, стулья и табуреты еще только входили в обиход. Перед нами громоздились всякие угощения и разнообразные напитки. По моему распоряжению на столах стояла посуда из золота и серебра. Кубки, чарки, ендовы – также из благородных металлов. На столах лежали диковинки для сего времени – вилки. До моего появления обходились без них. Пацаны из оружейных мастерских наклепали сотни три вилок и ложек – серебро с добавкой стали. Василий позаботился о музыкальном сопровождении – магнитофон булькал «про себя», не заглушая голоса гостей. Ближние соратники сели по левую руку, по правую – Людмила с ребятишками.

– Первую чарку выпьем стоя и не чокаясь, помянем наших погибших воинов. Земля им пухом.

Все стали и молча опрокинули чарки. Слуги налили вновь.

– А теперь за победу. Ура!

Празднество началось.

Открыв глаза, увидел перед собой странный ковер – белый, в черную полоску.

Откуда он взялся? Вроде такой никто не дарил. Немного позже дошло – лежу головой на лапе Сынка, в полном обмундировании. Хорошо, что не болею, изменился метаболизм, и похмельем не страдаю. В кабинете я спал не один – рядом, уткнувшись в бок Малышки, похрапывал Семен. Почему-то в одних трусах, но в сапогах. Я пихнул его в плечо:

– Просыпайтесь, гражданин, будем составлять протокол на пятнадцать суток.

Семен поднял всклокоченную башку и долго смотрел на меня бессмысленными, заплывшими глазками.

– Где я? – просипел он.

Я ответил в рифму и добавил:

– Хорошо погуляли. Ты, Сеня, пропил не только мундир, но и память. Чего в одних трусах?

– А я почем знаю?

– Все, кончай треп, пошли, сполоснем мордушки.

На столике у двери кто-то предусмотрительно поставил большой ковш с холодным квасом, к которому, урча не хуже Сынка, припал Скуратов. Идя в баню, натыкались на спящие тела гостей.

– Да, вчера много наших полегло, – заметил Семен.

В бане он нашел свое барахло и не только, рядом с бортиком бассейна посапывал Карчи – одетый, но мокрый.

Приобретя пристойный вид, вернулись в терем. Появился слуга:

– Что подать, Светлый хан?

– Попить холодненького и яблочек моченых.

Пока накрывали на стол, вспоминали в две головы, что было вчера.

– А где мой адъютант? Вот ты, голубчик, давай рассказывай о вчерашнем празднике. И не стой столбом, садись.

Ничего особого Василий не поведал, погуляли хорошо, от души. Правда, тюркам вчера досталось, я их вино пить заставил, ну и попадали с непривычки.

– Что княжна Людмила?

– Она, Светлый хан, недолго сидела, с час, потом забрала детей и удалилась в покои. А туфельки атласные я ведь ей нашел. Была очень довольна, – с гордостью доложил Василий.

– Молодец, угодил княжне. Теперь слушай сюда: там, в садике, гости спят уставшие. Распорядись ковры постелить в тенечке и на них перенести всех. Как проснутся, каждому по малому ковшу медовухи, и в баню. У бассейна наш канцлер отдыхает – разбудить, переодеть и сюда, к нам за стол.

– Слушаюсь, Светлый хан.

– Действуй, минут через пять будь здесь.

Василий умчался.

– Я, брат Семен, все помню, вот только почему ты в одних трусах и сапогах оказался, не помню.

Скуратов огрызнулся:

– Зато я проснулся с саблей, а твое где оружие?

Хм… тут он прав, уел меня. Семен, хоть и в трусах, зато при сабле. Я задумался – свою отдал адъютанту, когда садились за стол, точно помню, а куда «стечкин» делся?

Прибежал Василий:

– Все сделано, Светлый хан.

– Вася, где мой пистолет?

– Дык, Сынок в зубах унес в кабинет, у него в лапах и лежит, в кобуре.

– Сынок, живо тащи сюда свой трофей! – заголосил я.

– Да спит он, – отмахнулся Скуратов и ошибся.

В дверях появился тигр с кобурой в зубах.

– Молодец, давай сюда.

Приладил на место ремень с оружием.

