Горные дороги бога Иванова Вероника

Он-она хмыкнул, все еще глядя мимо меня:

— Выпрашивая? Требуя! И не пожертвования, а узаконенные сборы.

Теперь я снова запутался.

— Насколько мне известно, кумирни существуют на средства дарственной казны и деньги, что по доброй воле отдают люди, благодарные за помощь. При чем тут закон?

— Этого мало. Армию должны содержать все жители. Поголовно.

Сейчас он говорил не своими словами, а словно повторяя речи держательницы, иначе откуда мог взяться этот тон, презрительный и самоуверенный?

— На каком основании?

— Помните, кто здесь главный?

— Смотритель.

— Он может приказать все что угодно.

— Но с какой стати…

Прибоженный наконец-то посмотрел мне в глаза:

— Он исполняет ее желания. Не совсем уж все и не мгновенно, но исполняет. А значит, и это рано или поздно станет законом для жителей Ганна-Ди.

Невероятно? Увы, нет.

Последняя новость не удивляла, в отличие от предыдущих. Мужчины часто стремятся угодить женщинам. А Смотритель — мужчина, так почему бы ему не…

На мгновение мне захотелось убить Керра. Хотя бы один раз. А лучше два, и без передышки. Что я знал о своем собственном чине? Да ничего. Кроме якобы безграничной свободы в решениях. Не было никакой присяги или клятвы на верность, только невнятные разговоры. Никто не зачитал мне список прав и обязанностей, который непременно должен был существовать, если только…

Если только Смотритель и вправду не являлся сам себе и Дарохранителем, и Божем, и Боженкой.

Я сразу решил, что должен опекать дольинцев, как любящий родитель. Но для меня-то несение службы давно уже стало необоримой привычкой. А как Роалдо Лиени получил свой нынешний чин? Кем был этот человек до приезда в Ганна-Ди? Носил знак, серебряный или золотой? Не верю. Тогда проще было соорудить здесь Наблюдательный дом, пусть и крохотный, как в том же Руаннасе. И предзвенником не мог быть, потому что из них только одна дорога — в Цепи. Разве что дозвенником?

Я часто встречал таких во время службы. Унылых, скучных, дурковатых или озлобленных на всех и вся. В Сопроводительном крыле дозвенников было немного, но и их хватало, чтобы жизнь не казалась легкой. Они не могли продвинуться дальше, чем находились. Иногда в силу происхождения и способностей, но как раз эти несчастные были вменяемее остальных. А вот те, кому отказали в продвижении капризом начальства, почти всегда превращались в чудовищ. И понятно почему. Я бы тоже сошел с ума, каждый день перенося кипу бумаг из одного конца коридора в другой и зная, что мои труды на самом деле никому не нужны. Если такой дозвенник волей случая стал вдруг Смотрителем…

Нет, хочется все же верить в лучшее.

— Итак, держательница воспользуется смертью одного из… А кстати, кто они такие, эти стражи божьи?

— Воспитанники кумирни. Их родители получили за них немного монет. В тот год как раз был неурожай, и многие крестьянские семьи были готовы на все, чтобы выжить.

— Почему же им не помог совет поселения? Ссудить едой или деньгами разве трудно было? Ведь это же прибыльная вещь — должники.

Прибоженный рассеянно кивнул:

— Прибыльная… Только те бедняки были не из Ганна-Ди. Они жили на межселенных землях.

— И им не у кого было искать помощи, кроме как…

— У того, кто сам принадлежит только границам Дарствия, — закончил мою мысль он-она.

Умно. За горсть медяков у таких, в сущности, почти бесправных людей можно купить, а значит, получить в полную собственность все что угодно. Даже послушных слуг. Хотя вернее было бы называть их рабами.

— Это не должно нравиться людям.

— Тем, кто продался? Почему? Они сыты, у них есть крыша над головой. А детство осталось где-то позади и кажется чем-то вроде дурного сна.

— Нет, я говорю о других. О жителях поселения.

Губы прибоженного скривились в подобии улыбки.

— А, им… Конечно, не нравится. Но выбора нет, особенно после того, как Смотритель стал открыто поддерживать держательницу. Он ведь может делать что хочет. Пожизненно.

— Даже если его действия идут вразрез с обязанностями?

— А у Смотрителя есть какие-то обязанности? — искренне удивился он-она.

— Вообще-то…

Опять перестал понимать происходящее. Или Блаженный Дол живет по законам, не повторяющимся более нигде во всех землях Дарствия, или местные жители не понимают, что вправе не только выполнять, но и требовать.

— Люди и земли вверяются Смотрителю в безраздельное попечение до самой его смерти, — тем временем процитировал прибоженный какую-то хорошо знакомую ему бумагу.

Попечение, да. Но какие разные вещи можно понимать под этим словом…

— Бож с ним. Вернемся к главному. Убитый будет предъявлен перед советом поселения?

— Вне всякого сомнения. Как жертва чужаков, если не удастся убедить всех в обратном.

Или хотя бы посеять сомнения — вот это самое вероятное.

— Есть только одна трудность… Большая, — чуть приуныл прибоженный.

— Что за трудность?

— Орудие убийства.

Ах да, идол.

— А что такого?

— Держательница будет настаивать, что это преступление не только против людских законов, но и против веры.

— Пусть настаивает.

Он-она посмотрел на меня с подозрением:

— Разве это не осложняет дело?

Я позволил себе не отвечать. Только улыбнулся. И похоже, моя улыбка окончательно успокоила прибоженного. Настолько, что тот повернулся к двери, собираясь уходить, но прежде предупредил:

— На вашем месте я бы не пытался выходить этой ночью даже во двор. Стражи расставлены у всех входов и выходов, а они могут подумать… всякое.

— Разбирательство состоится завтра?

— Утром. Или днем. Как решит Смотритель. Но вряд ли у него получится долго тянуть время.

Если влияние держательницы действительно значимо, все начнется так рано, как только возможно. Значит, стоит лечь и попытаться выспаться всласть. А чтобы сон не прерывался размышлениями, осталось задать последний вопрос:

— Зачем все это нужно вам?

— Что нужно? — обернувшись, приподнял брови прибоженный.

— Мешать начальнице всеми силами, рискуя кучей жизней, но в первую очередь своей?

Он-она снова отвел взгляд в сторону. Я мог видеть его лицо лишь вполоборота и все же ясно различил помимо грусти в чертах, вновь ставших миловидными, почти девичьими, робкую нежность. Она же сквозила дуновением ветра в каждом раздавшемся слове:

— Я не хочу ее потерять.

Наставники всегда твердили нам: безгрешный человек спит сном младенца. Вряд ли они готовили учеников Сопроводительного крыла к каждодневному отчаянному вранью, но и в самом деле нет лучшего подспорья обману, чем свежесть беззаботного отдыха, в полной мере отраженная на вашем лице. Правда, одержимой служанке такой способ, в отличие от меня, был не только не нужен, а противопоказан, потому что бдение у постели все еще бессознательной девицы к крепкому сну располагать не могло. Неудивительно, что утром на лице южанки явственно обозначились морщины и темные пятна под глазами, похожие на синяки, а я…

Я лишь сладко позевывал, открывая дверь настойчивому стуку прибоженного и объявлению:

— Смотритель Ганна-Ди желает говорить с вами.

Он стоял посередине соседней комнаты, этот Роалдо Лиени. И равнодушно смотрел в распахнутое еще с вечера окно.

Совсем еще не старый, не такой гриб, как мой предшественник, счастливо упокоившийся где-то на просторах Блаженного Дола, а скорее годящийся мне в старшие братья. Высокий, суховатый, с виду немного нескладный. Впрочем, Смотрителю ловкость движений и не полагалась: все должны были делать особым образом подготовленные охранники. Правда, кого-то вроде Ньяны рядом не наблюдалось, зато знакомые вышитые мундиры постоянно мелькали на границе зрения. Интересно, он не успел обзавестись подручным, напичканным демонами, или решил положиться на обычных людей?

На звук шагов Смотритель повернулся, позволяя рассмотреть себя с ног до головы. Долгополый кафтан, не новехонький, но выглядящий все еще богато, был расстегнут по всей длине, выставляя на свет божий изрядно мятую рубашку. Спал мой «товарищ по оружию» в ней, что ли? И штаны, похоже, на ночь не снимал. А если присовокупить к этим деталям набрякшие веки и красноватые прожилки в глазах, можно решить, что управитель Ганна-Ди провел большую часть прошедшей ночи в компании с выпивкой. Вот бы узнать, пил-то с горя или от радости?

— Прошу простить за ранний визит. Служба, понимаете ли…

Голос у него был бесцветный, под стать внешности. Но если такого человека назначили Смотрителем, должна иметься причина. Пусть нелепая, вроде моей, зато веская для того, кто распоряжается чужими судьбами.

— Вы хотели поговорить со мной?

Роалдо Лиени на мгновение задумался, словно прозвучавший вопрос поставил его в тупик, потом рассеянно кивнул:

— Да. Разговор. Нам нужно поговорить. Нам всем. Но не здесь.

То ли ему самому было неуютно беседовать в комнате, пол которой залит кровью, то ли в намерения Смотрителя входило уберечь нас от неприятных воспоминаний, только южанка, услышав окончание фразы, испуганно вздрогнула:

— Девонька моя… Я не могу ее оставить одну!

Роалдо Лиени сморщился, глядя на побледневшее лицо женщины, и, видимо, собрался обосновать свое решение, но с появлением на сцене нового персонажа оказался избавлен от необходимости настаивать или угрожать.

— Я присмотрю за вашей девочкой, не беспокойтесь, — пообещал от дверей проникновенный женский голос.

Шнурок на корсаже Лус был затянут не до конца, из-за чего казалось, что грудь девушки, прячущаяся под кружевами, пышнее, чем в действительности, а мило растрепанные волосы обрамляли нарочито сонное личико. Девушка прошла мимо меня, задержавшись на мгновение, чтобы коснуться губами моей щеки и громко шепнуть: «Не опаздывай к завтраку, дорогой!», присела на постель рядом с неподвижным телом и принялась расправлять юбку. Складочку за складочкой.

То, что я смотрел в сторону своей «супруги», было понятно и естественно. Но вместе со мной на пальчики, скользящие по шелковистой ткани, во все глаза пялился и кое-кто другой. Кое-кто, кому, если верить рассказам, было отказано в праве обзавестись семьей.

— Куда мы должны пройти?

С тем же успехом можно было кашлянуть или изобразить какой-то другой звук: мой вопрос остался без ответа. Удалось лишь оторвать взгляд Смотрителя от прелестей белокурой девушки, которая, строго говоря, девушкой не была вовсе.

Пришлось напомнить:

— Вы хотели поговорить?

— Да. Поговорить. Это рядом. Пойдемте.

В коридор он вышел слишком поспешно для своего высокого положения. Я пропустил вперед служанку и обернулся, чтобы еще раз увидеть картину, достойную кисти лучшего придворного живописца и места в покоях для уединения души и тела: двух юных дев на одной постели. Судя по напряженной спине шагающего впереди Смотрителя, он тоже был бы не прочь задержаться. Но служба, понимаете ли. Служба звала за собой.

В комнате, куда нас проводили, было пустовато, должно быть, лишнюю мебель из нее вынесли, чтобы освободить место для всех желающих присутствовать при беседе. Вернее, при допросе. Хотя то, что Роалдо Лиени избегал упоминать это слово, могло говорить о неуверенности. Вот только в чем именно?

И конечно, главная виновница происходящего, выставленная злодейкой, тоже была здесь. Хрупкая, небольшого роста, в противовес Смотрителю, немного болезненного и отрешенного вида, женщина в белой мантии, с прямой спиной сидящая на скамье у окна, не казалась опасной. Разве что немного изможденной: пальцы рук, сцепленные в крепкий замок на коленях, выглядели как кости, обтянутые кожей, а синяки вокруг глаз, пожалуй, были куда темнее, чем у южанки. Однако при всем при этом во внешности держательницы не проявлялось ничего страдальческого, словно я видел перед собой не лицо, а тщательно нарисованную маску, под которой скрывался актер, плохо знающий свою роль. Или ненавидящий ее всей душой.

Нам сесть не предложили. Смотритель тоже остался стоять, может, из некой солидарности, а может, рассчитывая что-то спрятать за постоянным движением по комнате.

— То, что случилось вчера, весьма прискорбно. Жизнь и смерть человека — в руках божьих, и когда кто-то мнит себя Божем, решая кому жить, а кому умирать, это преступление не только перед людьми, но и перед небесами. — Искренности в его голосе не чувствовалось: сказанное больше походило на заученную речь, смысла которой чтец не понимает и понимать не собирается. — Однако убийца выступил не только против такого же смертного, как и он сам. — Смотритель подошел к столу и сдернул платок с давешней статуэтки, открывая нашим взглядам деревянную резьбу, как морилкой, пропитанную кровью. — Это орудие убийства было выбрано неспроста. Тот, кто им воспользовался, опасен. Он должен быть пойман и примерно наказан за свое злодеяние.

Несомненно, он репетировал свое выступление, потому что пытался сделать тон угрожающим и зловещим. Наверное, на более непредвзятых зрителей все это должно было произвести впечатление. Но только не на тех, кто еще вчера стал участником небольшого провинциального заговора.

— Согласен. Полностью согласен с вами, — с серьезным видом кивнул я. — Но, право, не знаю, чем могу помочь.

— Вы присутствовали на месте убийства.

— Я не видел, как убили того человека, если вы это имеете в виду. Слишком поздно вошел в комнату.

— Но что-то вы все-таки видели? — уточнил Смотритель.

— Чью-то спину.

— И?

— И она быстро удалилась в окно. Я не смог бы помешать убийце уйти, даже если бы попытался. Просто не успел бы дотянуться и до края одежды.

— Как убегавший был одет?

Роалдо Лиени старался показать, что заинтересован расследованием, но делал это слишком неловко, словно впервые сталкивался с подобным делом. Какие вопросы задавать, он, конечно, знал. Должно быть, при назначении на должность ему, в отличие от меня, выдали определенные инструкции. Но знания без истинного намерения действовать висели в его голове мертвым грузом.

— Как обычно одеваются мужчины? Голой кожи я не заметил, значит, штаны, сапоги и куртка точно были на нем.

— Какого вида и цвета?

— Темного. В смысле, трудно было разобрать, ведь уже вечерело, а в комнате горела всего одна лампа.

— Всего одна? — Смотритель повернулся с вопросом к служанке.

— Госпожа желала отдохнуть, — бесстрастно ответила та.

— Как удобно для злоумышленника!

Я бы тоже так съязвил, окажись сейчас на месте Роалдо Лиени. Но правда жизни заключается в том, что любое событие происходит именно тогда, когда ему удобно произойти. Насколько странными и искуственно созданными ни казались бы сопутствующие обстоятельства.

— Госпожа желала отдохнуть, — упрямо повторила одержимая.

Даже если бы прибоженный вчерашним вечером не рассказал о сговоре своей начальницы со Смотрителем, меня все равно удивило бы то, что никто не задает вопрос, почему страж божий вдруг вообще оказался на месте преступления, да еще в виде жертвы. А раз удивило бы…

— Тот человек знал, что делает.

На меня обратились сразу два взгляда, туманный и лихорадочный. Я сделал вид, что немного смутился, и продолжил:

— Наверное, он следил за… убитым.

— Почему вы так решили? — Вот теперь стало заметно, что Роалдо Лиени по-настоящему любопытничает. — Он ведь мог собираться напасть на кого-то еще. На вас, к примеру.

— Что же мешало ему это сделать раньше? До того, как в трактир вошли… эти, как их… Стражи божьи. Я правильно запомнил название?

Держательница моргнула, но не ответила.

— Раньше? — переспросил Смотритель.

— Ну сами посудите, куда безопаснее учинить разбой, когда поблизости никого нет. А тут внизу полным-полно молодых сильных парней, готовых помочь всем, кто оказался в беде… Не так ли?

На сей раз она кивнула и весьма самодовольно подтвердила:

— Разумеется. Эти дети воспитаны в любви к ближнему и заботе о нем.

— О чем и говорю! — воодушевленно подхватил я. — Кто полез бы грабить и убивать рядом с ними?

— Чужак, не знающий здешних правил, — отрезала держательница.

— Если он смел и безрассуден. Но больше похоже на другое.

— А именно? — В разговор снова встрял Роалдо Лиени.

— Убийца хотел убить именно того, кого убил.

Мои слова заставили женщину в белой мантии заметно напрячься и сцепить пальцы до белизны суставов.

— Как это?

— Может быть, тот несчастный чем-то ему навредил? — предположил я.

— Воспитанники кумирни безгрешны!

У меня с языка едва не сорвалось: «А их наставница?» В самом деле, такое настойчивое утверждение невиновности куда подозрительнее другого поведения. И если бы Смотритель не был заодно с держательницей, он ухватился бы за горячо сказанные слова. Вернее, я бы на его месте ухватился.

— А что, если… — Я намеренно осекся, расширил глаза, попеременно глядя то на Роалдо Лиени, то на женщину в мантии.

— Что? — спросили оба чуть ли не хором.

— Вдруг это он хотел причинить вред. Но не только тому, кого убил, а…

Очередная нарочитая пауза вынудила моих слушателей нетерпеливо спросить:

— Кому?

— Верующим. И делу веры конечно же.

Держательница бессильно прислонилась к стене. По подрагивающим губам женщины было заметно, как долго она ждала произнесенных слов и теперь не верила тому счастью, что они прозвучали из уст человека, ничем не заинтересованного и ни к чему не причастного.

— Потому он и сделал оружием это, — указал я на статуэтку. — Ведь проще и надежнее было взять нож.

— Да. Несомненно, — признал Смотритель.

— Он выступил против веры.

Ее голос окреп мгновенно и сейчас еще больше не соответствовал изможденному виду, чем раньше. Но кроме того, стал спокойным и ровным, как будто убийство не породило бурю в плавном течении жизни, а подействовало ровно наоборот.

Что ж, все желающие получили свое? Значит, пора и мне поработать на себя.

— А еще он знал, куда идет.

— Что вы хотите сказать? — Роалдо Лиени так охотно ухватился за мой вопрос, как будто только что достигнутый результат ему чем-то не понравился.

Я сделал вид, что глубоко и мучительно задумался, а потом медленно, делая многозначительные паузы, проговорил:

— Знал расположение комнат. И сумел подняться наверх незамеченным. А может, уже прятался где-то здесь.

Возможно, они оба почувствовали неладное. К примеру, что беседа свернула с того пути, который виделся им самым удобным. Но оба не смогли удержать в узде азарт, хором спросив:

— И?

— Чужак или незнакомец смог бы пройти в трактир, не вызывая подозрений? Думаю, у здешней хозяйки все гости наперечет.

Держательница разочарованно куснула губу. А вот ее сообщник вдруг почему-то расслабился.

Рано. Еще рано. У меня в запасе остался последний, можно сказать, убийственный ход.

— Наверняка он местный житель. И если он местный… — Я потрясенно прикрыл рот ладонью.

— Что вы хотите сказать? — повторил Смотритель, заметно подавшись вперед.

— Это могло быть предупреждением.

Женщина побледнела, как полотно мантии, а Роалдо Лиени, явно озадаченный ничуть не меньше своей приятельницы, вытаращился на меня, ожидая продолжения откровений. И я не стал заставлять благодарных слушателей ждать слишком долго:

— Знаком для того, в чьем подчинении находился убитый.

Атьен Ирриги, мой последний спутник по долгу сопроводительской службы, никогда не уставал повторять, что в любом событии уровня дарственной важности можно найти чей-то личный интерес. И если это тебе удалось, считай, дело сделано: человек всегда охотнее и надежнее ухватится за обстоятельства, касающиеся его жизни, чем за пусть и страшную, но далекую от стен дома угрозу.

Вопросы могли быть еще заданы. Я на месте Смотрителя Ганна-Ди не спешил бы распускать свидетелей убийства так скоро, но женщина в белой мантии не видела и не слышала больше ничего, кроме моего невинного предположения. Даже не смогла усидеть на скамье: вскочила, сделала несколько нервных шагов по комнате и, только сообразив, что находится не в одиночестве, взяла себя в руки.

— Мне нужно идти.

Нельзя сказать, что Смотритель удивился желанию сбежать. Скорее, расстроился, и в следующее мгновение стало понятно почему: Роалдо Лиени глубоко вздохнул и протянул держательнице свою руку. Для опоры.

— Я провожу вас.

Несколько вдохов я колебался: переспросить касательно своей дальнейшей судьбы и судьбы служанки, или не стоит бередить воду в едва затихшем омуте. И все-таки молчание показалось мне наилучшим выходом, ведь если с начальственных уст не слетело ни единого слова, значит, никаких приказов отдано не было.

Одержимая южанка вылетела за дверь комнаты сразу же, как только Смотритель и его спутница скрылись из виду. Я отправился следом, хоть и не так поспешно. А куда было торопиться? Юная девица все так же беспамятно лежала на постели, разве что выглядела чуть розовее, чем вчерашним вечером.

— Думаю, самое время убираться отсюда.

Лус подняла на меня карий взгляд:

— Именно сейчас?

— Наши недруги заняты своими делами, и им будет не до нас. Несколько часов по крайней мере.

— А как же молодчики, выставленные в караул? — усмехнулся демон. — Тебе одному с ними не справиться, а из меня помощник тот еще.

Я не стал разубеждать его в ограниченном представлении о моих возможностях. Он не мог узнать всего, деля со мной тело, а резню во дворе дома верховного бальги опрометчиво относил исключительно на собственный счет, отказывая мне в умении… Да и Бож с ним. Главное другое:

— Никакого караула больше не будет. Если я правильно представляю себе развитие событий.

Лус недоверчиво прищурилась, ловко подобрала юбки, метнулась к окну и обшарила внимательным взглядом окрестности.

— А знаешь… Ты прав, — признал демон. — Никого.

— Я на это рассчитывал.

— И как тебе удалось? — В голосе Лус послышалось настороженное удивление.

— Очень просто. Намекнул, что убийство совершили, чтобы сказать держательнице: ты следующая.

— И она купилась?

— Как видишь.

Узкие ладошки ударились друг о друга в звонком хлопке.

— Браво! Значит, путь свободен?

— Да. И все же медлить опасно. Вдруг ей в голову стукнет идея о том, что неплохо было бы закрыть границу?

Демон согласился:

— Это самое вероятное. Когда первый страх пройдет. Что ж, поторопимся… Собирайтесь! — обратился он к южанке, но та словно не слышала, о чем мы говорили.

Она сидела на краю постели рядом со своей дочерью-воспитанницей, взяв ее неподвижную ладошку в свои, и сама в эти минуты была похожа на изваяние. Не такое странное, как то, что послужило орудием убийства, но, если вдуматься, тоже двойное: с виду человек, а внутри…

— Ты меня слышишь? — переспросил демон по имени Конран. — Надо уходить, пока никто не опомнился.

— Идите, — бесстрастно разрешила одержимая. — Я остаюсь.

— Это опасно для тебя!

— Опасно только лишь для меня, — уточнила южанка. — А бежать — опасно для нее.

Лус нахмурилась, переводя взгляд с исполненного решимости и нежности лица одержимой на меня:

— Плохое решение.

— Ее решение, — заметил я. — Пусть делает что хочет.

— Мы не можем оставить ее здесь.

— Не можем?

Наверное, смешок в моем голосе прозвучал слишком явно, потому что демон скривил девичье лицо в страдальческой гримасе и уточнил:

— Я не могу.

В какой-то мере мне уже были привычны его метания в решениях из стороны в сторону, и это еще раз доказывало, что, чем бы он ни занимался у себя дома, в его задачу входило не просчитывать ситуацию на сотню шагов вперед, а делать всего один шаг. Зато самый правильный в пределах очередного мгновения.

Я поступал примерно так же во время службы: будущее интересовало меня не далее чем на пару минут вперед, главное, дожить до их истечения, сохранив Ведущего в целости и сохранности. Полезные качества? Весьма. Но сейчас нам не помешал бы товарищ, умеющий заглядывать чуть подальше. Скажем, хотя бы на день вперед.

— В чем трудность?

— Это первый достойный… соотечественник, встреченный мной. И первый, кто не хочет отнимать чужие тела.

— При этом с легкостью отнимающий жизни.

— Да. Жизни. И если понадобится… — В карих глазах вдруг радостно сверкнули алые искры. — Она будет убивать людей, чтобы защитить свою дочь. Тебе понравится куча смертей?

— Она не…

Лус поманила меня пальцем к окну:

— Что ты видишь там, внизу?