– Василий, раненым отправить малый бочонок красного вина, три бочонка холодного кваса. На кухне пускай сварят для них ухи стерляжьей и супчику куриного, да по полкурицы на человека. Овощей всяких положить в корзины, через два часа доложить о готовности. Второе: поскачешь в церковь, к отцу Петру – через четыре часа жду его с прихожанами на площади. Заложим первый камень в строительство Казанского собора – в честь победы над Батыем. Ты запиши, не то перепутаешь. После поедем на берег Казанки, на шашлыки – пусть повара мясо замачивают. Действуй, Василий.

Скуратов оторвался от копченой осетрины:

– Владимир, у тебя ума палата, собор поставить – своевременное и полезное дело.

– На то я и хан, Сеня.

– Пойду княжну разбужу, не напейтесь без меня с шаманом, – и, соорудив невинное выражение морды лица, я удалился.

Деликатно постучав в дверь гостевой спальни, вошел. Девушка не спала – сидела у серебряного зеркала и чистила перышки.

– Доброе утро, Володечка!

Она вскочила и бросилась ко мне. Мы обнялись, я зарылся лицом в ее пышные волосы, пахнущие земляникой.

– Извини, милая, мои гости вчера немного перебрали.

Она в ответ только сильнее обняла меня и страстно поцеловала. Один миг, и мы в кровати. Такой женщины, признаюсь честно, я никогда еще не встречал. За полчаса мы умудрились измотать друг друга до предела.

– Любимый, мне становится плохо, когда я думаю о скором нашем расставании.

У меня самого было тяжело на душе, я искал выход и не находил.

– Ласточка моя, будем надеяться на лучшее.

Пытаясь отвлечь Людмилу от грустных мыслей, спросил:

– Не хочешь поехать с нами в лазарет, а затем на закладку собора?

– Хочу, но не поеду, не стоит тебя компрометировать перед народом.

– Тогда жди меня к обеду, поедем на шашлыки. Пока я мотаюсь по делам, займись ребятишками. В компьютере обучающая программа – азы грамматики и математики.

– Конечно, Володечка, мне и самой интересно. Хочешь посмотреть мои новые костюмы? Очень хорошие у вас портнихи, – не дожидаясь моего ответа, Людмила ловко спрыгнула с кровати и скрылась за шелковой ширмой. Миг – и вот она уже в шикарном вечернем платье из ярко-вишневого атласа. Я не мог сдержать восхищения.

– Ты невероятно красива, и тебе так идет это платье. Не снимай его, я сейчас.

Быстро одевшись, помчался в сокровищницу.

В подвале, у железной двери с хитрым замком, сидели два охранника. Вскочили при моем появлении.

– Сидите, ребята, охраняйте дальше.

Ворвался внутрь и сразу полез в сундук, набитый ювелирными украшениями. Я знал, что мне нужно, раньше видел в нем пару вещиц, думаю, подойдут к платью Людмилы.

Вернувшись в спальню, попросил:

– Закрой глаза, милая.

Застегнул на изящной шейке ожерелье тонкой работы, с крупными розоватыми жемчужинами, и надел полукорону с крупными бриллиантами. Изделия явно одного мастера. Подвел Людмилу к зеркалу:

– А теперь смотри. Она взглянула на свое отражение и ойкнула:

– Как красиво!

– Мой тебе подарок на память, носи, милая, на здоровье.

– Володечка, мне очень нравится, большое спасибо, но я не могу принять столь дорогой презент.

– Глупенькая, я ведь от всей души, не обижай отказом.

Девушка покраснела от смущения и спрятала лицо на моей груди.

«Чиста и совестлива, а какой шарм» – пронеслось в моей голове.

– Пойдем, ознакомишься с компом и обучающими шлемами.

Выгнав тигров из кабинета, все показал и объяснил.

– Ты с нами позавтракаешь или с детьми?

– Я лучше с ребятами.

– Тогда распоряжусь накрыть вам в большой столовой.

Она поцеловала меня и прошептала на ухо:

– Спасибо, милый, за подарки, но я тебя люблю не за них. Не нужно больше ничего, мне не по себе – ты меня понимаешь?

Я погладил ее по щеке:

– Ты поразительная женщина.

Вернувшись в малую столовую застал оживленную перебранку между Семеном и Карчи.

– О чем шумим?

– Владимир, ты представляешь, – Семен ткнул пальцем в шамана, – сам не умеет плавать, а нас с тобой обвиняет, что мы его вчера пытались утопить.

– Просто возмутительно, – верещал Карчи.

– Не кати на нас бочку, откуда мы Семеном знали, что ты плавать не умеешь?

– У речки живешь, позор, – поддержал меня Скуратов.

– Шутки шутками, но мы-то с какого боку к твоему утоплению? – удивился я.

Оказывается, вчера решили устроить заплыв в бассейне, на что Карчи категорически возражал. Мы не стали спорить и уговаривать, а просто скинули его в воду. Шамана спас Сынок, вытащил зубами за шиворот. Мы ведь не предполагали, что Карчи плавает как топор. Вот отчего он, мокрый, спал у бассейна.

– Не лезь в бутылку, ну не знали мы.

Карчи, пыхтя как самовар, ухватился за ковш с медовухой.

– Канцлер, мы с Семеном в лазарет, а ты езжай домой, оклемайся. Ровно в два будь здесь с невестой – поедем на природу.

– Вот-вот, давно пора познакомить нас со своей будущей женой, – поддержал меня Сеня.

Карчи негодующе замахал руками, но мы выдавили из него согласие. Он не устоял перед моим последним аргументом – на пикник приглашена княжна Людмила, ей одной скучновато будет в мужской компании. Карчи сдался, крыть было нечем.

Прибыв в военный городок, где располагался лазарет, встретили хмурого Савелия Хвата с тремя гвардейцами. Я его не сразу узнал – без бороды, но с пышными усами.

– Савелий, наконец-то ты выглядишь, как подобает настоящему гвардейцу. Сам догадался побриться, или подсказал кто?

Хват раздраженно передернул плечами:

– Дык, вчера, Светлый хан, сам нас и побрил, неужели не помнишь?

Я слегка смутился.

– Савелий, слушай мой указ. Василий, пиши: гвардии запрещено носить бороды, бриться через день. Усы иметь разрешается. Василий, напомнишь печать поставить. Савелий, сегодня получишь указ по всей форме. За неповиновение – десять плетей на первый раз, на второй – петля. Все понял?

Савелий уныло мотнул головой.

– Как отвечаешь, забыл устав воинский?

Хват вскинулся, встал по стойке смирно, отдал честь и гаркнул:

– Есть, Светлый хан, указ твой гвардия исполнит!

– Вольно. Пойми, голова садовая, ваши бороды – вчерашний день, гигиену нужно блюсти и женскому взору бритое лицо приятно. Бритвы позже в тереме получите, у Митрича. Свободны.

Гвардейцы кинулись прочь.

– А как иначе? Не бойцы, а Деды Морозы с Мазаями. Кстати, брить бороды придется всем служилым, твоей конторы, Семен, это тоже касается.

Лазарет занимал большой рубленый дом и более сотни просторных палаток. Лежачих раненых насчитывалось около двух тысяч. Подъехала вереница повозок, и слуги стали выгружать котлы с ухой и прочим провиантом. Скатывали бочки с квасом и сбитнем. Начальник лазарета – Фока Жук, подбежал к нам. Фока у меня по компу получил высшее медицинское образование – он был хирург от Бога.

А сейчас, теребя меня за золотую пуговицу кафтана, требовал медикаменты.

– Светлый хан, лекарства нужно срочно, иначе не ручаюсь за здоровье раненых.

– Список приготовил?

– Сей момент, – я выдернул из кармана халата тугой рулон бумаги.

Я развернул – список оказался в два метра длиной.

– Фока, ты обалдел, где я тебе столько возьму?

Урезай наполовину.

Начальник лазарета закатил глаза и затарахтел, как пулемет – его возмущенные вопли разносились по всей округе. Я обернулся и сказал вполголоса:

– Вася, ведро холодной воды.

Адъютант исчез, а через пару минут Жук замолчал, недовольно отфыркиваясь.

– Не кипятись, начальник, чем смогу, тем помогу. Веди к самым тяжелым.

Сломался я на сорок втором раненом – упали шторки.

Очнулся от холодной воды, льющейся на физиономию, гаркнул: